Валерий Борисов
Время подонков: хроника луганской перестройки
2
Семерчук сидел у себя в кабинете и беседовал с пришедшим к нему за советом, а точнее за помощью, доцентом из педагогического института Баранским. Это был невысокого роста, полный мужчина, лет пятидесяти. Его круглое смуглое, почти без морщин лицо, казалось накачанным мячом, а из-под припухших век поблескивали узкие щелочки глаз. Когда-то черные, а сейчас с проседью волосы придавали ему интеллигентный вид порядочного человека. А картавил он так, что любой житель Ближнего Востока мог позавидовать ему. Но он всю жизнь прожил на другом Востоке – Дальнем и даже успел поработать одно время в одной из братских азиатских стран. А привело его в обком личное дело, но прямо касающееся вопроса укрепления сплоченности партии. Романа он учил в институте основам марксистской философии и сейчас надеялся на поддержку своего бывшего студента.
Баранский уже изложил суть своего положения. Оно, вкратце, сводилось к следующему. Он уже десять лет был заведующим кафедрой марксистско-ленинской философии – два срока по пять лет. Так как он не защитил докторскую диссертацию, то согласно положению о заведовании, его освободили от этой должности и перевели работать простым доцентом. А он пишет докторскую диссертацию о философских взглядах великого анархиста Кропоткина уже пятнадцать лет и не успел ее закончить.
– Понимаешь, Роман. – Мило шепелявил Баранский, обращаясь к бывшему своему студенту на «ты». – Кропоткин такая неординарная личность, что его не изучишь и за всю жизнь. Но я стараюсь добить диссертацию и представить в скором времени ее на защиту.
Роман знал такую категорию доцентов, пишущих докторские диссертации всю свою жизнь, а точнее до смерти. Вернее, они ее не писали, но делали вид, что пишут. А за этот вид научной работы они пользовались творческими отпусками, различного рода повышением квалификации и прочими научными благами, позволяющими им занимать хорошую должность. И таких потенциальных докторов в стране было много – наверное, каждый третий из четырех таким образом двигал науку вперед, вернее расширял ее, но защищался, тоже, наверное, каждый двадцатый, а может и реже того. Баранский был типично таким ученым, извлекающий из призрачного научного тумана конкретные выгоды. Роман знал об этом, но не мог прямо сказать об этом своему бывшему педагогу. Тем более, Баранский просил о большем. Роман участливо спросил его:
– А много еще работы над вашей диссертацией?
Баранский тяжело вздохнул:
– Много. Кропоткин многогранен, и я просто тону в его материале. Монография получается большая по объему, а такую книгу никто не издаст. Сокращать жалко… – Он снова тяжело вздохнул, показывая этим, как тяжело быть ученым и перешел к главному, зачем он пришел к своему бывшему студенту. – Понимаешь, Роман. – Он сощурил свои узкие глаза до ниточки. – Мне пришлось оставить пост заведующего кафедрой по этой самой причине… – Он запнулся и через силу дальше произнес. – Ну, что нет докторской… – Признался Баранский. – Вроде бы мог жить спокойно, как доцент, без всяких волнений. – Он вздохнул еще тяжелее. – Но не могу так…
Баранский сокрушенно прикрыл ладонью глаза, показывая этим жестом, как ему тяжела спокойная жизнь. И Роман решил поддержать своего бывшего преподавателя.
– Да. Все знают вашу политическую активность, Юрий Михайлович…
Баранский встрепенулся.
– Правильно ты сказал о политической активности. Но я бы сказал еще и о политической зрелости – не могу оставаться в стороне, как простой коммунист, хочется воплощать идеи партии о перестройке общества в жизнь… – Он снова глубоко вздохнул и сказал самое главное – точнее попросил. – Роман Богданович… – Обратился он официально к своему бывшему ученику. – Как вы в обкоме знаете, у нас в пединституте освободилось место секретаря парткома. Впервые объявлены выборы парторга, на альтернативной основе. Я бы хотел, чтобы мою кандидатуру поддержал обком партии… – Осторожно закончил он.
Роман, собственно говоря, предполагал, зачем пришел к нему Баранский. Все, знавшие его, знали, что он не может жить без руководящей должности. Вот и сейчас он пришел в обком не только к нему, но и к другим прозондировать мнения о себе, заручиться поддержкой.
– Насколько я знаю, никто в обкоме партии не будет против вас. Я поговорю в отделе науки обкома, чтобы…
– Не надо. – Перебил его Баранский. – Я уже там был. Мне просто хотелось знать твое мнение по этому вопросу.
– Я не против, Юрий Михайлович, и вы всегда можете надеяться на меня…
Приоткрыв дверь, заглянул в кабинет к шефу Попов. Увидев, что у Семерчука находится посетитель, он начал прикрывать дверь, но тот махнул рукой – заходи. Роману хотелось побыстрей отделаться от Баранского и Попов бы косвенно помог ему в этом и он продолжал говорить:
– …если понадобится моя помощь, я вам никогда не откажу.
Баранский стал приподниматься со стула, собираясь уходить. Попов сел рядом и, молча, прислушивался к разговору.
– Спасибо, Роман Богданович. Я уверен был в хорошем отношении вас к нам. – При свидетеле он говорил Роману на «вы».
– Всегда вспоминаю вас хорошо. – Подтвердил Роман. – Я уверен, что у вас не будет серьезных претендентов. Ваш авторитет и влияние в институтском коллективе так высок, что ничто не помешает этому коллективу избрать вас секретарем парткома. – Роман, не замечая этого, говорил штампами. – и я уверен, что вы в скором времени защитите диссертацию.
– Я тоже надеюсь. – Еще уже сощурив глаза, улыбался Баранский.
Он пожал на прощание руки Семерчуку и Попову и вышел.
Попов, прежде чем сказать что-то о причине своего посещения спросил Семерчука:
– А он, что еще до сих пор не защитил диссертацию?
– И не думает. – Откровенно ответил Семерчук. – Пыль в глаза пускает всю жизнь, показывая, что он умный и деятельный. Но народ-то это видит его насквозь, а он его нет. Сейчас хочет стать секретарем парткома института – не может жить без должности, даже самой маленькой. А его вряд ли изберут.
– Да. – Согласился с ним Попков. – Слишком хитрых не любят в коллективе.
– Все, кто хочет стать парторгом педагогического института, пооббивали все пороги в обкоме и всем приходится обещать поддержку. Они меня учили и считают, что я обязан для них сделать все, чтобы каждого из них избрали. Ну и приходится обещать. Что ж делать? – Пожал плечами Роман. – Что у вас?
– Я слышал ваш разговор о диссертации и хочу сказать, я уже заканчиваю писать свою диссертацию.
– А зачем вам это нужно на старости лет? – Несколько грубовато спросил Роман, имея в виду его возраст, а значит и невозможность дальнейшего продвижения по служебной лестнице.
Попов понял, что имел в виду его шеф и, улыбнувшись, ответил, склонив голову к левому плечу.
– Я просто предупредил, чтобы вы были в курсе. А там будет видно.
– Хорошо. – Рассеянно ответил Роман. – Что у вас?
– Надо подготовить справку…
– О чем?
– Нас просили подготовить для газеты материал, по поводу тех злоупотреблений в области, о которых написал журналист из Донецка… – Попов выжидающе замолк.
Роман знал об этом задании, которое дал его отделу первый секретарь и приказал подготовить справку Попова. Ему не хотелось самому заниматься этим «грязным делом», так он его называл. Надо бы по этому вопросу посоветоваться с тестем. А он до сих пор этого не сделал.
– А вы подготовили такой ответ? – Спросил он Попова.
– Да. Но надо, чтобы посмотрели его вы…
– Хорошо. Давайте его мне, я посмотрю.
Попков положил перед ним на стол отпечатанные листы бумаги и вроде бы ненавязчиво напомнил:
– Просили, чтобы сегодня мы дали эту заметку первому о том, что нарушений не выявлено.
– Спасибо, я передам сегодня.
Попов вышел, а Роман подумал: «Подождут до завтра. Надо все же посоветоваться с тестем». Он не любил своего тестя, иногда даже ненавидел за то, что тот хитрее и дальновиднее его и знает о Романе то, что не знает его дочь, но всегда советовался с ним по скользким и сложным вопросам. Ему самому не нравилось такое раболепие перед родственником, но ничего не мог с собой поделать – советы и рекомендации старого партийно-советского зубра были всегда ценными.
3
Через два дня Столяренко последовал звонок из ЦК Украины. Секретарь первого секретаря ЦК республики так и не позвонил ему, чтобы сообщить, когда же тот будет свободен. И вот этот тревожный звонок от одного из секретарей ЦК последовал с советом – как можно быстрее дать ответ на статью в журнале, указав, что она в основном субъективистская, ложная и инцидент ликвидировать, как можно быстрее и тише. Открытого предупреждения не было, но Столяренко понимал, что это ему последний звонок, если он не перестроится, как вышестоящие товарищи, в своей работе. А этого, последнего звонка, он не хотел более всего. Жена после тяжелой болезни умерла и похоронена здесь, дети живут в Киеве, а он, как пришлый и одинокий варяг, тоже здесь, в чужом для него городе, ставшим ему после кончины жены – родным. Но жить здесь простым пенсионером, с персональной пенсией, ему не хотелось. Да и детям помогать надо. Но надо было с Бейлиным что-то решать. Лучше будет, если журналист сам напишет опровержение, и оно будет опубликовано в центральной республиканской газете.
Его рука потянулась к прямому телефону, и палец набрал один из написанных на диске номер – генерала, – начальника внутренних дел области. Тот был на месте.
После коротких вопросов, как дела с преступностью в области и городе – а она, эта преступность, почему-то неуклонно росла – Столяренко спросил:
– Какие решения у вас созрели по поводу публикации в журнале?
– Решений нет. – Коротко отрапортовал генерал. – Наша функция в сборе материалов. А они следующие – сегодня Бейлин приехал из Донецка в Ворошиловград. Вот, что могу сообщить. Теперь пусть этим делом занимается прокуратура.
– Понятно. – Ответил Столяренко. – Но я попрошу вас проследить, что будет делать этот журналист в эти дни в городе или области.
– Это наша функция. – Согласился генерал.
Первый секретарь задумался – как добиться от журналиста опровержения. В простой беседе его не убедишь этого сделать. Принуждением – нельзя. Такого не допускали даже раньше. Теперь – гласность и журналисты совсем распоясались. Пишут, что попало, почти не согласовывая с вышестоящими органами – лишь бы поярче и злее. Хорошо, что пока областные газеты остаются под их партийным контролем, а центральные словно с цепи сорвались – все им в стране плохо. Но надо с этим журналистом поговорить, разъяснить ему, что он не до конца проанализировал ситуацию в шахтерских городах области, поверхностно отобразил существующее положение.
Но кому поручить эту работу? Столяренко долго рассматривал лист с номерами телефонов и фамилий работников обкома, лежащий под стеклом на столе и пришел к выводу, что необходимо посоветоваться с секретарем по идеологии. И он вызвал к себе Бурковского, занявшего недавно этот пост вместо выбывшего Кревского.
Пришел Бурковский. Столяренко знал, что он отличается прямолинейностью, собственным суждением и достаточно резковат в своих оценках происходящего. Поговорив о сложности политической и экономической обстановки в области, перешли к вопросу о Бейлине.
– А, что ему сейчас сделаешь? – Резюмировал Бурковский, не вдаваясь в обсуждение вопроса. – Не захочет он писать опровержение и будет прав. Зачем тогда он писал статью, чтобы потом написать, что он неправ.
– Да. – Согласился Столяренко. – Но надо бы с ним поговорить.
– Не вижу проку. – Ответил Бурковский.
Столяренко понял, что в этом деле секретарь по идеологии ему не помощник, и они расстались.
Выходные дни Столяренко решил провести на даче. Заканчивались последние теплые сентябрьские дни и скоро должен был наступить дождливый октябрь. Надо было отдохнуть, тем более за последние годы он практически не был в отпуске – только урывками по две недели отдыхал в санатории. А сейчас, когда надо смотреть в оба на вверенный ему регион и одновременно на вышестоящие органы, опасно и непозволительно была отлучаться из области, можешь слететь со своего высокого места.
Раньше жена, вместе с обслуживающим персоналом, выращивала цветы, теперь обслуга дачи занималась этим. Раньше он помогал в этом жене, сейчас просто не вмешивался в проблемы ухода дачи. Поэтому ему оставалось только спать, да руководить делами области с места отдыха.
В эту субботу, ближе к полудню, видимо, чтобы не разбудить первого секретаря раньше, ему позвонил начальник УВД, с которым он вчера разговаривал по телефону, по поводу Бейлина. Сообщение содержало важное сведение – вчера вечером Бейлин посетил магазин «Океан» и у директора закупил по десятку банок черной и красной икры, печень трески и другие рыбные деликатесы. Этот магазин за последние годы проверяли не раз, причем неожиданными рейдами, но всегда там было все в порядке, лишних деликатесов, кроме тех которые предназначены для городского и областного руководства, не имелось. Директор всегда успевал получать секретную информацию о проверке, и умело прятал «рыбные концы» в воду. А о том, что он «налево» торгует икрой, имелись точные сведения.
Столяренко задумался. Это был хороший повод для разговора с журналистом. Фактом незаконного приобретения дефицита можно было шантажировать Бейлина и заставить его написать опровержение на свою же статью. Надо использовать это обстоятельство. Но как? Поговорить с ним, а может, и припугнуть. Но кому поручить это дело? Генералу МВД и его сотрудникам? Но с ними пусть будет представитель обкома. Кого лучше пригласить? Тот, кто занимает высокую должность в обкоме, вряд ли согласится. Простого инструктора? Нельзя их допускать в это дело. Надо взять кого-то из среднего звена номенклатуры. И Столяренко стал читать список работников обкома, пытаясь найти верных людей из среднего звена. Его взгляд остановилась на фамилии заведующего отделом агитации и пропаганды Семерчуке – честолюбив до карьеризма и, кажется, готов ради этого на все. И вроде, связывает дальнейшую судьбу с ним, а значит, должен быть ему верен.
Еще с час Столяренко раздумывал над своим решением и потом распорядился, чтобы секретарь, который по штату находился с ним даже в дни отдыха, вызвал к нему на дачу Семерчука. Пусть его разыщут, где бы он ни был.
4
Эту осеннюю субботу и воскресенье Роман решил провести на даче, с семьей. Надо было вскопать отдельные участки земли после снятия урожая, готовить почву к весеннему севу. Может быть, он и отложил бы поездку сюда, но Лена была недовольна им, подчеркивала, что он мало внимания уделяет семейным делам и воспитанию детей. И он вчера, поздно вечером, чтобы Лена видела его мужественное отрешение от партийных дел, приехал на дачу. Собственно говоря, это была дача его тестя и здесь, как всегда, находилась теща. Фотин, как обычно, по субботам был на работе.
До обеда Роман копал огород вместе с сыном Владиславом. Ксюша тоже копалась с мамой в земле. Все были довольны. Особенно Лена, которая радовалась, что наконец-то, после летнего отдыха в Крыму, семья собралась в полном составе на даче. Теща уже приготовила обед и хотела звать всех к столу, как зазвонил телефон. Фотину, по должности, был положен на даче телефон.
Звонили Роману от имени первого секретаря обкома и просили его немедленно приехать к нему на дачу. Такое распоряжение поступило впервые в партийной практике Романа, и он не посмел ничего возразить против.
– Лена. – Сказал он жене. – Я должен ехать. – Увидев непонимающий взгляд жены, пояснил. – Вызывает сам. К себе. На дачу.
– Неужели он не может дать вам возможность отдохнуть в выходные? Сказал бы, что занят, не можешь. Наконец, что выпил. – возмущенно ответила на это сообщение Лена.
– Я функционер. – Как всегда в таких случаях отвечал Роман. – Мне приказали, и я должен выполнять. А сказать, что выпил означает в настоящее время – вылет с работы. Сейчас за мной должны приехать на машине. Давай я лучше пообедаю, а то, кто знает, где я буду и сколько времени там проведу. Я еще ни разу не был у первого на даче. Приглашение к нему на дачу – это большая честь. Вернусь – расскажу.
Но пообедать по-хорошему не удалось. Только он приступил к котлетам, как подъехал милицейский «Газик». Роман вначале не понял, почему машина милицейская? Но решил, что в выходной день обкомовские водители отдыхают.
Через полчаса он был на даче у первого. Там находился подполковник милиции и еще один в гражданском. Столяренко уже пообедал и пригласил всех на чай. Женщина из прислуги, отвечающая за кухню, принесла всем чай и первый секретарь, не теряя времени начал давать задание. Роману, который не успел выпить дома чая, хотелось пить, но первый секретарь не пил свой чай, а значит, и не пили все остальные. Вначале Роман не совсем понимал, о чем речь, но потом разобрал, что требуется от них троих. Подполковник согласно кивал словам Столяренко, иногда вносил уточнения. Сотрудник в гражданском молчал, но Роману стало понятно, что штатский тоже военный чин. Надо было в номере гостиницы, где остановился Бейлин, провести обыск, найти икру и рыбные деликатесы. Потом убедить журналиста в том, чтобы он написал новую статью, где говорилось бы только хорошее о Ворошиловградщине, или опровержение по своей ранее опубликованной статье. Второй вариант лучше – подчеркнул первый секретарь обкома.
Когда разговор закончился и все приглашенные пошли к выходу Столяренко остановил Романа.
– Роман Богданович! Как понимаете – задача перед вами стоит очень деликатная. Мы выбрали вас для того, – солгал Столяренко, подчеркивая этим фактом коллегиальность решения. – Чтобы вы проследили за товарищами из милиции, чтобы и они были деликатны с Бейлиным, а также, чтобы вы вели беседу от имени обкома партии. Вам понятна ситуация?
– Да. – Неуверенно ответил Роман, внутренне не соглашавшийся с этой миссией.
Но эту внутреннее несогласие чутко уловил Столяренко, и перевел разговор на насущные дела его семьи.
– Как дома? Как семья?
– Нормально.
– Квартиру получили?
Роман встрепенулся – раз такое деликатное поручение, надо из него выжать нужное для себя, тем более такой хороший намек на вознаграждение дает первый.
– Нет еще. Очередь давно подошла. Но сейчас в первую очередь дают квартиры рабочим…
– Это правильно. Некоторые люди стоят в очереди по десять-пятнадцать лет. Представляете, как они мучаются, снимают квартиры, разрушаются семьи… У нас все-таки есть квартиры. Можем потерпеть. Но, мы подумаем, что сделать в этом вопросе для вас.
– Спасибо.
– Я надеюсь на вашу выдержку и такт в данной ситуации. Доложите мне лично, о разговоре с журналистом. Запишите мой телефон на даче и представитесь секретарю, кто вы и он нас соединит.
– Спасибо. – На этот раз непонятно за что, поблагодарил его Роман и вышел.
Он был горд тем, что по такому щекотливому вопросу первый обратился к нему – это сулило кроме возможного получения квартиры, еще и продвижение по партийной линии. Но в тоже время он боялся этого поручения – сейчас время безудержной гласности, и кто знает, куда эта гласность вынесет его с этим делом.
Они, также втроем, подъехали к гостинице «Советская», где остановился журналист. Но там, подошедший к машине другой человек в гражданском, сообщил подполковнику, что Бейлин ушел из номера в одиннадцать часов и еще не возвращался. Где он – неизвестно. Подполковник минуту поразмышлял и предложил попутчику в гражданском и Роману, что ему очень понравилось, дальнейший план действий.
– Давайте осмотрим его номер. А то может он эту икру уже давно унес и явимся на пустое место. У нас не будет улик для ведения с ним разговора.
Роман плохо разбирался в следственных делах и поэтому решил – пусть такими делами занимаются профессионалы, а он будет смягчать будущий разговор с журналистом. Так велел ему первый секретарь.
Подполковник пошел к администратору гостиницы и вскоре вместе с ним открыл номер. Человек в гражданском сразу же подошел к холодильнику и открыл дверцу. Там, на полках, лежали банки с красной и черной икрой, печени трески и копченые куски осетрины.
– Да. – с удовлетворением констатировал подполковник. – Даже мне это сложно достать. Фрид Борисович, – он имел в виду директора магазина «Океан», – сразу же нашу братию отфутболивает подальше, а здесь расщедрился. Что ж, будем ждать Бейлина. Незаконное приобретение дефицитного товара. – сделал он заключение.
Номер закрыли, и подполковник распорядился, чтобы на этаже остался человек в гражданском и следил за номером, чтобы никто в него не вошел. Втроем они спустились в холл гостиницы, на первый этаж. Роману хотелось пить, и он купил бутылку лимонада. Разговаривали мало, все явно тяготились этим заданием. Ждать журналиста пришлось часа два, когда он, наконец, появился в холле, взял у портье ключ от номера и стал подниматься по лестнице на свой этаж. Тогда подполковник кивком головы показал, чтобы все шли за ним следом. Так поднялись на третий этаж, и когда Бейлин стал открывать ключом дверь подошли к нему.
– Гражданин Бейлин? – Обратился к нему подполковник. – Открывайте дверь и проходите.
У журналиста от неожиданности ключ перестал поворачиваться в замке и дрогнувшим голосом спросил:
– А, вы кто такие?
Подполковник ответил:
– Я думаю по погонам вы уже догадались, что я из милиции. А для разговора пройдемте в номер.
Ключ, наконец, провернулся в замке, дверь открылась и все вошли в номер. Здесь, после полутьмы коридора, Роман разглядел журналиста. Он представлял его раньше молодым и романтически красивым, а перед ним был пожилой, седой, с залысинами человек, уже за шестьдесят лет. Подполковник как бы распорядился:
– Присядем.
Но все остались стоять, и тогда подполковник представился сам, а человека в гражданском представил, как работника КГБ. О Романе он ничего не сказал и его это немного обидело. Так как журналист, как и все остальные, молчал, то подполковник продолжил говорить:
– У нас есть сведения, что вчера в одном из магазинов, вы приобрели дефицитный товар, минуя прилавок.
Наконец, заговорил Бейлин:
– Что вы от меня хотите? И покажите, пожалуйста, свои удостоверения?
Подполковник и человек в гражданском сразу же поднесли к его глазам свои красные корочки, и снова убрали их в карман. На несколько секунд воцарилось молчание, и подполковник снова взял инициативу в свои руки.
– Так скажите, приобретали вы вчера товар, который является остродефицитным?
Бейлин молчал, видимо, обдумывая, что ответить. Но так как приемлемого ответа не находилось, то он уточнил:
– Какой товар вы имеете в виду?
Но подполковника нельзя было так просто сбить с толку, и он ответил:
– Пока мы задаем вопросы. Так какие товары вы приобрели с черного хода?
Бейлин глубоко вздохнул:
– Если вы считаете, что икра является дефицитным товаром, то я ее вчера приобрел. Совсем немного – несколько баночек.
– Да. Это дефицит и не каждому дано право его приобретать, тем более, используя личные связи. Покажите нам приобретенный вами товар? – кивнул головой подполковник конкретно в сторону холодильника.
– Икра в холодильнике. Откройте сами и посмотрите.
– Если мы ее сами найдем, то это будет считаться, как сокрытие вами преступления. Лучше покажите сами.
– Как я вижу, вы все и так знаете. Давайте, я сам вам покажу, как вы выразились, следы преступления.
Бейлин криво улыбнулся. Видимо, он еще не понимал, что дело закручивается серьезное, а икру, в худшем случае, могут только забрать. Он подошел к холодильнику и открыл дверцу. Все облегченно вздохнули – икра была на месте. Подполковник стал вынимать банки из холодильника и передавать их кегебисту. Тот клал их на стол.
– А это что? – Подполковник из холодильника большой кусок осетрины, потом другой. – Это потянет килограммов на пять, рублей на сто… А перепродать, то в два раза больше…
– Я не занимаюсь спекуляцией… – перебил его Бейлин. – Да и не столько здесь икры, чтобы заниматься перепродажей. Это я приготовил на юбилей…
– Какой еще юбилей?
– Через две недели мне исполняется шестьдесят пять лет. Вот решил отпраздновать юбилей и угостить друзей.
– Это хорошее дело, – согласился с ним подполковник, – только жаль, что все эти товары вы получили не законным путем. Мы вынуждены вас задержать…
Бейлин резко поднял голову, видимо, не ожидавший такого поворота событий и медленно произнес:
– Я журналист и знаю некоторые законы… За товар, даже дефицитный, я заплатил деньги. Вы можете его изъять, но ареста за покупку товара не предусмотрено.
Подполковник посмотрел на кегебиста в гражданском – действительно арестовывать Бейлина было не за что. И тогда гражданский вступил в разговор.
– Вы правы, гражданин Бейлин. Но, как журналист, вы должны знать, что КГБ расследует некоторые крупные экономические хищения. Как раз в это время идет операция в отношении магазина «Океан». Мы вас вынуждены задержать из соображений утечки информации от вас к объекту расследования. Вы, как журналист, должны понять сложившуюся обстановку. Это мера, так сказать – превентивная. На всякий случай, чтобы не было утечки информации.
– Но вы могли бы ко мне и не приходить, и никакой бы утечки информации не было. Я бы об этой вашей операции ничего бы не знал. Да и то что купил – капля в море вашей операции. – возразил Бейлин.
Подполковник обратил свое лицо в сторону Романа и тот понял, что настал его черед вести разговор с Бейлиным. Но Роман не знал, как начать этот разговор – с угроз или, наоборот, с уговоров. И он, кашлянув от волнения, хрипло начал:
– Понимаете… У нас в области идет широкая борьба с коррупцией…
– А, вы кто? – Перебил его Бейлин.
– Я работник обкома партии…
– А, что вам здесь надо? – Снова задал вопрос Бейлин и Роман от его вопроса совсем растерялся.
– Ну, так сказать, партия следит за соблюдением социалистической законности.
– И все, что сейчас происходит, вы считаете законным?
И Роман неожиданно для себя твердо ответил:
– Да! – И уже более уверенно продолжил теми же словами, как говорили и учили его старшие товарищи, – Партия следит за всем, что каким-то образом оградить интересы народа от разного рода хапуг. А вы сейчас именно таким являетесь!
Бейлин молчал, и Роман перешел к главному в этом разговоре.
– Вот вы написали в своем журнале, что в нашей области обком партии не перестраивается, а это не так. И вы сейчас в этом убеждаетесь. У нас идет борьба с негативными рецидивами… – он сделал паузу, прежде чем сказать самое главное. – Вот если бы вы написали наоборот, что у нас идут перестроечные процессы, то такого бы с вами не произошло.
Он закончил, как будто рубанул топором по полену, чем вызвал недовольные взгляды кегебиста и подполковника – так нельзя разговаривать с умным человеком, он не какой-то работяга или колхозник. Надо вести разговор хитрее. А Бейлин поднял голову и медленно произнес:
– Теперь я понимаю, почему вы меня хотите задержать. Ваши товарищи из обкома хотят, чтобы я написал что-то типа опровержения, или что-то такое, что у вас идет перестройка идет хорошо. Но я этого делать не буду! – Он встал и как бы свысока посмотрел на всех пришедших к нему. – Можете меня арестовать! Но учтите – вы грубо нарушаете ту социалистическую законность, о которой так много говорите. Но сначала покажите ордер на арест?
Видимо, арест не входил в планы кегебиста и подполковника. Они переглянулись, и подполковник ответил:
– Сейчас выпишут и принесут ордер, и вы его увидите. Вы, – обратился он к Бейлину, – останетесь здесь, никуда не выходите. Я пришлю сейчас охрану.
Он кивнул головой, приглашая всех троих выйти. В коридоре подполковник выговорил Роману:
– Так, как говорили вы, с такими людьми не разговаривают. Им не приказывают, а уговаривают и что-то обещают.
– Так я только хотел ему пообещать… – начала оправдываться Роман, чувствуя себя ниже по рангу, чем этот военный. Но тот перебил его:
– Хотел, хотел!… Что делать сейчас? Сегодня суббота и прокуратуры не работают. А я имею четкую инструкцию – если его не уговорим, то арестовать. Пойдемте, позвоним прокурорам, если они на работе.
Они подошли к столику горничной на этаже, на котором стоял телефон. Кегебист стал звонить в прокуратуру города. Видимо, трубку снял дежурный в прокуратуре, поэтому кегебист некоторое время представлялся кто он, и потом его соединили с прокурором города. Кегебист рассказал прокурору о деле, подчеркнув, что в этом заинтересован обком партии, но ответ, судя по выражению лица, его не удовлетворил. Когда он попрощался и положил трубку, то пояснил присутствующим:
– Городской прокурор сказал, что это дело не стоит ареста. Продукцию изъять, а Бейлину выписать повестку на допрос в понедельник. Что же делать? Мы ж пообещали журналисту принести ордер на арест.
Подполковник уверенно произнес:
– Дайте я позвоню, и выясню, – может какой-то районный прокурор сегодня на работе.
Он, как понял Роман, позвонил в свою службу и, закончив разговор, сообщил:
– Сегодня на работе только прокурор Артемовского района. Остальные отдыхают. Я этого прокурора знаю – он недавно назначен. Приехал с западной Украины. Но нашу просьбу он может не выполнить, а вот если бы кто-то позвонил свыше, то, я думаю, он не посмеет отказать.
Они посмотрели на Романа. И тот сразу же почувствовал себя выше их рангом.
– Да, давайте я ему позвоню от имени обкома.
Подполковник порылся в своей записной книжке, набрал номер телефона и протянул трубку Роману. Длинные гудки шли достаточно долго, и Роман успел подумать, что прокурор уже ушел с рабочего места. Но неожиданно ответил мужской голос. Роман даже растерялся:
– Это прокурор Артемовского района? – спросил он и, получив утвердительный ответ, уже уверенно продолжил, – с вами говорит завотделом обкома партии Роман Семерчук. Я обращаюсь к вам от имени первого секретаря, с которым я только что имел разговор. Необходимо арестовать журналиста Бейлина. Вы, наверное, о нем слышали? – Роман стал рассказывать о сложившейся ситуации.
Голос прокурора Артемовского района переспросил – точно ли это просьба первого секретаря и, получив от Романа, заверения, что это именно так, спросил,– кто из правоохранительных органов приедет за ордером. Роман обратился к подполковнику и кегебисту:
– Кто поедет в прокуратуру?
Подполковник указал на себя.
– Приедет подполковник… – он фамилию не назвал, так как не знал.
Разговор закончился и Роман, как бы свысока посмотрел на своих собеседников – вот он решил этот вопрос.
– Я бегом, на машине… – ответил подполковник и вышел.
Кегебист предложил пройти в номер Бейлина, но Роман отказался и остался сидеть в холле.
Минут через сорок вернулся подполковник. Они с Романом зашли в номер Бейлина, и подполковник протянул ему бумажку:
