Валерий Борисов
Время подонков: хроника луганской перестройки
Но когда они подошли к палаткам, их остановила охрана, которая, оказывается, уже была сформирована бастующими.
– Мы из обкома партии. Хотели бы поговорить с шахтерами, – обратился к охраннику Роман.
– А из обкома? Долго к нам собирались. Говорите, я шахтер из Краснодона.
– Мне бы хотелось, чтобы было больше людей… – пояснил Роман.
Охранник насмешливо крикнул кому-то:
– Петр! Иди сюда. Здесь пришли из обкома. Им люди нужны для разговора. Создадим толпу.
Издевка была явная, но Семерчук смолчал.
– А, может, позовете тех, кто в палатках?
– Им запрещено говорить с представителями всех организаций, в том числе, и с работниками из партии. Я знаю, о чем вы будете говорить. Мол, расходитесь, все ваши требования выполним. Как только повысите нам ставки и будете оплачивать нахождение под землей, мы сразу же уйдем.
– Насколько я знаю, ваши требования будут удовлетворены…
– Вот, когда удовлетворят – уйдем… – перебил его охранник, – а сейчас уходите. Нам никакие партии не нужны.
Охранник, показывая, что разговор закончен, повернулся к ним спиной. Семерчук должен был что-то сказать на прощание, и он, не зная, что говорить дальше, попросил:
– Просьба к вам: не стучите громко касками. Мешаете людям работать и отдыхать после работы.
– Мы стучим до восьми часов вечера. Потом у нас тишина – бросил через плечо, не оборачиваясь к нему, охранник.
Роман, понимая, что больше разговора не получится, пошел со своими коллегами в обком. Настроения не было. Он видел, что партия неотвратимо теряет свой авторитет. С ними даже говорить не захотели. До конца дня его никто не вызывал и он перебирал текущие бумажки. Уже шел разговор о сокращении штата партийных органов. Хотели ликвидировать отделы по различным отраслям промышленности и сельского хозяйства, а сокращение штатов отделов – вопрос был решенный. Но его отдел – организационно-пропагандистский, не подлежал сокращению. Он это твердо знал и пока за свое будущее не беспокоился. Да и повышения в должности в таких условиях не светило. Но он был уверен, что партия снова возьмет инициативу в свои руки – в ее руках целый государственный аппарат. С охлократией он может и должен справиться.
По роду работы и по разговорам со старшими товарищами, Семерчук знал, что шахтеры по своей сути аполитичны. Хорошая зарплата по советским меркам, месячный отпуск и прочие блага от государства они имели. Следует учитывать еще один важный момент – шахтерские города – это на девяносто процентов частный сектор и большинство шахтеров жили в своих домах. Так повелось с дореволюционных времен и традиция держаться за землю, за свой дом была сильна в душах шахтеров. Поэтому они и выдвигали только экономические требования – политика их интересовала в рамках телевизионных новостей. Поднять их на забастовку – сложное дело. Шахтеры знают, что день простоя лавы может закончиться тем, что ее просто задавит земной груз, а тогда не будет толком работы, а значит и заработка. И Романа настораживал только тот факт, что шахтеры были хорошо организованы. А для этого нужны лидеры, которые, мягко говоря, не испугаются осложнений в жизни.
2
Все требования шахтеров были беспрекословно выполнены. Стук касок об асфальт прекратился, но тревожное чувство чего-то плохого в будущем осталось в душах обывателей. Это тревожное чувство уже не покидало работников обкома, да и все руководство, как в партийных, так и в государственных органах.
В это воскресенье Фотин отдыхал у себя на даче. Он приехал еще вчера после работы, немного с внуками покопался в земле – рассаживал последнюю рассаду помидоров и капусты, а сегодня после завтрака, он сел проверять свою личную бухгалтерию. Дело по продаже магнитофонных кассет шло хорошо, за эти два года Фотин открыл два небольших отдела в больших магазинах по продаже магнитофонов. Кассетные магнитофоны долго не залеживались на прилавках – торговля шла бойко. Официально вся торговля была оформлена на племянницу Ларису. Она с увлечением вела его дело, как говорят, работала на совесть, но Фотин чувствовал, что Лариса кое-что от него утаивает, продает магнитофоны от себя. Но по бухгалтерским документам все было правильно. Пока такие действия Ларисы не очень сильно тревожили Фотина. Если и что-то продает от себя лично, то пусть будет так – главное, чтобы его не обижала. С Ларисой Фотин связывал расширение своего дела. Светиться в этом деле ему было нельзя – все-таки один из бывших руководителей обкома партии, ныне один из руководителей области.
Посидев еще с полчаса над бухгалтерскими бумагами и, оставшись довольным их результатами, Фотин вышел из дома. Он помог полить грядки водой из шланга, весело поболтал с женой, дочерью и особенно с внуками и пошел в беседку, где сидел Роман. Необходимо было поговорить с зятем, которого Фотин, честно говоря, недолюбливал. Но он ценил старшего Семерчука и всегда их отношения были не просто теплыми и добрыми, главное – деловыми, а значит полезными для их семей. Спросив зятя, как дела на работе и, получив ответ, что дела идут все хуже, дисциплина в партии катастрофически падает, из партии массово выходят коммунисты, в том числе с солидным партийным стажем, Фотин, как бы подвел итог:
– Демократия наступает и главный враг у нее партия, которая должна потесниться, и дать ей место во власти… – он не стал пояснять свою мысль дальше и перешел к конкретному разговору, – ты же знаешь, что государство каждому желающему хочет дать пять тысяч рублей в кредит?
– Знаю, Леонид Михайлович. Но кредит брать не хочу.
– Значит, ты мало знаешь, – Фотин поджал губы, показывая этим, что переходит от конкретного к серьезному разговору. – Ты вникаешь в повседневную жизнь? Слышишь, какие разговоры идут о переходе к рынку?
– Не только слышу, а знаю. Нам один лектор из Киева объяснял, что перейдем к хозрасчетному социализму. Пока малопонятно, но социализм останется, только видоизменится. Возможно, будут элементы капитализма…
– Не возможно, а точно будет капитализм. И возможно – с элементами социализма. Прошлое сразу же не откинешь… А эти пять тысяч получит не каждый желающий, а только те, кто ближе к власти. Социалистическое государство дает эти деньги своим приближенным, чтобы они быстрее вошли в капитализм. Это называется в политэкономии – первоначальное накопление капитала. Бери эти деньги и заведи свой бизнес или вложи их куда-нибудь…
– Куда? – переспросил Роман, – я не представляю, что делать с этими пятью тысячами.
– Пока построй хороший дом, этажа в два, а может – три. Сейчас дают участки в десять соток в районе Раевки – это очень хорошее место с чистым черноземом и недалеко от Ворошиловграда. У тебя есть дети – мои внуки, надо обеспечить им будущее. Так, что не раздумывай – бери эти деньги, а отдавать их, возможно, и не придется. Или отдашь какие-то копейки…
Фотин замолк, а Роман думал, что как всегда в словах тестя есть не просто рациональное зерно, а глубокая практическая выгода и надо ей следовать. И он ответил:
– А как оформить на себя участок?
– Мы оформим участок пока не на тебя, а на Лену, чтобы не бросалось другим в глаза. Ты это понимаешь. Участок оформим на этой неделе, да и деньги надо получить на этой неделе.
Роман молча кивнул головой в знак согласия. В деловых вопросах он во всем соглашался со своим всезнающим тестем. А Фотин, расслабленно развалившись в прохладной беседке, благодушно продолжил разговор, открывая не которые тайны своей деловой жизни:
– С твоим отцом мы уже организовали кооператив по реализации бетонных конструкций. Приносит неплохую прибыль. Но вопрос стоит – куда девать прибыль? Вот это главный тупик социализма, который закончится для него плачевно. Присутствует явное ограничение в экономической сфере социализма, а экономика не терпит ограничений, – он глубоко вздохнул и пояснил дальше. – У многих советских людей, – простых работяг – рабочих и колхозников есть все: квартира или дом, автомобиль, телевизор и все остальное. Он откладывает деньги на сберегательную книжку под три процента. Это очень низкий процент. А мог бы вложить эти деньги в более прибыльное дело. Но при социализме этого нет. И эти заработанные деньги лежат мертвым грузом. Вот почему я сказал, что это тупик социализма. Ни Маркс, ни Ленин этого вопроса до конца не продумали, – что делать с лишними деньгами?
– Но это показатель материального благосостояния людей, – осторожно возразил Роман, но Фотин его перебил.
– Как перейдем к капитализму, у этих зажиточных советских людей деньги отнимут.
Увидев удивленный взгляд Романа, Фотин удовлетворенно усмехнулся:
– Этого вы, в партии не видите, заняты теоретизированием, а процесс ликвидации партии запущен с началом перестройки, и Горбачев с Яковлевым ловко, но четко проводят этот курс. А не будет партии – будет капитализм.
– Мы, конечно, часть власти уступим, но партия останется руководящей силой… – как всегда в этих случаях, а сейчас с неприкрытой обидой, ответил Роман. – Семидесятилетнюю историю партийного руководства страной, никак не уберешь.
Фотин снова снисходительно улыбнулся и ответил:
– Партия потратила силы на то, чтобы потакать слабостям своих руководителей. Как приходил новый генсек, так вся партия работала на него – от проведения реформ, до создания образа харизматического лидера – лучшего из лучших. Вместо того, чтобы развивать собственную волю, партия подавляла волю других, прежде всего, народа, навязывая ему ненужные идеи и дела. Вот и докатились до того, что вся партия стала служанкой ее лидера и его окружения, потеряла железную стойкость и стала каким-то аморфным для народа существом. Поэтому вопрос о партийной власти уже практически снят с повестки дня. Если правитель допустил трещину во власти, то она увеличивается в геометрической прогрессии и разрушает не только власть, но и все вокруг.
Семерчук недовольно слушал рассуждения тестя.
– Партия сильна, а сейчас очистившись от своих случайных попутчиков, станет еще сильнее. Не надо нас хоронить…
– Уже все рушится: комсомол рухнул, экономика рушится, союз разрушается – уже Прибалтика и Грузия фактически вышли из Советского Союза. Все рушится… – с горькой интонацией в голосе произнес Фотин.
– Конечно, – осторожно ответил ему Роман, внутренне не желавший соглашаться с той очевидностью, о которой говорил тесть, – есть некоторые потери, но они не смертельные.
Фотин знал внутреннюю сущность партийных работников – стоять только на позициях, которые им предписывает на данный момент партия и не стал спорить по этому вопросу с Романом. Он вернулся к разговору о входящем в жизнь стране новому явлению – рынку.
– Нам – я имею в виду не только себя, но и твоего отца – нужны помощники – молодые и энергичные. Самим нам пока неудобно становиться бизнесменами или, как вы говорите – капиталистами. У нас солидные должности, да и возраст уже пенсионный. Деньги у нас есть – и им надо найти пристанище. Так требуют рыночные отношения.
– Но согласится ли народ с таким выбором? – осторожно возразил Семерчук. – Как ни как, он семьдесят лет прожил при социализме… Он же создал народное достояние и не захочет им делиться с капиталистами.
– А народ, кто-то и когда-нибудь спрашивал? – вопросом на вопрос ответил Фотин. – Народное достояние – это то, что принадлежит всем, а пользуются им немногие. Примеров тебе приводить не буду, ты их сам знаешь. А скоро народное достояние будет принадлежать немногим, а народ станет это достояние обслуживать. Народу нужны хлеб и зрелища. Тот, кто устраивает зрелища станет богатым, а тот, кто растит хлеб или вкалывает у станка – никогда не разбогатеет.
И тут Семерчук, неожиданно для себя самого, возразил:
– Но при капитализме рабочие живут лучше, чем у нас при социализме. Может не стоит его бояться?
Фотин заметно развеселился:
– Вон куда тебя занесло, партийного функционера. Они потому живут лучше, что у них есть хозяин, а у нас была идея. Народ легче заставить поверить в светлое будущее, чем конкретно дать хлеба и зрелищ. – Фотин немного помолчал, будто обдумывая что-то важное, и продолжил, – не надо наш народ сравнивать с европейскими народами. Русский народ, – особый народ. Суровая природа приучила их довольствоваться самым малым – главное для него было выжить. Им было не торговли. Они только мечтали о лучшей жизни для себя. А предпринимателями, торговцами становились другие народы: евреи, немцы, кавказцы и прочие. Ты обратил на это внимание? Если нет, то сходи на наш городской рынок и увидишь, кто там торгует, в основном, приехавшие с юга.
– Я это знаю… – перебил тестя Роман, но Фотин не обратил на его слова внимания.
– Славянские земли очень удобны для жизни, ведения в них торговой, производственной, политической, культурной деятельности, представителям других народов. До революции, как я уже сказал, это были в основном немцы и евреи, как бы власти последним не препятствовали в их деятельности. В советское время – такая же картина. И вскоре будет так, что во всех сферах деятельности, будут на первом месте не русские народы.
– Выходит, что Советский Союз, Россия, Украина – выгодное место для паразитирования других народов?
– Я бы так прямо не говорил, но правда в том, что другие народы определяют во многом жизнь славянства.
– Но вы же – еврей? – Решился на такой вопрос Семерчук, в отношении тестя.
– Да. Но не совсем чистый. Слава богу, что мой дедушка был наполовину евреем и дал нам эту фамилию, не похожую на еврейскую. Да и Лена, более русская, чем еврейка. – зачем-то подчеркнул Фотин. – Но хватит этого разговора. Теперь конкретно – на этой неделе надо оформить тебе и Лене получение по пяти тысяч, закрепить участок земли и давай строиться.
– Потом что? – спросил Семерчук.
– Будете жить, сдавать в наем, можно продать. Недвижимость – лучшее вложение денег. Земля – это капитал! – закончил Фотин.
Роман недовольно молчал – вот он лик бывшего партийного работника. Как унюхал запах денег, так сразу же забыл о пролетарском интернационализме. Изменилась обстановка и любой народ может паразитировать на русских землях. А что будет вместо интернационализма? Национализм, что ли… Непонятно. Но в словах тестя был глубокий смысл, прежде всего, материальный и грех было этим смыслом не воспользоваться. И Роман ответил:
– Завтра же займусь получением кредита. А вот участок земли помогите получить вы…
– Тоже завтра же начну вплотную заниматься этим делом. Только, Роман, у меня просьба… – Фотин на секунду замолк, – пусть Лена касается меньше этого дела. Сам бери ее документы и оформляй. Не надо ее загружать такими делами… У нее чистая душа… – как-то неуверенно закончил Фотин.
Его слова о чистоте души прозвучали диссонансом, в беседе о материальной выгоде, которая всегда присутствует в душе человека. Получение личной выгоды позволяет выкинуть из головы глупые мысли о справедливости. А тем более о каком-то пролетарском интернационализме. Это утверждение немного успокоило душу Семерчука. Должности приходят и уходят, а дома остаются. Эта мысль окончательно успокоила его.
И тесть с зятем пошли к женщинам и детям – надо было им помочь в огороде.
3
Баранский в последнее время прослыл непримиримым демократом. И всему этому послужила неудовлетворенность своим служебным положением. Когда-то заведующий его кафедрой философии стал ректором института, и следом его выбрали депутатом Верховного Совета СССР. А заведовать кафедрой он назначил Баранского. Спустя три года, ректор неожиданно умер. Баранский считал, что он должен теперь идти в карьерном росте по следам бывшего заведующего и занять более высокую должность, а значит, упрочить свое положение. Но секретарем парткома педагогического института его не избрали. Так же не избрали ректором института. Он злился на демократические процессы – уже не назначали на должность, а избирали демократическим путем, но только не его, а других. Но это была социалистическая демократия, – не настоящая, – успокаивал себя Баранский. А при социалистической демократии народу позволено подавать голос только в урну. А при настоящей демократии – народ должен громогласно кричать о своих бедах везде, где только захочет, избирать на должности публично, но с одной поправкой – там, где власть определит ему место для крика.
И вот он прочитал статью Нины Андреевой, которая не хотела поступаться коммунистическими принципами, и понял, что пришло его время двинуться во власть. Его гневный ответ Нине Андреевой напечатала местная газета и демократы поняли, что в Ворошиловграде появился еще один настоящий демократ. Баранский почувствовал это и решил взять быка за рога, – пора оформиться лидером документально. Конечно, это не будет записано в трудовую книжку, но общественность будет знать своего лидера. А там, гляди, демократы победят и ему дадут государственную должность.
Теперь встал перед ним вопрос – к кому примкнуть? В партии появились какие-то демократические платформы. Но Баранский носом чуял, что время партии ушло, и примыкать к этим платформам бесперспективно. Пойти к диссидентам? Но их никогда не допустят к власти – они способны только плеваться антикоммунистической и антироссийской слюной. Да и у многих диссидентов – уголовное прошлое. С ними не стоит связываться – это не реальная сила и никогда не придет к власти. А больше-то в стране нет демократических сил. Есть какие-то неформалы. Но это совсем не серьезно – идиотизм в их мозгах заложен со дня рождения, если не генетически.
Баранский жадно прислушивался к сведениям, которые поступали из западной Украины. И когда появилась возможность поехать во Львов на научную конференцию, он сразу же отправился туда. Там он вошел в контакт с известными национальными деятелями, которые позволили ему встретиться с Чорновилом и Лукьяненко. И здесь Баранский неожиданно для себя выяснил, что в Ворошиловграде давно существует националистический центр, а он думал, что станет первым организатором в демократическом движении города. Но ему пояснили, что он может возглавить «Движение за перестройку» или по-украински – Рух. А затем, когда руховцы придут к власти, он получит хорошую должность – от губернатора области, до правительства. Это удовлетворяло Баранского – он не так стар, чтобы находиться в стороне, а возраст – это мудрость и опыт, который очень необходим руководителю.
Так он с новыми соратниками, стал бороться за создание украинского государства, которого ранее никогда не существовало. Но западенцы, всю свою историю бывшие рабами других государств, сейчас четко нацелились на захват всей Украины и, естественно, быть в ней не просто руководителями, а хозяевами всей многонациональной территории и заполонить ее своей примитивной идеологией. Националист считает, что страна, в которой он появился на свет, принадлежит ему по праву рождения. И местечковость начинает доминировать над здравым смыслом. Баранский это понимал, но жажда стать высоким начальником и доказать своим коллегам по институту, что они ошибались в его деловых качествах, владела им полностью. Правда, оставался моральный аспект – он всегда был правоверным коммунистом – это подтвердит любой партиец педагогического института – он был постоянным выступающим на партийных собраниях. Но стремление доказать, что он лучше, чем о нем кто-то по-другому думает, превалировало в его душе. А он считался большим моралистом. Но моралист не считает необходимым для себя лично придерживаться принципов морали. Это утверждение успокаивало Баранского.
Ему было дано задание вести подбор верных людей демократической направленности и совместно, с имеющимися националистами в городе, подготовить организационное собрание по созданию ячейки Руха. И что самое главное – он должен стать руководителем не только городского, но и областного руховского движения. Мораль оказалась закрытой, перед перспективами карьерного роста на безбрежно-подлой ниве политики.
Для проведения организационного собрания был арендован зал заседаний в Доме Техники. К удивлению Баранского пришло около ста человек – на такую численность он не рассчитывал. Пришли известные в городе интеллигенты, студенты, рабочих он не увидел. Но, собственно говоря, он их и не знал. В своем институте он уговорил явиться человек пятнадцать, и они пришли. Но он знал подноготную их жизни и понимал, что они пришли не просто для самоутверждения своей личности в борьбе за независимость Украины – их привело сюда, как и его, желание получить какую-то известность, а еще лучше – должность. Большинство из пришедших желали получить свою долю власти в этой борьбе. Но провинциалы не понимают, что под лучшей долей их руководители понимают львиную долю. А провинциалам достанутся не имеющие ценности испражнения льва.
Вот Ольга Кирисова. Не так давно защитила диссертацию по прославлению зарубежных коммунистов. Но этого ей мало – она не скрывает, что хотела бы заиметь какую-то более высокую политическую должность. До научных вершин ей путь закрыт – проще говоря, мозгов не хватает. А в политической сфере могут открыться административные вершины. Но Оленьку знают все – не изнурительной работой мозга она пролагает себе путь к вершинам, у нее есть более привлекательные для мужчин места. Вот Алла Циткина – тоже кандидат исторических наук. Но она полный антипод Ольги Кирисовой – умная девушка, в совершенстве знает английский язык, но во время не вышла замуж, и теперь у нее появилось много свободного времени, что можно заняться и политикой. А вот с суровым выражением лица сидит Саша Смирный. Его так и не приняли в ряды коммунистической партии, и он решил поискать счастья в других политических организациях. И следует отметить, что он неожиданно для окружающих превратился в ярого галицийского националиста. Вот незаметно зашел и тихо сел в кресло Володя Семиструй. Он историк. Был в аспирантуре, но не защитил диссертацию. Потом работал в горкоме комсомола, но его оттуда попросили за никчемность, но он успел получить квартиру на льготных условиях как комсомольский функционер. Сейчас преподает в педагогическом институте. Почуяв откуда ветер дует, он стал заниматься историей «Молодой гвардии» из Краснодона. Оказывается, Александр Фадеев в своем романе неправильно отобразил их деятельность – руководили юными патриотами не партия и комсомол, а создали «Молодую гвардию» оуновцы. Поэтому нельзя считать эту организацию советско-патриотической – она была с момента создания националистической. Володе Семиструю уже было за сорок лет, и он до сих пор был не женат, что вызывало некоторые толки в отношении его сексуальной ориентации. Его достоинством было глубокомысленное молчание и веские рассуждения на любые темы. «Надо бы прилипнуть к его работе, – подумал Баранский, – публикации по теме молодогвардейцев в национал-патриотическом духе могут принести пользу в дальнейшей карьере».
А вот творческая интеллигенция, если так можно назвать, местных поэтов и прозаиков, которые страстно хотят народного признания. Но народ их творений не знает и они считают, что русский язык не дает развернуться их таланту. Вот, если бы был только один украинский язык, то народ вместо Пушкина и Есенина стал наизусть заучивать их вирши.
А там еще сидят какие-то неизвестные лица Баранскому, но их привел сюда убежденный националист, преподаватель машиностроительного института Филиппенко. И вот он заходит с приезжими из Львова в зал, а Баранский, как бедный родственник пока стоит в стороне. Но ничего, утешает он сам себя, – скоро придет его время. Явных нацистов не поставят к руководству областью, а он – умеренное крыло национализма, ему пока доверят высокую должность на областном уровне, потом и выше…
Он подошел к гостям, которые приветствовали его улыбками и крепкими рукопожатиями.
– Мы немного задержались, – будто бы извинился Кудривский, писатель из Киева. – Спасибо, что смогли собрать аудиторию, сейчас начнем.
Баранский крепко пожал руки остальным гостям и все прошли к столу президиума.
Кто здесь был старшим, Баранский не знал, но судя потому, как Кудривский взялся председательствовать, решил, что старшим должен быть писатель. Всего приезжих было шестеро и, кроме Кудривского, известным был еще один – Туча. Он когда-то был дантистом и ставил золотые зубы своим пациентам, за что и был судим. Но, как водится, на следствии он начинал ругать советскую власть и коммунистическое руководство и получил вторую статью – пятьдесят четвертую, за антисоветскую деятельность, по которой положен был штраф в сто рублей. В суде проходил по двум статьям, но срок получил за золотые зубы. Но вторая статья фигурировала в решении суда, что позволяло Туче забыть о первоначальной статье и объявить себя диссидентом. Впрочем, подавляющее число диссидентов, – если внимательно посмотреть их биографии – тянуло первый срок по уголовной статье.
Остальные гости были пока еще малоизвестными партийно-националистическими деятелями – их политический взлет только начинался.
Кудривский поднял руку вверх, призывая к тишине, которая впрочем, была в зале. Большинство присутствующих напряженно ожидали начала заседания и поэтому вели себя тихо. Кудривский начал с приветствия и перешел к объяснению программы деятельности, которая сводилась к их приходу к власти. Баранскому некоторые тезисы очень понравились. Кудривский говорил об исторической роли украинства в мировом масштабе.
– Мы, украинцы, – почему-то так называл свою национальность галициец, – горский народ. Проживание в Карпатах, наложило на нас непередаваемый словами дух свободы и жажду нести эту свободу другим народам, в том числе и украинцам, проживающим на равнине, которую москали презрительно называют Малороссией и непонятно почему – Новороссией. Из истории вы должны знать, что горские народы всегда подчиняли себе народы равнин. Поэтому мы обречены на победу. Если вас не удовлетворяют исторические примеры, которые я не назвал, то посмотрите на сегодняшнюю Московию – там горцы с Кавказа заполонили города и скоро придут к власти. И у нас их полно. Появились даже целые поселки в предместьях городов, населенные выходцами с Кавказа. Но, придя к руководству Украиной, мы быстро исправим это положение и отправим их обратно в Московию. Нам осталось немного времени до создания собственного независимого от России государства…
Еще немного рассказав об исторической роли украинства в мировой истории, Кудривский разрешил задавать ему вопросы, если кому-то что-то непонятно или кто-то хочет что-то уточнить. Присутствующие старались задавать вопросы на украинском языке, но у некоторых плохо получалось, что вызывало кривые улыбки приезжих – все-таки Донбасс – русскоязычный регион, отданный недальновидными большевиками Украине. Но Кудривский отвечал на все вопросы. Первой вопрос задала Алла Циткина.
– Некоторые ваши рассуждения о роли украинства в мировой истории не подтверждаются историческими данными… – она не успела закончить формулирование своего вопроса, как ее перебил Кудривский и стал пояснять.
– Я понял, о чем вы хотите спросить. Пока вы все находитесь под влиянием коммунистической идеологии. А идеология, как известно, отметает то, что ей не подходит. Уже печатаются работы о значении украинства в истории. Наша украинская диаспора помогает в их написании и издании. Но, конечно же, их пока мало. Скоро, я уверен, будут изданы учебники для школ и институтов, где будет показана истинная роль украинства. Они уже написаны, только ждут своего времени, когда их можно издать.
Но Алла продолжила задавать вопросы:
– Украина – многонациональная республика. И если она отделится от СССР, как в будущем она будет построена – на федеративных началах, как говорит пан Чорновил, или как унитарное государство?
Кудривский незамедлительно ответил:
– Чорновил, хоть и говорит о федерализации, но на ней не настаивает. Это тактический ход Руха, чтобы не вызвать негативной реакции со стороны пророссийских сил. Украина будет только унитарным государством. Федерализация может привести к распаду Украину, как это происходит с Советским Союзом. Уже фактически отделилась Прибалтика, Грузия, Молдавия и когда отделится Украина, то это будет означать крах СССР.
Раздался голос из зала:
– Русских достаточно много проживает в других республиках, и они вернут их в состав СССР…
– Никогда не вернут. Русские поддержали демократические движения в Литве, Латвии и других республиках, которые борются за выход из СССР. За время правления большевизма русская нация деградировала, потеряла свою национальную сущность. Сейчас – это аморфная, гнилая нация. Поэтому перенастроить ее несложно, и мы не считаем русских, проживающих на Украине – большой для себя проблемой. Здесь остаются только некоторые вопросы, связанные с Крымом и Донбассом… – но, далее он не стал разъяснять этот вопрос – все-таки он находится в Донбассе – русскоязычном районе и не стоит обострять сейчас этот вопрос.
Там, где компактно сидели поэты и писатели послышался неодобрительный шум. Вскочила Татьяна Денежкина. Раньше она писала неплохие стихи на русском языке. Сейчас она стала говорить по-украински:
– В свете того, что вы сами сказали, что Донбасс русскоязычный район – вам вопрос. А какая поддержка будет в нашем районе поэтам и писателям, которые пишут на украинском языке?
Кудривский поднял руку вверх, будто бы призывая творческую интеллигенцию к спокойствию.
– Кто пишет на ридной мове – тому зеленая дорога в публикациях произведений. Я сам писатель и хорошо знаю, что книги на украинском языке плохо раскупаются в магазинах. Поэтому первая задача поэтов и писателей Донбасса – помочь в вытеснении русского, чуждого нам языка, и тогда у нас появятся свои шевченки и леси украинки. Вот вы, – активная часть демократов должны возглавить борьбу с чуждым нашей державе языку. А там будет и ваше признание. А материально мы всегда поддержим литературу на украинском языке.
Денежкина, удовлетворенная ответом села на место, а творческая интеллигенция так же удовлетворенно заурчала.
Встала Ольга Кирисова:
– Вы сами подчеркнули, что наш регион настроен пророссийски. Нам необходимо вести большую пропагандистскую работу для того, чтобы перенастроить, как вы сказали, наш народ в украинском духе. Какую конкретную помощь вы сможете нам оказать в этом?
– Уже оказываем. Ваша комсомольская газета «Молодогвардеец», в связи с окончанием деятельности комсомола, финансируется сейчас нами. В ней уже печатаются нужные нам материалы. Поэтому я приглашаю вас всех давать свои заметки в эту газету. Вот, видите, сидит в зале главный редактор газеты – пан Никитин… Встаньте? – Поднялся с места редактор газеты, – видите его? – продолжал Кудривский, – он получил задание печатать все материалы, которые вы подадите. Мы снабдим тех, кто по роду своей научной деятельности публикуется в периодической печати необходимыми материалами, которые можете переделывать под особенности своего региона. А вам, конкретно скажу, – обратился он к Оле, – вот свяжитесь с паном Дзюком, вот он – указал, на сидящего в президиуме мужчину, Кудривский, – он вам даст нужные статьи и брошюры. Не смотрите на его короткую и звонкую фамилию, – на самом деле он добрый и отзывчивый человек, уже отсидевший, несмотря на свою молодость в мордовских лагерях. Он стойкий борец за незалежность Украины.
