Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы
МОЖЕТ БЫТЬ МНЕ ПОЕХАТЬ?
– Толя, может быть мне поехать?
– Спасибо, Лена. Там Гриша, Мальчик и Полина. Белосевич был. Она сейчас спит. Спасибо.
– Почему был приступ, не знаешь?
– Кажется, знаю. Но исправить это невозможно. Раньше, чем часа через два ее все равно беспокоить нельзя.
Испытания провели по полной программе, помещение закрыли и бригада монтажников отправилась на «Аннушку» помогать завершению монтажа щитов управления.
Свиридов задержался, побеседовал со связистами генерала Белоглазова, и когда приехал на «Аннушку», то застал самый конец перепалки Лены Долгополовой и Михеича.
Они стояли друг против друга и ругались, обзывая друг друга обидными словами.
Свиридов пожалел, что опоздал.
– Ах, ты, рыбьи твои глаза …
– Ах, ты потомственный смолокур …
– Финтифлюшка в штанах …
– А что в твоих штанах?
– Охальничаешь, финтифлюшка?
– Ах, ты сом уснулый …
– Ладно, умники! Кончайте. В чем дело?
– Эта пигалица …
– Этот леший …
– К делу. И покороче.
– Под настилом не протянули трос для протяжки кабелей. А пробросить – размахнуться негде.
– Пошли, покажете.
Свиридов осмотрел настил, проем для прокладки кабелей, крепление поперечин.
– Поднять надо.
– Хотя бы приподнять немного …
– Гидравлические домкраты есть?
– Найдем пару. По тонне.
– Где сварщики? Давай сюда.
– Кузьма! Ты где? Двигай сюда!
– Привет, Кузьма.
– Здравствуйте, Анатолий Иванович.
– Сдуть сможешь? Разъединить.
– Отчего же. Можно и сдуть.
– Давай. Тащи горелку и сдувай все головки отсюда и вон до того места. Правильно, Анатолий Иванович?
– Правильно, Елена Геннадиевна. И сделайте эскиз поперечины под домкраты.
Зашипел газ, хлопнуло пламя, заструились искры.
Когда через четверть часа Свиридов вернулся настил был приподнят двумя домкратами и все по очереди пытались забросить гайку на веревке под него так, чтобы она вылетела у противоположной стены.
ТОНЯ ПОСЛЕ ПРИСТУПА
– Гриша? – Тоня с трудом подняла голову. – Гришенька, ты тут?
– Конечно! – Гриша подошел и наклонился к ней. – Лежи, лежи. Попить хочешь? Сейчас я тебе молока подогрею! Или хочешь куриного бульона? В термосе есть, тетя Полина принесла.
– Гришенька … Ничего не хочу … Иди ко мне … Мальчик мой …
– Да ты никак реветь собралась? Вот новости!
Гриша сел рядом с ней, потом наклонился и поцеловал. Сперва в одну щеку, потом в другую, а потом, чуть помедлив, поцеловал в губы.
– Мой Гриша …
– Моя Тоня … Только не реви! Терпеть не могу, когда реветь начинают …
– Не ворчи … Это от слабости … Я никого не зашибла? Никто не видел, как я … ругалась?
– Успокойся, все нормально, все путем. Папа там весь испереживался … Тебе не тяжело так? Гриша прилег к ней на грудь и положил голову рядом с ее головой.
– Мне так приятно … Давай, я позвоню ему, успокою … А кто раздел меня?
– Я тебя раздел. Правда, юбку порезал, ты уж извини … сейчас принесу телефон.
– Толя? Это я, у меня все в порядке. – Тоня старалась говорить бодро, обычным голосом.
– Я лежу, вся обласканная Гришей. Он так обо мне заботиться! И кормит меня, ты не волнуйся! Нет, нет, не надо! У нас все есть, а я сейчас … некрасивая. Приезжай к вечеру, я отлежусь, посплю пока. Я целую тебя!
Она обессилено опустила трубку.
– Я чуть-чуть полежу, а потом ты меня покормишь … Вот как ты меня раздевал, я не помню … А вот как грел – помню. Это было … чудесно!.. Спасибо тебе, милый мой Гриша…
– Если ты будешь реветь, я рассержусь!
– Не сердись, я больше не буду …
Гриша помог ей повернуться на бок, старательно подоткнул одеяло и Тоня уснула.
Полина, сидевшая в соседней комнате за приоткрытой дверью и, казалось, полностью погруженная в свои материалы, вздохнула и продолжила свою работу.
ПРИБЫВАЮТ СКВОРЦОВ И ДР.
Свиридов неслышно прошел в комнату – на диване отвернувшись к стене спала Тоня, а рядом в кресле устроился Гриша.
Приложив палец к губам Свиридов и Гриша вышли в соседнюю комнату, где сидела Полина.
– У нас все в порядке, папа. Она спит спокойно. Пропотела, глюкозы ей дали. Молока немного выпила.
– Толя, не беспокойся, я посижу с Гришей. Белосевич был, ничего серьезного не нашел, оставил глюкозы. Есть горячий куриный бульон, молоко, мед.
– Ей еще поспать надо. Потом она начнет приводить себя в порядок, прихорашиваться для тебя.
– Спасибо, Полина. Спасибо тебе, сын. Я поеду в штаб – если что …
В штабе Свиридова ждали свежие документы. Прибыли контейнеры с видеомагнитофонами, телевизорами, дисплеями, компьютерами, измерительными приборами.
Пришло уведомление о прибытии из Москвы – завтра прилетали Скворцов, Петрова и неизвестный пока Чибрыкин.
Шифрограмма с пометкой «срочно» сообщала, что во время пересадки в аэропорту совершил попытку побега некто Белясь и был при этом застрелен.
– Владимир Альбертович, Белясь застрелен при попытке бегства. Есть готовить самолет для вас.
С ТОНЕЙ ПРОЩАЕТСЯ СТОРНАС
– Гриша? Ты тут? Сколько времени?
– Ну, как ты поспала?
– Хорошо. Есть хочу!
– Нос мокрый – зверь здоровый … Есть хочешь – жить будешь.
– Дай мне во что-нибудь завернуться. Я в ванну хочу …
– Давай я тебя отведу. Не хорохорься! Еще будешь тут мне показывать, какая ты сильная и что голова у тебя не кружится!
Тоня откинула одеяло и покорно дала Грише завернуть себя в халат и обхватив руками отвести в ванну. Там она присела на табуретку и смотрела, как Гриша готовит ей ванну, наполняет ее водой. Опираясь на него шагнула и опустилась в воду.
– Как хорошо! Я посижу немного, а потом ты поможешь мне сполоснуться. Хорошо? – она вытянулась в воде.
Полина наблюдала за ними, старясь не привлекать внимания, но и находясь в непосредственной близости, чтобы прийти на помощь при первой необходимости.
Свежепомытая и одетая Тоня за компанию с Гришей и Полиной с аппетитом выпила две больших чашки бульона и окончательно ожила. Посмотревшись в зеркало она не особенно одобрила себя.
– Но все же можно людям показывать. – заключила она. – Толя не забегал?
– Забегал. Посмотрел на тебя и убежал в штаб.
– Ну и ладно. Вот сейчас причешусь и стану совсем похожа на человека.
– Можно подумать, что ты похожа на что-то другое.
Тоня успела привести себя в порядок, и только тогда, как будто дождавшись этого пришел генерал Сторнас.
– Я улетаю, Тонечка. Зашел попрощаться. С Анатолием все порешали, все распоряжения я ему оставил. Думаю, через несколько дней прилечу снова.
– Успеха вам, Владимир Альбертович. Всего вам хорошего. Толя в штабе.
Не успел уйти генерал, как вновь появился Белосевич. Заворчал, забрюзжал, уютно начал стукать и слушать Тоню, измерять ей давление.
Успокоенный ее состоянием он скоро ушел и на смену ему появился Мальчик. Он прокатился по комнате, потом приложил руку к Тониной голове, хрюкнул и укатился к матери. Было видно, что он клубочком свернулся около ее ног и затих.
А вскоре пришел Свиридов, наскоро умылся и поцеловал Тоню влажными после умывания губами.
– Ну, отчитывайтесь.
– Немного побесновалась, меня Гриша укротил и в кровать уложил. Все. Чувствую себя нормально.
– Белосевич был? Слабость сильная?
– Был. Не очень. Есть хочу.
– Папа, я сбегаю в столовую, принесу чего-нибудь!
– Толя, мы пойдем. Мальчик считает, что все прошло спокойно, причин для беспокойства нет.
– А что же он сам не расскажет?
– Он у тебя на кровати поспит немного. Устал он, помогая Грише.
#Он пытался воздействовать напрямую на ее сознание. Говорит, что немного удалось. От этого и устал.
#Спасибо тебе и ему.
– Конечно, пусть поспит.
Полина ушла, а Свиридов взял Тоню на руки и стал тихонечко укачивать.
– Тебе надо поспать …
– Сейчас поем и лягу. Ты меня уложишь? Сможешь поспать со мной? Знаешь, как хорошо на меня действует, когда ты рядом?
– И на меня хорошо действует … Я постараюсь вернуться побыстрее, мне еще надо … побегать, покомандовать.
Во время кормления Тони раздался телефонный звонок.
– Свиридов. Папа, тебя.
– Свиридов.
– Добрый вечер, Дина Егоровна. Спасибо, все обошлось.
– Спасибо, ничего не нужно.
– Завтра я постараюсь побывать в больнице. Всего доброго.
– Дина помощь предлагала, – сказал он положив трубку. – Левушка ей рассказал о твоем припадке.
– Надо Левушку поблагодарить и извиниться перед ним. Весь первый всплеск он принял на себя, довел меня до дома.
ДАША и ВОЛОЖАНИН ВПЕРВЫЕ В КОМНАТЕ
В этот день мальчики были чем-то взволнованы и вели себя неспокойно, днем плохо спали, были рассеяны.
Перед ужином зашел Воложанин, дети встретили его радостно, все расспрашивали о поездке.
Даша постаралась скрыть свою радость и встретила Воложанина сдержанно, а когда он пригласил ее погулять вечером, ответила по всем канонам деревенского уклада – отводя глаза, уклончиво и расплывчато.
– Так я подожду вас на улице?
– Подождите, только не знаю я, получится ли …
Дети засыпали плохо. Уложив и дождавшись, пока все они крепко уснут, Даша выглянула в окно из коридора.
Воложанин ждал ее. Она набросила шубейку и выбежала к нему.
– Юрий Николаевич! Не смогу я сегодня с вами погулять. Мальчики сегодня какие-то вздрюченные, спят плохо, не могу я их оставить.
– Жалость какая … Может быть тогда посидим у вас … в коридоре? Там рядом, если что – дежурный позовет.
– Где в коридоре? В комнате свиданий?
– А почему нет? Тем более, что я утром улетаю … Правда, не надолго.
– Ну, уж если вы улетаете, – Даша никак не могла привыкнуть, что можно вот так запросто закрыться вдвоем в комнате, и все могут об этом знать …
Они поднялись на второй этаж, Воложанин зажег свет в ближайшей комнате.
– Идите, посмотрите, как там дела.
Даша заглянула в спальню – все было тихо.
– Если проснется кто-нибудь – позови меня, – сказала она дежурному, и, покраснев, добавила – Я тут рядом буду, в комнате …
За неплотно прикрытой дверью в слабо освещенной комнате ее ждал Воложанин.
«Интересно, а чего-то я боюсь? Или не боюсь? Одни будем, никто не видит …» – подумала Даша.
Опыт ухаживания у нее был крохотный, если можно назвать это опытом. В последнем классе ходил как-то за ней один мальчик, пытался целовать, но когда давал волю рукам, Даша его отшивала.
Так все и прекратилось, и весь опыт ее состоял из рассказов бывшей одноклассницы – к сестрам Огородниковым на полати частенько забегала переночевать Дашина школьная подружка Валька, жившая неподалеку.
– Ой, девоньки! – шептала Валька в очередной раз, сбрасывая платье и устраиваясь между сестрами на полатях.
– Ой, девоньки! А мы с моим сегодня так целовались, так целовались! – Валька довольно потянулась.
– Он приехал из Иркутска, привез мне американские капроновые чулки с резинками вместо подвязок – вот, поглядите!
Валька задрала комбинацию и повертела полными ногами в тонких телесного цвета чулках с широкими темными полосками кружевных резинок верху, удерживающими чулки на ноге.
– Все требует, чтобы я ему показала, как они на мне! А целуется! Девоньки, истинный пассаж! Свой язык засовывает мне в рот! Я спервоначалу не поняла, а потом ничего, освоила … И сама теперь ему в рот свой язык запихиваю … А он как засосет меня, так тут же руками начинает лапать … Пока целует, всю излапает … Стоим сегодня в сенцах, целуемся, а он расстегнул мне шубенку и ну щупать да сиськи мять! Мне и сладко и больно – он сильно щиплется! Прижал меня к стенке, а тут маманя! Звону было! Она – к отцу, тот за вожжи, а я к вам! Ох, девоньки, до чего же сладко целоваться!
«Интересно, станет он целоваться? И что мне делать, ежели станет – отбиваться или нет? А как начнет руками?»
Так ничего не решив Даша шагнула в комнату.
Воложанин встал, закрыл за ней дверь и сел рядом с ней на диван.
– Вы чем-то взволнованы, Дарья Федоровна? Что-нибудь случилось?
– Нет, что вы, все в порядке. Вот мальчики только …
– А что с ними? Я ничего такого не заметил.
– Да я тоже поначалу не замечала, а они с самого утра какие-то … не такие. То ли возбуждены чем-то, то ли взволнованы … А не говорят, что такое … мало ли что они узнали … по своим информационным каналам …
Даша не сразу заметила, что он взял ее руку в свою и легонько поглаживает ее, а когда заметила, то попробовала понять – что она чувствует.
А чувствовала она, что это ей весьма приятно и ей самой хочется погладить его руку. И уж потом поняла, что даже и не подумала, что следует руку-то свою отнять и рассердится.
И хоть выскочила она в старом своем еще школьном форменном платьице – а платьице давно стало ей коротковато, и подол был поднят по ее понятиям высоковато, и коленка-то ее касалась его ноги – почему-то страшно ей не было.
И уж никак не верилось, что вдруг он набросится на нее и начнет … А что начнет – она и сама не знала, но уж совсем успокоилась, когда заметила, что задвижка на двери вовсе и не закрыта – он дверь-то и не запирал.
Она рассказывала Воложанину о мальчиках, он переспрашивал, живо интересуясь каждым ее словом, и ей было приятно, что ему тоже все это очень важно знать.
И сама она дала ему вторую руку, и этим рукам оказалось всего удобнее лежать и общаться на ее коленке. И оказалось, что совсем не в тягость молчать и смотреть друг на друга, а потом задавать такие глупые вопросы и дружно смеяться над ними. И так просто отобрать у него свою руку, чтобы поправить волосы, а потом взять его руку в свою – руки у него были большие, с сильными пальцами, но такие нежные и ласковые.
И она почему-то ничуть не смутилась, когда в дверь еле слышно постучали.
– Дима во сне плачет, – негромко за дверью сказал дежурный.
– Иду! – откликнулась Даша, и отобрав свои руки у Воложанина пошла за дежурным.
Успокоив мальчика и поправив одеяла и подушки у остальных она вернулась к Воложанину, и совершенно естественно села вплотную к нему, и прислонясь к нему плечом, по детской еще привычке поджала под себя ногу. И замерла. Короткое платьице ее от этого движения поднялось совсем уж до полнейшего безобразия, а коленка ее уперлась в его ногу …
Воложанин не замечая ее заминки взял двумя руками ее руку, подул на нее.
– Так что там случилось, Дашенька?
Нежное пожатие его рук, добрые глаза и мягкая улыбка успокоили Дашу, а обращение «ты» показалось совершенно естественным.
И когда через пару минут она уже рассказывала о своих братьях и сестрах, то ей ничуть не казалось странным, что их руки опять устроились на ее поджатой ноге, даже на внутренней стороне ноги, и лежат много выше колена – а ей почему-то ни капельки не было стыдно, не было страшно и было очень приятно все это. Прикосновения его рук были такими волнующими и ничуть не страшными …
«И никуда он не лезет, ни за какие места не хватает», – но это уже прошло где-то совсем в стороне от ее сознания.
Только прощаясь у дверей детской спальни и глядя ему вслед Даша поняла, чего ей хотелось все это время – ей хотелось, чтобы он поцеловал ее.
ГРИША ПРИСТРУНИЛ РОДИТЕЛЕЙ
Свиридов тихонько проник в спальню. Тоня не спала и ждала его.
– Не разбуди Гришу, – прошептала она.
Свиридов разделся и забрался к ней под одеяло.
– Обними меня.
– Ты не очень резвись …
– Погрей меня …
– Ты ручонки-то приструни … закрыто на учет …
– Обними меня хотя бы …
– Устраивайся, устраивайся …
– Руку положи … нет, не так, под пижаму …
– Да угомонись ты …
Гриша проснулся, прислушался, решил не показывать, что проснулся, но не удержался и рассмеялся.
– Ну, родители, вы даете!
– Гриша, мы тебя разбудили? Прости нас …
– Мы больше не будем … шуметь. Я бы забрал Тоню к себе, да мне придется уйти ночью. Она останется на твое попечение.
– Угу … Мне тебя заменить? Лечь рядом с Тоней?
– Мы уж тут сами разберемся, кому с кем рядом лечь. – Тоня остановила Свиридова и ответила сама. – Спи давай.
Она уютно устроилась на плече у мужа, прижалась к нему, обхватила его руку и закрыла глаза.
СВИРИДОВ УШЕЛ ПОД УТРО
Свиридов ушел под утро, а Тоня проснулась посвежевшая и полная сил.
– Соня, вставай! Нам с тобой надо приготовить комнату для Вити Скворцова, он сегодня прилетает.
– Ура, дядя Витя прилетает! Доброе утро. Как ты? Как себя чувствуешь?
– Все нормально, все прошло.
ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА. МОЖНО ЛИ НАМ ЗАВОДИТЬ ДЕТЕЙ
Детская площадка обустраивалась и обустраивалась.
От корпуса к ней протоптали широкую тропинку. Редко кто обходил ее стороной, почти все делали крюк и хоть минутку, как бы не торопились, останавливались полюбоваться ребятишками.
Пологая горка с длинным раскатом уходила за торец 400-го корпуса. Мальчики катались на санках по двое, и поэтому кому-то не хватало пары и он ехал с горы с Дашей, уютно устроившись между ее колен.
Санки раскатывались, вылетали на снег и оба – Даша и ее спутник – с визгом и хохотом летели в снег. Их оттуда доставали общими усилиями и все весело возвращались к горке. Теперь с Дашей ехал кто-то другой и как-то само собой получалось, что эта негласная очередь соблюдалась очень строго.
Когда Даше на помощь приходили мамы, то всякий порядок нарушался, хотя мамы и не делали особого предпочтения своим сыновьям, а с веселым хохотом летели в сугроб, обнимая чужого мальчика.
Свиридову выделили персональные санки и он в одиночестве промчался по спуску и улетел в сугроб, и его выковыривали оттуда мальчики, Даша и Вера Толоконникова с Валерией Дзюбановской.
– И как это тебя угораздило так в сугроб залететь? Дальше всех улетел!
– Из шапки снег вытряхните, а то замерзнет!
– Толя, я хотела с тобой посоветоваться, можно? Ты не спешишь?
– Давай, советуйся. Ну, все, мальчики, все. Мы с Лерой пойдем, пошушукаемся.
– Приходи к нам кататься!
Ребятишки повезли санки обратно, а Свиридов с Дзюбановской медленно пошли по дорожке.
– Как Олег?
– Хорошо. Делает успехи – плавает, как заправский пловец. Толя … Рыбачков с ним дополнительно гимнастикой занимается. Говорит, что у Олега большие способности … как ты говорил.
– Какие-нибудь проблемы?
– Да как тебе сказать … Вот пару дней с тобой не говорила, и я с трудом на ты разговариваю.
– А ты похорошела.
– Да ну что ты! Правда?
– Правда. И остальные мамы – тоже.
– Это оттого, что наши мальчики с нами.
– Думаю, что не только от этого.
– А что, заметно?
– Ну, смотря что … Заметно, что каждая из вас обзавелась близким другом и мальчики это оценили и приняли. Думаешь, не заметно?
– Толя, у меня деликатный вопрос …
– А мне вообще везет на деликатные вопросы. И чего я такой везучий?
– Понимаешь, у каждой из нас уже есть ребенок. Но ведь мы еще не старые …
– Ну и заводите еще.
– Можно? Ой, Толя, а я об этом и стеснялась тебя спросить! То есть не об этом … ну, ладно. Наши мальчики – особенные. Так можно ли нам иметь детей и будут ли они … Плохого ничего не будет?
– Милая Лера! Да заводите, и поскорей, пока эти не выросли! Разве можно лишать вас такого счастью … Думаю, плохого ничего не будет – ведь ты имеешь в виду их здоровье? Вряд ли они будут такими, как эти, особенными …
– Толя, ты себе не представляешь, как хорошо! Я всем девчонкам расскажу! Вот они обрадуются!
– А свадьбы зажать хотите? Я, как ваш всеобщий брат, этого не допущу! – Свиридов ужасно гневался, а Лера смеялась.
– Я тебя поздравляю. – он и тепло и ласково поцеловал Леру, – Желаю вам с Анатолием всяческого счастью и детишек.
– Спасибо, Толя. У нас у всех … ну, в разной степени готовности … к свадьбе … Но ты же все равно узнаешь первым.
– Вот и хорошо. Конечно, легкой жизни не будет, но Даша поможет …
– Да у нее самой … – Лера прикусила язык.
– Не болтай зря! А получится у них – так счастья им огромного!
– Ты знаешь?
– А у меня вопрос к тебе, вернее к вам всем тоже есть. И очень серьезный. Вы бывали в интернате много раз. Не чувствовали ли вы что-нибудь особенное там, в тех помещениях?
– Особенное? Что именно?
– Что угодно, любую мелочь. Сонливость, жажду, излишнюю веселость, желание уйти оттуда или наоборот … Все, что угодно. Спроси и сама подумай, хорошо?
– Я подумаю … Но все всегда бывало связано с мальчиками, мы скучали без них … Но каждую ночь …
Лера подумала, опустила глаза.
– Толя, я там каждую ночь вспоминала … отца Олега и как мне с ним было хорошо … в постели. Первые разы, когда мы туда поехали, это было так сильно, что … По-моему, примерно такие же чувства испытывали и остальные … Со временем все это, конечно, притупилось …
– Ты подумай, пусть остальные подумают. А потом поговорим. Это очень важно.
РАХМАТУЛИН НАСЧЕТ ДОПУСКА ЧЕРНОМЫРДИНУ
– Анатолий Иванович, майор Рахматулин просит принять его и Черномырдина.
– Жду.
– Анатолий Иванович, ко мне обратился Семен Гаврилович Черномырдин с несколькими вопросами, относящимися к сведениям различной степени секретности. Я хотел бы получить от вас соответствующее распоряжение.
– Семен Гаврилович Черномырдин выполняет мое поручение. Все сведения, которые ему необходимы, он должен получать незамедлительно и полностью. В отношении степени секретности … Как вы знаете, Сергей Мунирович, есть разные формы допуска к секретным материалам и документам. Так вот у Семена Гавриловича форма наивысшая из всех возможных и невозможных – ему доступно все, что ему нужно. А что ему не нужно – он просто не воспринимает. Поэтому у нас в Москве он просто не знал, что такое секретные материалы.
– Но мне нужно какое-то основание для допуска.
– Сочините его сами, я посмотрю и подпишу.
– Вот, я подготовил. Хотя мог ошибиться по части вопросов, которые будут интересовать товарища Черномырдина.
– Семен Гаврилович, вы видели этот черновик?
– Да, Анатолий Иванович, но ничего там не понял. Простите …
Свиридов прочел поданную ему бумагу, вписал несколько слов и подписал.
– Галина Климентьевна, зарегистрируйте, пожалуйста. А для работы, Сергей Мунирович, отведите Семену Гавриловичу комнату у себя рядом с первым отделом, чтобы ему секретные материалы с собой таскать не приходилось.
