Наг Стернин
Темный бог вечности. Червивое яблоко 2
5
В каждом событии Эни искала – и находила – свидетельства своего особого статуса, явочным порядком подтверждавшее ее претензии. Вот и сейчас, когда она увидела, что прямо в причальном створе ее дожидается не кто-нибудь, а сам Ответственный Секретарь Его Величия, за глаза называемый в сферах "сушеным сперматозоидом", она с гордостью сказала себе, что нисколько не преувеличивает собственного значения, так сказать, при Всегда Правой Особе.
"Сушеная пучеглазость" был вернейшим барометром политической погоды и поведением своим предсказывал для нее, пардон, предсказания самые благоприятные. Встречать ее он явился аж в истинном теле, что делом было ошеломительно небывалым, если учесть, что Всегда Правый находился на борту дредноута и мог его себе затребовать каждую секунду. "Ага, сволочь, лебезишь! " – думала Эни, всячески демонстрируя "Сушеному" дружелюбие, и даже не просто дружелюбие, а приятственную сердечность.
Ответственный, в свою очередь, являл собою воплощенную предупредительность и радость от долгожданной встречи, но границ фамильярности не переступал. Держался в рамках. Совсем – ах, ты, черт! – как капитан ее яхты… и это красноречиво свидетельствовало о многом. В конце концов, каждый нижний для каждого верхнего – серв. "Пшел вон! " ему, сукиному сыну, и "Ты! ", а он тебе "Вы…" и "Чего изволите-с?", потому что ты для него сюзерен и хозяин. А вот теперь и спросим себя, так ли уж много было в Империи людей, которые бы осмелились смотреть на "Сушеного" сверху вниз?
– Леди Боди, – сказал сэр Сушеный Сперматозоид, небрежным движением руки выметая с причала сбежавшихся к яхте блюстителей всяческих официальностей и формализмов независимо от количества и размера звезд на их погонах, – Его Величие ждет Вас для конфиденциальной беседы. Но (-улыбка!-) если хотите отдохнуть или, скажем, припудрить носик (-еще улыбка!-), можете сначала осмотреть апартаменты, которые я для Вас подготовил. С Его Величием я все улажу, у меня припасена на этот случай парочка суперсрочных докладов… Сочтете нужным высказать какие-нибудь замечания или пожелания, я лично прослежу за исполнением (-серия улыбок, показатель радушия зашкаливает!-).
– Благодарю, Вас, сэр, – сказала Эни с точно дозированной в голосе долей уверенности, что все идет, как должно, и так будет всегда. – Условия моего быта, когда я нахожусь на службе Его Величия, меня нисколько не волнуют, – даже не пряча лицемерия, добавила она.
Его Сушеность невозмутимо наклонил голову, принимая к исполнению пожелания, как высказанные, так и подразумеваемые.
– Прошу сюда. Я распорядился подать для Вас личный кар Его Величия.
В словах "я распорядился" сэр Сперматозоид ненавязчиво выделил специфической интонацией местоимение "я". А дальше проследовало еще одно свидетельство подтверждения ее статуса. Биопы из личной охраны Координатора, которые, как известно, с откровенной беспардонностью раздевали взглядом всякую смазливую женщину и, разве что, не облизывались, на сей раз при ее появлении обратились в… д-ой, во что такое, соляные столпы отдыхают… будто в кар садилось само Величие собственной величественной персоной.
Координатор подчеркнуто и даже демонстративно любовался посетительницей.
– Спасибо за яхту, дорогой, – сказала она первым делом. – Это такая клевость!
– Проходи, дарлинг, присаживайся… нет-нет, сюда, поближе, чтобы мне не приходилось вертеть головой. А экипажем ты довольна?
– Чем? – не вполне поняла она. – Ах, ну да…
– Ты и не заметила, что на яхте есть экипаж? – рассмеялся Координатор. – Вот и старайся для тебя. А я старался… э-э… да.
– Как это не заметила? Все я заметила. Капитан очень милый. – Координатор тоненько прыснул, Эни споткнулась, очаровательно смутилась и старательно покраснела. – Да ну тебя! Я совсем не в этом смысле.
Отсмеявшись, Координатор резко сменил тему.
– Перед тем, как перейти к делу, мне бы хотелось немного поболтать с тобой. Просто так. Ни о чем. Для отдыха. А то я все время в делах, в заботах, в хлопотах. Я уже просто забыл о том, как выглядит красивая женщина.
– Рассказывай, – протянула Эни. – А то я не видела, какие красотки возле тебя толкутся.
– Это не красотки, это исполнители, просто они женского пола. И вообще, таких красавиц, как ты, много быть не может. Что в прежнем теле, что в нынешнем, ты товар штучный и очень-очень дефицитный. Это радует.
Эни надулась и подчеркнуто пожала плечами.
– Старая перечница Лайза была когда-то красива? В самом деле?
– Ты была красива всегда.
– Я уже устала тебе говорить, что я и старая грымза совершенно разные люди. Я нынешняя и Лайза Старкофф не имеем между собой ничего общего… практически.
Координатор остро взглянул на нее и картинно удивился.
– Так-таки и ничего? Ты же не могла возникнуть просто на голом месте? Тем более что ты знаешь, откуда взялась. Добро бы ты воспринимала старую Лайзу как мать, я знаю такие случаи.
Эни, и сама последнее время то и дело ловившая себя на подобной крамоле, вдруг обозлилась.
– Ага, тоже мне, матушка!
– Мне очень трудно принять твое отношение к собственному прошлому, – пробормотал Координатор с подчеркнутой рассеянностью. – Как ни крути, Лайза и есть твое прошлое.
– Ты почему-то все время задаешь мне этот вопрос. Чуть ли не при каждой встрече. Неужели тебе это все так любопытно? Что касается меня, мне воспоминания о старой карге не то, чтобы неприятны, а вроде как бы она под ногами путается. Неинтересны они и лишние.
– Мне это не просто любопытно, а очень интересно и важно, – терпеливо сказал Координатор. – Не забывай, что если у тебя это уже давно позади, то мне оно еще только предстоит. Но! Я и в новом теле должен быть… э-э… естественным продолжением меня в теле старом.
– А-а… ну, да… понимаю… преемственность и все такое… Конечно, мой опыт тебе полезно можно использовать. Сейчас я попробую рассказать. Что касается детства, то оно – да, безусловно, мое. Но вот уж хоть ты меня убей, вся взрослая жизнь гнусной старушенции Старкофф воспринимается мною как невнимательно прочитанный роман. Нет-нет, не обольщайся, со старой перечницей у меня нет ничего общего. С нынешней, в смысле, взрослой, я имею в виду. Можешь не сомневаться, если – и когда – тебе захочется вспомнить старое, ты получишь ту самую, свою девочку, причем практически на том самом возрастном рубеже, на котором когда-то с нею расстался… ну, почти. А вовсе не гнуснопсовую перечницу Лайзу омерзительную. Согласись, взрослая Лайза сформировалась уже после тебя, без тебя, под влиянием совсем других людей и не имеет к тебе ни малейшего отношения.
Координатор смотрел на Эни с задумчивым выражением лица и молчал. Эни почему-то почувствовала потребность оправдаться.
– Вот уж чем я точно себя не ощущаю, так это ее полным продолжением. Тут как в компьютерной игре, понимаешь? Когда у тебя много жизней. Ты проживаешь одну, другую, третью, но они все в каком-то смысле независимые. И опять же, как в компьютерной игре, если тебя убили, то не насовсем, ты просто вернулась в место последней записи. А она у меня какая?.. Правильно, расставание с тобой. Возможно, все дело в том, что мое тело прекрасно чувствует свой биологический возраст. И оно требует наполнить себя, так сказать, предысторией именно на этот возраст, а остальное – все случившееся между последней записью и возвращением к ней – отбрасывает за полной ненадобностью. Новая жизнь у меня не продолжает старую. Она мне… совсем другая.
– Параллельная? Тогда получается, ты все равно признаешь жизнь Лайзы своей жизнью.
– Ну, я не знаю. Мне никогда тебя не… как это… не перелогичить, и никакие контакторы тут не помогут. Ты, видимо, плохо себе представляешь, каково нам приходится рядом с тобой, обыкновенным людям. Иногда мне кажется, что я четко отслеживаю твою мысль. Мне понятны все ее повороты, развитие, глубина, нюансы. И вдруг ты говоришь такое, что – трах-бабах – все летит к черту, я чувствую подспудно огромную глубину, мощь невероятную, чудовищную, но как ты к этому пришел? Загадка! Я всегда предпочитаю получать от тебя четкие конкретные указания, а не терятся во мраке неизвестности с собственными догадками и всякими прочими логизмами. И тогда я порву любую глотку… да… только вели. Так что, наверное, ты прав. Но все равно, с какого-то момента я живу заново, новая жизнь полностью отвергает старую. Я презираю и отвергаю старуху Старкофф, сто пинков ей в брюхо! Я Эни, а не Лайза… и как раз чего-то подобного ты, как я догадываюсь, категорически хочешь избежать.
– Неплохо, девочка. Я, мне кажется, уже говорил тебе, что ты неплохо меня знаешь. По-своему. Это радует. Но вернемся к нашим баранам. Разве в таком случае у тебя не теряется всякое ощущение… э-э… продолжения жизни?
– Почему? – изумилась Эни. – Хорошо, признаю. Я была Лайзой Старкофф. Но сейчас я Эни Боди. И я признаю своим наше с нею общее прошлое только до, скажем, расставания с тобой. В новом обличье живу только я, ей нет места в этой моей жизни. Пусть даже я живу второй раз! Но отдельный! И потом буду еще кем-то, и еще, еще – ты решишь кем, и буду отвергать прожитое, и буду жить вечно… благодаря тебе, дорогой. Когда я поняла, что буду всегда, меня охватил такой восторг, такая благодарность тебе, такое благоговение перед тобой, что я поняла – я сделаю все, чтобы ты был мною доволен всегда. Ради тебя я пойду на… что тебе потребуется, на то и пойду.
Координатор с видом удовлетворенным и благостным кивал головой.
– Ты не понимаешь, а я не умею объяснить, – горячилась Эни. – Попробуй себе представить, что чувствует обыкновенный обыватель по отношению к богу, тогда, возможно, ты поймешь.
– Ага, ага, – оживился Координатор. – Ну-ка поподробнее с этого места, пожалуйста. Что такое ты имеешь в виду?
– Ну, как… – озадачилась Эни. – Это совсем не значит, что я выдумываю про тебя и говорю про тебя чего-нибудь, чего нет. Не знаю, отдаешь ли ты сам себе в этом отчет, но ты действительно постепенно обретаешь, мне кажется, сверхчеловеческий… как бы сказать, свойства, что ли… Масштаб, вот. Да, именно так. Масштаб. И вот тебе доказательства, чем отличается твоя личность от подобной масштаба меня. Ты хочешь жить одну жизнь, единую, долгую, через Вечность, только менять тела. А я тоже хочу жить вечно, но не долго, а много. Понимаешь? Чтобы жить в свое удовольствие как можно больше самых разных жизней. Жить одну жизнь вечно я бы не смогла, не мой масштаб, мне стало бы скучно. Да и тебе бы я осточертела одна и та же, как не знаю, что. Жду – не дождусь, когда ты, наконец, захочешь меня снова… и не смотри на меня так. Я прекрасно понимаю, что ты не станешь ограничивать себя одним телом. Ну… и что ты на меня уставился?
Координатор смотрел на нее изумленными глазами.
– Ты раз за разом поражаешь меня, девочка. Какой великолепный аналитический ум! Ты совершенно самостоятельно поднимаешься до постижения столь высоких… э-э… категорий, что, я, право, даже уж и не знаю. Я почти в восторге. Правда, ты не всегда адекватна… э-э… по эмоциональному отклику на иные раздражители, но и здесь ты гораздо более чутка, чем другие. Приматы, знаешь ли, народ ограниченный. Я тобой горжусь. Подумать только – понять, что я не стану ограничивать своих удовольствий одними человеческими телами только. Браво!
Координатор несколько раз беззвучно плеснул ладошками, показывая, в сколь великом изумлении он находится, и продолжал:
– Ты ухватила проблему за самый… э-э… да. Вот именно.
– Ничего я такого не хватала, говорю, что думаю… что я такго ухватила-то, вообще?
– Императорская власть?.. Человеческие тела?.. Женщины?.. Ты права, это мелко, фи, какая пошлость! К моим услугам, конечно же, тела самок всех живых существ. Да что там живых, мне будут принадлежать все тела, одущевленные и неодушевленные, вся материя мира, вся его энергия… Божественность моего масштаба становится очевидной, пусть пока и получервям! Что касается тебя, то телами для множества жизней я тебя обеспечу. Это в моих интересах. Обладать одной и той же самкой в самых разных телах… как это, должно быть, увлекательно. И познавательно!
6
Кулакофф заказал себе "Розу Марисы", подумал и решил, наплевав на всяческую конспирацию, послать такую же выпивку охранявшим его азерским парням. Где-то тут еще должны были быть, вроде бы, мальчики Ланса, но их он не знал и, вообще, не был уверен в их присутствии. Азерцы же оккупировали соседний столик, лица имели скучные, даже выпивка из автопоилки в подобном баре была им явно не по карману. Конспирация конспирацией, но совесть-то надо иметь!
Атмосфера в баре дошла, как бы это сказать, до форменных чудес. Лабухи в диком грохоте закончили фьют о трусиках и теперь с треском и громом лабали очередной разухабистый "манкистеп" с жизнеутверждающим названием "Улыбка задницы просторной". Смысл в тексте, который они вопили, угадывался с трудом, и не только из-за запредельного грохота. Впрочем, посетителям оный и не требовался. Тема у фьюта – самое оно, музыка – зажигательнее некуда, девочки вокруг – доступнее не бывает, лабухи первый сорт, выпивка первый сорт, гуляй, братва, бредлам сегодня наш … вот они и "обезьяношагствовали" в полном согласии с танцем. О чем думал Ланс, назначая встречу в подобном месте? Конспирация конспирацией, но и уши друзей можно было бы пожалеть.
Человек, с которым Ланс устраивал Кулакоффу встречу в столь одиозном заведении, как бар Мареша, должен был появиться с минуты на минуту, и его появления Кулакофф ожидал с большим нетерпением.
Нет, разумеется, он не был первым представителем Свободных Миров, вошедшим в контакт с Гнездом после знаменательной победы над гвардией Компаний. Через межзвездную сеть люди из окружения Рекса общались уже с добрыми двумя десятками планет. Но до сих пор никто не выражал желания лично встретиться с вождями мятежной Азеры. И что такое желание высказал Третий Соправитель свободной конфедерации Аталана – пожалуй, самого могущественного объединения независимых от Империи миров, означало настоящий прорыв во внешнеполитических делах Азеры. В конфедерации, расположенной еще ближе к ядру Галактики, чем система Сола, очень пристально следили за развитием конфликта вокруг Азеры и Райны, справедливо полагая, что их планеты следующие в очереди на разграбление. Формально третий Соправитель прибыл в Столицу для ведения переговоров с имперскими властями, очень непростых переговоров, кстати сказать. Подданным Аталана всегда чинились всяческие препятствия при поступлении в высшие учебные заведения Империи. Что касается знаменитой Академии при Корпусе Пространства, то уже который учебный год в составе ее студентов и стажеров нет ни одного аталанца.
В Столице чрезвычайно удивились наивности столь высокопоставленного аталанского чиновника – ясно же, что случайностью такое отношение к аталанцам не объяснишь, и что в Империи просто-напросто нет дураков, готовых – пусть и за хорошие деньги – повышать квалификацию высших офицеров потенциального противника. А посол Аталана при первой же представившейся возможности связался с Лансом… что, безусловно, делает честь разведке коалиции, поскольку аталанец просил Ланса организовать ему встречу с полномочным представителем руководства Азеры.
Кулакофф уже начал проявлять признаки нетерпения, когда углядел, наконец, в проходе между столиками знакомую могучую фигуру Поля Ланса, взявшего на себя лично сопровождение посланца к месту встречи. Рядом с Полем шагал, часто-часто перебирая ножками, маленький человечек, типичный горожанин, и был он никуда ни годный конспиратор, поскольку ни на грош в нем не было венциянской дуракаваляльной расхлябанности, пофигизма барного завсегдатая, да и карнавальный костюм сидел на аталанце, как на корове седло. Бредламом от него и не пахло. Напротив того, от всей его маленькой фигуры так и перло ощущение незаурядной внутренней силы, несгибаемой воли и жесткой напористости.
Ланс, проходя мимо Кулакоффа, коротко кивнул ему и подсел к сидевшим неподалеку крепким парням, а человечек отодвинул ногой стул рядом с Кулакоффом и присел на самый кончик, впившись острым взглядом в его лицо.
– Не ожидали увидеть горожанина? – спросил он вместо приветствия.
– Ну отчего же? – весело сказал Кулакофф. – Здравствуйте.
– Впрочем, Вы и сами не гигант, – продолжал человечек, по-прежнему игнорируя всяческую вежливость и прочие политесы. – Я удивлен. Вы выбрали для встречи бар Мариса, ну и вкусы у Вас… что уставились на меня?.. Мариса и Мареша это одно и то же, историю знать надо, как говорит мой хороший заочный знакомый сэр Координатор по делам колоний. А что же сэр Азерски сам не пришел? Мы для него мелочь пузатая в прямом и переносном смысле, не снисходит до нас, шестерок шлет?
Кулакофф весело расхохотался.
– Зря Вы так стараетесь, – с трудом выговорил он сквозь смех. – Моя фамилия Кулакофф, возможно она Вам знакомая. И я неплохой инт. Насквозь вас вижу и вдоль, и поперек, и по диагонали. А Вы хороший артист, право, так натурально все, Вам бы в рекламу пойти телетаксерную, цены бы Вам там не было.
– Кулакофф, значит… Как же, как же, наслышаны. И ученый мэтр, и запредельная звезда, и шишка административная в одном флаконе. По всем мирам, говорят, санаторы носятся, высунувши языки, ловят его. А он на сволочном столичном Бродвейчике глушит себе модные болтушки, и в ус не дует. Нагличаем?
– Отчего же и не понагличать в приличной компании? – пожал плечами Кулакофф. – Вот только мы с Вами должны еще некоторые формальности соблюсти. Познакомиться, так сказать.
– А, это вы насчет верительных грамот? В смысле, тот ли я человек, которого Вы сочтете за приличную для себя компанию? Тот, тот. Я действительно уполномочен вести переговоры вплоть до проработки вопроса о возможном союзе. Так что командировка у меня к вам долгая, надоем еще. Дайте сюда Ваш компьютер, я в него соответствующий файлик перекину.
– Какие пошлости! – делано удивился Кулакофф. – Обойдемся и без компьютера. Вы только вот очечки свои темные снимите и посмотрите мне в глаза… Ага… ага… Ну, вот вы их и предъявили, свои верительные грамоты, вот мы и познакомились. Еще раз здравствуйте, господин Спирос.
– Это не рисовка?.. Нет?.. Впечатляет, впечатляет.
– Пустяки. Сейчас мы с Вами допьем наш дринк, болтушка и в самом деле очень даже ничего, прослушаем фьют, хит сегодняшнего дня, видели, при входе анонс? Уж больно название у хита… как бы это сказать… незаурядное: "Улыбка задницы просторной". Тут сейчас вколачивают в моду новый танец "манкистеп", так что все обезьянничают, как могут. Слышите, "Трусики" играют? У них тут все зациклировано. Следом в программе идет как раз "Задница". Прослушаем, а потом я провожу Вас к нашему вице-королю.
– Он что же, где-то здесь недалеко? – удивился приезжий.
– В каком-то смысле… – рассеянно сказал Кулакофф, – во всяком случае, идти недолго.
– Знаете что, – сказал приезжий, – давайте отправим задницу в задницу, тем более что она просторная, и пойдем сразу. Не терпится мне, если честно, познакомиться с человеком, который разнес в пыль и мелкие дребезги гвардию Компаний прямо на глазах сэра Координатора по делам колоний и всего четвертого имперского Космофлота. Не знаю, имеете ли вы представление тут в Столице, насколько легендарной личностью сделался в Галактике вице-король Азеры? Небось, даже и не осознаете?
– Отчего же, вполне себе осознаем, – сказал Кулакофф, вставая. – В задницу, так в задницу. Раз уж Вы не желаете лично насладиться рождением хита, который завтра будет распевать и "манкистепить" каждый дурак в галактике… вперед! Только… Вы не будете возражать, если мы потом сюда вернемся? Вместе с Рексом? Мы давно порываемся устроить ему прослушивание этих фьютов, да все никак. Молодежь наша просто мечтает, а то он у нас на классике воспитанный, на земной эстраде двадцатого – двадцать первого веков. Элвиса ему подавай, Майкла Джексона, на худой конец – Леонтьева или, там, Кобзона. В современных эстрадных изысках ни уха, ни рыла, извините. Только благодаря Вам и надеемся его сюда затащить.
Посол некоторое время озадаченно хлопал глазами, потом вдруг весело улыбнулся и сказал:
– Кто я такой, чтобы вставлять вам палки в колеса? Это даже как-то увлекательно. Разумеется, я – за!.. Э-э, да Вы, сэр Кулакофф, извините, пройдоха. Просчитали меня заранее, хитрец!
Парни за соседним столиком мгновенно сорвались с места и пошли – трое спереди, двое сзади, прокладывая дорогу и прикрывая в беснующейся толпе. Освободившиеся столики оказались мгновенно заняты счастливцами, которым повезло оказаться рядом в нужный момент. Что касается хита, то даже за дверями бара аж до самого поворота штольни их преследовал истошный вопль контртенора, ведшего в фьюте сольную партию:
Задница, о-о, задница!
Просторная задница!
Она вам улыбается!
Вам, и только вам…
– да уж, хит, и в самом деле, был зубодробительный и обещал стать не менее популярным, чем был в прошлом сезоне знаменитый "Завтрак на халяву".
К ячейке Кулакофф с приезжим подошли вдвоем, охрана осталась у входа в тунеллин. Тунеллин был моноэтажным, тупиковым, второго выхода не имел, а ячейка была последней в блоке и располагалась у самой стены тупика. Приезжий иронически хмыкнул и покачал головой: такое расположение конспиративной квартиры показалось ему верхом дилетантства. Блокировать и повязать горе конспираторов санаторам тут было даже не пара пустяков – полпустяка; все это весьма плохо вязалось с тем представлением об Азерски и его людях, что успело у него сложиться ранее, правда, на базе слухов и всяческих россказней. Кулакофф распахнул люк и сделал приглашающий жест рукой. Приезжий вошел внутрь и замер на месте.
Да… знаете ли…
Психологи называют это, кажется, эффектом нарушенного ожидания. И они правы, психологи. Что нарушено, то нарушено, ничего не скажешь.
Самое главное, эти ребята даже и не думали прятаться. Как все это могло оставаться тайной для имперских санаторов – вот это, действительно, была тайна! Налево от входа, там, где по всем канонам городского строительства в ячейке должен был находиться санитарный блок, стена ячейки как таковая просто-напросто отсутствовала. Ячейка оказалась чем-то вроде смотровой площадки над… более всего это было похоже на чудовищных размеров зимний сад или титаническую оранжерею, в которой нашлось место даже для самого настоящего водопада. На разных уровнях стены гость обнаружил еще несколько таких "смотровых площадок". Из каждой площадки на пол этого удивительного рума сбегали красивые и даже изящные лестницы, одна из которых проходила прямо под водопадом… весьма изысканно, надо признать. Вообще этот рум был поразительно красив – море света, воды, зелени и цветов. Но дело было, собственно, не только в этом. Даже, пожалуй, и совсем не в этом. С левой стороны рума, там, где полагалось находиться монолитной бетонной стене, в ней, в стене, зиял чудовищных размеров проем. А вот за проемом, воздух в котором дрожал как над раскаленным песком пустыни, открывался выход на самую настоящую поверхность планеты… ничего не понимаю, ошеломился аталанец, во все глаза уставившись на этот откуда-то ему смутно знакомый пейзаж. Аталанец твердо знал, что находится глубоко под землей, аж на шестом уровне крупнейшего города галактики, откуда же здесь выход на поверхность? А Кулакофф пригнулся к уху гостя и с заговорщеским, правда, несколько смущенным видом сказал:
– Простите, сэр, но раз уж я здесь, и Калерия меня не видит… никогда не мог удержаться…
Он ловко подпрыгнул, уселся на поручень и – явно демонстрируя плоды долгих и старательных тренировок – лихо съехал по перилам лестницы до самого низа.
С той стороны за дрожащим маревом воздуха можно было совершенно отчетливо рассмотреть широкий двор, старинную каменную скамью под огромным старым деревом, от которой, размахивая руками, бежала, что-то крича, очень красивая девушка.
– Ну, что же Вы? Что Вы застыли там, как изваяние? Спускайтесь сюда, и добро пожаловать на Азеру, уважаемый сэр, – крикнул Кулакофф и, повернувшись к набегающей девушке, сказал укоризненно: – Лиза, у нас гости. Это посланец Аталана сэр Спирос.
– А то я не знаю? – удивилась девушка, – добрый день, сэр Спирос. Рекс, простите, вице-король в Москве, но мы ждем его с минуты на минуту, а тетя Лера… тьфу, черт… госпожа комтесса сейчас подойдет.
– Лиза! – Кулакофф покачал головой с крайне скандализованным видом, будто бы это не он только что спускался с лестницы как мальчишка верхом на перилах. – Сэр Спирос – официальное лицо, прибывшее с официальным дипломатическим визитом. Что он подумает?
И без того огромные глаза девушки округлились вообще уже до совершенного безобразия, она картинно потупилась и присела перед гостем в наиизящнейшем реверансе.
– Господин дипломат простит простой и – увы! – дурно воспитанной деревенской девушке…
– Лиза! – уже чуть ли не сердито сказал Кулакофф.
– Да будет тебе, Сережа. Наш гость очень милый человек, чтобы это увидеть, не надо быть крутым интом. Он не обидится. К тому же официальная часть у вас, я вижу, уже позади, переговоры без Рекса вы все равно не начнете, устраивать гостя будешь не ты, а тетя Лера, и у меня к тебе жутко важное дело… Лера так сама захотела, я тут ни при чем, не надо буравить меня взглядом.
– Конечно-конечно, – воскликнул аталанец, откровенно любуясь девушкой, – разве можно отказать в чем-нибудь такой милой и обаятельной особе… да. Ваше желание не может не быть законом для окружающих. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста, я попробую освоиться и осознать наконец-то, что – с ума сойти! – нахожусь на Азере… это все ваши конверторы, не правда ли?.. Я предоставляю сэра Кулакоффа полностью в Ваше распоряжение, а сам пока, с вашего позволения, господа, огляжусь вокруг.
– Вот-вот, Сережа, слушай умных и деликатных людей. Я тут последнее время лихорадочно увлеклась одной интересной задачкой, – рассеянно сообщила она Спиросу. – Мне пришло в голову… ну, подумала я, короче, а что случится, если кто-нибудь, оборзевши, простите мне некоторую вольность в выражениях, господин Спирос… да… так вот, если кто-то просидит в фантоме о-очень долго?
Спирос снисходительно улыбнулся.
– Он просто сойдет с ума.
– Нет-нет, не сорок дней, а, скажем, пару лет или еще больше? Я посчитала, у меня такое получается! Серж! Я еле тебя дождалась. Смотри сюда. – И она принялась прямо в воздухе пальцем писать какие-то замысловатые значки и буквы… причем эти значки и буквы были не просто видимы посторонним глазам, но еще и жили своею собственной – по видимости вполне себе независимой жизнью.
У аталанца отвисла челюсть. Находясь чуть ли не в ступоре и лишь хлопая глазами, он оторопело наблюдал, как нарисованные Лизой буквы и значки складывались в замысловатые формулы, формулы, лопаясь, рождали яркие разноцветные графики и диаграммы, а Лиза, приплясывая от возбуждения, с лихорадочной скоростью манипулировала уже обеими руками.
Уже через несколько минут и она, и Кулакофф просто позабыли о своем госте.
– Видишь? – орала Лиза в ажитации. – Я все просчитала! Я поняла! Сумасшествие – это лишь этап. Это всего лишь временный этап, и он в прошлом. Ненормальность сумасшествия становится вполне себе…
– Эй, эй, – орал в свою очередь Кулакофф, хватая ее за руки, – помедленнее, ты куда гонишь, я же не успеваю… и, вообще, что это ты наковыряла? Вот тут ты наврала. И тут.
В этот момент Спирос наконец-то осознал, что кто-то осторожно тянет его за рукав. Причем, довольно настойчиво и давно. Он повернулся и увидел сухонькую благожелательную старушку с чуть виноватым выражением лица.
– Это надолго, – сказала она, кивнув на спорщиков. – Пойдемте со мной, господин Спирос, я Вас устрою. Я Калерия Азерски. А эти сейчас все равно ничего не слышат.
– …где?! – встревожено орала Лиза, – уф, напугал. Это несущественно, потом исправлю, выводов это не опровергает. Главное – что следует вот отсюда. Видишь?.. Видишь?..
Спирос, приходя в себя, потряс головой.
– Ваше величество…
– Ай, да бросьте Вы, в самом деле. Вице-король – это Рекс. А я простая рядовая комтесса Первой Империи, очень-очень скромная. Идемте, идемте, я Вас устрою, немного отдохнете, приведете себя в порядок. Рекса мы о Вас уже оповестили, он скоро будет. Что касается наших друзей, то они завелись основательно, и это теперь надолго.
Спирос оглянулся.
За время его беседы с госпожой комтессой компания спорщиков неведомым образом успела сильно разрастись. К ней примкнули здоровенный негр с военной выправкой и выражением лица немалого военного чина, два невероятно похожих друг на друга поразительно рыжих шустрика, явные братья и, может быть, даже близнецы, и еще две какие-то личности отчетливо профессорского вида. Все это сообщество галдело и размахивало руками. Впрочем, тон в этом коллоквиуме по-прежнему задавали Лиза с Кулакоффом.
– … с чего ты взял? – вопила Лиза во все горло. – Да ладно тебе, внесу я все эти твои исправления. Согласна, они меняют раскладку темпорального поля. Согласна, пики напряженности у интов существенно смещаются, да, да, фанту инта надо существенно больше времени, чтобы свихнуться… это так уж важно, по-твоему?.. ах, ну да, это и в самом деле очень хорошо, если вспомнить о тете Лере. Но в рассматриваемой задаче это сути дела не меняет! Тот мерзавец ни с какого боку не интивитуист. Да посчитаю я, насколько сдвигаются сроки у интов, сегодня же ночью и посчитаю. Ты смотри сюда… сюда, я говорю, смотри. Прогрессирующий распад и полная деградация человеческой личности, вот что наступает после шизофрении. Смотри! – Она ткнула пальцем в заключительную формулу. – Вот чем он сейчас является. В нем практически почти нет ничего человеческого. Это! Просто! Набор! Файлов!
– Вы видите? – госпожа комтесса пожала плечами. – Они о нас уже совсем забыли. Я даже не вполне уверена, что они осознали мое присутствие. Это все близкие друзья и соратники моего племянника. Все они, и сам Рекс в том числе, превратили Гнездо в настоящий сумасшедший дом.
– … о чем ты говоришь? – орал теперь уже Кулакофф. – Ты способна сделать правильный вывод из собственных расчетов? Где ты усмотрела простой набор файлов? А вот это что?
– После разберемся.
– По-осле?!
– Не придирайся, Серж! – гулким басом грохотал чернокожий гигант. – Она не это имела в виду. Она…
– Ах, не придираться?.. Не придираться?! Иметь в виду можно, как райане говорят, по сто граммов с прицепом в виде кружки пива, и только. Это о-бо-лоч-ка! Шизофрения никуда не делась. Не пропала и не излечилась. Идея фикс просто трансформировалась в цель программы. Вся оболочка вокруг нее и выстроена… Что значит, отсутствует эмоциональная сфера? А вот это что?.. что значит, у людей так не бывает? А с чего ты взяла, что эмоции могут быть только человеческими, и какой из этого следует вывод?..
