– Да тут доложили мне об одном… экспериментаторе… Объект номер два, видите ли, затрахал и запугал всех приставаниями на сексуальной почве. Остальные все это терпеть могут, а он, видите ли, не может. Он у нас, видите ли, такой. Изобретательно – продвинутый. Дабы получить от объекта номер два всяческие сексуалии, но и от ядовитых коготков оного объекта номер два не пострадать, удивительную вещь этот долбаный экспериментатор учудил… Что ж ты молчишь, или тебе не интересно?.. Он, видите ли, надел ей на руки толстенные тефлоновые перчатки, решивши вполне справедливо, что уж через тефлон-то никакие яды до него не доберутся. Закрепил сверху наручниками, так что объект скинуть перчатки не может при всем желании, да этими же наручниками к кровати объект номер два и приковал.
Некоторое время Советник с нескрываемым злорадством разглядывал своего собеседника. Тот, индифферентно глядя в сторону, хлопал глазами и молчал. Советник продолжал.
– Да. Так вот, приковал он, значит, объект номер два к кровати, да и оттрахал в свое удовольствие многократно и разнообразно, в том числе и извращенным образом… – Советник уже орал в полный голос. – И теперь проделывает это он с объектом номер два регулярно, отчего объект уже лезет на стенку. Воет объект и орет диким голосом. А о том он подумал, изобретатель долбанный, что объект при оргазме должен убивать? Что изыски его сексуальные для объекта номер два есть травма психическая еще та, подумал ли? Что, если через это объект сделается фригидный, подумал?.. Что значит невозможно? Ты это гарантируешь? А вдруг? Отвечай, дубина!
– Вы совершенно напрасно на меня ругаетесь и кричите. Я действовал, именно как Вы рекомендуете и велите.
– Сэр Советник на какое-то время даже онемел от подобной наглости.
– Это когда же я тебе, наглецу, такое рекомендовал и, тем более, велел? – заорал он громче прежнего, как только к нему вернулся дар речи.
– Да вот, хотя бы только что, – не моргнув глазом, отвечал фантом-шеф. – Вы заявили в таком духе, что в рамках предначертаний необходимо полное предусмотрение. Прежде, чем что-нибудь предпринимать, предприниманту должно удостовериться в эффективности, так сказать… Я считал своим долгом убедиться, что объект номер два должным образом функционирует. Что бы Вы мне сказали, если бы в решительный момент вдруг выяснилось, что происшествие с коридорным смотрителем есть случайность, и от объекта номер два никакого вреда, кроме удовольствий и нету… для объекта евонного воздействия, я имею в виду. А технику безопасности я соблюдаю скрупулезно, и даже ручки ейные исследую перед каждым трахом – а ну-как где какая царапина? Не загнулась бы от своего же яду.
"Вот, сволочь!" – восхитился Советник мысленно, а вслух сказал сварливо:
– Для выяснения тебе что же, мало было отыметь ее один раз и, так сказать, однократно? Тебе понадобился трах многократный, да еще, к тому же, и регулярный? А отдаешь ли ты себе отчет в том, что при этом может произойти?
– Конечно. Как же не отдавать? – Генрик-фантом с демонстративной бездарностью изобразил обиду. – Стресс у нее от этого происходит, и с того стресса всяческое развитие. Согласитесь, что стресс от траха много лучше, чем от… если гонять ее по полигону в холоде и физических разных, так сказать, мучениях и нагрузках. Нам же не борец накаченный нужен в ее лице, а совсем наоборот… в общем, зачем истязать и портить такое тело? А я создаю ей стрессы и перегрузки более… как бы это сказать, э-э… подходящим и приличествующим такой красивой стервочке способом.
Советник не выдержал и расхохотался.
– Смотри у меня, мерзавец, – говорил он сквозь смех, – если в ней от твоих сексуалий что-нибудь повредится, пеняй на себя.
– Да что ж с ней, с лярвой, может случиться худого с хорошего траха? – вторил начальственному ржанию вполне себе почтительный хохоток Генрика-фантома. – И заметьте, с тех самых пор, как я применил к ней этот способ… ну, влияния, что ли… она ни к кому со своими сексуальными штучками не вяжется. Как отрезало. Так что польза уже есть, как видите.
– Одно имей в виду, сукин сын, – сказал Советник, круто обрывая смех. – По докладам сексотов, объект ненавидит тебя не меньше Азерски, и сотрудничать с тобой не желает. Никакие успехи с объектом номер один не покроют провала второго номера. Как ты добьешься от нее хорошей работы – твое дело. Но если что – я тебя предупредил.
…В операционном руме Генрик в истинном теле отошел от стола, сдирая с лица маску и перчатки с рук. Операция была закончена, клонфильтр вживлен и протестирован. На мощном теле модели, освобожденном от ремней и зажимов, не было видно не только шрамов или гематом, но вообще никаких следов операции. Четвертая модель объекта номер один была полностью готова к запуску на трассу. Осталось только накачать ее соответствующей химией, чтобы могла продержаться в холоде и голоде на первых порах – и вперед!
Преисполненные восхищения сотрудники устроили устало снисходительному шефу почтительную овацию, хотя и не без некоего подхалимского оттенка, а Генрик думал: "Ну, что ж. Полдела сделано, объект хоть завтра на трассу. Учитесь, козявки! Я вам не обычный пошлый начальничек – актуализатор, своей подписью запускающий в ход чужие мысли. Я вам умный мозг! Я вам умные руки! И вот теперь можно переключаться на второй объект. Не то, чтобы полностью, но все-таки".
Когда Лиза выяснила, что ради встреч с нею Дюбель пренебрегает дисциплиной и воинским долгом – ну, а как еще иначе назовешь нарушение этого самого "казарменного режима", что предписал генерал? – она почему-то не только не возмутилась, но напротив того, почувствовала некую, пусть и странноватую, но, несомненно, гордость. Лиза прекрасно понимала всю иррациональность и неправильность этого чувства, а вот, поди ж ты!
Остановить окончательный выбор на ком-то одном из троицы фантастических пугал, ввалившихся к ней… ну, пусть и не совсем к ней, какая разница… словом, остановиться на ком-то одном из этой троицы ей было совсем не просто. Более того, из них именно Дюбель был последним, на кого она, по ее собственному выражению, могла бы "положить глаз".
Однако человек предполагает, а судьба располагает.
В качестве судьбы на этот раз выступил генерал Жарко, который, отправляясь в Москву на встречу с Айно, забрал с собою и Виктора, и Стратега. Разбираться в тонкостях обстоятельств, которые привели к длительному исчезновению обоих друзей из окрестностей Гнезда и вообще из Города, Лизе было недосуг. Но, во всяком случае, к моменту их появления место "бойфренда" при ней оказалось уже прочно занятым.
Вначале Лиза полагала, что это ее увлечение не будет длительным. Но чем больше она узнавала своего нового парня, тем больше он ей нравился. Дело было вовсе не в его физической силе, мощи и красоте тела, хотя по этим параметрам он, пожалуй что, мало в чем уступал и самому Рексу… по крайней мере, не только в этом. Он был добродушен, спокоен, абсолютно незакомплексован и открыт настолько, что поначалу казался каким-то даже и недалеким, ощущение обманчивое и – как она быстро убедилась – для наглецов чреватое неприятностями. Во многом он был ее полной и совершенной противоположностью… что и прекрасно.
Встречи их были пусть и не такими долгими, как им хотелось бы, но, тем не менее, а может быть, именно поэтому невероятно бурными и шалыми. И если Лиза, спустя каких-нибудь пять-десять минут после объятий умудрялась выглядеть деловой дамой, выше крыши озабоченной важнейшими общественными, даже государственными проблемами, и – да боже ж мой! – представления не имеющей, что означает это странное слово "секс"… то и спустя весьма солидное время одного взгляда на физиономию Дюбеля было достаточно, чтобы понять, где изволил побывать господин старший лейтенант, и чем таким занимательным он там изволил, так сказать, заниматься. Между тем, конспирировать господину старшему лейтенанту приходилось сразу на два фронта – от своих собственных товарищей… что было делом совершенно напрасным и безнадежным, и от управления внутренней безопасности, только что созданного генералом Жарко "для поддержания порядка в рядах".
Тяжелее всего во всей этой истории пришлось, как ни странно, Стратегу. Ему нужно было, с одной стороны, защищать друга от навязчивого любопытства "корешей", которым очень уж хотелось узнать, к какой это такой "телке" бегает в самоволку Дюбель, а с другой стороны, прикрывать его от господина генерала, пожелавшего лично курировать проблему Северной шахты вообще и скрыплов в частности.
Было тут и еще одно отягощающее положение обстоятельство. Как ему казалось, иногда, а в последнее время все чаще задумчивый взгляд Лизы начал останавливаться на его собственной физиономии… а Дюбель был парень очень чуткий… а уж если Лизе вздумалось бы за кого-то взяться всерьез, шансов ей воспротивиться у этого "кого-то" не было бы ни единого. Очень может быть, что в этом случае желаемое выдавалось за действительное, но его по-настоящему пугала возможность конфликта с лучшим другом, причем – как ни крути – виноватым в этом конфликте по любым мужским, а не только по курсантским понятиям был бы именно он, Стратег. Так что для прерывания непосредственных контактов с Лизой и обретения душевного спокойствия пришлось ему, во-первых, начинать в темпе искать себе постоянную подружку… которая, как на грех, отыскиваться не желала. Во-вторых, хотя и с большими сожалениями и терзаниями, от участия в скрыпловой эпопее ему пришлось отойти в тень, и немедленно придумывать себе срочную сверхважную задачу. Задача, впрочем, нашлась мгновенно и даже не одна. Стоило ему заикнуться "Первому, который второй", как стали называть генерала подчиненные, о необходимости организации в системе санации собственной контрразведки, как генерал, пришедши в неистовый восторг, принялся отдавать соответствующие распоряжения.
– Ты уж меня извини, дружище, – вопил генерал в ажитации, – но тебя со скрыплов я снимаю! Там Дюбель справится и один. А вот контрразведка – это дело всем делам дело! Вот ты у меня этим и займешься. Эх, контакторы бы тебе!
Наступление на скрыплов, между тем, подошло к решительной стадии. Начать было решено с самых нижних уровней. С разведывательными целями туда были направлены беспилотные разведустройства – как принадлежащие санации, так и используемые проходчиками при строительстве городов для ориентации в путанице заброшенных штолен и штреков. То, что передавали разведчики, повергло командование операцией в шок. Во-первых, подземелья кишели скрыплами. Было их там невероятное количество… чем они только питались, друг другом, что ли? Ну, а во-вторых, подземелья были буквально забиты сталактитами и сталагмитами зеленой икры. Причем зеленые колонны охранялись отрядами особо агрессивных особей, с остервенением набрасывавшихся на все движущееся, что появлялось в пределах видимости. Каким-то непостижимым образом скрыплам удавалось напрочь выводить из строя даже беспилотники, так что разведку пришлось прекратить. Беспилотники еще будут как воздух необходимы штурмовым группам.
На совещании, которое по результатам разведки провел Жарко-второй, все участники должны были не без уныния констатировать, что задача избавления Города от скрыплов оказалась на порядок сложнее ожиданий. Для начала генерал задал присутствующим два вопроса. Первый: почему скрыплы, раз их в шахте так много, не навалились до сих пор на санаторные заслоны всей массой? Заслоны – это совершенно ясно и понятно любому дебилу – такой атаки сдержать не сумели бы, и Город был бы прихлопнут агрессивными козявками как муха мухобойкой. Второй вопрос генерала звучал так: что делать с икрой? Бояться излучения и убегать она не умеет, а тыкать лучевым ножом в каждую икринку вряд ли возможно по чисто техническим причинам.
– Ну, что касается "почему" – это как раз совершенно понятно, – даже не спрашивая соизволения у старших по званию, буркнул тот самый растяпа – инт, которого Дюбель взял "индикатором" в собственную штурмовую группу. – Вы что, не видите, что все скрыплы по размерам делятся на две части – крупных и мелких, и крупных среди них совсем немного? Основная-то масса мелочь пузатая. Явный молодняк. Мальки, можно сказать. Вот дайте им подрасти, тогда они нам покажут.
Дюбель попросил разрешения высказаться и, получив оное, сказал:
– Это точно. Отнюдьнет совершенно прав, и я полагаю…
– Как ты его назвал? – удивился генерал.
– Простите, господин генерал, прозвище у него такое.
– Прозвище? Этот шпак удостоился у вас прозвища?!
– Так точно, господин генерал. Личность это, конечно, недотепистая, но очень заметная. А Отнюдьнетом его прозвали потому, что вместо "никак нет" – хоть кол на голове теши – он обязательно скажет…
– Это, как раз, понятно, тут все шпаки одинаковые, будто сговорились… Ладно. Скрыплов будем вытеснять к Пульсарке и топить, но вот что делать с икрой? Высказывайтесь все, кому есть, что сказать. Разрешений разрешаю не испрашивать.
– Кроме как выжигать огнеметами, на ум ничего не идет, – вздохнул Дюбель. – Именно это я и хотел сказать.
– Ага, – язвительно перекосился Отнюднет, особого трепета перед отцом-командиром явно не испытывавший. – Ну, ты даешь, командир! На пару уровней тебе, может быть, боеприпасов и хватит.
– А ты что предлагаешь? – без малейшего раздражения вполне серьезно спросил Дюбель.
– Пока ничего. Я еще не знаю.
– Не знаешь, так и помалкивай в тряпочку, – раздраженно сказал кто-то, а ничуть не смутившийся Отнюдьнет язвительно парировал:
– Я лично буду думать. И па-апрошу всех, которые думать не умеют, мне в этом процессе не мешать.
– М-да, – сказал генерал, глядя на Отнюдьнета с задумчивостью, – поневоле ощущаешь себя прапорщиком из бородатых анекдотов. Так и хочется спросить: если ты такой умный, почему строем не ходишь? И тут же отправить вашего Отнюдьнета копать штольню отсюда и до обеда. Ладно. Проведем-ка мы, мальчики, разведку боем. Старлей, – обратился он к Дюбелю, – ознакомь присутствующих с планом операции.
Дюбель мгновенно опространствил в воздухе объемную карту участка десятого уровня, примыкающую к третьему и четвертому оперативным шмон-тоннелям.
Начнем отсюда. Все отряды сопровождения располагаются в шмон-тоннеле номер три. Здесь, здесь и здесь службы технического обслуживания, в каждой точке в полном комплекте – от зарядных станций для ножей до участков ремонта санитарных эвакуаторов. Здесь развернем госпиталь. Здесь…
Присутствующие слушали внимательно, глаз от карты не отрывая. Глядя на своих орлов, генерал ощущал, как он полагал, вполне законную гордость… нарадоваться не мог господин генерал, глядя на своих орлов.
Однако же, как оказалось, были все эти его жизнерадостные чувства несколько преждевременными, что и выяснилось в процессе разведки боем с обескураживающей очевидностью.
Первое боестолкновение на десятом уровне было на редкость упорным и сопровождалось ошеломляющими потерями. Сказалась неопытность командиров штурмовых групп, которые – увы! – сами с усами… План планом, Дюбелевы тактические разработки разработками, а они устремились вперед с нацеленностью на "тотальное уничтожение скрыплов на всем участке боевых действий". Юные офицеры взялись за дело по всем законам тактики, которую с таким старанием изучали в училище – с прорывами в тыл, окружением "противника" и созданием ему "котлов". После чего скрыплам при всем их паническом страхе перед лучевыми ножами не оставалось ничего другого, как идти на прорыв разом всей массой. Несмотря на то, что нижние штольни и коридоры были буквально забиты их растерзанными останками, основной массе скрыплов удалось-таки вырваться, а вот боегруппы санации, вступившие в бой, оказались изрядно потрепанными.
В качестве палочки-выручалочки и на этот раз выступила вездесущая Лиза. Если бы не она, от боегрупп, задействованных в разведке боем, остались бы рожки да ножки, и то едва ли. Лиза, весьма старательно проштудировавшая рассказ Рекса о его городской одиссее, конфисковала все имеющиеся в Городе – очень скудные! – запасы витацида, которым Рекс и Сурия спасались от отравления, и передала их передвижному госпиталю, где и оказалось в первый же день больше половины личного состава боевых групп. К чести юных лейтенантов следует сказать, что пораженными ядом скрыплов оказались именно санаторы. Из интов пострадало только два человека, а из приданных отряду техников вообще ни одного.
Запасы витацида исчезали с устрашающей скоростью. Дюбель связался с Лизой. Лиза, мгновенно уяснив суть проблемы, чуть ли не в панике кинулась к Спиросу. Выслушав ее, третий соправитель высказался в том смысле, что запасы витацида, а также лучевые ножи будут для "милой Эли" доставлены на Азеру уже послезавтра с тем же самым конвертопланом, который доставит сюда делегацию Аталана. Делегация ожидалась для проведения переговоров об условиях оформления союза с Азерой.
Генерал орал на Дюбеля, требуя безусловного и беспрекословного выполнения собственных дюбелевых тактических разработок. Дюбель орал на командиров групп, требуя не геройствовать за счет жизней подчиненных. Командиры групп, да и сами младшие лейтенанты, на которых самым завораживающим образом подействовала умопомрачительная карьера троицы корешей – Гронкса, Стратега и Дюбеля, угрюмо отмалчивались. А попавшие в госпитали с трагическим видом закатывали глаза, героически кусая губы и морщась – все они довольно быстро усвоили, что, увидев это, всяческие выговоры в их адрес тут же пресекает бдительная медицина.
Для самого Дюбеля такое чуть ли не трагическое положение с подготовленными к бою группами оказалось, тем не менее, шансом принять в операции личное участие… вот только черт его дернул задержаться с выходом в шахту! Всего лишь каких-нибудь час – полтора он потратил на разбиение новобранцев из числа корешей, ранее не задействованных в операции "Скрыплы", на боевые группы, организацию обучения недостающих интов и постановку задачи инструкторам. Но когда до выхода его собственной группы оставались буквально минуты, в расположении отряда появилась Лиза Дуна собственной своей бесшабашной персоной, причем во вполне себе истинном теле.
Намерения Лизы были вполне ясными и недвусмысленными – если гора не идет, так сказать… э-э… в самоволку, Магомет, как известно, сам идет к горе. Лиза полагала, что как бы она не была "выше вершины" загружена делами, но урвать часок для дружеских объятий с "горой" – хотя бы и за счет еды и отдыха – она-таки сумеет. Когда Лиза узнала, куда именно нацелился отправиться ее сердечный бойфренд, идея лично поучаствовать в таком захватывающем приключении завладела ею целиком и полностью. Безраздельно завладела, можно сказать.
Однако жуткая мысль об опасностях, которым будет подвергаться в захваченных скрыплами подземельях это нежное и – по его мнению – совершенно беззащитное существо, привела Дюбеля в состояние близкое к паническому. Включить Лизу в состав своего отряда он категорически отказался и так при этом лязгнул зубами, что сомневаться в его твердости у Лизы не было никаких оснований.
Конечно, ей было очень-очень любопытно, сколько продержалась бы в нем эта решимость до полной и совершенной капитуляции? Но выражение "морды лица" сердечного друга вкупе с привходящими обстоятельствами в лице сроков выступления группы не оставляли Лизе времени для соответствующей экспериментальной проверки. Поэтому Лиза немедленно связалась по коммуникатору с генералом Жарко-вторым и безо всякого труда добилась от старого вояки соответствующего приказа его несговорчивому подчиненному.
Оба действующих лица этой невидимой для посторонних глаз драмы теперь как бы поменялись местами. Для Дюбеля настало время бесплодных и унизительных уговоров, а для Лизы пришла пора проявить железную неуступчивость и непреклонность.
Поняв, что отговорить подругу не удастся, Дюбель, проявляя чудеса сообразительности, специальным приказом ввел в состав группы двух "корешей", о которых среди товарищей ходили упорные слухи по поводу, так сказать, нетрадиционной сексуальной ориентации – попробуй-ка, красавица, потренировать на этих свое проклятое женское обаяние. Обоим было заявлено, что если порученная их опеке особа получит хотя бы малейшую возможность для проявления хотя бы малейшей инициативы, то он, Дюбель, господа младшие лейтенанты, не только рассердится, но и – имейте в виду, пацаны, – еще и смертельно обидится.
Некоторое время он гипнотизировал взглядом всю троицу, давая не только понять, но и прочувствовать всю серьезность своих заявлений и обещаний, как прозвучавших, так и подразумеваемых… и лишь после этого отдал приказ выступать.