Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Очень скоро Стефан и сам увлёкся нашими тренировками. Между нами появилось некое подобие дружбы, и, думаю, гнев на милость Стефан сменил во многом благодаря всё возрастающей симпатии Пепла ко мне.
Стефан учил положению тела при разных видах скачки, учил тому самому «слиянию» с лошадью, учил тем более хорошо, что прекрасно знал анатомию и лошади, и человека. Учил падать с коня, соскакивать и запрыгивать на ходу. Всё это было интересно и важно, но у меня родилось желание научиться танцевать на лошади. А то единственное условие, что поставил Стефан до начала занятий, а именно моё абсолютное подчинение, полностью лишало меня права проявлять инициативу. И договориться со Стефаном не было никакой возможности – всё, что я придумывала и хотела попробовать в действии, всё вызывало у него сопротивление.
Однажды, стоя на спине Пепла, я сосредоточилась и, приподняв одну ногу, старалась найти устойчивое положение опорной ступни. И… не удержала равновесия. Падала я на внутреннюю сторону манежа, и Стефан успел поймать меня. Сердито разглядывая моё лицо, он долго не выпускал меня из рук. Уж не знаю, какие слова Стефан наговорил мне мысленно, но думаю, это хорошо, что он не воспроизвёл их вслух.
– Отпусти, – вначале спокойно, а потом, рассердившись, потребовала я: – Отпусти!
Я хотела упереться рукой ему в грудь, но он только дальше отставил руки. В его глазах не было гнева, да и укора не было, кроме печали в их мраке я ничего не видела.
– Отпусти меня!
Спас меня Пепел – соскучившись длинной паузой, он потянулся ко мне, я ухватилась за его шею, выскользнула из захвата Стефана и обрела под ногами почву. Обойдя меня, Стефан взял коня под уздцы и повёл расседлывать на конюшню. Я присела на скамью на краю манежа. Я надеялась объясниться, но из конюшни Стефан прошёл прямо в дом, не проронив ни слова и даже не взглянув на меня.
Вечером за ужином он объявил о прекращении занятий. Как и прежде, обращался он исключительно к Серёже. Я вскочила на ноги.
– Ты… ты не учишь меня тому, чему я хочу научиться! Ты учишь цирковым трюкам, а я хочу танцевать! Я тебе несколько раз задавала вопрос, как поставить ступню, чтобы положение было устойчивым. Ты проигнорировал мои вопросы. И потом, зачем ты ловил меня, если ты научил меня падать? – с неприличной запальчивостью выкрикнула я и заявила: – Я всё равно найду это положение с тобой или без тебя! И танцевать на лошади буду! – Я бухнулась на стул и уставилась в собственную тарелку. Тишина за столом остудила. Я вновь вскочила на ноги и извинилась: – Андрэ, простите! Простите за неподобающее поведение! – Обежав глазами присутствующих, я сделала общий поклон. – Прошу меня извинить! – И быстрым шагом, да каким там шагом – бегом! понеслась в спальню. По лицу почём зря полились слёзы.
Захлопнуть за собой дверь я не успела. Сергей настиг меня на пороге и прижал к себе.
– Ну что ты? Ну? Посмотри на меня. Маленькая моя. Не из-за чего! Научишься ты танцевать. Ну что ты, Девочка?
– Не знаю, Серёжа, сама не понимаю своих слёз. Стыдно плакать, а плачется.
Он сел на диван и, усадив меня к себе на колени, стал нашёптывать ласковые слова и вскоре успокоил.
Утром Стефан встретил нас у конюшни, кони были заседланы. Я поздоровалась и поблагодарила. Он вёл себя как всегда. Я тоже. Угостив коней яблоками, мы с Серёжей отправились на прогулку. Теперь, после уроков Стефана, Серёжа позволял скачку. Пепел распластывался в галопе и просто летел, но Серёжа на своём жеребце всё равно нас обошёл. На обратном пути мы всю дорогу смеялись всякой чепухе. У конюшни, спрыгнув со своего коня, Сергей подошёл к Пеплу, и прямо с седла я скатилась в его объятия. Пока мы целовались, Стефан увёл коней. Начался дождь.
После завтрака я подошла к Стефану и извинилась:
– Стефан, я прошу прощение за своё поведение вчера, и во время занятий, и потом за столом. И ещё я хочу выразить признательность за обучение. Ты замечательный инструктор, Стефан! – Я обеими руками взяла его руку и пожала пальцы. – Спасибо, Стефан.
Он удержал мою руку и потянул меня к дивану. Улыбаясь, указал на бумажный пакет, стоявший на диване, и сказал:
– Подарок тебе. Ночью закончил.
Я вытащила из пакета сапожки чёрной кожи, мягкие, с замшевой подошвой. Это были сапожки для работы на крупе лошади. Растроганная подарком, я вертела сапожки в руках, не умея выразить своих чувств:
– Стефан, я… наклонись, пожалуйста.
Он наклонился, и я впервые увидела улыбку в его глазах. Обняв за шею, я прижалась щекой к его заросшей щеке и удивилась – щека не была колкой, она была шелковистой… я прикоснулась к щеке губами:
– Стефан, благодарю. Ты будешь со мной заниматься? – Заглянув в глаза – чёрные, большие, они близко-близко улыбались мне, я переспросила: – Будешь?
Он кивнул, и я рассмеялась.
– О, Стефан, благодарю!
Скинув туфли, я примерила сапожки. Они были впору. Я чуть потанцевала, демонстрируя их Серёже, Андрэ и, конечно же, Стефану.
С того дня наши отношения переменились – отношения стали открытыми, какими бывают отношения между друзьями, что вовсе не означало, что отношения стали гладкими – мы часто спорили и даже ругались. Большинство моих идей Стефан считал невозможными, а я стояла на своём. Потеряв терпение, он прибегал к помощи Серёжи:
– Скажи ей, это о-пас-но! Лошадь – не танцпол!
Серёжа искал безопасный алгоритм движения и во время первой тренировки спорного элемента присутствовал сам. А Стефан исходил недовольством:
– Ты всегда ей всё позволяешь! Позволяешь даже то, что опасно! – Эти фразы Стефан частенько повторяет и по сию пору, адресуя их моему мужу…
– Лидия, чему вы смеётесь? – раздался голос Его Высочества.
– Смеюсь? – переспросила я и смутилась. Увлечённая воспоминаниями, я не заметила, что рассмеялась.
Его Высочество поспешил замять неловкость:
– Хочу предложить вам скачку. Как вы на это смотрите?
Я смотрела положительно. С Громом соревноваться было бессмысленно – могучий жеребец легко обойдёт и Красавицу, и Пепла. А вот Красавица против Пепла… хотя шансов всё равно мало – принц очень хороший наездник – о таких говорят: родился на коне.
– Идёт! – Я похлопала Красавицу по шее. – Ну, девочка, на тебя вся надежда!
– Финиш на ёлках! – сказал Серёжа – будучи исключённым из скачки, он был рефери.
– Елки… – Его Высочество с сомнением посмотрел вперёд, – я их увижу?
– Увидишь, Али! – заверил Серёжа. – Три молоденьких ёлочки справа от дороги. Готовы? Раз. Два. Три!
Крикнул он, и мы поскакали. Опередив, Серёжа встречал нас у финиша. Моя Красавица справилась и обошла, совсем чуть-чуть, но обошла!!! Пепла.
Давая лошадям остыть, часть обратного пути мы возвращались шагом. Принц вдохновенно рассказывал о красотах пустыни и, завершив рассказ описанием заката, упрекнул:
– Друг мой, ты женат четыре года, а жена твоя не видела красоты моей родины.
Серёжа не принимал участия в беседе, всю дорогу размышляя о чём-то, но откликнулся сразу:
– Детки подрастут, потом решим.
– Ваше Высочество, ваш русский вызывает восхищение. Вы говорите по-русски много лучше, чем большинство русских. Вы с детства учили язык?
– Нет, графиня, я начал изучать язык, когда имел честь познакомиться с вашим супругом. Сергей не рассказывал вам, как мы познакомились?
Исполнившись любопытства, я отрицательно помотала головой.
– Ну и правильно! Это довольно скучная история. Во время вечеринки я ненароком обидел подружку одного из парней. Извинился за оплошность, но моих извинений не приняли. Я и сейчас не отличаюсь покладистым нравом, а в те времена был крайне вспыльчив и несдержан. Ссора могла закончиться дракой, и тогда в дело вступила бы моя охрана. Вмешался Сергей и уладил конфликт столь умело, что у обеих сторон не осталось претензий. Вот тогда я и решил ближе познакомиться с этим русским, как его называли.
Я посмотрела на Серёжу. Он глядел куда-то вдаль, и, кажется, не слышал, о чём рассказывал принц.
– Вначале я подумал, что Сергей сын какого-нибудь русского олигарха. Потом узнал, что деньги он заработал сам, продолжает вполне успешно их зарабатывать и… пополняет образование. Я же жил на деньги отца и позволял себе не учиться. – Принц весело рассмеялся. – Ваш супруг, графиня, в некотором роде принял участие в моём воспитании. А к языкам у меня склонность, если хотите, дар. Я в совершенстве знаю французский, английский, итальянский, вы похвалили мой русский. Не справился я с японским. Я собственно и не изучал его, я изучал иероглифы. Каллиграфия моя страсть – от арабской каллиграфии я перешёл к японской.
– А я вот ни одного языка не знаю.
– Хотите, поделюсь секретом? Он прост. Ничего нового, но работает.
– Ах, Ваше Высочество, моя проблема в том, что я слышу собственное произношение, оттого и стесняюсь говорить. А воспроизвести правильное звучание у меня не выходит.
– Язык – это музыка. А вы, графиня, не только слышите музыку, вы её чувствуете. Вам всего лишь нужно услышать напевность языка, почувствовать его особую музыкальность.
Второе необходимое условие – это общение. Необходимо поставить себя в зависимость от языка. Скажем, с Сергеем мы могли бы общаться по-английски, но я попросил говорить со мной исключительно по-русски. Жесты допустимы, но другой язык нет.
И третье условие – практика, она должна быть постоянной, без продолжительных перерывов, пока язык не станет вашим. Вот и весь алгоритм. Вы могли бы изучать сразу три языка – немецкий, английский – ваш муж прекрасно владеет обоими, а во французском ваш учитель Андрэ. Хотите, я буду учить вас арабскому? В моё отсутствие, вы будете практиковаться со Стефаном. Его арабский недурён.
– А знаете, Ваше Высочество, я, пожалуй, соглашусь! Я не уверена в своих способностях, но вы так убедительно говорите, что попытаться стоит. Я принимаю ваше предложение, милый принц!
– Для меня это честь. – Он поклонился мне из седла. – Графиня, я вчера доставил вам неудобства и хочу знать ваше отношение к длительному присутствию моей особы в вашем доме. Мои деловые интересы сейчас тесно связаны с Россией. Я хотел снять жильё, но ваш супруг любезно предложил мне кров.
– О, Ваше Высочество, – укорила я его тоном голоса, – я с великим удовольствием приглашаю вас гостить в нашем доме, сколько вам будет угодно. Это честь для нас.
У конюшни Серёжа сошёл с Грома и, похлопав его по холке, отдал поводья встретившему нас Василичу. Я любовалась им сверху, взгляд его пересёкся с моим и плеснул желанием.
– Иди ко мне, – позвал он беззвучно.
Моё сердце застучало чаще, я скользнула с седла в крепкие руки и потерялась в долгом поцелуе. Выравнивая дыхание после поцелуя, спросила Серёжу на ухо:
– Ты где?
– Здесь я, Маленькая. Всё слышу и вижу. Империю свою выстраиваю.
Сопровождаемые собаками, мы пошли в дом. Принц, насвистывая, шёл несколько позади.
– Империю? – шепотом переспросила я.
– Да. Пришла в голову идея, как связать части.
Проходя мимо кухни, я крикнула Маше:
– Маша, очень вкусно пахнет.
– Ты садись ешь, а то малыши проснутся, не успеешь! Потом переоденешься.
За столом в одиночестве завтракал Андрэ. Выглядел он несколько помято. Я поспешила к нему.
– Доброе утро, Андрей! Приятного аппетита!
– Доброе утро, детка. – Промокнув губы салфеткой, он поцеловал меня в лоб. – Хорошо выглядишь, щёчки розовые. Хорошо покатались?
– Хорошо. Как ты?
– После завтрака пройдусь по лесу и вернусь в форму, собак с собой возьму. – Он виновато заглянул мне в глаза. – Прости за вечер, детка.
Оставив мужчин завтракать, я побежала наверх. Наверху дверь в спальню Андрэ была открыта, и я заглянула.
– Эльза, доброе утро! Ты уже завтракала?
Эльза оглянулась с сияющим лицом, она перестилала бельё и в руках держала подушку.
– Доброе утро! Да, уже позавтракала. Анна Петровна нам блины пекла! А ты, говорят, сегодня готовить будешь?
Я кивнула.
– Я приду помогать! Маша сегодня добрая, всех с утра обласкала, – крикнула она мне уже в спину.
В Париже в доме Андрэ я усвоила для себя правило и неукоснительно его выполняла – выходить к столу прибранной и соответствующе одетой. К завтраку простое платье, к ужину наряд вечерний.
Приняв душ, я выбрала бежевое, в мелкий рисунок платье, с умеренно декольтированной спиной и белым воротником наоборот – концы воротника располагались не спереди, а на спине, там же были и крупные пуговицы. Повязала широкий белый пояс кушак и крутнулась вокруг своей оси – юбка полуклёш взлетела колоколом. Волосы я собрала в высокий хвост, надела туфли и, ещё раз торопливо взглянув на себя в зеркало, побежала завтракать.
– Маленькая, чудесно выглядишь! – Встретил меня комплементом Серёжа и, усаживая за стол, шепнул на ухо: «Зорюшка моя!»
Маша стояла наготове – держала в прихватке керамическую мисочку.
– Маленькая, на-ко, – поставила она мисочку на мою тарелку, – твой любимый жульен сегодня с белыми грибами.
– Ммм… как вкусно пахнет! – помычала я и потянула носом. – Спасибо, Маша! – Сняв золотистую сырную корочку, я зачерпнула ложкой кусочек гриба и, подув на него, отправила в рот. – А вкуснооо…
Сложив руки на животе, Маша удовлетворённо кивала головой, но, увидев, как торопливо я ем, нахмурилась и прикрикнула:
– Да не спеши ты! Подождут тебя детки!
– Милая, так нельзя. Поешь спокойно, – вторил ей Андрэ.
Завтрак я вместила минут в семь – торопилась, потому что хотела встретить деток со сна. Поднимаясь из-за стола, извинилась:
– Прошу прощения. Серёжа. Андрей. Стефан. Приятного аппетита! Маша, благодарю, милая, очень вкусно! – Обняв на ходу, я чмокнула её в щёку.
Настя читала учебник «Анатомия человека». Увидев меня, тотчас отложила книгу и посетовала:
– Лидия Ивановна, детки сбились по времени. Утром проспали, сейчас вот опять… может, разбудить?
– Зачем? Выспятся и сами проснутся.
Я присела между кроватками. Катя во сне улыбалась, а у Макса подрагивали веки. Что-то снится моим крохам. Я люблю момент, когда они просыпаются; замираю, когда их глазки, замутнённые сном, постепенно фокусируются на моём лице. Люблю момент узнавания.
– Настя, ты завтракала?
– Да. Мария Васильевна сегодня ласковая, попечалилась, что я мало спала.
Веки Катеньки чуть дрогнули, одновременно и грудь моя начала наполняться молоком. Продолжая улыбаться, малышка сделала попытку открыть глазки. Веки ещё не слушаются и вновь прячут её взгляд. Вот дрогнули ручки, чмокнул ротик, веки вновь приоткрылись, Катя повела глазками и узнала моё лицо, ротик в улыбке растянулся шире. Я прошептала:
– Здравствуй, Катюша! Как спалось моей девочке?
Катя взмахнула ручками.
– Здравствуй, маленькая, здравствуй!
Беря дочь на руки, я получила поцелуй – Катя в неумелом стремлении навстречу, уткнулась улыбающимся ротиком в мою щёку.
– Ах, моя ласковая малышка! – засмеялась я. – Моя ласковая девочка!
Пока я миловалась с Катей, Макс тоже проснулся, его взгляд некоторое время бродил по сторонам, обретая осмысленность, и наткнулся на меня. Малыш улыбнулся.
– Здравствуй, Максим! Узнал, мой мальчик! – Наклонившись над кроваткой, я и сына взяла на руки.
Детки помалкивали; я ждала, когда они окончательно проснутся, и прохаживалась с ними по комнате. Подошла к одному из окон, детки дружно повернули головки к свету и заговорили – вначале один, потом другой, будто в диалоге. «Понимаете ли вы друг друга? – вопрошала я, целуя макушки малышей и прислушиваясь к интонациям в их голосах. – А, может, между вами существует и беззвучный диалог? Может, вы обмениваетесь ощущениями и образами мысленно? Как-то же вы общались, будучи во мне». Макс в поисках соска припал ротиком к моей ключице. Я тихонько рассмеялась.
– Ну вот и проснулись! И кушать захотели. – Я подошла к диванчику для кормления. – Сейчас мы сядем, чтобы и маме, и Кате, и Максиму было удобно и будем кушать.
Максим, как всегда, сразу занялся делом – захватив в ротик сосок, уже не выпускал его. Катя тоже не изменила себе, сделав несколько торопливых глотков, о еде позабыла и, улыбаясь, уставилась на меня. Я расслабленно откинулась на спинку дивана.
Диван для кормления проектировали специалисты по эргономике.
Довольно долго я не могла привыкнуть к простому для Серёжи правилу – вещи личного или специального назначения должны изготавливаться индивидуально. Важно это потому, что точное совпадение физических параметров потребителя и параметров вещи гарантирует комфорт, а, следовательно, и здоровье этого самого потребителя. Очень быстро я оценила удобство белья, верхнего платья и обуви, «сконструированных» специально для меня. Но когда встал вопрос о диванчике для кормления, я предполагала поход в мебельный центр. На что Серёжа грустно покачал головой.
– Нет, Маленькая, поедем к специалистам.
Он всегда грустил, сталкиваясь с моей, как он называл, «скромностью».
– Там снимут твои мерки, компьютер рассчитает высоту спинки, глубину сиденья, параметры жёсткости, местоположение поддерживающих поясницу валиков, да мало ли что ещё. Нам надо, чтобы спинка твоя не уставала.
Оценила я диванчики (мы их заказали два, один в детскую, один в нашу спальню) ещё во время беременности, особенно в последний месяц, когда под весом живота тянуло спину и отдых мышцам могли дать только исцеляющие пальцы Стефана, да эти диванчики.
Отринув качество, человечество бежит за количеством. Потребляя тонны всевозможных товаров, большая часть из которых непригодна к использованию или бесполезна, люди попросту захламляют планету. Встав к конвейеру, человек утратил мастерство, перестал творить и превратился в придаток механизма, а, став потребителем штамповки, превратился из субъекта в объект. И всё это обозвали прогрессом.
В дверь заглянул Серёжа, засмотрелся на малышей и шагнул в детскую. Сняв пиджак, осторожно, чтобы не привлечь внимания Кати, опустился на пол подле нас.
– Успею, – шепнул он на мой вопрошающий взгляд, – посижу, пока кормишь.
– А мне Катя сегодня улыбается, – поделилась я радостью, – в первый раз, Серёжа!
Катя словно услышала, бросила сосок и, забыв проглотить молоко, радостно вскрикнула, молоко струйкой вытекло из улыбающегося ротика. Я засмеялась и… утонула в восхищённом взгляде Серёжи.
– Ты ещё не ушёл, я уже скучаю.
Он наклонился и, сдвинув подол платья, поцеловал мою коленку, потом другую.
– Андрэ и принц с тобой уезжают?
– Нет. Я один. Я на встречу с тем мальчиком, помнишь, в инвалидном кресле. О нём говорят, что он уникальный, просто-таки гениальный финансист-аналитик. С одиннадцати лет стал сводить бухгалтерские балансы детского дома, в котором воспитывался. Онлайн изучал экономику, социологию. Без начального капитала заработал приличные деньги на бирже. Занимался криптовалютой, и тоже успешно. В общем, интересная встреча будет. Мне нужен человек, который в уме может держать котировку разных финансовых инструментов, который способен анализировать финансовый рынок, делать прогнозы. Если сговоримся, привезу его на обед.
– На обед привози в любом случае. У него ДЦП?
– Да. Речь абсолютно внятная, слегка растягивает гласные и заикается. Говорит, раньше было хуже. Самостоятельно занимается по какой-то методике.
– Маша сказала, Николай к обеду приедет, дело у него какое-то ко мне.
– Приедет, и узнаем, – равнодушно отозвался Сергей.
Он забрал насытившегося Максима и встал на ноги. Приговаривая: «Сыночка! Нравится тебе? Мужичок мой!», медленно поднимал Макса над собой, медленно опускал на уровень лица, имитируя подбрасывания. Малышу нравилось, он улыбался.
Катя тем временем окончательно потеряла интерес к груди, я приподняла её и пожаловалась:
– Всегда переживаю, накормила Катю или нет. – Я прикоснулась губами к волосикам дочери и передала её Насте. – Собирайтесь гулять, Настя. Катю переодень, молоко на кофточку попало.
– Проводишь меня? – спросил Серёжа, глядя, как я оправляю бельё, потом натягиваю на плечи платье.
Я почувствовала его желание и, загоревшись в ответ, отчего-то смутилась. Серёжа усмехнулся и отвёл взгляд. Простившись с детками, он обнял меня за плечи и повёл из детской.
Мы спустились со второго этажа, прошли через опустевшую гостиную и вышли на террасу. Машина с открытыми передними дверцами стояла у ступенек. Паша перегнулся через пассажирское кресло и состроил виноватую рожицу.
– Маленькая, обещал помогать тебе и вот… уезжаю.
– Доброе утро, Паша! И хорошо! Мне спокойнее, когда ты с Серёжей.
– Я детскую коляску поставил у арки, – уведомил он и, кивнув на моё: «Спасибо, Паша», завёл мотор.
Серёжа накоротко поцеловал меня и сел в машину.
«Удачного дня тебе, Серёжа!» – мысленно пожелала я, провожая автомобиль глазами до тех пор, пока он не скрылся за воротами.
Проводив мужа, я поспешила к маме. Я не видела её со вчерашнего утра.
– Мам, не спишь? – осторожно приоткрыв дверь её комнаты, шёпотом спросила я.
Мама лежала на диване и читала книгу.
– Да хотела, – ответила она, положила раскрытую книгу на грудь и сняла очки, – рано сегодня встала. Жду, когда зайдёшь. Всех проводила?
Я наклонилась и поцеловала её.
– Доброе утро! Серёжу с Пашей только. Остальные сегодня дома. Блинчики твои все нахваливали.
– А ты-то ела? Маша икрой их нафаршировала.
– Ела. Вкусно. Спасибо.
– На здоровье. – Она вздохнула. – Стара стала, печь на двух сковородках едва поспеваю. Устала. Лида, вчера ждала тебя сказать, не дождалась. Мне Костя звонил.
– Как он?
– Говорит, всё в порядке. Про тебя спрашивал. Ты-то почему с ним не общаешься?
– Не знаю о чём. Рассказывать про своё счастье – ранить его, а расспрашиваю о нём, он молчит или начинает говорить, что забыть не может.
– Любит он тебя. – Вздохнула вновь мама. – Сколько лет-то уже прошло, как ты от него ушла? Четыре года или уже пять?
– Пять.
Я вспомнила Костю, стоявшего среди толпы встречающих в аэропорту Алма-Аты. Скользнув по мне взглядом, он шарил по лицам пассажиров в поисках моего, на тот момент изменившегося, и так и не узнанного им, лица.
– Уже пяять, – с растяжкой произнесла мама, – а он ждёт. Уже и нашёл бы кого за это время.
В полном молчании мы проехали большую часть пути. Я упорно прятала глаза от настойчивого взгляда Кости, старательно рассматривая город за окном автомобиля. Было раннее утро, Костя выбирал окружные дороги, но город так торопился начать новый день, что даже и эти многополосные трассы были уже перегружены транспортом.
– Лида, что случилось? – наконец, задал вслух свой вопрос Костя. Не дождавшись ответа, сухо, как водитель такси, спросил: – Куда едем?
– На дачу.
– Дом стылый, согреется только к завтрашнему утру.
Я не ответила.
– Лида, ночуйте дома! Если я мешаю, я уйду.
Обращаясь во множественном числе: «ночуйте», он имел в виду Пашу, по собственной инициативе бросившегося за мной в погоню и прилетевшего в Алма-Ату раньше меня.
– Костя, я приехала не на один день. Я собираюсь жить на даче.
– Анна Петровна знает?
– Нет. – Я усмехнулась и пояснила: – Необходимость возвращения возникла неожиданно.
Костя резко вильнул в сторону, объезжая затормозивший перед нами автомобиль. Водитель оного так обрадовался счастливой возможности взять на борт пассажиров, что не позаботился ни прижаться к обочине, ни хотя бы предупредить об остановке. Развалившийся на переднем сиденье, Паша подобрался и вполголоса остерёг:
– Слева.
– Вижу, – ответил так же вполголоса Костя.
Как только ситуация на дороге нормализовалась, я попросила:
– Костя, я к Насте хочу съездить.
– Хочешь, съездим. Я восьмого марта был.
– Спасибо.
Костя на дачу не повёз. Привез домой, припарковался во дворе нашей многоэтажки и, заглушив мотор, вышел из машины. Открыл дверцу с моей стороны и потребовал:
– Выходи.
– Костя…
– Лида, не дури, ночевать сегодня здесь будете. На даче холодно, ещё не знаю, как котёл запустится. Продукты опять же купить надо.
Я послушно вышла из машины и поднялась в квартиру, а Костя и Павел уехали на дачу запускать в доме отопление.
В квартире было всё по-прежнему. По-прежнему в гардеробном шкафу висели мои вещи, в спальне на туалетном столе стояли сундучки с украшениями, флаконы и тюбы с кремами. Даже зубная щётка в стаканчике в ванной и та была на своём месте.
Я пришла на кухню и заглянула в холодильник. На полках – сливочное масло, ветчина, хрен в баночке, открытая банка маринованных томатов, кефир в тетрапакете, сметана. На тарелке под опрокинутой миской большой кусок мяса. Я заглянула в овощное отделение и удовлетворённо кивнула: «У Кости – порядок! Всё, что нужно есть». Выдвинула ящик рабочего стола, где в банках хранились крупы – там тоже был полный комплект.
Проведя ревизию, я переоделась и занялась приготовлением обеда.
Пока тушилось мясо с овощами, я заглянула в морозильник, нашла ещё одну пачку сливочного масла, натёрла его на тёрке и вымешала с мукой и сахаром. Потом ссыпала промытый рис в казан, плотно закрыла крышкой и на нет уменьшила огонь. Среди консервов в ящике нашлась сладкая кукуруза. Я сбила майонез, нашинковала белокочанную капусту и огурцы, смешала с кукурузой, добавила куркуму, белый перец, молотую ламинарию вместо соли и заправила майонезом. Раскатала тесто, выложила его в форму корытцем, заполнила мороженой земляникой, залила жидким сметанным тестом и отправила выпекаться в духовку. Всё это время я вела мысленный диалог с мамой, придумывала слова и фразы, которые вызовут меньше обвинений, но получалось так, что я всё время оправдывалась.
Из гостиной донёсся бой часов, я прислушалась: «Два часа?», для достоверности оглянулась на кухонные часы: «Два. Что-то долго их нет, неужели котел не запускается?»
Выдвинув стол на середину кухни, я занялась сервировкой.
Обеденный стол мы с Костей купили дубовый, тяжёлый, и, если бы не кафельный пол, по которому он легко скользил, я и с места его бы не сдвинула. Стулья к нему прилагались с высокой спинкой тоже из дуба и тоже тяжёлые.
Скрежет ключа в замке раздался в тот момент, когда я вынимала пирог из духовки.
– Ёлки зелёные, какие ароматы! – раздался вопль Паши из прихожей. – Маленькая, ты приготовила обед? – Заглянув на кухню, он остался в дверях и улыбался во весь рот.
– Конечно, Паша! Раз уж ты увязался за мной, мне придётся тебя кормить!
– Так я и увязался с этой целью! – Демонстративно принюхиваясь, он поворачивал голову в разные стороны. – О, чую запах мяса с овощами! Пирог летом пахнет… а с чем он?
Я хохотнула.
– Земляникой пахнет, – проворчал Костя, стоя за его спиной.
– Костя, я без спросу в холодильник залезла… – начала я виновато.
Он изумлённо посмотрел на меня и рассердился:
– Лида, ты что городишь?!
Я поспешила выпроводить Павла:
– Паша, ванная по коридору налево, мой руки. Костя, прости. Вы долго. Удалось тепло включить?
– Да, всё в порядке. Мы на базар ездили. Пообедаем, поедем на кладбище, цветы я уже купил. – Он виновато посмотрел на меня. – Лида, я ему про Настю сказал. Случайно. Не думал, что он не знает…
– Всё нормально, Костя.
– Продукты, которые брали, за все он сам платил… мне не позволил. Он кто?
– Костя, я отвечу на все вопросы после обеда. Хорошо?
Обедали в молчании. Сложив приборы, сытый Паша умильно осмотрел стол и поднял на меня глаза.
– Помнишь Дюссельдорф? Не думал, что вернётся время, когда ты опять будешь хозяйничать на кухне. Спасибо, Маленькая! Вкусно! А помидорчики вообще шедевр! И хрен!
Я засмеялась.
– Ты мне чужие заслуги не приписывай! Специалист по хрену – Костя! Сам копает, сам чистит, сам трёт и маринует.
– Очень вкусно! Ну ладно, – Паша поднялся, – я мою посуду, а вы идите разговаривайте.
– С посудомойкой разберёшься?
– Зачем? Руками вымою.
Мы с Костей ушли в кабинет. Я с ногами забралась на диван, обняла себя. Костя сел в кресло и молча уставился на меня. Чуть погодя, спросил:
– Мне вопросы задавать?
Я пожала плечами.
– Костя, мне рассказывать нечего. Решение уехать я приняла вчера. Сергей, думаю, пока не обнаружил моего исчезновения, он в Вену срочно улетел.
– Почему? Я имею в виду, почему ты приняла такое решение?
– Мне показалось, что Сергей не готов к семейным отношениям.
Костя потряс головой.
– Не понимаю. Что значит не готов? – Он встал, подошёл к окну и, глядя сквозь него, спросил: – Ты замуж за него вышла?
– Нет, Костя, не успела. Понимаешь, мне кажется, он думает, что оплачивать жизнь женщины, это всё, что требуется от него в браке.
– Лида, ты ушла… совсем? – Костя повернулся ко мне. Глаза его были растеряны, как тогда в Стамбуле, в аэропорту, когда я объявила, что останусь с Сергеем. – Или… или он приедет, и ты опять к нему…
– Ты хотел сказать: побегу? – Я усмехнулась. – Побегу, Костя! Но, во-первых, он не приедет. А во-вторых… мне надо, чтобы он понял, что брак – это не каждый сам по себе, брак – это одна жизнь на двоих.
– Если он этого не понимает, значит, не любит!
– Может быть.
– Хорошо! – Костя вновь опустился в кресло и, опершись локтями на колени, сцепил пальцы. – Этот, – он кивнул в сторону двери, – кто?
– Паша – охрана Сергея, ещё в Германии объявил, что будет служить мне. Я думала, шутит. Вероятно, он заподозрил неладное и проконтролировал – ознакомился со списками пассажиров. Как видишь, ухитрился прилететь раньше меня.
Костя, кажется, не слушал, он мучительно обдумывал что-то, не решаясь высказаться. Я терпеливо ждала.
– Лида, я знаю, я чувствую, – начал он и вновь посмотрел смятенным взглядом, – этот человек не любит тебя. Ты только жизнь себе испортишь! Лида, послушай меня!
– Костя, о чём ты? Я приехала одна, Сергея нет… и не будет.
– Он приедет! Он не из тех, кто отступается! – Костя опять бросился к окну. – Ну хорошо! Лида, я хочу, чтобы ты знала… – Костя сделал длинную паузу и выпалил: – решишь вернуться, я приму!
Я покачала головой.
– Костя, я люблю его.
Мы видимся, когда я приезжаю к Насте. Я люблю, я счастлива, я стала мамой, а Костя ждёт…
В гостиной поджидал принц.
– Как вы позавтракали, Ваше Высочество? – спросила я.
– О, графиня, выше всяких похвал. Ваша Маша, действительно богиня кулинарии. Благодарю. Лидия, дом полнится разговорами, что сегодня вы берёте бразды правления на кухне.
Рассмеявшись, я покачала головой.
– Бразды правления на кухне всегда у Маши. Скажу по секрету, моя готовка – это миф, усиленно поддерживаемый Павлом. К тому моменту, когда я приду на кухню, у Маши всё уже будет готово, мне только и останется отправить ингредиенты в кастрюлю. А вы любите борщ?
– Я как-то ел борщ в доме Сергея в Дюссельдорфе. – Он скорчил гримасу. – Особого удовольствия я не испытал.
– Не переживайте, мой принц, на столе у Маши будет что поесть и помимо борща. – Договаривая, я поспешила к Насте – прижав к себе деток, она спускалась по лестнице.
Малыши не спали, крутили головёнками по сторонам. Оказавшись на моих руках, Катя опять широко улыбнулась.
– Узнала? – обрадовалась я и рассмеялась, Катя радостно вскрикнула. – Ах, моя славная доченька, теперь и меня встречаешь, как папу!
