Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы
НЕРЗАВЕЦКАЯ ПИШЕТ ДОКЛАДНУЮ
А у себя в кабинете Нерзавецкая крупным острым почерком писала на тетрадном листе бумаги.
«Генерал-полковнику Нефедову С.Ю. от Нерзавецкой К.С.
Донесение.
Довожу до вашего сведения, что в интернат поселка «Солнечный» без предварительной договоренности вместе с родными (матерьми) находящихся здесь детей приехал полковник Свиридов А.И., назначенный (по непроверенным данным) новым начальником объекта. Полковник Свиридов прошел к детям один и пробыл там две или три минуты, после чего туда зашли приехавшие женщины, а полковник вышел.
Считаю своим долгом отметить и обратить ваше особое внимание на то обстоятельство, что после встречи с полковником дети начали говорить (до этого они не разговаривали ни с персоналом интерната, ни со своими матерьми), и к вечеру их речь приобрела характер хорошо поставленной речи взрослого человека.
У полковника Свиридова ко мне были следующие вопросы: давно ли я заведую интернатом, чем больны дети, какой им был поставлен диагноз, есть ли в штате интерната врач, где находятся истории болезни детей, что лично я могу сказать о детях, что за припадки бывают у одного из детей, есть ли у меня семья и дети, что было в помещениях интерната ранее, какие занятия проводятся с детьми, каков распорядок дня детей, почему нет спортивных занятий, почему им прописана молочно-растительная диета, где анкеты работников интерната и кто сегодня дежурит.
У детей неожиданно проявились общежитейские навыки и понятие о дисциплине. Несмотря на явное возбуждение нервной системы они очень быстро заснули, причем укладывал их спать полковник Свиридов, в то время как приехавшие женщины готовили пьянку и накрывали на стол.
Последовавшее затем групповое сожительство полковника с приехавшими женщинами не вызывает сомнения в корыстных целях женщин.
Сообщаю вам о необычном поведении детей и жду указаний о дальнейших действиях в руководимом мною интернате.
Остаюсь верная вам Калерия Нерзавецкая.»
ПРИПАДОК БОРИ ВАСИЛЬЕВА
С трудом отогнав раскрасневшихся женщин от стола Свиридов отправил их спать и улегся сам в маленьком закутке.
Но поспать долго ему не дали.
– Толя, Толя! Проснись! У Бориски приступ!
Его теребила за плечо Нина. Она, видимо, спешила и пришла будить его в длинной ночной рубашке.
– Иду!
Свиридов сбросил одеяло и как был в плавках пошел за Ниной.
В спальне горел свет и все сгрудились около кровати Бориса. Свиридов не сразу понял, что там произошло. Зина склонилась над кроваткой, а под откинутым одеялом лежал какой-то странный предмет, и только приглядевшись, можно было понять, что это – маленький мальчик в очень странной позе, весь скрюченный, охватил себя руками – и ногами?
Зина пыталась погладить его, а он дергался, как от прикосновения электрического провода.
– Разойдись! – тихо сказал Свиридов.
Женщины расступились. Он протянул к мальчику руки, дотронулся до него. Мальчик не дернулся. Свиридов взял на руки сплетенное тельце и пошел в соседнюю комнату.
– Ребятки, не ходите с нами, – остановил он проснувшихся мальчиков. – Ложитесь в кроватки. Я сейчас помогу Боре и все будет хорошо…
Свиридов подошел к чьей-то постели.
– Ну-ка, садись и возьми мальчика на руки, – сказал он Зине.
Та послушно села на чужую кровать и приняла на руки сплетенное тельце. Мальчик воспринял это спокойно.
– Дай мне обхватить его, – Свиридов начал просовывать руки под тельце мальчика. Он только успел почувствовать, как мягкая полная грудь Зины прижимается к его руке, как ей приятно это прикосновение, и мальчик немедленно отреагировал резкими конвульсивными толчками.
– Девочки, уведите Зину, – сказал Свиридов, поднимая мальчика, – Уведите и напоите валерьянкой … Лера, помоги мне …
Дзюбановская подошла к нему.
– Как мне помочь?
– Сядь поудобнее и возьми его на руки … Главное – чтобы ты его обхватила как можно плотнее, со всех сторон … И люби и жалей его, как своего собственного …
Дзюбановская забралась с ногами на кровать, села, скрестив ноги, и приняла у Свиридова мальчика.
Просовывая руки под маленькое сплетенное тельце Свиридов неизбежно касался тела Дзюбановской, но теперь все было спокойно – ни она не реагировала на его тесное прикосновение, ни мальчик.
– Так, всем выйти … Лера, на меня не обращай внимания, чтобы я ни делал …
Он стал устанавливать контакт с мальчиком, и ему это удалось не сразу. Такой вихрь чувств и эмоций открылся ему, что он не сразу сообразил, что нужно и снизить уровень восприятия, и попытаться работать по ключевым словам – да по каким словам? – по ключевым понятиям.
Но среагировал он быстро и погрузился в мир чужих чувств.
Сперва он просто успокаивал мальчика, старался снять напряжение, сковывающее все его тело, все мышцы.
Потом пошел вглубь и попытался отыскать причину нервного напряжения. Отбрасывая картины и целые пласты событий, эмоций и переживаний, он старательно искал главное, оставляя все воспринятое на потом.
Что-то показывало на связь нервного состояния мальчик с нервным состоянием матери. И Свиридов попытался войти в информационное поле Зины Васильевой. И вошел в него.
ЗИНА ВАСИЛЬЕВА – ПРИЧИНА ПРИПАДКА
…Это был самый конец беременности, до родов оставалось всего ничего. Живот такой большой, тяжелый и гладкий. Кожа натянута, как на барабане. Кто-то толкает живот изнутри, это немного больно, но очень приятно. Она у себя в комнате и ждет его, своего возлюбленного и отца своего ребенка. Одно воспоминание заставляет напрягаться в нетерпеливом ожидании.
Вот он! Он целует ее, гладит по спине, по бедрам, расстегивает и снимает с нее одежду. Ласкает налитые груди, касается языком влажных сосков, расстегивает и снимает бандаж с живота, гладит торчащий живот. Она откидывается спиной на стол, он берет ее ноги и раздвигает их. Ей так хочется его, так приятно, и так страшно, когда он проникает в нее и, кажется, касается того, кто в животе. Несмотря на приглушение эмоций, слияние этих двух чувств – восторга от близости и дикого страха за того, кто в ней, оглушают Свиридова. Эти эмоции передаются еще неродившемуся существу, и оно тоже волнуется и страдает, а Зина, разрываясь между этими двумя океанами эмоций, почти неподвижна, ее колени на плечах мужчины, и он движется, движется … И, охладев, оставляет Зину.
В другой раз его поцелуи и ласки возбуждают Зину, но беспокоят ребенка, и он начинает бешено толкаться, и Зина, крича от боли, валится на кровать … Врачи, палата, еще несколько дней, еще несколько равнодушных поцелуев, вызывающих тем не менее сильную реакцию ребенка …
Он родился – Свиридов не понял, то ли роды были легкими, то ли Зина не придала им значения, но радость первой встречи с сыном заслоняет все. Сын настолько занимает ее, что приход его отца остается почти неотмеченным, как и поцелуи и слабые попытки интимных ласк. Наткнувшись на колкую поросль на ее теле он уже не возобновляет попыток, а она не чувствует их прелести. Время проходит, уже прошло несколько месяцев – его уже нет, и однажды она испытывает волнение от прикосновения мальчика к ее груди, а затем просто от воспоминаний. Волнение, желание …
Мальчик растет, но не забывает ужаса от близкого проникновения к нему чего-то … Чего-то очень важного и желанного для мамы, но этого она очень сильно боится, и ее страх и желание не находят выхода … А потом мама приходит к нему редко, и иногда он чувствует, что ей очень хочется принять внутрь себя часть мужчины, она опять полна тех эмоций … И он вновь переживает весь тот ужас замкнутого пространства, ужас матери и свой страх и безвыходность …
«Можно уже попробовать снять» – подумал Свиридов, – «Но откуда? С того конца или с этого? Или лучше просто дать ему свое отношение ко всем этим событиям, включая сегодняшнее ее волнение?»
– У тебя пот … капает, – тихо прошептала Дзюбановская, – Можно мне вытереть?
– Нет … Руки не отнимай …
Свиридов начал тихонечко шевелить пальцами, поглаживая мальчика. Тельце стало мягче, мышцы уже не каменели под его пальцами. Он старался внушить мальчику не только спокойствие, уверенность в своей безопасности, но и чувство понимания и уважения к матери, нежность к ней … И, главное, Свиридов пытался разорвать связь между волнением женщины и потребностью той в мужской ласке с чувством опасности и страхами мальчика.
Мальчик успокаивался – это уже было видно, руки и ноги его расправлялись, дыхание становилось ровным.
– Лера, дай я вытащу руку, а ты прижми его к себе и побаюкай … Дзюбановская чуть отстранилась и Свиридов осторожно стал вытаскивать руку из-под мальчика. Тот спокойно повернулся к Дзюбановской, уткнулся носом ей в грудь, обнял рукой.
Свиридов, внушая ему спокойный и глубокий сон, стал вынимать другую руку из-под тела мальчика. Только теперь он почувствовал и осознал, что все это время его руки были плотно прижаты к телу молодой женщины, прикрытому только тонкой и короткой сорочкой.
Теперь он смог вытереть пот. В дверь заглядывали.
– Девочки, заберите Борю и отнесите в кровать. Не бойтесь, все хорошо, он сейчас не проснется …
Свиридов взял мальчика и передал Нине. Дзюбановская помахала затекшими кистями рук и встала с кровати. При этом ее короткая сорочка предательски открыла слишком многое, и она покраснела, искоса глянув на Свиридова.
КАК ТАМ ЗИНА?
– Как там Зина? – он послал мысленный приказ ребятишкам «спать» и мог теперь заняться мамой.
– Получше, но еще трясет …
– Девочки, поставьте стул … Посадите ее.
– Зина, сядь поудобнее, поплотнее к спинке.
Свиридов встал у нее за спиной, положил ладони ей на виски.
– Я сейчас попробую снять у тебя головную боль и успокоить тебя. Ты сиди спокойно, старайся ни о чем не думать …
– Хорошо, Толя …
– И не волнуйся, с Борей все в порядке, он заснул …
– Хорошо, Толя …
– Ты успокаиваешься, успокаиваешься … Можно усыпить тебя?
– Хорошо, Толя …
Успокаивая Зину Свиридов вошел в ее сознание и мысленно попытался пустить события вспять. Ему это удалось и он убыстрил темп.
Волнение и желание Зины, почувствовавшей прикосновения его рук через тонкую ткань рубашки, ее волнение и желание от случайных прикосновений и даже взглядов, случайная близость с почти незнакомым мужчиной, попытки мастурбации, роды, беременность, страх и желание последних недель беременности, обоюдные желания ее и отца ребенка, разнообразие поз и способов, бессонные безумные ночи, темперамент молодых любовников, знакомство и влюбленность, но это не первый ее мужчина …
Свиридов прервал продвижение вглубь информационного поля и вернулся.
Зина сидела с закрытыми глазами и спала, а кругом стояли мамы в ночных сорочках и широко открытыми глазами смотрели на нее и на Свиридова.
Он знал, что прошло всего несколько секунд.
Теперь он внушал Зине, что те страхи, которые она переживала в последние недели беременности, давно прошли, стали давними полузабытыми воспоминаниями, что она свободна от этого страха, что у нее такой чудесный сын …
– Давайте уложим Зину в кровать, – сказал Свиридов, поднимая ее на руки, – ну-ка, помогите мне.
Общими усилиями Зину уложили.
– Теперь она спокойно проспит до утра … Все, девочки, ложитесь спать.
– Толя! – Вера подошла к нему, – Меня считают отпетой хулиганкой и вообще … Но дай я тебя поцелую от всех нас!
– Ложитесь, ложитесь! Я всем пожелаю спокойной ночи!
Как же эти молодые женщины были хороши в своем волнении за мальчика и друг за друга. Сейчас они счастливо улыбались, когда Свиридов просто касался щеки, поправлял одеяло, гладил руку. Правда, он при этом излучал доброту и ласку.
Последней у стены стояла кровать Дзюбановской. Свиридов не удержался и погладил ее по спине, проведя ладонью сверху донизу, и получил в ответ такую счастливую улыбку.
– Спокойной ночи, милые сестренки!
ЭТИ МАЛЬЧИКИ. МЫСЛЕННЫЙ КОНТАКТ с ОЛЕГОМ
– Лера, сядь-ка вот сюда, – Свиридов усадил Леру на скамейку в беседке. – Я хотел бы попробовать установить мысленный контакт с Олегом и побеседовать с ним. Как ты смотришь на это?
– Я пока никак не могу привыкнуть, что Олежка … может разговаривать … мысленно … А почему ты спрашиваешь меня об этом? Почему спрашивал Веру?
– Я уже побеседовал с Димой … Мне трудно объяснить, но это не просто разговор, это обмен мыслями, чувствами … даже эмоциями. И в этом процессе участвует память.
– Ну и что? Он и так может рассказать о том, что помнит.
– Все-таки это вмешательство во внутренний мир …
– Но ведь это не опасно?
– Думаю, что нет. Я не вмешиваюсь в его сознание, а только спрашиваю.
– А про меня ты будешь спрашивать?
– Обязательно! – рассмеялся Свиридов, – Я хочу, чтобы ты осталась с нами, не возражаешь?
Дзюбановская кивнула.
– Олег! Олежка! Иди сюда! Ну-ка, мама, возьми на руки своего сына.
Свиридов усадил Олега на колени Леры лицом к себе, сам придвинулся поближе.
– Олежка, я хочу с тобой побеседовать мысленно, не возражаешь?
– Давай, дядя Толя, – мальчик поерзал, устраиваясь поудобнее, а Лера обхватила его руками.
– Тогда давай. Я попробую войти с тобой в мысленный контакт, буду задавать вопросы. Если тебе что-нибудь не понравится, ты можешь в любой момент прервать контакт. Хорошо? Ты меня хорошо понимаешь? Ответь вслух, чтобы мама тоже слышала.
– Я хорошо тебя понимаю, дядя Толя. Давай, начинай спрашивать.
– Ну, тогда поехали.
СВИРИДОВ ЗАКРЫЛ ГЛАЗА
Свиридов поднес ладони к голове мальчика и закрыл глаза.
#Ты меня хорошо слышишь?
#<хорошо># – ответ был по смыслу и содержанию шире понятия «хорошо», и хотя воспринимались мысленные ответы Олега значительно ярче, чем при контакте с Димой, все же Свиридов далеко не все мог воспринимать в форме слов.
#Ты давно понял, что можешь общаться мысленно?
#Я всегда знал это.
#Как это – всегда?
#Всегда – это сколько я помню. Мы всегда так <общались> с ребятами.
Снова понятие «общались» было куда более широким и эмоционально окрашенным.
#А говорить вслух вы не хотели или не могли?
#Мы не понимали, почему с нами не <общаются> по нашему. И относились к взрослым совсем по-другому, не так, как сейчас.
#По-другому – это как?
#Взрослые были <чужими>. Одни <добрые>, другие <недобрые>, третьи <никакие>, но все – <чужие>.
Мысленные ответы Олега отличались от ответов Димы взрослой взвешенностью и определенностью.
#А теперь? Сегодня?
#Еще не все <понятно>. Только если бы не ты, то <пустота>.
Свиридов даже не смог воспринять этот образ и эмоции, сопровождающие его и решил поразбираться в этом потом.
#Ты помнишь, как вы раньше жили с мамой вместе, до интерната?
#Конечно. Хорошо <жили>. Мама очень <переживала>, когда меня увезли.
#Ты очень любишь маму?
#Конечно, <люблю>.
#А она тебя любит?
#Она меня очень <любит> и очень <переживает за меня>.
#Как по твоему, хороший человек и <добрый> человек – это одно и то же?
#А что такое хороший? Чем он отличается от <доброго>?
#Я не всегда тебя правильно понимаю. Что такое твое понятие <добрый>?
#Я знаю, что ты не все понимаешь в виде слов и описанных словами понятий. Но это пройдет.
#Ты понимаешь, чувствуешь, когда я тебя не совсем понимаю?!
#Конечно. Это обратная связь. Наш мысленный контакт – двухсторонний. Понятие «обратная связь» я взял <у тебя>. Ты не ожидал этого?
#Не ожидал и несколько удивлен.
#Ты не волнуйся, все будет хорошо.
#Это ты меня цитируешь?
#Конечно, дядя Толя. Ты еще не понял, что ты для нас сделал, и кто ты теперь для нас.
#Я хочу быть другом. Ты знаешь, что мы с твоей мамой побратались?
#Побратались… <Побратались>… И теперь и я, и моя мама – <родные> тебе люди? Это так?
#Да, это так. И теперь я буду о вас заботится, как о <родных мне людях>.
Свиридов попробовал воспользоваться не словесным, а эмоциональным содержанием понятия.
#Вот видишь дядя Толя, ты тоже умеешь <так говорить>.
#У вас с ребятами всегда двухсторонний контакт?
#Совсем нет. Можно установить <контакт в одну сторону>, можно <между не всеми>. Как надо, так и делаем.
#Ты потом научишь меня, как это делается?
#Конечно.
#Мамы ребятишек – <добрые> люди?
#Да, они <добрые>. Они <добрые> не только к своим сыновьям.
#А воспитатели?
#Они разные. Тетя Леокадия, тетя Людмила, тетя Феония – <добрые>, Валентина Капитоновна и дядя Прокоп – <никакие>, а тетя Аграфена и Калерия Спиридоновна – <недобрые>. <Добрые нас любят>, а <недобрые – ненавидят>.
#У тебя есть зрительная память?
#Память в виде изображения? Да, есть.
#Как ты думаешь, ты смог бы мне передать изображение?
#С ребятами мы обмениваемся изображениями так же, как и <понятиями>. Давай попробуем.
#Ты помнишь комнату, где вы жили с мамой до интерната? Покажи мне ее.
И Свиридов ясно увидел комнату – кровать, застеленная самодельным пледом, деревянная детская кроватка, маленький столик в углу, зеркало на тумбочке рядом с настольной лампой, две двери – нет, это стенной шкаф, а вот это дверь в соседнюю комнату. Изображение позволяло двигаться? Свиридов «пошел» в дверь и «оказался» в соседней комнате – там сидела Вера Толоконникова, только помоложе, с длинными волосами, и кормила грудью малыша. Малыш причмокивал и толкал кулачком полную грудь своей мамы, а Вера улыбалась ему.
Свиридов прервал изображение – это оказалось просто, это он умел.
#Как получилось?
#Нормально. Интересно, а что <видел> ты?
#Я не видел ничего, я просто вспоминал нашу комнату и что там было. Что увидел ты, я не знаю. Интересно, что?
#Я видел обстановку в комнате… Подожди, я попробую разобраться, как это получается… Наш контакт не мешает тебе <думать и чувствовать>, верно?
#Но ты же это должен <воспринимать как фон>. Я правильно выразился?
#Правильно .
И Свиридов почувствовал, что он все это время «воспринимал как фон» все, что думал и чувствовал Олег: как он ерзал на коленях у Леры, как Лера обнимала его руками, а потом прикрыла полами своего полушубка. Свиридов попробовал – и «вошел» в сознание Леры.
#Какой Олежка стал большой… И как он может передавать мысли телепатически? Бред какой-то! Но <Толя> говорит… Нет, лучше не думать, пусть он потом объяснит… Не холодно Олежке? Вот глупая, надо было надеть рейтузы, еще застужусь…
Свиридов «почувствовал» следующую мысль и отключился от сознания Леры, решив, что в столь интимные подробности ему уж совсем никак не стоит влезать.
КАЛЕРИЯ СПИРИДОНОВНА
Он вернулся в сознание Олега и попробовал вызвать из его памяти изображение, пользуясь способом «ключевых образов». Для начала он использовал образ Калерии Спиридоновны.
И увидел, как она строго отчитывает двух мальчиков – Сашу и Васю, а те стоят перед ней, опустив головы и не понимая, что она говорит и за что сердится. Свиридов мысленно ускорил темп изображения и перед его мысленным взором понеслись картины, в которых обязательно присутствовала Калерия Спиридоновна.
Свиридов добавил образ дворника Прокопа – и понеслись картинки с ними обоими. Затем в поле зрения появилась рослая и пышнотелая женщина по имени Аграфена.
Она громко ругалась и размахивала шваброй. Калерия Спиридоновна успокаивала ее, а Прокоп стоял в сторонке и с удовольствием поглядывал на полные ноги Аграфены под коротким распахивающимся халатом, и на ее груди, плотно обтянутые халатом. Аграфена видела эти взгляды, ей они нравились и она старалась повернуться к нему.
Свиридов еще более убыстрил темп изображения.
Калерия Спиридоновна исчезла, а Прокоп подошел к Аграфене и положил руку на ее пышную грудь. Аграфена, не отодвигаясь, повернулась и поставила швабру к стене. Прокоп тем временем взял ее за вторую грудь и сжал руки. Аграфена взглянула в комнату, на Анатолия и кивнула головой в сторону двери.
Они вышли в коридор – рослая Аграфена в белом халате и грузный Прокоп, обнимающий ее за талию, притворили за собой дверь, но дверь приоткрылась и все стало видно.
Свиридов хотел прервать изображение, но потом раздумал, решив узнать, что же видели ребятишки и с чем они знакомы на самом деле. Изображение отличалось от того, что показал Дима, отчетливостью и реальностью происходящего. Прокоп запустил руку под халат, Аграфена расстегнула пуговицы и открыла пышную белую грудь с крупными темными пятнами сосков. Прокоп мял эти груди – было видно, что он делал это грубо и сильно, захватывая пальцами соски женщины и сжимая груди в сильных ладонях.
Аграфене это явно нравилось, она оперлась спиной о стену, халат упал на пол, открыв полное белое тело и розовое трико. Прокоп начал расстегивать брюки, а Аграфена стала снимать трико. Все это делалось привычно, деловито и буднично – они не оглядывались по сторонам и было видно, что они не опасались, что им помешают.
Аграфена стянула трико, отбросила его в сторону и стояла, расставив полные ноги, опираясь спиной о стену и ожидая, пока Прокоп справится со своей одеждой. Наконец брюки и трусы Прокопа съехали на пол и он занялся Аграфеной. По-хозяйски руками он провел по ее телу, по груди, животу, засунул руку между ее ног, поиграл там в зарослях волос. Аграфена сильнее развела ноги, выпятила вперед низ живота и Прокоп придвинулся к ней вплотную.
Не успел Свиридов подумать. что, слава богу, обошлось без подробностей, как Аграфена, обхватив Прокопа руками, подняла вверх согнутую ногу и сразу стали видны все мельчайшие подробности происходящего. Ритмичные движения и пыхтенье продолжалось долго и тут Свиридов обнаружил еще одного зрителя – из-за приоткрытой двери за парой наблюдала Калерия Спиридоновна, и ей это откровенно нравилось. Тогда Свиридов решил досмотреть до конца.
Наконец Прокоп устал и отвалился от Аграфены. Та нехотя отпустила его, опустила на пол ногу. Прокоп стал надевать трусы и брюки, а Аграфена стояла перед ним и обеими руками потирала себе низ живота. Ее позвала Калерия Спиридоновна. Аграфена подобрала с пола халат и трико и так, не одеваясь, голая, пошла за Калерией Спиридоновной, и ее увесистая грудь колыхалась в так ее шагам.
Интересно, а я смогу «пойти» с ними? – подумал Свиридов. Оказалось, что да, сможет, и он пошел вместе с поджарой вытянутой Калерией Спиридоновной и чуть расплывшейся, но еще очень соблазнительной голой Аграфеной.
Калерия Спиридоновна стала многословно и нудно делать выговор Аграфене за то, что она ведет себя непристойно при детях, что она будет вынуждена сообщить об этом мужу Аграфены, что она будет вынуждена уволить Аграфену …
Аграфена молча и скучая слушала начальницу, стоя перед ней голышом, позевывая и почесываясь. Потом Калерия Спиридоновна заперла дверь и села за стол. Аграфена уселась напротив нее, раздвинула ноги и задрала их на ручки кресла.
Калерия Спиридоновна жадно глядела на тело Аграфены, раскинувшееся и раскрытое перед ней, а Аграфена начала молча мастурбировать – сперва одной рукой, потом двумя сразу, глубоко залезая руками внутрь и раздвигая и раздирая себя. Калерия Спиридоновна жадно наблюдала за движениями Аграфены.
Рук Калерии Спиридоновны из-за стола не было видно. Свиридов обнаружил, что может менять точку зрения и мысленно переместился так, чтобы видеть, что делается по ту сторону стола. Он увидел задранное платье, спущенные к коленям теплые панталоны и руки Калерии Спиридоновны, двигающиеся между ее судорожно сдвигающихся и раздвигающихся ног.
Аграфена засунула себе внутрь руку так, что стало казаться, будто руки у нее нет вовсе и двигала эту руку взад-вперед, взад-вперед; она пыхтела, глаза у нее были закрыты, а рот полуоткрыт. Наконец она медленно вытащила из себя руку, покрытую беловатой слизью.
– Ну, хватит, начальница. Купи себе вибратор! – и так, не одеваясь, Аграфена проследовала в душ.
Уф! – мысленно облегчено вздохнул Свиридов и вышел из сознания Олега.
