Валерий Борисов
Время подонков: хроника луганской перестройки
Пора было расходиться, потому что во входную дверь заглядывали двое представительных мужчин и один из них призывно махал рукой Бурковскому, приглашая на выход.
– Спасибо, друзья, за работу… – Еще раз попрощался с бывшими соратниками Бурковский и быстро пошел к двери. Уже в коридоре он поздоровался с пришедшими за руку. Одного из них Бурковский знал, второй, пожимая руку, представился:
– Полковник КГБ…
Они быстро прошли в кабинет Бурковского. Там, видимо, старший кегебист спросил Бурковского:
– Все документы передал Попищенко вам?
– Все. – Он открыл металлический сейф, и достал синюю папку. Потом открыл ее и кивнул одному из чекистов, чтобы подошел – вот все счета партийных денег нашего обкома, которые находятся на депозитах сберегательной кассы. А вот счета в австрийских банках. Счета в долларах…
Он не договорил, его перебил кегебист:
– А в каких еще европейских банках хранятся партийные деньги?
– Нам дали только счета австрийских банков. Но здесь очень солидная сумма в долларах и ваша задача сохранить эти деньги для будущего возрождения партии… Местные партийные счета, переданы вчера финансовым структурам области. Их партия уже не вернет.
– Нам поручено эти деньги сохранить, и мы это сделаем. – по-солдатски послушно ответил чекист. – Если вы отдали все, что есть, то давайте прощаться, а то скоро сюда придут и обыщут все кабинеты. Спасибо вам. Доложим, что передача счетов прошла оперативно и полно…
– Нет! – Возразил Бурковский, – напишите мне расписку, что я вам передал папку с финансовыми документами.
Чекист поморщился:
– Машинистки нет, поэтому я могу написать расписку только от руки.
– Пишите от руки.
Кегебист не спорил. Бурковский протянул ему лист бумаги для печатной машинки, и чекист стал быстро писать. Потом протянул бумагу Бурковскому:
– Извиняюсь, что нет печати, – как бы сострил чекист, – но подпись моя и есть расшифровка фамилии. А теперь – до свидания.
Оба протянули руки для прощания Бурковскому, которые он машинально пожал и чекисты быстрым шагом пошли на первый этаж к выходу.
Это была последняя финансовая операция партии по сохранению партийных денег. Она была разработана еще зимой, знали о ней немногие, и исполнена в последний момент жизни партии. КГБ обязаны были хранить эти деньги для лучших времен. И кегебисты эти деньги честно хранили более десяти лет. Но когда стало понятно, что времена коммунистической партийности никогда не вернутся, у генералов КГБ, которые в момент передачи счетов были полковниками и подполковниками, появились многомиллионые счета в иностранной валюте и некоторые из них стали публично, в наглую бросаться этими деньгами. Таких, просто будут увольнять без выяснения, откуда появились эти деньги. Огласка здесь не нужна. Партийные деньги распределены между властителями и чекистами. Все честно – как у воров на сходке поделен «общак». А эти деньги, – партийные взносы коммунистов. Бывшие коммунисты – вы тоже народ и вас обокрали, как минимум на один раз больше, чем остальной народ.
У Семерчука в кабинете практически не было личных вещей. Он собрал в портфель шариковые ручки, карандаши, начатую пачку писчей бумаги – пригодится детям. Что-то из документов он не стал брать. Сняв галстук и положив его в портфель, он даже с внутренним удовлетворением подумал о том, что закончилась его партийная жизнь и не надо уже соблюдать официальный формализм в одежде. Он стал свободен. Но, чтобы освободиться от идеологии, необходимо некоторое время. Для руководителей партии – время короткое, иногда изменяется мгновенно, для рядовых коммунистов обида за свое партийное прошлое может не пройти никогда – всю жизнь. Его будет грызть мысль – как это его могли долгое время обманывать партийные правители и чувствовать боль за их предательство. Где личная выгода – там предательство. Все предательства, которые творят правители, они называют заботой о народе. Жаль, что среди тех, кому за державу обидно, редко можно обнаружить правителей.
Семерчук вышел из обкома. Его недавние коллеги частично расходились по домам, частично ради любопытства остались в скверике с голубыми елями. А посмотреть был на что – возле входа телевизионщики разворачивали свою аппаратуру, телеведущие давали какие-то указания. Рядом с входными ступеньками в обком стояла толпа националистических демократов. Впереди стоял Саша Смирный. Но это был не тот забитый учителишка, умоляющий знакомых помочь ему со вступлением в партию. Сейчас он отрастил рыжие усы, которые широкой полосой из-под носа, двумя ручьями стекали к подбородку. Когда-то блеклые от постоянных неудач глаза, сейчас горели ярким непримиримым огнем национальной идеи, за которую он был готов стоять до конца. Он отдавал команды и напряженно ждал продолжения, где бы он сам и его ребята проявили бы свою демократичность. Реяли желто-синие флаги, транспарант: «Пусть живет КПСС на Чернобыльской АЭС!» Все замерли в ожидании начала или продолжения действа.
И вот оно настало. Подъехала «Лада», и из нее вышли трое человек – все депутаты городского совета. Им Луганский горсовет поручил опечатать здание обкома. Впереди, радостно блестя цыганскими черными очами, шла Ольга Кирисова. Рядом еще двое депутатов от демократов города. Когда троица подошла к массивным входным дверям, толпа по взмаху руки Смирного затянула «Ще не вмерла Украина…», но пропели только один куплет, потому что по мановению руки Кирисовой, замолкли.
Депутаты перекинулись несколькими словами с телевизионщиками и вошли во внутрь здания. Впереди уже шла поэтесса Татьяна Денежкина с микрофоном в руках вела прямую передачу, за ней оператор с камерой на плече, потом остальные. Денежкина уже два года, как стала работать на телевидении, и сейчас была горда той ролью, которая предназначалась ей – партия ее стихи раньше не замечала, то сейчас увидит ее саму, лично. Но в здании было тихо. Ручки дверей, которые трогали пришедшие, оказались закрыты. На втором этаже они увидели Бурковского, который вышел из своего кабинета, услышав шум в коридоре. Он первым коротко спросил пришедших:
– Что вам нужно?
Денежкина сжав губы до двух ниточек, не отвечая на его вопрос, сурово спросила его:
– Что вы здесь делаете? Здание сейчас будет опечатано. Все должны покинуть его!
Бурковский будто не слыша ее, ответил:
– Идите отсюда. Здание охраняется милицией и не надо его опечатывать. Кстати, а у вас есть хоть какой-то документ?
Кирисова вышла вперед и с сияющей улыбкой протянула ему постановление горсовета. Бурковский взял бумажку в руки и прочитал, потом спросил:
– Но такое серьезное мероприятие, как опечатывание, должно быть подкреплено постановлением прокуратуры.
– Это единогласное решение городского совета и ему надо подчиниться, без всякой прокуратуры.
Бурковский остался один в обкоме партии лишь для того, чтобы удостовериться, что имущество не растянут демократы и, вроде бы, документально передать это здание другому органу. Денежкина продолжала говорить суровым тоном:
– Немедленно покиньте здание. А то мы вынуждены будем вас арестовать за неподчинение…
Какое неподчинение она не уточнила. Бурковский развел руками:
– Что ж, берите здание на хранение. А я на минуту зайду в кабинет и возьму свои вещи.
– Мы идем с вами!
– Зачем?
– Чтобы вы не взяли чего-то лишнего и не испортили имущество!
Бурковский даже рассмеялся:
– Пойдем-те! Смотрите, не заложу ли я бомбу… Все кабинеты закрыты. Нечего вам долго ходить.
Вместе с Денежкиной и Кирисовой он вошел в кабинет и стал складывать личные бумаги в дипломат. Денежкину он видел раньше. Про себя думал: «Это – поэтическая подстилка успела залечь в демократическую постель. Вторая…» Но о второй – Ольге Кирисовой он знал немногое, поэтому не мог придумать никакого сравнения. Но, если бы знал, то эпитеты были бы более красочные. Он взял дипломат в руки и обратился к присутствующим:
– Пошли…
Он шел впереди, остальные позади и получалось, как будто это его охрана. Бурковский вышел на крыльцо и толпа по знаку Смирного закричала:
– В мордовские лагеря его! Палач! Сталинист! На гиляку его!
Но Бурковский, не обращая на них внимания, прошел по скверу и пошел вниз по улице мимо драматического театра.
Семерчук видел, как радостно смеясь, городские депутаты во главе с Кирисовой, вкладывали внутрь замка бумажку со своими подписями и закрывали амбарный замок. Представление закончилось. Но на что обратил внимание Семерчук, кричала только толпа у крыльца, остальные собравшиеся молчали. Народ, как у Пушкина, безмолствовал. Он до конца так и не понял, что же произошло.
А спустя еще два дня на Украине, за подписью бывшего партийного секретаря по идеологии Кравчука, вышло постановление о прекращении деятельности партии на Украине. Пусть все видят, что Украина не зря только что провозгласила свою независимость и ей не нужны постановления центра или другой республики.
5
После августовских событий Семерчук не работал два месяца. Хоть прежняя работа была ликвидирована – лучшего слова не подберешь, он считал, что ему положен отпуск, хотя компенсация за него была выплачена. Он в Крым или еще куда-то отдыхать не поехал, – не было настроения, – а провел осень в своем новом доме. Ему даже стало нравиться собирать поздние помидоры, кабачки и еще какие-то овощи, и он даже стал жалеть, что фруктовые деревья молодые и на них пока плодов нет. А то было бы еще интереснее жить на даче, как он выражался, и консервировать плоды природы на зиму.
Его товарищи по работе находили себе работу, в основном, в частных компаниях, – торговых, транспортных, посреднических… Бурковский пошел работать в бюро по трудоустройству, которое располагалось в левом крыле здания, бывшего обкома партии. И работал он не руководителем, а заведующим небольшого отдела. Из всех бывших работников обкома, он, наверное, единственный, работал в государственном органе. Не нашел более доходного места, – шептались между собой его бывшие товарищи.
Украина гудела в ожидании референдума о независимости и выбора президента. Скрытому бандеровцу Кравчуку противопоставили открытого нациста Чорновола. Кого народ изберет? Ясно, как дважды два! Советский народ никогда не изберет открытого бандеровца. Но Кравчуку этого мало – он вспоминает, что когда был учеником в школе, то носил еду каким-то партизанам. А это было на западной Украине, то там не было красных партизан, были свои – местные из украинской повстанческой армии. Поэтому жители Галиции должны понимать, что Кравчук свой, но об этом пока не надо громко говорить. Но народ не даже не обращает внимания на то, что оба главных кандидата в президенты выходцы с западной Украины. Но он знает общую оценку западенцев, – честных людей среди них нет. Все известные выходцы оттуда были стукачами КГБ и служили верно коммунистической партии. Даже Чорновил, будучи коммунистом и инструктором райкома комсомола сидел первый раз за попытку изнасилования симпатичной комсомолки. Но петух Воркутинской зоны потом сидел за антисоветскую деятельность, и первая уголовная судимость оказалась прикрытой сидением за демократические идеалы в тоталитарное время. Но этого народ не знает, потому что существует табу на уголовные преступления кандидата и лепится из преступника образ великого демократа, борца за независимую Украину. Кто проводит избирательную кампанию понимает, что народ за этого независимца не проголосует. Кравчуку открыт прямой путь в президенты. Тем более, такая умилительная черточка из его биографии – он любит лепить вареники и есть их. А кому не нравятся вареники? Это обычная еда народа. Когда ему нечего есть, он лепит вареники из самых дешевых продуктов: ягод, картошки, капусты и другого, что есть в доме или на огороде. Пусть у народа закрадется в его недалекую голову мысль, – может, и Кравчук иногда голодает? И народ через вареники понимает, – он свой в доску, временами, как и он, не доедает. Правда, упитанность у него намного выше средней, чем в свиноводстве.
Семерчук отдыхал на даче до ноября. Но приходилось в будние дни приезжать в город – дети пошли в школу, и Лене нужна была помощь. Она с сентября вышла на работу. В ноябре отец и тесть оформили все документы на деятельность банка и арендовали несколько комнат в одном из зданий в центре города. Так возник банк «Селенга». Совет директоров возглавил Семерчук-старший. В него вошел Фотин. Но директором банка стал Кушелер – молодой экономист, возраст – немного за тридцать, имеющий опыт работы в финансовой сфере. Вот тогда-то Семерчук-старший сказал Роману, с гоголевским пафосом:
– Ну, сынку, давай берись за работу. Надо делать деньги. Будешь в этом банке, пока, заместителем директора по кадровой политике…
Кадров в банке было немного и у Романа работы практически не было, но зарплата была намного больше, чем в обкоме, шла. Но отец подчеркнул:
– Пока приглядывайся к работе, а на следующий год поедешь учиться в Москву или Киев на менеджера банка. А пока учись здесь. Помни, – не в деньгах счастье, но они обеспечивают его полноту. – мудро подчеркнул отец.
Теперь при разговоре о семейном бизнесе обязательно должен был присутствовать Роман. Старшие вводили его в курс своих бизнес-дел. Пока что-то намечали и ждали окончательного перехода к рынку на Украине. Ельцин в России уже объявил о переходе к рынку с первого января. Правда, депутаты высших органов, возмущенно возразили – первого января праздник для народа и не надо его народу портить. Ельцин вынужден был прислушаться к их крикам, и перенес переход к рынку в России на второе января. А народ молчал. Если молчание золото, то наш народ самый богатый в мире.
Но Роман заметил, что коммерческие планы его отца становились все более масштабнее. Фотин же, наоборот, как-то не стремился к большому бизнесу, предпочитая оставаться в тени Семерчука-старшего. Это беспокоило Романа, как бы один сват не подставил другого свата. Но с отцом он своими мыслями не делился. Зная генеалогические корни Фотина, он успокаивал себя известной поговоркой: «Где хохол побывал, там еврею делать нечего». Под хохлом он имел в виду отца.
Так Роман стал работать в банке. По сравнению с работой в обкоме партии, эта работа его как-то унижала. Если говорить высоким словом и с пафосом – раньше он пропагандировал всеобщее равенство во всем, то теперь взял на вооружение другой лозунг – пусть каждый лично обеспечивает себя во всем. Но когда он получил первую получку, которая оказалась в несколько раз больше, чем он получал в обкоме, то совесть его как-то забыла о всеобщем равенстве. Деньги – лучшее снотворное для совести. И в этом Роман все более и более убеждался.
Референдум его все-таки интересовал. Идя утром на работу, вечером – возвращаясь домой, он с большим интересом читал листовки, расклеенные на столбах и фонарях. Он видел, как руховцы агитировали народ – молодые люди раздавали газеты и листовки прохожим. В стороне стояли их руководители – Баранский – он всегда был с ними, видимо, охранял. Иногда были Кирисова, Смирный. В листовках писалось, сколько чего Украина производит. И действительно по металлу, продовольственным товарам Украина была на первом или втором месте в Европе. Сахара на душу населения производила 118 килограммов, а потребляла только 50. Сахар будет на Украине дешевым, конечно, не бесплатным. Но обязательно ниже себестоимости. Так будет и по другим продуктам. Их будем продавать по мировым ценам России и другим государствам. Это обеспечит дешевизну товара на внутреннем рынке. И это вдалбливалось народу Украины всю осень. Только голосуй за независимость.
Когда Роман приходил домой и смотрел телевизор, то украинские каналы только и внушали зрителям, что в независимой Украине будет жить лучше, чем в Союзе. Агитаторы всех мастей – от националистов, до демократов твердили, что Советский Союз – тюрьма для всех народов, кроме русского. Не осталось национальной культуры и литературы – все вокруг партийно-советское. Россия – вечный угнетатель народов. Надо ее разрушить – раз и навсегда. Да здравствует независимость!
В Луганске приезжие демократы включились в разрушение страны. Виктор Щекочихин – журналист, а попутно писатель из Москвы. Его в Луганске избрали депутатом союзного съезда народных депутатов. Чуть позже, за это он луганчан отблагодарил. Дал интервью, где сказал, что когда его демократический штаб в Москве послал баллотироваться в Луганск, то в первую очередь он схватил карту, и стал искать, где находится этот город Луганск. Луганчане его избрали и обеспечили хорошую зарплату, и сейчас и в будущем. Обидел нас демократ, но и показал уровень своей наглости. Так теперь этот журналист выступал по телевидению для Украины и Луганска, где выпучив жабьи глаза, заикаясь, внушал: «Не бойтесь развала Советского Союза. Пусть на месте империи появятся отдельные государства. Все будет, как в Европе. Границ не будет. Будем передвигаться из государства в государство, как и раньше. Как я сказал, будем жить как в цивилизованной Европе». И при этом глаза навылупку народного депутата не выражали никакого интереса к судьбам народа. Он и при новом строе хорошо устроится – будет снимать фильмы, как плохо живется людям, что появились границы между Россией и Украиной, и это большое препятствие для народа. Но это будет потом. На всем сумеет заработать демократ!
К пробиванию совкового сознания жителей Украины, подключилась более крупная шишка от демократии. С концертами по Украине ездил Кобзон и агитировал народ голосовать за независимость. А чтобы охватить большую народную аудиторию, он выступал по телевидению. Грассирующим голосом партийно-комсомольского певца, он внушал гражданам Украины:
– Это хорошо, что Украина хочет стать независимой. Ей давно надо ее получить. Я родился на Украине и украинский дух из меня не выветрился. – Бил себя в грудь Иосиф Давыдович, – Голосуйте за независимость Украины!
Потом он будет говорить по другому, но это будет потом. А сейчас он разрушал Советский Союз, но не собирался переезжать жить на Украину – из России более эффективно можно руководить постсоветской эстрадой. Ни одно более-менее крупное культурное мероприятие не обойдется без Кобзона. А попутно в Государственной Думе, Иосиф Давыдович будет руководить развитием русской культуры и многонациональной культурой России. Он даже песню споет на бурятском языке – в первый раз депутатом его избрали буряты. Что не сделаешь для того, чтобы попасть на сытную должность депутата Государственной Думы! И закукарекаешь кукушкой! Главное кукушке – положить яйца в нужные гнезда. И безбедная жизнь обеспечена на всю жизнь! И депутаты каждый сезон, то есть в новый созыв, откладывают яйца в большущее гнездо, называемое парламентом, и неважно от какой партии. Наиболее выгодно заниматься такой ерундой, как политика, которая приносит значительный доход.
Накануне референдума в банке состоялось совещание, на котором присутствовали Фотин и Семерчук-старший. Обсуждали текущие вопросы, но не могли обойти референдум. И тут, к удивлению Романа, мнения разошлись. Кушелер – директор банка стоял за независимость Украины. За это же готовился проголосовать Семерчук-старший. Их убежденность строилась на том основании, что в независимой Украине будет больше простора для предпринимательской деятельности местным предпринимателям. В России есть более финансово крепкие люди, и они подомнут под себя украинских банкиров и капиталистов. Фотин не соглашался с ними, считая, что надо привлечь в свою компанию кого-то из Москвы, чтобы быть крепче, надежнее и иметь больше возможностей для расширения своего капитала не только на Россию, а, возможно, и на другие страны. Но к общему мнению не пришли, но этот разговор, особенно позиция отца, заронили в душу Романа сомнение о целесообразности сохранения Союза. Но дома, он Лене твердо говорил, что будет голосовать против независимости, и жена соглашалась с ним.
Тем более, украинские политики стали объяснять, что итоги мартовского референдума о сохранении Союза никто не отменял, и голосовать украинцы будут за подтверждение декларации от 16 июля 1990 года о суверенитете Украины и вхождение ее в состав обновленного Союза – неизвестно, как он еще будет называться. А акт о независимости Украины от 24 августа 1991 года, только подтверждает, что Украины войдет в состав нового Союза, как независимое государство. И народ, который не хотел развала СССР охотно верил в эти лживые разъяснения подлых политиков. Уж, очень не хотелось плохого…
Бандеровец Кравчук обратился к народу, где пообещал не ущемлять русских людей и русский язык. Но для этого надо за него проголосовать, чтобы он стал президентом. И народ ему верил – все-таки недавно был партийным работником и еще не забыл об интернационализме. Но мало кто знал, что он западенец – а они и родную мать продадут…
1 декабря народ шел голосовать. Везде, на избирательных участках висели два документа – декларация о суверенитете, где говорилось о вхождении Украины в новый союз и акт о независимости. Но когда людям давали бюллетень, – страницу заполненную текстом и кто-то читал, написанное на украинском языке, то он вначале читал ссылку на декларацию, где говорилось о вхождении Украины в обновленный союз. Но концовка противоречила декларации – надо было голосовать за независимость Украины.
Роман с Леной пришли на участок голосования часов в десять. К их удивлению, к столам за получением бюллетеней стояла очередь. Они тоже встали к своему столу. Он слышал недоуменные возгласы: «За что голосуем! За новый союз или независимую Украину!» Большинство непонимающих были люди старшего возраста – «Обманули!» Но за отдельными столами сидели наблюдатели, которые разъясняли непонимающим, за что они голосуют. Роман обратил внимание, что наблюдатели говорили на украинском языке, точнее – галицийском. Сразу пришла мысль, что наблюдатели приехали на Донбасс с западной Украины. «Повсюду расползлись националисты» – недовольно подумал Роман, но вслух не стал об этом говорить, даже Лене. А наблюдатели по-украински объясняли непонятливым луганчанам:
– Вы голосуете за незалежность Украины. А потом она будет выбирать – выгоден ей союз… – и дальше замолкали, оставляя остальное на раздумье людей.
Получив бюллетени, Роман и Лена зашли в разные кабинки. Дома они говорили, что проголосуют против независимости. Лена так и сделала, зачеркнув слово «так», что означало «да». Роман, помнил слова отца, что он будет голосовать за независимость, и решил, что отец прав – они выходцы с Карпат. Он зачеркнул слово «нет» и оставил слово «так». Вышел из кабинки и бросил бюллетень в урну. Лена спросила:
– Я проголосовала против, а ты?
– Я тоже, – не дрогнувшим от лжи голосом ответил Семерчук, – против незалежности.
А народ добавлял в бюллетени свои уточнения. В основном они были такими: «За независимость, но в составе обновленного союза». Потом их уточнения, которые были написаны на лицевой части бюллетеня посчитали испорченными, а кто написал на обратной стороне, – посчитали «за».
Как водится при демократии, большинство проголосовало за то, что выгодно меньшинству. Захотелось народу бесплатного сахара. Но чрезмерное употребление сахара приводит к болезням и часто неизлечимым. Будешь ты, народ, вскоре болеть не от поедания бесплатного сахара, а от недоедания хлеба. И болеть всеми болячками, присущими недоделанной, но независимой «державы». И еще, народ, прежде чем заболеть, стоило бы тебе поинтересоваться стоимостью лечения. Народ, чем больше и дольше тебя лечат, тем выше вероятность того, что ты никогда не выздоровеешь.
Тупой ты, народ! Это я и про себя говорю. Если не разобрался в первоначальном массовом обмане себя, то ждет тебя лживая жизнь и в дальнейшем. Власть, замешанная на лжи и обмане, никогда не станет народной! Сила власти определяется слабостью и глупостью подвластных! И ты, народ, оказался глуп.
А через неделю на народ свалилась новая неожиданность. 8 декабря в Беловежской Пуще, собрались три «зубра». Они внешне похожи – сальные, толстомясые и толстокожие. Как настоящие зубры – каждый из них хотел урвать для себя больший клок сена – должность, а с нею – материальную выгоду. От польской границы недалеко – всего восемь километров. Если вдруг армия или еще какая-то политическая сила захочет арестовать их, то можно пешком убежать в Польшу. Но армия духовно сломлена, чекисты преданы правителями. Они не способны защитить тебя, доверчивый на обещания, народ. Но понимали, подонки, что совершают огромную подлость для народа. А коллективная подлость намного мерзостнее индивидуальной!
И посмотри, народ, был ли среди этой троицы русский человек? И ты убеждаешься, что не был. Ельцин – алкаш, с замаскированной под русского человека фамилией, за рюмку страну продаст; подлый бандеровец – Кравчук; лицемерный лис – Шушкевич. Пишут, что омерзительную роль сыграл какой-то Бурбулис. И эти подонки решили судьбу огромной и уникальной по своему этническому составу страны! Они объявили, что СССР создавали четыре республики, но Закавказской Федерации давно нет, поэтому оставшиеся три республики вправе распустить Союз. Врут, сивые мерины! СССР создавался всеми народами. В 1922 году прошли по всей Советской России собрания, начиная с трудовых коллективов и, заканчивая съездами республик, и венец нового государственного образования – съезд Союза Советских Социалистических Республик. СССР – создавал народ, а ликвидировали три не русских холуя, ничего общего не имеющие с многонациональным советским народом. А раз народ создавал уникальное государство, то надо было бы и его еще раз спросить о его сохранении.
И пусть демократы пишут, что народ формально участвовал в создании СССР, был тоталитаризм. Народ, смотри на фамилии, кто это пишет! Русский человек или нет?! Не страшно, если в стаде заводится паршивая овца – страшнее, что она ведет стадо за собой! Козлы повели за собой народ. А лучший козел отпущения – бессловесный народ.
На десятки лет вперед посеяли кровавую вражду между народами.
И будут судимы народами те, кто ликвидировал СССР! Даже после их смерти!
Все равно славянские земли сольются в единое целое. Украина, освободившись от мрази бандеровщины станет единым телом с Россией. Белоруссия и Казахстан, избавившись от диктаторских режимов, так же вольются в Россию.
Смерть страны удовлетворила личные амбиции меньшинства, чтобы заставить страдать большинство!
