Но следующая неделя выдалась для Семерчука не совсем удачной. Словно его ангел-хранитель отвернулся от него. Саша Смирный почему-то не пришел к нему. А может, заходил и не застал его. Саша такой растяпа, что ему и помогать не следует. Если не получится что-то сразу, то опустит руки и положится на веление судьбы. Но это его заботы. По Матвееву он не стал договариваться. Времена другие, авось, ему ничего не будет. Собственно говоря, так и произошло. Матвеева обком больше не трогал.
Новость, которую привез для него секретарь по идеологии – Кревский, была пострашнее. Он вызвал его к себе для притирки планов агитационной работы и сказал Роману:
– В Киеве возражают против вашей кандидатуры на должность зава отделом?
– Почему? – Внутренне похолодев, дрожащим голосом спросил Семерчук. Должность уплывала от него.
– Считают, что вы слишком молоды. Пока вам надо поднабраться опыта и предлагают другую кандидатуру.
– Пришлют, или из наших?
– Из области.
– Кого?
Кревский назвал кандидата из шахтерского города, но не того, которым руководил его отец. Семерчук знал нового кандидата на его должность.
– Так он не намного старше меня.
– Все же постарше. Он, только что закончил высшую партийную школу, и ему нужно подыскать соответствующую должность.
– И я закончил партийную школу. – Продолжал допытываться у Кревского истины, Роман.
И тот, дипломатично уходя от прямого ответа, все же вынужден был сказать Роману правду:
– За него хлопочут из ЦК. Очень влиятельные люди.
– Кто?
Кревский молча пожал плечами, не ответив на этот вопрос.
– Ну, а мнение нашего обкома не учитывается?
– Мы, конечно, заинтересованы, чтобы на этой должности работал наш человек, но им в ЦК виднее.
Умел говорить Кревский так, что не зацепишься за его слова. Недаром он учился заочно в дипломатической академии в Москве, на следующий год ее заканчивал и должен был перейти на новую, заграничную стезю работы.
– Да. – Только и смог разочарованно произнести Семерчук. – Значит, не стоит мне готовиться к выступлению на пленуме. – Это произнес он уже с горечью.
– Почему же? – Возразил Кревский. – Ваше выступление актуально. Тем более мы хотим впервые предложить альтернативные выборы. Перестройка и гласность позволяют это сделать. Приедет на пленум секретарь ЦК Енченко. Он куратор нашей области и Донбасса в целом. Как я понял, ему все равно, кто будет завом. Мы ему будем предлагать вас, но ему в ЦК могут сказать, чтобы поддержал другого. Так, что не отчаивайтесь, работайте. Мы стоим за вас. У нас в области показатели неплохие. Расскажем о вашей личной работе и ваших инициативах. Попробуем его переубедить. Может быть, вам придется лично ему рассказать о своей работе. Готовьтесь…
Роман ушел от Кревского в расстроенных чувствах. Как он старался все это время, работал дни и ночи – без всякого преувеличения. Даже свою семью не видит за этой работой. И вот так получается! Ты не нужен обкому. Кто-то другой займет пригретое тобой место. Настроения работать пропало. А тут заявился к нему Литвяков. Пришлось решать вопрос с ним.
– Роман Богданович, мне, видимо придется уйти отсюда… – Поздоровавшись, расстроено сообщил он.
Попов, после проверки, составил справку витиевато. Прямо не указывал на виновность Литвякова. Но из ее содержания выходило, что Литвяков исказил факты своей проверки и сознательно сделал не те выводы, которые вытекали из созревшей обстановки. Справку надо было написать ему более жесткую.
– Я читал справку Попова. Как это вы могли так поверхностно подойти к проверке?
– Не поверхностно. Мы всегда писали подобные справки. Не выносить же все недостатки наружу. А сейчас…
– А сейчас перестройка, гласность. – Эти слова не сходили с уст партработников, и Семерчук к ним привык, как к ложке и вилке во время еды. Да, они и кормились всю жизнь пропагандой новых идей. – Надо учитывать новую обстановку. А вы сработали по старинке. Сейчас же только и говорят о новом мышлении.
Роман говорил с Литвяковым примирительно и поучающе, хотя тот был старше его. Ни в коем случае, Литвяков не должен подумать, что гнев первого обрушился на голову инструктора с его подачи. Но сейчас Роман не мог сильно притворяться, у него были свои заботы, которые заслонили заботы других.
– Знакомые же там работают… Не захотел подводить. У других подобные же справки о проверке прошли, а у меня нет. Сразу же попала на стол первого. Почему? Не пойму.
Семерчук понял, что Литвяков, может быть, догадывается о его роли в этом деле и решил, что пора и ему притвориться обиженным.
– Скажу вам, только сугубо между нами. Я, может быть, не буду заведующим отделом.
Литвяков удивленно поднял на него глаза.
– Почему? Вы уже давно и хорошо справляетесь с этими обязанностями. Кроме вас я не вижу другой кандидатуры.
– Я только что от Кревского. Он сказал, что ЦК хочет поставить сюда другого…
– Это неправильно.
Литвяков снова был самим собой и высказывал свою точку зрения, не взирая на авторитеты. Честное суждение было слабым местом в его работе. Но признание Семерчука, что он может оказаться временным исполняющим обязанности заведующего, убедило того, что Роман не виноват в его пролете. Они, как бы оказались в одинаковом положении.
– Но это сугубо между нами.
– Понял. Но вы останетесь в отделе, а куда мне идти?
– Найдут место. Свои кадры, даже снятые с работы с более строгими формулировками, чем у вас, у нас не бросают на произвол судьбы.
– Уже нашли. Предлагают или в гороно, или в районо, снова инструктором.
– Нормальное место.
– Я туда не пойду. Не хочу больше командовать. Пойду в школу учителем. Правда, одновременно предлагают быть завучем. Посмотрю.
– Не отчаивайтесь. Поймите правильно. У меня после такого известия секретаря, тоже нет никакого настроения. Поэтому не могу вам сказать утешающих слов. Но всегда заходите, чем могу, тем помогу.
– Я понимаю вас. – Ответил Литвяков и вышел.
«Слава богу! Кажется, меня он не подозревает в подвохе. Такой человек не нужен мне в отделе. – С облегчением думал Семерчук. – Будет только воду мутить своим мнением, да заниматься критиканством. Пусть идет работать, куда хочет».
Семерчук о Литвякове раздумывал – просто так, машинально. Главной была мысль, – что делать ему? Без боя он не хотел сдавать другому место, предназначенное ему. Ситуацию надо было срочно менять. Кто поможет? Прежде всего, тесть. Он дока в аппаратных играх.
Он позвонил тестю, но секретарша ответила, что его нет на месте. Зная, что звонит зять заместителя председателя облисполкома, она сказала, что сообщит ему сама о приходе тестя, телефонным звонком.
День тянулся мучительно долго. Роман больше никуда не ходил выше по начальству, заходили к нему его сотрудники, решали текущие вопросы. Но всю, еще час назад интересную работу, он делал сейчас без интереса, автоматически – согласен, доработать, не пойдет, позвонить кому-то и дать нагоняй, что не выделил деньги на оформление агитации в городе.
Только во второй половине дня позвонил тесть и спросил, что он хочет. Секретарша сообщила ему о звонке зятя. Тесть беспокоился – обычно, во время работы они не звонили друг другу по пустякам. Значит что-то серьезное. И тесть спросил об этом прямо.
– Есть некоторые осложнения в моей работе. – Уклончиво ответил Роман, которому не хотелось по телефону разъяснять суть дела – вдруг их разговор прослушивается. – Нужен ваш совет.
Тесть все понял.
– Зайди вечером к нам.
– Только не поздно.
– Я сегодня постараюсь освободиться во время. У тебя с собой ключи от нашей квартиры?
– С собой.
– Если задержусь немного, подожди.
Ровно в шесть Роман покинул работу. Пусть сегодня задерживаются другие – у него свои заботы.
Квартира тестя была закрыта. Теща, с дочкой и внуками жила летом на даче. Тесть, тоже, как и зять, остался, как бы холостяком. Семерчук своими ключами открыл дверь и вошел в четырехкомнатную квартиру родителей жены. Он мечтал о такой квартире и именно в этом элитном доме, с охраной в подъезде. Таких домов немного в Ворошиловграде. Но, увы, ему еще пыхтеть и пыхтеть до положения тестя.
Хотелось есть, и он полез в холодильник. Достал копченую колбасу, сыр и стал жевать. «Наверное, купил колбасу в своем буфете». – Равнодушно констатировал он. Тесть, как и он, в отсутствии жены не готовил себе горячего.
Семерчук очень уважал тестя. Тот был его главным наставником в жизни после женитьбы. Со своим отцом Роман встречался не часто. Изредка приезжал к родителям на праздники. Отец, в силу своей занятости, не мог часто приезжать к ним в гости. В основном, он забегал к ним во время приезда на совещания, посмотреть на внуков, передать им подарки от бабушки. Образ и характер Романа лепил тесть, – тертый калач, прошедший хорошую обкатку жизни в партийных органах, а недавно перешедший на работу в облисполком. Тесть понимал, что счастье его дочери зависит от мужа, и умело делал карьеру зятю. Тем более фамилии у них были разные и о их родстве знали немногие. Все складывалось неплохо в их родственных связях для хорошей карьеры.
Через полчаса послышался скрежет ключей в замках и вошел тесть – Леонид Михайлович Фотин. Это был среднего роста, полноватый мужчина, давно переваливший пятьдесят лет.
– Ты уже здесь? – Приветствовал он вопросом Романа. – Поел? Правильно сделал. Сейчас я переоденусь, а то на этой жаре пропотел даже пиджак. А ты собери на стол, что есть в холодильнике и возьми там же бутылочку коньяка. Немного отдохнем и поговорим.
– Сделаю. – Ответил Семерчук, не успев поздороваться с тестем из-за его длинного рассуждения и приказания.
Он стал выкладывать из холодильника на кухонный стол еду и поставил бутылку коньяка. Вошел одетый в спортивный костюм Фотин и задал Роману вопрос, который застал его врасплох.
– Что ты в эти выходные не приезжал на дачу? Тебя Лена очень ждала, дети хотят тебя увидеть.
– Времени не было. – Заикаясь, ответил Роман. Не мог же он признаться отцу своей жены, что провел остатки субботнего дня и ночь с Галкой. – В воскресенье писал перспективный план мероприятий по антиалгогольной пропаганде… Срочно требуют… В эту субботу поеду.
– Мог бы приехать. Работа бы не убежала. А то все на тебя обижаются. – Тесть больше не стал заострять вопроса о его непосещении семьи на даче и предложил. – Давай вначале перекусим, а потом о делах.
Он налил в рюмки коньяка, и они выпили. Закусив, тесть коротко обратился к Семерчуку.
– Рассказывай, что случилось? Серьезное?
– Серьезное, Леонид Михайлович. – Тестя он так и не мог называть словом «отец». Но тот не обижался.
И Роман рассказал о разговоре с Кревским, горестно закончив:
– Уплывет от меня это место.
– А что ж ты мне сразу же не сообщил, а ждал до вечера? – Сурово спросил тесть.
– Я звонил вам. Но вас не было на месте.
– Да. Не было. Жара стоит. Посевы горят. Пришлось присутствовать на совещании сельскохозяйственных работников. Ну, хорошо, что сегодня сообщил. Что ж предпринять? – Размышлял Фотин. – Поговорить со Столяренко? Этот негодяй… – Так выразился о хозяине области его близкий соратник, что удивило Романа. Тесть так характеризовал, обычно, подчиненных ему руководителей. А сейчас – первого. – Он откажется меня принять, раз сверху его просят. Найдет причину для отказа. Ты отцу звонил?
– Еще нет.
– Позвони. Сейчас же.
– А что ему сказать?
– У Столяренко была к нему личная просьба – отправить стройматериалы в Киев. Там он строит дом сыну, а может и себе, на всякий случай. Киев – не Ворошиловград. Там приятнее жить на пенсии. Твой отец обещал ему все сделать, но когда тебя утвердят.
– Знаю. А он успел туда отправить машины?
– Не знаю. Поэтому позвони.
Роман подошел к телефону и набрал номер другого города. Но никто не взял трубку, видимо, рабочий день закончился и все ушли. Он позвонил домой, и мать подняла трубку. Она была очень обрадована звонком сына и сразу же стала расспрашивать, как они живут, как внуки, как здоровье всех… Материнская болтовня по пустякам раздражала его и коротко ответив, что все хорошо, он спросил, где отец. Но тот оказался на каком-то торжественном совещании. Роман не говорил, что звонит от тестя, а тот не пытался говорить со сватьей – сейчас главное не родня, а дело. Попросив мать, чтобы отец, когда вернется, обязательно позвонил тестю и ему, он попрощался с матерью, пообещав навестить их ближайшее время.
Фотин был явно разочарован, что не состоялось немедленного разговора с отцом Романа, и продолжил расспрашивать зятя.
– А кого хотят поставить на твое место?
Роман назвал фамилию претендента на его должность.
– Твой отец в том городе знает хорошо все руководство. Пусть выяснит, откуда у него такие связи. Видишь, даже в ЦК его курируют.
– Действительно. Из небольшого городка. Какая может быть связь?
– Может. – Жестко произнес Фотин. – Еще, как все может. Наше государство, как паутиной опутано родственными связями. Браки детей, прежде всего, заключаются на столично-провинциальном уровне, конечно же, детей руководителей. Получается так, что директор крупного завода или местный руководитель, кормит столичную родню, а та, в свою очередь, опекает его сверху. А этой сети, без малого, семьдесят лет. Представляешь многослойную паутину – бабушки и дедушки, их дети, потом внуки, а может уже и правнуки. Сложно в этой сети найти себе ячейку. Партийно-государственный аппарат полностью пронизан родственными связями. За примерами далеко не стоит ходить. Самый видимый – Брежнев и его дубовый зять. А ты разве не такой? – Напрямую спросил Фотин, чем смутил зятя.
– Нет. – Удивленно пожал плечами Семерчук, несколько оскорбленный, плоским сравнением тестя. – Я женился на вашей дочери по любви.
– По любви! – Ехидно усмехнулся Фотин. – Если бы тебе твой отец не дал установку – жениться на моей дочери, ты бы ее до сих пор толком не знал. А она у меня и красавица, и умница. Ей в столице место.
– Вы, думайте, что говорите?! – Зло огрызнулся Семерчук на тестя. – Не представляйте меня таким … ну, прохвостом. Вы же с моим папой расхвалили мне – еще юнцу, свою Лену. Посоветовали приударить за ней. А она встречалась с другим, а я ее отбил у того парня. Забыли?
– Помню. Поэтому и посоветовали тебе за ней ухаживать, чтобы не досталась безродному выродку. Она ж была такая молоденькая, могла влипнуть на всю жизнь в школьного учителя. – И Фотин добавил примирительно. – Ладно, не злись. В тот момент ты все правильно сделал. Ты заслуживаешь ее любви.
Эти слова еще более обозлили Романа.
– А может быть она заслуживает меня? Вы не можете по другому думать о дочери? Или отцовская любовь к ней все заслоняет?
Фотин понял, что сильно переборщил в разговоре с зятем и решил несколько смягчить тон.
– Вы хорошая пара. Заслуживаете друг друга? Но я заметил, что в последнее время Лена ходит, как не своя. Вы не ссоритесь?
Роман не склонен был рассказывать причины охлаждения между ним и женой. Да и он не знал, почему Лена стала замкнутой с ним. Поэтому он решил сказать тестю, то в чем его упрекала жена – пусть знает, как его дочь относится к работе мужа:
– Немного ссоримся. Она не понимает специфику моей работы. – Он решил сказать явное, о чем хорошо знал тесть. – Говорит, что я мало внимание уделяю детям, прихожу домой только ночевать. В общем, забыл о своих отцовских и семейных обязанностях. Этим она недовольна. Она здесь права. – Благородно добавил он. – У меня нет времени даже съездить на дачу, проведать их. Стараюсь сейчас очень хорошо работать.
Фотин правильно понял его и ответил:
– Да. Она права и ты прав. Надо бы ей все объяснить. Настрою мать, чтобы поговорила с ней, еще раз рассказала, как она со мной жила. У меня ж была такая же ситуация. Пока дети были маленькие.
Он вдруг посмотрел на Романа пронизывающим взглядом из-под тронутых сединой бровей, от которого у него похолодело в груди. Тесть подготовил для него коварный удар – вот что мог выражать его взгляд.
– А может она догадывается, или может быть узнала, что у тебя есть любовницы? И ты ей изменяешь.
Он выжидательно смотрел на зятя, видимо, довольный произведенным эффектом. Теперь у Романа все оборвалось в груди – следит за ним тесть, все знает старый пес! И он заикающимся голосом произнес:
– Какие еще любовницы? У меня времени и сил не хватает для вашей дочери, не то, что куда-то на сторону.
– Для этих дел всегда найдутся силы и время. У кого ты провел последнее воскресенье? Напомнить?
Роман затравленно поглядел на тестя, но попытался сопротивляться.
– Дома. Я же сказал. Готовил план мероприятий по трезвенности…
– Раз сам не сознаешься, так я скажу, с кем ты готовил эти мероприятия. В постели, с Давыденко Галиной!
Фотин с довольной улыбкой смотрел на Семерчука, – пусть знает, этот молодняк, что его, старого волка, на мякине не проведешь.
– А откуда вы знаете? – Уже не сопротивляясь, и этим самым, признавая свое поражение в разговоре, тихо спросил Роман.
– Я все знаю о тебе. И Галина у тебя не одна. Сейчас. – Уточнил он. – И до нее были. Как дети у тебя вырастут, подскажу тебе, как следить за зятьями и невестками. Но я тебя не хочу ругать за это. Житейское дело. Но, если об этом узнает Лена, то смотри. А если дело дойдет до развода… Понял? – Он не договорил своей угрозы, но Роман все понял.
– Понял. – Еще тише произнес Роман.
– Я желаю дочери только счастья. Внуки у меня золотые. Я, кажется, их люблю больше дочери. А она ж у меня любимица. Я ее старался не подпускать с детства ко всей житейской грязи и сейчас оберегаю. Так, что смотри. Будь осторожен.
Это тесть уже советовал, что было слышно по интонации голоса.
– Давай еще по рюмке, и закончим обсуждение твоей проблемы.
Эта была вторая рюмка за время ужина, но Фотин, видимо, был не настроен на большую выпивку. После того, как закусили, он задумчиво произнес:
– Так, говоришь, Енченко едет на пленум. Знаю его. Не раз выпивали. Если ему сказали рекомендовать не тебя, а другого, то он так и сделает. Жаль, что не знаем, кто его просит – вышестоящее или нижестоящее начальство.
Фотин задумался, а Семерчук не стал вмешиваться с советами в его размышления. Он не мог отойти от слов тестя, насчет любовниц. «Откуда он все знает обо мне?» – сверлила мозг навязчивая мысль. Наконец, Фотин произнес:
– Есть один беспроигрышный план. Но при условии, если Енченко примет его. – Он пристально посмотрел на Романа, словно проверяя – готов ли зять к новому удару и медленно произнес. – По молодости лет, да и в зрелости, Енченко очень любил красивых баб. Об этом знали, все и когда он приезжал в область, предоставляли ему таковых. Но я давно с ним не виделся, да и вряд ли он захочет сейчас со мной разговаривать – очень большая шишка. Его будет опекать Столяренко днем и ночью. Другим места не будет. Я постараюсь с твоим отцом переговорить, чтобы первый тебя взял в близкое окружение к Енченко. Но остальное будет зависеть от тебя. Подготовь ему, на всякий случай, одну из своих любовниц. Может, клюнет. Он раньше здоровый был бугай. Как сейчас, не знаю. Но так, чтобы он понял, что девка от тебя.
Роман, вообще, задохнулся от такого предложения тестя и долго глотал воздух ртом, прежде, чем вымолвить:
– Я такими делами еще не занимался…
– Ты еще многим не занимался. – Жестко произнес Фотин. – Нам приходится не только сидеть в президиумах, но и разгребать грязь. Учись! А что я тебя, собственно говоря, уговариваю. Тебе это нужнее. Продумай, кого ты сможешь уговорить. Только надежную девку. Не болтливую, и не слишком ломучую. Ну и на морду, соответственно… Чтобы секретарю сильно захотелось.
– Не знаю. Мне это противно.
– Твое дело. – Повторил тесть. – Мы с твоим отцом можем не уломать Столяренко, а до Енченко нам, ныне, не дойти. – Фотин глубоко вздохнул и потянулся на стуле. – Устал я сегодня. Посмотрю сейчас последние новости по телевизору и лягу спать. Завтра поеду на дачу. Если хочешь, тебя возьму?
– Не знаю, во сколько завтра освобожусь.
– Смотри, как лучше. Если нужно быть здесь, то не езжай со мной. Твое дело важнее. А Лене я объясню твои проблемы. Думаю, она все поймет. Она была в детстве такая послушная и сообразительная. Должна понять нашу работу. – Уверенно закончил тесть.
Пора было уходить, и Роман поднялся со стула.
– Вы завтра никуда не уезжаете по области.
– Не должен. Может твой отец вырвется сюда?
– Тогда я буду держать связь с вами. Только сообщайте мне, куда будете отлучаться.
На следующий день, к обеду, приехал отец Семерчука. Роману позвонил тесть и сообщил об этом. Тот сразу же побежал в облисполком, благо здания находились рядом.
Отец сидел в кабинете первого зампреда облисполкома и разговаривал со сватом. Это был статный, располневший, седовласый мужчина, за пятьдесят лет. Когда Роман зашел в кабинет, то отец коротко приветствовал его кивком головы, не спросив о семье и внуках, и сразу же перешел к делу.
– Значит, возникли сложности. А обещал Столяренко, – проблем не будет. А я уже договорился в домостроительном комбинате. Ему сделали бетонные спецблоки для дома, и планировал на днях отправить их в Киев. Теперь пусть подождет. Он сейчас у себя?
– Был у себя. – Коротко ответил Роман.
– К нему попасть можно? – Это отец спросил Фотина.
– Сложно. Но тебя он может принять. Попробуй.
– Конечно, попробую. Недаром я бросил все дела и примчался сюда. Я сейчас пойду. – Решительности и пробивной силы Семерчуку-старшему было не занимать.
– Потом ты мне сообщишь о разговоре, Богдан Романович. – Попросил Фотин. – Может, ближе к вечеру зайдешь ко мне?
– О разговоре сообщу. Может, позвоню или через Романа. А зайти не смогу. Дел невпроворот. Добыча на шахтах падает, новая техника не поступает, коммунальное хозяйство прохудилось, не знаю, за что и хвататься. Всех надо подгонять, держать под личным контролем, стучать кулаком по столу… Ух, как все надоело! Так что в следующий раз посидим, когда приеду на какое-нибудь совещание.
– Понимаю, сват. – Ответил Фотин. – У меня точно такое же положение.
Они пожали руки на прощание и Семерчуки вышли. На улице отец сказал шоферу машины, чтобы подъехал к обкому, а сами они пошли пешком.
– Что же это сват не уследил за таким поворотом дел? – Спросил старший Семерчук.
– Мы уже и не следили. Считали вопрос решенным.
– Решенным, решенным! – Раздраженно ответил отец. – Вопрос не может быть решенным, пока его не запротоколировали. Как будто забыли и не знали этого золотого правила. Пленум через два дня?
– Да.
– Как бы прорваться к Столяренко. – Вслух раздумывал Семерчук-старший. – Сейчас, накануне пленума, у него не будет времени. Надо встречать и ублажать этого кабана!
– Какого?
– Енченко. Он посетит один завод, проведет заседание, а остальное время будет жрать и отдыхать. Сошлется на нездоровье, попросит тишины и покоя.
«Так ему может не потребоваться…, ну как ее… любовница!» – Облегченно подумал Роман, но вслух ничего не сказал.
А отец распорядился:
– Я пока пойду к нему, а ты будь у себя. Никуда не уходи.
– Хорошо.
Роман сидел в своем кабинете, перебирал бумаги и ждал отца. Ему хотелось одного, – чтобы никто к нему не заходил и не мешал ему ждать ответа. Но вошел Попов. Его коренастая фигура, с выпуклой, как у атлета, грудью, протиснулась сквозь полуоткрытую дверь. Он, когда хотел сообщить плохое, не открывал дверь полностью.
– Можно, к вам Роман Богданович?
– Да. Заходите, Владимир Николаевич. Что у вас.
– Я по поводу Литвякова. Мое мнение такое, что его нельзя допускать к работе с людьми. Будет портить партийную линию. Я узнал, что он собирается идти работать в школу.
– Да. Предлагают место завуча. Я не вижу, что он там может испортить.
– Там педагогический коллектив, дети. Они восприимчивы к неординарным идеям. Я бы так мягко сказал.
– А куда вы его предлагаете переместить?
– В общество охраны памятников. Там освободилось место заместителя. Вроде должность и, в тоже время, не заметная. В охране памятников он не будет сильно влиять на окружающих. Там и коллектив – несколько человек.
– Может вы и правы, Владимир Николаевич. После пленума я поговорю с секретарем по этому поводу. Ему действительно, нужно тихое местечко. Спасибо за совет.
– Всегда рад помочь. – Попов немного помолчал. – Ходят слухи на ваше место хотят назначить другого?
Семерчук недовольно поморщился. Такие разговоры для него сейчас, были словно нож в сердце. И он ответил, как подобает дисциплинированному партийцу:
– Кадровая политика – приоритетное дело партии. Она знает, где и кому, лучше работать.
– Да. – Торопливо согласился Попов. – Я, например, знаю, что дальше инструктора мне не выбиться. Вы молоды и у вас впереди все. Но жаль, если вас не поставят. Мы к вам уже привыкли.
Семерчуку было неприятно слушать его участливые рассуждения, и он решил прервать Попова:
– Если у вас все, то мне надо срочно подготовить отчет. А позже приходите. Поговорим.
– Иду. У меня тоже много работы. Желаю утверждения. – Это он, вроде, произнес с подковыркой, и вышел.
Отец появился в его кабинете часа через три. Лицо его выражало недовольство.
– Что? – Сразу же выпалил вопросом сын.
– Ничего. – Коротко ответил Семерчук-старший. – Встретился на две минуты. Он обещает стоять за тебя, но ничего не гарантирует. Я пообещал после пленума отправить ему стройматериалы. Пусть думает.
– А он не отомстит нам за это? – Осторожно спросил Роман.
– Если начнет мстить, то я всем скажу, что он от меня требовал. Это не полгода назад, когда надо было молчать, сейчас гласность. – Цинично ответил Семерчук-старший. – Посмотрим через три дня. Ну, а теперь, сынок, я поехал домой. Работы много. Да, передавай всем привет. Как дети? – Наконец, вспомнил он о внуках.
– Нормально. На даче с тещей.
– Приезжайте к нам. Может мать приедет. Она рвется сюда, на вас посмотреть.
– Приезжайте и вы.
Отец махнул рукой сыну, тот таким же движением попрощался с ним. Некогда из-за такой работы и приехать в гости. Она заполонила и их личную жизнь.
Роман, после ухода отца, обхватил голову руками и задумался. Столяренко мог сейчас не помочь. Оставался один выход – найти для секретаря ЦК, ну как ее – женщину или бабу. Короче говоря, любовницу. Кого же он может предложить старому кабану, – как выразился отец. А кто согласится? Не подбирать же девку из ресторанов и гостиниц. Нужна своя, все знающая и понимающая. Он стал перебирать в голове своих бывших и настоящих любовниц и знакомых. Кого уговаривать? Кто согласится? Кто?
От напряженного раздумья раскалывалась башка.