Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы
ИЗ МОСКВЫ за АРЕСТОВАННЫМИ
– Анатолий Иванович, ко мне тут из Москвы приехали с предписанием передать им арестованных граждан Шипука Альберта Кимовича и Беляся Вениамина Львовича.
– Отдай, что есть. А про гражданина Шипука скажи, что такого не задерживал и у тебя такого арестованного нет. Народ-то серьезный приехал?
– Не дай бог!
– Не волнуйся. Я своим дам соответствующие инструкции.
– Товарищ командующий, из города звонят командированные из Москвы.
– Чего хотят?
– Имеют приказ этапировать в Москву арестованного Шипука.
– Если у них есть приказ о том, чтобы я, полковник Свиридов как командующий, передал им гражданина Шипука – пусть приезжают. Если такого приказа нет – зачем им ехать? Все равно ничего не получат. Нужен приказ, подписанный как минимум заместителем руководителя Комитета, а не радиограмма. Так этим ребятам и объясните. Шуметь начнут – трубку положите. Не волнуйтесь, Василий Андреевич, в этой игре уже все мизансцены расписаны.
У МИХЕИЧА в БАНЕ
Они уже подъезжали к дому Поликарпа Михеевича.
– Дядя Поликарп, а как зовут вашего волкодава?
– Ты, Гриша, не шуткуй с ним, он зверь серьезный. Чужих на дух не переносит, да и знакомых не всех жалует. Вон уж начто Кузьма – почитай, каждый день бывает, а наш Дизель …
– Поликарп Михеевич, да вы что? Собаку Дизелем назвали?
– Что теперь поделаешь – он уже привык. А назвал спьяну, уж очень он рычал похоже. Так вот, он Кузьму не уважает, а если тот под градусом придет – не пускает.
– А тебя-то, Михеич, под градусом пускает? Или жене сигналит – мол, хозяин принял внутрь!
– Вот ты смеешься, Иваныч, а не знаешь, что он меня один раз отругал. Я был в приличном подпитии, и он меня отругал.
– И какими-же словами он вас ругал?
– Собачьими, Антонина Ивановна, собачьими. Вот тут останови, Иваныч. Приехали.
Автомобиль остановился перед воротами.
– Ты пойди со мной через калитку, я тебя с ним познакомлю. А то ежели из машины во дворе выйдешь – может обидеться и тогда …
– Слышь, Михеич, а ежели я войду туда без тебя? И побеседую с твоим Дизелем? Потом не проболтаешься?
– Рисковый ты мужик, Иваныч! Но калитку не закрывай – он, однако, зверь …
Михеич открыл калитку и Свиридов вошел в нее. Навстречу ему молча шел волк средних размеров, шел молча и начинал показывать зубы.
– Привет, Дизель! – Свиридов мысленно уважительно поздоровался с псом и заверил его в своем к нему уважении, почтении и ненападении.
– Как поживаешь? Дома все в порядке?
Пес сел и стал слушать Свиридова, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и шевеля ушами.
– Мы в гости приехали к Марии Богдановне, Поликарпу Михеевичу и Аринушке. Ну, и к тебе тоже. А со мной жена моя Антонина Ивановна и сын Гриша. Иди сюда, Дизель, понюхай, познакомимся.
Михеич стоял столбом и в полном недоумении мял в руках шапку, а пес встал, подошел к Свиридову, шевельнул хвостом и обнюхал его. Свиридов представил Дизелю Тоню и Гришу, и пес так же доброжелательно и обстоятельно с ними познакомился. А потом виновато извинился перед хозяином и тявкнув пошел к себе в конуру.
– Не болтай! – погрозил Свиридов ошалевшему Михеичу и все пошли в дом.
– Здравствуйте, Мария Богдановна! Мир и благополучия дому сему!
– Здравствуйте! Как это я не слышала, как это вас наш Дизя пропустил? Проходите, раздевайтесь!
– А это жена моя, Антонина Ивановна. Сын Гриша.
– Тоня, очень приятно.
– Мария Богдановна. Да вы проходите! Ариша, где ты, гости у нас!
Вышла Ариша, стала смущенно знакомиться, особенно с Гришей – она так серьезно подала тому руку, что Свиридову стало смешно и грустно одновременно.
Гости осматривались в громадной горнице с массивной русской печью, осваивались под внимательным взглядом потемневшей от времени иконы в красном углу.
– Ну, как там банька, мать?
– Все готово. Натопили, веники замочили, квасу налили.
– Иваныч, тут есть предложение пустить баб … то есть женщин вперед. А то ежели их опосля нас пустить в баню, то нам их за стол придется долго ждать.
– Как хозяин скомандует, так и будет. Ты уж сам кумекай, Михеич.
– Тогда мы посидим покедова тут, а вы, бабы … То есть женщины, извиняйте, Антонина Ивановна …
– Михеич, я не возражаю, если вы меня бабой назовете!
– Ну, и ладненько! Тогда бабы – марш в баню!
Накинув полушубки женщины отправились в конец участка к небольшой баньке, усердно дымящей трубой.
Раздевшись в предбаннике и повязавшись косынками они перешли в парную.
– Не горячо вам, Антонина Ивановна?
– Покамест нет, Мария Богдановна. Давно я в бане не была!
Женщины осмотрели друг друга. Мария Богдановна несмотря на годы была крепка и ладна телом, расчерченном солнцем, лишнего жира не было и в помине, и Тоня подивилась ее стройности и красоте.
Тоня не была расчерчена солнцем, белым выделялись только следы от трусиков да самую чуть на груди, но тело ее было плотным, тренированным и очень женственным. Она Марии Богдановне понравилась.
А Ариша была еще худенькой девочкой-подростком, с уже наметившейся грудью, с длинными руками и ногами, с лета поцарапанными коленками. Но тело ее было крепеньким и когда Тоня стала тереть мочалкой ей спину, она почувствовала, что это не хлипкая городская девочка, а деревенская, работница и хозяйка будущей семьи.
Охаживая Тоню веником Мария Богдановна одобрительно отозвалась о ее теле, об отсутствии пуза – как она выразилась, о крепенькой заднице, о сильных ногах.
Стегая Марию Богдановну Тоня в ответных комплиментах и силе ударов не скупилась, что жене Михеича тоже понравилось.
Потом все трое выскочили из баньки и за отсутствием озера или речки с отчаянным криком валялись в глубоком снегу и растирали друг друга.
Они вошли в дом такие раскрасневшиеся, такие умиротворенные, что на них можно было только любоваться. Михеич не преминул им об этом сказать, но не удержался от воркотни – что так долго …
Мужики парились основательно, поддавая на раскаленные камни квасу, и несколько раз выходили поваляться в снегу. Грише разрешили в порядке исключения отдохнуть в предбаннике.
– Слышь, Иваныч, – нахлестывая Свиридова сказал Михеич. – Мы-то паримся всей семьей … то исть вместе, стало быть … Я постеснялся предложить … Антонина Ивановна … Гриша опять же …
– Ну, и чего? Предложил бы … Спросили бы разрешения у женщин … Хочешь, я сам спрошу …
– Стало быть, не забоишься?
– Дурак ты старый, Михеич … Нечего, нечего меня хлестать, я ведь тебе тоже полировку устрою!
– Давай! Поработай …
Отдышавшись и одевшись мужчины вернулись в дом.
– С легким паром!
Стол был накрыт, женщины сидели розовые и добрые. Аришкины косы были тщательно заплетены и на концах голубели ленточки, которые Свиридов видел в сумочке у Тони.
– Ну, мужички, за стол! Закусим, чем бог послал!
Михеич скрутил голову бутылки, разлил по лафитничкам.
Детям налили клюквенного морсу из пузатой бутыли.
– Вздрогнули!
– Со свиданьицем!
Хозяевам понравилось, как выпила гостья – спокойно, привычно.
– Ух, какой у вас хлеб духовитый! Сами печете, Мария Богдановна?
– А то как же!
– Нас теперь Степанида приучила к настоящему ржаному хлебу, так вкуснее нет ничего!
– Кушайте, кушайте! Антонина Ивановна, Анатолий Иванович! Ариша, угощай гостя!
Трапеза покатилась. Выпили и за благополучие дома, и за хозяев, и за детей.
Гришу с Аришей отправили из-за стола и они устроились в маленькой Аришиной комнате. Тоня не сидела за столом, как гостья, а помогала Марии Богдановне поднести, доложить, принести на стол.
– А картошка-то! Нет, Михеич, у тебя картошка лучше, чем у нас в столовой!
– Так ведь без химии!
– А капуста! Это ж страсть, как вкусно!
– Давай, Иваныч, под капусточку!
– Мария Богдановна, мне Михеич секрет открыл, что вы всей семьей вместе паритесь, а он нам предложить побоялся!
– Так вы городские, Анатолий Иванович, не в обиду будь сказано. У вас там это не принято.
– Я ему сказал, что ничего такого особенного в этом не вижу, и если вы не возражали бы, да Тоня не возражала бы, то почему не попариться всем вместе?
– Вы это серьезно, Анатолий Иванович?
– И с большим моим уважением к вам, Мария Богдановна. А ты, Тонечка?
– Я согласна. Там в парной так душа отдыхает, что дурное и в голову не полезет …
– Вот, смотри, Иваныч, как твоя супруга хорошо сказала – душа отдыхает. Баня – для омовения души предназначена … Мать, ты как?
– Так приезжайте – в следующий раз и попаримся … Только без детей, Арише при посторонних срамно …
– Ариша, а откуда у тебя такие старые книги?
– А это от дедушки еще. Я раньше, когда читать не умела, картинки глядела. Читать потом меня старшая сестра научила.
– Она не с вами живет?
– Нет, она замужем и живет на соцгороде. Она меня старше на девять лет, она взрослая. А у тебя есть братики-сестрички?
– Нету. Только племянники. А там что у тебя такое интересное?
– Ты не смеешься? Тебе вправду интересно?
– Почему ты сомневаешься? Мне правда интересно. Что это?
– Это … моя куколка. Только ты не смейся …
Ариша достала с полки простенькую тряпичную куклу. И по тому, как ласково и бережно она ее держала, было видно – какой любовью была окружена эта кукла.
Гриша так же бережно взял ее в руки. Это был лоскут грубой простой ткани, свернутый и связанный узелочками, с нарисованным лицом и волосами. Ариша ревниво смотрела, как мальчик разглядывал ее любимую куклу, как касался ее пальцами.
– Она живая … С ней хочется разговаривать …
– Ты вправду так думаешь? Ты не смеешься?
– Ариша, я всегда говорю правду … Ну, почти всегда. Как ее зовут?
– Катерина … Как бабушку … Это она мне эту куколку сделала. Никто больше так не умеет …
Гриша посадил куклу около книжек, расправил ей подол платья.
И вот этот простой жест окончательно успокоил Аришу, и она уже спокойно достала следующее свое богатство.
Когда Мария Богдановна заглянула к ним в комнату, Гриша и Ариша с упоением создавали наряды для картонной куклы – Гриша рисовал цветными карандашами сказочные платья, а Ариша вырезала их ножницами, и оба с удовольствием наряжали картонную красавицу.
– Анатолий Иванович, поздно уже. Оставайтесь у нас, переночуйте. Места хватит.
– Иваныч, остался бы? Мы бы с тобой еще …
– Ишь, разошелся … Оставайтесь, правда, Анатолий Иванович.
– Тонечка, оставайтесь с Гришей? А я утром за вами заеду. Извините, Мария Богдановна, не смогу остаться.
– Ты, Мария, его не уговаривай – он сейчас пойдет ночной дозор устраивать. Чего днем не успел – там ночью будет страх нагонять.
– На тебя нагонишь страху – как же, держи карман … А дела есть, Мария Богдановна, уж извините. Спасибо вам за удовольствие, за угощенье …
ЛЕВУШКА и ДИАНА ДОМА
– Тебе не кажется, что сегодня здесь скучновато?
– Это потому, что нет Свиридова.
– Да, наверное. Может, пойдем, погуляем?
– Пойдем. Но не погуляем, а …
– Ле-ва, ты меня интригуешь!
Левушка провел Дину какими-то переходами, и в конце концов они попали в длинный коридор, по одну сторону которого темнели редкие двери, а другая сторона выходила окнами на улицу. И еще эта левая стена коридора была не прямая, а ломанная, и в расширенной части коридора вдруг открывалась дверь в какую-то комнату.
– Добрый вечер. – приветливо улыбнулась им девушка в белом халатике.
– Добрый вечер!
– Добрый вечер, – ответила Дина, а Левушка уверенно открыл дверь справа, щелкнул выключателем и пропустил Дину.
– Входи, пожалуйста. Добро пожаловать!
Дина вошла в небольшую прихожую, из которой двойная стеклянная дверь вела в большую комнату.
Левушка зажег свет. Дина огляделась. Просторная комната была аскетически пуста – диван у стены, кресло у холодного камина, низенький столик да пара стульев. Оглянувшись, она увидела высокий узкий стол, напоминающий стойку, микроволновую печь, шкафчики с посудой.
– Лео …
– Да?
– Ты привел меня … к себе? Это твой … настоящий дом, да?
– Да, милая моя … Это мой настоящий дом. Это твой дом …
– Я могу посмотреть?
– Разумеется!
Левушка сел в кресло, а Дина положила сумочку на столик и стала осматриваться. Она прошла в соседнюю комнату, где на письменном столе темнел экран монитора, лежали книги и вороха бумаг, где у стены пристроилась застеленная мохнатым одеялом широкая тахта с одинокой подушкой, а на стуле лежали небрежно брошенные брюки.
Она открыла дверь на лоджию и впустила морозный воздух.
Она потрогала кухонную посуду и убедилась, что она чиста.
Она открыла холодильник и обнаружила там кусок сыра и две бутылки «Боржоми».
Она подошла в сидящему в кресле Левушке, опустилась перед ним на колени, обняла его за ноги.
– Ле-ва, когда мы сможем переселиться сюда? Это твой дом и я хочу жить здесь.
– Тебе не понравилось в избушке?
– Понравилось … Но там чувствуется временность … я не знаю, как сказать. Здесь – постоянство. Здесь очаг … очаг, правильно? Здесь домашний очаг, где я смогу поддерживать огонь и ждать тебя. И любить тебя.
– Я тоже хочу …
– Наверное, мы можем остаться здесь.
– Прямо сейчас? Это будет чудесно! Но надо принести …
– Пойдем.
– Вместе?
– Конечно. Ты хозяйка, и должна знать, где … где добывают пищу!
Они прошли по коридору назад к лифту, спустились вниз, прошли коротким коридором и оказались в зале, где кругом было много всего съедобного и соблазнительного. Но Дина была очень сдержанна – она не стала перегружать тележку, и только перед бутылками она не устояла и набрала их столько, что Левушка даже крякнул.
С тележкой он направились назад, и Дина стала оглядываться.
– Ле-ва, надо заплатить? Где касса?
– Пошли, за все заплачено.
– Как это?
– Так. Еда бесплатно, а бутылки автомат посчитает и на мой счет запишет. Если я не наберу своего кода, то нас не выпустят. И тогда на выручку придет какая-нибудь очаровательная девочка с косичками.
На обратном пути им еще раза три или четыре встретились девушки в белых халатиках, и Дина уже привычно стала говорить им «добрый вечер!».
– А что делать с тележкой?
– Выстави в коридор – ее уберут. – Левушка снял телефонную трубку. – Здравствуйте, Худобин. Если меня будут искать, то я у себя в номере. И Дина Егоровна Утечкина тоже здесь. Спасибо.
– Ле-ва, я все приготовила, рыба в печи, а я пошла в душ!
Левушка поджег бумажку под заготовленными в камине поленцами, откупорил бутылку, с бокалом в руках опустился в кресло.
В комнате стало уютнее от накрытого стола, от огонька в камине, и когда Дина вышла из душа в Левушкиной рубашке …
Рубашка не только ничего не скрывала, но еще и подчеркивала красоту и женственность Дины, и накрытый стол так и остался нетронутым …
КАТЯ КУЗОВЕНИНА и ВАСЯ РАЗУМЕЕВ
– Васенька, милый мой!
– Ты что, Катенька? Или что не так? Любимая моя …
– Ой, Васенька … как я стосковалась … А ты такой … такой чуткий …
– Пойдешь замуж за меня? Я с Сашей поговорить хочу … как да что …
– Васенька, я же тебя старше … куда тебе старую?
– А если я тебя люблю? И тебя и Сашу. Пока не скажешь – не поцелую.
– Ах, ты, варвар! Насильничаешь?
– Будто бы!
– А как же? Почитай, все снял с меня … и целуешь… Да ты что! Ой, Васенька, меня так никто не целовал … Да как же я за тебя не пойду – босиком побегу … Подожди, я лягу … Ты чего?
– Сейчас … надену …
– Милый ты мой! Цветочек лазоревый! Не надо … я … ну, не остерегайся, я сама … меры приняла … уж несколько дней так хожу …
– Значит, уже решила все?
– Ой, Васенька! Родненький мой … Росиночка … Кровинушка …
ПРИСТУП. РАНО УТРОМ СВИРИДОВ ЗАЕХАЛ к МИХЕИЧУ
Рано утром Свиридов заехал к Михеичу. Дизель встретил его как старого знакомого и проводил от калитки до крыльца.
Приготовленный Марией Богдановной завтрак был бесподобно вкусен, о чем ей сообщили все – и Свиридов, и Тоня, и Гриша.
Михеич надел галстук, что вызвало множество насмешек жены и ласковую помощь дочери.
Быстро доехали до КПП, обогнав по дороге автобус, у главного корпуса Свиридов притормозил и высадил Тоню – та поспешила к своим дамам на свои курсы портняжного мастерства, а Гриша упросился на установку.
Все принарядились – и народу было много, пришли просто поприсутствовать при монтаже излучателей.
Рабочая смена переоделась и приступила к священнодействию – сначала проверили разметку посадочных мест, потом ответные места опорных конструкций, прокрутили привода – все присутствующие на установке «100Б» внимательно следили за каждой операцией.
Установили на свое место все четыре опорные конструкции, наживили, выверили оси – все делалось быстро, но без спешки. Вставили крепеж, затянули, вынули из специальной упаковки излучатели, поставили их на салазки, наживили по два болта, проверили легкость перемещения от руки, от привода, установили весь крепеж, затянули, снова проверили легкость перемещения, определили пределы перемещения …
Все операции были привычны и понятны всем присутствующим, но никто не отошел, не ушел, не выказал нетерпения.
Только теперь подключили имитатор пульта и операторы должны были имитировать процесс регулирования.
ПРИСТУП у ТОНИ
– Командир! – старший лейтенант Петров с телефонной трубкой поднял руку и Свиридов, подчиняясь тревожному его вскрику, быстро подошел.
– Свиридов!
– Анатолий Иванович, Антонине Ивановне стало нехорошо! Я довел ее до номера, она просила вызвать вас! Я не знаю, что делать – она не велит вызывать врача!
– Что, папа? Приступ? Я поеду, я справлюсь! – Гриша выскочил из блока и побежал к ближайшему джипу. За ним выскочил Разумеев.
– Ты чего?
– Помогу.
– Лев Вонифатьевич, поехал Гриша. Он … Он справится. Не пускайте к ней никого … и побудьте рядом, пока приедет Гриша.
Мысленно Свиридов позвал Мальчика.
#Да, дядя Толя. Что случилось?
#У Тони приступ. Она дома. Помоги ей и Грише справится с приступом.
#Я бегу! Не волнуйся!
Гриша гнал машину не разбирая дороги и Разумеев только молча ежился на поворотах.
С визгом затормозив Гриша кинулся по лестнице бегом, не дожидаясь неспешного лифта.
В коридоре у их двери стояла девчушка с торчащими косичками из группы обслуживания.
– Тася, за мной! Вася, стой здесь, никого не пускай!
Гриша и девушка Тася вбежали в комнату. Тоня буйствовала – она бросалась из стороны в сторону, отшвыривала Левушку, пытавшегося ее утихомирить, рычала и ругалась на иностранных языках.
Гриша с разбегу прыгнул на нее, обхватил руками и повалил на диван.
– Тонечка, это я, Гриша! Милая моя, все в порядке, это Гриша! Милая, любимая моя Тонечка, это Гриша! – шептал он почти прижавшись к ее уху и стараясь, чтобы удары ее рук не попали по голове.
Она старалась отбросить его, колотила по спине и рукам, но Гриша крепко держал ее и не переставал шептать.
– Дядя Лева, уйди! Тася, одеяло и простыни из комнаты! – крикнул Гриша, на мгновение оторвавшись от Тони.
Левушка послушно вышел. Тася притащила одеяло и простыни и застыла с ними в руках.
– Брось на диван! Помоги мне, подержи ее за ноги! Ее надо освободить от одежды!
Хотя Тоня рвалась и брыкалась несколько тише, Тасе с трудом удавалось справиться с Тониными ногами.
Гриша, увертываясь от Тониных ударов, стащил с нее свитер и расстегнул на спине застежку бюстгальтера. Потом он попытался расстегнуть пояс ее юбки, но это ему никак не удавалось.
– Подержи руки! – скомандовал он Тасе и вытащил из кармана перочинный нож. Тася испуганно вскрикнула, но ее голоса все равно не было слышно за громкими и хриплыми выкриками Тони.
Гриша ловко взрезал пояс юбки, стащил ее, потом из-под короткой комбинации стащил с Тони трусики, и опять обнял ее и зашептал на ухо ласковые слова.
– Анатолий Иванович, Гриша приехал и они там вдвоем с девушкой из обслуги. Я думаю, стоит вызвать Белосевича? Хорошо. – Левушка звонил из коридора.
– Роман Натанович? Худобин. Антонина Ивановна нездорова, зайдите к ней, пожалуйста. Нет, нет, Анатолий Иванович сказал, что опасности нет, ничего не нужно, но все же … Хорошо, мы ждем вас.
В комнату вкатился Мальчик, быстро пристроился у головы Тони, обхватил ее виски руками.
Гриша продолжал увертываться от ударов рук Тони, но она стала заметно затихать.
– Тася, согрей молока и добавь меда! И принеси полотенца из ванны.
Тоня перестала кричать, глаза ее были закрыты и она больше не буянила, а только вздрагивала. С помощью Таси Гриша подстелил под нее простыню, и Тася с удивлением отметила – как бережно и умело он снял с мокрого тела намокшую комбинацию и стал вытирать ее мокрое тело. Он вытирал очень ласково и аккуратно, не пропуская ни одной складочки на теле.
Накрыв Тоню чистой простыней он попробовал напоить ее молоком, и она, не открывая глаз, сделала несколько глотков. Мальчик тихо сидел около ее головы и держал руки на ее висках.
– Вот молодец, вот умница. Лежи спокойно, я с тобой. Скоро придет папа. Все в порядке, все будет хорошо … – Гриша не переставал говорить с Тоней, наклоняясь к ее лицу.
Простыня быстро намокла и Гриша снова принялся вытирать тело Тони, и Тася снова подивилась тому, как нежно и ловко он это делает. Вытерев верхнюю часть тела, он накрывал ее и переходил к ногам …
– Дай ей еще молока. И накрой одеялом – ей холодно, – сказал Мальчик, перемещая ладошки с Тониных висков на затылок и шею.
Тася помогла Грише напоить Тоню, собрала мокрые простыни и одежду.
– Гриша, согрей ее. Ей холодно. Раздевайся и ложись к ней под одеяло. Грей ее своим телом. Да совсем раздевайся! – скомандовал Мальчик.
Гриша быстро сбросил одежду и нырнул под одеяло, обхватил влажное холодное тело Тони, прижался к ней, поцеловал ее, зашептал на ухо. Потом переполз и улегся сверху, обняв ее и стараясь согреть.
– Слушай ты, чудо с косичками, шла бы ты отсюда … И молчала бы … – заворчал Мальчик и совсем по другому добавил. – Спасибо тебе.
– Тонечка, все хорошо … все прошло … Все спокойно … Ты дома. Я очень люблю тебя … И папа тебя очень-очень любит … Милая наша Тонечка …
– Ей теперь немного вина бы выпить.
– Посмотри, там внизу «Кагор» должен быть. Ей сейчас в самый раз …
Мальчик нашел бутылку, налил в чашку. Тоня неуверенно отпила из чашки.
– Мне кажется она согревается.
Мальчик приложил руку к ее лбу, потом просунул руку под ее шею.
– Ага. Еще чуть-чуть погрей ее, и порядок.
Когда через несколько минут вошел Белосевич, оба мальчика сидели около Тони, укрытой до подбородка одеялом. Глаза ее были закрыты, лицо бледно и только влажные волосы выдавали недавний припадок.
– Что у вас произошло? Кто из вас может ответить, молодые люди?
– У Тони был припадок. Вам папа может объяснить, в чем дело … Она сильно пропотела и теперь спит.
– Она сильно потела?
– Вон – две простыни и банное полотенце. Мы дали ей молока с медом и немного «Кагора». Теперь ей неплохо бы глюкозы.
– Вы доктор, молодой человек? – Белосевич пощупал пульс и стал слушать сердце.
– Молоко, мед, «Кагор» – это все правильно. Сильный упадок сил. Вы правы, молодой человек, ей совсем не повредит укол глюкозы.
– Лучше не колоть, а дать с молоком. Наш доктор в Москве давал ей так. Правда, он говорил, что еще лучше виноградный сахар, но где его взять …
– Да-с, молодой человек … Вы позволите мне приглашать вас консультантом? Я не шучу. – Белосевич порылся в своем старомодном саквояже, нашел там ампулы с глюкозой, опорожнил одну в стакан с молоком. – Думаю, десяти кубиков достаточно. Как вы считаете?
– Да, Умар Эрнестович тоже добавлял десять кубиков на стакан.
– Гриша, там Вася не пускает маму.
Гриша вышел в коридор и вернулся с Полиной.
– Покой. Сладкое питье. Я оставлю еще ампулы с глюкозой. Куриный бульон. И покой. Я зайду попозже. И еще … Молодой человек, вы, видимо ушиблись … Вот вам крем для ваших синяков, очень помогает.
– Папа, это я. У нас все в порядке. Тоня заснула. Был доктор, все нормально. Тут со мной Мальчик и тетя Полина. Да ладно, папа… Ну, ладно уж…
