– Это… Это… – не могла подобрать слов Рели.
Весь купол был заполнен кровавыми рисунками, совершенно разными – округлыми и угловатыми, простыми и сложными, большими и маленькими. Некоторые были незакончены, где-то оставалось свободное место. Но сколько же рун здесь было всего?
– Ты, наверняка, не сталкивалась с малефикарами? – спросил Гибар, оказавшись в центре зала. – Это руны, с помощью которых я могу колдовать. Они черпают силы из того, чьей кровью были начерчены.
– Малефикар? – удивленно глянула на отца вампирша. – Я… Да, не сталкивалась. Это же кровь?
– Да, кровь. Наших слуг-магов, та же самая, что мы обычно пьем. Не волнуйся, для них ничего не изменилось и они прекрасно себя чувствуют, сама посмотри. Эту силу можно обернуть на пользу, если грамотно воспользоваться.
– Но… не так ведь просто Орден преследует малефикаров?
– Конечно, речь инквизитора, – засмеялся герцог. – Когда-то Инквизиция преследовала магов, потому что это была сила, способная изменить мир. Теперь, когда эту силу обуздали и принесли в общество, Орден преследует лишь избранных. Со временем они также станут авангардом нового мира.
– Звучит не так убедительно…
– Да? Одно твое слово, и я сотру все созданные мною руны, – уверенно ответил ее отец, лишь слегка пожав плечами. – Боюсь, дары наших слуг пропадут напрасно, но я готов это сделать.
– А это что?
В самом центре на постаменте лежал большой медальон. Толстая цепочка, темный массивный кругляшок с странным узором, а в нем россыпь мелких камней, переливающихся светов в мраке подземелья. Но, что было странно, острый глаз инквизитора заметил, что один камешек был пустой.
– Тот самый запретный артефакт, – Гибар неотрывно уставился на медальон. – Источник бессмертия.
– Скажи мне честно отец, – В груди у Рели неприятно сжалось. – Скольких ты убил?
– Честно, да? – вздохнул он. – Многих, Рели. Их кровь на моих руках, и этого я не забуду.
Рели долго рассматривала артефакт. В ее голове роились мысли, но она все никак не могла выцепить нужную. Отец говорил искренне, признался в страшных грехах, но с другой стороны обещал ради нее все изменить. Тот ли это был Гибар, по вине которого погиб Мали? Или это был хитрый ход, который позволил герцогу не допустить новых жертв?
– Его нельзя уничтожить, так? – тревожно сказала девушка. – Тогда… давай Виртур выбросит его в море? А потом ты за ужином все мне расскажешь.
– Конечно, дорогая, – Гибар обнял свою дочь. – Выбросит. Все будет хорошо.
– Да какого черта! – Маттео не на шутку взбесился и размахивал бумагами. – Что они о себе возомнили! Да их всех из Канцелярии выгнать нужно на рудники!
Все же он решился снять с меня цепи. Опять танцующие тени в пламени факелов темницы с любопытством тянулись к моим ногам, но на этот раз над головой нависали не заброшенные подземелья небольшого городка, а тяжелый и прочный камень собора. Храмовники с довольными улыбками приняли меня из рук гвардейцев и разместили в одной из самых отдаленных камер, однако не проявляли особого фанатизма в издевательствах. Ударили пару раз, но даже маску испугались снимать.
Когда Бримо вернулся, меня снова куда-то повели. В небольшой комнате помимо простых табуретов, выщербленного и побитого временем стола, на который падал тусклый свет факела, ничего не было. Здесь ждал меня дворянин, ругаясь на работников Канцелярии.
– Похоже, ты попал в западню, Каднер, – раздраженно покачал головой Маттео. – Доказательства того, что именно твой кинжал был в груди Горация, оказались поддельными. Никто даже не обращался в Орден по этому поводу! Сейчас внутри Канцелярии хаос и неразбериха, которые точно кончатся для многих плачевно.
– Это было предсказуемо, – пожал я плечами. – Но ты не думал, зачем все это было, если правда все равно всплывет?
– Кто-то хотел запереть тебя в темнице Эрстурма хотя бы на одну ночь… – протянул офицер, отбрасывая бумаги в сторону. – Любой ценой.
– Ты можешь нарушить их планы, если отпустишь меня.
– Нет, хотя бы до завтрашнего дня ты будешь тут. Я не имею права тебя допрашивать, это дело храмовников, но из-за беспорядка Канцелярия никак не может передать им грамоты. Если ты знаешь что-то о Горации, его врагах или тех, кто все это устроил, лучше скажи сейчас. Поверь, это сильно упростит жизнь тебе и мне.
Я впомнил о неожиданном нападении на поместье, предательстве Кристофа, Негласном союзе, герцоге Бредрике и Гибаре Карди. Интересно, уже вечер? Сколько дней пришлось провести в заключении?
– Не знаю, Бримо. Но он точно явит себя, в ближайшее время.
– Ладно, – Маттео мрачно поджал губы. – Понимаю. Мной воспользовались, чтобы добраться до тебя. Приношу свои извинения за те слова.
– Кровь Бримо… Решительности вам не занимать, но как же часто вы сожалеешь о своих ошибках?
– Ты знаком с моей семьей? – удивленно поднял брови он.
– Немного. Тебе лучше идти, Маттео. Не теряй время в напрасных разговорах. Эта ночь особенная, будь настороже.
– Да, ты прав. Если преступник что-то задумал, то он будет действовать именно сегодня. Удачи, Каднер, и, пожалуйста, не сбегай отсюда.
Маттео подобрал раскиданные листы и удалился. Меня не спешили забирать отсюда храмовники, но я знал, что это еще не все. Я терпеливо разглядывал свои перчатки, которые прошли через все, но по-прежнему сияли идеальной чистотой, без капли крови или грязи.
Дверь медленно отворилась. Герцог поприветствовал меня, словно старого друга. Он был один, в приподнятом настроении, с легкой улыбкой на лице и своей любимой тростью, бодро стучащей о каменный пол.
– Жаль, что Маттео чуть разминулся с нарушителем спокойствия, которого он так ищет, – бросил я, не сводя взгляда с Гибара.
– Я не хотел прерывать вашу милую беседу, – чуть пожал плечами Гибар, присаживаясь напротив. – Поверь, эта затея обошлась мне очень дорого, но у Церкви был передо мной должок. Впрочем, есть более насущные вопросы, верно?
– Да, это так. Полагаю, спрашивать смысла нет? Твой ответ не изменился?
– Все по-прежнему просто просто, Каднер, – кивнул герцог. – Но почему бы тебе не взглянуть на мои уроки с другой стороны? Да, признаюсь, не все из них были удачливы и познавательны, но я верю, что твое стремление спасти человечество от неминуемой гибели по-прежнему горит ярким огнем.
Слова герцога застали меня врасплох. Понемногу я начал понимать, и от этой истины по рукам пробегали мурашки.
Если бы не вмешательство людей Карди, я далеко не сразу бы разобрался в запутанной истории Эзрана. Сколько бы людей пострадало, пока я отчаянно искал бы следы?
В интригах Прядильщицы было непросто разобраться… Но все свелось к уничтожению угрозы для простых людей. Его люди были рядом, они тянули время до прибытия паладинов, как могли, – об этом мне поведал Милар.
Последнее самое простое. То, что сказал мне наемник прямо в лицо.
– Не может быть… – я в растерянности откинулся назад. – Ты оберегал меня все это время?
– В какой-то степени… – грустно пожал плечами Карди. – Насколько мог это делать со связанными руками. Прости меня за ту кровь, что ты пролил по моей вине.
– Все это время кто-то из твоих людей меня сопровождал… – неверяще бросил я.
– Я не мог дать погибнуть единственному человеку, что может меня понять.
– У нас… Не так много общего.
– Да? Уверен? Очень немногие хранят в своем сердце настоящую человечность, Каднер. Мы с тобой делаем одно дело, но идем по разным дорогам.
– Человечность еще нужно заслужить. А ты… Ты предал божественные законы.
– Я их воскресил, Каднер, – качнул головой Гибар. – Все равно все пришло к этому. Ты ведь хочешь понять, правда?
– Верно, – кивнул я. – Я не верю в безумство малефикара. Не верю, что у тебя нет слов, которые нужно сказать прямо сейчас.
– Ты многое знаешь… Я похож на безумного? Конечно нет. Я защищаю людей, а не пытаюсь убить их. Сто восемьдесят три… Нет, не человек. Чудовищ в людском обличье. Безжалостных убийц, бесчестных воров, вероломных предателей. Те, кому в новом мире места нет. Те, кто тащит людское общество на дно.
– Это вероломство… – выдохнул я. – Это неправильно.
– Почему? – искренне растерялся Гибар. – Что не так? Конечно, я не праведник, но благодаря мне очередной виток войн между Регатрой и Империей закончился почти без кровопролития. Благодаря мне в Нестрисе уже десятки лет люди в трущобах перестали умирать от холода и голода. Благодаря мне лиги гномов и матриархи темных эльфов ведут успешную торговлю с людьми, а не закрылись, подобно своим лесным собратьям. Благодаря мне император воссел на трон без междоусобиц и гражданских войн. Благодаря мне фермеры на большей части Империи могут спокойно выращивать зерно, не переживая за свои жизни или жизни своих близких. Что же я смог сделать за свою неполную жизнь? Так много! А если бы я был бессмертен, сколько тогда пользы я бы смог принести?
– Эти души не переродятся, Гибар, – прошептал я. – У них не будет шанса исправиться.
– Он у них был, и они им не воспользовались! Хватит жертвовать своим светлым будущим ради отбросов, которые не смогли хотя бы осознать свое бедственное положение!
– Это красная черта. От магии крови или от твоего собственного разума, уже неважно. Но ты перешагнул через нее, считая свои действия единственно верными. Мира не будет. Бессмертие – это очередной ресурс, а не шанс все изменить. Ведь ты обещал Прядильщице бессмертие за поддержку, верно? Не можешь представить, что будет дальше?
– Ты так молод, Каднер, – грустно улыбнулся Карди. – Такой светлый, но еще не понимаешь самого главного… Я не бог, я принимаю и осознаю это. Новый мир не построится и за сотни лет. Но разве это повод не менять его к лучшему? Медленно, планомерно очищать людей от скверны, а потом еще и гномов, эльфов, восток…
– Ты уже начал играть в бога, как только решился отнять чью-то душу. Это тупик. Предсказанный крах. Ты же… Ты так долго берег мир на земле, что делали твои предки столетия назад. Прошу тебя, не надо уничтожать все, что было создано твоими усилиями в том числе.
Гибар перехватил трость двумя руками и задумчиво уставился в стену. Да, он знал, что будет сложно. Но Каднер – путеводная звезда. Человек, который всего себя отдал ради народа. Ради таких людей он и старался. И, конечно, ради своей дочери.
– Знаешь, после моей смерти все должна унаследовать Аурелия, – медленно начал он. – Вампиры не могут иметь детей, но магия крови помогает обходить подобные запреты. Ее мать была недавно обученным магом из Академии Регатры. Это не было ни любовью, ни страстью, только строгий расчет. Ничего более. Ей нужны были деньги, мне – результат. Именно поэтому когда во время родов встал выбор, я выбрал свою дочь без сомнений. Моя кровь, рожденная, а не приобретенная. Просто чудо.
– А Рели это знает?
– Я не особо говорил про мать. Все это время старался воспитать в ней любовь к людям. Показывал, как прекрасен и разнообразен мир, как великолепна задумка того, кто создал его. И по заветам моих предков я должен был показать и суровость этого места, всю боль, всю несправедливость, но… Не смог. Мне казалось, что Рели не справиться. Она была таким добрым и отзывчивым ребенком… И я решил взять ее будущее бремя на себя. Не умирать, ни в коем случае. Только выжить, чтобы моя дочь продолжала нести в себе всю эту прекрасную любовь… Ты ведь тоже это заметил? Не по этой ли причине ты принял ее в Орден?
– Может быть, – кивнул я. – Но ты своими руками чуть не столкнул ее в бездну.
– И это тоже моя вина, – скорбно кивнул Гибар. – Видишь ли, я так старался уберечь ее от всех опасностей, что окружил ее клеткой. Я разрывался внутри между долгом и любовью… И выбрал любовь. Слава Господу, что он в конце концов привел ее ко мне.
– И теперь ты хочешь, привести меня…
В груди неприятно кольнуло. Он жаждет моего сомнения. Всего на секунду, на мгновение, просто усомниться в существующем распорядке, и я проиграл. Почему я вообще бросил ему вызов? Потому что… Потому что… А был ли вызов на самом деле? И что вообще было?
– Все верно, – радостно подтвердил Гибар. – Ты сильнее меня, гораздо. Столько пережил, столько непонятных событий, несущих твою боль… Невзгоды выковали кого-то по-настоящему великолепного.
– Это не так, – резко одернул его я, хотя сам почти не слышал свой голос. Это ведь правда… Почему я спорю? Почему…
Все верно. Я вспомнил. Конечно. Красный на красном. Там были цветы? Какие? Точно не белые гортензии, как думал Торват.
– Ты отбираешь у людей надежду. Жизнь священна. А ты.... Ты совершил воистину страшную вещь. Отняв одну душу, сколько убийств ты совершил?
– Каднер, ты мыслишь не так…
– Надежда – самое важное. Может быть, она бледна и обманчива, но ее существование еще держит мою жизнь на плаву. Рели сказала, что мои слова не несут веса? Что они пусты? Да, все мои слова… но не эти. Это самое лучшее, что есть во мне, не отражение чужой воли, но собственная тлеющая мысль. И поэтому прямо сейчас я прошу тебя: одумайся. Пойми, к чему все идет.
Гибар печально опустил голову. Его чувства были искренни, его слова не несли ни капли лжи. Но ложь – не самое опасное в этом мире.
– Я не хочу тебя убивать, Каднер. Только не тебя. Эта жертва, которую я не хочу приносить… но которую принести обязан.
– Ты знаешь, – уверенно кивнул я. – Кто-то предупредил тебя о том, что сюда идет крыло Льва.
– Только не сейчас, Каднер, – прошептал Гибар, поднимаясь. – Без тебя они не решатся даже подойти к особняку. Либо мы на одной стороне… либо в Эрстурме сегодня прольется кровь.
– Гибар, не надо! – я попытался вскочить, но чья-то тяжелая рука опустилась на мое плечо. Виртур мрачно взирал сверху вниз, не считая меня даже достойным капли его внимания. Он бросил на стол ножны с Карой и кинжал с золотистым символом Инквизиции, а затем безмолвно покинул комнату вслед за своим господином. Я быстро схватил свое оружие и вывалился в коридор с камерами, но там было уже пусто.
Я не до конца понимал все действия Гибара… но был уверен в том, что он собрался убить меня в честном бою, хоть и чужими руками. Я все же убедил Льва встретиться в Нестрисе, чтобы хотя бы узнать о Карди побольше. Но кто же знал, что чертов вампир расценит это как угрозу его планам? Нельзя было торопиться!
Эрстурм пустовал, и от этого было только страшнее. За каждом поворотом мне чудились красные точки равнодушных взглядов и идеально-белые оскалы клыков, готовые разорвать мою плоть и выпить кровь. В лучшем случае наткнулся бы на блеск храмовничьих лат… однако комната дознавателей, в которых они снимают окровавленные перчатки, садятся за тяжелые стулья, без роскоши и вычурности, и принимаются писать на грязно-желтой бумаге строчки, запечатывающие последствия одних страданий и рождающие новые витки жестокости, была пуста, камеры оказались настежь открыты, а стражи не было нигде, вплоть до самого выходы из темницы. Меня грызла тревога, но страх почему-то не особо хотел присоединяться, хотя я точно знал, что впереди меня ждали.
Я поднялся выше по винтовой лестнице и, пропустив один из позолоченных коридоров собора, оказался перед воротами Эрстурма. Вампиры не любили громоздких доспехов, а потому лучшие воители рода Карди носили алые сюрко с белыми крыльями и красные плащи. Определенному оружию предпочтения гвардейцы не отдавали, но щиты оставляли в оружейных почти всегда. Не знаю уж, как они воевали на полях битвы, но в небольших стычках им равных не было.
Но я не обратил ни малейшиго внимания на шестерых сосредоточенных гвардейцев и мрачного Виртура за их спинами. Больше остальных я опасался белого инквизиторского плаща Рели. Внешне нельзя было сказать, что девушку хоть как-то терзали эмоции, она ровно и уверенно смотрела на меня, но ее слегка подрагивающие ресницы и уголки губ говорили о том, что вампирша тоже переживает.
– Что скажешь мне, Рели? – безмятежно бросил я. – Что-то про лицемерие и обман?
– Не смей осуждать мой выбор, Каднер, – с холодной яростью ответила вампирша. – Я пытаюсь сделать то, от чего ты отказался. Пытаюсь направить силы Ордена в нужное русло. Дать этой земле мир, который он заслуживает… А не говорить о нем и равнодушно смотреть на его гибель.
– Быстро же все поменялось…
– Я не желаю твоей смерти… – ее голос чуть дрогнул. – Но пока ты жив, Орден будет гнить. Ради него я смогу забрать каждую каплю твоей крови. Мне хватит сил.
Я ничего не ответил. Прохладный церковный воздух едва щипал нос благовониями. Любые звуки отдавались гулко, протяжно, по-особенному глубоко. Тьма скрыла золото, богатое убранство, памятники человеческим грехам, и за слоями глупых ошибок внезапно появился тот, кого я не ожидал здесь увидеть… Словно Бог спустился, незаметно, неслышно, по своим потайным проходам зашел в зал и примостился в углу. Он не улыбался, потому что радоваться было нечему, но и не грустил, потому что знал, чем все закончится. Лишь Его редкое дыхание волной окатывало кожу, чистым льдом кололо внутренности и освобождало голову от других мыслей.
И казалось, что если в голове проговорить молитву, Бог ее обязательно услышит. Легко ухмыльнется твоей просьбе, бросит любящий взгляд, но не ответит. Почему? Потому что рано. Если ты получишь сейчас то, о чем просишь, никогда не получишь то, что тебе нужно. Борись, терпи, стой насмерть. А если слишком больно или страшно – вспомни, что Он рядом, смотрит на тебя и переживает твою боль, просит тебя встать и не отступать перед лицом последнего испытания.
Я чувствовал, что во тьме и тишине за мной наблюдает кто-то, кого невозможно описать полностью. Но я не молился. Я все ему сказал, что должен был. Теперь для меня гораздо важнее блеск в изумрудных глазах напротив, в котором жизнь перемешивалась со смертью, ярость с сомнениями, любовь с жестокостью. В груди разлилось неведанное мне ранее чувство… Что-то натянутое, как нить, и в то же время теплое, как прогретая лесная полянка.
Рун больше не было. Вампиры лениво наблюдали за превосходством руки Рели. Перчатки порвались и наливались кровью.
Но пока еще не время падать на колени.
Кара взлетела, пытаясь остановить шквал выпадов вампиршы. Теперь она была сосредоточена и собрана, каждое ее движение было трижды продумано, шпага легко скользила по лезвию клинка, поражая незащищенную плоть. По рукам и ногам текла кровь, мешая держать в руках меч. Она выучила урок, не позволила гневу возобладать, и теперь прекрасно знает, что нужно сделать, чтобы срубить нити моей жизни.
Хватит. Я могу сражаться и по-другому. Столь яростно, что даже твое сердце окажется сковано ужасом, когда смерть откажется забирать меня.
Мои уверенные шаги начали беспокоить Рели. Я просто ринулся напролом, игнорируя ищущее моей крови острие. Оно радостно вгрызалось в ткань и кожу, но этого было до нелепого мало, чтобы заставить утихнуть мое сердце. Изворотливая дуэлянтка искуссно лавировала между моими отчаянными взмахами, однако теперь обагренная уродливыми росчерками мантия гораздо реже трескалась под ее шпагой. Проворства Рели было не занимать… Но его чуть-чуть не хватило. Ее гарда оказалась в моей ладони.
В ближней свалке я успел зацепить ее ногу опущенной Карой, а затем с силой вдавить в один из столбов. Рели вскрикнула от боли, по мрамору пошли трещины, а мантия вампиршы на спине разорвалась, но вместо того, чтобы выскользнуть из моей хватки, лишившись шпаги, она мгновенно загнала тонкий кинжал мне под маску. Я опешил от столь неожиданно удара, выронив оружие и заваливаясь набок. Язык нашарил стальное лезвие у меня во рту.
– Ты не заслуживаешь моей чести! – выкрикнула Рели. – Твоя жизнь обернется скверной для сотен чужих судеб!
Зачем ты это говоришь? Я же вижу, как тебе нелегко. Вижу по трепетанию твоих ресниц. По уголкам губ, по изгибам бровей. Я вижу цепи сомнений, что твоя душа отпустить не может. Ты не хочешь опускать клинок, но подначиваешь себя, чтобы решительности хватило до самого конца.
– Смотри на меня… – говорить со сталью во рту было невероятно сложно. – Смотри мне в глаза, Рели… Не отводи взгляда…
Этот призрак страха полз по ее коже. Эту явную дрожь в пальцах, эту задранную вверх и гуляющую туда-сюда шпагу, эту растворенную в глазах панику уже не унять. Ее суть противилась разуму.
Но все же что-то толкнуло руку. Клинок пронзил шею и опустился к груди, разрывая сердце.
– Я готов отдать тебе… каждую частичку своей жизни… – пятался я выговорить, толкая из горла кровь, – если она поможет тебе… избавиться от яда сомнения…
Мое тело безвольной куклой повисло на плечах Рели. Правой рукой она держалась за рукоять, а левой приобняла меня, размазывая кровь. Больше я ничего не видел, и только по расплывчатым звукам угадывал происходящее…
– Не трогай его! – из груди вампиршы рвался крик. – Не смей! Я не позволю тебе его коснуться и пальцем!
– Рели, не повторяй моих ошибок. Доведи дело до конца…
Но этот раз чем-то отличался от остальных. Вместо острых и многочисленных зубов боли, незримо впивающихся куда-то чуть глубже кожи, я чувствовал лишь облегчение, струящееся по венам. Усталость по кусочкам отрывалась и исчезала в потоке приятного небытия…
Голоса словно прорывались через туманную стену. Кто это был? Рели и Виртур? Чувства отошли на второй план, начали путаться и растворяться. Неведомое мне ранее блаженство приняло меня, словно свою давно потерянную частичку.
– Если ты не сможешь, голову отрублю я!
– Только посмей!
Мягкую перину, окутывающую меня со всех сторон, разорвало цепкими лапами холода. Но он не пытался навредить… А встал стеной между мной и какой-то неведомой угрозой. Сознание само собой гасло, словно выскальзывало из крепких тисков воли. Чем больше я сопротивлялся, тем больше приближался понятный и предсказуемый финал…
А потом… лед разбился.
Город мрачно мочал. Рели, вывалившись наружу первой, обессиленно склонилась над краешкем своей мантии, забрызганной кровью. Просились слезы, но плакать она не умела. Чувства не для вампиров.
– Ты отлично показала себя, Рели, – спокойно заметил Виртур, вглядывающийся в замерший Нестрис. – Но это было лишь…
– Заткнись, – Рели разгневанно сжала кулаки. – Даже не смей хвалить меня за чужую смерть! Ты убил его! Убил!
С болезненным вздохом юная вампирша отвернулась. Подручный Гибара понимающе кивнул, но не стал подходить к Рели ближе. Его стезя тоже нелегка, но клятвы принуждают его служить даже тогда, когда весь мир отвернется от его господина. Увы, этого так и не произошло, хотя в душе Виртур надеялся на поражение этой фанатичной идеи.
– Знаю, Рели. Несправедливость. Я вижу это не в первый раз… Моя жена погибла по этой же причине. Есть вещи важнее любого личного, но Каднер был слишком уперт, чтобы присоединиться, и слишком слаб, чтобы защитить свою веру.
– Да ненужна мне эта справедливость! – взревела Рели. – Мне нужен Каднер!
– Ты можешь злиться, рвать волосы, да хоть заколоть меня, – пожал плечами Виртур. – Но разве это что-то изменит? У нас с тобой есть долг перед семьей и перед миром. Своя дорога, Рели. И с нее уже поздно сворачивать.
– Поздно, значит?! Ладно, хорошо, – вампирша вскочила на ноги, пылая яростью. – Нам пора возвращаться. Я хочу взглянуть ему в глаза, хочу увидеть тот самый финал, ради которого мне пришлось отдать гораздо больше, чем он может представить…
– Я тоже, госпожа, – горько вздохнул Виртур. – Я тоже…
Быстрые породистые кони разрезали улицы пополам, взметая тучи подсвеченной в свете полной луны пыли. Стража даже не останавливала гербы благородных семей, и посланникам герцога удалось быстро покинуть непривычно тихий Нестрис. Рели сжимала поводья так сильно, что перчатки скрипели, но сворачивать она не планировала. От сомнений необходимо избавиться, как и сказал напоследок Каднер…
Что он имел ввиду?
Громкий и чистый звон колокола заставил вздрогнуть от неожиданности. Лошади заржали от едва трясущегося даже на окраине воздуха. Виртур и гвардейцы с неодобрением или тревогой разглядывали тонкую верхушку Эрстурма, натягивая поводья и ожидая приказа.
– Вот и пробил по нему колокол, – пробормотал вампир. – Странно это… Так, Ларт, сопроводи Рели до поместья. Я отправлюсь обратно в город…
– Что? – растерялась девушка. – Что происходит?
– Полная луна, – Гибар поднял взгляд к ночному небу. – Вороны при полной луне не летают, и мои люди не смогут ничего сообщить про крыло Льва. Хочу взглянуть на них сам.
– Ладно, езжай, – нервно мотнула головой она. – С отцом я поговорю сама.
– Не поддавайся сомнениям! – бросил тот на прощание. – И не натвори бед!
– Не больше, чем отец уже натворил, – едва слышно ответила Рели.
В поместье Виртур вернулся злой. К своим агентам он так и не попал, слишком много разворошенных храмовников блуждали между домов, выискывая подозрительные лица. Что уж творилось рядом с собором и дворцом, что спешно окружали рыцари, вампир не знал. Он некоторое время петлял и кружил по улочкам, пытаясь найти малейшую лазейку к нужному месту, но вскоре поспешил вернуться домой. На воротах его пропустили уже знакомые стражники, усиленные патрулями, но, что было здорово, не храмовниками. Те могли остановить даже благородного, и тогда Виртур остался бы тут до утра. Злобно порыкивая на чертов круг луны, он промчался мимо распахнутых слугами ворот и мгновенно соскочил с седла.
– Эрдил разместил своих людей? – грозно спросил вампир.
– Да, ваша милость, – поклонился черноволосый юноша, не испугавшись тона господина. – Его Светлость давно ждет вас и передает…
Отчетливый грохот копыт прервал речь. Виртур нахмурился, сунул поводья в руки слуге и одним взглядом прогнал его подальше. События этой ночи могли привести к нему только одного человека, но главный судья предпочитает ездить в сопровождении охраны, а не в полном одиночестве, как понял герцогский советник по звукам. Значит, это был посыльный?
Конь остановился, фыркнув и пару раз крепко ударив по земле. Всадник неспешно спустился, но не торопился идти дальше. Виртур выдохнул, беззвучно радуясь, что безошибочно точные и выверенные планы Гибара наконец хоть в чем-то разошлись с реальностью. Однако он не расслаблялся, услышав знакомый стук и звон стальных колец. Очевидно, незнакомец был вооружен.
Что делать? Гибар будет занят своим проклятым ритуалом до утра, Рели, потерявшая своего возлюбленного, будет доставать его теми же вопросами, что и сам Виртур задавал много лет назад. Придется просить подождать до утра, а если не получится, попытаться потянуть время как можно дольше…
– Еще раз приветствую, Виртур. Пожалуйста, держи клинок в ножнах. Для твоего же блага.
Конечно, это было невозможно. В голове старого воина проносились десятки возможных объяснений, но все они были столь странными и нелепыми, что приходилось снова искать нужные варианты. Однако, стоит признать, эта неожиданная встреча не поколебала уверенность вампира.
– А с головой ты все же получше выглядишь, Каднер. Или кто ты? Кто осмелился забрать его вещи и напялить на себя?
Безликая маска, безупречно белая мантия, чуть опущенная голова и прямая спина. Все тот же не слишком высокий, но быстрый и сильный инквизитор, с той же безмятежной походкой непринужденного человека, разве что равнодушия к любой опасности значительно прибавилось, да и на левой перчатке с рисунком появилась намотанная тряпица.
– Время переговоров кончилось, – спокойно заявил орденец. – Я пришел сюда, чтобы вынести тебе приговор. Тебе и твоему господину.
– Приговор? – хохотнул вампир. – Ты возомнил себя Богом? Думаешь, твоя вера поможет тебе восстановить справедливость, направит твой клинок?
– Я не верю ни в справедливость, ни в Бога, – пожал плечами Каднер. – Это лишь пустые слова, они далеко не абсолютны и весьма преходящи… Но знаешь, если вера сделает тебя чуть лучше, чуть совершеннее себя прежнего, то, может, стоит взять в руки песенник и нести ее миру? Не на Бога я надеюсь, Он не нужен мне, чтобы закончить это долгое противостояние.
– А ты смелый, мертвец. Хорошо, раз просишь меня… Убил тебя один раз, сделаю это снова.
Виртур обратился к силе, что дремала внутри его сердца. Ладони вытянулись вперед в привычном жесте, ноги согнулись в предвкушении рывка, картинка перед глазами дернулась, смазалась, и вампир, достав из пустоты тяжелый двуручник, с помощью любимого трюка оказался за спиной инквизитора…
Который, зажав в левой руке кинжал, уже стремился к его оку.
– Чтоб тебя! – тьма выкинула Виртура, схватившегося за дымящийся глаз, подальше от опасного орденца. Тот, как будто ничего не случилось, стряхнул черный пепел на землю
– Мы знакомы несколько лет, – орденец вернул обагренный святой водой кинжал в ножны. – Я знаю о тебе гораздо, гораздо больше, чем ты обо мне.
– Это ты! – радостно взревел одноглазый вампир. – Ты восстал из мертвых вернулся, обманул смерть! Как у тебя это вышло? Но зря, зря пришел сюда…
Из тьмы начали появляться алые тени. Личная гвардия семьи Карди ловко и поспешно заняла сад, дорожки и всю свободную землю перед поместьем, окружая святого воина и отрезая ему пути к отступлению. Маги в плащах, бойцы с самострелами, копейщики с тяжелыми щитами, лучшие мечники рода – собранные в целую армию солдаты занимали каждый свое четко отведенное место.
– Я не верил в тебя, это правда, – признал Виртур. – Ты был лишь заплутавшим мальчишкой, который с помощью чуда и артефактов выживал на поле брани. Но ты мудрее, чем казался на первый взгляд… Жаль, что об этом больше никто не узнает.
– Я расскажу тебе, как охотятся инквизиторы, – вздохнул Каднер, разматывая тряпицу. – Мы бываем горячи в смертельном бою, безрассудны в жертвенном порыве, глупы в пресмертных клятвах, разрозненны в долгих спорах. Но также мы можем быть хладнокровны в принятом решении, расчетливы в хитросплетении ловушек, внимательны в логове зверя, едины, когда колокол предупредит об надвигающейся угрозе. Понимаешь? Ведь здесь не было ничего сложного. Ни-че-го. Никаких запутанных схем, заговоров, интриг. Только полная луна…
С его левой руки сорвалось знамя Инвизиции. На удивление бодрый ночной ветерок подхватил плотную ткань и поднял ее чуть выше, к обрывистым пятнам облаков, подсвеченным мертвым светом набухшей луны. Плавное мерцание разорванной серовато-белой дымки и равнодушного шара перемешивалось с теплыми огнями людей земли, меркло едва различимым занавесом на фоне охваченных блеском факелов знамен Инквизиции. Но было их столь много, что даже серебристый глаз недовольно потянулся вверх и с тревогой попытался сосчитать все воинство.
Виртур молчал, по капле силясь осознать, что произошло. Неужели… Неужели есть у Каднера сила, что может перевернуть исход этого сражения? Самодовольство сыграло с опытным вампиром злую шутку. Герцог же слишком увлекся своим мнимым бессмертием, и близкий запах триумфа притупил его нюх… Виртур ликовал глубоко внутри. Возможное поражение его господина будоражило покрытые пылью чувства.