bannerbannerbanner
полная версияНевры

Виктор Гурченко
Невры

Полная версия

– Денис, ты чего приуныл? – Карпов несильно хлопнул парня по спине, и тот через силу улыбнулся, – давай, накати, тебе расслабиться нужно, – Карпов плеснул Денису полную рюмку и снова обратился к Шустеру: – так что, старосту назначили? Не тебя, надеюсь?

– так Алексеевича и назначили, кого же ещё?

– так говоришь, как будто я должен его знать. Кто это? Нормальный мужик?

– да какое там! Участковый наш! – Шустер устроился напротив Карпова и начал с азартом рассказывать, – пришёл как-то раз, дай, говорит, уровень поработать. Ну, мне не жалко – дал. Приносит на следующий день, а он чистый, как новенький. Ну, говорю, спасибо, почистил, а он улыбается так странно, «пожалуйста», – говорит и улыбается. Я через пару дней сам беру, а в нём глазка то и нету. А он, значит, свой такой же уровень похерил и на мой исправный поменял. Пошёл я к нему – и через спину этим уровнем! Что-то не смешно уже было.

– какая увлекательная история, – Валентина вернулась с улицы и стояла у двери, вытирая полотенцем мокрые руки, ехидно при этом улыбаясь.

– ну извините, – в тон ей ответил Шустер, – что имеем. Это у вас в Неврах жизнь бьёт ключом, приключения и веселье…

Он не договорил, потому что с улицы послышался рокот мотора, и в окнах блеснули яркие фары. Карпов метнул быстрый взгляд в окно и увидел, что к дому подкатил чёрный внедорожник Мерседес. Мотор затих, и фары потухли, перестав сверлить пространство комнаты ярким светом сквозь оконные стëкла. За лобовым стеклом чётко просматривался массивный крест, свободно висевший на шнурке, подвешенном к зеркалу заднего вида. Дверь распахнулась, и из машины бодро выскочил пухлый бородач в чёрной сутане и золотым крестом на груди.

– а вот и Илья, – улыбнулся Шустер и поспешил встречать гостя. Через минуту в дверях стоял, расставив руки в стороны, отец Илларион. Он широко улыбнулся и призывно помахал ладонями, разводя руки ещё шире для объятья. Валентина шагнула навстречу старому знакомому и утонула в его радушии. Он крепко обнял женщину и ласково похлопал её ладонью по спине.

– ну… – протяжно пробасил батюшка, глядя на Карпова, – здороваться будем, или как?

– Илья, – Карпов раздражённо повёл головой, скорчив недовольную физиономию, – давай без этого, мы по делу, не люблю я этих нежностей.

– а ты не меняешься, – Илларион хохотнул, и его чёрная с двумя седыми прядями борода затряслась в такт смеху, – смотрю стиль одежды поменял? Нарядно, – он одобрительно с напускным уважением кивнул, Карпов в ответ металлически скрипнул зубами, – да и ладно, бог с тобой. А это, что за молодой человек?

– Денис, – протянув руку для приветствия парень шагнул из-за стола навстречу гостю. Батюшка пожал ему руку мягкой ладонью и посмотрел в глаза. На мгновение они застыли, и будто бы всë вокруг них завертелось, комната пошла кругом, пол шагнул в сторону и наклонился. Илларион отнял руку, и наваждение тут же схлынуло, ушло и растворилось.

– волк, – коротко заключил святой отец и посмотрел на Карпова, – наш парень!

– без тебя уже знаем, – ответил Карпов и отодвинул от стола пустующий стул, – присаживайся, поговорим.

Илларион устроился за столом и, поглаживая окладистую густую бороду, с интересом оглядел присутствующих. Валентина поставила на стол нарезку, приготовленный, наконец, вопреки пиратским выходкам Карпова, салат из овощей, нарезанное крупными ломтями солёное сало и дымящуюся горячим паром тарелку с отварной картошкой, щедро посыпанной укропом. Шустер, всë это время гремевший кухонной утварью в шкафчике, нашёл всë-таки пятую рюмку и торжественно поставил её на стол перед новым гостем. Рюмка была с синим отливом и идеально подходила под безоблачно синие, как небо над Испанией, глаза священника. Бутылка из-под шампуня совершила круг, и рюмки наполнились огненной жидкостью.

– ну, за встречу, – бархатным баритоном, отполированным сотнями песен в церковном хоре, произнёс Илларион. Звонким стуком встретились рюмки и были осушены ещё до того, как их звон растворился в углах дома. Батюшка залихватски крякнул, сморщил нос и произнёс: – а что говорить то? За мной вы, и так знаю, – он наколол на вилку исходящую паром картофелину и целиком закинул в рот. Картошка оказалась горячее, чем думалось, и он шумно втянул открытым ртом воздух. Валентина прыснула и закрыла ладонью улыбку. В этот момент в дверь робко постучали и в приоткрывшуюся щель просунулась голова одного из работников.

– Ваня, – негромко пробормотал он, – мы закончили, как бы это… – он украдкой почесал кадык и с немым вопросом уставился на Шустера.

– сын мой, – прогремел Илларион, – я даю тебе своë благословение, а это намного лучше, чем вот это, – он повторил жест просящего.

– да ладно, хорош над больными людьми глумиться, – сказал Шустер и вразвалку подошёл к холодильнику, откуда извлёк бутылку водки «пшеничная».

– да ты не суетись, дай я предам, – батюшка ловко оторвался от стула и выхватил у Шустера бутылку. Пару раз перекинув её из руки в руку он вручил её просителю, – на, пей на здоровье, если сможешь, конечно, – он усмехнулся и похлопал работника по плечу, – ступай с Богом, – Илларион размашисто перекрестил человека и легко ткнул его тремя пальцами в лоб. Дверь затворилась, а за ней жалобно взвизгнула и калитка. – три месяца бухать не сможет, оболтус, – Илларион рассмеялся раскатом летнего грома и снова плюхнулся на стул.

– а вы, кстати, заметили, – спросил Шустер, обращаясь сразу ко всем, – что среди них одна женщина была, жена вот этого…

– да ладно! – удивилась Валентина, – это как себя до такого состояния довести можно было?

Шустер бессильно развёл руками и цыкнул уголком рта.

– ну так что, – вмешался Карпов, – едешь с нами?

– а куда мне деваться, я человек маленький. Всеслав призвал, значит надо. Хотя я, если честно… – Илларион скептически посмотрел на Карпова и вздохнул, – а оно нам надо? Может мимо пройдёт? Сколько уж на нашем веку войн было?

– уже не пройдёт, – Карпов исподлобья посмотрел на священника, – мы ихних чутка покрошили…

– ихних? – переспросил Илларион.

– ихних, – подтвердил Карпов, – и теперь ихние будут охотиться за нами, а там и Лют не заставит себя ждать, сам знаешь, всë как обычно. А нам без тебя тяжко будет, сам понимаешь.

– ну что ж, наливай тогда, – вздохнул Илларион, – посидим перед походом. А когда выходим то?

– переночуем и тронемся, – ответил Карпов и кивнул дважды – первый раз Шустеру, второй на ополовиненную уже пластиковую бутылку.

Тревоги Дениса слегка отступили под напором мягкого тумана, расползающегося тёплой дымкой в легчающей голове. Медовым потоком потекли по сердцу воспоминания о сегодняшней ночи и о Злате. Настроение поднялось, и на душе ощущался какой-то подъём и взлёт. Мысли о друзьях на время спрятались, съежились и забились под дряхлый корень где-то там, на дне сознания. Карпов, как ни странно, тоже повеселел и даже, казалось, подобрел. Илларион определённо импонировал Денису, чувствовалась в нём необычайная мудрость и колоссальный жизненный опыт. Парень взглянул на литой золотой крест на груди священника и внезапно для себя выпалил:

– Илларион, скажите, ведь вы давно живëте, а Бог есть?

В комнате повисла пауза, все замолчали, а батюшка задумчиво погладил свою бороду и ответил:

– знаешь, это вопрос веры. Кто-то верит в Бога, и он для него есть, а кто-то нет… Вот я, например, не верю.

Раздался дружный смех. Карпов весело хлопнул Дениса ладонью по спине.

– вот ты и вывел духовенство на чистую воду одним вопросом. А тебе, Илья, – теперь он обращался к Иллариону, – что камням поклоняться, что истуканам, что иконам поклоны бить, что в райкоме партии сидеть – везде при куске хлеба. Вон на тачке какой ездишь!

– так в том и дело, – беззлобно ответил Илларион, – я видел все религии и за эти века кое что да понял. Все верования, по сути своей, одно и то же. Главный принцип такой: своего не убей, а чужого – пожалуйста. Вот вам стихотворение в тему, – святой отец прочистил горло и, подняв вверх палец, произнёс:

– Я знаю – это ересь и порок,

Я знаю – я достоин отлучения,

Я знаю катехизис, знаю прок

Доктрине христианского ученья;

Старательно я вызубрил урок:

«Одна лишь наша церковь – путь к спасенью,

А сотнями церквей и синагог

Чертовски неудачно выбран бог!»

– смело для батюшки, – Валентина хмыкнула и откинулась на стуле, – и впрямь Бога не боишься.

– Валечка, я старше вас всех, и поверь ты мне, бог, если он есть, наказывает совсем не тех, кто этого заслуживает больше всего.

– так что получается, – удивился Денис, – все эти века народ просто обманывали?

– а у кого ты дождь, или морозы просишь? – вмешался Карпов?

– отвечаю сразу на два вопроса, – Илларион улыбнулся и поднял руки вперёд ладонями, – нет, не обманывают, сила действительно есть. Вот к ней я и взываю, когда нужно.

– сила? – Денис спросил скорее формально, зачарованно глядя на священника.

– да, сила в единении народа, земли, мыслей, идеологии. Когда это есть, тогда и Бог помогает. Русь не просто так «святой» называют. И это не из-за православия, так во все времена было и будет, но всегда нужно время.

– уж больно мудрено объясняешь, – фыркнул Карпов.

– свергнутый бог уходит сразу, – Илларион вздохнул и тоскливым взглядом провёл по лицам собеседников, – и люди тут же меняются. Меняются очень быстро, и к сожалению не в лучшую сторону, – он как-то дробно, словно механически, закивал тяжёлой головой.

– поясни, – Карпов скрестил руки на груди и нахмурился.

– а что пояснять? Как объяснить, что русский мужик – крестьянин, солдат, матрос, рабочий, который вчера каждое воскресенье ходил в церковь и, заслышав «Боже, царя храни!», падал на колени, бил поклоны и крестом осенялся, после семнадцатого года, когда большевики Бога отменили, стал рубить на куски офицеров, резать женщин и детей, кишки им выпускать? – Илларион выпучил глаза, оскалился и скрючил пальцы ладонью вверх, будто дëргая что-то сверху вниз. Валентина вздрогнула и прикрыла рот, – а в девяносто первом, – продолжал святой отец, – когда Союз отменили, почему вчерашние пионеры и комсомольцы пошли кто в качалки, чтобы рэкетом промышлять, а кто в подвалы, чтобы сдохнуть от наркоты? А вчерашние комсомолки почему в проституток в одночасье превратились? Бога отменили! Умер бог! Дальше только вниз, в Содом и Гоморру! – Илларион стукнул кулаком о стол, но тут же разжал пальцы и принялся собирать со скатерти воображаемые крошки. В воздухе комариным писком звенела глухая тишина, комната пульсировала, словно кровь в висках.

 

– погодите, – вязко, как сквозь ложку мёда, завязшую на зубах, протянул Денис, – вы сказали о развале СССР, но в Союзе бога не признавали, так ведь?

– Денис, – устало вздохнул батюшка, – ты меня невнимательно слушал. Ещё раз повторяю, религия – это не бог, это совокупность множества факторов, и коммунизм в таком раскладе – самая настоящая религия, со своими святыми, мучениками, нетленными мощами и пророками.

– так получается, – подхватил Карпов, – Ленин – это Иисус? Так, что ли?

– нет. Ленин не Иисус, Ленин один из пророков и… своеобразный святой. Ну… В понимании коммунистов, конечно. А Иисус у коммунизма совершенно чёткий – это великая Победа.

Карпов нахмурился, Шустер и Валентина сидели полностью обратившись в слух и только Денис, тряхнув головой, тупо и просто продолжил беседу:

– в смысле? – только и смог он спросить.

– на коромысле, – раздражённо проворчал Илларион, – на сухую не рассказывается, давай наливай, Иван, что уши на халяву развесил!

Шустер, будто сбросив невидимые оковы, торопливо наполнил разноцветные рюмки самогоном и, словно школьник-переросток аккуратно присел на краешек стула.

– будем, – пробасил священник и, не чокаясь, хлопнул стопку. Потом по-доброму ухмыльнулся и посмотрел на заинтересованную компанию, – что, заинтриговал? В общем, слушайте. После победы красных, вся идеология русского народа рухнула, снесли большевики всë до основания, но породили новую, ранее не виданную человечеством идеологию. А потом начались муки Голгофы: раскулачивание, расказачивание, коллективизация, ссылки и репрессии. И только война, как воскрешение, создала нового русского человека, «хомо советикус», как принято теперь называть. Знаете, когда земля русская приняла большевиков, а на самом деле их перемолола и впитала? – не дожидаясь вариантов ответа Илларион тут же продолжил, – когда Сталин решил на очередную годовщину октября в сорок первом все-таки проводить парад на Красной площади, не смотря на то, что немцы уже стояли под Москвой. Да, – батюшка кивнул, соглашаясь сам с собой, – тот самый парад, с которого батальоны уходили прямо на фронт. Его отговаривали, ведь время подлëта фашистских бомбардировщиков составляло не более получаса, но Сталин был непреклонен. И парад провели, и немцы об этом знали и собирались бомбить. Но в час икс поднялся такой буран, что не то, что самолёты не смогли взлететь, а даже пилоты не могли добраться до машин. Парад прошёл благополучно. Сталин тогда сказал Молотову свою знаменитую фразу: «видишь, большевикам и бог помогает!». И поднялись невиданные морозы, и покатился фашист вспять, – тут священник словно перешёл на былинное сказание и стал говорить немного нараспев, – и появился русский, нет советский Бог! И вновь поднялась святая Русь… – он ненадолго замолчал, и никто не смел разрушить хрупкое таинство тишины, будто осторожным пауком сотканное словом святого отца. Глаза его подëрнулись усталостью и дымной поволокой, он задумчиво уставился в узор на скатерти перед собой. Потом вздрогнул, как клён, забывший сбросить листья осенью и продолжил:

– Таким образом, седьмого ноября заменило Рождество, а девятого мая – Пасху. Появились свои мученики: Зоя Космодемьянская, Марат Казей, Матросов, Гастелло, да и много кто ещё… Но главное, что именно за годы войны народ спаялся в единый и нерушимый союз.

– ну не такой уж и нерушимый оказался, – криво усмехнулась Валентина.

– а в чëм причина? – Илларион сделал паузу, – Саша, как думаешь?

Карпов неловко пожал широкими плечами, боясь ляпнуть несуразицу. Священник лукаво улыбнулся и продолжил:

– если Иисус это Победа, то кто бог отец?

– Жуков? – несмело предположил молчавший до этого Шустер.

– Жуков, Рокоссовский, Тимошенко, Конев, Чуйков, Берия и другие маршалы – это апостолы Великой Победы, а кто её отец? – батюшка улыбнулся одними глазами и стрельнул ими в Карпова.

– Сталин, – выдохнул тот.

– верно, он и сыном пожертвовал ради неё. А может тогда и Иуду назовёте?

– ну это теперь просто, – махнула рукой Валентина, – это Хрущ.

– всë верно, двадцатый съезд КПСС, развенчание культа личности, доклад Хрущёва, это точка невозврата. С этого момента крах СССР был неизбежен. Бога отца предали. Только поймите меня правильно, – спохватился Илларион, – я ни в коем разе не идеализирую СССР, но, если рассуждать в рамках этой системы, то получается именно так.

– интересная теория, – сказал Денис, – никогда не задумывался, да и многого, если честно, не знал.

– многие знания – многие печали, – ответил батюшка, – да и вообще, изучая русскую историю, на ум приходит одно меткое словосочетание: русское поле экспериментов.

– это же Егор Летов! – радостно подхватил Денис. Илларион улыбнулся и согласно кивнул.

– да просто всë, – взял слово Карпов, – сильная рука нужна. Для русского человека по-другому никак. Русь только при сильных правителях развивалась.

– а ты у простого человека спросил, нужна ли ему сильная рука? – с ухмылкой спросил священник.

– да понятное дело, – Карпов махнул рукой, – волю дай, так все по норам разбегутся, а тут государственное мышление нужно. Вот посмотри сам – Иван Грозный, Пётр Великий, Екатерина Великая, Сталин, вот при ком Россия землями прирастала и волю свою всем диктовала! А самые худшие времена при ком были? Смута начала семнадцатого века – Борис Годунов, развал империи – Николай второй, развал Союза – Горбачёв, все никакие. Русь на том и стоит – на сильной личности! И только тогда орёл двуглавый крылья расправляет и ввысь взмывает! – Карпов хлопнул кулаком по колену, в глазах его стояли слëзы.

– вот только, Саша, ты забываешь, – Илларион посмотрел Карпову в глаза, – что люди простые при твоих великих больше всего страдали. Вот Пётр первый, которого люди антихристом, кстати, называли, сколько на бессмысленных стройках века людей заморил, на строительстве флота? И, заметь, этих великих всегда тянет с кем-нибудь повоевать. Зачем Пётр на Швецию напал?

– а разве не наоборот было, – спросил Денис.

– да нет, не наоборот, – Илларион вздохнул, – Карл двенадцатый был очень молодым королём, и все соседи думали, что сейчас Швецию на части разорвут. Но оказалось не так. Полководец он был великолепный. Русская армия таких звездюлей тогда получила… Пушки все побросали, еле ноги унесли.

– тактическую перегруппировку провели? – хохотнул Шустер.

– Типа того, – священник сонно покачал головой и на мгновение будто загляделся вглубь себя, – пришлось колокола по всей Руси на орудия переплавлять, чтобы армию снарядить. А людей сколько полегло?

– а закончилось всë чем? – Карпов скрестил руки на груди и победно улыбался.

– победой под Полтавой, – спокойно согласился батюшка, – и Великой Швеции, по сути, не стало. Но вот вопрос: думаешь современные шведы сильно горюют сегодня по этому поводу? Посмотри, как они живут?

Карпов скрипнул зубами и засопел, а Илларион продолжал:

– при Иване Грозном тоже несладко было. Не думаю, что многим нравилось ехать Сибирь покорять и воевать с поляками и Ливонским орденом постоянно. Что касается Екатерины, то крестьяне были в таком положении, что шли пешком через всю Россию с докладом императрице о беспределе, что творят помещики, хотя точно знали, что их за это повесят. Про времена Сталина, думаю, можно не уточнять? Хоть на него и тонны говна накидали, но легко тогда точно не было.

– ну ты уже краски сгущаешь! – вспылил Карпов, – всë плохое выбрал и поливаешь! А то, что при Петре Россия империей стала, забыл? При Екатерине – Крым, Новороссия, – он выставил вперёд ладонь и стал загибать пальцы, – Белая Русь вернулась, Польша и Грузия русскими стали!

– угу, – меланхолично промычал Илларион, – и ни капли крови при этом не пролилось…

– ну ты прям голубь мира, – язвительно ответил Карпов, – будь сильным, если хочешь выжить! Это закон истории, закон жизни!

– знаешь, Саша, – батюшка шумно выдохнул и стал выписывать пальцем узоры на скатерти, – мы с тобой всегда разным делом занимались – ты воевал, а я людям помогал. Вот и на мир по-разному смотрим. Я всегда слышу, что люди у Бога просят, что на исповеди говорят. И поверь мне, никто ни разу не просил войны или новых территорий для державы. Здоровье, мир, любовь… деньги, в конце концов, вот что людям нужно, а ты про империю, новые земли… Вера нужна людям и Бог. А у нас тридцать лет уже Бога нет. Старого отменили, а новый так и не появился. Антихрист, скорее, золотой телец.

– подождите, – Денис встряхнул головой, которая, будто патокой обволакивалась елейным голосом святого отца, – но ведь сейчас и церкви строятся, и старые восстанавливаются, и гос поддержка…

– действительно, – поддержал Карпов, – вам то грех жаловаться, в шоколаде живёте! Жиреете на народной шее!

– строятся, – Илларион кивнул и лениво потянулся за куском малосольного огурца. Овощ пряно хрустнул во рту батюшки, и его чёрная борода со сполохами белёсой седины, заколыхалась в такт челюсти. Все молча ждали, когда священник расправится с овощем, и тишина, воцарившаяся за столом, трещала только свежим огуречным хрустом. Илларион достал из складок своих черных одеяний носовой платок и, виновато глядя на присутствующих, промокнул рот, – а толку, продолжил он, – это то же самое, что покойника откопать и сердце его живому пересадить. Не приживается и не бьётся! – он внезапно повысил голос и ударил пухлым кулаком по столу. Жалобно звякнули приборы, ударившись друг о друга, гулко вздрогнуло фарфоровое блюдо с картошкой, медным звоном пропели разноцветные рюмки, – пустое всë это! «За веру, за царя, за Отечество» больше не работает. Веры нет, в богоизбранность царя давно уже никто не верит, да и само понятие «Отечество» уже размылось, мир стал теснее, глобализация идёт полным ходом, люди миру стали принадлежать, а не конкретному клочку земли. Старое советское ещё худо-бедно живёт в людях, а нового нет ничего. За что человек ещё готов бороться, за какую идею? – за столом молчали, и Илларион сам ответил на свой вопрос, – у нас в двадцатом году, когда беспорядки были, обе стороны друг друга фашистами называли. И в соцсетях, и на улицах, да везде. Хотя фашистами ни одни ни другие не являются. А почему тогда называли? Потому, что правду за собой хотели почувствовать, потому, что фашизм – это для русского человека самое главное зло на уровне подсознания. Вот против этого воевать – правое дело. Посмотрите на Украину – там тоже и одни, и другие против фашистов воюют, ну не парадокс?

– ну на Украине известно, кто фашисты, – злобно процедил Карпов.

– да никто там не фашисты, – вздохнул священник, – отморозки, конечно, есть, как, собственно, и везде, а так… Люди, как люди…

– только квартирный вопрос их испортил? – улыбнулась Валентина.

– так думал Воланд, – подхватил отсылку Валентины Илларион, – а я считаю, что людей испортила пропаганда. Смотри, что с украинцами стало: подонку Бандере поклоняются, забыли, что они русские, укров каких-то мифических выдумали, чёрное море выкопали, тьфу! Да и в России дури всякой хватает. Телевизор – это зло! Сейчас так просто целые народы одурманивать. Знаете, почему Ленин называл самым главным искусством именно кино?

– потому, что для просмотра кино достаточно только иметь глаза, – усмехнулся Шустер.

– да, газеты или листовки ещё прочитать нужно, – подхватил Карпов.

– получается, – Денис тоже присоединился к обсуждению, – до появления кино и пропаганды такой не было?

– была, – криво улыбнулся Илларион, – но всë намного сложнее было. Вот наш общий знакомый Лют что делал? Служители его ордена засоряли посевы ржи в Европе спорыньёй, которая вызывала галлюцинации и туманила сознание. А мифология тогда была незатейливая, поэтому видения были в основном на религиозные темы. Люди воспринимали это, как знамения перед грозными событиями, и организаторам массового отравления оставалось только указать пальцем на врага. Так и случались крестовые походы и различные войны под надуманными предлогами. Так он и к нам свои армии не раз водил.

– как приводил, так и уволил, – Карпов хищно улыбнулся и блеснул глазами, – если было, что уводить.

– а что ему нужно то? – не удержался Денис от давно точившего его вопроса.

 

– место Всеслава, – коротко ответил Карпов, – он по праву крови следующий правитель Невриды. А если он получит Невриду – ему откроется путь на всю остальную Русь. Так было всегда – большие битвы происходили под Полтавой, под Бородино, под Сталинградом, но главная битва разворачивалась в наших лесах. Битва за Невриду.

Их разговор прервал звук подъехавшего автомобиля. Печальной птицей пропела пружина калитки, и во двор зашли четверо. Мимо окон промелькнули тёмные силуэты, и в стекло настойчиво постучали. Шустер отдернул кружево занавески и на него маленькими глазками уставилось лицо участкового. Лицо довольно ухмылялось и сквозь стекло глухо произнесло:

– открывай, Иван, мы с проверкой, – лицо слегка отодвинулось, демонстрируя хозяину дома, что пришло оно не одно. За спиной участкового стояли трое: солдат в военной форме, вооружённый автоматом, который, тем не менее, спокойно в походном положении висел за плечом на широком ремне, невысокий человек в старомодном пиджаке в мелкую ëлочку и шляпе с полями и здоровенный громила в военной форме. Лица последнего было не видно, оно не влезало в рамки окна и возвышалось где-то сверху.

– сейчас, – недовольно пробубнил Шустер и задернул занавеску, – нужно открыть, ничего не поделаешь, работнички мои, видать, стуканули, – в полголоса сообщил он гостям. После бегло осмотрел всех, остановился на наряде Карпова и задорно улыбнулся, – скажи «спасибо» помидору, сейчас пришлось бы с военными объясняться,

– они пусть скажут «спасибо», – парировал Карпов.

– всë, ведите себя естественно, пойду открою, – в дверь раздались три сильных удара, и Шустер громко крикнул: – да иду я, иду!

Солдат остался во дворе, а в комнату вслед за Шустером по очереди вошли трое. Участковый был одет в новенькую военную форму натовского образца с шевроном с польским флагом на плече, а на голове его красовалась обычная милицейская фуражка с блестящей отполированной кокардой в виде герба Беларуси. Следом неловко втиснулся в комнату широкоплечий верзила. Он низко пригнул голову и повернулся в пол-оборота, чтобы пройти через дверной проём. Лицом он больше походил на далёкого предка человека разумного из учебников по биологии. Тяжёлая выпирающая челюсть была покрыта густой чёрной щетиной, которая, будто пески Сахары, стремилась занять всë свободное место на лице гиганта и доходила почти до маленьких узко посаженных глаз. Огромные надбровные дуги переходили в резко скошенный покатый лоб с большими залысинами. Макушку и виски его покрывали жидкие сальные волосы. Последним в комнату шагнул невысокий человек в шляпе и пиджаке, он сразу отошел в сторону и скромно пристроился в углу, опершись узкими плечами о стену и скрестил руки на груди. Острым взглядом, точно сверлившим пространство, он вперился в людей за столом и лицо его с аккуратными усами «щëточкой» словно окаменело и застыло в ожидании.

– старший прапорщик Лапиков, – участковый лениво поднёс ладонь к околышу фуражки, – здравия желаю, – в ответ ему немым молчанием ответила тишина. Он хмыкнул и нервно провёл пальцами по усам, подковой обрамляющим толстые губы. Он внимательно осмотрел незнакомцев, после чего спросил: – кто такие? Откуда приехали? Документы есть?

– ты, как говориться, или трусы надень, или крестик сними, – Карпов скрестил руки на груди и откинулся на стуле. Исподлобья он смотрел участковому прямо в маленькие суетливые глазки, – оделся, как чучело, какой ты старший прапорщик? Ты чмо какое-то!

Милиционер заиграл желваками и бросил взгляд на человека в шляпе, но тот так же неподвижно стоял в углу. Валентина, тем временем, не выдержала и прыснула от смеха, Денис потупился себе под ноги и прикрыл улыбку кулаком.

– а я вот тебя по статье за оскорбление сотрудника при исполнении на сутки! – в участковом закипело уязвленное достоинство, – кто такой, спрашиваю!? Откуда!? Илларион, – участковый обратился к батюшке, – знакомые твои?

– да, Алексеич, друзья мои, успокойся, в гости к нам с Иваном приехали. Вот, не виделись давно, посидеть решили. А ты без спроса пришёл, да ещё и гостей незваных привёл, так что не обижайся. Хотел то чего?

– проверка у нас… – участковый замялся и старался не встречаться взглядом с Карповым, – ищем кое-кого…

– партизаны в ваших краях появились, – человек в шляпе, наконец, оторвался от стены и шагнул в направлении стола, – слышали что-нибудь?

– а ты ещё кто? – спросил Карпов, подавляя улыбку.

– меня зовут Карл Хаарман, – человек учтиво приподнял полу шляпы двумя пальцами, – уполномоченный по вашему району.

– слышь, уполномоченный, а тебе никто не говорил, что такие усики давно вышли из моды? Году, этак, в сорок пятом, когда их владелец крякнул, – тут Карпов не сдержался и захохотал. Человек никак на это не прореагировал и бросил косой взгляд на громилу. Тот нахмурился, но Хаарман презрительно дёрнул глазом и снова повернулся к Карпову.

– здесь недалеко деревня есть «Невры», знаете такую? – Хаарман запустил руку под пиджак и зашарил в кармане.

– да у тебя хвост торчит! – не унимался Карпов, не переставая хохотать.

Тут Хаарман неожиданно дёрнулся и посмотрел себе за спину, по лицу его пробежала тень испуга, но он тут же взял себя в руки и снова стал спокоен.

– да ты что, шутку детскую не слышал?– широко улыбнулся Карпов, – сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом. Ах, да, ты же Карл… Немец что ли?

– да, я этнический немец, я родом из Ганновера, но в России уже давно, как вы, наверное, слышите.

– мы не в России, – поправил его Илларион. На что Хаарман пренебрежительно махнул рукой и продолжил:

– я специалист по поиску людей. Я присяду? – он подхватил свободный стул и поднёс его к столу. На несколько секунд он застыл с немым вопросом на лице.

– да, конечно, – Шустер на правах хозяина жестом пригласил гостя присесть. Участковый тоже взял табурет и подошёл к столу.

– а ты постоишь! – резко пресёк его Карпов, – с предателями за одним столом не сидим!

– Карл, давай я с ним побеседую? – щеки участкового затряслись от ярости, – на пару минут мне его дай!

Хаарман резко поднял вверх два пальца, и участковый тут же осёкся и, поставив табурет на пол, сел там, где стоял. Снова запустив руку за отворот пиджака Карл достал смартфон и забегал по экрану шустрым пальцем.

– так вот, – монотонно продолжил он, – есть недалеко такая деревенька «Невры». И вот там, в это самой деревеньке, было совершено нападение на наш отряд, и почти все бойцы были убиты.

«Почти все!» Эта фраза пульсирующим сигналом вспыхнула в сознании Дениса. Значит кто-то остался жив, и этот кто-то всë видел и знает.

– кроме того, – продолжал Хаарман, – были убиты двое американских военных советников. И не просто убиты, – здесь он странно улыбнулся и обвёл взглядом всех сидящих за столом. Улыбка его обнажила крепкие белые зубы, ближе к корням покрытые жёлтым налётом. Между зубов у него плотной белой массой виднелась застрявшая еда, – их разорвали, вот посмотрите, – он выставил вперёд руку со смартфоном и полукругом обвёл стол. На экране было тело Чета, лежащего в луже чёрной крови с зияющей рваной дырой на шее на месте вырванной Денисом глотки, – а вот ещё, – Карл повернул экран к себе и пролистнул фотографию, – полюбуйтесь, – на этот раз это был Джимбо. Лицо его было вспахано четырьмя глубокими тёмно-бурыми бороздами. Желудок Дениса скрутился в тугой комок, и он отвёл глаза. Хаарман улыбнулся уголком рта и убрал смартфон. – там ещё с улицы есть удачные фото, но, смотрю, вам не особо зашло.

– и кто это сделал? – равнодушно спросил Карпов. Хаарман в ответ развёл руки в стороны и пожал плечами.

– ну вы же сказали, что кто-то выжил, – участливо поинтересовалась молчавшая до сих пор Валентина, – он, наверное кого-то видел?

– он был настолько пьян, что не слышал даже, как расстреляли его отряд. Самого бы к стенке поставить, – будто сам себе пробормотал Хаарман последнюю фразу, – но зато одного из них поймал, хоть какая-то польза.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29 
Рейтинг@Mail.ru