Влад Грозный
Дорога Огней
Девушка вскрикнула и прильнула к Каднеру, чтобы в рывке утащить его за собой в море. Вода приятно холодила раны от раскаленных наконечников, а Рели, стиснув зубы, потащила инквизитора к берегу под дождем стрел. Она не показывалась над поверхностью, что только прибавляло трудностей, но вскоре ей удалось вынырнуть почти у берега.
Мали держал оружие наготове и о чем-то спорил с варварами. Те огрызались, трясли топорами, но нападать не решались. Пока паладин договаривался с дикарями, Рели приложила ухо к груди Каднера. И облегченно выдохнула, когда услышала слабый стук.
А дальше началось что-то невообразимое. Внезапно молния ударила по Мали, откидывая его к воде. Разряды зацепили северян и почти не достали до Рели. Воздух наполнился тихим неприятным гулом, под который на побережье появились разномастные наемники в кольчугах, доспехах и плащах. Убийцы мгновенно налетели на варваров, Рели пришлось доставать шпагу и приготовиться колдовать.
– Всех прикончить! – рявкнул их предводитель, пожилой, с утонченным лицом, но искаженным чуть изогнутым шрамом. – Каднера сюда!
Рядом с ним стояла невысокая девушка в откровенных восточных нарядах танцовщицы. Ее голая загорелая кожа встречала пронизывающий ветер, но от этого золотоволосая красавица с кровожадной улыбкой даже не морщилась. Она все порывалась достать скимитар и ворваться в битву, но ее останавливал маг в украшенном богатом халате, смешных очках и колпаком на голове.
Рели сразу окружила Каднера льдом и ринулась в схватку, стараясь не подпустить убийц ближе. Быстрые удары по сухожилиям, болезненные выпады по конечностям и мгновенные контрудары позволили девушке во всю ощутить превосходство Ордена над обычными людьми. Они были медленными, неповоротливыми, слабыми. Сталь быстро окрасилась кровью. Хотя обезвредить противников, не убивая их, было нелегко, Рели отступала уверенно, оставляя раненных и покалеченных воинов на мокрой земле.
Но успех развить не удалось. Внушительная сила подхватила ее и подбросила над землей. Рели закусила губу и попыталась привстать, но забавный маг щелкнул пальцем, и что-то тяжелое ударило в грудь с противным хрустом и повалило обратно. Инквизитор быстро выпустила несколько осколков в врага с левой руки, но мощные защитные чары отбросили лед в сторону. Она все еще пыталась подняться, готовясь дать магу отпор, но внезапно подскочившая танцовщица, безумно хихикая, шустро вспорола горло не успевшей поднять шпагу Рели.
Мали с глухим рыком отшвырнул щитом убийцу подальше и приготовился принять страшные заклинания мага. Волны воздуха пытались сдвинуть его с места, но паладин стойко держался и даже медленно шел вперед. Танцовщица оклемалась и вновь с нечеловеческой ловкостью атаковала Мали. Тот без труда подавил легкую девушку, заехал щитом по зубам и пронзил ногу мечом, но добить не сумел – новый заряд молнии пошатнул паладина. Тот отступил, быстро достал зелье и ополовинил склянку, пока его противники собирались с силами.
Многие из напавших погибли в жестокой схватке с племенем северян, но оставшиеся в живых пытались окружить Мали. Он же действовал четко и предельно жестоко, отрубая конечности и точными ударами лишая жизни бойцов. Маг не решался колдовать, тяжело дыша и опустошая флакон за флаконом. Танцовщица сильно хромала на одну ногу, но с дьявольской усмешкой шагала к паладину. А лидер же…
Лидер оказался за спиной воителя за долю секунды. Просто смазанная тень мелькнула там, потом здесь, и все подавляющее преимущество Мали испарилось. Он просто не успел ничего сделать, не успел развернуться, не успел поднять плечо, когда кинжал оказался в его шее. Рели безмолвно наблюдала за этим, но ничего не смогла сделать, лишь безвольно дергаясь.
Мали, словно матерый лось, отбивался от волков, но его силы таяли на глазах. Он пронзил одного, щитом проломил череп другому, снес голову третьему, но устало завалился и рухнул на колено. Броня отлично держала удары восточного оружия, но клинки проникали в любые щели и резали кожу паладина. Когда стая шакалов отступила, на земле остался лишь горячий труп Мали.
– Трупы забрать, оружия не оставлять. Куругай, осмотришь раненных чуть позже. И… вот он, Каднер. Еще живой! Отлично!
Под хруст льда раздались чья-то речь на другом языке. Рели почти не дышала, лишь прикрыла глаза. Она изо всех сил хотела что-то сделать, но слишком были тяжелы изнуряющие оковы, что тянули ее к земле…
– Я… Найду…
Глава 19
Я сидел в верхнем саду Гнезда. Обычно я здесь был не один, мне компанию составляли Торват или внезапно заявившейся Оракул. Раньше мог заглянуть Бертольд или другие мои спутники, что сейчас покоились в склепе в горах. Иногда заглядывал Лев или не слишком трезвый Курдан.
Но я ждал точно не их. Это был сон – вокруг клубился приятный молочный туман. Он не пугал, не таил опасности, а будто предостерегал, говорил: "Тебе еще рано уходить отсюда, подожди немного". А я ждал, сбросив маску и наслаждаясь кем-то заваренным чаем.
Когда-то давно Торват посадил в этом саду целую армию белых гортензий. Как-то он обмолвился, что сделал это ради меня, но я все не мог понять, что это могло значить. Эти цветы не вызывали у меня совершенно никаких эмоций, да и раньше я их не встречал. Но расспрашивать подробнее я не стал, понимая, что Торват ничего не расскажет, лишь раздраженно дергал плечами, когда проходил рядом.
Из тумана появилась фигура в пышном платье. Я узнал ее, она пыталась помешать мне спасти Теодора в поместье Хорька. Но сейчас дама как будто не желала проявлять инициативу, не хотела давить на меня, а пришла просто послушать.
– Здравствуй, Каднер.
– Добрый день.
Было в ней что-то… Потустороннее. Почему-то ее лицо казалось мне незнакомым, словно каждый раз, стоило мне встретиться с этими затягивающими фиолетовыми вспышками взглядами, мой память рассыпалась кусочками, сдаваясь непреодолимой силе.
– Что, не нравятся цветы, Каднер? – едва насмешливо бросила гостья. – Будь моя воля, я бы давно спалила каждый лепесток до тла.
– Не в этом дело. Я просто не помню, за что они должны мне нравиться или не нравиться.
– Да? – искренне удивилась дама. – Признаться, этот ответ был для меня слишком внезапен, и мой ответ пока еще слишком расплывчатый. Не мог бы ты рассказать мне, Каднер, что еще потерялась в глубине твоей головы?
– Есть кое-что, – неопределенно пожал я плечами. – Во-первых, это лица моих учителей.
– Ах, Бертольд и Лаарскнеф, – усмехнулась собеседница. – Понимаю. Это из-за того, что ты собственноручно убил обоих?
– Может быть. Мой разум – это дебри похлеще южных эльфийских лесов. Я до сих содрогаюсь от мысли, что все могло быть иначе… В обоих случаях
– Но не это трогает тебя, – задумчиво протянула незнакомка. – Очень интересно. Ты смирился не с их гибелью, а с болью от их убийства. Так проще? Забавно. Но время должно заглушить боль… Я это знаю на собственном опыте, поверь.
– Время относительно. Оно лечит, но иногда приходит слишком поздно.
– Очень красивые слова. Но это лишь начало. Что еще?
Я приподнял голову и едва втянул носом воздух, вдыхая до приятного резкий аромат сушеных листьев. Но в голову пришли другие слова…
– Запах мяты.
– Что? Действительно? – удивилась дама. – Этот момент я упустила…
– Мой учитель старел, медленно, но неотвратимо. И со временем пристрастился к мяте… любил добавлять ее к себе в отвар. Чем больше возраст брал свое, тем больше наш дом наполнялся этим ароматом. Навязчивым, чистым, свежим. Запахом надежды… Так говорила Лис.
– Неожиданно. Почему надежды?
– Мы надеялись, что наш учитель умрет, и оковы в виде рун у нас на спине исчезнут. Больше мяты, больше надежды. Мы очень любили ее, с удовольствием бегали на рынок.
– Тогда отчего тот аромат позабылся?
– Я… Я стал другим. Безумцем, что по локоть в человеческой крови. Я просто… не хотел пятнать этот запах своей скверной. Пусть… Пусть он еще немного подержится. Пусть даст мне надежду.
– Это сильно, – удовлетворенно кивнула леди. – В твоем случае это действительно важно. Но есть какая-то мелкая деталь, что-то, от чего все началось…
– Это не может быть мелкой деталью, – угрюмо ответил я.
– Так даже лучше, – восхитилась незнакомка. – Рассказывай!
– Не могу.
– Почему?!
– Потому что я этого не помню. Я делал что-то плохое, делал что-то ужасное… Я сорвался. Тогда Торват опасался лишь того, что я нанесу вред самому себе. И он очень сильно ошибся.
– Неужели ничего? Но что-то же должно остаться.
– Да, – кивнул я. – Красное. Очень много. а потом… Тоже красный, но другой. Он дарил надежду, а не забирал ее, как я.
– Красный, красный, красный… – стучала по столу костяшкой пальцев леди. – Да. Вот эта вещица мне знакома, в отличие от остальных.
– Вы говорили, что помните всю мою историю.
– Да, но и у меня тоже есть дела, – оскорбилась незнакомка. – Не думай, что ты тут центр мироздания.
– Даже не смел. Но вот спутники… Не знаю, что вы собрались делать, но не трогайте их. Пусть покоиться с миром.
– Как же ты переживаешь за давно погибших людей. Знаешь, все они хотели для тебя добра, но ты… Ты бы не смог их принять. Никогда. Их смерти – предсказуемый результат твоей нелегкой работы, которую ты сам себе придумал. Ты отдаешь всего себя, и человек рядом нужен точно такой же, который тебе отдаст всего себя. Ведь по твоим меркам одна жизнь – это очень и очень мало…
– Мне неприятно об этом говорить. Вам обязательно это упоминать?
– Бежишь от реальности, Каднер? – ухмыльнулась незнакомка.
– Пытаешься спрятаться от правды, Пустота? – со сталью в голосе съязвил я.
Леди как будто кто-то ударил по голове. Она открыла рот от удивления и пыталась что-то выдавить, но не могла.
– Убирайся. Из. Моей. Головы.
– Эй, хватит спать! Давай, вставай, чудовище!
Пробуждение выдалось не из приятных. Прохладный каменный пол, тяжелые кандалы на ногах и руках. Мантия и кольчуга исчезла, пояс с ножнами сняли, даже сапоги не оставили. Только маску не трогали, но я не сомневался, что любопытные лазутчики точно под нее заглянули. Голова гудела, как будто в нее долго и настойчиво били чем-то тяжелым.
– Вот и он, – раздался незнакомый голос. – Удивительно, просто невероятно! Так, друг мой, послушай. Я простой ученый. Дашь мне то, что нужно, и я попрошу своих нанимателей отпустить тебя с миром.
Я попытался сконцентрироваться и рассмотреть моего пленителя. Простой коричневый халат, без изысков, такие любят носить восточные пилигримы. Круглое гладко выбритое лицо с любопытным взглядом в защитных алхимических очках. Толстый белый шарф и большой колпак ученого.
– Кха… Опять? Вольный город или какие-то восточные недоумки тебя наняли? Ох, да неважно… Что ты хочешь от меня услышать?
– Отлично… Мы давно наблюдаем за твоими успехами, и не раз отмечали особые… способности. Сначала оказалось, что ты малефикар. Магия крови – это, конечно, необычный и весьма полезный Дар, но дело, разумеется, не в этом, а в твоей чудесной силе восстановления… Расскажи мне пожалуйста, как ты смог получить ее заполучить? Как Орден смог создать нечто, более страшное, чем Псы?
– А-а-а… – ухмыльнулся я. – Треклятые чернила с востока. Ну конечно. Орден здесь не причем. Вам не удастся повторить подобный фокус, если твоя собственная жизнь и воля тебе еще дорога.
– Понятно… – протянул ученый. – Уверен, что не хочешь ничего рассказать? Я спрашиваю только один раз. По-хорошему.
– Как можно быть настолько недальновидным, чтобы похитить инквизитора, а потом привезти его почти в сердце Империи? Это же Длага, городок в двух шагах от Нестриса. Ты понимаешь, что с вами сделают, когда найдут?
– Как ты… Откуда ты знаешь? – опешил маг. – Мы все замели! Все следы!
– Знаешь, почему малефикары любят чертить руны на стенах? Так их легче спрятать. А еще дотянуться нелегко, а значит, что и повредить сложнее.
– К чему это? – нахмурился ученый.
– К тому, что вы заняли бывшую берлогу мага крови. Когда-то давно я здесь уже был…
– Черт. Ладно, но остальные тебя точно не найдут…
– Ты так думаешь? Ты уверен, что подозрительную процессию с востока никто не видел? Да еще и с связанным инквизитором?
– Ты слишком сильно надеешься на своих друзей. Говори, или придется прибегнуть к методам немного… Болезненным.
– Страх – хороший инструмент… Но пользуешься ты им неправильно. Веди, если хочешь.
Маг покачал головой и вышел из крохотной камеры, оставляя меня в одиночестве. Паладины должны справиться – одного вампала, я всё-таки прикончил… Или нет? Воспоминания слишком расплывчаты…
Стальную решетку отперла молодая девушка. Она не отличалась восточной внешностью, скорее, была завербована уже на земле Империи. Осторожная, аккуратная, с длинной темной косой и нахмуренными тонкими бровями, незнакомка смотрела на меня с смесью презрения и ярости.
– Дознаватель? Что же такое, одна фатальная ошибка за другой…
Девушка молча села напротив меня и начала разглядывать. Мне сразу стало неуютно, хотелось спрятаться, убежать, заставить ее прикрыть глаза. Но я все равно поднял взгляд и решил не отводить.
Очень медленно меня то ли затягивало куда-то, то ли просто клонило в сон. Я даже не думал сопротивляться, а просто поддерживал единственный выстроенный в моей голове образ. Словно гигантский кракен, неведомая сила обволакивала меня щупальцами и тащила вниз. Глаза все же закрылись.
А когда открылись, картинка стремительно поменялась. Это было старое разрушенное поместье на одиноком утесе над морем. Небо медленно загоралось рыжим солнечным огнем. Соленый ветер приятно бил в лицо.
Жаль, это была лишь короткая иллюзия…
– Что… Что происходит? – растерялась девушка, которая оказалась здесь вместе со мной. – Что это такое?
– Странно, что малефикар объясняет это менталистке… Это Облик. Тень сознания, воссозданная с помощью магии Разума. Любого инквизитора обучают его ковать.
– Как ты это сделал? – паниковала моя пленительница. – Ты тоже маг?
– Я не менталист. Все, что ты видишь, создано с помощью твоего Дара. Ты вторглась в мой разум, а это – лишь ответ.
– Не играй со мной! Я могу тебя стереть!
– Ты хочешь вытянуть из меня сведения или убить? Когда определишься, иди внутрь. Я покажу тебе кое-что.
Огромный зал встретил меня привычной пустотой. Стены разваливались, потолок зиял дырами. В этом дому не осталась красок, все стало серым и безжизненным, осколки вперемешку с пылью украшали пол. А единственное, что выглядело неповрежденным и целым – дверь в следующую комнату. Тяжелая, стальная, с ровным нестершимся рисунком в виде какой-то птицы, она казалась здесь единственным незыблемым свидетельством ранних времен.
Но это было не все. Коридоры уходили влево и вправо, такие же обветшалые и забытые, с сломанной мебелью и поврежденными гобеленами. Они расходились по всему поместью. А украшали их такие же двери, но с разными рисунками.
– Что это такое? – спросила появившаяся менталистка.
– Воспоминания. Хочешь побольше узнать о моем Даре – ищи. Может быть, что-то и получится.
– Я… Я никогда прежде такого не видела… – поразилась девушка.
– Потому что тебя толком и не обучали. Как тебя зовут?
– Юстила.
– Юстила… Родом из империи. За что ты так не любишь Орден?
– Откуда ты это знаешь? – с подозрением уставилась на меня менталистка.
– По взгляду понятно. Многие относятся к нам не слишком доброжелательно, и этот взгляд мне знаком. Что-то случилось?
– Случилось. Мою деревню вырезали инквизиторы. Не знаю, что вы там искали… Но вернулась я на пепелище.
– Пепелище… А люди рассказали тебе, что тут был Орден?
– Да. Уничтожил, убил всех в поисках каких-то тварей. Сжег мою мать и… Сестру. Стоило это того?
– Может быть, и не стоило. Но никогда нельзя сказать, что произошло на самом деле, правда?
– Ей было девять лет! – вспыхнула Юстила. – Девять! А ее убил какой-то ублюдок из Ордена, которому все сойдет с рук! Ты не понимаешь!
– Не понимаю. И не должен. Это твой удел – понимать и в чем-то разбираться. Я же пока посижу здесь. Вперед.
– Погоди… Я должна пойти туда? – опешила менталистка.
– Именно. Давай, удачи.
Я нашел обломок колонны и уселся, наблюдая, как Юстила напряженно рассматривала дверь. Она то подходила, то отдалялась, не зная, как поступить. Наконец девушка схватилась за ручку и потянула на себя. Из щели выбился яркий свет, охвативший менталистку.
– Он малефикар, Торват! Убийца! Порченная кровь!
В зале часовни собрались многие из Круга Ордена. Торват и Лев, ни капли не изменившиеся, сидели на скамьях, тревожно вздыхая и кидая взгляды на мальчика, чье лицо было замотано тряпками. Молодая Кейтлин с короткими волосами, носившая тогда немного другое имя, пылала гневом в сторону остального Круга. Рядом стоял Бертольд, крепкий, широкоплечий и готовый ко всему, с внушительной русой бородой и внимательным взглядом. Он почти не двигался во время разговора, только слушал и редко говорил, как будто копил силы для чего-то. Но когда говорил, все остальные сразу замолкали.
– Он сделал то, на что духу не хватило половине Ордена, – возразил инквизитор. – Бросился в огонь, когда все остальные в страхе наблюдали.
– Мы не могли сделать ничего, Бертольд, – холодно ответила Катерина. – Столько бессмысленных смертей было именно из-за этого безрассудства.
– Хватит! – вмешался Торват. – Лев, что скажешь?
– Кодекс предписывает беречь людей от угрозы чудовищ или запрещенной магии. Но вот впервые за многие века малефикар встал на защиту людей… И я не хочу упустить этот шанс.
– Это бред! Магия крови опасна и непредсказуема!
– Как и любая магия, если не уметь ею пользоваться, – покачал головой Лев. – Сейчас, когда замок в руинах, половина Круга вместе с магистром и хранительницей мертвы, мы как никогда нуждаемся в новобранцах. Вы никогда не думали, что мы не только сможем воспитать малефикара, но и больше узнать о подобной магии в целом?
Пока все спорили, мальчик осторожно подошел к выходу, откуда высовывалась еще одно любопытное личико.
– Привет, – сказала светловолосая девочка. – Тебя тоже привели в Орден?
– Да, наверное… Мой учитель. Ты видела вчерашний пожар?
– Мы были в деревне, но даже оттуда полыхало. Взрослые говорят, что кто-то напал. Наверное, восточные всадники! Это они тебя поранили?
– Да… Да, они. Они все подожгли, но их получилось остановить.
– Вот здорово! – просияла девочка. – Меня зовут Роза Бримо, а тебя?
– Каднер. Без фамилии.
– А почему без?
– Я сирота. Не знаю своих родителей.
– Это, наверное, грустно. Мои родители вечно заняты, мы с ними редко видимся. Отец решил отдать меня в Орден, и это так здорово! Я стану великим инквизитором и прогоню всех чудовищ в пустыни!
– Можешь мне помочь? Где-то здесь была моя подруга. Мы потерялись во время пожара, и я хотел бы ее найти.
– Конечно! Если их не взяли в плен восточные всадники, мы ее быстро найдем! Пошли!
– Итак, Каднер… – неуверенно начал Бертольд, присаживаясь на траву и скрестив ноги. – Прости меня, если мои слова сперва могут показаться тебе непонятными и странными сперва. Подобных учеников у меня никогда не было, и я не совсем понимаю, как нужно себя вести…
Мы удалились от шумного замка вглубь долины. Казалось бы совсем недалеко, но уже здесь заросли плотно смыкались вокруг, ограждая от ветра и лишних глаз. Хорошее место, но не для логова. Если в этом месте пропадут люди, будут прочесывать каждое дерево…
– Рассказывайте, как есть, – равнодушно ответил я. – Новые знания всегда пригодятся.
– Предположим… – вздохнул инквизитор. – Скажи мне, чего ты боишься?
– Смерти. Ее нельзя исправить.
– Понятно, – Бертольд чуть просветлел, ему, наконец, удалось зацепиться хоть за что-то. – Но что, если будут умирать другие люди?
– Другие… – я задумался. – Такие, как мой учитель? Или такие, как Лис?
– И те, и другие. Они – люди, подвергнутые влиянию запретного Дара. Вопрос в другом, будешь ли ты сопереживать им?
– Ты просишь дать меня один ответ, хотя он в разных случаях отличается, – нахмурился я. – В чем же твой замысел?
– Ты ненавидишь своего учителя?
– Нет. Он дал мне хоть что-то, перед тем как попытаться убить. Остальные не дали бы и этого. Однако переживать… то есть, ставить себя на его место… я не могу.
– Поверь мне, это уже немало, – просиял Бертольд. Его бородатая улыбка, немного неловкая, неотесанная казалась мне тогда чем-то странным и непонятным. – Каждый человек уникален. На какое бы дно он не упал, его душа все равно несет отпечаток Любви Господа.
– Я малефикар, – мотнул я головой. – Я не могу верить в Бога.
– Магия Крови – Дар, а не вера, – усмехнулся инквизитор, сверкнув голубыми глазами. – Только тебе решать, во кого верить, а в кого нет. В любом случае… Жизнь – величайший подарок нашей судьбы, Бога или кого-то там еще. Это не слишком важно. Но каждая душа неповторима, даже если ее покрыла грязь и пыль, даже если ее глаза замутнены кровью. От этого она не перестанет быть самым удивительным чудом нашего мира.
Я, впав в тяжелые думы, не торопился отвечать. Что это значит? Какое чудо? Как это вяжется со мной?
– В мире будет немало ублюдков, Каднер. Но даже они… Могут стать лучше. Могут искупить самые тяжелые грехи, хотя в них больше никто не верит.
– Каждая душа неповторима… – повторил я, пробуя эту фразу на вкус. И он, к моему огромному удивлению, мне понравился. Как будто что-то внутри… в согласии отзывалось.
Бертольд улыбался. Все оказалось не так сложно, как он думал. Кейтлин еще многие года будет брызжать ядом, но напрасно.
– Мир можно разделить на черное и белое, Каднер. Каждая человеческая душа белоснежная внутри. Черное – это то, что тянет тебя и других на дно. Болезни, грехи, войны, порождения Хаоса. Даже не допускай мысли, что они закаляют. Ты станешь крепче снаружи, но внутри совсем скоро начнешь гнить.
Мои глаза поднялись к небу. Оттуда на мои плечи свалилась огромная истина. Прозрачная, сверкающая, обдающая теплом, и столь великая, что с первого раза у меня никак не получалось ее осознать. Мой старый мир, построенный на страдании и терпении, сотрясался под светом… но я все рано хотел добраться до ее сердца.
– Запомни это, Каднер. – серьезно кивнул Бертольд. – Иначе захлебнешься в серой грязи.
Бертольд снял сапоги и стоял по колени в воде. Он придирчиво разглядывал каждый подобранный заранее камешек, а затем словко запускал их по поверхности водоема. Но снаряды почему-то не тонули, а отскакивали от поверхности воды один, два, три раза и рвались дальше.
Прошло уже несколько лет с того момента, как я попал в Орден. Я учился письму, счету, богословию, основам владения меча, кулачному бою и много чему еще. Но Бертольд каждый раз был рядом. Он объяснял мне то, что другие ученики считали само собой разумеющимся. Показывал, как надо себя вести. Направлял, когда я оказывался в ловушке собственных мыслей.
Это была другая жизнь.
Я, осторожно подобрав свою белую мантию, сел на поросший травой берег. Рядом с сапогами лежали ножны с тем самым клинком, с помощью которого я когда-то одолел малефикара. С тех пор я его опасался и уважал.
– Твоя семья – Орден. – чуть не смеясь, сказал мне Каднер. – Ты будешь сражаться под его знаменами, а не под церковными. А потому твои опасения слишком… Несущественны.
– Но разве Орден не часть Церкви? – возразил я, глядя на ровные всплески от камней. – Почему они взирают на меня как на еретика? Почему с таким пристрастием хотят заглянуть под мою маску? Почему не называют меня своим братом?
– Людская зависть? Или скорее гордыня? Не знаю, что тебе ответить, Каднер. Не надо их злить, не надо указывать на ошибки пришлых священников. Незачем усложнять проблему и добавлять ей новые витки, правда?
– Это не ответ, – нахмурился я. – Это очередная порция рассуждений, в которых не всегда есть доля истины.
– Верно, – Бертольд повернулся в мою сторону и протянул последний камень. – Попробуешь?
– Пока еще нет, – я мотнул головой. – Не вполне понимаю, как это делается.
– Когда придет час, Каднер, они лишатся права тебя остановить, – покатый булыжник выбил семь всплесков и утонул где-то на середине пруда. – Но сейчас жаждут этого всеми фибрами души. Прояви любовь и терпение… и, возможно, получишь ответ.
– Любовь? – я покачал головой. – Это не то, что мне доступно. Скажи мне, Бертольд… Ты учил меня хранить человеческую жизнь. Хранить, как величайшую святыню… Но ведь божественные заповеди на этом не заканчиваются, правда?
– Я понимаю, о чем ты, – кивнул мой наставник. – Знаешь, обычно мы неукоснительно следуем букве закона и слову императора. Но иногда… ты сам поймешь, когда именно, но наступит момент, и тебе придется украсть, обмануть, сломать, запугать, покалечить, но спасти.
– А убить?
Бертольд в нерешительности замер. Казалось, он сам боялся этого неприятного вопроса. Убить, чтобы спасти кого-то…
– Когда-нибудь этот вопрос острым ножом вскроет тебе грудь. Но сейчас я не могу ответить на него, Каднер. Просто не знаю. Прости.
– Пропусти! Пропусти меня! – верещал беженец. – Убийцы! Вы режете простых людей! Держите нас в плену!
Я крепко держал его за плечо. В деревне бушевала Плакальщица. Многие хотели сбежать отсюда, но им было нельзя. Если болезнь выйдет за пределы поселения, то жертв стало бы гораздо, гораздо больше.
– Послушай, на улице сейчас опасно. Останься пока дома.
– Но там все заболели! Кха-кха… Они…Они… О, черт!
Исхудалый обыватель испуганно замер.
– Нет, нет, нет! Это же неправда? Я не умру?
– Тебе… Не надо было выходить. Болезнь витает в воздухе.
– Тогда… Я пойду. Побегу. В Нестрис. В Нестрисе ведь есть лечение?
– Его не существует… Но это может быть не Плакальщица. Давай вернемся и посмотрим? Если станет совсем плохо, мы сможем помочь.
– Не Плакальщица? Да, точно! Это же не она! Кхе… Просто кашель! Но тогда почему я просто не могу уйти?
– У меня есть лекарство от твоего кашля… Останься здесь на пару дней, а как он пройдет, сможешь отправиться, куда хочешь.
– Ладно… Дашь мне повязку? Я точно не болен, но могу ведь заразиться…
– Конечно. Пошли.
Я провел мужчину до его дома и запер дверь. Сейчас нужно вернуться на площадь, где дежурит Бертольд. Там мы готовим еду для тех, кто не в состоянии делать это сам, а также заготавливаем хворост для костров.
Уже за пределами деревни расположилось пепелище, где мы сжигаем тела погибших. Холодные трупы с белесыми лицами заканчивали одинаково – двумя дорожками кровавых слез. В воздухе висел тяжелый дух горящий плоти, черные пятна говорили о многочисленных жертвах, что ныне пеплом разнеслись по деревне.
– Эй, Каднер, – окликнул меня Бертольд, поддерживая костер. – Как ты? Еще два трупа. Нужно будет их перенести и сжечь.
– Я очень устал, – ответил я, рухнув на землю. – Шрамы ноют, боль выматывает… Так хочется взять все это… И прекратить.
– Знаю. Отдохни, переведи дух. Я управлюсь.
Язык и горло жгло и щипало. Пальцы немного дрожали. Черные разводы от дыма растеклись по мантии. Работа была несложной, но боль вклинивалась в плоть и разрывала лицо…
Я так устал. Сил почти не осталось, сознание балансировало на краю. Смерти, напряжение, яростные выкрики селян, которые обвиняли нас во всех грехах человечества. Как же было бы здорово, если все в один миг закончилось!
В последнее время мысли лишь об этом. Взять и прекратить, взять и прекратить, взять и прекратить… Постепенно примешивался еще один голосок. Убить. Убить всех, кто обвиняет Орден. Убить всех, кто пытается украсть припасы у соседей. Убить всех этих безбожных тварей, включая Бертольда…
Так. Хватит. Как давно я не спал? Надо ополоснуться и вернуться к обязанностям. Где там Бертольд? Уже почти ночь.
Я встал и направился к пепелищу. Пламени не было, поэтому я насторожился. А дикие звуки голодных вурдалаков столь отчетливо раздавались в ночи, что Кара сама оказалась в руках.
Я краем глаза заметил, как уродливый монстр с черной бугрящейся кожей уверенно ковылял в сторону Бертольда на коротких и толстых ногах. Из пор и дыр сочилась гниль, стекающая на землю и отравляющая любую жизнь вокруг. Вытянутые жилистые руки грозили схватить едва готового к схватке инквизитора. Маленькая лысая голова с обезображенным носом и без рта уставилась своими острыми темными глазами на Бертольда.
Да, инквизиторы крепче обычных людей, сильнее, быстрее. И болезнь их разбирает гораздо медленее… Но морошник – воплощение болезни. Его яд столь разрушителен, что от него не существует защиты…
Если только раз за разом не восстанавливать ссохшуюся кожу, расплавленные мышцы и выжженную кровь.
И сейчас я рванул в сторону монстра, чтобы остановить его. Я мог выжить в этой схватке, но Бертольду… Ему же грозила смерть.
Золотистый солнечный глаз опять встретил меня за работой. Небо опять закрывал смог, но он, должно быть, к этому уже привык. Как всегда.
Но вот я привыкнуть не мог. Это было не горе, а… какое-то иссушение. Пустота внутри жгла, но не так сильно. Впервые я столкнулся с чем-то, что было в разы страшнее боли. Эта жуткая смесь, что называлась потерей. Она тянулась, тянулась, тянулась во тьму, где не было ничего хорошего. Появилось непреодолимое желание достать меч и разрубить эти мерзкие нити.
Но ничего не осталось. Все выкипело, выгорело. Я аккуратно собрал прах Бертольда, чтобы потом похоронить хотя бы его.
Странно, но Плакальщица как будто отступила. Конечно, заболевшие не исцелились, но перестали появляться новые. На помощь наконец прибыли паладины, и я смог поспать.
Через несколько дней все кончилось. Я смотрел на деревню и пытался вдохнуть, но почему-то не получалось.
– Ты сделал хорошее дело, Каднер, – Лев пытался меня успокоить каждый раз, когда оказывался рядом, но это у него выходило плохо. – Это был подвиг. Честно говоря, я даже не верил, что ты выдержишь.
– Я не выдержал, – тихо прошептал я. – Оно льется, не кончается. Мне так хочется умереть, чтобы заглушить это.
Лев внимательно посмотрел на меня.
– Ты сильнее, чем кажешься. И чем думаешь. Время лечит, и когда-нибудь боль если не исчезнет, то затупится.
– Это не боль. Это потеря. Не может затупиться то, чего нет.
– Знаешь… Давай ты просто посмотришь на плоды своих трудов? Пойдем.
Лев отвел меня в небольшой домик на окрайне. Его дверь была не заперта. Насколько я помню, это место избежало гнилых рук Плакальщицы, и заболевших здесь не было… Ну, почти. В одной из комнат на большой кровати лежала радостная девочка с россыпью веснушек на лице. Ее мать, кажется, вместе с толпой выживших была у караванщиков.
– Здравствуйте, господин инквизитор, – с любопытством проговорила она.
– Привет. Отдыхаешь?
– Ага. Мама говорит, что все скоро заживет.
Да, точно. Как же приятно в этой проклятой, пропитанной злобой деревне видеть кого-то выздоравливающего, хоть и не после Плакальщицы. Кажется, девочка подскользнулась на каменистом берегу и несильно ударилась головой, но маги Жизни быстро справились с этой проблемой.