Девчонка с судорожным всхлипом вцепилась в него обеими руками, повисла на его шее и отдалась с таким пылом и жаром, что все вытворявшееся ими в их первый раз показалось бы стороннему наблюдателю, случись вдруг таковой поблизости, невинными играми серых монашек.
Потом они сидели за тем самым столом с часами и мило беседовали. Настроение у Жанет поменялось самым волшебным образом. Она, похоже, меняла его легче, чем перчатки, те еще надо было стянуть с каждого пальца. Первые объятия для девочки, видимо, проходили по ведомству знакомства, зато вторые несли в себе смысл чуть ли не сакральный, и скрепляли устный договор крепче любой подписи и печати. Дальнейшая судьба явно перестала ее волновать.
Генрик все время прощупывал ее "психическое нутро" в поисках, как он это для себя определял, "заначки", то есть участков психики, закрытых от собеседника, но не находил их. Девочка смотрела на него чуть ли не влюбленными глазами, трещала без умолку и, похоже, не собиралась скрывать не только ни единого факта своей немудрящей биографии. Не только всего того, что знала – а знала она, как выяснилось, немало – она не собиралась скрывать от него и своих мыслей со всеми их оттенками и нюансами. Она относилась к их договору со всей возможной серьезностью, собиралась быть Генрику преданной душой и телом и – а вот это уже вообще не лезло ни в какие ворота – собиралась со всей решительностью порвать со своими нынешними интимными друзьями, которых только в ее активной сиюминутной памяти Генрик насчитал аж целых шесть или даже семь штук.
В беседе выяснилось великое множество наиинтереснейших разных интересностей. Это старое университетское здание было просто, ну, прелесть что такое. Кто бы мог подумать, что таинственный библиотечный зал, в котором он только что при столь приятных обстоятельствах познакомился с Жанет, находится рядом с мемориальным залом университетского музея… а там с незапамятных времен хранятся, точнее, пылятся артефакты, якобы принадлежавшие тому самому фотонному корыту по имени "Мейфлауер"… которое якобы после аварии умудрилось плюхнуться на пригодную к жизни планету… якобы имея на борту переселенцев… якобы аж с самой Земли! В самое ближайшее время Генрик был намерен установить, что в этих старых преданиях правда, а что муть туманная, потому и книгу он забрал себе, пообещав притащить Жанет копию на ближайшее свидание. Жанет охотно согласилась – копию она могла читать, не прячась и не конспирируя. Все равно, если кто и увидит, то ничего не заподозрит. В любой книжной лавке подобных фолиантов навалом.
Следует признать, что идея устроить доставку подопытных тел в подземелья лаборатории именно из этой связки помещений – хранилище запрещенных книг и мемориальный зал – была очень даже неплоха. В мемориальный зал даже ненормального человека затащить было невозможно, не говоря уж о нормальном.
Что же касается тайного входа в хранилище, то кто его устроил и когда – вопросы, конечно, интересные, но праздные, а зачем – еще и глупый. А чтобы попытаться залезть в хранилище запрещенных книг, мало было быть ненормальным человеком. Мало было быть даже чрезмерно любопытной внучкой Главного Хранителя Фондов. Для этого надо было еще знать единственную слабость старого хранителя, любившего перед сном отгородиться от остального мира крепко запертыми дверями и пропустить рюмку – другую… ну и, естественно, уметь этой слабостью пользоваться.
Все это, со всей приличествующей порядочной девушке скромностью потупив глазки и надувая губки, Жанет поведала своему новому знакомому. Вот только окружающая обстановка… полумрак… и все такое… Мысли "нового знакомого" то и дело устремлялись на ту самую уже проторенную дорогу, куда уговаривали свернуть путеводный указатель и пламенный призыв, начертанный в столь интересном месте. Поневоле приходилось отвлекаться. Так что, в конце концов, Жанет пришлось даже приложить некоторые усилия, чтобы заставить своего нового друга позволить ей показать ему, наконец, как устроена потайная дверца.
В реальной стоимости местных денег Фетмен разбирался все еще слабо. Не в смысле – что почем в соотношении с имперской валютой – хрен вам всем, тут-то он уж как-нибудь, тут его не надуешь – а в смысле сколько стоит та или иная сумма в глазах представителей разных групп глазастых лемуров. Вот здесь он пока еще плавал. Брандис советовал ему с девкою не скупиться, если понравится, конечно. А не понравится – выгнать так. Девка, с одной стороны, была уже не девственна, а с другой стороны, в постельном мастерстве ей весьма далеко было не только до имперских, но даже и до азерских профессионалок. Однако же в самой ее неловкости и неопытности оказалось столько неожиданного и непривычного очарования, что Фетмен, умилившись, предложил ей все же сумму, в его глазах совершенно ничтожную – девка, конечно, ничего не умеет, но уж больно свежа и трогательна.
Полученная сумма на бедняжку впечатление произвела совершенно убойное. У девочки явственно перехватило дыхание, и глазки вылезли на лоб. Расставаясь, она целовала его со всем своим неумелым пылом и лепетала что-то в том смысле, что если его милость вдруг, то она лично – всегда, совершенно немедленно, со всем возможным тщанием, и абсолютно неважно, будет она уже к этому времени замужем, или нет.
Брандис, на любопытный вопрос которого со стороны Фетмена воспоследовала самая исчерпывающая информация, хохотал до колик в животе.
– Как звали Вашу прелестницу?.. Гретхен?.. Поразительно, мою тоже. Так вот, дорогой друг и покровитель, это был мимолетный каприз. Таких Гретхочек мы с Вами в любой миг можем иметь целыми пачками хоть бы и для коллективных кувырканий, а уж за сумму, которую Вы ей отвалили, ейный женишок, стань он даже к этому времени мужем, с ейным же папашкою будут над вами заместо канделябров свечки держать.
– Кстати, – спросил Фетмен заинтересованно, – а мужики ваших пассий, что же, они всегда вот так уходят?
– Жить-то хочется, – смеялся Брандис. – Некоторые, впрочем, иногда взбрыкивают. Пакаторы хватаются за палаши, быдло за ножи. Всякое бывает.
Совещание у Советника почему-то все время откладывалось, надо понимать, не все у них ладилось с этим запуском на Трассу рексовой копии. Так сказать, Рекса-недоноска. А серый офицер Изегрим – оказывается, он имел в Сумеречном ордене ранг аббата – тип хитрый и пронырливый, который повадился ходить к Фетмену и набивался в друзья и конфиденты, все время вздыхал и стонал, что время уходит. Очень его почему-то беспокоила погода на Трассе.
Брандис советовал быть с этим типом поосторожнее. Выскочил Изегрим из полнейшей неизвестности относительно недавно, но уже успел занять весьма прочные позиции в иерархии тутошних силовиков, хоть он и лемур, причем – по слухам – происхождения самого сиволапого.
– Он и возле меня вертелся, выспрашивал, вынюхивал. Очень уж ему хочется знать, для чего вся эта история с Трассой затеяна? Кого это лично он, Изегрим, на ней выслеживает и ловит, и – зачем? Понять не могу, то ли он, и в самом деле, любопытствует, то ли хочет выслужиться и так неуклюже шпионит? Дурак, что ли? Я лично категорически не знаю и не хочу знать, что на этой Трассе делается и, тем более, зачем. Рассказывать начнут, так я уши заткну. Меньше знаешь, дольше живешь.
Фетмена, между тем, все больше занимала – и привлекала, что греха таить – та самая обладательница красивого филея, что была приставлена к его ночному горшку. Из осторожно проведенного расследования выяснилось, что является она бывшей женой провинциального пакатора, неким знатным покровителем за оказанные услуги особого свойства пристроенной ко двору, где по мере сил – немалых – и способностей – выдающихся – занимается сколачиванием состояния – серьезного. Оно и естественно, годы идут, а замужем за вахлачной пакаторской мелочью уже побывала.
Своего повелителя обладательница красивого филея поняла с полунамека и тут же объяснила, что сиюминутно соответствовать не может, поскольку по независящим от нее причинам вынуждена носить белье специфического свойства.
Впрочем, с известной натяжкой, к смене белья можно было попробовать примериться уже сегодня, так что дежурный шаркун тут же и получил все необходимые предписания.
Карты Фетману спутал все тот же вездесущий Брандис.
Прорвавшись в покои сэра заместителя Наместника несмотря на сопротивление шаркуна, совершенно необычным для себя серьезным и даже мрачным тоном он сказал:
– Сегодня, сэр Фетмен, Вы получите приглашение на полуофициальную трапезу к Наместнику… легкий ужин в компании, куда надлежит явиться при полном параде и непременно вовремя. Хочу Вас предупредить, что лица будут присутствовать самые, как бы это сказать, ответственные, в том числе и теневые. Мне в это общество хода нет, так что если хотите подготовиться, об этом следует позаботиться заранее. Я, конечно, полностью в Вашем распоряжении, – Брандис понизил голос до полной конфиденциальности, – но если Вы захотите воспользоваться мною… дворец не совсем подходящее место для такой подготовительной беседы. Не хотите ли пригласить меня прогуляться по городу? Прогуляемся по Праттеру, или вот Вы давно хотели взглянуть на университет. Где-нибудь там и отобедаем, за обедом и поговорим. В университетских тавернах вполне прилично готовят. Заодно, если придет такое желание, поохотимся на местных лялек, там встречаются прелестные и вполне себе доступные экземпляры – для наших денег или палашей доступные, разумеется.
Для этой прогулки пришлось переодеться в малинового гвардейца. Аристократ в сопровождении малиновых, по словам Брандиса, смотрелся бы в университете почему-то подозрительно. В другое время Фетмен все глаза бы проглядел и облазил все уголки, но сейчас ему было не до любопытствий. Тем более что перед самым их выходом из дворца посланец от Наместника явился таки и приглашение принес.
Для беседы выбрали кабачок при странноприимном доме, уютно примостившийся под самой стеной Капитулярия. Кабак был старый и невероятно уютный. Вокруг в обществе разномастных красоток буйно и весело гуляла студиозная братия, обсевшая составленные вместе центральные столы. Время от времени братия во все луженые молодые глотки орала тосты, к которым – в случае актуальности – с шумным энтузиазмом присоединялись окрестные пированты с соседних столов. То там, то тут студиозусы принимались петь, причем песни пелись далеко не всегда приличного содержания… то есть, чаще всего именно что неприличного, но – удивительно! – и по музыке, и по текстам, да и по исполнению тоже были, по мнению Фетмена, чудо как хороши. Насколько он мог судить, конечно. Вот и сейчас, сидевшая на коленях у развеселого студиозуса красотка в раздрызганном платье, за пределами любых приличий демонстрировавшем ее голые груди, выводила задорным голосом:
…пусть кому-то это странно, все мы девственно честны!
Полудевы, полудамы, не допустим мужу срама,
Не найдет жених изъяна, доступ только со спины…
Брандис на удивленное замечание Фетмена заметил рассеянно, что да, парадокс, чем примитивнее общество, тем красивее и – что характерно – осмысленнее в нем и песни, и стихи… а что касается грудок, то согласитесь, девочке есть что показать.
Брандис щелкнул пальцами, подзывая к себе полового, и поднял бровь. Половой, без слов понимая особенности заказа и поминутно кланяясь, мгновенно организовал для уважаемых гостей пару отдельных столиков в углу, дабы ни одна беспутная душа не могла помешать их приватной беседе.
– Ваганты. Студиозусы. – Брандис рассеянно пожимал плечами, обстоятельно обустраиваясь в предложенном месте. – Курсистки или подружки студиозусов, как эта, к примеру, которая поет. И они не певцы-профессионалы. А вот вы профессионалов, трубадуров послушайте. Это вообще что-то! Никакие имперские вопильно-инструментальные группы, самые что ни на есть продвинутые, им в подметки не годятся. Ни "Оушены рапанусы", ни "Рыла скривило", никакие. Да и ваганты от трубадуров, если честно, отличаются не качеством фьютов, а специфичностью содержания. У трубадуров все тексты мечтательно-возвышенные, а эти еще петь не кончили, как вам уже хочется хватать ближайшую девку и задирать ей подол. Да вот, хотя бы, послушайте.
Девица закончила свой фьют под восторженный свист и аплодисменты окружающих, а сидевший неподалеку студиозус в берете с пером и пакаторской бляхой вытянул из-за спины странноватого вида музыкальный инструмент и с предельно задумчивым видом пробежался пальцами по струнам.
Студиозуса здесь явно знали, потому что шум и гам в кабаке тут же стих.
Инструмент Фетмену был совершенно не знаком, гитара не гитара… в общем, черт знает что, на недоуменный его вопрос Брандис пробормотал что-то вроде "виолон д’амур". Студиозус, между тем, выводил уже чистым невероятной красоты голосом:
Распахни ты мембрану портала
И скользни в непроглядную тень.
Чтобы мама тебя не поймала,
Потемнее накидку надень.
Где колышутся ветви латаний,
Милый друг, я тебя обожду.
После жадных и нежных лобзаний
Кружева с влажных губ отведу.
Отвали потихоньку в калитку…
Прибежали половые, столик оказался накрыт в мгновение ока. Собеседники дослушали фьют, выпили, отдали должное местной кухне и, наконец, насытившись, приступили к долгожданному разговору.
Сопровождающие – четыре усатых малиновых гвардейца – разговором не интересовались, потягивали за соседним столиком винцо и поглядывали по сторонам, выражения на лицах имея типичное для охранников умозрительно – собачье. А Брандис, который, как всегда, был "полностью в курсе", шептал в Фетменово ухо:
–… собираться изволят весьма и весьма значительные лица. И собираются они только и исключительно ради Вас.
– Будем откровенны друг с другом, – возбужденно шипел Брандис. – В Империи что-то назревает, это все видят, все чувствуют… вот только что? Нет-нет, я Вас ни о чем не спрашиваю, боже упаси. Ни в коем случае. Но чиновники – чуткий народ. И каждый в подковерных схватках не одну крысу обглодал до скелета. Чиновник спинным мозгом чует малейшие намеки на перемены, и реагирует мгновенно. Вот, например, появилось такое словечко "адепт". Еще никто толком не знает, что за адепт? Чей адепт и почему? А все вокруг уже поделились на адептов и не адептов, причем свои – сплошь адепты, а чужие вовсе даже и нет. А еще, так сказать, причемее получается, что чем ближе личность к Серому Ордену, тем она, если так можно выразиться, "адептнее", а чем ближе к нынешним аристократам, тем "чужее". Ясный пень – ни одна из правящих на континенте династий к адептам не относится. Не относятся к ним и множество старинных аристократических родов. И не менее ясно, что "неадепты" предназначены "адептам" на заклание и всяческий прокорм. Что – хи-хи – сулит господам аристократам в самом ближайшем будущем весьма вероятную трансформацию из "их милостей" в простые благолепия… это в лучшем случае, а то и что-нибудь похуже.
Брандис остро посмотрел в лицо Фетмена и, столкнувшись с ним взглядом, глаз на этот раз не отвел, смотрел твердо и решительно, очевидно полагая, что пришел момент расставить все точки над "и".
– Надо полагать, господа адепты все тут уже заранее поделили?
– В точку, – кивнул Брандис. – Всю планету. А тут вдруг Вы. Камнем на голову. Вы для них непонятный и не поддающийся учету фактор. Вы их пугаете. Они хотят от Вас откупиться.
– Ну, что же, – раздумчиво протянул Фетмен, – в таком случае мне следует озаботиться получением необходимой информации.
Малиновый Брандис криво ухмыльнулся.
Фетмен задумался.
Брандис подчинялся непосредственно Наместнику, так что претендовал, по-видимому, на роль союзника и младшего партнера. Конечно, лучше бы иметь его в формальном подчинении, но и в качестве подельника он был бы Фетмену нужен и выгоден не только как бесценный источник информации, но и в качестве противовеса капитан-биопше. Независимость и неуправляемость азерской красотки начала уже Фетмена не просто тяготить, или, выражаясь его собственными словами, "грузить", но – до-ста-ла! Самое время было бы сейчас от нее избавиться, однако заменить ее было некем, да и страшновато было бы без нее обходиться, если откровенно.
Фетмен решительно шлепнул по столу пухлой ладонью.
– Я был бы Вам благодарен, сэр Брандис, если бы Вы детально ознакомили меня с хитросплетениями местной политики, со всеми ее подводными камнями… и учтите, сэр, я умею быть благодарным.
– Вы позволите мне сначала задать Вам несколько вопросов, сэр?
– О, пожалуйста-пожалуйста. Я был бы удивлен, если бы Вы этого не сделали.
– Благодарю Вас, сэр. Скажите, Вам когда-нибудь приходилось беседовать с Его светлостью сэром Советником от информации лично?
– Но я сюда и откомандирован в его личное распоряжение, – удивился Фетмен.
– Это, как раз, понятно, – сказал Брандис. – А вот слово "Полигон" Вам о чем-нибудь говорит?
– Разумеется, – еще более удивился Фетмен. – Моей задачей как раз и является инспектирование…
– Ради бога, молчите, сэр! – зашипел насмерть перепуганный Брандис. – Мне вполне достаточно знать, что это слово Вам знакомо… тем более что я о нем и слышать-то ничего не должен… Еще один вопрос, сэр. Последнее время поговаривают о какой-то женщине в окружении Его Величия. Очень красивой и невероятно влиятельной женщине… вам о ней что-нибудь известно?
– Вы имеете в виду леди Эни Боди? Да, я ее прекрасно знаю. Более того, я нахожусь с нею в очень непростых личных отношениях. Дело, видите ли, в том…
– Ни слова больше, сэр. Вы высказались с исчерпывающей полнотой. Считайте меня самым старательным и усердным своим сотрудником, а если дело пойдет, как следует, то и Самым Верным Подданным.
Брандис незамедлительно придвинулся вплотную, и из слов малинового капитана Фетмен уяснил себе достаточно любопытные вещи.
Действительно, к моменту итоговой встречи высоких договаривающихся сторон спорные вопросы среди узкого круга посвященных "адептов" были уже практически утрясены. И тут в их тихое болото камнем плюхнулся Фетмен. Все бы ничего, но с высоты их колоколен зубастым адептам казалось, что камень-то запустил сам Координатор.
Никто ни секунды не сомневался, что новичок – жук еще тот, освоится он очень быстро. Надо было делиться. Самим. Пока не поздно. Что-то уступать, чем-то поступаться. Причем не графством каким-нибудь занюханным на границе со степью и под боком у степных разбойников – викингов, а чем-то очень-очень крупным, и, следовательно, все предыдущие договоренности летели гиппу под хвост. Вокруг сэра Наместника, как самого доступного из высших представителей Имперской власти – административный Генеральный актуализатор, это вам не хрен с морковкой, а человек, облеченный правом принимать решения – так вот, вокруг него кипели нешуточные страсти. Все знали, что сэр Гольденцвикс, как имперский барон и все такое, личных интересов на Темной не имеет, мелковата для него Темная, его род владеет городами в Старых Мирах, а посему он одинаково дистанцируется и от информантов, и от теологов. Сослали его сюда после того, как он завалил поручение аж самого Его Величия, и ясно же, он поддержит координаторова близкого человека сэра Фетмена, на какой бы кусок тот не разинул рот, в расчете – я тебе, ты мне.
– Самые лакомые куски на Темной это три страны: Гегемонат, Франконат и Свенланд. На Гегемонат и Франконат тебе претендовать не надо, – возбужденно шипел Брандис, в ажитации переходя на ты. – Это по здешним масштабам Гегемонат всепланетный лидер, а Франконат второй по силе и богатству. Во-первых, они торчат перед глазами, так что при любом раскладе за них будет главная грызня и сейчас, и в будущем, случись какой передел власти. Из крупных, так сказать, "лакомств" есть еще Бразил и Чина, но их нам, имперцам, вообще не стоит брать в расчет. А во-вторых, самое милое дело – Свенланд. Вроде ты как бы лох, берешь промышленную страну и не понимаешь, что здешняя промышленность гроша медного не стоит. А лох-то на самом деле совсем и не ты. Единственная настоящая ценность на Темной по имперским масштабам – титулы. Какие титулы носят здешние властители? В Гегемонате – Гегемон. Во Франконате – Верховный Франкон. Это что такое? Кто во Внешних Мирах знает такие титулы? А вот в Свенланде верховный владыка – король. Король! Понял? Понял?
– А у этих, у чинцев с бразильянцами, какие титулы?
– Я и говорю, что для имперского уха – смеху полные кюлоты. У чинцев – Великий Мандарин, но мандарин для имперца, это не титул, а фрукт! Фрукт, слегка напоминающий эпл д’оранж, только помельче и покислее. А у Педров и вообще республика!
– У кого?
– У Педров. Бразильянцев так дразнят. У них Педро самое распространенное имя. Педров этих там, что слопсов нерезаных, не пересчитать. Куда, так сказать, ни харкни, непременно угодишь в какого-нибудь Педру.
Фетмен задумчиво кивал головой. Да, звучать это будет потрясающе: его величество король Свенландский Ричард Первый, основатель династии Фетменов. Даже Рекс на своей Азере всего лишь вице… Может, потомки еще и Великим назовут, с основателями династий это сплошь и рядом бывает… А Брандис продолжал, в ажитации брызжа слюной:
– Я уже распустил слух, что имею насчет тебя недвусмысленный приказ: обеспечить, чтобы… Вы были довольны. Так что если вдруг кто будет возникать, Вы многозначительно так приподнимите бровь… ага… ага… именно так, и сделайте вид, что стряхиваешь пылинку с рукава. Великолепно! Молодец, быстро усваиваешь… простите, Ваше королевское величество… А для меня – позвольте я Вам обозначу и свой ма-аленький интерес – Вы предложите, небрежно предложите, но жестко, маркграфство Суом. Оно на границе со степью и полюсами на самом северо-западе, охотников на него особых не будет, там кроме викингов есть только викинги. Вот и скажете этим идиотам, что там нужен вояка. А маркграф – по имперской табели о рангах это маркиз – в Старых Мирах будет звучать погромче, чем какой-нибудь барон занюханный, которых в Империи пруд пруди. До комта, конечно, этот титул недотягивает, но среди планетарных титулов стоит повыше и всяких там графов.
– Понимаю. Считайте, что мы с Вами договорились, сэр маркграф.
– Благодарю, Ваше величество, считайте меня своим вассалом, принявшим по всем правилам присягу на верность.
– Насколько я понимаю, – усмехнулся Фетмен, – маркграфство Суом должно находиться в вассальной зависимости от Франконата.
– Оно и находилось. Но только что владетельные особы этих… э… владений заключили тайное соглашение, – рассмеялся неисправимый Брандис. Впрочем, он тут же снова посерьезнел.
– Вот еще о чем хочу Вас предупредить. Имейте в виду, Вас начнут подбивать вступить во владение немедленно. Орден возьмется тут же обеспечить правовую и теологическую поддержку, и вместе с силовиками предложат немедленно устранить правящую династию, только прикажите. Так вот. Делать этого не надо. Категорически. Если Вы это сделаете, и Вы, и Ваши потомки навсегда останетесь узурпаторами. Устранение самого Свена, его сына и обеих дочерей ничего не даст. За столетия правления династия обросла родственниками, всех законных претендентов на престол не перебьешь. Тут один дурачок, что задумал усесться на трон Франкона, уже прокололся. Франкона убрать так и не удалось, он исчез, найти его не мо-гут! Даже всех прямых наследников не нейтрализовали. У Франкона дочка незаконнорожденная уцелела, а она – как утверждают – вполне себе официально удочеренная, и в какую она щель забилась никому не известно, что характерно. Нет-нет, воцаряться надо легитимно. Например, так: старый Свен отрекается от престола в пользу старшей дочери, а она у него чудо как хороша. Вы на ней женитесь. Таким образом, формально – да и фактически Свены сохраняют трон. Плата за это – уход сына в имперскую армию. Став биопом он уже не сможет иметь детей. Альтернатива для всего семейства – судьба Франконов. Вы сумеете пристроить наследничка в армию?
Фетмен думал недолго.
– В гвардию Компаний я его пристрою, пожалуй. В особые части, причем на немалые чины.
– Куда-куда?.. Вы и это можете? – Брандис смотрел на него с некоторым ошеломлением: служба в гвардии Компаний была куда легче, а оплата оной не в пример выше, чем в регулярных армейских частях.
Фетмен пожал плечами. Не станешь же объяснять чудаку, что в армии у тебя никаких ходов нет и быть не может, а с гвардейским руководством в свое время и выпито вместе немало, и делишки кое-какие провернуты. Пусть думает, что ты вхож в сферы, причем не только в колониальных ведомствах, но и у Генерального акционера. Обрадованный Брандис хватил, между тем, изрядный глоток репса и, глядя на Фетмена влюбленно-преданными глазами, продолжал:
– Да-а, дорогой друг, покровитель и сюзерен, титулы – это нечто особенное. Они возвышают. Они окрыляют. Они – как приправа к жаркому, как… но главное, основное, фундамент, так сказать, это, конечно, власть. Какая-таки это упоительная штука! Вот мы с вами – кто мы в смысле знатности с точки зрения потомственных аристократов?.. так, пописать вышли, а стоит захотеть – э-эй, бароны-ы, графья, комты всякие там и прочие короли, ау-у, где вы?.. Моргнем глазом – нет короля. Нехило для безродных шавок? Погодите немного, и король, его хреново величество с родословной в несколько сотен лет, дочку свою капризную, породистую и норовистую самолично за ручку Вам приволочет, как бы ни упиралась, собственноручно ее вам под бочок уложит, одеялко заботливо подоткнет, чтобы сквознячки Вам голую задницу не просквозили, и на цыпочках удалится, доброй ночи почтительно пожелав. А Вы ее, нежненькую и всю из себя – ах! – возвышенную будете драть во все дырки безо всякого почтения и думать: ах, какие же вы все, все-таки, дерьмо! Что захочу, то и буду с вами делать! Захочу – заместо писсуаров рожи ваши стану пользовать, и попробуйте мне только пасти не раскрыть!
Перед глазами у Фетмена мелькнула – даже сердце зашлось – упоительнейшая картина: Милица в разодранном пеньюаре перед ним на коленях ловит, давясь… раскрытым ртом… а по ее подбородку… на обнаженную грудь… у-уф, чертов Брандис! Но ведь прав, малиновый, ой-как прав, и чем благороднее такая стерва, чем норовистее, тем слаще ее выставить раком – не выеживайся тут!
Таверна, между тем, не то что наполнилась, а просто переполнилась посетителями, так что свободных мест практически не осталось. То в одном, то в другом углу развеселые студиозусы и военные со своими подругами в песенном угаре уже не пели, орали фьюты – кто кого переорет, отчего гвалт стоял уже просто оглушительный. Брандис спохватился.
– Вам, сэр, пожалуй, уже следует пойти во дворец. Пока переоденетесь, пока то-се, уже и время идти к Наместнику. Да, вот еще что. Много людей с собой не берите. Хватит и одной Вашей великанши. Простите за смелость, не могу удержаться, давно хотел поинтересоваться… как она в постели? Чудо, наверное? Вулкан. Цунами… Что значит – не знаете?.. Вы ее никогда?.. Как это Вам удалось удержаться? Вы гигант, я бы не смог.
Брандис повернулся к своим гвардейцам и повел бровью. Тотчас двое из них встали из-за стола и пристроились за спиной Фетмена.
– Эти парни проводят Вас. А я, с Вашего позволения еще немного задержусь. Вон, гляньте, видите какая цыпа-дрипа, да нет, левее того ваганта с виолоном, за бородатым драгунским лейтенантом?
За бородатым драгуном действительно пристроилась редкостная красотка. Правда, сама она не спускала глаз с молодцеватого парня с палашом на боку, явно из вечных студиозусов, болтавшего у стойки с трактирщиком. Впрочем, насколько Фетмен успел узнать малинового капитана, наличие ухажера с палашом его нисколько не смутит и не остановит.
– Так что я тут задержусь немного, – сказал Брандис, гнусно ухмыляясь. – Поохочусь на лялечку.
У дверей Фетмен оглянулся. Так и есть. Брандис уже сидел возле красотки и вовсю охальничал блудливыми руками. Фетмен вздохнул – не без зависти – покачал головой – не без лицемерия – и вышел наружу. Ему, и в самом деле, следовало поторопиться.