Виктор Гурченко
Невры
Глава 5
Борис пришёл в себя ближе к обеду. С облегчением он почувствовал, что у него больше ничего не болит, желудок не скручивает в жгут и не даже не тошнит. Он, покряхтывая, поднялся с дивана и оглядел комнату. Юрик лежал на кровати, бесцельно глядя в потолок, Дениса дома не было.
– чего скучаешь, телефон весь прошёл? – спросил он у Юрика.
– ты что, забыл? – ответил тот, – вчера свет вырубили, батареи у всех уже сели, Денис телефоны забрал – у Чаровских зарядит.
– понятно, – Борис яростно растëр лицо ладонями и направился глотнуть свежего воздуха. Лихим холодным сквозняком в память его ворвались воспоминания вчерашнего вечера. Борис остановился и попытался собрать в общую картину все осколки пёстрой мутной мозаики. Вспомнив окончание гулянки и бледную кожу голой Валентины он даже охнул от такого откровения памяти, но потом начали всплывать странные подробности – чешуя на ноге, раздвоенный скользкий язык… Бориса передëрнуло и скрутило желудок в тугой узел. «Да нет, пьяный бред», – подумал он и зачерпнул кружкой из ведра. На поверхности воды в медленном хороводе кружились две дохлые мошки, Борис выловил их кончиком пальца и жадно прильнул к эмалированному краю. «Я озерница, а муж мой – кадук, и он тебя заберёт…». Горло сдавило спазмом, и вода напором брызнула изо рта. «Это что ещё за чертовщина?», – вдруг вспомнил он странные слова Валентины. Прокашлявшись он зачерпнул ещё воды и на этот раз жадно осушил всю кружку.
Бабу Нюру он обнаружил на лавочке у дома, она задумчиво смотрела перед собой и щëлкала семечки. Трава у её ног была обильно усыпана шелухой, рука ритмично поднималась и снова опускалась, вылавливая из пакетика новую семечку. «Х-рень», прочитал Борис на упаковке. «Хочешь исправить неправильный день? Смотри «Желтуху» и трескай «Х-рень», – пронеслась у него в голове строчка из старой передачи, семечки были явно из его запасов.
– я присяду? – робко спросил Борис, и, не дожидаясь ответа, опустился на лавочку, рядом с хозяйкой дома, – баба Нюра, – Борис замялся, не зная, как начать разговор, – это… Вот вы говорили, что вашего мужа Кадук забрал, а кто это, Кадук?
– с детьми меня бросил, – не отрывая взгляда от воображаемого горизонта, монотонно и немного нараспев заговорила старушка, – помощи никакой нет, я каждый день с утра встану и кляну его: «чтоб тебя Кадук забрал», – она медленно повернула голову в сторону Бориса и посмотрела ему в глаза, – и Кадук забрал…
По позвоночнику пробежал холодок, Борис судорожно сглотнул и против воли отчётливо представил свою жену, клянущую его каждый день поутру. Он замолчал и тоже уставился в воображаемый горизонт бабы Нюры. Как давно он не видел детей? А детей он, безусловно, любил. Всё своё свободное от работы время он посвящал им. Уставший и разбитый после тяжёлого дня на стройке он приходил домой и, наскоро поужинав, брал в руки коляску, велосипед, самокат и шёл гулять, встречать с тренировки. Иногда ноги от усталости подхватывали пронзительные судороги, а по возвращении домой не было сил даже душ принять. Но и жене было тоже нелегко – снежным комом её наматывали на себя стирка, уборка, готовка. Постепенно радости семейной жизни скатились до возлияний в тëмном одиночестве после всеобщего отбоя, игры на невидимых барабанах при просмотре рок-концерта по ютюбу и яростными политическими спорам в соцсетях, благо шторм непростого времени давал благодатную почву для этого. Но разве это была жизнь? Кроме проблем, забот и возни с детьми он ничего не видел. А человек не заканчивается на семье, человек создан для счастья, как птица для полёта. И с возрастом всё больше проникают в душу первые аккорды передачи «городок»: «ах как хочется вернуться, ах как хочется ворваться…». И бьётся, и рвётся метущаяся душа из рутины семейного плена на волю, на свободу… И Борис не вытянул, лопнул по сварным швам, не выдержал конфликта ещё живого молодого организма против тяжести оков монотонной «счастливой» семейной жизни. Разругались, расплевались, лопнула струна, и только горечь осталась, несмываемая горечь родных некогда людей, горечь, осевшая куда-то на дно, горечь, поднимающаяся при каждом неловком движении рвущейся души. И только алкоголь уравнивал, успокаивал, мирил его с самим с собой, давал покой и иллюзию счастья. Нет, он не виновник ситуации! Не злодей! Борис осунулся и, опершись локтями о колени, уставился в оплеванную шелухой подсолнечника траву.
– а Валентина, – сквозь нахлынувший поток воспоминаний спросил Борис, – она давно здесь живёт?
– Валька? – баба Нюра улыбнулась, набросив сеть мелких морщин на худое лицо, – Валька наша озорница ещё та… А муж её, Глеб, лопух лопухом, она сама так его и называет. А ты что, спутался с ней уже?
– да нет… Просто спрашиваю, – стушевался Боря.
«Озорница? Лопух?», как там в памяти, «озерница и Кадук?». Борис громко и облегченно рассмеялся. Что делает с памятью причудливое сознание!
– а есть что-нибудь пожрать? – откровенно пробасил Борис и на подъёме чувств обнял старушку за плечо. «Озорница и лопух»! – вновь весёлой скороговоркой пронеслось в голове, – Глеб, конечно, лопух, но Валентина при нём, при нём… – пробормотал он себе под нос. Настроение поднялось, желудок обиженно и пусто пробурчал, требуя еды.
Через четверть часа он сидел на веранде и энергично уплетал жареную картошку, запивая козьим молоком, когда по деревне разнёсся звук настойчивого автомобильного сигнала.
– автолавка, что ли? – растерянно спросила сама у себя баба Нюра. Она торопливо вытерла руки о замызганную тряпку, висящую возле плиты и направилась к калитке. Следом вышли и Борис с Юриком.
По улице, поднимая пыль и жалобно блея топотало козье стадо, а за ним, сигналя и злобно рыкая, двигался широкий армейский внедорожник.
– всем жителям! – разнеслось усиленное громкоговорителем обращение, – необходимо немедленно выйти из домов и собраться возле автомобиля, повторяю…
Юрик и Борис испуганно переглянулись.
– приехали… – Борис уронил голову на грудь и обречённо, как на заклание, поплëлся со двора, Юрик, так же молча, последовал за ним.
Бронированный автомобиль остановился посреди деревни возле превращающегося в руины здания бывшего магазина. Как гигантский бородавочник светло-оливкового цвета он щетинился сотнями безобразных заклёпок на своём корпусе. Два небольших лобовых стекла на вид были в несколько сантиметров толщиной, а боковые были настолько маленькие, что выглядели чисто символическим рудиментом стёкол обычного автомобиля. Мотор заглох, но из-под капота доносилось надсадное гудение вентилятора. Двери лениво распахнулись и из салона выпрыгнули четыре человека в камуфляже. Одинаковые массивные каски, с защитными очками, бронежилеты и какие-то игрушечно-желтые, словно из магазина «детский мир», автоматы у каждого на груди. Они оглядели собравшихся местных и окинули взглядом деревню.
– якась дупа свята! – произнёс один из них, и все четверо громко рассмеялись.
– пшеки, что ли? – с кривой ухмылкой спросил Карпов.
– а что он сказал? – в пол голоса спросил стоящий рядом Мамоцька.
– сказал, что у нас здесь жопа мира, – перевёл Антон.
Военный с одной звездой на погонах поднял открытую ладонью вверх, и смех неохотно угас, разбился на мелкое бормотание и стих. Майор внимательно осмотрел собравшихся острым взглядом профессионального военного. Солнце почти не отбрасывало теней и под прямым углом попадало офицеру прямо в центр купола округлой каски. По лицу, покрытому слоем оседающей пыли, поднятой пробежавшими козами, скатилась крупная капля пота, оставив тёмную дорожку от виска до подбородка.
– здравствуйте, – со слабым акцентом сказал военный, – меня зовут Марек Верпаковский, я майор войска Польского. Где у вас можно провести собрание? – он сощурившись поднял глаза в небо, – чтобы на солнце не стоять.
– так в магазине и можно, – Махлай указал рукой на заброшенное здание.
– отлично, прошу всех зайти в помещение, у нас будет небольшое объявление и общее информирование.
Встревоженно переглядываясь пёстрая горстка местных жителей нехотя потекла ко входу в заброшенный магазин. Антон с силой дёрнул покосившуюся дверь, и она, рвано заскулив, туго повернулась в петлях, открывая проход в здание.
– ещё раз здравствуйте, – майор Верпаковский стоял в центре торгового зала и внимательно изучал присутствующих. В дальнем углу скрестив руки на груди стоял хмурый Карпов и исподлобья сверлил взглядом двух вооружённых людей, ещё двое остались возле машины. Развязный, довольно улыбающийся и уже хмельной к обеду Махлай сидел на ветхом стуле, прислонившись спиной к молодой березе. Дерево росло прямо из пола в составе небольшой рощи под отсутствующей крышей задней части магазина. Рядом стояла его жена, перебирая в руках большую связку ключей. Глеб, Валентина и баба Нюра находились возле прилавка и смотрели на солдат со спокойным интересом. Рядом с ними, усевшись на прилавок и опершись на большие стрелочные весы, щёлкал семечки голый по пояс Антон. Артём, сын Махлая, что-то шёпотом бормотал оцепеневшим Борису и Юрику, которые старались сейчас быть невидимками и максимально слиться с местными, справедливо полагая, что гости из Минска вызовут живой интерес у польских военных. В ответ на приветствие майора повисла звенящая тишина. Он коротко неуловимо улыбнулся и продолжил:
– довожу до вашего сведения, что ваша деревня… Як то было на знаку? – он повернулся к своему товарищу, – Нервы?
– Невры, – поправил его помощник.
– ах да, конечно, Невры, – исправился офицер, – так вот, ваша деревня сегодня находится на территории и под юрисдикцией Польской Республики, как и вся гродненская область, перешедшая в состав Польши, – он сделал паузу и хищно улыбнулся, – в ходе специальной военной операции по возврату исконно польских земель. Как у вас принято говорить? Добро пожаловать в родную гавань? Поздравляю вас с присоединением к великой Польше, и это уже навсегда!
– в двадцать первом вы то же самое говорили, – низким голосом произнёс из угла Карпов. Верпаковский вопросительно нахмурился, повернувшись к нему, явно не поняв прозвучавшей фразы, – а в тридцать девятом, – так же спокойно продолжил тот, – мы вас гнали отсюда, как побитых собак со двора.
– ах, вот вы о чем, – майор добродушно улыбнулся, – ну, не думаю, что конкретно вы кого-то гнали, да то и не важно, сейчас, слава богу, не тридцать девятый, и война у вас не против Польши в компании с вашим другом Гитлером, а против НАТО, против всей объединённой Европы, против цивилизованного мира! И хотите вы этого, или нет, но мы принесем и вам цивилизацию! – Верпаковский сорвался на эмоции и повысил голос, – и если понадобится, то и на штыках! Вы дремучие совки, поймите, так жить нельзя!
– каждый раз одно и то же, – Карпов устало хмыкнул и, опустив голову, покачал ей из стороны в сторону, – дремучие совки, холопы бесправные, дикие варвары, безбожные язычники… Самим то не надоело? – он поднял голову и пристально посмотрел в глаза офицеру. Майор уже взял себя в руки и спокойным голосом спросил:
– вас, простите, как зовут?
– для тебя, щенок! – голос Карпова прокатился по гулким стенам магазина, сопровождаемый внезапным раскатом грома, будто расколовшего небо прямо над деревней, – я товарищ подполковник, офицер воздушно-десантных войск Советской Армии, ветеран Афганистана, – он сделал шаг в направлении майора, расцепив руки и слегка подавшись вперёд, глаза его полыхнули мутным жёлтым светом.
– Сашка, успокойся, – хрипло прокаркал Махлай со стула. В этот же момент второй раз ухнул удар грома и с неба хлынул поток тугих струй, выбивая шуршащую дробь по шиферу. В непокрытой части магазина пошёл натуральный ливень, пригибая молодые ветви тонких берёзок. Махлаю за шиворот потекла струйка воды из обломка шифера, и он, хрипло крякнув, подскочил со стула. Второй военный тут же вскинул свой жёлтый автомат и передëрнул затвор, Махлай мгновенно замер в растерянности, а Карпов перевёл свой пылающий взгляд на стрелка. Ситуация накалилась и напряжение сгустилось в воздухе так, что его можно было резать ножом. Спустя пару секунд Верпаковский повернул голову к помощнику, не отводя при этом взгляд от Карпова, и жестом руки приказал опустить оружие.
– нам всем нужно остыть, – произнёс майор, разделяя каждое слово паузой, – мы приехали сюда только для информирования и переписи жителей.
С улицы послышался козий хор, животные столпились возле магазина, поливаемые дождём. Шерсть их вымокла и слиплась, и только сейчас стало видно, насколько они худые и костлявые. Козы жалобно блеяли, толкаясь и пробиваясь ближе ко входу.
– хозяина учуяли, – улыбнулся Мамоцька, он подошёл к окну и громко крикнул, – здесь я подождите чутка, – козы, как по команде, развалили строй и беспорядочно рассыпались вокруг здания, начали щипать остатки и без того обглоданной травы и бродить по дороге, окружив бронированную глыбу броневика живым мокрым кольцом.
Верпаковский терпеливо выждал, когда окончится общение пастуха со стадом и, убедившись, что напряжение спало, продолжил:
– нам нужен старший в вашей деревне. Я сомневаюсь, что нам понадобится с вами когда-либо связаться, но, тем не менее, порядок есть порядок.
– называй вещи своими именами, – уже спокойно прервал его Карпов, – так и скажи – нужен староста для надзора.
– вот вас, как зовут? – майор указал на Махлая.
– Виктор Николаевич, – с достоинством ответил тот.
– Понятно… – офицер потëр указательным пальцем переносицу, – назначаю вас старшим в посёлке, вот вам учётная книга, – он достал из портфеля, лежавшего рядом на прилавке, книгу и протянул её Махлаю, – перепишете сюда пофамильно всех жителей деревни.
Махлай, важно переваливаясь, подошёл к военному и взял книгу в руки. С умным видом он пролистал пустые страницы и положил книгу на прилавок. Майор достал из нагрудного кармана ручку и вручил новоиспечённому старосте. Тот с торжествующей улыбкой окинул взглядом присутствующих и, высунув кончик языка, принялся что-то усердно записывать в книгу.
– клоун! – презрительно бросил Карпов и направился к выходу.
– застой! – воскликнул второй военный и вскинул оружие. Верпаковский лениво махнул рукой и успокаивающе сказал что-то по-польски. Карпов скрипнул просевшей дверью и энергично зашагал прочь. Дождь уже почти прекратился и тихо моросил лёгкой взвесью из невидимых капель, играя полупрозрачными радугами в жидких лучах смелеющего солнца.
В магазине стояла звенящая тишина, слышно было только сопение Махлая, не привыкшего столько писать – много и сразу. Громко застонавшие петли старой двери словно тупым лезвием раскромсали висящую тишину в рваные лохмотья. Придерживая рукой автомат, который упорно не хотел следовать за своим владельцем в узкий проём приоткрывшейся двери, в помещение зашёл один из оставшихся в машине солдат. Он подошёл к командиру, и они негромко перебросились несколькими фразами, после майор кивнул и обратился к Мамоцьке:
– нам нужно три-четыре ваших козы, они пойдут на питание вашим пленным, их, знаете-ли, много, а кушать они хотят каждый день, так что, будьте добры…
Мамоцька улыбнулся и с лёгкой усмешкой произнёс:
– это козы не для мяса, а для молока, извините, не могу отдать.
– Вы, кажется, не поняли, – Верпаковский весело переглянулся со своими солдатами, – это была не просьба, – с лица его тут же пропало добродушие и приветливость, – это приказ, – он повернулся к вошедшему солдату, что-то ему сказал и указал пальцем на окно, за металлическими прутьями-лучами которого мирно топтались, щипали зелень и нетерпеливо фыркали козы. Вновь с трудом протиснувшись в дверной проём солдат скрылся за дверью. Через минуту послышалось встревоженное блеяние и по стаду пробежала волна смятения и суеты. Через окна магазина было видно, как двое военных мечутся среди волнующегося стада и резкими движениями вылавливают обезумевших от страха животных, после чего пластиковыми хомутами стягивают им копыта и бросают в багажник внедорожника. Закинув в машину четыре пленённых козы один из солдат захлопнул бронированную дверцу и забрался обратно в машину. Мамоцька с печалью наблюдал за разыгравшейся сценой, а потом разочарованно покачал головой, глядя на майора, и не спеша направился к выходу. Помощник вопросительно посмотрел на командира, но тот снова лениво махнул рукой, и Мамоцька беспрепятственно вышел из магазина. На улице он стал собирать стадо только ему и его козам понятными звуками, животные начали успокаиваться, тревожное блеяние стихло и перешло в какой-то будничный недовольно-вопросительный ропот.
Махлай, тем временем, закончил с переписью скудного деревенского населения и, шумно выдохнув, картинно бросил ручку на раскрытую книгу.
– всё! – довольно произнёс он, – готово!
– хорошо, – кивнул Верпаковский и заглянул через плечо сидящего Махлая в книгу. Почерк был такой, что понять нельзя было решительно ничего. Майор на мгновение задумался, но, в итоге, мысленно махнул рукой, кому, в конце концов, это интересно, и, положив ручку обратно в нагрудный карман, звонко захлопнул книгу, – на этом всё, – он быстро резиново улыбнулся одними губами, – электричества у вас пока нету, но скоро мы этот вопрос решим, всего хорошего, – водрузив на голову каску майор развернулся и бодро зашагал к броневику. Автомобиль взрыкнул мощным мотором и начал неспешно разворачиваться, поочерёдно то сдавая назад, то проезжая несколько метров вперёд. Несмотря на толстую броню из внедорожника доносилось жалобное блеяние стреноженных коз, но, когда машина окончательно развернулась, мотор мощно взревел и заглушил все посторонние звуки.
– кажись пронесло, – выдохнул Борис, наблюдая за мощной кормой бронированного монстра, исчезающей за поворотом в конце деревни.
– да вроде нормальные ребята, – возразил Юрик, – вежливые…
– фашисты тоже вежливые были, – вздохнул Боря и пошёл в направлении своей калитки.
Внезапно влажный после дождя воздух разрезал звук работающей где-то неподалёку бензопилы, а через десяток секунд раздался стрекот быстрых автоматных очередей, в ответ им ударила другая, гулкая и размеренная. Очереди ещё дважды прошивали пространство, выбивая строчки выстрелов в лесной тишине, а потом всё резко оборвалось. В повисшую тишину только робко вклинивались своим жалобным блеянием четыре козы, которые галопом, не типичным для этих животных, мчались со стороны выстрелов. Борис и Юрик переглянулись и увидели в глазах друг у друга совершенно одинаковую эмоцию – страх вперемешку с отчаянием.
– Что это было? – первым озвучил Юрик одну мысль на двоих.
– партизаны… – непонятно, то ли спросил, то ли ответил Борис, – пойдем-ка мы лучше в дом, – продолжил он и торопливо посеменил во двор.
Зайдя в дом Борис выудил наугад из погреба бутылку спиртного и, сняв дрожащими руками полиэтилен с горлышка, с гулким звуком выдернул пробку.
– ты понимаешь, что для нас в этом ничего хорошего нет? – Борис наклонил бутылку и булькающими толчками наполнял эмалированную кружку янтарной жидкостью, – чем бы там у них не закончилось, сюда вернутся, чтобы разобраться кто это и что это.
– И что нам теперь делать? – Юрик сидел на кровати, свесив ноги и пялился на старшего товарища. Тот, закупорив пробкой бутылку, залпом осушил кружку и слегка вздрогнул, резко тряхнув головой.
– я так думаю… – Борис не успел договорить, прерванный громким настойчивым стуком в оконное стекло.
– эй! Дезертиры! Выходи, помощь ваша нужна! – раздался громкий хриплый бас Карпова из-за окна. Товарищи переглянулись и на ватных ногах вышли на крыльцо. Карпов стоял перед ними, сжимая рукой цевьё автомата Калашникова, щеки его разрумянились, а на губах блуждала лёгкая призрачная улыбка, – заводи свой автобус, автопомощь нужна, – сказав это он развернулся и зашагал в конец деревни. Шёл он гордо и самодовольно, посреди улицы, по-детски болтая словно игрушку массивный деревянный приклад старого автомата.
Борис грузно ввалился на водительское сиденье минивэна, достал из бардачка ключ и дрожащими руками вставил его в замок зажигания. Кружка коньяка отправилась в лёгкую прогулку по сосудам и венам его оцепеневшего организма, расслабляя по пути стянувшиеся узлы нервов, омывая лёгким эфиром мысли и сглаживая острые края наваливающейся действительности. Мотор послушно зарокотал и салон тут же наполнился музыкой. Борис судорожным движением выключил звук и посмотрел сквозь слой пыли, покрывающей лобовое стекло на открывающего ворота Юрика. Щётки дворников послушно проехались по стеклу, сопровождая своё движение тонким песочным скрипом. Видимость улучшилась не на много, но брызгать стеклоомывателем было бы ещё хуже, только кашу на стекле развёл бы. Осторожно подруливая Борис выехал на дорогу и подождал, пока сядет Юрик, который предусмотрительно занял место сзади, оставляя переднее сиденье Карпову. Последнего они догнали в самом конце деревни, возле дома Глеба и Валентины. Он запрыгнул в машину и, ловко пристроив автомат между ног, указал пальцем на дорогу:
– там, сразу за кладбищем, за изгибом дороги ребята сломались.
Борис сглотнул и послушно надавил на педаль газа, направляя машину в нужном направлении. Через минуту они были на месте. С одного беглого взгляда становилось понятно, что «ребята сломались» не по воле случая – перед внедорожником лежала огромная сосна, которая оставила на капоте внушительную вмятину, остановив автомобиль на полном ходу. Дверь багажника была распахнута настежь, демонстрируя пустой салон. Внутри никого не было, ни коз, ни людей.
– трос есть? – спросил Карпов, выпрыгивая из машины, – сейчас его сначала развернем, а потом на СТО потянем.
– а где здесь СТО? – удивлённо спросил Юрик.
– так в лесу, – как-то просто и беззаботно ответил Карпов, – затащим – сам увидишь!
Борис открыл багажник и стал рыться в поисках буксировочного троса, потом остановился и посмотрел на Карпова:
– так эту махину никакой трос не потянет, лопнет на хрен!
– ну да, как-то я не подумал, – задумчиво произнёс тот, – посмотри у них в багажнике, может найдешь чего.
– а сами-то они где? – вмешался Юрик.
– а я почем знаю, убежали, наверно, – Карпов как-то странно улыбнулся и тоже залез внутрь бронемашины в поисках чего-нибудь полезного.
Юрик, тем временем, не спеша обошёл машину, внимательно изучая повреждения. Когда он, взобравшись на ствол сосны, посмотрел на капот и лобовые стекла автомобиля, его бросило в холодный пот и замутило. Правое стекло было целое, хотя на нём и виднелись следы от попадания нескольких пуль, левое же, пробитое посреди и вырванное из гнезда, валялось на краю крыши, а из пустого проёма по капоту тянулась полоса густой тёмно-красной, почти чёрной крови в которой скользкими бесформенными сгустками расплывались комки белëсой розовой плоти. Медленно повернув голову Юрик проследил редеющий кровавый след до кустов, совсем скоро переходящих в густой лес.
– они оккупанты, – прозвучало совсем рядом, и Юрик, дëрнувшись от неожиданности, свалился с бревна, – получили то, зачем пришли на нашу землю, – Карпов словно материализовался рядом с ним из ниоткуда. Парень согласно кивнул и, опустив глаза, отправился помогать Борису.
В багажнике нашелся металлический многожильный трос с крюками на конце, которым соединили между собой фаркопы автомобилей. Карпов уселся за руль броневика и, рывками вращая мёртвый, лишённый гидроусилителя руль, стал выворачивать колёса, а Борис, в свою очередь, грозно взревев мотором, потянул закованную в броню громадину, срывая её с места и разворачивая. За несколько операций внедорожник удалось развернуть на дороге в противоположную сторону, и теперь он был прицеплен к эспэйсу, который по сравнению с ним казался сущей малолитражкой, за скобу на переднем бампере.
– сейчас тянешь через деревню за мост, а дальше в лес, – Карпов стоял возле открытой дверцы и давал инструкции Борису, который выслушивал их спокойно и внимательно. Глаза его подëрнулись туманной поволокой, а в голове приятно пульсировал шумный прибой виноградного брэнди, – когда фарами моргну – вправо свернёшь, а там до поляны доедешь и останавливайся, понял? – Карпов с подозрением всмотрелся в лицо водителю. Борис выдержал тяжёлый взгляд и коротко кивнул, сдерживая некстати накатившую икоту. Карпов вернулся за руль броневика, громко хлопнул дверью и дважды моргнул фарами. Минивэн тронулся, и внедорожник, сдëрнутый с места натянутым в струну тросом, медленно и бесшумно покатился следом.
Разогнаться хотя бы до третьей передачи никак не удавалось – обороты тут же падали, и двигатель начинал лихорадочно дрожать и захлёбываться, уровень температуры охлаждающей жидкости балансировал по верхней границе, вентилятор не переставая гудел под капотом, добавляя своим гулом плотности к витавшему в салоне напряжению. Постепенно гул как-то незаметно, украдкой перебрался из-под капота Борису в голову и медленно, по капле стал превращаться в тупую ритмичную головную боль, в горле пересохло, и липкая густая слюна вязала в горле тугой комок спутанных ниток. Похмелье, робко постучавшее в висок полчаса назад, теперь гулко било кувалдой по голове, как в огромную жестяную бочку. Они ехали по лесной колее уже некоторое время, когда зеркало заднего вида отразило многократные проблески фар буксируемого автомобиля. Борис, присмотревшись, увидел едва заметный поворот с колеи в лесную чащу и послушно завернул туда. Дорога стала ухабистой и тяжёлой, пришлось переключиться на первую передачу, после чего двигатель стал тарахтеть как старый советский трактор.
– смотри, смотри! – Юрик постучал тыльной стороной ладони Борису по бедру, уставившись в окно. Тот, не поворачивая голову, скосил покрасневшие глаза и увидел стоящих возле дороги Дениса с какой-то девушкой.
– это та самая Злата? – оживившись спросил Борис и машинально зачесал назад пятерней копну густых волос, – а ничего такая… – он выключил передачу и нажал на тормоз. Эспэйс будто выдохнул с облегчением, когда Борис поворотом ключа заглушил стонущий от нагрузки двигатель.
Денис и Злата стояли, держась за руки и удивлённо смотрели на внезапно вынырнувший из зарослей автопоезд. Из салона выпрыгнул Юрик и тяжело, как-то в перекат, вывалился Борис.
– здарова, дон Жуан, – бросил Борис Денису и тут же переключился на Злату, – моё почтение, – он вежливо наклонил голову, галантно заложив руку за спину.
– Привет, Злата, – все обернулись на бас Карпова, который тоже вышел из машины и уже подходил к компании, – и третий здесь, – довольно хмыкнул он, глядя на Дениса, – это хорошо, поехали – поможешь.
– он никуда не поедет, дядя Саша, он со мной, – твёрдо сказала Злата. Денису стало неловко от того, что он «с кем-то» и он открыл было рот, чтобы возразить и предложить помощь, но Злата оборвала его стремление в зачатке, – нет, Денис, ты никуда не пойдёшь!
– знаете, чем подкаблучник отличается от нормального мужика? – Карпов криво улыбнулся, не сводя глаз с Дениса, потом медленно посмотрел на остальных, – подкаблучник всегда спрашивает у жены, можно ли ему пойти к друзьям, а нормальный мужик и так знает, что нельзя.
Борис с Юриком громко и заливисто рассмеялись, Карпов тоже хохотал в голос. Рассмеялся и Денис, и только Злата плотно сжала губы и мрачно промолчала.
– ладно, – примирительно протянул Карпов, – сами справимся, гуляйте, голубки.
– а что, собственно, произошло? – озвучил, наконец, висевший в воздухе вопрос Денис.
– да так, ерунда… – деланно беззаботно отмахнулся Борис, – к нам патруль натовский в деревню приехал, а вот, – он указал повёрнутой вверх ладонью на Карпова, – Александр их всех убил, а мы теперь машину прячем.
– понятно… – растерянно пробормотал Денис. Злата настойчиво потянула его за руку, и вскоре они скрылись в густых зарослях стрекочущего и шумящего леса.
– пусть движок отдохнёт, – прервал образовавшуюся тишину Борис, – закипим скоро.
Карпов молча достал из кармана мятую пачку сигарет и какими-то корявыми и суетными движениями выковырял одну и закурил.
– если Златку обидит, вам всем пиздец, – выпуская струю дыма, словно сам себе, монотонно произнёс он. Борис и Юрик быстро переглянулись и обменялись и так потерянными от всего произошедшего взглядами. Карпов молча докурил, после чего тщательно затушил окурок и положил его в карман, – заводи, тут недалеко осталось, – он забрался в кабину внедорожника и с громким хлопком закрыл дверь. Борис посмотрел на Юрика, пожал плечами и кивнул головой в сторону машины.
Заехав на большую поляну он остановил машину и заглушил мотор.
– дальше некуда, – развёл руками Борис, выбравшись из машины.
– а дальше и не надо, приехали на СТО, – ответил Карпов и, подойдя к тупой хищной морде внедорожника, стал разматывать металлический трос лебёдки. Дотянув его до дерева он сделал вокруг ствола петлю и зафиксировал карабином, – отгоняй свою в сторону, – крикнул он Борису, – сейчас сколько аккумулятора хватит в лес это говно затянем.
Он залез в кабину и что-то щелкнул. Тут же загудел электромотор и автомобиль неловко и медленно потянул сам себя к дереву. Когда бронированный корпус наполовину скрылся под лесными кронами, электромотор, гудевший уже тонко и жалобно, окончательно остановился и замолчал. Карпов вылез из машины и открыл багажник. В руках его оказалось два больших топора. Держа их наперевес он энергичным шагом направился к эспейсу, возле которого стояли и обречённо, как кролики на удава, смотрели на его приближение Борис с Юриком. Подойдя к ним Карпов резким движением протянул один из топоров Борису, от чего тот дёрнулся и судорожно сглотнул.
– нужно веток нарубить – танк этот закидать, чтобы с воздуха не было видно, – объяснил Карпов, – мы с тобой рубить будем, – он указал обухом на Бориса, – а ты таскать будешь, – перевёл он топор на Юрика.
Найдя возле поляны жидкую поросль молодых тонких деревьев они принялись работать топорами.
– и что теперь? – спросил Борис, тяжело дыша и потея липкой похмельной испариной, – есть такое подозрение, что там… – он махнул рукой куда-то за спину, – ну, откуда они приехали, заметят пропажу четырёх человек вместе с машиной.
– а что мне делать оставалось? – дëрнул плечами Карпов, чёткими ударами подрубая молодую осину, – дать им спокойно уехать с мамоцькиными козами?
– вы из-за каких-то коз вонючих четырёх человек порешили, – вмешался Юрик, вернувшийся за очередным деревом, – это нормально по-вашему?
Карпов распрямился, поигрывая топором, и прямо посмотрел в глаза парню:
– сегодня ты коз дашь забрать, завтра дом уступишь, а послезавтра смотришь, а в стране восемьдесят процентов польских школ, а потом поймёшь, что и сам уже поляк.
