Валерий Борисов
Время подонков: хроника луганской перестройки
1
Семерчук жил в Киеве уже два года. Первый год он учился на антикризисного менеджера. Этот год у него прошел под знаком бракоразводного процесса. Только прошлым летом, почти год спустя, после его разрыва с женой, суд их развел. Семерчук указал причину развода – прелюбодеяния жены. Близкие его просили изменить причину расторжения брака, например, на обычное – не сошлись характерами. Но он не пошел на смягчение формулировки, и предоставил суду фотографии, и отчет детективного агентства об измене жены. Он желал большого позора жене и у него это получилось. Коллеги, на работе Лены, а так же многие другие узнали истинную причину развода и злорадно шептались за ее спиной – гулящая, такого мужа потеряла. Но Лена не стала просить Романа изменить формулировку развода – его просили, прежде всего, тесть, а так же знакомые их семьи. Стоит одному посеять зло, как многие другие долго будут блудить в его зарослях. И Лену осуждали практически все. Имущественные вопросы, в связи с их сложностью и запутанностью, были отложены до следующих судов. Поэтому Лена осталась в своей квартире и загородном доме, а Роман – скрыл свое финансовое состояние, чтобы его не делить между бывшей женой и детьми. Хотя во встречном иске Лена не просила об алиментах на содержание детей, суд присудил их Семерчуку. Но Лена не стала подавать исполнительный лист и Роман алименты не платил. Он несколько раз ездил в Луганск, встречался с детьми. Но такие встречи его не радовали. Дети были настроены против него. Лена при разводе вернула свою девичью фамилию – Фотина. Сын, который заканчивал университет, тоже поменял фамилию отца, на материнскую. Дочь сказала, что тоже поменяет фамилию при получении паспорта. Такое отношение детей к отцу, продолжению рода Семерчуков, страшно злило Романа. Но здесь он был бессилен воспрепятствовать своим детям.
Эти два года Роман жил с Хрыстей, которая продолжала преподавать экономику в университете. Хрыстю больше всего интересовало сколько денег получил Роман после смерти отца. Даже развод Романа ее интересовал меньше. Семерчук специально занижал данные о своем финансовом состоянии, но, в конце-концов, сказал почти правильную сумму – пять миллионов долларов. Такая сумма привела Хрыстю в восторг, и она заявила, что им хватит на всю последующую жизнь в Канаде и деньги они вложат в доходное предприятие, чтобы они приносили каждый год новые деньги.
– Кристина! Ты предлагаешь мне жениться на тебе? – настороженно спросил Роман свою сожительницу.
– А мы что, – не живем разве, как муж и жена? – удивленно ответила вопросом Хрыстя.
И Семерчук вынужден был согласиться, что они живут, как муж и жена уже почти два года – пора оформлять их отношения официально. Так быстро и просто решился вопрос о их браке. Осталось только дождаться развода Семерчука с женой.
Если раньше Хрыстя в отношениях с Романом вела себя размашисто, не стеснялась и обидеть едким словом, то сейчас стала намного ласковее и выдержаннее с ним. Ее любовные ласки доводили Романа до изнеможения. Но он, как любитель женского тела, молчаливо отдавал ей свои мужские силы любви, еще пока не растраченные полностью в трудовых и семейных буднях. Некоторые женщины будущего мужа сначала возводят в ранг любовника, чтобы сделать из него дурака, а в дальнейшем легче будет им управлять. Но пока эти западные штучки опытных дам в отношении мужчин, Роман не знал. Прошлым летим они, во время отпуска, слетали в Канаду, где Хрыстя познакомила Романа со своими родителями, детьми и прочей украинствующей родней, но самое интересное, познакомила его со своим бывшим мужем. Этого Роман, никак не ожидал от Хрысти. Его предки переехали в Канаду из Англии более ста лет назад и он считал себя истинным канадцем. Но ее бывший муж очень доброжелательно побеседовал с Семерчуком и пожелал им счастливой семейной жизни в будущем. Было видно, что вся Родня Хрысти считает его ее мужем.
Семерчук эти два года жизни в Киеве говорил по-украински. По возвращении из-за океана, он приобрел канадский диалект устаревшего галицийкого языка и уже не хотел его менять на тот язык, на котором говорят украинцы Малороссии и Новороссии. Более того, он гордился, что научился говорить на «щиром», то есть истинном, украинском языке.
После окончания годичного курса обучения, работу по специальности – менеджер, Семерчук не искал. Он понимал, что на этой работе он не потянет, да и ему не сильно хотелось рыться в бухгалтерских бумагах. За годы партийной работы, он приобрел навык пропагандиста, борца за какую-то новую идею. Хрыстя использовала свои связи с украинской диаспорой и Семерчук устроился на работу в благотворительный фонд по связям с соотечественниками, проживающими за рубежом. Он, в основном, должен был готовить и рассылать печатную продукцию на украинском языке, соотечественникам, которые остались жить в бывших союзных республиках, ныне независимых государствах. Платили неплохо, даже очень хорошо, что было для Семерчука очень важно. Он не хотел использовать деньги, доставшиеся в наследство от отца на собственное проживание – теперь у него были мысли уехать за границу. А вот эту заработную плату он использовал для оплаты квартиры и своих непосредственных нужд. Так как он не привык по жизни шиковать, то денег, заработанных в фонде, хватало на такую жизнь.
Один инцидент, происшедший в фонде он запомнил на всю жизнь и с удовольствием рассказывал другим. Год назад, осенью к ним в фонд пришло несколько человек, за защитой – так они объясняли. Как понял Роман, возглавлял эту группу парень – лет под тридцать с накрашенными веками и синими тенями на глазах. Он объяснял председателю фонда свои проблемы, а Семерчук зашедший в кабинет, тоже выслушал их просьбу.
– Наше общество сексуальных меньшинств, нуждается в защите своих политических и социальных прав геев…
Роман был очень удивлен их заявлением о политических правах, – какие еще политические права им? Это что – партия? Но в процессе разговора, выяснилось, что у них есть и эти права.
– Что вы хотите? – уточнял причину их прихода в фонд председатель.
– Мы хотим, чтобы ваш фонд поддержал нас в правах на имя нашего движения. Сейчас в мире действует лозунг «Геи всех стран – соединяйтесь!»
– Это лозунг – пролетарский, – возразил председатель фонда парню с накрашенными глазами. – А нам надо проводить декоммунизацию державы…
– Я понял… – торопливо согласился старший группы, – Этот лозунг мы уберем. У нас к вам просьба чисто национальная, украинская. Мы хотим назвать наше общество именем какого-нибудь известного украинца…
– Шевченко, что ли? – перебил его председатель.
– Нет. Шевченко не был геем. Он только болел сифилисом, поэтому он не стал геем, чтобы не заражать других. Мы хотим назвать наше общество именем Ивана Франко.
Председатель задумался и посмотрел на Романа, словно ища поддержки. Но тот, улыбнувшись, промолчал и председатель неуверенно ответил:
– А он точно был гомосексуалистом?
– Точно. Опубликована его переписка с любимым мужчиной. Он жил в Австро-Венгрии и там гомосексуализм был обычным делом. Сейчас в Европе массово заключаются однополые браки. Украина – европейская держава и нам нельзя отставать и в этой области интимных отношений. Руководители многих европейских стран не имеют детей. Это тоже о чем-то говорит…
– Надо подумать, согласовать с органами юстиции… – выкручивался председатель фонда.
– В мире и России не боятся называть наши общества именем великих людей.
Наконец, председатель фонда, чтобы закончить эту беседу, ответил:
– Мы не против поддержать ваше движение. Но я проконсультируюсь с соответствующими органами, как эту поддержку оформить.
Парень, с накрашенными глазами, от такого ответа, чуть не запрыгал от радости:
– Я знал, что вы не останетесь в стороне от нашей идеи. Наше утверждение на государственном уровне, укрепит украинскую самобытность. Когда нам подойти к вам? – спросил он в заключении.
– Дайте мне месяц срока… До свидания. – поспешил попрощаться председатель фонда.
Не успел председатель отвернуться, как крашенный схватил его руку и стал трясти ее, крепко сжавши. Наконец он попрощался и вся компания вышла. Председатель пошел в туалет, где был кран с водой, и стал тщательно мыть руки, после рукопожатия накрашенного. Выйдя из туалета, он спросил Семерчука:
– Кто их к нам прислал?
– Не знаю. Что будем делать? Поддержим?
– Украинская специфика нужна и этому движению, тем более Европа находится на пути легализации таких браков. Надо будет поддержать педерастов. Это люди преданные идеи украинства, как к своим задницам. Но надо поддержку оформить так, чтобы мы были не одни.
И они разошлись по своим кабинетам. Вечером, смеясь, Роман рассказывал Хрысте об этом визите в их фонд. Но она ответила серьезно:
– Это права человека и их надо уважать.
Роман, чуть не упал со стула:
– Но ты ж веришь в бога. А в каком-то писании говорится, что бог создал каждой твари по паре. Например, мы с тобой – пара.
– Но не твари. Пусть каждый занимается, чем ему угодно. Физиологические потребности человека не подпадают под священное писание. Будешь жить на западе, поймешь всю важность и полноту исполнения прав человека. И у тебя не будет критических мыслей в отношении сексуальных меньшинств.
Роман не стал продолжать этот разговор – пусть живут там, как хотят, а он будет жить с Хрыстей, как положено тварям, по-божески.
После развода с Леной, Роман подождал полгода, чтобы все улеглось и не возникло никаких претензий у той стороны. Так посоветовала Хрыстя. А весной они заключили брак. Ничего, что невеста была на пять лет старше его, главное, она не хотела, как и Роман, больше детей. Так же, по настоянию Хрысти, был подписан брачный контракт, о чем вскоре Семерчуку пришлось пожалеть. Свадьбы, как таковой не было. Знакомые по работе поздравили их вечером в ресторане. А потом молодожены вернулись домой. Роман устало опустился в кресло – он все еще раздумывал, – а правильно ли он поступил, что женился? Хрыстя, словно читая мысли мужа, стала медленно раздеваться у него на глазах. Роман все с большей заинтересованностью следил за ее действиями. Хрыстя, видимо, знала, что наиболее сосредоточенным взгляд мужчины становится, когда он устремлен на раздевающуюся женщину. Говоря о внутреннем содержании женщины, большинство мужчин имеет в виду только то, что находится у нее под одеждой. Она, призывно покачивая бедрами, подошла вплотную к Роману и, наклонившись, обняла его за шею. Руки Романа непроизвольно сомкнулись на ее спине и заскользили ниже
– Делай со мной, что хочешь… Мой муж и партнер… – услышал он страстный шепот.
Она немного отклонилась от него и стала снимать с него галстук, а Роман раздумывал – муж, понятно, но почему – партнер, совсем не понятно. Но жаркие поцелуи прервали его думы…
Что такое партнер, Семерчук понял уже через неделю. Хрыстя потребовала от него деньги – ни много, ни мало, а полмиллиона долларов. Оказывается, согласно брачного контракта, бизнес становится их семейным делом, и они несут расходы и делят доходы не на одну общую семейную копилку, а каждый по отдельности. Хрыстя вкладывала деньги в канадскую логистическую компанию, которая только создавалась ее друзьями. Разъясняла, если Роман не вложит деньги, то и она не имеет права этого делать и они потеряют в будущем хорошую прибыль. И Семерчук согласился. Так, где-то далеко от него начали работать его деньги, обещая постоянный доход. Как никак, но логика – клетка без окон и дверей для фантазии.
Вместе с Хрыстей, Семерчук упорно изучал английский язык. Он, вместе с женой, собирался уехать в Канаду навсегда. Но вначале они совершат путешествие на Багамские острова, устроят себе медовый месяц. Семерчук очень хотел увидеть тропики. Отъезд наметили на осень – надо было решить здесь еще некоторые дела.
От недвижимости отца, он понимал, что много не получит – бывший тесть не дал от наследства отца почти ничего. Фотин поделил деньги с сестрой Романа и ее мужем, которые уже наметили себе место переезда – Италию. Фотин ей помог взять хорошую сумму, чтобы только дать какие-то крохи бывшему зятю. Сколько он взял себе, Роман не знал. Он смирился с потерей денег от недвижимости отца, но по его меркам, от этой финансовой операции, он получил неплохо, хотя мог получить больше. Кушелер банк обанкротил. Все деньги перевел в офшоры и сам убежал в Израиль. Здесь вообще был денежный пролет, хотя ему кое-что можно было получить с банковских счетов отца.
Фонд готовил съезд соотечественников, живущих за рубежом. Мероприятие было задумано с большим размахом – на пленарном заседании должны были выступить руководители державы. На секционном заседании с докладом должен выступить Семерчук. И он выступил, где говорил о древних исторических традициях Украины, о светлом будущем украинского народа и все время подчеркивал, что необходимо каждому украинцу повышать свое национальное самосознание, призывал следовать катехизису украинца. Пока он говорил, в голову невольно влезла мысль – несколько лет назад он призывал этих же украинцев придерживаться интернациональных взглядов. Но эту мысль он быстро выгнал из головы, цитируя статьи катехизиса украинца: «Все люди братья, но москали, ляхи и жиды – это враги нашего народа…Украина для украинцев!…Не бери себе жены у иноземцев, так как дети твои будут тебе врагами…». И здесь появилась в голове другая мысль – была жена – русская, с примесью еврейки. И правильно он сделал, что разошелся с ней. А дети действительно стали его врагами, даже поменяли его фамилию, на другую. А сейчас жена – щирая украинка! И мысль о новой, настоящей украинской жене, неожиданно согрела его душу.
2
Осень в Луганске в этом года выдалась теплая и сухая. Хотя солнце в полдень заметно склонилось к горизонту, но его лучи пронзали все живое, неся всем жизнь, и вместе с нею – увядание. Тополя уже давно покрылись желтыми листьями, которые пока крепко держались на ветках, каштаны начали выбрасывать свои орехи, осыпались семенами акации. Листья их, хотя начинали желтеть, но все более и более наполнялись сухой зеленой краской. Зеленому осеннему цвету присуща увядающая сухость. Зато цветы в клумбах луганских парков и скверов расцвели живыми полнокровными красками, радуя взоры горожан. Но все-таки было видно, что природа насторожилась в сезонном переходе от бодрости к дремоте. Скоро должны пойти дожди, чтобы под их монотонный стук природа перешла к зимнему сну. Вот ветер прошелестел опавшими листьями. Будет день, бегущий по лужам. А потом дождь нарисует задумчивые линии слез на стекле. А небо – темная туча. А пока тепло и светло, – отчего и радость в груди. Как прекрасна осень в степном Луганске – медленно увядающие краски жизни.
Лена пережила развод, к своему удивлению, достаточно спокойно. Как она понимала сама себя – внутренне она была готова к нему давно, и ловила себя на мысли, что процесс развода с Семерчуком когда-то бы все равно состоялся. Дети выросли, она работает учителем в школе, отец всегда поддержит материально и пора заканчивать совместную жизнь с нелюбимым мужем. Когда в ее голове прокручивались воспоминания прошлого, то она понимала, что мужа не просто не любила, а ненавидела. Ненавидела зато, что он лишил ее первой любви. Сейчас она думала, что Николая любила всегда и рано или поздно, она бы пришла к нему со своей любовью. А встреча с Николаем на курсах повышения квалификации в Антраците, только ускорила процесс выяснения ее настоящей любви. Она ненавидела Семерчука еще зато, что напоил ее, никогда до этого не выпивавшую, и лишил девичества. Она не помнила процесс перехода девушки в женщину. Потеря девичества совершенного в пьяно-бессознательном состоянии угнетала ее. А она мечтала, что все будет не так. Это будет феерическое состояние любви, на радость любимому, и на память ей. Но все это прошло пошло и незаметно для ее тела, но с болью для души. И эта изнанка памяти мучила ее постоянно. Поэтому она на суде отказалась от притязаний на его деньги и алиментов. Так же суд, по ее просьбе, вернул ей девичью фамилию – Фотина.
Сложнее было на работе. Педагогические коллективы – клубок змей в море сплетен. Хотя внешне отношения, вроде бы, остались прежними, можно сказать, дружескими, но в коллективе Лену осуждали все, может за редким исключением. Особенно ядовито шипели те учительницы, которые сами не вышли замуж. Их возраст позволял им еще надеяться на встречу с мужчиной, но не больше. «Идиотка!» – перешептывались они, – променяла мужа, на женатика! А она ему не нужна?» Возрастные дамы не понимали, что идиот останавливается в своем развитии, а женщина – в своем возрасте. Сладостно даже в оговоре другого чувствовать себя моложе. Лена чувствовала неприязнь к себе, но делала вид, что ничего в ее отношениях с коллегами не изменилось.
Встретилась ей Тоня Захорошко. Встреча была неожиданной и Лена, прямо спросила свою бывшую сокурсницу:
– Что ж ты, Тоня, разболтала всем обо мне и Матвееве?
Испуганно бегающие глазки Тони выдали ее неприятную роль в распространении слуха о взаимоотношениях Лены и Николая. Ее лицо покраснело. Но подлецы краснеют не от стыда, а от удовольствия. И это состояние выдала ее мимолетная улыбка, скользнувшая по губам.
– Я только одной сказала, тоже нашей подруге. Это она разболтала…
Лена больше ничего не сказала ей, повернулась и ушла.
Встречи с Николаем продолжались. Были они не частыми – оба работали, да и места для встреч не было. Но один раз в неделю, днем, когда дочь была школе, они встречались на квартире у Лены. Никто из них не стремился прекратить любовную связь. Лена боялась остаться совсем одна, и ей был необходим близкий человек, пусть даже в ранге любовника. Выходить снова замуж при взрослых детях, она не считала возможным. Дети знают о ее любовной связи – папа постарался им все рассказать, но они прямо по этому поводу, не высказывались. Более того, Лене казалось, что дочь стала ее оберегать, что выражалось словесно в виде слов: «Мама, будь осторожнее, переходя дорогу. Не ходи допоздна, я тебя жду дома». Сын учился в Москве, но стал чаще звонить маме и спрашивать о ее здоровье. Но Лене было больно от их заботливых слов – она поняла, что дети жалеют ее. И ей было горько от мысли, что они ее считают несчастной.
После развода у нее состоялся разговор с отцом. Фотин практически свернул свою коммерческую деятельность. Он уже не работал в облисполкоме – его торжественно отправили на пенсию. А пенсионером он был уже давно, только работающим. То, что он не хочет больше заниматься бизнесом, объяснял своим солидным возрастом – ему было более шестидесяти лет. Вроде, правильное объяснение. Но на самом деле, после убийства Семерчука-старшего, он стал бояться, что и его тоже могут убрать. Боязнь за свою жизнь была главной причиной ухода его из бизнеса. Он понял, что сила любви к жизни обратно пропорциональна его деньгам. Платить приходилось многим: милиции, прокуратуре, рэкетирам и притом на последних не пожалуешься первым – эта триада – единое, целое в период рынка. От Кушелера он ожидал подлости и она произошла. Хорошо, что он успел изъять свои деньги из банка, а без денег остались вкладчики, клюнувшие на тысячу процентов годовых. Когда, через три года, пришло время выплачивать дивиденды, банк рухнул, а Кушелер смылся в Израиль, гражданином которого он, оказывается, был. А эта страна не выдает своих граждан-преступников другим странам. Но деньги у Фотина были и еще шли от продажи недвижимости Семерчука-старшего. Семерчуку-младшему он решил ничего не давать – он уже не зять. Но все равно ему пришлось тоже немного выделить – все-таки он наследник отцовского состояния. Небольшие, по его нынешним меркам деньги, шли от магазинов, которыми владела его племянница – Лариса. Но более десятка миллионов долларов у него насобиралось – хватит ему, и его внукам.
Он хотел счастья дочери и решился на не простой разговор. Этот разговор произошел накануне нового года. Фотин всегда делал подарки дочери и внукам и спросил у Лены, – какой подарок она хочет?
– Не знаю, папа, – ответила Лена, – у меня такое состояние, что ничего не хочется.
– Я знаю, что ты продолжаешь встречаться с Матвеевым… – Фотин никогда не называл Николая по имени, только по фамилии.
– Да, папа. Встречаюсь…
Отец помолчал, собираясь с духом, чтобы предложить дочери конкретный подарок и спросил:
– Ты его очень любишь?
– Да. – коротко ответила Лена, которой такой разговор был неприятен. Любовь – это ее личное дело.
– Ты не сердись, доченька, что я задаю такие вопросы. Мне хочется тебе помочь. Ты не знаешь, как он живет со своей женой? Доволен, своей семейной жизнью или нет?
– Вроде, доволен, – ответила Лена, пока не понимая, к чему такой разговор завел отец.
Наконец, Фотин решился произнести главное:
– Я вот, что думаю, дочь. Не поговорить ли мне с Матвеевым по поводу оформления ваших отношений? Я имею в виду, чтобы вы жили вместе.
Лена молчала, пораженная его словами. Она не могла ничего ответить – отец всегда был против Николая, а теперь предлагает ей совместную жизнь с ним. Фотин, не дождавшись ответа от дочери, вынужден был уточнить свои слова:
– Мы с матерью, очень сильно переживаем за тебя. Конечно, Семерчук был подонком, но не все люди святые, и такие, как он, тоже создают семьи. Но все это уже в прошлом. Вот какая мысль созрела у нас с матерью… Если мы поговорим с Матвеевым, чтобы он на тебе женился. А его жене я дам денег. Я не буду скупиться – дам миллион долларов, или даже больше. Жена Матвеева будет обеспечена до конца жизни. Тебе и твоему новому мужу достанется мое наследство…
Он не смог до конца изложить свой план, как Лена резко вскочила со стула и голосом, звучащим фальцетом, не сказала, а прокричала:
– Ты думаешь, что Николай подонок, как Семерчук? Нет! Он мне сказал, что свою семью не бросит, потому что это будет предательством для детей!
– А тебя и твоих детей ему не жаль?! – Вскипел Фотин. – Был бы он порядочным человеком, то давно бы прекратил эти встречи с тобой! Не мучил бы тебя. Ну, погуляли бы немного и разошлись в разные стороны. А я дам его жене столько денег, что она сможет устроить новую жизнь. Потребуется – найду ей нового мужа!
И вдруг из глаз Лены хлынули слезы. Плотина терпения создавшегося положения, которую она построила для себя, чтобы отгородиться от чужой жалости и вмешательства, вдруг рухнула. Сквозь слезы она горько, даже с надрывом, произнесла:
– Папа! Ты уже раз помог мне с замужеством. Можно сказать, что ты все подстроил, чтобы на мне женился Семерчук! Если бы не ты, не мама, не их родня – я бы никогда не вышла замуж за Семерчука. Это ваша работа, которая привела меня к краху, а вас к семейному позору! Если бы вы меня не толкали в объятия Семерчука, то я бы уже двадцать лет жила с Николаем!
– Но у него тогда ничего не было за душой… Как можно было отдавать тебя замуж за человека без материальной основы?
– Для тебя важны деньги, недвижимость! Мы бы сами создали материальную основу. И жили бы счастливо. И зачем я только тогда беспрекословно слушалась вас?
И слезы беспрерывной рекой текли по ее щекам. Любовь не замечает шрамов, полученных в жизни. И Лена к этому времени осмыслила, что самую большую рану в ее жизни нанесли ей ее родители – беззаветно любящие свою дочь, и эта рана души и мозга кровоточила в ней уже двадцать лет, и заживать не хотела.
– Мы, дочка, желали тебе только добра и счастья… – тихо возразил Фотин, – если ты не хочешь, чтобы мы с мамой вмешивались больше в твою жизнь, то пусть будет так. Но нам тоже больно смотреть, как ты страдаешь из-за этой, во многом придуманной тобой, любви…
– Она не придумана. Она вошла в меня давно…, когда я была еще наивной девочкой.
– Успокойся доченька и считай, что этого разговора у нас с тобой не было.
Фотин поднялся и направился к выходу из комнаты. И Лена вдруг заметила, что отец горбится – раньше она этого не замечала – он всегда был строго по-рабочему одет в костюм и был подтянутым и стройным. И чувство жалости шевельнулось в ее душе – родители хотят ей добра, но, как и двадцать лет назад, с позиции социальной сословности – мы богаты, а они бедны. Лена еще несколько минут посидела в комнате и потом пошла на кухню – надо было готовить праздничный стол к новому году.
