Виктор Гурченко
Невры
– а то, что сегодня девяносто девять процентов русскоязычных школ, это ничего, нормально? – вспыхнул Юрик.
– Юра, – Борис тоже перестал махать топором и вытер тыльной стороной ладони со лба крупные капли пота, – ты опять за своё? Ты же по-белорусски ну бум-бум, – будто в доказательство своих слов он постучал себя по лбу костяшками пальцев, – на каком языке тебя, балбесá, учить прикажешь?
Юрик в сердцах махнул рукой и, подхватив свежесрубленную осинку, потащил её к броневику.
– а всё же, – вновь вернулся к вопросу Борис, – что делать будем, когда они вернутся за товарищами? А они ведь вернутся.
– я так далеко не думаю, – проворчал припертый к стенке ветеран и вновь заработал топором, – Бисмарк когда-то говорил, – продолжил он, втискивая слова между сочными шлепками топора, врезающегося в молодую мякоть дерева, – никогда ничего не замышляйте против русских…
– на любую вашу хитрость, – продолжил за него Борис, – они ответят своей непредсказуемой глупостью.
– надо же, образованный, – с нотками уважения воскликнул Карпов.
– я историю преподавал в университете, – тяжело дыша ответил Борис, – вот ещё его высказывание: «я знаю сто способов, как выманить русского медведя из берлоги, но не знаю ни одного, как загнать его обратно». Только знаете, – он сделал паузу и посмотрел Карпову в его жёлтые выцветшие глаза, – мы не медведи, мы простые смертные с одним автоматом на всех. Вопрос тот же – что теперь?
Карпов в ответ как-то странно улыбнулся и, выдержав осуждающий взгляд оппонента, ответил:
– ну, во-первых, у нас теперь пять автоматов, а не один, а во-вторых, мы на своей земле, за нами правда, что-нибудь придумаем, – он ловко подбросил топор, тот совершил в воздухе несколько оборотов и послушно остановился, пойманный крепкой ладонью старого афганца, – русские всегда побеждают, ты-то, как историк, должен знать.
– ну, вообще-то, не всегда, – с каким-то вдруг появившимся в голосе занудством возразил Борис, – вспомнить, хотя бы, поражение в Крымской войне 1856 года.
– пф-ф-ф, – Карпов презрительно фыркнул, – это когда они всем своим НАТО тогдашним один только Севастополь почти год взять не могли, а на Камчатке таких выхватили в Петропавловске, несмотря на троекратное превосходство в живой силе, кораблях и пушках, что их контр-адмирал с горя пулю себе в голову пустил, хороши вояки! – он громко хохотнул, и с ближайшего куста встревоженно вспорхнул десяток мелких лесных пташек, – да если бы Николай тогда с собой не покончил, совсем другой исход был бы, гнали бы мы их… – подытожил он.
– кто мы? – в недоумении застыл Боря.
– кто-кто? – проворчал Карпов, – русские, понятно.
– так ведь Николай от воспаления лёгких умер, нет? – с сомнением поправил Борис.
– это уже потом историю подправили, а тогда все знали, от чего он умер.
– а вы сейчас откуда это знаете? – не унимался собеседник.
– ты откуда такой любопытный?
– ну так я, все-таки, историк, хоть и бывший.
– а я, все-таки, офицер советской Армии, хоть и бывший, – Карпов посмотрел на поляну, оценивая маскировку внедорожника, – всё, хорош, уже отсюда не понять, что там, а с воздуха тем более не разглядеть.
Карпов по-хозяйски открыл багажник минивэна и забросил туда натрудившиеся топоры.
– ехайте домой, – он дважды хлопнул ладонью по борту автомобиля, – я пешком, быстрее будет. И да! Вечером ко мне – отметим первую победу! – он быстро и бесшумно скрылся в лесной чаще, а Борис, повернув ключ в замке зажигания, вновь разбудил разогретый мотор.
* * *
Денис шёл домой окрылённый и пьяный от избытка эмоций и чувств. Расставаясь со Златой возле пирса они снова долго целовались, потом она достала из корзины их драгоценный подарок от ужиного царя и отдала одну чешуйку Денису. «Смотри, не потеряй, я свою в шкатулку к украшениям пока положу», – сказала она на прощание, и Денис спрятал золотистую пластинку в карман для зажигалки в шортах. Теперь она каким-то приятным напоминанием чувствовалась через ткань, едва ощутимо царапая ногу.
Зайдя в дом он увидел Бориса, с энтузиазмом копающегося в погребе, под ним глухо позванивало стекло, и он то и дело поднимал на свет очередную бутылку.
– Нет, не то, – бормотал он себе под нос, – опять не то… Вот оно, – торжествуя он поднял большую угловатую бутылку и выбрался из погреба, – настоящий шотландский, как раз по случаю. Что-то мне подсказывает, что сегодня последний раз пьëм, – он истерично расхохотался, и Денис понял, что Борис опять пьян.
– а что за повод опять? – Денис сел на стул и вопросительно посмотрел на старшего товарища.
– а ты что, не в курсе? Нас Карпов в гости позвал, победу отмечать будем.
– над кем?
– а хрен его знает, – Борис картинно пожал плечами и застыл так на долгие несколько секунд, – а не всё ли равно?
– так что, все-таки, случилось?
– да мы в лесу всё уже пересказали, – скрипнув дверью на веранду лениво и флегматично вышел Юрик и, спрятав руки в карманы, оперся спиной о стену, – добавить особо и нечего. Приехал патруль из четырёх человек, плохого, по сути, ничего не сделали, ну… Коз только взяли несколько, а дальше мы не видели – выстрелы, а потом тишина. После этот пришёл, – Юрик мотнул головой, указывая куда-то за спину, – затащите машину в лес, говорит. Вот и весь рассказ.
– и что теперь? – задумчиво протянул Денис, – а если их будут искать?
– что значит «если»? – бодро возразил Борис, – конечно будут, а найдут нас. Вот поэтому и нужно повеселиться как следует. Всё, собирайтесь, пойдём!
В разном настроении они вышли из дома и направились на хутор к Карпову, где уже собралась вся деревня. Невры всем составом сидели за двумя составленными столами, накрытыми большой белой скатертью. Стол был накрыт по-деревенски незатейливо, но, вместе с тем, аппетитно и красиво. Наливными боками блестели в вечернем солнце соленья в больших круглых тарелках, сало, нарезанное крупными ломтями, источало пряный запах и завлекало бледно-розовой мясной прослойкой. Была на столе и колбасная нарезка, и вскрытая пластиковая упаковка филе селедки, очевидно вытянутые бабой Нюрой из запасов постояльцев. Чуть поодаль от стола исходил ароматным дымом большой сварной мангал, на котором лежали металлические шампуры с кусками сочащегося и шкварчащего над раскаленными докрасна углями мяса. Запах жареного проникал прямиком в желудок, мягко сжимал его и предательски наполнял рот слюной.
– проходите, садитесь, – Махлай широко провёл расставленными руки над столом, во главе которого он, собственно, и сидел, – я, как голова деревни, сегодня главный, – он хрипло рассмеялся и, обернувшись, бодро кивнул Карпову, колдующему возле мангала. Тот в ответ небрежно отмахнулся и с улыбкой покачал головой, – давайте накатим, пока мясо готовится, – Махлай, крякнув, дотянулся до бутылки и разлил в три пустующих гранëных рюмки, стоявших в ряд.
Гости уселись на широкую лавку возле чистых тарелок и приборов, было очевидно, что их ждали. Привстав с мест они чокнулись с остальными, но выпить не успели.
– стоять! – раздался зычный бас от мангала, – застолье без тоста превращается в пьянку, – Карпов не спеша подошёл к столу и, придвинув свою рюмку, налил себе до краёв. Остальные послушно замерли, глядя на него. – предлагаю тост – за первую победу! На нашу землю пришёл враг, и мы должны бить его везде, как говорится, на земле и на море! – он опрокинул рюмку и её содержимое мгновенно исчезло в его глотке. Остальные с одобрительным гулом последовали его примеру. Карпов деликатно вытащил из тарелки маленький огурчик и шумно занюхал, после чего с хрустом откусил половинку.
Борис, перебирая пальцами, начал искать, чем закусить. Выпивка была, определённо, самогонкой, но в этот раз довольно высокого качества и, поэтому, не била в нос резким привкусом. Оглядывая стол он поднял глаза и встретился взглядом с сидящей напротив Валентиной, она смотрела прямо на него и лукаво улыбалась.
– привет, – проговорила она одним лишь движением губ. Борис в ответ слегка смущённо кивнул. Валентина медленно повела взглядом с полузакрытыми веками и указала глазами куда-то за спину Борису в направлении леса и многозначительно прикрыла на мгновение глаза. Борис, дёрнувшись от нахлынувшего волнения, повернул голову и посмотрел в том направлении, а потом коротко порывисто кивнул, сдерживая вырывающуюся на свободу сладострастную улыбку.
За столом, тем временем, шла оживлённая беседа, раздавался смех, Антон ненавязчиво бренчал что-то на гитаре, Мамоцька негромко беседовал с женой Махлая, а сам свеженазначенный глава деревни возмущался по поводу долгого ожидания шашлыка.
– не хочу мешать вашему веселью, – вклинился в парящую за столом идиллию Юрик, – но никому не кажется, что сегодняшнее событие будет иметь нехорошие для нас всех последствия? – слово «всех» он выделил особенно и вопросительно оглядел сидящих за столом. На мгновение повисла полная тишина, Антон дал фальшивую ноту, как бы подчёркивая неуместность вопроса.
– а ты думал, – Махлай посмотрел в глаза парню, – от войны в своей стране убежать можно? Ну если ты рабом, конечно, хочешь жить, тогда да – раздвигай ноги перед каждым желающим, может и не убьют тогда, только зачем такая жизнь? Вот в чем вопрос?
– я хочу человеком жить и не воевать против всего мира, – ответил Юрик, – я хочу частью мира быть, а не пугалом для цивилизованных людей.
Антон в ответ ударил по струнам и странным, смешным каким-то голосом запел:
– а ëн хацеу́ жыццë пражыць прыгожа,
Ды неяк пражывалася трэвожна.
Начальник на рабоце лае матам,
А дома жонка выганяе з хаты.
А сын прыносиць двойки ды адзинки,
Такия вось вясëлыя карцинки.
Дзе ж ты, дзе ж ты, дольче вита,
Буэна виста, дзе ж, ты, дзе?
Дзе тэкила, маргарыта,
Адтапырка кожны дзень?
Над столом громыхнул раскат хохота, и Юрик как-то сразу стушевался и сник. Денис, сидящий рядом, тоже смеялся, чем особенно задел товарища.
– выпей, лучше – успокоишься, – добродушно сказал Махлай и налил всем ещё по рюмке.
– подождите минуту, – послышался голос Карпова, – сейчас уже мясо будет.
Действительно, не прошло и минуты, как на столе появились две глубокие тарелки с дымящимися кусками золотистого, местами тронутого огнём и подгоревшего до чёрных корок мяса. Все набросились на горячее. Мясо было нежное и сочное и буквально таяло во рту.
– а из кого шашлык? – сквозь набитый рот спросил Борис.
– да так… – Карпов лениво отмахнулся, – из оленя одного.
Борис и Юрик тут же перестали жевать и тупо уставились на улыбающегося повара. В памяти Юрика всплыл кровавый след на капоте и комки розовой плоти, к горлу подкатил ком и желудок сжался в спазме.
– да из косули он, – засмеялся Денис, – я сам вчера её видел. А кстати, – он обратился к Карпову, – А как вы волков то отогнали? Я оружия у вас не видел, – алкоголь весело разогнал кровь вместе с настроением, и Денис, не стесняясь, задал не дающий покоя вопрос.
Карпов молча наклонился и вынул из-за голенища туго зашнурованного берца охотничий нож с плоской рукояткой.
– всегда при мне, – он перевёл тяжёлый взгляд на Юрика и добавил: – на всякий случай…
На противоположной стороне стола как-то странно хмыкнул Глеб и улыбнулся одной стороной рта. Валентина, сидящая рядом с ним, поднялась и, положив мужу руки на плечи, что-то пошептала ему на ухо.
– я быстро, – добавила она, удаляясь от застолья, – туда и обратно.
Борис выждал несколько минут и, извинившись, переступил лавку и тоже направился к калитке.
– что-то переел, наверное, пойду до ветру схожу, – пробормотал он, уходя со двора.
– а Валька куда ушла? – с хитрым прищуром спросила баба Нюра у Глеба.
– сказала, что кабанчику дать надо, – ответил Глеб, а потом усмехнулся и добавил: – а самое забавное, что мы кабанчика то и не держим.
Все дружно рассмеялись и быстро, словно ничего подозрительного не произошло, вернулись к веселью. Денис находился в неком наркотическом трансе – алкоголь гулял по организму, вызывая лёгкость и эйфорию, а мысли о Злате, которые полностью заполняли собой его сознание, вызывали воздушную невесомость и странное чувство в груди, что-то вроде лёгкой ломоты. Он пойдёт, да нет, побежит к ней завтра, как только проснётся. С ним происходили необычные и волнующие процессы. Уже несколько лет он не мог, как ни старался, влюбиться по-настоящему, так, чтобы отказывал мозг и сводило зубы. И вот Злата… Денис улыбнулся сам себе и, подперев голову кулаком, уставился на вечереющее небо.
Юрик сидел злой, и шум алкоголя в голове его только лишний раз раздражал. Его выбесил Антон со своей глупой песней, и кулаки, спрятанные под столом, то и дело сжимались и разжимались.
– Антоха! – неожиданно для себя воскликнул Юрик, – а подраться слабо? Или только языком можешь?
Антон молча приставил гитару к дереву и вышел из-за стола. Сделав пару разминочных движений он застыл в обычной позе, опустив руки и глядя на Юрика. Тот в свою очередь подошёл к Антону и принял боевую стойку.
– ну давай, чего стоишь? – Юрик пружинисто переминался на ногах и качал торс вправо и влево, – начинай!
– ты начинай, – спокойно ответил Антон.
Юрик сделал выпад и хуком с правой ударил соперника в лицо. Антон отшатнулся и согнулся, закрывая лицо ладонями.
– ты что, дебил!? – заорал он, – ты мне зуб выбил! – Антон подставил ладонь и сплюнул в неё чёрный окровавленный зуб.
– Антоха! – с осуждением воскликнул изрядно захмелевший Махлай, – ты чего не защищаешься?
– да я думал – он шутит! – сквозь ладонь, прижатую ко рту, пробормотал Антон.
–Да-а-а, – протянул Карпов, – воин из тебя никакой. А давай со мной! – он перевёл взгляд на Юрика, который по-прежнему стоял с поднятыми кулаками.
– да ну вас! – бросил в сердцах тот и, опустив руки, зашагал прочь со двора.
– ну хоть от зуба гнилого избавился, – окончательно успокоившись сказал Антон и снова уселся за стол, – налей мне рот прополоскать, – он протянул Махлаю рюмку, и тот послушно наполнил её до краёв.
Денис остался один из своей компании, но неловкости не ощущал, за столом царило веселье и умиротворение. Антон снова взял гитару и запел что-то смешное и задорное, Махлай ловко разливал и опрокидывал рюмки, а Карпов без устали подносил на шампурах румяное мясо. Обстановка казалась доброй и родной, Денис неверной рукой поднял наполненную рюмку и, не ощущая уже вкуса, выпил залпом.
* * *
Борис, выйдя за калитку, сразу свернул с тропинки и оказался в зарослях кустов, предвосхищающих густой налибокский лес. Пробравшись сквозь царапающиеся нитки плотной поросли он, наконец, выбрался на свободное пространство среди сосен и ëлок вечернего леса. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев и воздух, остывая от зноя летнего дня, будто бы наполнялся синими, а местами даже фиолетовыми тенями, удлиняющимися каждую минуту, заполняющими собой все уголки трескучего древнего леса.
– Валя, – шёпотом прокричал Борис, – ты где?
Ответом ему послужил протяжный клекот аиста с высокой верхушки коренастой липы, а потом с болот донёсся уже знакомый бас: "у-ха-ха-ха-ха". Борис осмотрелся по сторонам и раздосадовано упёрся кулаками в бока. Внезапно глаза ему закрыли холодные тонкие ладони. Борис, улыбнувшись, накрыл их своими и наощупь пробежался пальцами по тонким суставам и длинным, удивительно ухоженным ногтям Валентины. Обручальные кольца на безымянных пальцах глухо цокнули, случайно встретившись и, будто бы застеснявшись, разбежались, рассеялись среди пальцев, блуждающих и сплетающихся друг с другом. Борис развернулся и упёрся взглядом в изумрудные глаза напротив. Обхватив женщину за талию он жадно впился в её губы. Поцелуй получился долгим и горячим. Тяжело и часто дыша Борис запустил ладони под клетчатую рубашку и, задрав её кверху, провёл руками по гладкой спине. Продолжая движение он потянул полы рубашки вверх, но Валентина властно остановила его движение.
– я сама, отвернись, – она медленно принялась расстегивать пуговицы на рубашке, но, дойдя до середины, остановилась и с претензией посмотрела на Бориса. Тот деланно закатил глаза и, переступая с ноги на ногу, медленно отвернулся.
– ну скоро ты уже? – прошептал Борис, теряя терпение, но в ответ ему прозвучала только тишина и звуки ночного леса, – Ва-ля, – разделяя слога повторил он и резко развернулся. Рядом никого не было. Борис устало хмыкнул и осмотрелся по сторонам, – Валя, ты где? Не время! Выходи! – но вокруг была полная пустота, да вечерняя мгла всё больше расползалась, вылезая из укромных уголков леса на незанятые ещё пространства. Не желая даже допускать мысль о глупом розыгрыше Борис озирался по сторонам в тщетных попытках рассмотреть в сгущающейся тьме женский силуэт. Через несколько минут, поняв, что он здесь в самом деле один, Борис вздохнул и поплëлся обратно. Забравшись в густые кусты он, ориентируясь на весёлый шум застолья, начал пробираться сквозь заросли. Но кусты становились плотнее с каждым шагом, и колючки на их ветках цеплялись за одежду и больно царапали голые участки рук, шеи и лица. Борис остановился и изо всех сил всмотрелся сквозь заросли, надеясь рассмотреть свет фонарей во дворе Карпова, но не было ни света, ни звуков застолья. Всё как будто в одночасье пропало, или над ним решили вот так подшутить. Полный решительности Борис ринулся вперёд, раздирая руки острыми шипами, которые, казалось, стали металлическими. Упругие ветви заплетали ноги и туго натягивались на груди, идти становилось тяжелее с каждым шагом, и вот Борис, тяжело дыша, остановился и в отчаянии почти повис на длинных спутанных прутьях этой упрямой, какой-то дьявольской лозы. Сердце подпрыгивало, ударяясь в горло тупым комом панического приступа. Борис судорожно начал вертеть головой, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Он был готов уже заорать во всё горло, и будь, что будет, главное, чтобы его услышали и выручили, а он уж что-нибудь придумает, наплетëт, когда, вдруг, стянувшие его плети ослабли и, словно по чьей-то воле, расступились в стороны. Выдохнув набранный для крика воздух Борис аккуратно, почти не оцарапавшись более, выбрался из кустов. Но оказался он не на дорожке к дому, а снова на поляне, только уже на другой. Сквозь частокол сосен прорывался тусклый оранжевый, инфернальный какой-то свет, то ли закатный, то ли рассветный, трава на поляне была пожухлая и бледная. На краю пустыря Борис разглядел какое-то бледное сгорбленное существо, сидящее на куче чего-то… Мусора, что ли, или листьев. Существо располагалось спиной к человеку, порывисто дергало головой на тонкой шее и издавало странные звуки, смесь влажного чавканья и кошачьего мурлыканья. Кожа его была голой и, казалось, даже прозрачной, источающей слабое бледное сияние. Присмотревшись Борис увидел протекторы массивных армейских ботинок, выглядывающих из кучи… Мусора? Нет! Его окатило волной холодного липкого пота. Это была не куча мусора или листьев, это было тело человека, разорванное, скорее даже разваленное на рыхлые скользкие куски, отливающие тусклым бордовым блеском в трепещущемся оранжевом свете. Борис понял, что это один из военных, которые были сегодня в деревне, он сделал шаг назад, и под тапком предательским выстрелом треснула сухая ветка. Существо мгновенно повернуло голову, и на Бориса уставились мерцающие тусклым красным огнём глаза. Большой круглый рот, усеянный острыми, как иглы и такими же тонкими зубами, чёрными от крови, сомкнулся в хищном оскале, и мерное мурлыканье сменилось на низкий утробный рык. Позвоночник от копчика до мозга пронзила острая молния, сердце заколотилось в бешеном ритме, в ушах загремело товарняком, идущим через мост на полном ходу, а существо опустилось на четыре лапы, или что там у него было, и всем телом прижалось к земле, готовясь к прыжку. Борис ринулся влево, вдоль колючей поросли и услышал, как за его спиной в кусты врезалось и тут же бросилось следом за ним пружинистое тело жуткого существа. Он так не бегал, наверное, со времён службы в армии, бежалось легко и невероятно быстро, словно и не было тридцати восьми лет за спиной и десяти килограммов лишнего веса. Спустя бесконечную минуту дикого галопа по ночному лесу Борис понял, что никто уже за ним не бежит. Сначала порывисто, не снижая скорости, он несколько раз обернулся вправо и влево, а потом, перейдя на бег трусцой, оглядел пространство у себя за спиной. Там никого не было. Борис остановился и, уперев руки в колени, исподлобья посмотрел на лесную чащу, оставленную за спиной. Только сейчас лёгкие стали гореть, отдавая в зубы ноющей ломотой. Тяжело дыша он сплюнул густой тягучей слюной и сел на корточки. Медленно до него стало доходить, что он находится чëрт знает где и дорогу в деревню самостоятельно найдет едва ли. А звать на помощь, учитывая, что где-то рядом бродит эта бледная тварь, совсем не хотелось. Отдышавшись он поднялся с корточек и медленно побрёл по лесу, тыкаясь наугад в поисках просветов среди густых зарослей. В голове была полнейшая каша – Валентина, глупый розыгрыш, тварь, поедающая человека… Алкоголь, выпитый за столом, уже полностью растворился в гуляющем по организму адреналине и напоминал о себе только тупой пульсирующей болью в правом виске. Неожиданно за деревьями показался просвет и слабое мерцание серебряного света. Борис ускорил шаг, но вскоре разочарованно увидел небольшое лесное озеро, отражавшее свет растущей луны, насмешливо глядящей на блуждающего в бескрайней чаще человека. Обречённо вздохнув он упёрся руками в бока и окинул озеро взглядом. В отражённом свете он чётко рассмотрел силуэт человека с удочкой на противоположном берегу водоёма. Стараясь не создавать лишнего шума (перед глазами всё ещё стояла окровавленная пасть монстра) Борис торопливо зашагал вдоль топкого берега к фигуре человека. Под ногами звонко чавкал прибрежный ил, и, то и дело, между пальцев просачивалась холодная болотная жижа. Приблизившись к таинственному рыбаку Борис понял, что это не взрослый, судя по фигуре, это был мальчик лет десяти-двенадцати.
– мальчик, не пугайся, я только… – начал было Борис, но, остолбенев, уставился на лицо обернувшегося ребёнка. Это был Женька, его старший сын… Он сидел на берегу в белоснежном кимоно, держа в руках самодельную деревянную удочку и смотрел на Бориса.
– папа? – удивлённо спросил он, – а ты что здесь делаешь? Ты же ушёл от нас. Я с тренировки иду, решил, вот, порыбачить, – он как-то виновато улыбнулся и перевёл взгляд на покачивающийся в воде косой поплавок.
У Бориса под ногами поплыла земля, ватной походкой он подошёл к сыну и, опустившись на колени, крепко его обнял. По его щекам сами собой, будто прорвав плотину, найдя наконец путь на свободу, потекли слëзы.
– сынок, прости, прости, – он крепко сжимал сына в объятьях, дышал запахом его русых, слегка кудрявых волос, гладил ладонью по затылку, по спине, – я вернусь к вам, я так соскучился, а где Артёмка?
Вдруг он ощутил, что плечи сына стали какими-то твëрдыми и грубыми, ладонь оцарапалась о шершавую, как у старого дерева, кору. Борис отпрянул и увидел, что обнимает трухлявый пень, кишащий чёрными жирными сколопендрами, сороконожками и маслянистыми жуками, лениво копошащимися в его гнилом нутре. Оглядевшись он увидел, как сын в белом кимоно удаляется, ловко перепрыгивая через кочки и стволы упавших от старости деревьев, стремительно растворяясь в тёмно-фиолетовой черноте, густо заполнявшей лес.
– Женя! Постой! Куда ты? – Борис вскочил на ноги, стряхивая с рук и плеч чёрных насекомых, и побежал вслед за сыном.
– Боря, ты куда делся? мы тебя ждём, – раздался из-за спины женский голос. Борис остановился и медленно обернулся на голос. Это была его жена, – возвращайся, все заждались – она добродушно улыбнулась и наклонила голову на бок. Борис смотрел на свою жену и упорно не мог вспомнить, как её зовут. Он подошёл поближе и с облегчением понял, что ошибся – это была не она, напротив стояла, лукаво улыбаясь, Валентина, – все заждались, пойдём за стол, – повторила она.
– слушай Валя, – Борис замялся и потупил взгляд, – меня что-то глючит не по-детски… – он снова посмотрел на Валентину, но вместо неё стоял Глеб. Он хмуро смотрел на Бориса, и глаза его слабо мерцали красным светом.
– ну как моя жена на вкус? – процедил он сквозь зубы. Борис растерянно открыл рот, но слова застыли, так и не сорвавшись с губ, потому, что внешность Глеба начала стремительно меняться. Его странной треугольной формы голова начала удлиняться, макушка заострилась и вытянулась вверх, превращая голову в уродливую пирамиду, обтянутую бледной кожей. Уголки рта разошлись в стороны, треснув и превратив рот в широкую расщелину с маленькими заострёнными зубами. Они располагались рядами, как у акулы, и тускло желтели в раскрывающемся в страшном медленном зевке рте, точнее в ужасной нечеловеческой пасти. Борис неподвижно стоял и, точно мышь перед гадюкой, внимательно смотрел, как между зубов вырастает, удлиняется, набухает жирный круглый язык, покрытый струпьями и сочащимися жёлтым гноем бородавками. Внезапно, словно превратившись в змею, тёмно-бурый язык метнулся вперёд и обвил шею Бориса.. Дыхание сразу перехватило и до ушей донёсся странный тонкий писк. «Это я, что ли, так запищал?», – успел подумать Борис, и в глазах начало темнеть. Существо, бывшее недавно Глебом, открыло пасть настолько широко, что всё пространство перед глазами закрыл абсолютно чёрный, беспросветный зев чудовищной глотки, куда Бориса затягивал сдавивший горло жгут безобразного языка. «Я озерница, а муж мой – кадук, и он тебя заберёт», – мелькнула последняя мысль, а потом стало темно.
