Наг Стернин
Темный бог вечности. Червивое яблоко 2
– Ты рассуждаешь прямо как Азерски. Он, я слышала, объединяет интов.
– Ну и что? Нам-то какое дело? Все равно нас он к себе и близко не подпустит. Мы – убийцы, а для него убийца всегда мерзавец, не важно, почему он убийца, по приказу, по заказу или по капризу. На пушечный, как говорится, выстрел не подпустит. Плевать ему, что мы всего лишь жертвы обстоятельств. Да и хрен с ним, ты и сама к нему, к чистюле, не пошла бы… я думаю.
– А почему ты так уверен, что я тебя не предам?
– Ни в чем я не уверен, если правду говорить. Просто я не могу больше быть сволочью. По крайней мере, по отношению к тебе. Мы с тобой очень похожи. Ах, как я хотел бы зарыться лицом в твою грудь, почувствовать твои руки у себя на затылке…
– Это не моя грудь. И руки не мои.
– Для меня твои. Я других не знаю.
– Ну, – буркнула она, глядя куда-то в угол, – где там твои рукавицы? Давай сюда, я сама надену.
– Нет, – покачал головой Генрик. – С насилиями покончено.
– Дурак, я же сказала тебе – я сама!
– И трахать тебя я тоже не буду. Я теперь тебя мог бы только ласкать … и только с любовью. И кончилось бы это для меня печально. Весьма. А тебе, чтобы снять с себя скальп, надо сделать вот что. Сначала хватаешь себя сзади за волосы на затылке вот так. Потом делаешь рывок вверх и вперед. Делать все это надо быстро и резко. Не вздумай колебаться, у тебя не будет ни одной лишней секунды. Ты ничего не почувствуешь, только как бы щелчок в ушах. Тебя таким образом уже сто раз выключали, просто ты этого, естественно, не помнишь. Начнем тренироваться прямо сейчас, немедленно. Мы должны довести эту операцию до автоматизма. А программу, что я для тебя написал, мы введем тебе в комп перед самой отправкой.
5
Рекс не желал о своих проблемах даже разговаривать. На все наскоки друзей он отвечал одной и той же короткой фразой: "не время". Кулаков, не имея другой возможности принудить Рекса к разговору, выполнил свою угрозу и вызвал-таки фантом Старой Дамы. "Куда ты теперь денешься? – говорил он Рексу с кривой ухмылкой. – Лере в фантоме находиться нельзя, а, не поговорив с тобой, она не отключится". Так что вечером того же дня во дворе Гнезда на каменной скамье Айвена происходило бурное "выяснение отношений" между Рексом с одной стороны и Кулакоффом с Лизой с другой. Причем адресовались обе стороны не только к Старой Даме, но и к тут же примостившейся в уголке Лайзе Старкофф, всячески стараясь привлечь ее на свою сторону в качестве союзницы.
– Я в это не верю, – с места в карьер заявил Рекс, и добавил, адресуясь уже именно к "тете Лайзе", – напридумывали тут всякого бреда на мою голову…
– Ах, бреда? Бреда, говоришь? – вопил вконец разволнованный Кулакофф. – Ты думаешь, что мы, ослы такие, тут с тобой в игрушки играем?
– В самом деле, Рекс, – Старая Дама нерешительно пожала плечами. – Как ты можешь вот так безоглядно отмахиваться? В конце концов, друзья о тебе заботятся. И то, что они тут рассказывают, выглядит очень пугающе. Сережа, вы действительно, как ты утверждаешь, бессильны как-то влиять на все это? Раньше ты…
– Раньше было раньше. А теперь наступило теперь. И дурацкие розыгрыши, извините, Лера, совсем не в моем характере.
– Постойте, – вмешалась Лиза. – Не надо только горячиться, не надо орать и друг друга обвинять. Я сейчас все объясню, сохраняйте хладнокровие, в самом деле. Серж, возможно, все несколько драматизирует … я говорю: "возможно", так что не надо меня испепелять взглядом, Серж! – но смотреть на твое, Рекс, извини, просто наплевательское отношение к себе самому, никакого зла не хватает.
– Не время сейчас всем этим заниматься, – буркнул Рекс.
– Вот! – заорал Кулакофф, обличительно тыча в Рекса пальцем. – Именно это я от него и слышу постоянно. "Не время". А когда будет время? Когда ты полностью перейдешь из материальной формы в волновую, проникнешь внутрь какого-нибудь материального тела и там обратно материализуешься? На фемто-уровне ты собою не управляешь, и мы тут тоже что-нибудь сделать бессильны, теория еще и с нано-уровнем в человеке толком не разобралась, а к фемто еще только-только подступается. В конце концов, дело даже не в тебе. Что, если ты в этом состоянии взорвешься?.. что, если от тебя детонируют океаны?.. что, если…
– А с чего ты взял, что я вообще могу полностью перейти в твое дурацкое волновое состояние?
– Ты кому мозги пудришь, зараза? Как ты вышел из запертой комнаты? Деточка во сне упал с кроватки, но не проснулся, а так вот, не проснувшись, без ключа дверь отпер? И такая у деточки, знаете ли, даже во сне любовь к порядку, что, выйдя из комнаты, дверцу за собой он снова запер… кстати, по-прежнему без ключа, и по-прежнему не проснувшись. Объяснений тут два. Или тебе кто-то помогал… но я расследовал, хрен тебе кто помог, вероятность такой помощи равна нулю… или во сне ты полностью перешел в волновую форму, просочился через стенку насквозь и – дуракам везет – очень удачно снова материализовался, конспиратор хренов. А сегодня? Лизу чуть кондрашка не хватила, когда твои руки начали сквозь мраморную столешницу проваливаться.
– Стойте, стойте, стойте! – встревожилась Старая Дама. – Он начал уже сквозь камни проходить?
– Минуточку, – взмолилась до сих пор молчавшая старая Лайза. – Я что-то совсем перестала понимать… нано… фемто… волновая форма, материальная форма… Что Рекс самый жутко сильный инт, это мне понятно, но причем тут эти ваши волновые и прочие формы, хотела бы я знать? С научной точки зрения?
– Да-да, – поддержала ее Старая Дама. – Я тоже как-то…
– Интуитивизм возникает в человеке не по наитию же, – буркнул несколько сбитый с толку Кулакофф. – С точки зрения науки это способность белковых тел управлять нанотехнологическими процессами в собственном организме.
Лайза мельком взглянула на "милую Леру" и укоризненно покачала головой.
– Ты попроще, Сереженька, попроще. Ты нам на пальчиках разложи.
Кулакофф, потерявший от неожиданности свой обличительный настрой, похекал, помекал, но приступил, в конце концов, к разъяснениям, правда, поначалу несколько сбивчиво и невнятно:
– Вы понимаете, в теле одновременно протекает великое множество процессов, управляемых на самом разном уровне, и собственно мозг управляет всего лишь ничтожной их частью. Так вот, чем сильнее интуитивист, тем большей частью этих процессов он может управлять сознательно.
– Это-то, как раз, понятно, – сказала Старая Дама.
– Нет-нет, подожди, – вмешалась Лайза. – Что значит, сознательно? То есть, он может своим телом командовать?.. переделывать?.. к примеру, сделать себя выше, красивее?
– В принципе, если он очень хороший интуитивист и, к тому же, хороший художник… – пожал плечами Кулакофф. – Если ни то, ни другое, то лучше не пробовать. Я не берусь. Рекс, наверное, смог бы, но поскольку художник он никакой, то уж лучше бы ему и не пытаться, а оставить все, как матушка Природа по его поводу распорядилась.
– А что там такое со стрессами? Отчего вам так больно всякий раз?
– Все подсознание начинает работать как мощный компьютер… то есть, мы пока так про него думаем … перебирает варианты маленькими осторожными шагами, то и дело возвращаясь назад и снова идя вперед. "Туда – сюда", понимаете?
– Осторожными! – радостно вмешался Рекс.
– Это у осторожных людей осторожными, – злобно огрызнулся Кулакофф, – у меня осторожными, у Айно, даже у Лизы нашей бестолковой и безалаберной, но не у тебя. Да. Так вот, это самое "туда – сюда" проводится с огромной скоростью и по большей части "не туда". А как организм реагирует, если в нем вдруг что-нибудь идет не как следует?.. Правильно, болью. Подсознание зарулило "не туда", а организм себе "по организму" – не лезь! Оно опять "не туда" – он себе по своей "подсознательной части" еще сильнее. И так до тех пор, пока не нащупает правильный путь. Поскольку процесс это болезненный и опасный – всякие остолопы, вроде некоторых, могут так далеко залезть "не туда", что и обратно уже не вылезут – он, организм, и прибегает к переделке себя только в исключительных случаях, когда по-другому нельзя… Ко мне, да и к другим исследователям, часто обращаются. Огромные деньги предлагают, только бы мы нашли способ избежать боли. Объясняешь им, идиотам, объясняешь, что это физиологически невозможно. Боль неотделима от интуитивизма, увы.
– Сереженька, голубчик, вот еще что мне объясни, только на пальчиках, на пальчиках… вокруг все только и твердят, что научно-биологическая революция есть применение нанотехнологий к человеческому телу. Не скажут попросту – вживление контакторов, надо обязательно выпендриться… что это еще за "нана", господи прости?
– Это означает, что размеры объекта, над изменением которых, так сказать, "технологически" работают, очень маленькие, молекулярные и даже атомарные.
– Но тогда получается, во время этих жутких стрессов Лайза, ты или, скажем, тот же Рекс каждую молекулку в себе, или тот же атом нанотехноложат, от боли корчась, туда – сюда, пока не получат нужное?
– Ну, в общем-то, Айно, Лиза или я – да. Нанотехноложим, как Вы выражаетесь. А что касается Рекса, то он, похоже, уже с нанатехнологиями покончил, декадент хренов. Он, похоже, уже фемтотехнологиями развлекается… Слышишь, дубина, – повернулся он к Рексу, – ишь, ты, примолк. Затих, как мышка в норке.
– А я должен что-то сказать? – угрюмо осведомился Рекс
– Ты должен мотать на ус. И в авантюры не ввязываться.
– Как?
– Откуда я знаю, как? Осторожнее надо быть, осторожнее.
– Эй, эй, вы там, погодите-ка, – весьма решительно перебила спорщиков Старая Дама. – Не надо отклоняться от этих фем… как там их… технологий. Выкладывайте, выкладывайте…
– Все очень просто, Лера, – сказал Кулакофф. – Объекты с фемтометровыми размерами почти настолько же меньше нанометровых, насколько нанометровые меньше всего вот этого, что нас окружает. Для нашего Рекса теперь молекулярный уровень – тьфу, семечки, ерунда, чушь и плешь. Игрушки. Ему, эстету, теперь объекты таких размеров подавай, которые соизмеримы с элементарными частицами. Квантовые эффекты ему подавай и все такое. Чистой энергией он теперь у нас желает управлять.
– И что все это означает?
– А то и означает, дорогая комтесса, что эта дубина… – Серж поперхнулся и закончил почти шепотом, – в очередной свой стресс может уже боли в позвоночнике не почувствовать просто за отсутствием такового! Я вообще не уверен, что он ее и сейчас-то чувствует.
– Как это? – испуганно спросила Старая Дама.
– А так. Чувствовать ему в это время чем?.. тело, ау!.. ты где?
– И? – шепотом спросила Старая Дама.
– А если боли нет, как процессом управлять?
– Ты мне это прекрати, моду взял тетушку пугать! – вскинулся Рекс.
– Тетушку я пугаю? – завопил Кулакофф. – А какая в тебе суммарная энергия ты знаешь? Что с нею будет, если ты, безответственный балбес и дубина, в очередной свой стресс рванешь похуже водородной бомбы?
– И что ты мне прикажешь делать? Что тут от меня зависит, может, объяснишь?
– И объясню! Объясню! Во-первых, не будь ты затычкой к каждой дырке. Вселенная велика, всех не защитишь, да и не все хотят, чтобы их защищали. А во-вторых, тебе давно пора испугаться бесконтрольности проходящих в тебе процессов. Насмерть перепугаться, и заняться вплотную именно этой проблемой. Иначе все кончится очень плохо, причем не только для тебя, для всех.
– Если все так серьезно, – задумчиво сказала Старая Дама, – то Сережа прав. Рекс, тебе бы следовало научиться вызывать эти самые стрессы искусственно, маленькими порциями. Разбираться потихоньку и учиться контролировать. Это взрыв происходит сразу, а изменения разрушающие-созидающие, я думаю, организм обязательно отслеживает. Процессы-то в тебе, как я понимаю, должны усложняться последовательно. Более простой закончится, более сложный начнется. Не может быть, чтобы вместо боли в позвоночнике ничего аналогичного не появилось, дорогой.
Кулакофф и Лиза в совершеннейшем восторге принялись шумно аплодировать.
– Вот именно! – орали они, перебивая друг друга. – Вот именно! Вызывать искусственно и подконтрольно! Госпожа комтесса впервые об этом слышит, а поняла суть проблемы с первого раза.
– Да идите вы все от меня! – сверх всякой меры возмутился Рекс. – Где я вам время возьму? Хоть одна свободная секунда у меня есть?.. ну, что же вы?.. молчите?.. Изменения в экосистеме Азеры на грани необратимости, кто этим займется? А судьба Города и горожан? А союз интуитивистов? А коалиция Свободных миров? Что же вы думаете, Империя спустит такой прецедент на тормозах и оставит нас в покое? Кстати сказать, кто-нибудь у нас займется, наконец, разведкой и контрразведкой как следует? Айно выше крыши хватает и армии. Что за дела, мы еще не успели как следует приступить к работе с делегацией Аталана, а мне уже звонит с Райны их госпожа Советник от науки и устраивает истерику: почему это мы на такое важное совещание не пригласили их представителей… почему, кстати, не пригласили, я не понимаю?.. что значит, не догадались, дипломаты хреновы? Почему всем все о нас известно, а нам ничего и ни о ком? Где этот парень, который Стратег, вы им мне уши прожужжали, вот он бы и занялся… что значит, контакторов нет? Так вживите, черт вас побери совсем! А то – что у нас делается, все вокруг прекрасно знают, а мы как слепые котята… Об Империи я уже и вообще не говорю. Она-то нас наверняка своими агентами напичкала под завязку. Вот и просветите меня, пожалуйста, где мне взять время на себя?
– Рекс, это несерьезно, – сказала тетушка железным голосом. – Почему всем должен заниматься лично ты? Перераспредели обязанности, вот и все. За собою оставь только Свободные миры. Союзом интуитивистов пусть займется Лиза, она все сделает не хуже тебя. С Городом спокойно справится Стасик, он умный мальчик. И вообще, у тебя полно интов, молодых, дельных, и ничего, если они сначала наделают ошибок, ерунда это и плешь, как вы говорите. Разве Стратег у вас один? Вон, Лиза, всем уши проохала насчет своего Отнюдьнета, а таких Стратегов и Отнюдьнетов у вас наверняка вагон и маленькая тележка. Безопасностью у тебя может спокойно заняться Шульц, почему ты его не привлекаешь? А Сережу от всех дел освободи, он должен заниматься только тобой. Вот так.
– Это правильно, – решительно поддержала ее старая Лайза. – И насчет Стасика тоже правильно. Изо всего Совета Координаторов он был самый умный и дельный. Не считая Карла, конечно. Но Карл, прежде всего, хитрован.
– Лера, – сказал Кулакофф, искоса взглянув на Рекса, – я думаю, что все то, что Вы сказали, нужно оформить официально.
– Что это такое ты имеешь в виду? – насторожился Рекс.
– Ну, как… В свое время ты сам настоял, чтобы из двух соправителей статус старшего был у Леры. Так что ее указы обязательны и для тебя тоже. Надо изложить все это на бумаге в форме указа, а мы все, как верные подданные его величества вице-короля, в этом деле Вам старательно поможем, проведем всю подготовительную работу. Что касается самого вице-короля, то главной его задачей на настоящий момент является скорейшее освоение волнового состояния не в смысле, чтобы сквозь стены шмыгать или носиться в космосе в виде луча без космических кораблей и конверторов… хотя это было бы совсем неплохо, если честно… а в смысле входить и выходить из этого состояния только и исключительно по собственному желанию… чем мы с ним и займемся. Кое-какие подходы я тут нащупал, и… сказать по правде, не завидую я тебе, Рекс. Ох, не завидую! Вся та боль, что ты испытывал до сих пор, это и в самом деле семечки и плешь. Так что – хоть это и есть махровый эгоизм – но я до полусмерти рад, что происходит все это не со мной.
– А ты особо не радуйся, – пробурчал Рекс. – Сам же утверждал, что все там будем.
– Кстати сказать, ребятки, – старая Лайза вымученно улыбнулась и пожала плечами. Я полагаю, не один только Рекс нуждается в… – Я, Сережа, вот что хочу сказать. Забота о Рексе – это правильно и очень хорошо, но надо, чтобы и о тебе, охламоне, кто-нибудь подумал. Я тут тоже с дочкиной помощью занялась кое-какими научными занудиями… с кем поведешься, знаете ли… Попробовала я читать твои тексты. Не в смысле понимания и усвоения, а в смысле психологического анализа. И сразу же еще до всякой математики увидела одну несомненную интересность – когда ты работаешь успешно и плодотворно, тексты твои бывают все вдоль и поперек исчерканы, а уж на полях и вообще делается черт знает, что. Вот я и начала сопоставлять качество твоих текстов с качеством твоего питания и отдыха. И получилось у меня вот что…
Лайза подняла руку и единым махом, даже и не без изящества, нарисовала пальцем в воздухе несколько графиков и диаграмм.
У всей присутствующей публики – исключение составляла одна только Лиза – от изумления отвисли челюсти.
– Они все понимают, – обратилась Лайза к Старой Даме. – А тебе я поясню: показывают все эти занудии, что наш Сережа довел себя до ручки, и что глупым его поведение является с любой точки зрения. Он не только губит свое здоровье, но и работа его при беспорядочном питании и зверском переутомлении становится… как бы это сказать помягче… не то чтобы бестолковой и никчемушной, но все-таки. Короче, я лично намерена стать при твоей особе, Сережа, тем же самым, чем сам ты являешься при Рексе, вот так вот.
– Ага! – радостно взвыл Рекс. – Получил? Так его, тетя Лайза, поделом ему!
– А что ж ты нам тут только что нанотехнологиями головы морочила, такая-сякая, не понимает она?! – безмерно возмутился Кулакофф.
– Ах, Сережа, мы, женщины, такие коварные.
6
Первое боковое ответвление Генрик пропустил из чисто суеверных соображений. Сам над собою посмеялся – эк, все-таки, прочно сидят в человеке детские суеверия, никакой образованностью не выбьешь – но свернул только во второе, которое, впрочем, оказалось напрочь заваленным. Непроходимыми оказались и третье ответвление, и четвертое. Прежде, чем пойти дальше, Генрик заставил себя остановиться и задуматься: что это он такое… в самом деле… Если бы сам создавал тут путь для доставки тел, – спросил он себя злобно, – через какое ответвление ты проложил бы дорогу?.. правильно, через ближайшее ко входу в лабораторию. И никакими бы суевериями не озабочивался… кретин. Назад, зараза!
…Буквально через несколько шагов раздвоился первый ход. Вот так. Левое ответвление выходило на лестницу, ведущую вниз, правое вверх. Генрик хмыкнул.
– Ну, уж нет, – заявил он вслух, – Небеса нам ни к чему, нам не летать, нам бы ползать или – в лучшем случае – ходить. Скромнее надо быть, сэр шефлаб и Главный актуализатор науки, скромнее. И к земле поближе, на ней кабаки и девки, в небесах ни кабаков, ни девок нету.
Лестница была абсолютно темной. Генрик отстегнул от пояса фонарь и, перед тем как зажечь его, все так же иронизируя и насмехаясь над самим собою, вслух изрек:
– Да будет свет!
Свет вспыхнул, заставив его чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Это надо же! – восхитился Генрик. Конструкторское решение показалось ему верхом рациональности и изящества. Ну, в самом деле, руки-то у людей, шмыгавших некогда по этому коридору, уж точно бывали основательно загружены.
– Тьма! – свет погас, и Генрик, бормоча себе под нос все ту же сентенцию о скромности, включил фонарь.
Фонарь высветил убегающие вниз марши лестницы, и он с удивлением обнаружил, что она была снабжена пандусами и явно приспособлена для перемещения каких-то тележек. Ну да, ну да, снова восхитился он собственной сообразительностью, тела же разумнее было возить, а не таскать.
Спустившись вниз, он оказался в крохотном зальчике. Зальчик был совершенно пуст, если не считать стоявшего слева у стены старенького стола, вид имевшего типично канцелярно-библиотечный. За этим столом полагалось сидеть какой-нибудь старой библиотечной грымзе в растянутой вязаной кофте и старомодных очках, однако стол, судя все по той же пыли, пустовал весьма давно. На столе стояли массивные допотопного вида часы, имевшие помимо двух стрелок еще одну, как у будильника. Часы шли и – что было уж вовсе поразительно – показывали верное время.
Пожалуй, все и понятно, – сказал он себе, – эта третья стрелка может, я думаю… ну-ка, ну-ка…
Стена перед ним бесшумно отъехала в сторону и вбок, перекрыв проход, через который он попал в зальчик, а сам зальчик оказался вдруг крохотным закутком большого темного библиотечного зала, сплошь заставленного стеллажами и шкафами. "Есть!" – сказал он себе и с ликованием потер руки.
Зал, как и следовало ожидать, обилием посетителей избалован не был. Совершенно очевидно, доступ в него должен был быть не то чтобы уж совершенно воспрещен, но вот что ограничен достаточно тесным кругом людей – это точно. Вокруг стояла противоестественная тишина, зал был темен, в нем горело всего несколько таких же светильников, что освещали циркульный коридор. В том, что это были именно светильники, теперь не оставалось ни малейшего сомнения. Умилившись собственному ликованию, "юное дарование" покрутило головой и выдало в свой адрес со всем отпущенным ему богом сарказмом ядовитое замечание: "Полдела сделано. Осталось только сообразить, как выбраться отсюда наружу".
Решив оглядеться, он медленно двинулся вдоль стен в поисках выхода.
Дважды он наталкивался на дверные проемы, но оба раза двери оказались заперты, причем замки были, к сожалению, не электронные, так что открыть их надежды не было никакой. В конце концов, перед ним снова оказался тот самый маленький проем со столом, с которого началось его путешествие по залу. И тут он боковым зрением уловил справа от себя между стеллажами какое-то движение. Он резко повернулся, сделал несколько шагов и нырнул за стеллаж. В тесном тупичке, прижавшись к стеллажу и загораживаясь от светильника здоровенным фолиантом, стояла прехорошенькая девушка и смотрела на него насмерть перепуганными глазами.
Все с нею было совершенно ясно, и он, изобразив на лице нечто предельно свирепое, грозно заявил:
–Ах, так вот это кто! Что ты здесь делаешь, юная леди, и, главное, ты как сюда попала?!
Юная леди сказала "ах!" и с невероятным изяществом упала в обморок.
Это распростертое на полу тело могло бы показаться очень трогательным, если бы не все тот же злосчастный светильник. Генрик вытаращил глаза и громко сглотнул слюну.
Девушка лежала на спине, раскинув руки и широко расставив согнутые в коленях ноги. Платье ее высоко задралось, чуть ли не полностью обнажив живот, ни белья, характерного для дворянок, ни нижней юбки, обычной для женщин из низших слоев общества, на ней не было. Однако "юное дарование" потрясено было отнюдь не этим, в свои студенческие годы, да и сейчас тоже, ему доводилось вдоволь налюбоваться обнаженными женскими животиками, многие из которых были ничуть не хуже. Однако такого зрелища он еще не видел никогда. Низ живота девушки был тщательно выбрит… но! Оставшиеся волосы представляли собой полоску в виде стрелы, острием своим приглашающе направленную в ее как-то вроде бы даже и ждуще приоткрытое лоно. Выше стрелки поперек живота крупными каллиграфически красивыми рунами было вытатуировано: "Вам сюда!"
Это было ошеломительно, как нокаутирующий удар, когда спасительное беспамятство еще не пришло, но руки – ноги уже отказываются повиноваться и… это было черт знает, что такое. Он повалился на это тело, смял его, сгреб под себя, вломился в него жестко, грубо, он терзал его, насиловал, и уже в последних содроганиях ощутил вдруг, что ее руки и ноги обвиваются вокруг его тела, губы впиваются в его ухо, и услышал жаркий прерывистый шепот:
– Вы… ты ведь не выдашь меня, правда?.. скажи… ведь не выдашь?.. не вы… вы… выдашь?..
Едва успев подняться на ноги, и даже не отряхнувшись от пыли, девушка принялась "выстраивать" отношения.
– Меня зовут Жанет, а тебя?.. Генрик?.. послушай, Генрик, ведь мы с тобой теперь друзья, правда? Правда? Мы будем еще встречаться? По-моему, эта… импровизация… у нас получилась очень даже мило, а?.. Как по-твоему?..
– Вполне может быть, и даже очень вероятно, что будем! – восхищенно воскликнул сэр Главный научный актуализатор проекта "Полигон", с наслаждением перевоплощаясь в именно что "юное дарование" – студиозуса Генрика по прозвищу Палаш, волокиты, некогда известного всему Университету вкупе с окрестностями оного. Он легонько пошлепал девушку по круглой попке.
– Сегодня же и встретимся, если ты мне разумно и внятно объяснишь, разумеется, как сюда попала и чем занималась.
Жанет обиженно надула губки.
– Ну, вот! Обязательно надо все испортить. Ладно бы, тебе не понравилось. А то вон из меня до сих пор вытекает. Ты уж в следующий раз будь осторожнее, так недалеко и… залететь мне совсем ни к чему.
– Это как раз пустяки, вот проглоти-ка облатку, – возразил Генрик, извлекая из кармана заветную коробочку, контрацептивы он имел с собою всегда, так, на всякий случай, мало ли… – Ну, рассказывай, я тебя очень внимательно слушаю.
Жанет схватила таблетку и уставилась на нее завороженным взглядом.
– Это то, что я думаю? Оттуда? – она показала глазами на потолок. – Где ты их добыл?.. Впрочем, что это я глупости спрашиваю, так ты мне и сказал. А почему ты дал мне всего одну? Не желаешь обо мне заботиться за других мужиков? Ну, ты и жлоб!
Генрик ухмыльнулся.
– Тебя, крошка, это удивляет? Благотворительность я оставляю www-монахам. Давай-ка, сюда ключи, и не увиливай от вопросов.
– Какие ключи?
– От входа.
– Ключи от хранилища запрещенных книг? Ну, ты даешь, парень. Откуда им у меня взяться? – искренно удивилась Жанет. – Их и деду никто не доверит, не то что бы мне, хоть он и Главный хранитель. Да и зачем тебе еще один комплект?
– Еще один комплект?.. Ах, ну да, конечно… А как ты сюда попала?
– Здесь есть старинная потайная дверца. Из мемориального музея.
– До сих пор не замурованная?
– Но о ней кроме нас с дедом никто, небось, и не догадывается.
– Прелестно! – иронически воскликнул Генрик. – Юная нимфоманочка почитывает запрещенные книжки. И что же за книжку ты тут раздобыла? А ну-ка, дай ее сюда.
Жанет грациозно присела, подобрала толстенный том, отлетевший в сторону во время их эротических кувырканий, но передавать его Генрику не спешила. Склонив к левому плечу свою очаровательную голову и плутовато надув губки, она, невинно хлопая ресничками и глядя на него взглядом непорочного младенца, проговорила с коротким смешком:
– Я думаю, тебе лучше этого не знать. А то вдруг я взяла что-нибудь такое, за что полагаются "полюса", одиночка в Черной башне, а то и вовсе виселица на Праттере… оно нам надо? Нет, конечно, если захочешь, так я отдам.
– Понятненько. Ну, так я захотел, – рассеянно сказал Генрик, забирая у нее книгу, и оглядел помещение уже значительно более заинтересованным взором. Хранилище запрещенных книг прямо у тебя под боком – это и в самом деле очень… очень интересно. На досуге имело смысл свести с ним и более тесное знакомство. Судя по словам Жанет, хранилась тут не одна только противоестественная теологическая занудь апокрифическая, которую человек, если он в здравом уме, а не свихнулся от схоластической учености, читать ни за что не будет… Отнюдь не только…
Генрик придвинулся поближе к свету, раскрыл том и чуть не ахнул. Это был знаменитый "Дневник пакатора" – книга, повествовавшая об истории заселения Темной, книга – легенда, о которой все слышали, но которую никто не читал. Нет, тома, томики и томищи с этим названием среди читающей публики имели хождение уже не один век, вот только ученые сообщества планеты единодушно считали их все позднейшими подделками. Однако в подлинности этого экземпляра Генрик не усомнился ни на секунду. Во-первых, книга была очень старой, даже ветхой. А во-вторых, напечатана она была не на бошском, франконском или каком-нибудь другом наречии планеты, а на древнем варианте космолингвы. Вот тебе и нимфоманочка. Девочка-то была с двойным дном. Непроста была девочка, совсем непроста. Ей не только было интересно, откуда есть-пошла Темная Земля. Она, оказывается, могла свободно читать на языке, которым на всей Темной владел отнюдь не каждый второй человек… а так же не двадцатый, двухсотый или двухтысячный.
– Вона, значит, как?
Жанет кокетливо улыбалась, но голос ее предательски дрогнул, выдавая тщетно скрываемое волнение.
– И что ты будешь делать? Не "на полюса" же меня отправлять? Ты, конечно, можешь, я понимаю, но… оно тебе надо?
– Брось чудить, – благодушно рассмеялся Генрик. – Я и сам тут не вполне легально.
– Кому ты репу за пазуху суешь? В другой раз хоть височки прикрой, а после уж гони пургу. А то – не вполне легально он тут! Или ты думаешь, что мы тут совсем в репу темные, и не знаем, что эти железки на человеческой голове означают?
Генрик уставился на нее тяжелым взглядом и молчал. Жанет уже не улыбалась
– Эй, эй, ты что это? – сказала она неожиданно севшим голосом, ее огромные темные глазищи смотрели на Генрика с тревожным ожиданием. – Ты это что такое?.. Я же с тобой по-честному. Кого другого я уж точно вокруг пальца обвела бы, но с тобой и пробовать не буду. Наслышана о вашем брате. Да и ты меня за дуру держать не станешь, дуры это не читают. Я и так изо всех сил не замечала твоих височков… сколько могла.
Генрик поймал себя на том, что прикидывает, как избавиться от трупа, и рассмеялся. Жанет подскочила на месте от неожиданности и умоляюще зачастила:
– Генрик, милый, не надо, а? Заметь, я ж тебе репу за пазуху не сую – кто, мол, ты такой, откуда свалился на наши головы… и вообще, это не мое дело. Не спрашиваю, не спрошу никогда, молчать буду, как рыба. И вовсе не потому, что меньше знаешь – крепче спишь, а потому, что ты мой шанс схватить за хвост удачу, пойми. Какое мне будущее светит, не знаешь? Быть мне женой сморщенного старого хрыча, университетского профессора каких-нибудь алхимических наук, а единственная радость, какую я смогу себе в жизни позволить – давать, давать и давать его юным студиозусам, пока сама не потеряю товарный вид, так что они меня уже и хотеть не будут. Нагляделась я на такое всласть. Генрик, поверь, мы друг другу очень пригодимся и нужны. Убьешь меня – ошибку сделаешь роковую, тыщу раз потом пожалеешь.
А ведь девка права, сказал себе Генрик, такой шустрый агент за стенами лаборатории совсем не помешает. Впрочем, он вполне отдавал себе отчет, какую роль в этом решении играют воспоминания его собственного тела.
– Все это прекрасно, – сказал он, изобразив на физиономии предельную степень удивления. – Одного не пойму, с чего ты взяла, что я захочу причинить тебе зло? Ты мне, извини, нравишься. Мне, извини, туда, – и принялся наглядно демонстрировать девушке, что именно он, Генрик имеет в виду.
