Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
День пятый
Мы вернулись в спальню утром, к самому кормлению. И к моменту, когда я вышла из ванной, Серёжа уже принёс деток из детской. Я бросилась на кровать, поправила подушки под поясницей и вспомнила:
– Ой, Серёжа! Окно не закрыла!
Он остановил меня:
– Сиди!
Подал мне Катю, потом Максима. Подошёл к окну и, закрывая форточку, удивлённо спросил:
– Что она делает?
– О ком ты?
– Да Маша вроде! Зачем-то костёр на кострище развела.
– А Василич видит её?
– Василич? Нет. Стефан стоит у конюшни. А вот и Василич вышел! Зачем она костёр разожгла? – спрашивая, Серёжа мельком взглянул на меня и опять обратился к событиям за окном. – Развернула что-то… тряпка большая какая-то…
– Платок. Подарок Его Высочества.
Серёжа умолк, продолжая смотреть в окно.
– Что там? – спросила я.
– Горит! Маша, по-моему, плачет, голову опустила.
Катя бросила сосок и широко улыбнулась, в первый раз сегодня.
– Ах, моя девочка! – Я наклонилась, поцеловала дочку в лобик. – Солнышко ты наше улыбчивое!
– Сейчас и себя вместе с платком спалит! Что за… ногой костёр тушит… подол загорелся!
– Девочка наша славная!
Катя боднула грудь в поисках соска.
– Василич-то, что медлит? – отвлекаясь от ребёнка, спросила я.
– Бежит Василич! Со всех ног бежит! Ты представление придумала? – Серёжа выпустил из руки край шторы и повернулся к нам.
Я покачала головой.
– Нет. Я только посоветовала изрезать или сжечь платок. А Маша молодец! Как поэтично совет исполнила! Костёр в ночи! Уничтожение памяти о грехе на глазах любимого! Ну а то, что с угрозой поджечь себя, так это не нарочно. Маша на кухню торопится, а костёр тушить не умеет.
Серёжа присел у меня в ногах и поправил:
– Не грех, Девочка, просто слабость.
– Нет, Серёжа. Слабостью может быть один раз, а когда неоднократно, это блуд. Была бы за этим любовь, то и греха бы не было. А так… Маша принца не любит, прельстилась на его статус.
Макс наелся, оглядел глазками вокруг себя.
– Сынка мой! – позвал Серёжа, забирая его от груди; отвлек Катю и принялся уговаривать: – Доедай, малышка, не торопись! Я здесь! Жду, когда ты насытишься!
Катя будто поняла и, скосив на Серёжу глазки, набросилась на грудь.
Переглянувшись, мы рассмеялись.
После выездки, я заглянула на кухню.
– Маша, доброе утро!
Маша подняла на меня измученные бессонницей и слезами глаза.
– Так и не спала ночью? – сочувственно спросила я.
Жалко скривившись, она доложилась:
– Не хочет Вася прощать. Подол у меня загорелся, так он потушил, развернул меня и толкнул в спину. «Иди, – говорит, – переоденься! Дымом вся провоняла!»
– Спас он тебя, значит! И переодеваться отправил? – Я рассмеялась. – Заботится!
Маша смотрела растерянно, не зная, что выбрать, то ли рассердиться, то ли обидеться. Обида пересилила – глаза наполнились слезами, едва слышно, она спросила:
– Смешно тебе?
– Ох, Маша! Потерпи немного! Дома твой Вася сегодня ночевать будет! Обнимет ночью крепко и расскажет, как испугался за тебя!
– Он тебе что, сам сказал?
– Ага. Планами на ночь поделился! – Я опять засмеялась и выбежала из кухни.
Маша всё-таки обиделась – завтраком не потчевала, молчком поставила блюда на стол и ушла на кухню. Мы с Серёжей продолжали разговор, начатый в спальне:
– И что ты надеешься от Светланы услышать?
– Надеюсь, что она сама, без понуканий, решит уйти.
– И бросит дочь?
Неуверенная в подобном развитии дела, я всё же кивнула.
– В любом случае, вначале я с ней поговорю, должна же она понимать, что её образ жизни не годится для её дочери.
– Хорошо, – согласился Сергей, – дождись меня. Я подпишу контракт – процедура скорее протокольная, чем деловая, вернусь скоро.
Я опять кивнула и подняла голову, встречая поцелуй подошедшего Андрэ.
– С добрым утром, Андрей!
– С добрым утром, детка! Прости за опоздание! Чудесно выглядишь, счастьем светишься, любо смотреть на тебя!
Я смутилась и украдкой взглянула на Серёжу – посылая мне поцелуй, он чуть заметно чмокнул губами воздух перед собой. Наша бессонная и жаркая ночь прошла, оставив на лицах счастье, а в телах звенящую радость.
– Детка, мне срочно надо улететь в Париж, – объявил граф.
– Что случилось, Андрей?
– Не тревожься! – Он успокаивающе похлопал меня по руке. – Умер мой давний приятель. Старый человек! Пусть покоится с миром! Назначил меня душеприказчиком.
Маша принесла яйца «Пармантье» и молча поставила перед Андрэ.
– Благодарю, Маша! – Граф проводил её внимательным взглядом. – Так вот у почившего осталась… эээ… не совсем адекватная дочь. Взбалмошная особа, возомнившая себя спасителем Земли. Она уже заявила прессе, что намерена использовать состояние отца на защиту планеты от пожирающего её человечества.
– Звучит устрашающе! Дочка придерживается идей радикального экологизма?
– Похоже на то. Маша неважно выглядит, детка. Что, поправить ничего нельзя?
– Всё в порядке, милый. Конфликт разрешился, осталось дождаться, когда Василич будет готов обнять жену. Ты надолго уедешь?
– Не думаю. – Он промокнул губы салфеткой. – Вскроем завещание, и вернусь. Почивший – человек обстоятельный, уверен, и завещание составил соответствующе. Его Высочество ещё не проснулся?
– Его Высочество раньше позавтракал. А вот и он! Серёжа, принц едет с тобой?
Сергей кивнул, допил кофе и, вставая, извинился перед Андрэ. Граф тоже встал, они подали друг другу руки, прощаясь:
– Доброго пути, Андрей! Павла оставлю, в порт отвезёт. – Серёжа посмотрел на меня. – Проводишь?
– Конечно! – Я обняла его и шепнула на ухо: – Ночь, Серёжка, забыть не могу.
– Зорюшка моя! Подарок мой рассмотри, а то бросила, не глядя.
Я возмутилась:
– Серёжа, ты несправедлив! Я ещё ночью рассмотрела. Фиолетово-красные гранаты.
– А ты всё же рассмотри! – усмехнулся он.
Принц перед тем, как сесть в машину, сделал заявление:
– Графиня, я злоупотребил гостеприимством вашего дома. Сегодня же я съеду.
Я поморщилась и покачала головой.
– Вы этого не сделаете, Ваше Высочество! Я не хочу, чтобы реноме Маши пострадало. Если вы уедете, ваши отношения станут очевидными для всех.
Он помолчал, поклонился и поцеловал мою руку.
– Примите моё искреннее раскаяние, Лидия!
Исполняя просьбу Серёжи, я вернулась в спальню и достала его подарок. Открыла футляр и удивилась – гранаты, бывшие ночью удивительного фиолетово-красного цвета, вдруг стали синими и даже не синими, а сине-зелёными. Я включила свет, чтобы лучше рассмотреть оттенок, и камни вновь изменили цвет – стали фиолетовыми. «Камень-хамелеон!» – догадалась я и бросилась к окну. В тусклом свете пасмурного дня, камни вновь вернули себе сине-зелёный цвет. Камни не были крупными, были полутора- или, скорее, двухкаратными. Три камня в ряд, каждый в окружении мелких бриллиантов. Я надела браслет на руку и, любуясь игрой и переливами камней, унеслась в воспоминания ночи – кожа тотчас вспомнила горячее дыхание и поцелуи Серёжи. От угара ласки он отвлёк меня щелчком замочка. Я ощутила прохладную тяжесть на руке и подняла руку к глазам, в свете аквариумов сверкнули бриллианты, не в силах отвлекаться на постороннее, я опустила руку и зарылась пальцами в волосы Серёжи… «Аах… – у меня и при воспоминании перехватило дыхание, – Серёжка… страсть твоя была прежней, а, может, и большей, чем прежде». Вновь наполнившись тихой радостью, я сняла и убрала украшение. Взяла смартфон. Поисковик поведал, что Серёжа подарил мне браслет с александритами.
Разобравшись с подарком мужа, я отправилась помогать Маше. Маша помощь приняла, но говорила со мной односложно. Я тоже помалкивала, вновь уплывая в воспоминания ночи…
На свидание я надела новый туалет, состоявший из разных по размеру и форме деталей, не сшитых между собой, а сошнурованных. Платье плотно облегало фигуру, в нём не было ни единого замка, ни одной пуговицы, было много шнуровки, и ни одна не заканчивалась свободными концами шнура. Не найдя способа расстегнуть платье, Серёжа недовольно зарычал и схватился пальцами за горловину:
– Чёртов футляр!
Я торопливо нащупала кончик кокетливого бантика на горловине и потянула – легко скользя из отверстия в отверстие, шёлковый шнурок распахнул платье сверху донизу. Белья на мне не было, и Серёжкино рычание приобрело другую окраску…
– Маленькая, ты не молчи, ты мне скажи! – вдруг воскликнула Маша, развернулась ко мне всем телом и оторопела. Потом шёпотом спросила: – А ты чего улыбаешься?.. Ты насмехаешься надо мной? Тебе смешно, что я Васю потеряла? – Буравя меня сверкающим взором, Маша распаляла саму себя: – Веселишься? Я дура послушалась, дорогой платок сожгла, сама чуть не сгорела, а ты веселишься! Ха…Ха…Ха. Так вот, знай! Его Высочество мне денег предложил. За несчастья мои откупиться хочет. А я возьму! Я возьму и уйду от… – Маша прикусила язык, увидев, влетевшую на кухню Дашу.
– Доброе утро, Маленькая! Доброе утро, Марь Васильевна!.. – Даша впилась глазами в алевшую неровными пятнами Машу, и спросила: – Марь Васильевна, что с вами?
Не разверзая рта, Маша поприветствовала её кивком головы и вернулась к прерванному делу. Поглядывая на Машу, Даша взяла из вазы яблоко, поиграла им перед собой, поняла, что ответа не будет, плюхнулась на стул и заговорила сама:
– Вот, Маленькая, думаю я, правду говорят про магнитные бури всякие, солнце там активное, дни какие-то неблагоприятные. Вчера такой день и был! А что? Днём Михаил жене глаз подбил. Не знаю, что и было бы, если бы не мой Стефан! Убил бы он Светлану, наверное. Сейчас бегала проведать её, страх смотреть – половина лица затекла! Глаз не открывается и не закрывается – щёлка только от глаза и осталась. – Качая головой, Даша положила яблоко обратно в вазу. – А вечером вы, Марь Васильевна, каак закричите! Мы-то уже спать легли! – Даша с усмешкой покосилась на Машу. – С чего это Василич так взбесился?
Маша отвернулась к раковине, окончательно оставив Дашу за спиной.
– Болтают, шашни у вас, Марь Васильевна, с Его Высочеством, подарки он вам дарит, на кухне вы часто вдвоём.
Машина спина напряглась, забыв включить воду, она так и застыла перед раковиной, вся обратившись в слух.
– Да я не верю! Что ж такого, что Его Высочество подарок Марь Васильевне привёз? Ценит он, как Марь Васильевна готовит вкусно, вот и оказал внимание! Не один он, много кто Марь Васильевне внимание оказывает. Николай, например, всегда гостинец для неё припасёт. А принц, он и Маленькой подарки дарит. Что-то не слыхала я, чтобы Сергей Михалыч на Маленькую кричал. Неет, зря болтают! Где Его Высочество наследный принц, – Даша закатила глаза к потолку, – и где кухарка!
Такого надругательства Маша вынести не могла, она резко развернулась, вскинула подбородок, рот раскрылся объявить правду… но, наткнувшись на мой взгляд, Маша сникла и опустила голову. Даша, с интересом наблюдающая за ней, вновь усмехнулась:
– Учите вы меня, учите, Марь Васильевна, как с мужем в любви жить, а сами… – И Даша пренебрежительно махнула рукой.
Маша и тут смолчала, снова отвернулась к раковине, на этот раз включила воду и принялась что-то мыть. Даша потеряла к ней интерес.
– Маленькая, а ты когда платье новое надевала? Смотрю, в баке лежит. Стирать, что ли?
– Стирать, Даша.
Даша постояла, глядя то в спину Маши, то на меня, и, захватив из вазы яблоко, ушла.
– Так что ты хотела, чтобы я тебе сказала, Маша? – спросила я.
– Видала?! – Она повернулась и передразнила Дашу: – «Где Его Высочество принц и где кухарка? Дрянь! Ещё смеётся! – Она шагнула к столу, выхватила из вазы яблоко и с силой бросила его в мусорное ведро. – Облапала всё и опять в вазу суёт! Дрянь пустоголовая!
– Перестань!
– Что перестань? … Что перестать, спрашиваю? Она меня…
– А ты бы хотела, чтобы Даша восхищалась, какая жаркая любовь у тебя с принцем?
Хлебнув воздух открытым ртом, Маша заткнулась, отвернулась, загремела кастрюлями и, в сердцах отшвырнув крышку, села на стул, повесив голову. Шёпотом спросила:
– Ты… ты зачем позволяешь измываться надо мной? Нравится, что она меня поносит?
– Хотела выяснить, о чём в доме шепчутся. Разговоры идут о тебе, тебе тоже не помешает знать.
Она сухо всхлипнула и спросила:
– Что мне делать, Маленькая?
– Прежде всего, подними голову! Наберись терпения и жди, когда Василич успокоится. Перестань думать о принце! Всё! Поднимайся, Маша, а то с обедом опоздаем!
Проводив Андрэ к машине, я догнала Настю, гуляющую с детьми, и наклонилась над коляской. Детки спали, повернув головки друг к другу, щёчки их на холоде раскраснелись.
– Пока не проснутся, погуляю. Иди в дом, Настя, замёрзла.
Настя убежала, а я надела на голову капюшон и до самого верху застегнула замок куртки.
«Холодно сегодня! Василич ещё вчера объявил: «Побаловала осень теплом, пора и честь знать!», а сегодня бегают с Михаилом, позабыв про обиды; торопятся, укрывают на зиму розы».
За спиной зашелестели шины автомобиля, я остановилась и оглянулась. Серёжа подъехал ближе, вышел из автомобиля и пошёл к нам. Полы его пальто разлетались при широком шаге, но звука шагов слышно не было.
– Ты словно по воздуху идёшь, ступаешь абсолютно бесшумно!
– Здравствуй, Маленькая! – Он обнял меня и поцеловал. – Нос холодный. Замёрзла? – Теснее прижал к себе, другой рукой взялся за коляску и покатил.
– Как прошло? – спросила я.
Он безразлично пожал плечом.
– Подписали контракт и разошлись.
– А Его Высочество где?
– Отправился в Третьяковку. Предупредил, что вернётся к ужину.
– Ясно. Серёжа, а я рассмотрела подарок! – Я рассказала, как удивилась, обнаружив на браслете камни другого цвета, чем они были ночью.
Слушая, Серёжа самодовольно посмеивался.
– Первый камешек я приобрёл лет десять назад. А два других в прошлом году. Как раз перед тем, как узнали о детках.
– Весточка! – рассмеялась я.
– Всё не мог придумать, в каком украшении их использовать. Хотел колье, а потом остановился на браслете. Браслеты, пожалуй, единственное, что ты носишь. Камни, Маленькая, наши, уральские. Сегодня это большая редкость, только в частных коллекциях и можно найти.
– Спасибо, Серёжа! Я браслет вечером надену. У меня и наряд подходящий есть.
Мы шли мимо коттеджа, в котором жила семья Михаила.
– Серёжа, ты погуляй с детками, а я зайду к Светлане. Сейчас она должна быть одна. Катерина на кухне с Машей, Марфа в школе, Михаил с Василичем. – Я чмокнула его в щёку и побежала к коттеджу.
Светлана гладила бельё. Открыв на мой стук дверь, удивилась, молча попятилась, приглашая за собой и в то же время протягивая ко мне руки, чтобы забрать куртку. В гостиной смутилась, засуетилась, пряча трусы мужа, распяленные на гладильной доске, под полотенце. Я сделала вид, что ничего не заметила.
– Здравствуйте, Светлана.
– Здрасьте. – Она переложила ворох белья со стула на стол, обмахнула стул рукой и пригласила: – Садитесь.
Глаз её безобразно заплыл, сквозь узкую щёлочку виднелся зрачок и кровавый белок.
– Вы глазом видите, Светлана?
– Вижу. Этот, ваш врач Стефан, проверил. – Она усмехнулась и сморщилась от боли. – Сами пришли! Зачем? Сказали бы свекровке, я бы в дом пришла, не больная же… Вы беспокоитесь, наверное? Уходим мы! Свекровка уже вещи собрала, это последнее, – она кивнула на стопку выглаженного белья, – вчера выстирала, глажу вот, чтобы с собой чистое… – Опустив голову, Светлана огладила себя по бокам. – Стыдно мне и прощение просить совестно, да теперь всё равно, – вскинула взгляд и тотчас прикрылась веками, – извините, что в вашем доме… Я знаю, вы хотите, чтобы кругом была любовь, – при слове «любовь» она вновь усмехнулась, – ерунда это всё, нету её на белом свете, любви-то, кругом скотство одно…
– Светлана, я пришла поговорить о вашей дочери.
– О Марфе?! – испуганно вскрикнула она, вновь метнулась взглядом ко мне и не дошла, не дотянула до прямого взгляда в глаза, уставилась на мою шею или, может, подбородок.
Я вспомнила её призывный взгляд, обращённый к Сергею, и с раздражением подумала: «Прямым взглядом она смотрит только на мужчин», а вслух сказала:
– Девочке надо учиться.
– Вы… вы зачем пришли? Чтобы Марфу?!..
Увидев её страх, я поняла всю безнадёжность попытки договориться. Да и как можно разлучать мать и дочь? Само желание преступно.
Светлана всхлипнула и вдруг затараторила:
– Оставьте Марфу в своём доме! Пожалуйста! Вы же добрая! Ей нравится здесь! Она псов ваших полюбила. И свекровку… она молодая ещё, может работать, – Светлана упала на колени и протянула ко мне руки, – а мы с мужем уйдём! Бога буду за вас молить… – Она стала хватать мои ладони, стараясь дотянуться до них губами.
– Перестаньте! – заорала я, вскакивая на ноги и выдирая руки из её цепких пальцев. Я подняла руки над головой и спряталась от неё за спинку стула. – Театральщина какая-то! Я затем и пришла, чтобы уговорить вас оставить девочку в доме!
Она радостно закивала головой, и я поморщилась.
– Светлана, я вас прошу, встаньте с колен! Пожалуйста!
Она поднялась, продолжая кивать мне.
– Сядьте, – попросила я.
Попятившись, она плюхнулась на диван, прямо на стопку глаженого белья. Вытаскивая бельё из-под себя по частям, не переставала кивать. Я вновь села на стул.
– Я не понимаю, если вы готовы расстаться с дочерью, почему вы раньше не ушли из семьи?
Она опять уставилась на мой подбородок.
– Я хотела! Я же знаю, им без меня лучше будет. Муж не отпускает, угрожает и меня, и себя убить. – Она опять усмехнулась. – Любит, говорит! Да я бы всё равно ушла, меня свекровка упрашивает. Она боится, вдруг Миша, и взаправду, наложит на себя руки. А ей я отказать не могу, я ей по гроб жизни обязана. Вы же не знаете… Мне шестнадцать было, Михаилу восемнадцать. Мы с ним… в общем, я с первого разу зале… забеременела. Его в армию забрали, а мне некуда. Родителей у меня нет, у тётки воспитывалась. У ней хоть и детей не было, а и я не нужна была. Моя тёть Галя всё деньги копила. На двух работах работала, торговала зеленушкой с огорода, абрикосами из сада. Сама не ела, всё на продажу… а тут я с пузом. Спасибо свекровке – поверила мне, в дом взяла, работала, кормила меня, потом с ребёнком помогала. Свекровка любит Марфу, и Марфа её. Я ведь любила Мишу… а что у нас сейчас так, так не могу я с ним, постыл стал! Начнёт ночью руками по телу водить, больно так мнёт, шепчет: «Вся моя, моя вся!», слезами поливает и не может… я в петлю готова лезть, только бы не трогал. С ним что-то в армии случилось… попервоначалу звала лечиться, не пошёл… а теперь и мне не надо, я думаю, нравится ему, что я с другими… бьёт потом, мстит, что сам взять не может. – Светлана умолкла и покачала головой. – Зря мы разговор этот ведём. Свекровка с Михаилом не расстанется, а Михаил меня одну не отпустит.
Она встала, подошла к столу, опустила на ворох неглаженого белья руки и задумалась. Вдруг резко повернулась ко мне и впервые посмотрела прямо в глаза.
– Мальчик больной зовёт к себе. Может, сбежать? Не хватит духу у Михаила руки на себя наложить, трус он! Вы только Марфу не оставьте! Обещайте!
– Мальчик? Вы Илью имеете в виду?
Светлана засмеялась и тотчас вскрикнула от боли: «Ой!», дёрнула рукой, прикрывая заплывшую щёку.
– Когда вы с ним?..
– Сговорились? Не с ним! – покачала она головой. – Дружок его, пока вы там за столом сидели да танцевали, в окно ко мне влез.
Я вспомнила наглый взгляд рыбьих глаз Родиона.
– Потом он рассказал мальчику обо мне, тот и позвал. Мальчик-то тоже женщину хочет!
– Они же оба молоды, дети почти!
– При чём тут молоды? Главное, мужчина – не мужчина! А дружок сказал, мальчик – мужчина! – Она фыркнула. – Дети! Вы в каком мире живёте? Где вы детей в двадцать лет видели? Да и вообще, где вы любовь видели? Б***ство, одно только б***ство везде! И в доме вашем б***ство! Повариха-то ваша! Я думала, у её мужа не стоит, потому она путается… да нет! с мужиком её всё в порядке, да ей другого захотелось. А медведь этот косматый… – она хохотнула, – горяч! Женат на одной, а сам в вас по уши влюблён! Думаете, не видно, что ли? И курносый! Не моргнув глазом, за вас убьёт, а и мной не побрезговал!
– Не смей!
– Да и муж ваш! Хорош! Так хорош, что и кого другого не надо! Ну, если и пошалит…
Кровь стучала у меня в висках, пересохшими губами я отчеканила:
– Не смей обсуждать мужчин моей семьи! – Я встала, схватив куртку, не прощаясь, пошла к двери. «Неужели все? Господи, неужели они все прошли через неё?»
На выходе из коттеджа я налетела на Катерину. Она испуганно отшатнулась от меня. Продолжая чеканить слова, я приказала:
– Найдите Михаила, я жду вас в кабинете! Сейчас!
Серёжа с детьми прогуливался неподалёку, увидев моё лицо, встревожился:
– Что, Девочка? Что случилось?
Прижавшись к его груди, я подняла к нему лицо и долго вглядывалась в родные глаза, пытаясь прочесть в них опровержение словам Светланы. Задать вопрос я боялась. «Кому верить? Что я хочу найти в его глазах? Если он захочет солгать, он солжёт!» Совсем некстати я вспомнила, как в Алма-Ате, после расспросов мамы об его увлечениях, я спросила:
– Серёжа, ну есть же что-то, что тебя увлекает? Кто-то играет в шахматы, в Го, кто-то в рулетку.
– Покер.
– Покер?
– Да.
– Покер, значит! – Я провела пальцем по спинке его носа. – А ты какой игрок – хороший, средний или плохой?
– Хороший.
«Можно ли доверять глазам игрока в покер?» Я вздохнула и опустила голову.
– Светлана уйдёт и оставит Марфу на попечение бабушки. Уйдёт навсегда, безвозвратно. По её версии, именно Михаил противится её уходу, угрожая покончить с собой. Боясь за сына, Михаилу вторит Катерина. Мать и сын сейчас придут в кабинет. Серёжа, я не знаю как, но Марфу с матерью надо разлучить!
Серёжа ладонью прижал мою голову к груди и спросил:
– Что она тебе наговорила? На тебе лица нет.
– Нет? И куда же оно, моё лицо, делось?
Больше не задавая вопросов, Серёжа гладил меня по голове, я слушала абсолютно спокойное, размеренное биение его сердца и успокаивалась сама. Когда я подняла голову, то увидела, что выражение лица Серёжи переменилось – брови сошлись к переносице, зелень глаз грозно сгустилась.
– Серёжа, молоко прибывает. Я их вызвала, не подумала, что кормить сейчас…
– Сам поговорю!
Мы пошли к дому. Максим проснулся, а Катя ещё спала. Она улыбалась, и меня затопила волна нежности. «Славная моя девочка, так и надо! Надо улыбаться! Только улыбающийся сам видит улыбки других. Мир исполнен Добра для тех, кто умеет творить Добро! И Любовь можно вдохнуть только тогда, когда Любовь выдыхаешь!»
Серёжа вынул деток из коляски. Я забежала вперёд, открывая перед ним дверь в дом.
– Серёжа, Светлана собирается уйти к Илье. Говорит, что он её пригласил.
Серёжа мельком взглянул на меня и промолчал.
Не знаю, какие аргументы использовал Серёжа, а, возможно, это Светлана неверно проинформировала меня, но Михаил, Катерина и Марфа остались жить в усадьбе, а Светлана в тот же день получила расчёт. Серёжа велел только что вернувшемуся из аэропорта Павлу отвезти Светлану туда, куда она укажет.
На следующий день мальчик Илья связался с Серёжей и, извинившись, отказался от сотрудничества, объяснив своё решение срочным отъездом на острова с последующей сменой гражданства. Вернувшись из офиса, Серёжа подал мне белую розу и простой лист белой бумаги, сложенный вчетверо.
– Маленькая, это тебе. Курьер доставил.
– Илья?
Серёжа кивнул и отошёл. Я развернула листок:
Маленькая!
Позвольте мне и дальше так называть Вас, графиня!
Я сожалею, что наше знакомство оборвалось так скоро.
Вы самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел.
Вы самая любящая из тех, кого я знал.
Я всегда буду помнить Вас.
Илья.
Светлана бросила Илью через несколько месяцев. Мальчик в Москву не вернулся. Что с ним стало, мы не знаем.
И ещё одна женщина, появившись в моей жизни на крайне малый срок, оставила в ней свой след и исчезла навсегда. Я говорю о Карине. Только через несколько лет я узнала о дальнейшей её судьбе. Узнала и о причине, эту судьбу породившей.
Это был наш последний день в Париже. Мы собирались домой. Граф уже два дня, как улетел в Москву – того требовали его дела. Зато в Париж прилетел Его Высочество.
За завтраком Катя уговаривала отца ещё раз посетить Лувр, лепеча: «Папочка, ещё разочек, один-один всего, а то, когда мы ещё сюда приедем. Я совсем ненадолго, я только на Мону Лизу одним глазиком взгляну, а потом на Дюрера и всё, хорошо?» И Серёжа сдался.
Макс наотрез отказался выходить из дома, раскопав какое-то сокровище в библиотеке деда, и залёг там же на диване. А я оказалась с Его Высочеством на веранде Cafe de Flore, условившись, что к обеду Серёжа и Катя присоединятся к нам.
Мы пили кофе на открытой веранде, и Его Высочество вспоминал о начале нашей дружбы:
– Я и сейчас помню ваш взгляд. Вы положили ручку на мою ладонь, потом подняли ко мне лицо и долго-долго смотрели прямо в мои глаза… Лидия, – его голос приобрёл бархатистые обертоны, – вы нисколько не изменились… ваш взгляд так же доверчив и глубок… Вы, вероятно, догадываетесь, я приехал в Париж с единственной целью… увидеть вас.
– Ваше Высочество, – опуская глаза, умоляюще прошептала я.
И он одумался.
– Простите, Лидия.
Мы замолчали. На веранду из кафе вышел какой-то человек, вызвав своим появлением некоторый переполох среди посетителей. Лицо его я где-то видела – хорошее мужское лицо, мужественное и умное, но кто он, я так и не смогла вспомнить.
– Лидия, взгляните на меня! – мягко попросил Его Высочество. И как только я встретилась с ним глазами, он пообещал: – Даю вам слово, я больше никогда не обнаружу вам своих чувств.
– Благодарю, Ваше Высочество.
Он полез в карман пиджака, вынул какой-то предмет и протянул на ладони.
– Помните?
– Конечно, Ваше Высочество!
На его ладони лежал перстень. Я погладила пальцем камень перстня, обезображенный трещиной. Камень был тёплым.
– Не выбросили?
Он покачал головой.
– Он повсюду со мной. Мне кажется, он стал моим талисманом.
– Ваше Высочество, могу я спросить?
– Конечно, Лидия, что угодно!
– Карина. Что с ней стало?
– Она стала женой начальника моей охраны. Предысторию их брака хотите узнать?
Я кивнула. Он откинулся на спинку стула и положил перстень в карман.
– Вначале я узнал о ней вне всякой связи с Сергеем. Некоторое время она была европейской подружкой Аббаса. Между ними произошла какая-то ссора, и Карина обвинила его в сексуальном насилии. Даже по тем временам это было серьёзное обвинение. За дело взялись мои адвокаты и довольно легко уличили Карину в клевете. Ей грозили неприятности встречного иска, и она обратилась за помощью к Сергею. Они к тому времени уже расстались, но он взялся уладить конфликт. – Принц развёл руками. – Мир тесен, как у вас говорят.
В следующий раз я познакомился с Кариной лично. Мы все втроём – я, Сергей и Карина, каждый своим путём оказались на одном из деловых приёмов. Я провёл переговоры и поспешил к столику друга. Но Сергей был занят беседой с какой-то дамой. Я повернулся, чтобы уйти и услышал, что мой друг назвал даму Кариной. Я помедлил, между нами была какая-то этажерка или ширма, не помню. Дама уговаривала Сергея возобновить отношения; посмеиваясь, я вновь решил уйти, но вдруг дама стала угрожать. Я вспылил и вышел из-за перегородки. Карина не обратила на меня внимания и, продолжая угрожать какими-то разоблачениями, удалилась. Несколько позже я подкараулил её и предупредил, что за малейшие поползновения навредить моему другу я отдам её в жёны её давнему дружку Аббасу, и она распрощается с европейским образом жизни. Её смех окончательно вывел меня из себя, и я дал клятву. Клятву я сдержал.
– Но, Ваше Высочество, она свободная женщина…
– Да, и, как свободная женщина, она вышла замуж. Её дурно воспитала её мать, пришлось воспитанием заняться мужу. – Он улыбнулся, лукаво блеснув глазами. – Знаете, чем она увлекается?
Я покачала головой.
– Ну же, Лидия! Чтобы догадаться, особого дара не требуется… свою страсть к интригам…
– Карина стала писать детективы?.. – неуверенно предположила я.
Принц расхохотался.
– Именно! Одинаково дурным слогом, что по-арабски, что по-русски. Сюжеты слабые, но с каким выражением, с каким удовольствием она начитывает аудиозапись! Милая Лидия, не переживайте за неё! Эта женщина не получила тюремный срок, как рано или поздно с ней случилось бы в Европе, она не стала рабыней, чего по справедливости заслуживала, она стала уважаемой женщиной – женой, правда, третьей. Но, как ни странно, её это радует, Карина никогда не знала дружбы, но с жёнами своего мужа она дружит! – Подняв вверх указательный палец, его Высочество вновь засмеялся и добавил: – И она стала писателем!
