Виктор Гурченко
Невры
Глава 11
– всë меняется, Юрген. Всë и всегда… Только для растения всë постоянно, и время стоит на месте, а человек – не растение, – Карл Хаарман смотрел в потолок, лёжа на кровати и который уже час монотонно и по большей части безответно беседовал с Юриком, – в нас осталось, конечно, что-то от наших далёких растительных предков, – продолжал он неопределённо разводя рукой пространство перед собой, – вот это глупое желание стабильности и постоянства, желание расти на одном месте и видеть вокруг себя одно и то же. Но всë не так, – Хаарман скривился в своей надменной улыбке, будто вспоминая что-то приятное, – совсем не так… Неизменно остаётся только одно – сам человек, человек, как вещь в себе. Слышишь, Юрген? Вещь в СЕБЕ! Не в государстве, не в обществе, а только в себе! Вера, царь, отечество – всë это придумано для того, чтобы управлять стадом. Умри за Родину, за Бога, за президента, фюрера, царя, всë это для овец, для скота на заклание. Настоящий человек, человек думающий, сверхчеловек заботится только о себе, о своëм благополучии, о своëм удовольствии, – здесь Хаарман сально осклабился и искоса посмотрел на собеседника, – мы живём для получения удовольствия, и все войны в корне своём из-за этого и начинаются, понимаешь о чëм я?
– угу, – устало согласился Юрик, – понимаю.
– понимаешь… – ухмыльнулся Хаарман, – вот только ты должен понять, что те, кто сидит в окопах и те, кто получит удовольствие – совершенно разные люди. Включай мозги, Юрген, кто-то отдаёт жизнь за Родину, точнее, так думает, а кто-то его жизнь на бутерброд намазал и на другой бок повернулся в шезлонге. Жизнь одна, и за тебя её никто не проживёт, запомни это. Белый человек должен жить полной жизнью, а обслуживать его, воевать за него и умирать вместо него должны унтерменши, недочеловеки.
– как ты уже достал, Карл, – лениво проворчал Юрик, – я вообще не очень к этому всему отношусь, ну… К фашизму там… К Гитлеру. У меня прадеды воевали. Я же тебе не скин какой-нибудь.
– да я не в том смысле, что человек именно белый должен быть или ариец, – ухмыльнулся Хаарман, – я вообще, условно. Люди ведь все делятся на львов и баранов. Если ты лев, значит ты белый, хозяин жизни то есть. А если баран… – он развёл в стороны руки, изображая чаши весов, – добро пожаловать в окопы, в шахты, на заводы. Понимаешь?
– понимаю, – раздражённо ответил Юрик.
– а насчет фашизма ты зря так категорично, – Хаарман приподнялся на локте и взглянул на собеседника, – что в нём плохого то?
Юрик удивлённо приподнял брови и с иронией и недоверием посмотрел на немца.
– ой, ладно, – махнул рукой Карл, – сейчас скажешь, что людей в печах жгли, страны оккупировали.
– ну хотя бы это, – возмутился Юрик.
– это всë издержки войны, побочный эффект, так сказать, – Хаарман откинулся на подушку и ловко выхватил из кармана смартфон, – вот смотри, что нам википедия про фашизм говорит? – он сделал несколько движений пальцем по экрану и принялся читать, многозначительно поднимая вверх указательный палец после некоторых важных, по его мнению, слов, – идеология и общественно-политическое движение в рамках авторитарного или тоталитарного милитаристского ультранационализма и соответствующий диктаторский режим с жёсткой регламентацией общества и экономики, – несколько предложений он неразборчиво пробубнил себе под нос, потом снова поднял палец вверх, – вот, слушай: характерными признаками фашизма являются антилиберализм, антидемократизм, антикоммунизм, реваншизм и вождизм, экспансионизм, элитаризм, социальный дарвинизм, расизм и политика геноцида.
– Карл, – простонал Юрик, – я ничего из этого не понял.
– хорошо, – сдался Карл, – объясню своими словами. Есть одна страна, которая по многим показателям соответствует этому определению. Там нет свободы слова, ультранационализм, запрещены все партии, кроме правящей, расправы с инакомыслящими, происходит геноцид целой этнической группы, запрещается язык, который является родным для половины населения. И что? – Хаарман хитро улыбнулся, – президента называют новым Гитлером?
– не называют?
– ох, – вздохнул Карл и пробормотал себе под нос: – как же с тобой трудно. Нет, – продолжил он в полный голос, – не называют, его печатают на обложках журналов и стоя аплодируют в конгрессе США. А знаешь почему?
– ну и почему? – выдохнул Юрик.
– потому, мой юный друг, что это хороший фашизм, правильный, – Хаарман хищно улыбнулся, – полезный для белого человека. Так и с Гитлером по началу было, – он замолчал и долго смотрел в окно, за которым наконец заканчивался бесконечный дождь, и сквозь рваные тучи начинала выглядывать бледная луна. В комнате повисла тишина, и только ритмичный гулкий перестук больших деревянных часов на стене разбивал застывшее время на резанные куски. Юрик был совсем не против тишины и поэтому сморщился и тихо застонал, когда Карл продолжил:
– знаешь, Юрген, национал-социализм был выходом для Германии, спасением после позорной мировой войны, можно сказать новой религией. И вторая мировая была не захватнической, а оборонительной для Рейха. Нас загнали в угол всем миром и медленно удавили бы экономически. Ведь у Германии не было таких недр, как, например, у России. А бесплатно делиться никто никогда не хочет. Вот и пришлось нападать, пока армия была боеспособная и сытая. А ведь Гитлера тоже человеком года признавали и Олимпиаду доверили. И никто фашизма не замечал, пока это было удобно белым людям, – он тускло вздохнул и подытожил: – а мы белыми людьми так и не стали, стали рабами, колонией… А что касается убийств, – Карл улыбнулся, – так сегодняшние демократии ещё больше убивают. Люди вообще всегда друг друга убивают, в этом и прелесть человечества.
– да уж, – проворчал Юрик, – прелесть так прелесть.
– а что, разве нет? Это же так весело – убивать, – по лицу Хаармана пробежала волна наслаждения и он неуловимо улыбнулся, – ты ещё это поймёшь, Юрген… Ещё поймёшь… Вот ты в Бога веришь?
Юрик неопределённо повëл плечами и задумался на секунду.
– да… Наверное, – неуверенно ответил он, – а что?
– а то, – Хаарман криво улыбнулся, – что с именем Христа на устах совершено больше зла, чем за все войны в истории. Вот ваша Библия – это ведь сборник непрерывных убийств, уничтожения городов и целых народов. Нацисты по сравнению с христианским Богом просто агнцы.
– ну не знаю, – промычал в ответ Юрик, – я Библию не читал, спорить не буду.
– хотя, знаешь, зато у вашего бога неплохое чувство юмора, – Хаарман хохотнул и продолжил, – когда казнили святого Георгия, бог воскрешал его шесть раз. Слышишь, Юрген? Шесть раз! – здесь он не удержался и залился смехом, – в итоге ему в голову заколотили шестьдесят гвоздей, колесовали, распяли, а потом ещё и распилили. Вот смеху то было.
– ну да, прикольно вышло, – Юрик тоже улыбнулся.
– так что убивать – это жутко весело, подумай об этом.
– а можно я для начала высплюсь? – Юрик сердито отвернулся к стенке и натянул покрывало до макушки, – заполночь уже, а ты мне эту дичь втираешь. Вон Гренэль храпит уже часа два на диване.
Хаарман вздохнул и, поднявшись с кровати, прошагал через комнату и щёлкнул выключателем. В комнате сразу стало темно. Юрик блаженно пробормотал что-то вроде «ну наконец-то» и заворочался в постели. Хаарман скрипнул пружинами старой кровати и тоже улёгся.
Тишина длилась не долго. В окно вскоре робко постучали, и послышался голос Вишневского:
– пан полковник, разрешите?
– входи, – громко ответил Хаарман и сел на кровати.
Скрипнула дверь, а потом раздался глухой звук удара и сдавленный стон капитана. Юрик сдержанно засмеялся и лениво повернулся к двери. В проёме появился Вишневский. Поляк стоял, прищурив один глаз, и растирал ладонью ушибленный лоб.
– зачем такие низкие проёмы делать? – возмутился он и всмотрелся в полумрак комнаты. Свет из передней рассекал спальню наискось жёлтым прямоугольником и выхватывал Хаармана, сидящего на кровати.
– что хотел, Вишневский? – спросил он и всмотрелся в покрасневшие глаза капитана, – ты что пьян?
Вишневский замялся и переступил с ноги на ногу.
– пан полковник, у нас ЧП на мосту, – перешёл он сразу к делу, минуя неудобный вопрос, – один часовой убит, а второй пропал вместе с оружием и одеждой.
– пошли, – пробормотал Хаарман и встал с кровати, – сам посмотрю. Юрген, – бросил он через плечо, – остаёшься с Гренэлем.
Через несколько минут Хаарман с Вишневским подошли к берегу речки, где уже находились несколько вооружённых солдат. Они стояли над распростёртым на траве обнажённым телом часового, из груди которого торчала рукоятка военного ножа.
– выглядит как будто первый убил второго, забрал оружие, форму и сбежал, – доложил капитан, – очевидно, что это были партизаны.
Хаарман внимательно оглядел бледное тело солдата и присел перед ним на корточки. Нож легко поддался и вышел из тела. Карл повертел оружием в разные стороны, пристально его разглядывая. Наконец он положил нож рядом с телом, потеряв к нему интерес.
– его убили не этим, – подытожил он и поднялся с корточек. Окинув цепким взглядом ночной пейзаж он на минуту задумался, потом повернулся к Вишневскому: – усильте караулы, включите прожекторы, пусть часовые стреляют во всë подозрительное, слышите? Во всë! – он особо выделил голосом последнее слово, – даже в животных… Особенно в животных, – глухо добавил он и зашагал прочь.
Вернувшись в дом он застыл в дверном проёме и прислушался. Мерное дыхание спящего Юрика перемежалось с глухим протяжным храпом Гренэля. Луна уже полностью освободилась от туч, и теперь её серебряный свет мягко лился в окна, погружая комнату в синевато-серый полумрак. Хаарман быстрыми нетерпеливыми движениями сбросил с себя одежду и, оставшись полностью голым, шагнул к спящему Юрику. Зрелище обнажённого тела убитого солдата взбудоражило его, подняло на поверхность мутный осадок его страсти, и Хаарман, хищно оскалившись, приподнял одеяло и лёг рядом со спящим парнем. Дрожащая рука скользнула под майку Юрику, и тот мгновенно проснулся.
– что?! Кто это?! – осоловело встрепенулся он, – Карл, ты что… Да ты без трусов! – Юрик резко оттолкнул Хаармана и подскочил на кровати. Тот скатился на пол и неловко перевернулся, выстукивая костлявым телом барабанный перестук по доскам, – ты что, попутал, что ли? Попробуй ещё раз подойди ко мне, останешься без зубов, пидорас старый!
Хаарман медленно поднялся с пола, растирая ушибленный локоть. Он вяло махнул рукой дернувшемуся на диване Гренэлю и хмуро уставился на Юрика. Глаза его полыхали алыми огоньками гнева, а грудь колыхалась от рваного дыхания.
– ты ещё слишком зажат, – сбиваясь на грудной рык злобно зашипел Хаарман, – нужно быть свободнее, Юрген.
– челюсть сломаю, – коротко парировал Юрик.
Хаарман хотел было что-то сказать ещё, но только беззвучно щёлкнул зубами и, просверлив Юрика злобным взглядом, принялся натягивать обратно скомканную одежду.
* * *
Утренний лес подëрнулся лёгким полупрозрачным туманом, лениво переваливающимся по старым буреломам и глубоким логам пущи. Оглушающая тишина не проснувшейся ещё природы пронзительно раскалывалась от хруста валежника под резиновыми сапогами, и только ранние птахи сопровождали двух женщин редким щебетом.
– вот не спится тебе по утрам, – с деланным недовольством ворчала Валентина, – подняла меня из тёплой кровати, потащила чëрт знает куда ни свет – ни заря. Сдались тебе эти грибы.
– да ты что! – в противовес подруге довольно воскликнула Белка, – я в грибы сто лет уже не ходила!
– ой, ну прям так и сто лет! – Валентина усмехнулась и вдруг быстро присела и отвела ладонью влажную траву, – а у меня лисичка! Один-ноль! – радостно воскликнула она и ловким движением выкрутила из земли рыжий зонтик гриба.
Белка раздражённо заворчала и ещё пристальней стала глядеть под ноги.
– так что ты вчера пронюхала? – спросила Валентина, увлечённо перебирая траву пальцами.
– не отвлекай меня, – монотонно ответила блондинка, – я с духом леса разговариваю.
– ну ты как дитë малое, в самом деле, – расхохоталась в ответ подруга, – мухлевать не честно, сама ищи!
– а вот и результат! – радостно воскликнула Белка, – один-один, – и с видом довольной кошки продемонстрировала сопернице добычу.
– ничего себе, колосовик! – Валентина с нарочитой завистью потянулась за грибом.
– ага, захотела! – Белка прижала добычу к груди, – свой найди, потом лапай.
Подруги весело расхохотались и не спеша зашагали дальше.
– так дети твои где? – спросила Белка, – не поняла вчера, столько всего…
– в лагере, – беззаботно ответила подруга, – да что с ними станется? Они далеко от фронта. Вот разберёмся здесь, и пусть тогда возвращаются.
– о, вот ещё один, – Белка присела и снова завертела в руках гриб. На этот раз это был приличных размеров боровик.
– да как тебе везёт то так? – возмутилась Валентина, – боровик да в июне!
– а нечего смеяться было! Я у духа леса культурно попросила и, как видишь…
Утренние лучи, тем временем, незаметно растворили туманную дымку, и теперь весело прорывались между сосен и нежно поглаживали росную траву. Чаща наполнилась переливами птичьего хора, с ветки на ветку воровато перелетали трескучие сороки, с высоты пронзительно посвистывал одинокий ястреб, гулко ухали глухари, наступал день.
– так что ты пронюхала? Давай рассказывай.
– короче, – Белка аккуратно положила в корзинку очередную лисичку и повернулась к подруге, – у них там какой-то поляк военный в погребе сидит, Верпаковский, кажется.
– ах да, – перебила её Валентина, – это руководитель той группы, которая первая к нам приехала. Я думала, что Карпов их всех собакам скормил.
– а он всë ещё хорош, – Белка мечтательно закатила глаза и улыбнулась уголком рта.
– кто? – удивилась Валентина, – поляк этот?
– да не, – блондинка шутливо отмахнулась, – я про дурака этого старого, про Карпова.
– нервный в последнее время стал, стареет. Один уже сколько лет. Так что там с поляком?
– ах, да, поляк! В общем, я так поняла, что его Глеб твой мариновал в своих мирах этих…
– в мороке, – подсказала Валентина.
– ну да, в мороке. Он седой весь, как лунь. Наверно так себе время провёл, – Белка иронично улыбнулась.
– да, Глеб может жути нагнать. А затея то в чëм, узнала?
– ну да, слушай: они его сломали, и теперь он должен завести своих в ловушку какую-то, подвиг Сусанина, так сказать, повторить. И какого-то «Грифа» должен с собой взять, Карпов сказал, что один из наших.
– это Юра – друг Дениса, – объяснила Валентина, – он, вроде как, сам сбежал из деревни, а потом в плен попал. Ну теперь понятно.
– а ты понимаешь, что это всë означает? – Белка игриво повела бровью.
Валентина вопросительно посмотрела на подругу и слегка наклонила голову.
– ну-у! – не выдержала она.
– а это значит, – блондинка тряхнула крашеной чёлкой, – что у нас сегодня последний шанс к солдатикам вырваться. Завтра их перебьют всех и всë, опять скукота.
– ох, Юля, – лукаво улыбнулась Валентина, блеснув жемчугом крепких зубов, – вот скучно тебе живётся.
– ну Валя, – просительно протянула Белка.
– ладно, – сдалась подруга, – вечером сбегаем. Только без Трофима, а то опять баба Нюра его искать начнёт, шум поднимет, и мне от Глеба достанется.
– ой, не смеши, да что он тебе сделает? Голову оторвёт?
– ну… – Валентина неуверенно пожала плечами, – всë равно злить его не хочется.
– ну, как скажешь, значит своим ходом.
Тихая охота прошла «на ура», и, когда солнце перевалило уже за полдень, подруги не спеша вышли из леса с полными корзинами пёстрых шляпок. Усадьба встретила их кипучей деятельностью: шатёр уже был разобран, и теперь многочисленные гости уносили столы и скамейки, прибирали поляну от мусора и гремели посудой. Мимо прошёл Антон с какой-то деревянной треногой и поздоровался на ходу:
– о, привет! Вас уже Глеб искал, куда пропали?
Белка в ответ торжествующе улыбнулась и молча подняла корзину, хвастаясь уловом.
– ого! – Антон поставил треногу на землю и с завистью заглянул в лукошко, – ну вы молодцы, конечно!
– мы такие, – кокетливо согласилась Валентина.
– ладно, побежал я, – Антон подхватил свою треногу и зашагал дальше, – а вон и Глеб объявился, – бросил он через плечо и скрылся в суете.
– ну и где вы опять пропадали? – Глеб исподлобья посмотрел на жену, а потом перевёл взгляд на Белку.
– а что такое, ревнуешь? – Валентина отставила в сторону ногу и упëрла в бок кулак.
– пфф… – Глеб презрительно фыркнул и закатил глаза, – к кому, к людям, что ли?
– да за грибами мы ходили.
– вижу уже, – примирительно проворчал смягчившийся Глеб, – ладно, пойду я, дела… А вы не высовывайтесь никуда! – спохватился он, – заварушка у нас намечается.
– да знаем мы про вашу заварушку, – в полголоса хмыкнула Белка, когда муж подруги отошёл подальше.
– ой, не могу, – улыбнулась Валентина, – как в детском лагере, всë в войнушку не наиграются. Ладно, сделаем вид, что ничего не знаем, пойдём грибы перебирать.
К вечеру поляна возле усадьбы была очищена от следов вчерашнего застолья, и Чаровский лично обошёл свои владения с проверкой. Гости тихо-мирно разместились кто в усадьбе, кто в гостевом доме, кто просто в палатках, и от вчерашнего шума и гама не осталось и следа. В тихий шелест леса и мерное журчание реки вмешивалось только негромкое гудение генератора, вращаемого большим трёхлопастным ветряком. Неказистое с виду поместье будто бы вымерло, и случайный путник, забреди он случайно в эту глушь, ни за что бы не подумал, что здесь таится столько народу.
Когда солнце тронуло зубастые верхушки нагретого за день леса, и длинные прохладные тени легли наискось острова, подруги встретились у условленного места и неторопливо двинулись в путь. Былая дорога до Невров теперь представляла собой непроходимый бурелом вперемежку с густой трясиной. Из-под ног то и дело выскакивали встревоженные лягушки и с недовольным шипением устремлялись прочь ужи и гадюки.
– темнеет быстро, – сказала Валентина, – смотри под ноги.
– да, тут и переломаться можно, – согласилась Белка, – слушай, а ты не против, если я по деревьям добегу?
– ха! – усмехнулась подруга, – я тогда по воде доберусь, быстрее тебя на месте буду.
– а это мы ещё посмотрим! – воскликнула блондинка, и на ветку прыгнула проворная белка и с задорным стрекотом устремилась прочь, ловко перескакивая с ветки на ветку. Валентина, приняв вызов, в несколько прыжков оказалась на берегу реки и с разбегу плюхнулась в тёмную воду. Тут же в нескольких метрах от вспенившегося буруна пару раз ударили, будто ласты, перепончатые ступни, и вода успокоилась, затихла и потекла в своём прежнем ритме.
Быстрая Уса стремительно донесла свою хозяйку до деревни, и Валентина, бесшумно выбравшись на берег, снова стала привлекательной женщиной слегка за тридцать. Поправив пышные кудри она вышла из густых зарослей аира. Часовые были на том же месте, что и в прошлый раз. Вот только всë вокруг было залито ярким светом от прожекторов, расставленных вокруг деревни, и часовых на этот раз было трое. Но отступать было уже некуда, тем более, что её уже заметили.
– стой! Кто идёт? – с тяжёлым акцентом спросил солдат.
– здравствуйте, – испугано протянула женщина, прикрывая рукой глаза от резанувшего по ним луча фонаря, а что это у вас здесь? Никак военные? Это в нашей-то глуши? – она улыбнулась и смело шагнула навстречу часовым.
– стоять! – крикнули ей в ответ и в подтверждение серьёзных намерений звонко лязгнули затвором автомата.
– вы чего? – Валентина замерла и обиженно уставилась на солдат, – я корову потеряла, пол дня уже ищу.
– документы! – прозвучало с той стороны яркого луча.
– да какие документы? – прервал его вкрадчивый голос человека, внезапно вынырнувшего из темноты, – напугали женщину, оружием угрожаете. Сказала же – корову потеряла.
Человек лёгким движением поправил шляпу и сказал несколько фраз по-польски, после чего часовые откозыряли ему и быстро удалились. Затем он повернулся к Валентине и добродушно улыбнулся. Гитлеровские усики и шляпа с широкими полями не оставляли никакого сомнения – это недавний знакомый. Как там его… Харман, кажется? Ну и черт с ним, так даже веселее. Валентина обезоруживающе улыбнулась и убрала со лба упрямую прядь.
– а мы, кажется, знакомы? – она шагнула навстречу Хаарману и хитро прищурилась, – Нелюдово, помните? У Шустера?
– да, конечно, – немец галантно завёл руку за спину и слегка поклонился, – как же, как же, вы были там с друзьями.
– да, совершенно верно, у вас хорошая память.
– никогда не жаловался, – Хаарман потупил глаза и скромно улыбнулся, – это, как помните, моя профессия, я нахожу людей.
– и часто приходится искать? – Валентина заинтересованно наклонила голову.
– ну… – Карл развёл руки в стороны, – знаете… Как вас, простите, не запомнил?
– Валентина я.
– Валентина, – Хаарман будто прокатил имя во рту вперёд и назад и сладострастно осклабился, – знаете, Валентина, люди всегда пропадают, и их всегда кто-то хочет найти.
– а корову можете найти? – перебила его озерница.
– а вы её действительно потеряли? Или, может быть, съели, а теперь дурака валяете? – Хаарман негромко рассмеялся, и Валентина искренне его поддержала, – ладно, – успокоился он, – дайте мне руку.
Валентина, будто завороженная, протянула ладонь немцу. Хаарман обхватил тонкие женские пальцы и, поглаживая указательным пальцем свои усики, впился в глаза собеседницы. После чего нежно провёл большим пальцем по запястью и легко, невесомо как-то, усмехнулся:
– а была ли корова? Может просто скучно?
– а может и просто скучно, – бесцветно повторила Валентина.
– к солдатам захотелось в гости? – лукаво улыбнулся немец.
– ну да, – виновато потупила взгляд Валентина и попыталась освободить руку. Хаарман нежно, но крепко сжимал ладонь и не отдал её хозяйке, – покупаться с кем-нибудь хотела, – продолжила она и посмотрела немцу в глаза. Его пронзительный взгляд словно щупальца осьминога пробирался внутрь сознания и точно выворачивал его наизнанку, вытряхивая, как из прохудившегося мешка, всë сокровенное и тайное. Валентина с силой выдернула руку, и липкое щупальце тут же испарилось. Ей было не по себе рядом с этим человеком, хотелось убежать куда-нибудь подальше, а спасительная вода вот она, совсем рядом. И тут Валентину осенило:
– так может с вами и покупаемся? – она хитро прищурила глаза и кивнула в сторону реки. В воде она хозяйка, там ей никто не страшен.
– а почему бы и нет, – Хаарман медленно повёл головой и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, – нужно ведь раздеться, да?
– я вас жду, – Валентина легко сбросила одежду и поспешно погрузилась в воду по шею. Ей было почему-то неприятно ощущать себя под взглядом этого странного немца.
Хаарман не спеша расстался с рубашкой и камуфляжными штанами. Офицерские берцы, туго зашнурованные на голенях, он сдëргивал с ног уже сидя. «Какой же он жалкий», – бегло подумала Валентина, глядя на бледное дряблое тело Карла, медленно погружавшееся в темные воды прохладной ночной реки. Живот пробитым воздушным шаром нависал над резинкой семейных трусов, которые Хаарман так и не снял, а дряхлая обвислая грудь напоминала постиранный полиэтиленовый пакет, постыдно висящий на балконной струне под цветной прищепкой. Валентина брезгливо поморщилась от этого зрелища, но взяла себя в руки и одним мощным движением подплыла к немцу.
– а вы такой импозантный, – она нежно обняла его за шею и обвила ногами, – особенно в свете Луны.
Хаарман улыбнулся уголками рта и крепко прижал к себе Валентину. В глазах его тлели озорные искорки, а объятия оказались намного крепче, чем можно было предположить.
– так кого вы, говорите, поймали под мостом? – усмехнулся Хаарман.
– ах, вы про эту шутку? Она же детская, у нас все её знают: Гитлера с хвостом, – Валентина задорно хохотнула.
– Гитлера с хвостом… Как интересно, – лицо Хаармана стало серьёзным, и он ещё крепче прижал к себе женщину.
– полегче, раздавишь, – Валентина пыталась улыбаться, но дышать становилось тяжело, а тело будто сдавливал в своих кольцах удав. На мгновение её внимание привлёк странный всплеск за спиной немца, а потом вода пошла волной и по её поверхности упруго всплеснул длинный кожистый хвост… Хвост Хаармана…
Белка наблюдала за этой сценой с другого берега. Она прибежала позже Валентины, как та и обещала, и увидела, как подруга окручивает какого-то сморчка, похожего то ли на Гитлера, то ли на Чарли Чаплина. Белка приуныла – вдвоём там делать нечего, остаётся только наблюдать за тем, как веселится подруга. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Валентина вскрикнула, а по воде ударил длинный кожистый хвост сморчка.
Озерница выпустила острые когти и дëрнула Хаармана вниз, под воду, но ухмыляющийся немец остался неподвижен, как скала. Тогда она вцепилась ему в лицо, в глаза и неистово рванула когтями податливую плоть. Хаарман хищно зашипел в ответ. Кожа на его лице разошлась под острыми когтями, и из глубоких борозд хлынул желтоватый гной вперемешку с кровью. Глазные яблоки лопнули и потекли по лоскутам щёк, нос провалился во внутрь, превратившись в жёлтую густую слизь, и на его месте остались две треугольных дыры. В глубине чёрных глазных провалов ярко зажглись красным пламенем два огонька, лицо развалилось от уха до уха и разошлось огромной пастью, усеянной кривыми жёлтыми зубами и блестящими острыми клыками. Чудовище издало пронзительный крик и обрушило пудовую голову на шею женщине. Валентина разорвала ночную тишь пронзительным отчаянным криком, а потом захрипела. Острые клыки вонзились в шею и плечо одновременно, а тупые потрескавшиеся зубы грубо рванули нежную плоть. В горле Валентины глухо забулькало, а из пасти чудовища вывалился кровавый кусок её плоти. Огромные лапы резко рванули голову вверх и оторвали её от туловища, из обрубка шеи тут же туго ударили две тёмных струи, орошая красным страшную морду и чёрную пасть чудовища. Хаарман одним движением мощной лапы откинул голову на берег и судорожно, короткими рывками ринулся к берегу. Встав на колени он свернулся в судороге, и его вывернуло. Наружу выплеснулась густая кровь, женская кровь, которую он не переносил, считал грязной и несущей заразу, остатки ужина и густая едкая желчь. Безвольное обезглавленное тело Валентины, тем временем, погрузились в чёрную воду, а перед самым порогом шлюза вдруг вынырнуло и, повинуясь воле течения, гуттаперчиво перевалилось через стальную пластину и медленно исчезло в глубине ночной Усы.
Белка оцепенела от увиденного и, как в немом кино, наблюдала за происходящим. Липкий страх пронзил её насквозь, и цепкий леденящий ужас сковал, прибил к земле, превратил в немого безвольного зрителя.
Отдышавшись существо распрямилось и тяжело задышало, задрав тупую морду к небу. Его огромная голова, казалось, вот-вот перевесит худое тщедушное тело, и только неестественно длинные лапы, почти касавшиеся земли, представляли собой какой-то противовес. В следующий момент спина его пошла копошением, и грубые уродливые складки на ней разлетелись в стороны, высвобождая широкие кожистые крылья. Расправившись на добрых четыре метра они задрожали в грозном предвестии полёта и гулко хлопнули. Хаарман издал громкий рёв. Казалось, что одновременно заревел раненый медведь и туго провернулись несмазанные ржавые петли тяжёлой железной двери. Белка исступлённо смотрела на чёрную, пронзённую лучами прожекторов фигуру и всë больше врастала в траву и сырой податливый берег реки. На огромных кожаных крыльях чётко просвечивалась вязь сосудов, по которым кровавым пульсом бежал жёлто-красный поток гноя.
Утробно зарычав чудище раздражённо фыркнуло и, подхватив из травы опутанный кровью и слипшимися волосами комок, взмахнуло крыльями. Резкий хлопок воздуха прошёлся рябью по речной глади и ударил перепуганной Белке в нос смрадом гнили и свежей крови. Она вздрогнула и будто очнулась. В небо поднималась чудовищная тень с оторванной головой подруги в кривых длинных лапах, а её горло внезапно сдавил тесный спазм, и из глаз хлынули неудержимые слëзы. Белка, не в силах больше держать форму зверя, зажала рот руками и беззвучно заорала, проклиная и себя и всë на свете. Чёрная тень, тем временем, взмыла ввысь и, разрывая ночь ударами огромных крыльев, устремились вглубь пущи.
* * *
Карпов с Глебом спускались в подвал по подрагивающим в неверном свете фонаря ступенькам, чтобы дать последние инструкции майору Верпаковскому перед побегом, когда, как показалось, над всем лесом разнёсся пронзительный свистящий рëв, а затем воздух вздрогнул от ударов крыльев где-то прямо над усадьбой.
– это ещё что? – а недоумении застыл Карпов.
– в нашем лесу появился новый супергерой? – вопросом на вопрос ответил Глеб и криво усмехнулся, – пойдём посмотрим, что за гарпию к нам занесло.
Выйдя из наклонной двери погреба они впились взглядами в чёрное ночное небо, но шум так же внезапно исчез, как и появился.
– и что это было? – задумчиво произнёс Карпов, изучая россыпи мерно мерцающих звёзд у себя над головой.
Внезапно гулко ухнули кожистые крылья и на фоне лунного диска огромной размашистой тенью пронеслась чудовищная фигура. На мгновение она замерла в десятке метров над крышей усадьбы и, громко заревев, швырнула что-то круглое на залитую светом окон лужайку перед домом. Взбудораженная публика толпой высыпала на двор и взволнованно окружила упавший предмет. Кто-то ещё искал в небе ночного гостя, но вокруг уже стихло, лишь только звенела гнетущая тишина. Карпов с Глебом быстрым шагом приближались плотному кольцу людей, когда к ним навстречу вынырнул Антон и преградил дорогу.
– стой, Глеб, не ходи, давай отойдём, – затараторил он скороговоркой.
– что там?! – голос Глеба дрогнул, и он властно отодвинул Антона.
– Глеб… – Антон безвольно опустил плечи, пропуская вперёд товарища, и печально посмотрел на Карпова, – Валентина, – беззвучно шепнул он тому, и Карпов рванулся вслед за другом.
Разрезая податливую толпу, будто острый нож тонкую ткань, Глеб быстро оказался в центре кольца и замер в полном бессилии, увидев предмет в центре круга. Отчаяние точно металлический стержень пронзило его от макушки до пяток, прибило к земле, лишило сил, голоса и рассудка. Так коллекционер булавкой прокалывает высохшую букашку к панели, лишая её навек свободы и жизни. Сквозь спутанные, пропитанные засыхающей кровавой коркой волосы на него смотрели родные любимые черты. Сомнений быть не могло – на траве лежала голова его жены, оторванная голова… Глеб на ватных, не своих каких-то, ногах подошёл к ней и, как подкошенный, рухнул на колени. Дрожащими руками он провёл себя по вискам и хрипло зачастил:
– нет, нет, нет, это не…. Нет… – обхватив ладонями безжизненное лицо он нежно убрал с него налипшие пряди и провёл пальцами по щеке. Остекленевшие мутные глаза Валентины равнодушно смотрели сквозь него, куда-то вдаль, в небытие. Глеб глухо застонал, и стон этот, казалось, длился вечность, переходя в тонкий звериный вой, исчезая будто бы из слышимого диапазона и проникая, минуя уши, сразу в самые потаённые уголки души. Среди присутствующих повисла мёртвая тишина, никто не смел промолвить ни слова. Некоторые тихо крестились, а кто-то просто закрыл лицо ладонями и беззвучно плакал. Глеб прижал голову жены к груди и стал медленно раскачиваться взад и вперёд, то вздрагивая, то в неверии тряся головой.
