Пламя схватилось, и я встал. Холодный ветер позднего лета, который свободно гулял по долине, сюда не доставал, а костер только добавлял тепла.
– А потому братья и сестры из одного крыла, пожалуй, самые… Близкие люди. Мы притираемся друг к другу, лучше понимаем друг друга, учимся друг у друга. То, что я собираюсь показать, – вещь по сути своей далеко не обязательная и весьма условная… но ее мне показал Бертольд и ее я ценю. Встань напротив меня. Вот так. Чтобы понять друг друга, нам потребуется много времени, но я пытаюсь научить другому. Не основам сражения, а, скорее, пониманию.
Треск костра, обширный шум играющего в кроне ветра и мои тихие слова перебивали ночную тишину. Рели переводила взгляд с меня на огонь. Она не совсем понимала, что я пытаюсь донести и зачем, но внимательно слушала.
– Мы с тобой разные и двигаемся тоже по-разному, но сражаться должны вместе. На уровне инстинктов ты должна понять, как двигаюсь я. Я же пойму, как двигаешься ты. Привыкнуть, усвоить, предугадать… Но сначала хотя бы просто не мешать. Попробуем?
Девушка усмехнулась и достала шпагу. В моих руках оказалась Кара, и мы начали этот своеобразный поединок. Не такой, как наш предыдущий. Он был более размеренным, четким, в нем не было ни капли агрессии и желания победить. Рели сначала долго пыталась поймать этот слишком спокойный для нее ритм, без конца порывалась с клинком вперед, подчиняясь вбитым рефлексам, но в конце концов перестала торопиться, пытаться закрутить меня в вихре ударов, размеренно и по тактам демонстрировала многочисленные финты и связки так, чтобы мой клинок мог их принять и запомнить. Я же не давил, не зажимал, давал больше пространства, но активно отвечал и заставлял Рели двигаться.
Разум как будто отключился, я действовал интуитивно, впав в некое подобие боевого транса. Здесь не нужна была голова, в этой невероятно долгой дуэли на выносливость мы обменивались серьезными ударами, но едва ли хотели друг другу навредить. Несколько часов с двумя-тремя передышками пролетели столь незаметно, что только обессиленные и высушенные мышцы говорили о том, что пора прекращать.
– Это невероятно! – бросила запыхавшаяся Рели, когда поединок закончился. – Ничего подобного в моих трактатах никогда не было, скорее, даже наоборот.
– Потому что подобные вещи если и полезны в чем-то для тебя лично, то только в тренировке выносливости, – ответил я, возвращая меч в ножны. – Многие считают подобное ерундой, но мы с тобой слишком мало сражались вместе. Итак, если ты готова, тогда с этого момента ты станешь частью моего крыла.
Девушка выдохнула и обессиленно рухнула на колени. Я решил аккуратно присесть рядом.
– Устала?
– Нет, просто… как будто достигла того, чего хотела. Необычная пустота. Приятная.
– И недолгая.
– И недолгая, – согласилась Рели. – В этом вся прелесть.
Мы вернулись в замок лишь с рассветом. Говорили еще долго и много о чем. Рели рассказала мне многое о своем прошлом, я рассказывал про обоих моих учителей. Когда утренний колокол привычно забил, я умывался, пытаясь вспомнить, что еще мне нужно было сделать.
Рели сразу упорхнула в деревню, помогать с чем-то трактирщику. Я же отправился в конюшни, проведать моего Фриди, который, к моему сожалению, пропустил свое любимое путешествие.
– Господин Каднер! Господин Каднер! – принялся звать меня Ниру, только завидев меня. – Рад, что с вами все в порядке, господин Каднер!
– Спасибо, Ниру. Как Фриди? Не дуется?
– Ну… Ест по-прежнему, за двоих, но гладить себя не дает. За руки прикусывает. Вас ждет.
– Пойдем, глянем на моего боевого скакуна.
Фриди сразу отреагировал на мое появление. Он подальше вытянул свою морду, ожидая ласки. Я погладил коня по шее и зашел к нему в стойло.
– Заходил мастер Дхаль, он очень внимательно осматривал Фриди. Говорит, белые масти очень редкие и уязвимые, и нуждаются в особом уходе.
– Фриди может насмерть забить волка копытами, – ответил я, скармливая яблоки прожорливому жеребцу. – Уязвимый – это точно не про него.
– Я мастеру точно также сказал, – улыбнулся Ниру. – Кстати, ваша подопечная тоже себе выбрала кобылу! Буланой масти. И назвала её Ланью.
– Да, припоминаю, – ухмыльнулся я. – Но почему-то я не помню Рели на лошади. Обратно в Золотые Воды она ехала на телеге.
– А Лань осталась здесь. Мастер Дхаль настоял на том, чтобы еще проверить его, а госпожа Рели очень торопилась и взяла другого. Потом его привела госпожа Ирая, вместе с остальными.
– Тогда понятно. Скажи, а…
– Здравствуй, Каднер. – показался знакомый силуэт у меня за спиной. – Привет, Нилу. Полмесяца Фриди один сидел. Не стыдно?
– Ну, это сделали против моей воли, – возразил я. – И очень грубо.
– Все же кто-то смог одолеть великого Каднера? – покачал головой Феластр.
Рядом с ним стояла рыжеволосая Кабира с многочисленными маленькими косичками. На ее тонком лбу красовалась целая серия длинных шрамов. Девушка была немой, но умела невероятно пронзительно улыбаться, словно этим заменяя тысячи сказанных слов. Она легонько мне помахала и подошла к своей лошади.
Феластр же, длинный и тощий, словно жердь, служил ей переводчиком. В Академии, будучи там преподавателем, он воспитал в себе расчетливость и внимательность, а также научился ценить комфорт, особенно в путешествиях. Я точно не знаю как, но он мог понимать свою спутницу без слов и каких-либо жестов, просто по взглядам.
Оба являлись паладинами из крыла Курдана. Феластр был магом, а Кабира отлично владела луком.
– Я слышал эту историю с кольцом, но не поверил сперва. Как же девчонка тебя ненавидела, раз воспользовалась такой редкой силой?
– Люди не всегда думают о последствиях.
Из соседнего стойла выглянула Кабира и что-то шустро показала Феластру.
– Да? Я тоже думаю, что это хорошая идея. Эй, Каднер, не хочешь поучаствовать в скачках? Кабира только недавно выбрала новую лошадь, и мы решили немного посоревноваться.
– Да? Хорошо. Я позову Рели? Она из моего крыла.
Феластр закашлялся от неожиданности, Кабира с круглыми глазами едва не выпала из загона. Затем девушка обеспокоенно вскочила и начала жестами что-то объяснять магу.
– Э-э-э… прости, я просто не ожидал и… Да знаю, знаю я! Каднер, ты же больше… Не хотел никого брать в крыло?
– Не хотел, – задумчиво кивнул я. – В который раз уже. Но в этот раз кое-что изменилось…
Кабира вздохнула и указательным пальцем указала на шею. Даже я это понял, но всего лишь пожал плечами. Видимо, Курдан им рассказал.
– Не переживай, Рели добра и миролюбива. Гораздо миролюбивей меня.
Кажется, паладин была со мной несогласна. Она беззвучно усмехнулась и принялась вычерчивать своими порхающими руками в воздухе различные слова.
– Нет, Кабира, я не собираюсь проводить здесь уроки философии и тренироваться в остроумии, – категорично возразил Феластр. – Если коротко – тебе предстоит в себе только разобраться. А теперь пойдем уже, нам еще дорогу выбирать.
– Так, напомню еще раз, – снова повторял Феластр. – Начнем отсюда. Затем под западной стеной едем на север, поворачиваем на дорогу к Фламмету. Деревню огибаем, и это обязательно! Потом по Дороге Огней вверх, и Заканчиваем прямо в начале долины. Все понятно?
– Я, кажется, еще в первый раз поняла, – скромно заметила Рели.
– Да? Ну, лишним не будет. Итак, все готовы? Тогда вперед!
С первых секунд Кабира и Рели вырвались вперед. Небольшая Лань оказалась до невозможного шустрой и с необычным мастерством чистокровного скакуна обошла более крупную гнедую лошадь паладина. Мой Фриди и северный конь Феластра оказались в хвосте. Жеребец моего соперника оказался очень тяжелым и выносливым, размером соперничая с моим и гораздо превосходя остальных. А еще он был кудрявым, отчего выглядел несерьезно и очень мило, хотя легко выживал там, где остальные давно погибли от холода и истощения.
Я успешно занял третье место, пытаясь догнать Кабиру, но она все отдалялась. А вот Феластр наседал и делал это весьма упорно, планируя победить не в скорости, а в выносливости. Мы пролетели стену и стали выходить из долины. Рели уже скрылась далеко, я ее не видел, но видела Кабира, хоть и пока оставила надежду догнать Лань. Феластр почти коснулся меня, дышал в спину, но я пока не давал Фриди скакать во весь опор.
После поворота все поменялось. Я приударил в бока и начал гнать вперед. Гнедой конь стремительно приближался, Феластр немного отстал, и впереди даже замаячила Рели. Фриди с трудом обогнал лошадь Кабиры, и ей пришлось теперь соревноваться с кудрявым тяжеловозом. Но как я ни старался по полной использовать свое преимущество, Лань все равно была слишком далеко.
Едва не сбив очередного пилигримма, мы пронеслись мимо Фламмета и почти достигли Дороги Огней. Конечно, Рели немного замедлилась на подъеме, но отрыв был слишком велик. Сзади возникли преследователи, и места могли поменяться в любой момент. Рели уже финишировала, я же был на середине, когда со мной поравнялась Кабира. Попавшийся нам на пути патрулирующий инквизитор сошел с дороги и прокричал что-то одобрительное.
Но я все же уступил. Девушка закончила второй, я третьим, и Феластр забрался к нам уже последним.
– Тяжело… – пробурчал паладин. – Какие же вы быстрые.
– Хорошо покатались, – радостно сказала Рели, погладив Лань. – Ну здорово же!
Кабира кивнула и что-то жестами показала нам всем. Феластр спрыгнул с коня и достал флягу. Он хотел сделать несколько глотков, но внезапно подавился и закашлялся.
– Каднер! – Кричал раздетый и мокрый Эрдин в одних коротких штанах и сапогах, шагая по горной тропинке, – Каднер, черт возьми! Это ты ей подсказал?
Раздеваться до гола в империи считалось варварством и дурным тоном, а потому даже в самую жаркую погоду следовало набросить хотя бы что-то легкое. Конечно, доброй половине Ордена плевать на приличия, но здесь было много путешественников и торговцев из разных краев…
– А Инесса тебя пожалела, – ответил я, наблюдая вдалеке трясущуюся светлую макушку, которую слуга явно не видел. – Дорогая моя Рели, скажи мне, что же вы там насоветовали?
– Да ничего такого, правда! – растерянно ответила вампирша.
– Знаешь, да? – злился слуга. – Это она мне так мстит, верно? Ну ничего, я просто…
– Может, ты просто ничего не будешь делать? – решил наконец вмешаться, игнорируя, падающую от смеха Кабиру и толпу людей, которые издалека рассматривали Эрдина. – Ну, например, просто извинишься? И проявишь чуть больше выдержки?
– Да с чего бы? – махнул руками он. – Она же специально измывается, а потом отказывает! Да и ты тоже…
– Господи, Эрдин, да ты же неглупый человек! И Инесса тоже! Почему вы ходите вокруг да около, но только отдаляетесь друг от друга?
На мгновение на лице моего друга возникло понимание.
– То есть… А-а-а! Я все понял! Она же здесь? Точно здесь! Исса, прости меня! Я больше ни на кого даже не посмотрю, клянусь второй рукой! Ну, может, только на Рели, но ты же сама знаешь, по кому она вздыхает!
– Язык без костей… – устало пробормотал я.
– У меня хотя бы лицо красивое! – ответил мне Эрдин, идущий обратно.
Инесса не вытерпела и выглянула из-за укрытия. Кажется, они долго о чем-то будут говорить, я же планировал вернуться в конюшни… Но не мог. Кабиру до сих пор распирало от смеха, Феластр уткнулся в густой кудрявый мех своей лошади и беззвучно хихикал, Рели почему-то очень сильно смутилась и спрятала лицо в ладони.
– Ну вы что за представление устроили, а? – попытался вразумить их я. – В этом ничего смешного нет…
Мои слова почему-то вызвали новый приступ хохота, и я просто махнул рукой.
Под сенью ночи я осторожно подошел к часовне. Почему-то я крался и не хотел, чтобы меня увидели, хотя сам не до конца понимал, почему. Я потянул за стальные ворота, они с трудом, но без лишнего шума отворились. У меня получилось проскользнуть в небольшую щелку, не привлекая внимания.
Как оказалось, в часовне еще были люди. Едва разогнанный мрак мягко обнимал за плечи. В старых монастырях и церквях он не тревожил, а как будто сохранял весь сакральный смысл происходящего, оберегал твои тайны и надежды до тех пор, пока они не сбудутся. Сестра Изольда в настоятельских одеждах подметала полы между скамеек, что-то напевая себе под нос. Увидев меня, она удивленно подняла брови.
– Каднер? Не ожидала увидеть тебя здесь, особенно в столь поздний час.
– Простите, сестра Изольда. Я хотел немного помолиться.
– Конечно. Я оставлю тебя, вернусь попозже. Давно же тебя не видела на проповедях…
Когда боковая дверь захлопнулась, я снял маску и сбросил капюшон. Осторожно, между скамеек я шел к алтарю, сжимая в руке подсвечник.
– Прости, Боже, что так фамильярничаю с тобой, – начал я. – Но я все равно в тебя не верю, так что мне это простительно.
Мои гулкие шаги раздавались в просторном зале.
– Я до сих пор помню. Имена, которые люди произносили на смертном одре. Лица, если не успевали это сделать или не хотели. Но я все еще помню всех, кого убил. Знаешь, почему?
Я остановился у алтаря.
– Потому что это было неправильно. Я верю, человек не должен убивать человека. Жизнь священна, и это ведь были твои законы. Почему ты отказываешься защищать своих детей? Почему безразлично смотришь на кровопролитие, учиненное ими же?
Я рухнул на колени, едва не оборонив свечу.
– Может быть, и со мной ты обошелся несправедливо. Не надо лжи о том, что это лишь испытание, что нужно крепиться и переждать. Мое безумие – это проклятье, созданное твоими руками. Но почему я должен отвечать за грехи своих предков?
Моя голова медленно опустилась вниз.
– Но я переживу. Пережду. Больше не паду в бездну. Не потому, что ты завещал. А потому, что есть вещи, которые хочется оставить нетронутыми. И я уверен, твоей руки в них нет.
Мое тело замерло, пытаясь выцепить из тишины хоть какой-то звук. Однако все молчало.
– Но то, что происходит с другими… Это так сложно терпеть. Падшие маги, невинные жертвы, люди, которые вредят сами себе… Но самое страшное – это призраки. Наверное, ты не знаешь, что такое самоубийство. И особенно как тяжело смотреть на судьбу, которая могла бы быть твоей.
Я поднялся и посмотрел на крышу. Мои шрамы отозвались болью, но это было терпимо. Боль, которая закаляет.
– Некромантов казнили. Такова их судьба, но… Я бы хотел все изменить, исправить, направить в нужное русло. Сошла бы любая дорога, которая не вела к смерти, понимаешь? Не нарушала бы твоих собственных заповедей… Я не буду у тебя ничего просить, знаешь. Я просто… Если вдруг есть хоть малейшая надежда на то, что все это происходит ради нашего блага, что ты тихо отвечаешь на каждую молитву, но мы просто этого не слышим, что твои ладони, ограждающие от страшный беды души смертных, обагрены нежеланной тобою кровью… то удачи тебе. Не от послушника, не от верующего человека. А того, кто просто хочет жить.
Я выдохнул и встал. Осталось совсем немного – зажжечь свечу и поставить на алтарь. За тех, кто погиб от моей руки. За тех, кто погиб на моих глазах. За тех, кого я помню и кого не успел запомнить.
Скорее всего, я не обращусь к Богу еще несколько лет… Да и прожить столько было бы уже достижением. Но что-то же останется? Не сможет человек искоренить сам себя? Например, Гибар выбирает из всех возможных жертв тех, кто находится на самом дне. Тех, кто, по его мнению, не смогут измениться. И наверняка же такая идея достигла бы определенного успеха… в конечном счете. Но всегда есть подвох.
Жизнь священна, душа бессмертна. Мы умираем, но перерождаемся. Даже самый падший человек сможет все исправить, изменить. Они ничем не ограничены. Их не тянет на дно голоса в голове и чужие желания. У них есть возможность не делать зла до того, как они не испустят последний вздох – сами, а не от болезней или тварей. Может быть, я наивен, глуп и просто отказываюсь видеть очевидное, но все равно надеюсь, что они смогут в конечном итоге избрать правильный путь. И даже если даже Бог отвернется от своих созданий, моя надежда будет жить.
Однако могущество и власть способны развратить. Смерть, Кровь, Разум. Кто-то бросает вызов скверне внутри или погибает в неравной борьбе, но гораздо больше тех, кто сдается, едва сделав первый шаг. Вот тогда остается только верить. Верить во второй шанс, верить в перерождение и счастливую цепочку случайностей, которые приведут к другому концу. Правильному.
Но если бы на этом все кончилось… Гибар действует не ради мира, а ради себя. Он думает: "я буду бессмертен, смогу не просто поддерживать порядок и помогать людям на протяжении всей человеческой истории, но и отсечь ту часть, что тянула наш мир на дно". Но остановится ли он на этом? Потом бессмертие понадобится Прядильщице, как его верной союзнице. Потом Рели. Даже мне бы он точно предложил. И вскоре все скатиться в ад: люди начнут бояться диктатуры бессмертного правителя, который снова и снова будет жертвовать душами людей за совсем малые провинности – принес не то вино, забыл полить цветы. Вскоре бессмертных станет так много, что начнется новый виток войн. И хаос, хаос, хаос… Конечно, если Гибар действительно решит воспользоваться темным артефактом и перейти красную линию, после которой нельзя остановиться.
Нет простого пути, без рисков и с обязательным счастливым концом. Но что-то внутри меня отчаянно сопротивлялось даже мысли о том, чтобы поддержать Гибара. Идея о важности жизни была не моя… но я принял ее как смысл своего существования. Почему? Кто его знает. Может, просто что-то отозвалось внутри меня? Может, внутри еще живет глупый ребенок, которому знакомы лишь боль, жестокость и… надежда?
Я вышел на свежий воздух. Неожиданно, но меня ждала Кейтлин. Она куталась в мантию и смотрела на меня… то ли с жалостью, то ли с непониманием.
– Привет, Каднер, – грустно начала она. – Как ты?
– Немного устал. Некромантов уже казнили?
– Ты знаешь… Их прах должны вот-вот развеять. Ты молился?
– Пытался… Сложно молиться, когда душа молчит.
– Опять, – нахмурилась Кейтлин. – Еще с тех пор, как я носила другое имя, ты говорил, что следуешь только наставлениям Бертольда. Тебе и сейчас так кажется?
– Легко идти по проторенным кем-то дорогам, верно? – ответил я, равнодушно глядя на пузатую яркую луну с едва тронутым тенью боком. – Легко повторять то, что тебе в голову вкладывали годами. Легко направлять клинок против врага, которого ты ненавидешь всем сердцем. А вот свернуть в дебри, разобраться в чужой истине, карать тех, кого обязан защищать?
– Вот это уже твои мысли? – хранительница не отводила взгляд. – Считаешь себя слабым? Твои слова, может быть, и верны, но не твои убеждения. Ты заперся в темнице собственных мыслей, и не хочешь высовывать оттуда нос. Стезя благородного мученика проще? Так может возьмешь себя в руки и наконец перестать сбрасывать ответственность на других?
– Спасибо, – кивнул я.
– За что? – опешила Кейтлин, не ожидая услышать благодарность.
– За попытку. Хочешь знать, что я чувствую? Боль. Мне больно, когда жизнь заканчивается. Три души закончили свой путь, и я поставил свечку на алтарь. Может быть, я сильный, но мои личные оковы не дают мне это узнать.
Девушка замерла, пытаясь подобрать правильные слова. Я был искренним. Мой разум – не такая уж и сложная загадка, просто ответ никому бы не понравился.
– В любом случае, все хорошо. Я не теряю рассудок, руки могут держать клинок, остальное решиться. Скаже мне, что же тебе потребовалось от меня, когда луна давно в небе?
– Я… Торват в отъезде, поэтому я его заменяю. К нам приехал посыльный из поместья Хорька. Ну, герцог Гораций Хорек, тот самый могущественный северный отщепенец. Судя по всему, там проснулся призрак, не слишком опасный, но беспокоящий жильцов и гостей. Вам с Рели нужно от него избавиться.
– А, опять призрак… Мы справимся, все сделаем.
– И еще кое-что, – попросила меня Кейтлин. – Если вдруг там хоть что-то страшнее некрупного волка, сразу пиши сюда. Мы пришлем тебе помощь, как сможем.
– Не волнуйся так. Не будет же в поместье герцога прятаться сборище беглых малефикаров? – ответил я, покачав головой.
Ну что же… Вот и первый настоящий поход для Рели.
– Две бочки разлили по полу, Буфард в окружении трех ругающихся на своем языке гномов играет в кости с Ираей, которая успела стащить у одного из них кошель, один из посланников уже успел побрататься с Эрдином, но тот в полном шоке и сам не понял, как так получилось, Курдан схватил пару самых отвязных за шкирку и выставил за порог, Лиза пыталась сбежать от неожиданно всплывшего подклонника из рода подгорных воинов, и прямо в этот момент на пороге таверны появилась Кейтлин.
– И что она? – тихо хихикала Рели.
– Не сказала ни слова. Заткнула взглядом всю таверну, вывела наружу и своих, и чужих, и начала отчитывать. Даже гномьи князья молчали, только мотали головой и хлопали глазами. Один попытался что-то возразить… Не знаю, уж, что она сказала, но того гнома больше в Золотых Водах не видели. Говорят, не пережил позора, вернулся домой.
Мы прошли хорошее расстояние и скоро должны выйти к владениям герцога. Гораций Хорёк считался хитрым и расчетливым правителем. Порядок на севере был наведен его железной рукой, не без помощи соседей, конечно, – Гибара и Тигульда. Он наладил морскую торговлю с восточными торговцами и договорился с дикими племенами, из-за чего обогатился и стал чуть ли не третьей фигурой после императора и Карди. У Хорька было много недоброжелателей, но соперничать с ним было неудобно, муторно и невероятно дорого.
Однако я все равно был удивлен, что герцог Гораций остался в своем родовом поместье, а не участвовал в сражениях на юге. Конечно, политика мало касалась Ордена, но только если она не плодила нам новых проблем.
– Приветствую вас, добрые путники! – на развилке нас окликнул человек в фартуке рабочего, который менял старый указательный столб на новый. – В деревню Шатолд приехал священник из Регатры! Не хотите ли послушать его проповедь?
Рели бросила на меня недоуменный взгляд. Неужели этот мастер не знает, что мы – инквизиторы? Мы запросто могли бы схватить еретика…
Но, конечно, не будем этого делать. Обыватель хитро подмигнул мне. Быть может, он делает это нарочно?
– Почему бы и нет? – пожал я плечами. – Я бы взглянул на гостя издалека. Эта дорога ведет к деревне?
– Да, конечно! Шатолд в двух шагах отсюда, не потеряетесь!
Фриди повернул в сторону, Лань последовала за ним, оставив мастера наедине со столбом. Что же делать с священником, я еще не решил, сначала нужно услышать, о чем он говорит.
Рели внезапно прислушалась к чему-то и дернула поводья, вырываясь вперед. Я помчался за ней следом, не спрашивая, что заставило ее поторопиться. Через несколько мгновений до моих ушей донеслись крики и плач.
У деревянной церкви собралась огромная толпа. Кто-то в мантии с синими узорами постоянно подначивал людей. Те же еще не решались ворваться внутрь, но уже прониклись идеями проповедника и гневно вскидывали руки в такт красивым словам.
– Разве нужно Церкви золото, чтобы наставлять? – вещал он. – Разве нужна Церкви роскошь, чтобы помогать? Грехопадение священников Империи – вещь, которую невозможно более не обращать внимания!
– Одумайтесь, люди! – отвечал монах в черной рясе. – Не идите против Божьей воли!
Но толпа продолжала выкрикивать что-то дерзкое и оскорбительное, по-прежнему страшась броситься на монаха. Терпение людей подходило к концу, и совсем скоро возмущенную волну будет не остановить.
– Ты выпил из нас все до нитки!
– Нашим детям больше нечего есть!
– Верни, что взял!
В руках у селян появились топоры, косы, лопаты и прочее импровизированное оружие. Внезапно кто-то зажег факелы. Монах с остатками верной паствы в ужасе отпрянул. Это уже не просто недовольство, это настоящий мятеж.
– Бог смотрит на нас! – воскликнул священник. – И мы восстановим Его справедливость!
Первые ряды сделали шаг вперед. Защитники Церкви побежали внутрь. Толпа приготовилась ринуться вслед… Но я встал между ними и тяжелым взглядом остановил самых резвых.
Нельзя допустить расправы. В голове возникли давно забытые слова, но на этот раз это был не Торват, Бертольд или строчки Песен. Это были советы Лизы.
– Я понимаю ваш гнев. Вашу ярость. Церковь жадна и жестока, и это известно всему миру. Скольно забрал у вас церковный налог? Сколько вы отдали за наставления и благословение?
– Не слушайте его! – вдруг воспротивился священник. – Это инквизиторы, верные псы Церкви! Они отравлены грехом!
– Отойди, орденец! – кричали люди.
– Четверть всего урожая! Четверть!
– Он в маске! Прокаженный!
– Вот именно. Четверть. Невероятно много. Я уверен, что местный монах заслуживает кары, как никто другой.
Толпа одобрительно загудела. Еретик растерянно оглянулся.
– Но что потом? – вмешалась Рели. – Ваши детям нечего есть прямо сейчас, но что вы сделаете, когда Империя придет мстить? Кавалерия растопчет ваши поля, солдаты сожгут ваши дома, рыцари вытащат вас на улицу и казнят. Но все можно остановить! Все вокруг – Любовь Господа. И Церковь тоже. Если вы остановитесь прямо сейчас, Бог простит каждого!
– Хватит!
– Мы слишком долго терпели!
– Бог справедлив! Он убережет нас от беды!
И люди поплыли вперед. Обнажить клинок было нельзя, отступить тоже. Я приготовился принять весь народный гнев на себя, пусть прольется моя кровь, но ничья более. Однако жгучий треск позади не только привлек мое внимание, но и приковал искаженные гневом лица. Селяне в ужасе остановились, побросали оружие и, падая и оскальзываясь, бежали кто куда.
Церквушка горела настоящим пламенем. Красный петух жадно пожирал хлипкие доски, разжигаясь все больше и больше. Люди, забаррикадировавшиеся внутри, не могли быстро выбраться из-за собственных преград. Я перевел взгляд и увидел блеск в темных злых глазах гигантской ящерицы где-то высоко надо мной. Черная чешуя с красноватыми пятнами по бокам наливались ярко-рыжим, когда гигантская саламандра пыталась извергнуть очередную порцию огня. Ее лапы неторопливо вышагивала вперед, длинный хвост изворачивался и сносил деревья.
Рука легла на Кару. Ненавижу выбор. Горящие стены стали бы могилой для защитников, поэтому нужно сорвать двери и помочь мирным жителям. Но если не отвлечь саламандру, та устроит настоящий пожар и пострадает гораздо больше людей…
Правильного выбора нет? Я это знал. Кто-то все равно погибает. Только вот в этот раз я был не один.
– Рели, за тобой Церковь! – крикнул я. – Отвлеку саламандру!
– Хорошо!
На ходу я бросил Чуму в неповоротливую тварь. Тьма начала с наслаждением медленно пожирать чешую, отколупывая оплавленные кусочки. Морда повернулась вслед за мной, но сноп искр не смог поймать ловкую инвизиторскую мантию, вместо этого цепляясь за лес. Пусть уж лучше горит он.
Пятна наполнились огнем. В пасти зародилось пламя. Щит замерцал на моем теле, я, пропуская вспыхнувшую и тут же погасшую головную боль сквозь меня, нырнул в сторону. Раскаленное дыхание схватилось за деревья, траву, но прошло мимо. Рывок, Кара звонко высекает искры и отскакивает в сторону. Я с раздражением вспоминаю, что где-то на другом боку чудовища руна уже начинает разъедать плоть. Когти вспарывают воздух, но так неторопливо, что увернуться не составило труда. Когда пятна снова яростно загорелись, маленькие глазки пытались найти меня уже около собственной морды. Выдох – и, толкая грудью раскаленный воздух, я проскользнул под толстой шеей. Правая лапа запоздало поднялась, но гниющая рана уже была у меня на глазах. Лезвие вошло в тушу бестии. Я попытался отпрыгнуть, но гибкий хвост ловко зацепился за ногу и опрокинул меня.
Тяжелая конечность придавила мое тело к земле, когти пустили кровь на шее, но грудь надежно защищала кольчуга. Правда, ребра противно затрещали. Голова саламандры появилась надо мной. Только не ненавистное моим Даром пламя.
Мало времени для Бедствия, мало крови для Власти, Мятеж сейчас бесполезен. Тогда я рассыпал руну Боли.
Саламандра… Закашлялась и задергалась. Пламя вырвалось неровно, вокруг меня. Лапа чуть приподнялась, я перекатился и выскользнул из неприятных объятий монстра. Вихрь ледяных осколков неприятно жег саламандру, из-за чего удалось уйти почти безнаказанно.
– Люди спасены, пожар потушен! – отчиталась Рели.
Я, чуть дыша, чтобы не тревожить грудь еще сильнее, задумался. Холодный лед и Чума одинаково хорошо боролись с тварью. Второй же из пары должен был отвлекать. Какой путь будет быстрее?
– Отлично. Рели, Свяжи ее боем, пока я буду чертить!
Вампирша кивнула и ринулась в бой с шпагой наперевес. Я накинул на девушку Наполнение и, скрипнув зубами от треска в голове, отступил назад. Резкая волна боли отступила, глаза еще не открылись, а руки уже нашарили на груди пластинку. Теперь осталось достать кисть…
Но вместо этого на пару мгновений я замер. Рели филигранно петляла между лап чудовища, не позволяя дажа вскользь себя коснуться. Так легко и естественно, что это вызывало настоящее уважение. Подвижность девушки вместе с ее талантом, опытом и магией сделала ее неуловимой для саламандры.
Я начал рисовать. Рука как будто бы сама знала, что нужно делать. Моя кровь щедро лилась из кисти, и через десяток секунд черный пепел пополз по поверхности пластинки. В голове мысли отбивали четкий и понятный боевой ритм. Сначала Щит, безопасность Рели важнее. Вампирша сначала замялась из-за вспыхнувшей багровой дымки, но потом продолжила бесконечный танец. Затем Чума…
Я обнаружил себя на коленях. Тяжело… В ушах звенело, уголки губ пустили кровавые дорожки, голова ходила туда-сюда. Скоро все закончится, зато левый глаз взревевшей твари больше не мог видеть. Рели дерзко залезла на опустившую морду саламандру и вонзила клинок прямо в рану, незащищенную перепонками.
Ответ гигантской ящерицы опоздал, в несколько уверенных прыжков инквизитор оказалась на земле. Удар вышел хорошим, но не смертельным. Чешуя и мясо иссыхались, саламандра вопила и бесновалась, Рели уже готовилась к новому выпаду, а я, успев сделать несколько почти безболезненных вздохов перед новой руной, готовился подписать смертный приговор.
Прямо в глотку.
– Рели, огонь! – рявкнул я сквозь зубы, на ходу доставая Кару.
Руки чуть дрожали. Эту плату я принял легче, чем предыдущую. Теперь девушка начала заклинаниями Воды тушить пламя, а почти погибшая бестия осталась на мне. Нужно было только проследить, чтобы предсмертная агония не принесла новых бед, поэтому я, откашливаясь кровью, замер с клинком над трясущейся головой.
Туша твари гнила, морда уже завалилась набок, из дыры в горле мелькали огненные всполохи. Передние лапы уже не держали тело, только бессмысленно бороздили землю, а задние дрыгали и бились друг о друга. На открытом брюхе показались четыре ровных пореза.