Наг Стернин
Темный бог вечности. Червивое яблоко 2
– А я доложу о Вашем поведении, уважаемый мой, непосредственно Его Светлости. Немедленно! Мы, научники, делаем все, что можем, и даже больше. Я сам, наплевав на личные интересы, уже переселяюсь из жилого отсека практически непосредственно в рабочий, раз этого требуют интересы дела… В старую биопью кордегардию в цокольном этаже возле предбанника его Светлости… чтобы быть под рукой, вот для чего, если хотите знать! Очень далеко, между прочим, от любых подземных имперских кварталов, включая бары, рестораны и сговорчивых лялек. Что касается четвертой модели, я категорически не желаю допустить с нею каких-нибудь безобразий. Я вовсе не намерен контролировать Трассу, это не мое дело, на хрен оно мне сдалось, я этого просто не умею. Но следить за состоянием модели научники будут железно. Днем и ночью. Электрический ток должен быть выключен раз и навсегда, и людям должны быть созданы максимально комфортные условия для круглосуточной работы и всяческого выполнения предначертаний. И чтобы можно было с них потом спросить. При обесточенных полах все они разбегутся по щелям как тараканы, говорите? Кто разбежится?.. научники?.. а вы на что? Вы сперва кого поймайте, а поймаете, так я вам только спасибо скажу. Смотрите, что у нас тут опять и как! Которые должны бесперебойное функционирование контролировать и обеспечивать, только вставляют палки! Как это все понимать? Поневоле приходят на ум всякие аналогии. А то сначала на запросы не реагируют, просьбы оставляют без внимания и требования хоть бы и об выключении тока, а потом лови их по всей планете.
ВБ растерялся и перепугался. В голосе послышались панические нотки.
– Я Вас понимаю, но и Вы меня поймите. Это против всяческих правил. Мое начальство меня просто убьет. А если беспорядки? Или, не приведи господь, бунт?
Генрик порадовался тому, что так ловко увязал все в один клубок. Его собственное переселение просто скользнуло у ВБ по периферии сознания, начисто подавленное созданием групп дежурных операционистов и необходимостью глобального обесточивания полов. И ведь Генрик знал этого человека раньше, вполне был, вроде бы, вменяемый. Генрик просто диву давался, но – вот вам факт! – назначение человека на ответственную должность в идеологическом ведомстве чуть ли не автоматически превращало его из нормального словоблуда в форменного идиота.
– Что с Вами случилось, уважаемый сэр? – Генрик счел за благо снизить нажим и говорил уже, скорее, всего лишь укоризненно, да еще с сочувственным оттенком. – Какой бунт? На кой хрен научникам бунтовать, дел у них других нет? Кто в лаборатории, скажите на милость, вообще способен на бунт? И к тому же, если речь идет о том, чтобы не подставить кого лично, мы всегда сможем договориться, что я сволочь какая-нибудь, или почему? Как вы к нам, так и мы тоже. Я могу заручиться для Вас клевым отмазом – распоряжением Его Светлости. Так как? Что мне Его Светлости доложить? Он требует, чтобы всякие случайности с четвертой моделью были га-ран-ти-ро-ван-но исключены.
ВБ дергался и мялся, но, в конце концов, все-таки выдавил из себя так Генрику необходимое:
– Скажите Его Светлости, что Внутренняя Безопасность все обеспечит и выполнит и окажет необходимую поддержку, но помните, Вы обещали, нужно указание, хотя бы устное…
Генрик отключился и шумно перевел дух. Он был весь мокрый от пота, и только сейчас почувствовал, какого колоссального напряжения стоил ему этот разговор. Однако расслабляться было еще рано. Предстояло закрепить успех, добившись должной реакции Темнейшей Светлости.
Генрик послал сигнал вызова на инфор Советника. Экран показал Самого почему-то сидящим на полу с физиономией свекольного цвета и в состоянии глубочайшей задумчивости, если не сказать прострации. Когда Советник осознал, что находится в видеоконтакте со своим наглым подчиненным, физиономия его потеряла всю свою задумчивость и приобрела вид крайне хмурый и недовольный. Он поспешно поднялся с пола и плюхнулся в кресло перед инфором.
– Ну?
– Ваша Светлость, тут мы при поддержке Внутренней Безопасности задумали ряд мер по исключению возможности повтора инцидента с третьей моделью. Чтобы научникам всегда быть на подхвате… (о, вот оно ключевое слово… "на подхвате"… музыка для любого чиновного уха) … мы предпринимаем меры по облегчению доступа в лабораторию и ЦПТМ из жилых блоков. Вводим дополнительные группы научников-операционистов для ЦУПа и ЦПТМ по типу отрядов быстрого реагирования с дислокацией в научной части, я и сам переселяюсь поближе к предба… кхм… Вашей приемной и скоростным лифтам. Планируем ввести ограничения на свободное время… (бац, еще одна наживка!) …и все такое. Отдыхать после будем, я распорядился о строжайшем учете переработок поминутно. Только вот полы у нас вечно под током. Пока отключишь, то да се, глядишь – время и упущено, очень боимся опоздать в критическую минуту. Может, снять пока напряжение к ядрене фене от греха? Нужна Ваша поддержка, поскольку в этом случае поневоле нарушим всякие замшелые инструкции теолухов.
Советник сделал над собою видимое усилие, чтобы оказаться в теме.
– Одобряю, – сказал он. – В виде исключения. Пусть Безопасность подаст мне докладную записку с перечнем этих инструкций и обязательным указанием нарушаемых пунктов и параграфов. За усердие благодарю обоих.
А дальше произошло то, что ввергло Генрика в немыслимый шокинг. Его Темное Сиятельство в припадке то ли либерализма, то ли паники, пообещало специальным распоряжением позволить Генрику воспользоваться своей приемной в качестве рабочего рума. Тушите свет!
Глава седьмая
1
Лаборатория, которой приходилось гнать сразу два проекта, работала так, как не работала еще никогда. Генрик был вездесущ. Его, а может быть, его фантомов, видели чуть ли не одновременно в самых разных отделениях и секторах, и при этом его громовые разносы слышались совсем в другой стороне. Да и какое имело значение в фантоме или в истинном теле он пообещал тебе оторвать башку или надрать задницу? Главное, никто из сотрудников не сомневался, что обещанное он не только выполнит, но и перевыполнит. С лихвой. Вся лаборатория с тоской вспоминала блаженные времена, когда во главе стоял спокойный и выдержанный Грот, никогда не искавший козлов отпущения, да к тому же еще и все удары сверху принимавший на себя. Спали сотрудники урывками, питались кое-как, чем придется и когда придется, об отдыхе забыли и мечтать. Но если объект номер один был, по мнению Генрика, вполне подготовлен к выполнению стоящей перед ним задачи – хоть завтра выпускай его на Трассу, были б теолухи готовы – то вот с соломкой по поводу объекта номер два дело обстояло много хуже, и подстелить в нужных местах на случай падения было просто нечего. Между тем, вокруг толпилось немало заклятых друзей, коллег и иного рода доброхотов, только и ждавших удобного момента, чтобы подставить ножку, а то и дать ха-арошего пинка. Причем, дело было совсем не только в его, Генрика, стремительном продвижении по служебной лестнице. Тут действовал старый, как мир, чиновный принцип, тихой сапой расползшийся за долгие годы по всем сторонам имперской жизни: "оступившегося – пни!".
Нельзя сказать, что Генрик был таким уж мастером подковерных интриг, но и изначально предоставлять кому бы то ни было над собою наглое преимущество он не собирался. Талантливые люди, считал он, вообще исключительно редко бывают интриганами по велению души. Интриганство есть удел и оружие бездарей, а себя самого, причем с полным на то основанием, он относил именно к людям одаренным. Но если уж ты, одаренный, не умеешь, не любишь и не делаешь нечто тебе жизненно необходимое – сам виноват, чистоплюй хренов, и нечего жаловаться на судьбу или коллег. Не умеешь – учись! Где самый высокий процент бездарей и интриганов? – спрашивал он себя, и сам же себе отвечал, – правильно, среди чиновничества. Почему?.. да просто потому, что чиновная служба самое привлекательное занятие для пронырливых и изворотливых. Никакая другая работа не требует так мало реальных усилий и не приносит так много реальных благ. Кто лучше всех умеет присосаться к наградам за чужие заслуги и переложить на соседа собственную вину?.. Правильно, чиновник. И этому у оного надобно учиться… Вот Генрик и учился, потому что нельзя позволять кому попало манипулировать тобою как ребенком, командовать тобою и помыкать. Надо сделать им, чтобы… чревато! Никакой жалости, никакого "понять, значит простить". Реальная жизнь жестока. И если система вбитых в тебя воспитанием приоритетов и ценностей входит в противоречие с этими основополагающими принципами реальности, она – система ценностей – должна быть немедленно переосмыслена и приведена в полное соответствие с действительностью. Тем более, что материала для размышлений у него накопилось "выше крыши".
В последнее время воздух в сферах и их окрестностях как бы сгустился, в нем повисло некое странное ожидание и беспокойство. Генрик насторожился, подобрался, не давая захлестнуть себя эйфории от перемен в собственном статусе, и с изумлением увидел, как коренным образом изменилось поведение чиновных зубров "на ковре" у Советника. Именно опираясь на то, как последнее время напряглась и внутренне подобралась верхушка чиновной братии, как тщательно продумывали они каждую фразу, как разительно отличалось их поведение "на ковре" от обычного стиля, он понял, что наковерные выволочки явно фиксируются и ведутся с прицелом на реакцию посторонних лиц, скорее всего, самого Координатора. Его Темная светлость господин Советник старательно стелил себе соломку в нужных местах, и отсюда следовало, что тем же не худо было бы озаботиться и Генрику тоже. Теперь "на ковре" он категорически избегал оправданий типа "сам не знаю, как так вышло" или "хотелось как лучше". Теперь он всегда был с той же стороны разноса, что и начальство: "конечно, ваша светлость…" "виноват, ваша светлость, но, сами знаете…" "ох, уж эти нам исполнители…" "ух, как вы правы, ваша светлость!.. " "ну, я им, мерзавцам! " И, наконец, – величайшая из достигнутых вершин, так сказать, высший пилотаж, апофигей и, вообще, убой – "гениально, ваша светлость!.. я просто даже и не знаю, ваша светлость!.. никто из нас и додуматься до этого не смог, ваша светлость!.. ваша светлость, я балдю! " Ну, а поскольку в этом самом "я балдю! " без труда усматривался иронический, и даже сатирический оттенок, оное выражение применялось им с осторожностью, и обязательно в текстах фамильярного свойства.
В мерзавцах у него – по возможности – оказывались, если и свои, то те из пресловутых "исполнителей", что подозревались им в стукачестве. Если же речь шла о делах верхнего эшелона, то жертва выбиралась не из информационного ведомства, дабы сэр Советник – не дай бог – не почувствовал себя ответственным за упущения или непроконтролированность обсуждаемой бумаги. И как раз для наиважнейшего дела защиты собственных штанов Генрик старался иметь за пазухой пару-тройку заготовок этого самого типа "оправдалка-обвинялка", подогнать которые под требования текущего момента в процессе самого разноса было уже просто делом техники.
Генрик научился даже предвосхищать начальственный праведный гнев… и вот это был уже не просто высший пилотаж, а пилотаж экстра-класса, особенно если удавалось выставить себя в начальственных глазах выше гидропонного шлюза озабоченным именно теми интересами, что более всего заботили в это время его Темную светлость. Такие моменты были особенно благоприятными как для подставить, так и для подстелить. Он и поведение свое для таких случаев как следует отработал перед голографом: набычивался, втягивал голову в плечи, корчил свирепую рожу и, уставившись на Темную светлость исподлобья, самым противным голосом, на который был способен, начинал резать оному в лицо как бы правду-матку, и как бы невзирая на последствия. И, тем не менее, все чаще он ловил на себе пристальный, загадочно-неприятный неподвижный взгляд Темной светлости. И взгляд этот не только не позволял расслабиться и насладиться произошедшими в его жизни переменами, он требовал тщательного и скрупулезного анализа окружающей обстановки и осмысления своего – нового! – в ней места. В конце концов, в начальственных глазах отсутствие у тебя ошибок может оказаться как раз самой главной ошибкой.
Его, как говорят, "ах ты, лесова пятка" и просто откровенное слабое место был второй объект, который объект – как Темная светлость и предвидел – сотрудничать не желал категорически и работал спустя рукава. Впрочем, дело было не только, и даже не столько в нежелании стервочки сотрудничать. Все обстояло много хуже. Дело было, прежде всего, в том, что она ни в малой мере не соответствовала не только представлению Генрика об аристократках – впрочем, признаться, довольно смутному – но даже и о сколько-нибудь приличных девушках из народа. Возьмем Манон, – думалось Генрику. – Манон обыкновенная пакаторша, но ведь объект ей в подметки не годится! По типажу объект, если и не ночная бабочка, то – вне всякого сомнения – девка с городского рынка, что по ту сторону стены Капитулярия. Тут все ясно, как чих. Каждое движение, слово, шаг и даже взгляд выдают в объекте вахлачку, жадную, злобную, хамоватую и вообще, как говаривали в его родном Дрездендорфе, редкостную чувырлу.
– Да-а, – говорил он ближайшим сотрудникам после обсчета результатов очередных психологических тестов, – чем, интересно, занимались с нею в уважаемых лабораториях уважаемого "Черт побери", хотел бы я знать? Где результаты их праведных трудов и бессонных ночей, если таковые, и в самом деле, имели место? От встречи с этой чувырлой Азерски может угрожать одна единственная опасность – надорвать от смеха животик, вот и все!
При очередном вызове на ковер Генрик, как бы не выдержав придирок, долго и пылко излагал его Темной светлости все, что думал по поводу этой самой Аны.
– Можете меня хоть сей же миг крысам скормить, – выкрикнул он в заключение, – но вывод, к которому я пришел, изложен вот здесь, в меморандуме. И я этот меморандум Вам вручаю для… просто потому… что делать?! Не представляю, воля Ваша. Совсем! Эта чувырла будет раскрыта Азерски раньше, чем рот успеет открыть! Я не знаю, что именно извлек Научник из фанта прототипа, какие такие сведения и файлы! Я не знаю, какие такие в его лабораториях проведены согласования клона с фантом маньячки, потому что и следов этой работы я не обнаружил! Всю работу надо делать заново, потому что и претензии научникам предъявлять сейчас себе дороже. Времени, времени нету. Мы так опаздываем, что… я даже и не знаю. Его Величию не докажешь, что во всем виноват эта сволочь Научник, простите за грубое слово в адрес такого высокопоставленного, так сказать, да. Но ведь правда, никакого зла не хватает! Досуг Его Величию с нами разбираться? Завалили порученное – огребите… и уж совсем будет обидно, если мы схлопочем на всю катушку, а ведомство Научника окажется все из себя белое, пушистое, и вообще ни при чем.
– Ты мне тут туфту не гони, – брюзжал Советник. – Не справишься, я и сам с тебя шкуру спущу, не дожидаясь. Ишь, ты, нытик! Ты говори, что тебе надо, чтобы все было тип-топ, а не завывай, как слопс в капкане… расстонался тут мне!
– Чтобы все хоть как-то согласовать и наладить, мне нужен не то чтобы полный оригинальный фант этой самой Сурии, но очень и очень многие из составляющих его файлов.
Требование было, конечно, несуразное и даже абсурдное. Ну, в самом деле, где ж это все сэр Советник возьмет? Надо делать сэру Научнику официальный запрос. Научник – как пить дать – предположит, что сэр Информант под него копает и, естественно, станет ставить ему палки в колеса и всячески саботировать. Придется настаивать, обосновывать, может быть, даже и к Координатору апеллировать и терять время. Но все это представление Генрик строил лишь для того, чтобы донести до Координатора, во-первых, свой цейтнот, возникший по вине его, Координаторова ближайшего окружения, а во-вторых, желая ему же, Координатору, продемонстрировать – ненавязчиво, но обстоятельно – всю бестолковость и организационную бледную немочь его же, Коодинатора адептов и первых лиц.
– И только-то? – картинно удивился Советник. – Неужто, это все? Несерьезно, пусик мой. По таким пустякам даже посылать тебя просто неудобно ни к, ни в, ни на. Просил бы уж сразу золотой запас Империи, тогда все означенные выражения оказались бы и к месту, и обоснованными.
– Нет!.. Нет!.. Это еще не все! Совсем не все. Еще мне нужно время. Вот Вы отмахиваетесь, а я обращаю Ваше внимание. В ведомстве науки к делу отнеслись фор-маль-но, и принимать у них такой объект было нельзя. Да, в объект ввели все необходимые сведения об Азере, о прототипе самого объекта, о его окружении. Ввели. Это правда. Но Вы можете перекопать всю сопроводительную документацию, однако нигде не найдете коэффициента соответствия объекта прототипу. И совсем не потому, что он низкий, а потому что его никакого нет.
– То есть, как это? Кто ее принимал?.. да ее ты же и принимал, сволочь!
– Я ее не принимал. Мне ее сунули под угрозой немедленной расправы, если только пасть разину. Всучили, можно сказать, для отвести в лабораторию. Всего лишь. У меня не только права подписи, у меня и самой электронной подписи тогда не было. Где опись документации, где функционалы, где исходный фант? Где акт приемки, в конце концов? Как мне оценивать ее развитие без ключевых файлов исходного-то фанта? Я об этом обталдычился Вашему Ответственному Флаю. Но он от меня отмахнулся… нет, я ничего не говорю, тогда все было, может быть… в какой-то мере… третья модель накрылась медным тазом, и все такое. Но, все равно, это безответственность, теперь-то что делать? Придумайте что-нибудь, ваша светлость, без ключевых файлов вообще кранты и полный амбец.
Советник тяжко задумался. Генрик забыл дышать. Лучше всего бы Темной светлости сейчас затопать ногами, да и выгнать его, Генрика, к чертовой матери. Тогда в глазах Координатора замазанными оказались бы оба Советника, а сам Генрик был бы именно что сплошняком белый и пушистый.
Советник, между тем, сунул брезгливое рыло в инфор, да и велел своему ОС без промедления явиться пред его хозяйские светлые очи.
Муха материализовался так быстро, что не будь в апартаментах абсолютная звукоизоляция, можно было сделать на его счет всякие нелицеприятные, так сказать, предположения. Ну, к примеру, что изволил он подслушивать за портальной мембраной, хотя там, если по-честному, все равно ни хрена услышать невозможно.
Советник повернулся к сэру Флаю с крайне недовольным видом, цыкнул зубом и сказал:
– Ну, что, сукин сын, я опять должен за тобою дерьмо убирать? А ну-ка, покажи мне приемные документы на второй объект.
Муха бросил быстрый взгляд на Генрика. Генрик индифферентно смотрел в сторону.
– Что ты на него смотришь? У него тогда права подписи не было… – Советник несколько долгих мгновений гипнотизировал Муху взглядом. – Ладно. Скажи спасибо, что у меня на разборки с тобою время нет. В смысле – пока нет. Возьмешь этого, – Советник ткнул большим пальцем через плечо в сторону Генрика, – и проводишь на конечную станцию подземки. Немедля. Обеспечишь доступ к содержащемуся там объекту, для чего выдашь ему красно-фиолетовую идентификационную карту два нуля… Ма-алчать!.. душу выну!.. ишь, ты… позеленел весь мне тут, ногами затрясся. Не обделайся тут, только вони твоей здесь единственно недоставало. Допуск оформишь потом задним числом… да, да, именно так, время дорого. Обеспечишь ему всю необходимую аппаратуру для снятия фанта, слава богу, у нее контакторы есть, так что ничего сверхъестественное не потребуется. И вообще, будешь при нем на подхвате на все время этой операции. Смотри у меня! Чтобы все, что ему окажется нужно, было сделано, шкуру спущу! Возьмешь мой вагон, чтобы не расстреляла вас там охрана ненароком, она подчиняется не мне или теологу, а лично Его Величию.
А вот это уже было как кулаком под дых и с катушек долой! Значит, оригинал второго объекта содержался здесь же, на Темной?.. Значит, были тут, на Темной, места, сэру Информанту неподвластные?.. Ни фига себе! Дело принимало неожиданный оборот. Генрик поспешно натянул на физиономию выражение радостного изумления, однако обмануть сэра Советника, увы, не удалось.
– Будем надеяться, что это все тебе и в самом деле нужно, – сказал тот, глядя на серва с брезгливостью. – Попробуй только мне потом сказать, что тебе опять чего-то не хватает.
– Может, лучше по воздуху? – озабоченно спросил Генрик в тщетной попытке поддержания своего образа в начальственных глазах. – В смысле экономии времени. На флаттере, я думаю…
– Идиот… – сэр Советник изволили покрутить пальцем у виска, а потом еще с безнадежностью покачали головой, зрелище для Генрика завораживающее. – Думает он. Индюк многодумный, мыслитель хренов, щей капустных на тебя нет. Любой летающий объект кроме личных флаев Его Величия – его яхты, например, или челнока, будет там немедленно сбит. Доступ для всех, кроме личных посланцев Его Величия только по подземке, но и там охрана стреляет без предупреждения. Вон отсюда оба-вдвоем, пошли-пошли, нехрен время терять, медлительные мои.
На станции подземки они попали под плотную опеку хмурой охраны – десятка звероподобных биопов под командой незнакомого лейтенанта, на всех окружающих, кроме, разве что, самого Ответственного секретаря смотревшего с недоброжелательной подозрительностью, а на высоколобых головастиков и вообще по-людоедски. Генрик полагал, что дожидаться спецвагона придется долго, но, судя по реакции всяческой обслуги, сэр Ответственный Флай в отсутствии Темной светлости имел среди них авторитет очень даже нехилый. Все вокруг были крайне напуганы, и потому очень-очень шустры, предупредительны, и старались сбагрить сэра секретаря как можно скорее и как можно дальше. Генрик весьма самокритично отметил про себя, что отношение к нему у подобных добрых молодцев даже в собственной лаборатории было пусть и уважительное, однако в выполнении его, Генриковых, распоряжений отнюдь не наблюдалось столь бодрой резвости … каковое обстоятельство, безусловно, нуждалось в скорейшем исправлении. Вот вернусь, – пообещал он себе, – тут же и займусь.
Ответственный взглянул на биопьего лейтенанта и выразительно указал подбородком на вагон. Лейтенант подобрал живот, стер с рожи выражение "а ну, сволочи, что это вы все тут такое?.. ", козырнул, махнул указующим перстом, посылая свое воинство к вагону, и оное воинство слоновьей рысцой устремилось вперед. Биопы облепили вагон и вдруг исчезли с глаз долой, стена вагона дематериализовалась, и Генрик следом за секретарем вошел в внутрь, нагло оттеснивши в сторону растерявшегося от неожиданности лейтенанта.
Ответственный, опустивши спинку кресла, уселся в него, повозился, устраиваясь поудобнее, и, не обращая внимания на обоих спутников, закрыл глаза. Через весьма короткое время рот его приоткрылся, и он начал издавать тоненький заливистый храп. Лейтенант, между тем, на спутников своих внимания тоже совершенно не обращал. Он опространствил окно инфор-коммуникатора и с головой погрузился в какую-то порнушку, время от времени издавая восторженное "Га-га-гы" и гнусно причмокивая. Ехать, судя по поведению спутников, предстояло далеко и долго. Генрик тоже устроился поудобнее и задремал.
Разбудил его бесцеремонный толчок в бок. Вагон стоял у пустынного перрона, борт его со стороны перрона был дематериализован. Флай и лейтенант вышли из вагона. Генрик поспешил следом и, оказавшись на перроне, с любопытством огляделся. Вагон стоял в тупике, путь дальше отсутствовал. С торца перрона платформа заканчивалась весьма внушительных размеров порталом, над прорезью для карты перемигивались красный и фиолетовый огоньки. Бросив на портал опасливый взгляд, лейтенант поспешно козырнул и полез обратно в вагон. Вот оно, значит, как? – мысленно ахнул Генрик. – И так тоже бывает? Пошлют тебя, якобы, в командировку, ты сунешь карту в прорезь, а потом сюда приедет уже какая-нибудь труповозка, не повезут же твой труп обратно в вагоне его светлости… да кто тебе, дураку, сказал, что его и вообще обратно повезут?
– Скорее, скорее, не задерживайся, – брюзгливо прикрикнул Флай. – Ты, вообще-то, как мне кажется, спешил? Задерживаться здесь не приветствуется и не рекомендуется. Пальнут не глядя – ищи тебе потом замену.
Наглость надо было пресекать на корню, и Генрик, скорчив издевательски восторженную рожу, заорал на весь перрон:
– А ты у нас, стало быть, бессмертный? Слушай, друг, одолжи капельку крови, я в смысле твоего личного генома? Все человечество будет тебе до гробовой доски благодарно за бессмертие!
Флай посмотрел на скалящегося яйцеголового многообещающим взглядом, явственно скрипнул зубами, резко развернулся и пошагал к порталу платформы.
