Влад Грозный
Дорога Огней
Но сомнения созданы для того, чтобы искать правильный путь.
– Я не могу тебя убить, – грустно ухмыльнулся я. – Кое-кто заслужил право судить тебя гораздо больше… Но я не могу. Просто не могу. Странно, но ее боль режет в разы сильней.
Гибар поймал мой усталый взгляд и не собирался отпускать. Он догадывался. Знал, что не смогу. И потому торжествовал.
– Наивный, закостенелый… и слабый. Как же я ошибался в тебе, Каднер, – медленно качал головой герцог. – Но ошибаться – это нормально. Недооценить врага – тоже нормально. Но не добить своего врага – верх глупости.
Он поднял руку. Первый слой потолка начали осыпаться, явив под собой еще один… И на нем тоже были руны. Вернее, всего одна, но величиной с весь купол.
И я прекрасно знал, что это за рисунок, хоть в жизни его не видел. Что-то задрожало внутри, лицо запылало, налилось жаром по сетке шрамов. Это было невозможно. Учителю понадобилось полжизни, чтобы из десятков фолиантов воссоздать эту руну на практике, и еще дюжину лет, чтобы внести ее в посох. Его чертежи сгорели вместе с ним, и я не мог представить, что где-то в мире есть еще книга с этим знанием…
Мне хотелось верить, что пламя Хаоса больше не увидит Божий свет. Но все обернулось по-другому. Кровь медленно-медленно превращалась в черный пепел, от краев к центру. Я попытался мысленно дотянуться до руны, чтобы вытолкнуть Гибара, перехватить его, не дать ему явить эту беспощадную мощь миру, однако загорающееся фиолетовое пламя полностью овладело моим вниманием. Первозданный Хаос. Божественная суть. Абсолютное зло… Нет, это не так. Ведь это был инструмент, которым я пользовался годами. И он спас множество жизней, включая мою.
Пламени было тесно. Оно пожирало потолок и землю, все, что попадалось на пути. Окраина купола утонули в обгрызанных огнем обломках. Еще одна вспышка, и заклинание вырвалось на свободу. Я слышал крики, шум, лязг, но не мог оторвать от этого по-своему прекрасного зрелища. До тех пор, пока жадное порождение не рухнуло вниз, прямо мне на голову…
Пожирать… Уничтожать… Возвращать к изначальному облику… Это было внутри меня. Оно уже отозвалось и рвалось наружу, но почему-то не могло. Почему?
И меня осенило. Оно требовало толчка, разрешения, приказа. Ведь по сути… Я стал руной.
Нужно лишь дотянуться и рассыпать. Простой шаг, который я выполнял сотни раз.
Кожа разорвалась, обуглилась, потрескалась. Монстр выбирался наружу, словно из скорлупы, прямо навстречу своему собрату. А я… Я улыбался кровавыми потрескавшимися губами. Малефикар внутри меня ликовал от этого безумного фейверка. Если Хаосу суждено что-то уничтожить, так пусть он уничтожает сам себя…
Жгучий треск, пронзительный свист и какие-то непередаваемые звуки вкручивались в уши. Камень постамента ударил меня в затылок и хребет. Пальцы успели схватиться за артефакт, пачкая его в крови. Лицо… Лицо превратилось в искареженный кусок мяса, который недоготовили на огне. Только легкий холодок сверху освежал меня слабыми порывами. Пожалуй, так невыносимо плохо мне не было никогда до этого.
– Вот, про что я говорил, Каднер. – донеслось до меня, когда шум чуть стих. – Для силы дух не нужен, но для победы необходим. У тебя может быть сотни козырей в рукаве, но помогли ли они тебе? Результат предопределен. Твоя смерть – закономерность.
– Твоя смерть – закономерность.
Рели не торопилась, медленно шагала к своему отцу. Время есть, торопиться некуда. Результат предопределен. Его смерть – закономерность.
– А, ты меня уже не слышишь. Ладно. Скажу напоследок… Я до сих пор не хочу тебя убивать. Да, также, как и ты не хотел. Ради Рели? Это ложь. Мы все сталкиваемся с трудностями, но я умею их преодолевать и достигать целей.
Гибар опустился к обезображенному телу Каднера. Рели, грустно улыбнувшись от слов отца, шагнула вперед. Эта ответственность лежит только на ее плечах.
Цепочка кулона, словно удавка, впилась в шею вампира. Артефакт налился светом и стал уверенно жечь плоть вампира. Рели со спокойствием ассасина наблюдала, как ее собственный отец, рыча от боли, бессильно хватался за кулон и жег сво пальцы.
– Покажи… мне свое… лицо! – гневным прерывистым шепотом пронеслось по остаткам зала.
– Ты его прекрасно знаешь, – холодно проговорила Рели, не позволяя себе проявить слабость.
Гибар пытался что-то произнести, но все не мог. Его почерневшее горло дергалось, булькало, но не извергало слов. И дочь была этому рада. Пусть умрет молча.
Наконец Гибар упал на колени и уронил голову на грудь. Смерть нашла его раньше, чем бессмертие. Рели опустила руки. Вот теперь… Все кончено.
Каднер был без сознания. Его маска слетела, обнажив обугленные куски кожи, мантия опалилась, кольчуга зияла дырами, но слабое дыхание чувствовалось. Значит, выкарабкается. Нужно только подождать…
– Эй, есть кто? – раздалось сверху.
– Кто там? Лигнея, это ты? – ответила Рели.
– Рели… Я из-за пыли ничего не вижу! Что у вас происходит?
– Гибар мертв! Каднер без сознания. Вы можете спуститься?
– Здесь имперцы. Скоро будет и император, и Патриарх. Мы притащим веревки и поможем!
Рели облеченно выдохнула и присела рядом. У нее на поясе было несколько склянок, и она начала смачивать бинты, чтобы наложить их на самые изуродвованные участки плоти.
В зал ворвалась Лиза. Ее взгляд упал на тело Гибара, на укрытое тканью лицо Каднера и хмурую Рели, прикрывшую глаза. Звуки шагов привлекли ее внимание, и вампирша схватилась за клинок.
– А, Лиза…
– Я принесла оставшиеся книги. Кажется, больше здесь никого нет. Дай мне взглянуть на него.
– Знаешь… мне не очень нравится, что ты плетешь свои интриги втайне от нас.
– Я делала только то, о чем просил меня Каднер, – нахмурилась Лиза. – И ничего более. И… Вот это плохо. Дыхание исчезло. Ему становится хуже!
– Что ты имеешь в виду? – напряженно замерла Рели.
– Дыхание Бездны! Он же лишился пламени Хаоса, что его питало! Он… Он теперь словно обычный человек…
– Я все потратила… – растерянно оглядывалась в поисках зельях инквизитор.
– Дыхание Бездны… – выдохнула бард. – Я… Я… Может быть, получится что-то сделать, но поклянись, что ты ничего не расскажешь остальным!
– Опять секреты? Каднер слишком много тебе доверяет!
– Каднер уж точно не должен об этом знать! – шикнула Лиза. – Если я не вмешаюсь, он умрет!
– У тебя были бусы…
– Они вернулись к Лигнее. Я хочу, чтобы Каднер жил, но никто не должен знать…
– Хорошо, хорошо… – вздохнула Рели. – Что нужно?
– Я смогу переделать его руну, – задумалась Роза. – Это возможно. Тебе нужно пить его кровь… Как ты делала это в Релице.
– Но я выпью его! Подожди… Ты малефикар?!
– Это неважно! – рявкнула девушка. – Не осушишь. Точнее, от этого он не умрет, продержится до Лорака.
– Ты должна объясниться!
– Да или нет?
– Да, но…
– Тогда умолкни. Мне нужно сосредоточиться.
Лиза схватила кисть Каднера и начала чертить руну на его руке. Рели бесилась за ее спиной, но не смела прерывать барда. Ее очень сильно беспокоили недомолвки и случайные встречи, и сейчас она опасалась ножа в спину как никогда.
Но жизнь одного конкретного инквизитора была для нее ценней.
Эпилог
Журчание приятно ласкала слух. Я, кажется, по колено был в воде, но не мог этого увидеть. Повязка на глазах мешала, но почему-то я искренне боялся ее снимать. А вот мантия и кольчуга исчезли, уступив легкой льняной рубахе. Я едва заметно улыбался, пытаясь пальцами нашарить соленые брызги и маленькие нежные волны.
– Ты устал, Каднер? – спросил меня откуда-то снизу бестелесный голос. – Открой глаза, дорога может быть бесконечна, но ты сам выбираешь, когда прервать путешествие. Падай.
Он не внушал доверия, как будто слишком явно искушал чем-то привычным и понятным.
– Нужно идти, Каднер, – молвил кто-то сверху. – Проснись, ты можешь дать людям то, что они ищут всю жизнь и отдают за бесценок. Шагай.
Знакомые заветы церкви… В них яд разбавляли кровью, слезами и золотом.
– Нельзя вечно отдавать! – возмущался один.
– Нельзя поддаваться отчаянию. – спорил второй.
– Это не отчаяние, а награда!
– Жизнь состоит не только из жертв.
– Да, как же глупо звучит… – вмешался третий.
Вмешалась. Конечно, я не смог бы так просто умереть, не успев пообщаться с Пустотой. Ненавистный фиолетовый цвет хотя бы не мозолил глаза… Но даже так я был слишком счастлив, чтобы по-настоящему огорчиться ее прибытию.
– Не слушай этих паразитов, Каднер. Они хотят нажиться на тебе.
– Я хочу потрогать воду. Окунуться Воздух режет солью. Это море?
– Не уверена… Может быть, даже океан. Но это выбор, и ты не уже не сможешь выбрать что-то другое…
– Жаль. Я очень хотел увидеть море. Особенно в шторм, когда волны пенятся. Если бы я умел любить, то любил именно эту картину. Скажи мне, здесь красиво?
– Красиво, – задумчиво ответила Пустота. – Небо нежно-розовое, как во время раннего заката. А гладь совсем прозрачная, будто воды нет совсем.
– Я хотел бы остаться здесь. Почему нет места, куда люди попадают после смерти?
– Оно было, – с дрожью в голосе ответила богиня. – Мы хотели, чтобы люди не перерождались, а получали за свои деяния… но этот рай был уничтожен нашими же руками.
Я молчал, Пустота тоже. Только два голоса бессмысленно щебетали, словно драчливые воробьи. Я осторожно потрогал нос, который щекотал морской воздух.
– Боги интересуются тобой, даже вне твоего желания. Послушай, я хочу еще раз увидеть тебя на сцене. И могу вытащить тебя отсюда иным путем, если ты согласишься на мою сделку…
– Сделка… – я попробовал на вкус это слово и поморщился. – Не для тебя. Разве ты Богиня сделок?
– Не начинай, – недовольно фыркнула Пустота. – Озвучить мои условия?
– Не надо. Это неправильно. И дело даже не в том, что я должен тебе что-то отдать взамен. Ты этого не хочешь, просто еще… не понимаешь.
– Да? – в возгласе надоедливой богини послышалась усмешка. – И кого ты выберишь? Первый – змей, что пытается добраться до твоего сердца? Второй – безликий манипулятор, что хочет использовать тебя без остатка? Или третья – существующая богиня, у которой точно есть силы?
– Тогда… – от боли в груди и детской обиды я перестал дышать. – Тогда почему ты не спасешь этот мир? Потому что он для тебя лишь сцена?
– А, вот к чему ты… Все гораздо сложнее. Если бы ты только знал…
– Конечно… Смертным не пристало поднимать голову. Они должны слепо верить, – разочарованно ответил я.
– Могу расказать, но тогда твой мир будет обречен на гибель. Не хочешь этого? Не хочешь. Тогда выбирай.
Я обернулся на заунывную песнь за моей спиной. Где-то вдалеке сотни мелких и крупных огней поднимались по горе наверх. Мои глаза были завязаны, но я все равно видел, как вереница белых мантий и тусклых отблесков начищенных доспехов поднималась в горы. Я все равно видел тяжелые каменные гробы, навечно спрятавшие тела мучеников от этого мира. Эти свечи и цветы в их честь, но…
Дорога Огней почитает не тех, кто пал… А тех, кто помнит павших.
– Обернись, Пустота. Посмотри. Это скорбь… Но ты об этом не знаешь. Твоя гордыня не позволит узнать.
На несколько секунд даже спорящие голоса затихли. Богиня молчала, но по моей коже прошлась волна ее неудовольствия, легкого гнева и даже страха. Я грустно кивнул ее несовершенству. Мне наверняка никогда не осознать корень этих противоречивых чувств… Но моя вера обращена далеко не к божественной природе.
Я наклонился и, вопреки всем запретам и предупреждениям, опустил руки в воду. Прохладно. Мягко. Совсем не страшно. Ведь моего гроба там нет.
Но если Пустота требует выбора… Я его сделаю.
– Четвертый.
– Что? – опешила Богиня.
– Я выбираю четвертую.
– Что?! – я слышал, как голос Пустоты наливался гневом. – Ты думаешь, что с судьбой можно играть в игры? Запомни мое предостережение, Каднер! Наступит день, когда твоя дорога уткнется в тупик! Когда советы твоих мертвецов-наставников утихнут, потому что их крошечная мудрость окажется бессильна! Когда тебе придется выбирать между смертью и гибелью, и больше не получиться держать меч в ножнах! Рано или поздно твоя удача закончится, мальчишка, и суровая реальность заставит тебя разбить твою собственную истину! Ты опустишься на колени, глядя на истерзанную осколками кожу, и поймешь, что все, чем ты жил, обернулось ложью!
Я спокойно повернулся в сторону Пустоты. Наверняка ее божественная ярость столь прекрасно пылала, что мое сердце наверняка не сдержала это величественной картины… но в этот раз мне было все равно. Все мои мысли были дома. Посвящать их ей я не собирался.
– Хорошо, – на моем лице появилась радостная улыбка. – Я разобью. Я опущусь. Я пойму. Но потом достану из своей плоти каждый обороненный осколок, испачканный в моей крови. Сожму их в труху и пыль… а потом начну собирать заново. Ломать и собирать, ломать и собирать… До тех пор, пока даже ты не застынешь в полном изумлении, до тех пор, пока твое холодное сердце не сожмется в том страхе, который могут испытывать лишь Боги. С одной стороны эта истина будет глупа, с другой – ужасна, с третьей – отвратительна… Но силуэт четвертой окажется столь совершенен, будто каждая частичка нашла свое давно потерянное место. Но, самое страшное… Эта истина не будет одинока. Ты будешь находить ее отголоски и силуэты в каждой погибшей душе, что попадется на твоем пути, и только тогда ты поймешь…
Я осекся. Хватит с нее. Пора просыпаться.
Мои пальцы стянули повязку.