Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Стефан не поддержал меня:
– Я знакомился со статьями о «зеркальных» нейронах. Много слов, много предположений, достоверных доказательств нет. Думаю, шарлатанство.
– Но я именно так учусь танцу. Я наблюдаю за танцующим человеком и тотчас воспроизвожу – имитирую его движения. Могу подтвердить, такой способ обучения быстрее приводит к результату, чем тот, при котором движение разбивается на части и заучивается пошагово – ножку вправо, и так сотни раз, ножку влево, и опять сотня повторов, не имея цельного образа в голове.
Илья слушал так внимательно, что вздрогнул, когда я засмеялась.
– Знаете, Илья, чтобы овладеть движением, которое наблюдаешь или образ которого держишь в голове, важно осознанное погружение в процесс, иным словом, концентрация – концентрация на наблюдении, концентрация на воспроизведении. Я, чтобы достичь максимальной концентрации, глаза закрываю. Стефан терял самообладание, стаскивал меня с Пепла и прекращал занятие.
Стефан воспоминанию ласково усмехнулся. А Илья, конечно же, не понял – посмотрел в недоумении на меня, потом перевёл озадаченный взгляд на Стефана. Я пояснила:
– Стефан учил меня выездке, а Пепел – это конь, на спине которого я танцую.
– Вы ск-к-какали на лошади, з-з-закрывая глаза? – спросил Илья.
– Нет, малыш. Она закрывала глаза, не сидя в седле, а стоя на спине лошади на полном её ходу! – уточнил Стефан.
– Ну не на полном ходу, а на более чем умеренном, – поправила я и вернулась к теме разговора: – Есть три важных правила, без которых не стоит и начинать работу со своим телом. Первое. Важно научиться верить своему телу, просто знать, что оно справится. Знать, что тело ваш друг, и ваша совместная работа приведёт вас к результату. Ещё важнее научиться принимать своё тело, какое бы оно ни было, уважать его и слышать. Оно подскажет, сколько можно и нужно приложить усилий, подскажет в каком направлении двигаться. И это второе правило.
Готовясь сказать самое главное, я сделала паузу и заглянула на самое донышко глаз мальчика.
– А третье? – поторопил он.
Надеясь быть понятой, я закончила:
– Самое важное дать себе разрешение на изменения. Надо позволить себе стать другим.
Он понял – резко вдохнул воздух и отшатнулся; несколько долгих секунд молчал, потом расслабился и, опустив глаза, сказал:
– Благодарю, М-м-маленькая. Мне надо всё обдумать.
«Уфф, – я с облегчением выдохнула, – назвал Маленькой, значит, не рассердился». А вы пробовали сказать больному человеку, что это он сам не позволяет себе быть здоровым?
Наступившее молчание прервал Андрэ:
– Кому долить вина?
Я поднялась и, обходя коляску Ильи, только сейчас обнаружила отсутствие Серёжи, осмотрев гостиную и не найдя его, пошла на кухню.
– Маша, когда садиться за стол будем?
Маша осматривала огромный торт, поставленный на сервировочный столик.
– Эка! – с удивлением повернулась она ко мне. – У меня давно всё готово! Сергей Михалыч так распорядился. Уходил, сказал, минут через сорок за стол сядем. – Маша покачала головой – А ты и не знаешь? Тебе-то ничего не сказал?
Я вынужденно рассмеялась.
– Нет, Маша, не сказал! И куда пошёл, не сказал.
– Ну, придёт, спросишь! – и, кивнув на торт, похвалилась: – Твой любимый, с миндалём!
Каждый торт, который печёт Маша, она называет моим любимым.
– Очень красивый торт, Маша! И когда успела? Спать уже сегодня легла…
– Я же говорила, коржи ещё утром испекла, – отмахнулась она и вдруг зашептала: – Маленькая! Не нравятся мне эти новые, чует сердце, не будет от них добра! Ты же знаешь, я незлобивая, и мне девчонку жалко, но мой тебе сказ: пожалеешь, что взяла их!
Я поморщилась.
– Маша, что ты кликушествуешь? Нам помощники нужны. Василичу одному тяжело управляться. Хорошо, когда Стефан помогает, а Стефан уедет, Василич один останется и на конюшне, и на «ферме» своей. Михаил к сельской работе приучен, не будет справляться, тогда и поговорим. Катерину я помощницей к тебе приставляю, приглядишься к ней. Светлану к Эльзе. Каждый к делу, не просто так взяла! Завтра уже станет понятно, ошиблась я или нет.
– Ну смотри, тебе решать, тебе и ответ держать! – Она сердито от меня отвернулась.
– Маша! – ещё из коридора раздался голос мамы. Войдя на кухню, она удивилась: – Лида? Я думала, ты с гостями. Маша, водички налей, таблетки выпью. – В ладошке перед собой она держала две таблетки – одна совсем крохотная, другая побольше.
Я заглянула ей в лицо, и она успокаивающе погладила меня по руке.
– Всё в порядке, Лида. Стефан давление померил, говорит, для меня нормальное. Велел эту дрянь на ночь выпить. Схожу к деткам, поцелую и лягу.
– Мам, сейчас ужинать будем.
Она покачала головой.
– Не буду я. С обеда ещё сыта. Не зови за стол и не жди.
– Анна Петровна, а торт-то! – упрекнула Маша, подавая стакан с водой. – Говорили, попробуете.
– К чаю выйду, попробую. – Мама отправила таблетки в рот и взяла стакан. Отхлебнув воды и закинув голову назад, сглотнула таблетки. – Такую красоту, что ты творишь, и пробовать не надо, одними глазами сыт будешь!
Я обняла её.
– Пойдём провожу тебя.
– Зачем? – Мама отстранилась от меня рукой . – Сама дойду. Что я дорогу не знаю? Тебе вон на стол накрывать надо.
Я проводила её взглядом. Ещё недавно быстрая в движениях, мама стала ходить осторожно и медленно…
– Помоги мне закуску да пироги по тарелкам разложить, – попросила Маша. – Да и чай-то ты будешь заваривать, или мне самой?
– Заварю, Маша, рано ещё чай заваривать, остынет.
Она поставила передо мной тонко и ровно нарезанные ломтики нескольких видов сыра и мяса. И только, я принялась оформлять тарелки; не решившись зайти внутрь, на пороге встала Катерина.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер. Проходите, знакомьтесь, – пригласила я.
Катерина шагнула на кухню, глядя не на меня, а на Машу. Маша встретила гостью без тепла, осмотрела чуть настороженно, но осмотром, видимо, осталась довольна.
– Мария Васильевна, – представила я, – наша королева кухни и, как говорит мой муж, богиня кулинарии. Ваш босс, Катерина, с завтрашнего дня.
Катерина держалась спокойно и с достоинством.
– Маша, принимай помощницу. Это Катерина.
Женщины ещё некоторое время изучали друг друга. Молчание нарушила Маша:
– Марь Васильевной меня называть ни к чему, меня все Машей зовут.
– Катерина, – коротко ответила та, повернулась ко мне и спросила: – Зачем же с завтрашнего дня? Я сейчас пришла помогать. – И вновь повернулась к Маше. – Маша, располагайте мной.
Маша указала глазами на миски с салатами, расставленные на рабочем столе. Катерина уверенно отправилась к мойке, вымыла руки, оглядевшись, взяла полотенце и тщательно вытерла руки. Взяв в одну руку салатник, она вопрошающе уставилась на Машу. Та поняла и кивком головы указала на ящик с кухонными приборами, добавив:
– Верхний.
Катерина выдвинула ящик, достала большую ложку и принялась перекладывать салаты в салатники. Маша наблюдала за ней с минутку и тоже занялась делом. «А дамы-то нашли общий язык!» – хохотнула я и, подхватив разнос, уставленный тарелками с мясной и сырной нарезкой, вышла из кухни.
За порогом встретил Граф, потянул носом к разносу и отправился вслед за мной.
– Что, мальчик, вкусно пахнет? – спросила я. – Не могу приласкать, потерпи.
В гостиной я увидела Михаила, а вот его жены почему-то не было. «И Серёжи нет», – вдруг соединила я эти два факта. Расставив принесённые тарелки на столе, я присела перед Графом и скормила ему кусочек карбоната, обняла за шею и шёпотом спросила:
– Где твой хозяин, куда ушёл?
Граф коротко взвизгнул и лизнул меня в ухо.
«Ох, тревожно мне, Графушка», – мысленно пожаловалась я. Пёс тихонько заскулил.
Из гостиной на кухню – из кухни к столу, я сновала под застрявшую в мозгу речёвку – «Нет Серёжи, нет Светланы. Нет Серёжи, нет Светланы…» Граф сопровождал меня, и так же преданно встречали и провожали меня глаза Его Высочества и Стефана. В очередной раз зайдя на кухню, я поинтересовалась:
– Катерина, я Светланы не вижу. Случилось что?
– Да расклеилась она что-то, – не поднимая глаз от работы, отозвалась та, – сказала спать пораньше ляжет.
– Надо собрать ей ужин, я отправлю кого-нибудь отнести.
– Только если Михаила отправить. Он закрыл квартиру на ключ.
– На ключ? – переспросила я.
Маша даже оторвалась от дела и удивлённо посмотрела на Катерину – в усадьбе никто не запирал дверей, а тут ещё и человека заперли.
– Автоматически, – пояснила Катерина, – вспомнил уже, когда сюда, в дом пришли, а возвращаться не стал. Так что Светлана у нас взаперти.
– Поужинать-то ей всё равно надо, – настаивала я.
– Вы правы, благодарю за заботу. Я соберу что-нибудь и сама отнесу.
– Как вам квартира? Удобно?
– Квартира замечательная, благодарю вас! Я уже и супруга вашего благодарила. До сих пор не верю, кажется, сейчас толкнёт кто, я проснусь, а вокруг стены барачные. Вы насчёт… – начала она новую фразу, но умолкла, прерванная вбежавшей на кухню Дашей:
– Марь Васильевна, Маленькая, чем помочь? Анюта не спит, но я её к Стефану на колени пристроила. – Дружелюбно улыбнувшись Катерине, она представилась: – Я Даша.
– Катерина.
– Дашенька, отнеси на стол. – Я сунула ей в руки последний разнос с закусками, теперь это были рулетики из баклажанов и кабачков, фаршированные мясом, а для меня – грибами, политые чесночным соусом и присыпанные пармезаном.
– Вы насчёт пристрастия сына к табаку не беспокойтесь, – договорила Катерина, – бросил он. Он у меня всегда слово держит, пообещал, значит, сделает.
– Маша, пока Серёжа не пришёл, я сбегаю, взгляну на малышей.
– Беги, Маленькая, спасибо за помощь. Уже управились, осталось только чай заварить.
– Заварю, Маша. Я быстро.
Граф опять увязался за мной, дошёл до кабинета и, взвизгнув, уселся у неплотно закрытой двери. Я вбежала на несколько ступенек лестницы и остановилась, услышав глухо звучавший голос из кабинета. Граф вновь взвизгнул, словно говоря: «Да-да, там он!». Я вернулась и заглянула в кабинет.
Без пиджака, с расстёгнутым воротом сорочки и закатанными до локтя рукавами, Серёжа сидел за рабочим столом и говорил по скайпу. Взглянул на меня и поманил рукой, приглашая войти. Я подошла и помахала рукой бурно жестикулировавшему с экрана Ричарду.
– Good day, Richard!
– Good evening, Lyda! How are you?
– Fine, thank you.
Серёжа поднялся, обнял меня одной рукой, уверенно и веско, будто припечатывая слова, начал говорить, Ричард попытался перебить его, но коротко взмахнув рукой, Серёжа не позволил. Последнюю фразу я поняла и без перевода: «That’s all you understand me? Bye». Он отключил связь и, обняв меня обеими руками, спросил:
– Потеряла меня?
– Угу, – промычала я, замирая. Я наслаждалась покоем, его теплое дыхание развевало прядку волос у уха, так-таки выпавшую из причёски, а стук его сердца, как и всегда, изгонял тревожащую сумятицу мыслей из головы.
– Счастье моё, – прервал он молчание, – одним присутствием возвращаешь в равновесие.
– Ты тоже.
– Беспокоилась? Прости, Маленькая, возникли сложности, нужно было срочно вмешаться. Я не стал прерывать твой разговор с Ильёй.
– Всё в порядке, Серёжа. А что за сложности?
Вновь погрузившись в размышления, он медленно произнёс:
– Ещё не понял, то ли кто тайком сливается из дела, то ли появились желающие поглотить нас. Вероятнее всего и то, и другое. Вот только кто он, этот сливающийся, и с кем он в сговоре?.. Разберёмся, Маленькая! Главное сделано – защитные механизмы включены, адвокаты взялись за дело, «ищейки» пущены по следу, остальное додумаю. Потерь не избежать, но они будут небольшими, за полгода вернём. Пойдём ужинать, нас уже заждались. – Сергей взглянул на часы. – Я отложил ужин на сорок минут, а прошло уже пятьдесят. – Разомкнув объятия, он занялся рукавами сорочки, возвращая их в исходное состояние.
– Я схожу к малышам, шла в детскую и не дошла, тебя услышала.
Я уже открыла дверь наружу, когда он произнёс:
– Скажи деткам, что папа соскучился.
Не оборачиваясь, я хохотнула, а закрыв дверь, потрепала Графа за ухо, пёс хитро осклабился.
– Смеёшься надо мной? А ещё говорят, что животные не умеют смеяться! Знал, где хозяин, а не отвёл!
«А я-то хороша! Потеряла мужа из виду и чего только не напридумывала. Даа… плохо дело, сударыня, появилась на горизонте соблазнительная женщина, ты и кинулась взапуски со своими страхами. А ещё Богиня! … Или не напридумывала?.. – Я потрясла головой и, вспомнив тепло глаз Серёжи, улыбнулась и ответила самой себе: – Напридумывала!»
Настя не спала, лежала на кровати навзничь, уставившись в потолок. Я прошла к самым кроваткам детей, прежде чем она заметила меня и вскрикнула:
– Лидия Ивановна!
– Тише, Настя! Напугала тебя? О чём задумалась так глубоко?
Детки спали. «Славные мои! Родненькие! Папа просил передать, что он соскучился».
– Настя, малыши проспят часов до девяти. Пойдём ужинать.
– Не хочу, Лидия Ивановна, – сдавленно произнесла Настя и закрыла лицо руками.
– Зря я с тобой поговорила, – вздохнула я, – или как-то не так поговорила.
– Не зря! – Настя рывком села на кровати и заплакала так горько и безутешно, словно только что потеряла что-то важное для себя. – Мама… мама любит меня… всё… для меня… съездить куда… всё бросала… подарки… платьев… у меня… все… и не помнила. Бабушка… её ругала, что… что разбалует меня. А она… смеялась… «Любви много не… не бывает», говор…рила…
Я обняла её, вздрагивающую от рыданий, и потянула за собой.
– Пойдём… пойдём к нам в спальню. Сейчас вот только Серёжу предупрежу.
Пока дошли до диванчика в спальне, я отправила сообщение Сергею.
– Я сколько… себя помню, вечно недовольна… была, по-настоящему ни разу маме… спасибо не сказала. Ребята на восьмое марта рисунки… подписывали: «Любимой мамочке», «Я люблю… тебя, мамочка». А я… «Маме в день восьмого… марта». Не помню… говорила ей когда… люблю… или… ни разу не сказала…
Настя долго ещё каялась, выговаривая своё горе. Я гладила её по голове, чуть покачивая в руках. Выплакав все слёзы, она подняла голову и спросила:
– Я неблаго…дарная, Лидия Ивановна? Высокомерная. Будто я… лучше всех знаю, как правильно жить.
– Ну что ты, девочка. И совсем ты не высокомерная, и с чувством благодарности у тебя всё в порядке. В своих отношениях с мамой ты ещё утром была подростком, не самым строптивым, но и не самым покладистым. А сейчас ты взрослой стала и, как взрослая, осознала свою ответственность за отношения с мамой. Теперь, девочка, ты готова к отношениям на равных. Послушай меня. Сегодня ты рассмотрела себя и сама себе не понравилась, сама себя осудила, нашла свою вину и начала каяться. Раньше ты осуждала маму, теперь себя. – Я покачала головой. – Нехорошо так. Не трать драгоценную энергию на суд и покаяние, это пустое. Лучше подари эту энергию в форме заботы о маме, в форме тех самых главных слов «Я люблю тебя!». Учись терпению. Учись принимать поступки другого человека без осуждения. Старайся соучаствовать в жизненном пути своей мамы. Дай ей знать, что ты всегда на её стороне, даже тогда, когда не согласна с её выбором.
Запомни, Настя, человек всегда больше, чем его поступок, больше, чем возникающие в жизни ситуации. К сожалению, мы забываем об этом, боремся за «правильный» выбор, за «лучшую» жизнь и легко наносим душевные увечья близким. Да и самим себе попутно.
Горькие Настины слезы высохли, и только припухшие веки, да такой же слегка покрасневший и припухший нос напоминали о переломном моменте в её отношении к матери.
– Пойдём? – спросила я.
Она кивнула и встала с диванчика.
– Спасибо, Лидия Ивановна. Только на ужин я не пойду. Зачем всем показывать, что я плакала?
– Пойдём, девочка! Они и без показа знают о твоих слезах.
Я заглянула в гардеробную и посмотрела на себя в зеркало. Туалет был в порядке, ткань впитала Настины слёзы без разводов.
– Лидия Ивановна, а вы о маме кому-нибудь рассказывали?
– Нет, Настя. Зачем?
– Мария Васильевна обязательно спросит, почему я плакала.
– Маша не спросит. Она уже знает, что ты плачешь, потому что очень соскучилась по маме.
Настя вздохнула и вслед за мной прибавила шаг.
Мы не успели сбежать к подножию лестницы, как в гостиной раздались звуки «Кумпарситы». Серёжа вышел из-за колонны и церемонно, с поклоном протянул мне руку. Сбежав по оставшимся ступенькам, я попала в его объятия и, увлекаемая в медленное, с растянутыми движениями танго, прошептала:
– Люблю тебя! Ты знаешь? Знаешь, что я люблю тебя?
Сергей молчал и улыбался.
– А как я тебя люблю, знаешь?
Так славно улыбался…
Прежде чем сесть за стол, я решила заварить чай и отправилась на кухню. Вытянувшись на носочках к высокой полке, я доставала заварочные чайники и чуть не уронила один, услышав одновременные реплики Павла и Маши:
– Маленькая, помогу!
– Маленькая, ужинай… – Маша тотчас набросилась на Павла: – Чего ты орёшь, как в казарме?
Но Паша уже доставал заварники и выставлял их на столе.
– Маленькая…
– Маленькая…
Начали они вновь хором, переглянулись, и Маша вскипела:
– Так и будешь… мешать мне? – Выдержав устрашающую паузу, Маша заявила: – Вначале скажу я! Ты потом будешь говорить.
Паша в дурашливом поклоне предложил ей говорить. Она смерила его уничижительным взглядом и начала:
– Так я это, Маленькая… – и замолчала, нахмурив лоб. – Забыла, что и сказать-то хотела… ты бы поужинала вначале… ааа, вспомнила! Говорю, может, чай и заваривать не надо, все вино пьют. Сергей Михалыч в третий раз в погребок свой побежал… зря я и торт твой любимый пекла, угодить хотела.
– Вот всегда ты, Марь Васильевна, с проблемами, – ухмыльнувшись, забубнил Павел, не глядя на неё и выставляя чайники в раковину, – всегда ты Маленькую пустяками беспокоишь. Не получился торт, так честно и скажи! – Пригнувшись к столу, Паша увернулся от Машиного кулака, но не умолк: – А то, придумала, вино, вишь, все пьют. Спросила бы у меня, я бы тебе сказал – я буду торт твой есть…
– Маша, вечер длинным обещает быть, – вмешалась я. – Даже Николай, я видела, вернулся. Или он и не уезжал? – Я всыпала заварку в последний чайник и взглянула на Машу.
– Не уезжал, – ответила она, – вначале графа Андрэ всё о чём-то пытал; за ужином к Сергей Михалычу подсел, твоё место занял. Нужда, видать, большая, раз с самого обеда у нас толчётся.
– Ну вот видишь, напрасно переживаешь, к ночи и до торта дело дойдёт.
Паша взял в руку булькающий электрочайник и стал поливать кипятком заварники. Тончайшего фарфора чайники были трёх расцветок – для чёрного чая, для зелёного чая и для травяного.
– Ты это, Маленькая, позвонила бы матери Насти. Что ж девочка так убивается? От мокроты распухла вся. Что она с дочерью встретиться не может? – Маша осуждающе покачала головой. – Никогда не видела, чтобы взрослая девка так по матери скучала. Или там не в этом дело? – блеснула она любопытным глазом.
– На днях мама Насти приедет.
– Ааа… – Маша стояла, выжидая, не скажу ли я ещё чего-нибудь.
Вооружившись прихваткой, Паша вынимал чайники из раковины и ставил на деревянную доску. Я снимала и закрывала крышки, а он наливал в чайники кипяток из закипевшего к этому времени на газовой плите обычного, большого и пузатого чайника. Наполнил все, и я накрыла чайники фланелевой салфеткой.
– Вот так. Спасибо, Паша. – Я повернулась к Маше и обняла её. – Пойдём, Машенька, кормить меня пора.
– А и то! – сразу засуетилась она. – Голодная же ты у нас. Пойдём, я тебе рыбки положу. Принцу-то твои рулеты понравились, грибные!
В гостиной стоял гул от голосов. Семья разбилась на пары или тройки по интересам. Мой взгляд задержался на самой удалённой троице, расположившейся в диванной зоне – юный финансовый гений Илья что-то рассказывал, а граф и Николай внимательно его слушали – Андрэ, покойно откинувшись на спинку кресла и соединив кончики пальцев рук перед собой, а Николай, приподняв плечи и подавшись всем корпусом к Илье.
Серёжа опять исчез, и пока я оглядывалась по сторонам в его поисках, Маша навалила в мою тарелку рыбы и баклажанов.
– Маша! – опешила я. – Куда столько?
– Ешь! – прикрикнула она. – Отощала вся! – И сунув мне тарелку, прибавила: – Детей кормишь!
Я покорно приняла тарелку.
Ближе всех ко мне сидели Василич, Михаил и Катерина. Я решила, что тёплый и доброжелательный Василич взял новичков под своё крыло и посвящает в тонкости проживания в семье. Оказалось, нет. Говорила Катерина, и говорила она о технологии изготовления сыра. Я хохотнула: «Да, Серёжа, боюсь, милый, Василич уже не об одной корове мечтает, но мечтает он о маленьком стаде!»
За спинами бабушки и отца Марфа продолжала знакомиться с Лордом. Поджав под себя ноги, она сидела на полу и гладила пса по голове. Разомлевший пёс лежал неподвижно, возложив лапу девочке на колени. «Марфа сказала, что любит рисовать. Надо показать её работы преподавателю. А есть ли они, её работы? Что же я не спросила? – Что-то бормоча, Марфа грудью легла на пса и обняла его голову руками, пёс, отвечая на ласку, успел лизнуть её несколько раз. – Завтра с Пашей начнём искать школу. И одеть девочку надо. Видно, одевали в отделах для взрослых тёток».
Мелким, журчавым смехом захохотала Маша, и я покосилась в её сторону – Его Высочество сидел на месте Василича и склонился к уху Маши так, что едва не касался губами. Слушая его, Маша опустила глаза, покраснела, потом вдруг зыркнула на принца из-под ресниц и затихла, всё больше наливаясь жарким румянцем.
– Маленькая, скучаешь? – отвлёк меня Паша.
– Нет, Пашенька, наслаждаюсь покоем и ем.
– Я посижу рядом? Я не буду досаждать. – Павел сел на стул Серёжи.
– Посиди. Только с условием, ты тоже ешь.
– Поесть? – Павел пробежал взглядом по столу и согласился: – Давай. – Он привстал, дотянулся до своей тарелки, положил на неё два рулетика из кабачков и, сдвинув тарелку Серёжи в сторону, поставил на её место свою. – Составлю тебе компанию. Представлю, что ужинаем вдвоём, как раньше в Алма-Ате.
– Часто вспоминаешь?
– Всегда помню. – Он прямо пальцами взял один рулетик и целиком сунул себе в рот. Лицо его не улыбалось, голубые глаза смотрели открыто, и было в них что-то… сочувствие? Сожаления?
– Что ты хочешь сказать, Паша? Говори. Я ещё на кухне поняла, что ты пришёл поговорить.
– Хочу напомнить – я рядом.
Я перестала жевать.
– Случилось нечто, о чём я не знаю? – спросила я.
Павел глаз не отвёл, но и отвечать не стал. «Так! – ответила я себе. – Случилось. И то, что случилось, случилось сегодня». Отодвинув от себя тарелку, я буркнула:
– Если не готов говорить, зачем начал? – встала и пошла на кухню налить себе чаю.
А там, у самых дверей столкнулась с Серёжей.
– Маленькая. – Лукаво улыбаясь, он захватил меня в кольцо рук.
– От тебя конюшней пахнет. Ты ходил Грому спокойной ночи пожелать?
Вместо ответа он прижал меня к себе, и что-то твёрдое и острое упёрлось мне в тазовую кость. Я вскрикнула:
– Ай! Серёжа, больно!
Сергей отпрянул и вытащил из кармана связку ключей. На большом кольце висели ключи от всех замков в усадьбе. «Светлана у нас взаперти», – всплыли в моей голове слова Катерины.
– Прости, Малышка. Больно? – он погладил рукой по повреждённому месту. – Новеньких встречал, забыл ключи вытащить.
– Новеньких? Одних новеньких мы уже сегодня встретили. Надеюсь, разговор не о них?
Он отрицательно помотал головой, продолжая хитро улыбаться – наслаждался создавшейся интригой.
– Ты приготовил сюрприз? – нерешительно спросила я.
Сергей кивнул.
– И сюрприз связан с конюшней? Серёжка, ты новую лошадь купил?
Сергей приподнял брови, закатил глаза кверху и качнул головой вправо, влево.
– Не поняла. Конюшня – это ложное направление?
В ответ та же неопределённая мимика. Я усмехнулась и кивнула:
– Ладушки. Подойдём к вопросу по-деловому. Что ты хочешь за свой «товар»?
У Серёжи прорезался голос, и он вкрадчиво предупредил:
– Я попрошу дорого, Маленькая.
Я сузила глаза и высокомерно заявила:
– Я дам тебе твою цену, милый.
Сергей растопырил ладонь и приготовился загибать пальцы.
– Во-первых, ты меня сейчас поцелуешь. – Он уточнил: – Маленькая, ты меня поцелуешь… не я тебя, а ты мне ответишь. Ты поцелуешь меня так, будто это главный поцелуй в твоей жизни.
Я кивнула, и он загнул большой палец.
– Ты сегодня спросила, знаю ли я, как ты меня любишь? Так вот, ты расскажешь мне о своей любви.
Я опять кивнула, соглашаясь, и он загнул указательный палец.
– Ещё ты расскажешь, какой замечательный у тебя муж.
Я вздохнула и пожала плечом.
– Хорошо. Согласна и на это.
– Лидка, я тебя сейчас покусаю! – пригрозил Серёжа.
Я невинно поинтересовалась:
– Это тоже входит в оплату?
– Нет, Малышка, это в оплату не входит. Дальше. Ты сегодня будешь танцевать для меня.
Я схватила его руку с загнутыми пальцами, прижала к груди и воскликнула:
– Благодарю, господин! Своим требованием, ты исполняешь моё желание. Что господин желает? Арабский танец, танец девадаси или одинокую современную импровизацию? В костюме или без оного?
Серёжа прищурился.
– Господин желает танец девадаси. Отпусти мою руку, Девочка. Я чувствую твои грудки, ещё немного и мы прекратим торг, потому как побежим в спальню танцевать без костюмов.
– Серёжа, к танцу девадаси надо переодеваться и причёску менять, – сделала я попытку изменить его выбор.
– Маленькая, я предупреждал, что цена будет высокая.
Я покорно склонила голову.
– Хорошо. Девадаси, так девадаси.
Он удовлетворённо кивнул.
– Ну и последнее. Напои меня чаем, я высох совсем.
– Очерёдность предоставления расчёта необходимо сохранить?
– Что? Нет. Очерёдность расчёта на твоё усмотрение.
Я обошла его, направляясь к столу с чайниками. Он вслед за мной повернулся вокруг своей оси, помолчал, наблюдая, как я наливаю чай в чашки, и укоризненно произнёс:
– Я надеялся, ты сразу начнёшь расчёт.
– Я и начала, Серёжа, – улыбаясь, я подала ему чашку с чаем, прошла мимо и вышла их кухни.
Первое, что я увидела в гостиной – это восстановление порядка – за столом рядом с Машей сидел Василич. «Уфф! Василич вернул нашу королеву под свою длань, а милый принц остался…», – я не успела додумать, Его Высочество неожиданно возник из-за колонны и воскликнул:
– Графиня, вы обещали мне танец! – И он помахал пультом управления, который держал в руке. – Музыку я выбрал.
Я всё время упоминаю эту колонну. Дело в том, что именно за этой колонной Серёжа спрятал стеллажи с музыкальной техникой – укрыл от глаз, установив их между колонной, дополнительно поддерживающей перекрытие большого пространства гостиной, и стеной кабинета. Из этого-то пространства и появился принц.
– Вы приглашаете меня прямо сейчас, Ваше Высочество?
– Да, если вы согласны.
– Конечно, мой принц, – и я поставила чашку с чаем на комод.
– Одну минуту. – Развернувшись вполоборота, он нажал на кнопку пульта, положил пульт рядом с моей чашкой и подал мне руку.
Его Высочество танцевал и вдохновенно, и технично. Он пребывал в блестящей физической форме и легко исполнял трюки – поднимал, крутил меня, и на вытянутых руках в том числе – лучший наш элемент, это когда я, мелко шагая по полу, прошагала теми же шагами по воздуху, словно стрелки часов, прошла всю окружность и со следующим шагом вновь ступила на пол. Мы изображали бег времени и вечность бытия. Я увлеклась, подчиняясь вдохновению принца и его умелому ведению. В финале принц галантно преклонил предо мной колено.
– Лидия, вы удивительная! Благодарю вас! Мы сплясали? – он расхохотался и прижался губами к моей руке. – Вы доставили мне неслыханное удовольствие!
– Благодарю, Ваше Высочество! Позвольте и мне выразить восхищение – вы великолепный танцор!
Я погладила его по щеке, а он, перехватив мою руку, прижал и эту руку к губам. Глядя, как он попеременно целует то одну, то другую мои руки, я вдруг поняла, что в гостиной стоит необычная тишина, и подняла глаза. Домочадцы и гости взирали на нас с разным по эмоциональной окраске любопытством – от осуждения до лукавства. Серёжа стоял особняком у комода, сузив глаза и засунув кулаки в карманы брюк. И даже Граф, прижавшийся к его бедру, смотрел на нас укоризненно. «Опять я как-то не так потанцевала!» – мелькнула у меня мысль, и я нервно хихикнула. Его Высочество тоже почувствовал неладное, оглянулся, выпустив мои руки, вскочил на ноги и затем взглянул на меня в замешательстве.
– Ваше Высочество, – громко обратилась я к нему, – дайте обещание, что время от времени вы будете приглашать меня на столь же увлекательный танец!
Принц так же излишне громко ответил:
– Почту за честь, графиня! – Он поклонился. К нему вновь вернулась аристократическая учтивость. – Я счастлив, дать обещание! – Препроводив к Сергею, он ещё раз склонился к моей руке. – Графиня, благодарю за оказанную честь и доставленное удовольствие. – Коротко кивнув другу, он отправился на своё место за столом.
Серёжа не шелохнулся, и тогда я тоже направилась к столу и, вторично разрушая тишину повышенной громкостью слов, посетовала:
– Я надеялась, что танец понравится.
– М-м-маленькая, танец восхитительный! – тотчас откликнулся Илья. – Красивый и с-с-смелый. Это лучший т-т-танец, который я в-в-видел. Браво, графиня! Браво, Ваше Высочество!
И я, и принц склонили головы в знак благодарности, а мальчик, наклонившись вперёд, стал бить ладошкой по коленке, что, вполне очевидно, являлось аплодисментом. За его спиной с наглой усмешкой на красных, подвижных, как черви, губах стоял Родион. «А ведь его долго не было в гостиной», – подумала я и тотчас о нём забыла. Андрэ, расставшийся, наконец, с Николаем, встретил меня улыбкой.
– Детка, ты восхитительна! – сказал он, глядя сверху мудрыми и добрыми глазами, и добавил: – Я с тобой, и я люблю тебя!
– Благодарю, Андрей. Я тоже тебя люблю!
«И ты не первый, кто сегодня напомнил мне, что я не одна, но меня это не радует, а очень-очень беспокоит!», – подумала я и объявила излишне бодро:
– Сейчас будем пить чай и есть Машин торт! – Я пошла на кухню и вновь прошла мимо Серёжи.
– Я помогу. – Поднялся Паша, а за ним и Эльза.
Паша катил сервировочный столик, мы с Эльзой расставляли на столе вазы со сластями и чайники с чаем. Домочадцы двигали стульями, возвращаясь за стол.
– Паша, с тортом обожди, пожалуйста, – попросила я, когда мы вернулись на кухню. – Пойду, маму позову.
Тихонько стукнув в дверь маминой спальни, я приоткрыла её и шёпотом позвала:
– Мам!
Мама спала на диване, поджав к груди коленки и положив ладошки под щёку. Я зашла, накрыла её пуховой шалью и так же тихонько вышла.
– Спит, – ответила я на немой вопрос Паши. – Вези торт.
Как всегда торт вызвал оживление, раздались аплодисменты и возгласы одобрения. Маша наслаждалась вниманием и отвечала: «Кушайте! … На здоровье! … Я старалась!».
Серёжа уже сидел на своём месте, подавая ему нож, я попросила:
– Серёжа, разрежь, пожалуйста.
