На утро после застолья обнаружилось, что Борис не ночевал дома и с утра тоже не объявился. Денис, как уже повелось, пораньше убежал на свидание к Злате, а Юрик валялся на кровати с телефоном в руках. На душе у него было погано. Не от того, что он подрался с Антоном, он-то, как раз, получил по заслугам, да и вообще, нужно уметь защитить себя, слабак! Погано было от самой ситуации. Он чувствовал себя чужим в деревне, над ним откровенно смеялись и не уважали. Денис со Златой днями пропадает, Борис, вон, и тот с чужой женой сумел роман закрутить, а Юрику было невыносимо скучно в этой глуши: люди все какие-то имбицилы, электричества нет, заняться нечем… Тупо посмотрев в иконки на экране смартфона он выключил его и положил рядом с собой. Батарея показывала пятьдесят два процента, а день едва только перевалил за полдень. Отдать Денису на зарядку можно будет только завтра утром, а впереди ещё целый день. Юрик откинулся на подушку и уставился в потолок. В затылок что-то неприятно укололо, и он на ощупь вытащил из подушки маленькое гусиное пёрышко. "Надо же, на настоящем гусином пуху", – лениво проползла мысль. Глядя на пёрышко он начал вращать его в пальцах в такт хода больших настенных часов. Вскоре он понял, что их мерный двойной перестук его просто-таки бесит. Юрик поднялся с кровати и, перегнувшись через швейную машинку, попытался остановить маятник часов, но, как только он убирал палец, тот медленно и упрямо начинал раскачиваться, подгоняя тонкие стрелки и ударяя чем-то невидимым в деревянный корпус. Стук снова нарастал и, казалось, назло упрямому человеку становился ещё громче. Он снял часы со стены и осмотрел их со всех сторон в поисках батарейки, но никакой крышки не нашёл, часы будто были вытесаны из цельного куска дерева. Повесив часы на место Юрик уселся на диван и внимательно осмотрел комнату. Косые лучи солнечного света, врывающиеся в комнату сквозь узкие окна, переливались частицами пыли, сверкающей в ярком потоке. Пыль медленно плыла по освещенному участку, не спеша вращалась и ярко блестела, а потом, дойдя до границы луча, исчезала без следа, точно её здесь и не было. Юрик с шумом выдохнул и порывисто поднялся с дивана, рассматривать пыль – это уже слишком! Выйдя на крыльцо он тоскливо осмотрел скучный двор. Забрызганный грязью минивэн со всех сторон окружили суетливые куры, выискивающие что-то съедобное в траве. В сарай вели две двери, одна была открыта, и через неё туда и обратно сновали пёстрые несушки, за второй, закрытой, раздавалось размеренное и довольное похрюкивание. Рядом с сараем покосилась сломанным хребтом коньковой балки старая, уже вросшая в землю фундаментом хата. Дверь её была закрыта на обыкновенный ржавый засов. Юрик посмотрел по сторонам и подошёл к запертой двери. Засов скрежетнул ржавчиной и, нехотя, поддался, дверь тоже не желала добровольно открываться, и отворилась только за несколько приёмов, издавая при этом скулящие и рычащие звуки. Уже привыкнув к низкой притолоке двери в доме Юрик нагнулся и поднырнул под верхнюю перемычку в прохладный полумрак старой хаты. На лицо тут же налипла тягучая сеть паутины, и он гадливо смахнул с себя цепкие нити паучьего кружева. Осмотревшись вокруг Юрик в первый момент пожалел, что не захватил с собой мобильный с фонариком, но, спустя минуту, глаза привыкли к темноте, и он смог рассмотреть обстановку внутри. В небольшом предбаннике были свалены ржавые чугунки, ухваты, лезвие от косы, топор без топорища, дырявый эмалированный тазик и всякое барахло. На конце длинного деревянного черенка была прибита, очевидно через отверстие от пули, немецкая каска, вся покрытая засохшей коричневой коростой. Сразу было понятно, что это приспособление для ассенизации деревенского туалета. В футляре для баяна оказался вполне новый баян. Юрик слегка раздул меха и, чтобы сложить их обратно, нажал на круглую кнопку на самом краю клавиатуры. Баян запищал пронзительно и жалобно, Юрик поморщился и смотрел на открытую дверь, пока меха бесконечно долго выдували воздух из маленького отверстия под клавишей. Аккуратно закрыв футляр он шагнул в большую комнату. Было сразу понятно, что сюда давно уже никто не заходил – полки, стоящие вдоль глухой стены, были покрыты толстым слоем густой сизой пыли. Парень приблизился и стал изучать их содержимое. Множество банок, склянок и пузырьков с непонятным содержимым, похожим на измельчённую сухую траву, стояли в ряд не по размеру и не по высоте, на леске над ними висели высушенные и скрюченные куриные лапки. В литровой банке что-то медленно вращалось, оседая на дно, будто банку только что поставили на полку. Присмотревшись Юрик увидел в банке две половинки разрубленного им ужа, которые кружились в прозрачной жидкости и медленно опускались вниз. Лицо парня перекосилось в омерзении, и он брезгливо отвернулся от неприятной находки. Рядом стояла ещё одна банка, в которой находилось что-то похожее на малиновое варенье, но внутри ярко-красной массы что-то отчётливо и ритмично пульсировало. Юрику стало не по себе, и он сделал шаг назад от стеллажа. Нога задела высокую пустую бутылку, та упала на бок и, издав глухой звук, покатилась по полу и громко застучала, пересчитывая каждую половицу. Через мгновение за старой печкой послышалось копошение и шорох. Юрик застыл на месте и с испугом уставился на грязную шторку, отделяющую комнату от маленькой лежанки за печкой.
– сейчас, сейчас, – послышался едва различимый шёпот, – сейча-а-а-с, – шторка неуловимо подрагивала, а за ней раздалось шумное дыхание, словно кто-то внезапно проснулся раньше будильника и в нерешительности лежал, не зная, то ли вставать, то ли ещё попытаться заснуть. На мгновение всё стихло, а потом ударил в уши и резанул по коже гулкий звук стукнувших о пол ног, нет, подкованных металлом сапог. Юрик начал пятиться к выходу, не отрывая глаз от тускло-белой с какими-то мелкими рябыми узорами шторки.
– сейчас, сейчас, – снова донеслось из-за шторки, и она плавно отъехала в сторону по шнурку, тянущемуся от печки к стене. Из-за шторки медленно показалась чёрно-лиловая голова лошади, – сейчас, сейчас, – повторила голова, неуловимо шевеля губами, и, повернувшись в бок, посмотрела на Юрика абсолютно человеческим глазом. Парень открыл рот для крика, но тот, как в ночном кошмаре, застрял в груди и вырвался наружу каким-то свистящим шипением. Лошадь, тем временем, не спеша выходила из-за шторки. Непонятно, как она могла поместиться за печкой, но теперь она начинала заполнять своим массивным крупом всю комнату.
– сейчас, сейчас… – вновь пробормотала лошадь, будто рождаясь из маленького закутка в углу хаты. Тут к Юрику вернулась способность мыслить и действовать, и он метнулся к выходу. Выбежав в небольшие сени он резко завернул и рванулся в открытый, сияющий дневным светом дверной проём. В лоб больно ударила низкая притолока, Юрик охнул и схватился рукой за лоб, между пальцев побежала горячая струйка. Второй рукой он рванул тугую дверь, та закрылась до половины и остановилась, заклинившись о пол, а изнутри послышался копытный перестук, злое фырканье и это ужасное «сейчас…». Навалившись плечом на дверь перепуганный Юрик одним движением захлопнул её и ловко, точно проделывал это сотни раз, задвинул ржавый засов в паз. С той стороны в дверь ударили и его отбросило на пару шагов от неё.
– твою мать! Твою мать! – повторял Юрик, тяжело дыша и вытирая со лба кровь, – что это?!
Вдруг воздух наполнился свистящим гулом, и перепуганный насмерть парень опрометью бросился на крыльцо дома. Гул приближался и, по мере увеличения, превращался в рассекающий треск вертолётного винта. Юрик почти с радостью, как признак реальности этого мира, увидел низко летящий военный вертолёт. Он шёл так близко к поверхности, что почти задевал верхушки лип и берёз, которые гордо возвышались в Неврах над остальными, в основном плодовыми, деревьями. Зачарованно, как в детстве, Юрик проводил взглядом хищный бронированный силуэт, на мгновение напряжение схлынуло, рассекаемое стремительными лопастями, но, по мере удаления вертолёта, волнение и паника вновь возвращались, стучались, кричали прямо в уши. «Сейчас,сейчас…», – гудело в голове. Вернувшись в комнату он залез на кровать с ногами и прижался к металлической решётке высокой спинки. Немного успокоившись Юрик пришёл к выводу, что стал жертвой галлюцинации, видно что-то вдохнул в старой хате. Такое умозаключение благодарно и податливо принимал разум, но иррациональный страх перед необъяснимым шевелился внутри беспокойным червём. За весь оставшийся день Юрик пару раз выбегал из дома по нужде, а всё остальное время просидел на кровати. Ещё дважды над деревней пролетал вертолёт, наполняя густой летний воздух своим взволнованным гудением и стрекотом.
Ближе к вечеру, когда солнце уже бросило на жёлтую пыльную дорогу длинные тени придорожных деревьев, домой вернулся Денис. Он что-то довольно мурлыкал себе под нос и бесцельно суетился, бродя по комнате.
– Юра, давай уборкой займёмся, – сказал он наконец, досконально осмотревшись, – ко мне завтра Злата обещала прийти, посмотреть, как мы живём.
Юрик в ответ проворчал что-то непонятное и, поднявшись с кровати, начал вяло собирать с пола валяющиеся там носки, какую-то одежду и следы пьянства Бориса в виде пустых бутылок, пробок и обрывков акцизных ярлычков.
– А Бориса что до сих пор не было? – вдруг вспомнил Денис про товарища. Юрик отрицательно покачал головой, продолжая уборку, – так надо искать идти, мало ли, что с ним случилось, – Денис отложил в сторону веник и удивлённо посмотрел на Юрика.
– да бухает где-нибудь, – флегматично ответил тот.
– целый день?
– с него станется…
– нет, так не пойдёт, пойдём по деревне пройдёмся – порасспрашиваем.
Оставив уборку они вышли из дому и отправились на поиски Бориса. Проходя через двор Юрик незаметно, таясь сам от себя, покосился на черноту маленьких окошек старой хаты. Ему показалось, что в глубине помещения он увидел какое-то движение, неторопливое копошение огромного чëрно-лилового тела. Он тут же отвёл глаза и поторопился покинуть двор вслед за Денисом.
Первым они посетили Антона. Тот сидел посреди двора и ковырялся в моторе старой «Явы». На его лице и руках чернели масляными разводами следы длительной работы.
– ну вы вообще, конечно, вместе живёте, а ничего не знаете, – улыбнулся Антон, не отрываясь от работы, – они же с Валькой роман замутили, сейчас где-нибудь в лесу зашкерились и оттягиваются.
– а муж её, Глеб, что, не в курсе? Жены второй день дома нету, – удивился Денис.
– ну… – Антон почесал затылок, пытаясь сформулировать мысль, – ему это нравиться что ли, такие у них отношения.
– понятно, – проворчал Юрик, не глядя в глаза Антону, – я сразу сказал, что бухает где-то, пойдём домой.
– ладно, – Денис развёл руки в стороны, – спасибо за информацию, а то мы уже волноваться начали.
– да не за что, обращайтесь, – Антон снова улыбнулся, обнажая зияющую чернотой прореху в верхнем ряду зубов.
Домой возвращались молча. По дороге мимо них, поднимая пыль, не спеша протрусили козы, обтекая встречных людей с обеих сторон, словно прилив одинокие рифы. Следом, виляя по сторонам, проехал на велосипеде подгоняющий животных вскриками Мамоцька. На дежурное «доброго дня» от вежливого пастуха парни синхронно кивнули в ответ.
В дом уже забрались сумерки, и из углов таинственным мраком на постояльцев пялилась деревенская густая темнота. Юрик залез под одеяло и уставился через окно на небольшой кусок улицы, «сейчас,сейчас…», – прогудели в голове шелестящие слова лошади, и тело покрылось каплями пота. Вдруг в поле зрения за окном медленно вплыла Валентина, идущая к колодцу с пустым ведром. Юрик воспринял этот факт как-то равнодушно и безразлично, он задернул занавеску и отвернулся от окна. Спал он неспокойно и сумбурно, всю ночь снились какие-то кошмары, которые он не запомнил.
Утро ввалились в комнату, как непрошенный гость, и тут же зажгло свет, разбудило уличных петухов, а следом и собак. На Дениса и Юрика утро произвело разное воздействие. Первый проснулся бодро и тут же отправился заниматься утренними процедурами, второй же, напротив, вырванный из липкого гнетущего сна, долго валялся в постели, растирая глаза и периодически проваливаясь в лоскутную дремоту. Погода за окном резко испортилась за ночь, и мелкая противная морось то и дело начинала назойливым бисером сыпаться с хмурого, совсем не июньского неба. Позавтракав они приступили к заброшенной вчера уборке, когда за окнами, грозно рыча и стуча подвеской, промчался на большой скорости автомобиль. Парни, не сговариваясь, выбежали со двора и увидели удаляющийся в сторону леса военный внедорожник.
– ну вот началось… – мрачно произнёс Юрик, – скоро, думаю, и остальные прибудут. Предлагаю прятаться, и как можно быстрее.
Денис растерянно наблюдал за уменьшающимся за речкой броневиком и стремительно пытался придумать, что делать дальше.
– думаю, ты прав, давай пока куда-то зашьëмся, пересидим, – он порывисто огляделся по сторонам, – вон, в старую хату давай.
Юрика передёрнуло от одной мысли о маленькой перекошенной двери, он приложил усилие, чтобы сохранить спокойствие и ответил:
– да не, так себе место, полезли лучше в курятнике на сено на второй этаж, оттуда и улица просматривается.
Денис согласно кивнул, и они решительно направились в курятник. Проходя мимо осиротевшего без пропавшего хозяина минивэна он с тревогой посмотрел на минские номера, сигнальными огнями выдававшие своих пассажиров, но снимать их уже не было времени. Забравшись на второй этаж сарая по ветхой приставной лестнице, угрожающе скрипевшей при каждом касании, они с Юриком уселись возле фронтона, заколоченного необрезными досками, и сквозь крупные щели стали с тревогой наблюдать за улицей.
Бронированный хаммер стремительно мчался по ухабам, выдавая мелкую дрожь в багажнике, где было сложено оборудование и оружие. Дорога была ужасная, ветки придорожных деревьев хлестали по бортам упругими плетями, машина то и дело подпрыгивала, и Вацлаву приходилось в такие моменты придерживать рукой сползающую камуфляжную каску, слегка ему большую и от этого болтавшуюся на голове. Погода сегодня, словно хмурясь вторжению чужаков, была пасмурная и холодная. Низкие тяжёлые тучи рваными клочьями плыли по серому размокшему небу, а едкий противный дождь резкими порывами стегал автомобиль по стёклам, оставляя на них россыпь мелкого бисера.
Вацлав Новак, двадцати двух лет отроду, был прикомандирован к разведывательному отряду капитана Вишневского, который сейчас молча сидел на переднем сиденье и красными с недосыпа и похмелья глазами сверлил узкую лесную дорогу, стремительно выбегающую навстречу тяжёлому Хаммеру. С тех пор, как два дня назад пропала группа майора Верпаковского, в штабе все будто взбесились. До этого дня война, или, как её называло польское высшее руководство, гуманитарная миссия (и откуда такое стремление придумывать подменные понятия?) проходила, если можно так сказать, в штатном режиме. Ни о каких партизанах и речи не шло, заходили в населённые пункты, назначали администрацию и всё. Да, местные смотрели враждебно, но ни каких актов агрессии, ни разу. И вот группа Верпаковского… Маячок в их машине работал и показывал местоположение где-то в лесу, но с вертолёта обнаружить автомобиль не удалось, поэтому послали отряд капитана Вишневского. Если разобраться, то капитан отрядом не руководил, занимал номинальную должность командира. Командовали всем два американца. Вацлав до сих пор не знал, какие у них звания и как их зовут. Они называли друг друга Джимбо и Чет, какие-то собачьи клички, а не имена. Американцы постоянно перешучивались и много смеялись, в том числе и над поляками, не понимающими их скомканный бесконечной жвачкой булькающий английский. Вацлав был при них переводчиком, но даже он, отучившийся в университете Сивитас в Варшаве по специальности международные отношения, часто не разбирал их произношение. Мать у него была русская, благодаря чему Вацлав прекрасно владел и русским языком, поэтому он переводил и для своих соотечественников с русского на польский. Воин из него был так себе, несколько раз ему довелось стрелять из автомата на полигоне, но попадал он исключительно мимо цели, взрывая землю возле мишеней маленькими пылевыми гейзерами.
И вот теперь, трясясь на жёстком сиденье бронированного хищника войны, он тоскливо смотрел в окно на однообразный лес, такой родной, но, всё же, чужеземный и угрожающий. Боковое стекло мелкой моросью покрывали капли то ли тумана, то ли назойливого дробного дождя. Взгляд выхватил в сплетении стволов одинокую косулю. Она стояла и пережевывала траву, бойко двигая нижней челюстью. Проводив подвижной головой пролетевший мимо внедорожник она отстранённо отвернулась и отщипнула новый пучок сочной влажной растительности.
– I hope I shoot someone today, – перекрикивая шум произнёс Чет и громко засмеялся. Вишневский, не заморачиваясь приличием, тут же повернулся к Вацлаву и попросил перевести.
– надеется подстрелить кого-нибудь сегодня, – по-польски перевёл Вацлав.
Вишневский пренебрежительно махнул рукой и, откинув голову на подголовник, закрыл подернутые красной паутиной капилляров глаза. Подголовник послушно повторял все судороги и удары жёсткой подвески, и капитан плотно сжимал губы и морщился при каждом спазме бронированного корпуса хаммера.
Головная машина ушла далеко вперёд в поисках маячившего устойчивым сигналом автомобиля майора Верпаковского, а их броневик шёл вторым из колонны, включающей три новых хаммера, выгодно выделяющихся на фоне своих аналогов увеличенным слоем брони, защищённой башенкой с крупнокалиберным пулемётом, работающим на триста шестьдесят градусов и одновременной подкачкой всех четырёх колёс. Защищённым, тем не менее, Вацлав в этой коробке себя не чувствовал, Джимбо гнал так, что, казалось, они вот-вот опрокинутся в кювет или встретятся с деревом. Наконец, лес немного расступился, и дорога стала шире. Справа показалось подёрнутое густым туманом старое кладбище. Вацлав зачарованно впился взглядом в древние каменные надгробья и кресты, его всегда тянуло к чему-то загадочному и таинственному. Вдруг тормоза беспощадно рванули пассажиров вперёд, и хаммер, прочертив протектором борозды в размокшем грунте, резко остановился на развилке. Джимбо молча указал пальцем на одинокий дом, стоящий на хуторе, и, не дожидаясь остальных, выпрыгнул из машины и, кутаясь от мороси, поспешил к калитке. Вацлав и Чет поспешно хлопнули дверями и последовали за товарищем.
– хэй! – Джимбо грохнул кулаком в калитку. В ответ послышался громовой лай двух собачьих глоток и громкие шлепки тяжёлых лап о влажную траву. Отпрянув от содрогнувшегося под тяжёлыми телами забора Джимбо заглянул во двор. В чёрном клеёнчатом дождевике перед большой колодой стоял человек и отвесными чёткими ударами топора рубил безобразную кровавую тушу. Крови На боках колоды почти не было, сразу чувствовалась рука опытного охотника.
Вацлав подошёл к калитке и громко позвал хозяина универсальным словом «уважаемый». Фигура в дождевике на мгновение застыла, а потом медленно повернулась в сторону внезапных гостей.
– я вас не звал, знаете, куда идти?
– мы спросить только хотим, – прокричал Вацлав, вставая на носочки за калиткой, – собак уберите, пожалуйста.
Человек пристально изучил гостя жёлтыми выцветшими глазами, потом хмыкнул в рыжие усы и коротко свистнул. Собаки тут же отпрянули от забора и, поджав хвосты и припадая к земле, скрылись за домом. Джимбо плечом оттеснил Вацлава и открыл калитку. Трое вошли во двор и приблизились к хозяину. Возле колоды с торчащим в ней топором стоял большой эмалированный таз, в котором лежали куски порубленного мяса. Чет покосился на красно-белую массу из мяса, костей и каких-то тягучих плев, и по его лицу пробежала судорога омерзения.
– что скривился? Собак чем-то кормить нужно, – сказал Карпов и положил ладонь на рукоятку топора.
– Ask him, – сказал Джимбо Вацлаву и кивнул в сторону Карпова. Тот, услышав иностранную речь, с интересом осмотрел американца.
– а что это за гондоны с тобой, пиндосы, что ли? – спросил он у молодого поляка. Вацлав не смог сдержать улыбку и опустил голову, разглядывая носки своих ботинок.
– what the fuck did he say? – взвился Джимбо, с яростью посмотрев в глаза Вацлаву.
– я сказал, что ты, и ты, – Карпов по очереди ткнул указательным пальцем в обоих американцев, – гондоны, ферштейн?
На лице у Чета заиграли желваки, он исподлобья посмотрел на Карпова и положил руку на корпус автомата, висящего у него на груди.
– к вам позавчера должны были приезжать военные, – Вацлав решил разрядить обстановку и задал Карпову интересующий их вопрос, – для назначения администрации. Скажите, они здесь были?
– приезжали какие-то, – равнодушно ответил Карпов, – про великую Польшу здесь втирали. Потом уехали.
– а куда уехали?
Карпов прикрыл глаза и пожал плечами. Вацлав перевёл американцам короткий разговор, Джимбо в ответ сказал что-то по-английски.
– где у вас собрание местных жителей можно провести? – обратился переводчик к хозяину дома.
– в старом магазине, там и прошлый раз ваши собрание проводили. Дальше по деревне проедете, по правой стороне увидите, не промахнётесь.
– оповестите жителей и сами приходите, мы будем ждать возле здания.
– хорошо, – лениво протянул Карпов и направился в дом, – переоденусь только, – бросил он через плечо и скрылся за дверью.
Джимбо дёрнул Чета под локоть и кивнул головой в сторону калитки, Чет нехотя развернулся и последовал за напарником, Вацлав поплёлся вслед за ними.
Когда молодой переводчик с американцами закрыли за собой дверцы хаммера капитан Вишневский лениво открыл глаза и меланхолично посмотрел на коллег. Он не стал ничего спрашивать, будто происходящее его не касалось вовсе. Джимбо поворотом ключа оживил мотор и вдавил педаль газа, мощный военный внедорожник, вырвав клочья сырой земли, сдëрнулся с места и устремился дальше по дороге. Мимо промелькнул дорожный указатель с надписью «Невры» и некоторое время ещё подрагивающе отражался в боковом зеркале автомобиля. Замыкающий хаммер через несколько секунд тоже пересёк границу затерянной в лесу деревни, стараясь не отставать от ведущего.
Припарковавшись возле ветхого здания бывшего магазина, пассажиры автомобилей, все, кроме капитана Вишневского, который предпочёл остаться в салоне и немного подремать, высыпали под дождь. Американцы через переводчика начали раздавать указания, и солдаты разбежались проверять дворы. Карпов в это время заходил в немногочисленные жилые дома и звал обитателей деревни на новый сбор.
Вишневский, тем временем, оставшись один в машине, облегченно вздохнул и достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, отвинтил колпачок и сделал несколько глотков. Нормальный алкоголь уже закончился, и он отлил себе медицинского спирта у заведующего сан частью, поэтому горло обожгло, дыхание сдавило, а из глаз потекли слезы. Продышавшись капитан почувствовал, что звонкий шум в голове закатывается куда-то за затылок и затихает, а по телу катится волна ватной слабости. Он достал смартфон и включил музыку. Сделав ещё несколько глотков и повторив процедуру со слезами и сдавленным дыханием он откинул спинку кресла на максимум. Минут через десять Вишневский был окутан одним только желанием – спать. Кресло военного автомобиля было не самым удобным, и он, перевалившись, протиснулся в багажник, в углу которого лежали спальники и палатка. С удовольствием зарывшись в мягкие и удобные мешки капитан блаженно провалился в глухой сон без сновидений.
Когда все местные собрались в магазине, Джимбо, Чет и Вацлав, приняв отчёты у собравшихся бойцов, тоже зашли в здание. С касок изрядно капало, и они сняли их и сложили в ряд на прилавок. Вацлав достал блокнот и обратился к присутствующим, которые хмуро молчали и напряжённо изучали незваных гостей, особенно сразу выделяющихся из общей массы американцев.
– я задам вам несколько вопросов, а вы мне отвечайте честно и не торопясь, – обратился переводчик к сельчанам, – и так, к вам позавчера приезжала группа майора Верпаковского, верно?
– были такие, – выступил вперёд обладатель хриплого голоса, заросший густой щетиной. Он потеснил в сторону другого помоложе и гордо выпятил грудь, – меня старшим деревни назначили, так что, все вопросы можете мне задавать. Махлай я, Виктор Николаевич.
Вацлав повернулся и вполголоса перевёл американцам сказанное. Джимбо что-то ответил и кивнул.
– хорошо, – продолжил переводчик, – знаете ли вы, куда они поехали после вашей деревни?
– так холера их знает, – усмехнулся Махлай и посмотрел по сторонам в поисках поддержки, но все оставались серьёзными, – в машину сели и укатили, куда – не знаю.
– а в какую сторону они поехали? – продолжил опрос Вацлав, – понимаете, с ними связи уже два дня нету… – он не договорил потому, что за окном послышался звук двигателя, и к магазину подкатил ещё один хаммер, умчавший далеко вперёд на сигнал маячка пропавшего автомобиля. Вскоре в проёме открытой двери появился солдат и, спросив разрешения, вошёл в магазин. Он что-то долго рассказывал Вацлаву, а потом, также спросив разрешения, вышел под дождь, который к этому времени превратился из лёгкой мороси в настойчивый ливень. Вацлав пересказал Джимбо и Чету, что машину нашли в лесу, укрытую ветками и срубленными деревьями, на корпусе следы от пуль, в салоне и снаружи много крови, но тел нигде не обнаружили. Машина приехала туда не сама, её притащили на буксире, а в одном из дворов стоит минивэн с минскими номерами, весь в грязи. Американцы эмоционально, перебивая друг друга, стали говорить что-то переводчику и показывать пальцами на присутствующих в магазине местных. Когда галдëж утих, Вацлав повернулся к молчащим людям и спросил:
– чья машина с минскими номерами стоит во дворе вон того дома? – он указал пальцем на забор бабы Нюры, – поймите, чем быстрее и честнее вы ответите, тем раньше мы вас отпустим.
– трое из Минска приехали, – нарушил наконец тишину Махлай, – спрятаться от войны хотели. Да нормальные они хлопцы!
– а где они сейчас?
Вместо ответа глава деревни пожал плечами, выкатил газа, искривил рот в гримасе и застыл в таком положении на несколько секунд. Немую сцену прервал солдат, который снова появился в проёме двери сразу, нарушая порядок, обратился к переводчику по-польски:
– Вацлав, скажи им, что девку какую-то задержали, куда её?
Вацлав перевёл услышанное, и Чет, явно заинтересовавшись этим происшествием, поторопился на улицу. Через несколько секунд он вернулся обратно. Правой рукой он держал за волосы, стянутые в тугой хвост на затылке, молодую девушку. Чет с силой натянул волосы, и голова её запрокинулась назад, открывая загорелую шею. Несмотря на то, что на лице пленницы была гримаса боли, Вацлав отметил, что она очень красивая. На ней были одеты короткие белые шорты и такой же белый топ, обнажающий стройную талию и плоский живот. Волосы у неё были светлые, даже какие-то серебряные и только у корней становились чуть темнее. Чет отпустил девушку и грубо толкнул её своему напарнику. Джимбо схватил её за плечи и, сально улыбнувшись, произнёс:
– Damn it, beautiful bitch! Chet, I'm first, if anything, – а потом довольно рассмеялся.
«Черт возьми, красивая сучка, Чет, я первый, если что», автоматически перевёл про себя Вацлав, и всë внутри у него похолодело. Ему стало жалко девушку, он понимал, что здесь, в этой глуши, никто не указ этим двум.
– твою мать, Злата… – обречённо простонал Карпов и потянулся к голенищу берца, когда в проёме снова появился солдат и взволнованно сообщил, что задержали ещё одного…
* * *
Денис с Юриком лежали на втором этаже сарая, на всякий случай забросавшись соломой, и сквозь щели в фронтоне наблюдали за улицей. Тонкие длинные соломины колко впивались в кожу при каждом движении, в воздухе, несмотря на свежий влажный воздух, струящийся с улицы, висела густая взвесь пыли и соломенной половы, поднятой в воздух лежащими людьми. Горло иногда саднило и наружу рвался глухой удушливый кашель.
– вроде-бы как ничего не происходит, – прошептал Денис, – одна машина проехала, и тишина.
– навряд ли они одни, сам подумай, – Юрик повернулся и пристально посмотрел Денису в глаза, – у них четыре человека пропало, они точно на выручку ещё четверых не пошлют, по любому их больше.
– да, согласен, – кивнул Денис
– слушай, – заговорщически протянул Юрик, – а может сдадимся? Ну что они нам сделают? Ну не звери же они, расскажем всë, как было, кто нам Карпов такой, что его покрывать? Не прятаться же вечно в сарае.
Денис в ответ промолчал, и между ними повисла напряжённая тишина, вот-вот искра проскочит. Юрик что-то недовольно пробормотал и сунул руку себе под майку. Достав оттуда длинную соломину он внимательно её рассмотрел и раздражённо отбросил в сторону.
– а знаешь, – не отрывая взгляда от улицы задумчиво сказал Денис, – здесь ведь когда-то древнее племя Невров жило, ну… Прямо здесь, на этой земле, племя защитников всех русских земель.
– и что? – нервным шёпотом спросил Юрик.
– а то, что выродились они, получается в нас, прячущихся в соломе трусов, – Денис снова замолчал на какое-то время, а потом продолжил, – есть легенда, что они в волков могли превращаться во время боя.
– да хоть в слонов! Я бы, например, знаешь в кого сейчас хотел превратиться? В мышь, или в муху, или…
– или в петуха, – перебил его Денис, вспомнив слова Златы, и засмеялся. Юрик в ответ ударил его кулаком в плечо.
– за словами следи, за петуха можно и ответить.
– ой-ой, завёлся, мы что, на зоне, что ли? Нормальная птица, между прочим. Вон, у Польши на гербе нарисован, и никто что-то не обижается, а ты, если что, им сдаваться собрался.
– у них хотя бы петух, – Юрик явно проглотил шутку, и Денис довольно улыбнулся, – а у нас что? Погребальный венок какой-то, что это вообще?
– ой, опять! – раздражённо отмахнулся Денис, – как вы задолбали с Борисом со своим срачем! Можно подумать, если на гербе твою лошадь нарисовать, сразу жизнь лучше станет!
При слове лошадь Юрик как-то сник, осунулся и молча уставился, казалось, в доски перед собой, а не в щель между ними. Денис посмотрел на поникшего оппонента и, мысленно пожав плечами, тоже отвернулся к просвету между досками.
Вскоре стало понятно, что Юрик был прав – по улице пронёсся грозный рык мощных двигателей, и возле магазина остановились два военных броневика с пулемётами на крышах. Первый из них затормозил так резко, что его слегка занесло на размокшей дороге и он остановился под небольшим углом, второй припарковался более аккуратно. Из автомобилей вышли военные в полной экипировке, с автоматами наперевес. Получив инструкции от начальства, которое, судя по всему, являло собой двоих возле головной машины, солдаты разбежались по деревне, проверяя дворы. Один из них направился прямо к калитке двора бабы Нюры. Осторожно переступая и держа наготове автомат натовец осмотрел двор, надолго задержав взгляд на серебристом эспэйсе, потом подошёл к входной двери и трижды постучал. Ответом ему была глухая тишина, баба Нюра редко была дома, даже в такую непогодь. Пробыв некоторое время в доме солдат вышел во двор и направился к сараям. Юрик с Денисом услышали, как внизу скрипнула дверь, и в курятнике послышались тяжёлые шаги армейских ботинок. Лестница на второй этаж дрогнула пару раз, но, видимо, показалась солдату слишком хлипкой, и шаги удалились. Военный подошёл к старой хате и, скрежетнув засовом, отодвинул дверь. Юрик впился в него взглядом, «сейчас,сейчас..», – прошелестело где-то в глубине сознания, но, к разочарованию парня, солдат вскоре вышел из старого здания и, не потрудившись закрыть дверь, покинул двор.