Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Глава 2. Дети
День первый
Меня распирала гордость, но одновременно я сомневалась в честности своей победы.
– Серёжка, ну признайся, ты придержал Грома! Красавица не может обойти его!
Шагая рядом, Сергей не отвечал, увлечённо целуя моё ухо. Я хохотнула и поёжилась.
– Щекотно, Серёжа!
– Маленькая, – горячо шепнул он, – я тебя похищаю. Завтракаем, прощаемся с детьми и уезжаем.
– Куда?
– Разве это важно? Главное вдвоём, Девочка! Скучаю я, Лида.
Я остановилась, поднявшись на цыпочки, обняла его, провела кончиком языка по его губам и попросила:
– Поцелуй меня.
Прервал поцелуй Граф. Вначале он обошёл вокруг нас, потом тихонько взвизгнул, потом замер сбоку, тесно прижавшись к нашим ногам. Я упёрлась лбом в грудь мужа и засмеялась:
– Что же это? Даже собаки мешают! Что ты, мальчик? Что случилось?
Вывалив язык из пасти, Граф смотрел на Серёжу.
– Он тебя зовёт, Серёжа.
– Вижу. Ну пойдём, парень, посмотрим, что там стряслось?
Сергей двинулся к дому, обнимая одной рукой меня, другую опустил псу на загривок.
Пёс помешал не просто так, его послала Маша. В усадьбу приехал Николай с нетерпящим отлагательств разговором. Мужчины ушли в кабинет.
– Детка, что случилось? – спросил Андрэ за завтраком. – Что привело Николая в такую рань?
– Не знаю, Андрей, – ответила я, а сама подумала: «Я и сама хотела бы знать, какой чёрт принёс его в такую рань. Опять, наверное, деньги потерял».
Николай типичный неудачник – не способный извлечь уроков из собственных неудач, он с маниакальной настойчивостью повторяет одни и те же ошибки.
– Мама, Василич сказал, Красавица Грома обогнала. Правда?
– Да, Катюша.
– Мама, а когда мы с Максом на взрослых лошадок пересядем? Я тоже хочу с вами по утрам скакать. – Не дождавшись ответа, Катя прибавила два важных аргумента: – Стефан говорит, я хорошая наездница! А у Макса скоро ноги по земле волочиться будут, – Катя громко рассмеялась, взглянув на брата, – Мустанг для него слишком маленький.
Макс не обратил внимания на насмешку сестры и остался серьёзным, пытливо вглядываясь в моё лицо. Он, и правда, торопился расти, долговязый и большеногий, он был чересчур высоким для своих девяти лет. Встревоженный его ростом Стефан настаивал на консультации эндокринолога, на что Серёжа резонно заметил:
– Макс развивается гармонично, у него и мышечная масса растёт, и скелет укрупняется. Маленькая, меня тревожит другое – Макс слишком по-взрослому смотрит на жизнь, нет в нём детской шаловливости, озорства мальчишки. – Он махнул рукой. – Мамина радость, в общем.
– «Мамина радость»? Ты прав, Серёжа, я восхищаюсь сыном! В нём есть недетская ответственность за свои решения и поступки. В этом смысле Макс взрослее многих взрослых. И мужественнее. А насчёт отсутствия у Макса озорства мальчишки не соглашусь. Макс озорничает, спроси у Василича, он частенько разыскивает Макса с хворостиной в руках.
– Катюша, вопрос не по адресу. Этот вопрос решает папа.
– А папа завтракать с нами не будет? – Катя так же пытливо, как и Максим, уставилась на меня.
Я улыбнулась.
– Ребятки, я не могу ответить на ваши вопросы. Тревожиться заранее не вижу смысла, папа освободится, мы обо всём узнаем. А посему предлагаю каждому заняться своим делом.
Максим и Катя встали из-за стола и, захватив свою посуду, отправились на кухню благодарить Машу.
Сергей и Николай вышли из кабинета через час. Моё приглашение позавтракать, Николай отклонил и, сославшись на занятость, уехал. Серёжа, усаживаясь за стол, поторопил:
– Маленькая, беги, собирайся! Я и один позавтракаю.
– Мы поедем?
– Конечно! – И позвал: – Маша!
– Иду-иду, Сергей Михалыч! – тотчас отозвалась она. Маша торопилась к столу с любимым завтраком Серёжи – яичницей с ветчиной. В руках она несла скворчащую сковородку, а под мышкой торчала подставка под неё. – Я жарить начала, как только ты из кабинета вышел. Караулила тебя. Вот на-ко, с пылу с жару, кушай, Сергей Михалыч, приятного аппетита! Время-то уж за десять часов перешло, а ты не евши.
– Благодарю, Маша.
– Машенька, мы сегодня уедем на целый день, к обеду не ждите, – сообщила я.
– И к ужину тоже! – добавил Серёжа.
– Так собрать что в дорогу? – Маша уже повернулась бежать на кухню.
Серёжа отрицательно покачал головой:
– Не надо, Маша. – И повторил мне: – Маленькая, беги, собирайся!
Я чмокнула Машу в щёку и поспешила наверх.
Дверь в комнату Кати была приоткрыта, и я спросила:
– Катюша, ты здесь?
– Мама, заходи! Тебя жду! – Сердитая Катя стояла с тряпкой в руках подле письменного стола. – Мама, я не хочу уборку делать! – Она решительно бросила тряпку на стол, плюхнулась в рабочее кресло и сложила руки на коленях. – Уборка – это пустая трата времени! Ты хочешь, чтобы я убирала книги со стола, а вечером или завтра они опять мне понадобятся, и я их снова достану и положу на стол. А потом опять буду убирать. Так вся жизнь за уборкой пройдёт!
– Хорошо, не убирай, – согласилась я.
Катя помолчала и недоверчиво переспросила:
– Ты, правда, позволишь не убирать со стола?
– Конечно! Вижу, ты всерьёз обдумала своё решение.
– И пыль могу не вытирать?
Я кивнула.
– И не пылесосить? И пол не мыть?
Я опять кивнула.
– А постель можно не заправлять? Вечером же опять расправлять приходится.
Не в силах поверить в столь легко доставшуюся победу, Катя пристально вглядывалась в моё лицо в поисках подвоха. Я пояснила:
– Катюша, это твоя комната. Когда ты переезжала сюда из детской, ты ещё не знала, как управлять своей территорией. Папа, я, другие члены семьи рассказывали тебе о своём опыте взаимодействия с личным пространством, учили, как создавать уют, как поддерживать порядок. Теперь у тебя есть личный опыт, и ты вправе руководствоваться им. Иди ко мне.
Катя встала, потянулась ко мне ручками и крепко-крепко обхватила за спину.
– Я люблю тебя, детка!
– Мамочка, я буду скучать. Папа сказал, мы только завтра утром увидимся.
– Ночью, когда вернусь, я зайду к тебе. Зайду поцеловать мою славную девочку.
В комнату Макса дверь тоже была приоткрыта. Стукнув по ней, я просунула голову внутрь.
– Максим.
Макс сидел на полу и вырезал что-то из дерева; услышав меня, торопливо накрыл ладонью свою работу.
– Сынок, я зашла проститься.
Максим накрыл поделку листком бумаги, поднялся и шагнул навстречу, перекрывая доступ к своей тайне. Если Катя была ниже меня, то сын надо мной возвышался. Я взяла его лицо в ладони и заглянула в искристую зелень отцовских глаз.
– Как быстро ты вырос, – то ли с сожалением, то ли с гордостью произнесла я. А, скорее, и то и другое одновременно присутствовало в моих чувствах к сыну – я и гордилась его взрослостью, но и сожалела, что он так быстро растёт. Я приподнялась на носочки и поцеловала его в краешек рта. – Люблю тебя, сынок!
Он обнял меня, и я на мгновение замерла в его объятиях, ощущая тепло его дыхания у себя на волосах.
– Остаёшься за старшего! Дом и домочадцы под твоим присмотром.
Он отдал мне честь:
– Yes, sir.
– Пока, сынка!
– Мама, когда вернётесь, зайдёшь ко мне?
– Конечно, милый, обязательно!
Сбежав по лестнице, я заглянула в кабинет в поисках Андрэ. Кабинет был пуст, и я заторопилась на террасу. В гостиной меня задержала Эльза:
– Лидия, минутку. У меня есть вопрос.
– С добрым утром, Эльза. Слушаю.
– Доброе утро. – Она подошла и, понизив голос, спросила: – Катя сказала, что ты разрешила ей не делать уборку в комнате?
– Да, – подтвердила я, улыбаясь.
Выйдя замуж, Эльза похорошела. Тело приобрело приятную округлость и лицо тоже. Даша уговорила её сменить причёску, и теперь Эльза коротко стриглась, открывая взгляду милые маленькие ушки и красивый рисунок затылка. Чёлка скрыла слишком высокий лоб, пропорции лица изменились – вытянутость исчезла, и появились щёчки. И только удивительные сиренево-синие глаза напоминали о прежней Эльзе.
Непонимающе взирая на меня, Эльза ждала разъяснений. Я обняла её за талию и, торопясь выйти из дома, повела её к двери в холл.
– Катя считает, – заговорщицки прошептала я, – уборка – занятие бесполезное и отнимающее слишком много времени.
– Понимаю. Лида, но ты мне запретила убирать в комнатах детей. Кто теперь будет убирать в Катиной спальне?
– Никто.
– Лида, я не понимаю…
– Эльза, милая, не волнуйся. Подождём. Понаблюдаем.
Не вполне уверенно она прошептала:
– Я поняла.
Только я открыла дверь наружу, ко мне бросились мальчики, поскуливая, выпрашивали ласку. Я запустила руки в их загривки.
– Ах вы, красавцы мои! Умницы! Знаете, что уезжаем!
Лорд извернулся и захватил мою руку в пасть.
– Хороший пёсик, хороший! Доброе утро, Стефан! – крикнула я Стефану, играя с Лордом. – Я думала, тебя нет дома.
Он и Андрэ расположились в креслах на террасе и наблюдали за мной и собаками. Стефан пребывал в излюбленной позе – полулежал, вытянув перед собой огромные ноги.
– Доброе утро, – ответил он и пояснил: – Я только вернулся.
К террасе подъехал внедорожник, Серёжа вышел из машины и тихонько свистнул. Псы тотчас устремились на зов хозяина.
– Опять сбегаете от нас? – спросил, подходя ко мне, граф.
Я виновато кивнула, прижимаясь к нему. Он шепнул:
– Развлекайся, детка, ты всё время с детьми, иногда нужно и о себе вспомнить!
– Благодарю, Андрей!
– Позаботься зятёк, чтобы жена твоя, как следует, отдохнула.
Серёжа усмехнулся, отдал тестю честь, как несколькими минутами раньше, сделал его сын, отдавая честь мне. Я засмеялась, сбежала со ступенек и, садясь в машину, махнула рукой Андрэ и Стефану.
На трассе Серёжа молчал, сузив глаза, смотрел прямо перед собой. Стрелка спидометра застыла на отметке 160. Я отвернулась к окну, там сплошной лентой бежал широколиственный лес. «Всё в порядке! – уговаривала я себя. – Если бы известие Николая несло угрозу, на спидометре было бы больше 200».
Я откинула назад спинку кресла, разулась и подтянула ноги к себе.
– Поспи, Маленькая, – отреагировал на моё обустройство Сергей, – ехать ещё часа полтора.
Я кивнула и закрыла глаза.
«Да, Макс растёт слишком быстро. У Серёжи бурный рост начался после школы, а я стояла в числе первых на физкультуре лет до десяти, а потом постепенно оказалась в хвосте шеренги. Может, Макс, как и я, главные свои сантиметры набирает задолго до пубертата? – Я вздохнула. – Серёжа прав, Макс не только физически ускоренно растёт, он и взрослеть торопится!»
Я вспомнила, как Макс в четыре года отказался от услуг Насти при купании.
Я была в детской, помогала детям готовиться ко сну. Заплетая косу Кате, услышала шёпот Максима:
– Настя, я сам!
– С чего это ты сам? – громко вопросила Настя. – Я что, твой писюн не видела? Да и смотреть не собираюсь!
– Настя, при тебе я купаться не буду!
Возвышаясь над ребёнком, Настя подбоченилась.
– Даже и не думай…
– Подожди, Котёнок, – я отстранила Катю от себя и поднялась с диванчика.
– …ты будешь купаться, как и раньше, при мне!
– Настя, доплети, пожалуйста, косу Кате, – вмешалась я и опустилась перед Максом на колени.
Его глаза блестели, готовыми вот-вот пролиться, слезами.
– Хочешь, я позову папу, чтобы он тебе помог? – шёпотом спросила я.
Макс кивнул, и я обняла его.
– Я и сам могу. Я давно моюсь сам, Настя просто рядом стоит.
– Ты очень быстро растёшь, мальчик. Мы, женщины, не поспеваем за тобой, нам кажется, что ты всё ещё маленький.
Позже, когда дети легли спать, я пригласила Настю выпить чаю. Глядя перед собой, она молча прихлёбывала чай, переживая о случившемся.
– Настя, детки выросли.
– Да, Лида, и я не знаю, как я буду жить без них, – из её глаз быстро-быстро покатились слезинки, – я чувствую свою ненужность и всё равно не могу расстаться с ними.
– Настя, не ты стала не нужна! И Макс, и Катя любят тебя! Деткам стала не нужна опека няни. Стань им другом.
– Другом? – Она смущённо улыбнулась сквозь слёзы. – Как можно дружить с маленьким ребёнком?
Я начала объяснение издалека:
– Няня на первый план ставит заботу о физическом существовании ребёнка, воспитатель приучает ребёнка следовать определённым правилам, учитель заботится о знаниях, а друг видит в ребёнке Личность – Человека, который обладает меньшим жизненным опытом, но от этого является не меньшей Личностью, чем он сам, взрослый. Другом может быть и няня, и воспитатель, и учитель, и родитель.
Я замолчала, внезапно подумав о том, что большинство родителей – хороших родителей, искренне любивших детей и заботившихся об их благе, ни на секунду не задумываются о том, что их чадо – равная им Личность.
– У Максима появился стыд наготы. Его стыдливость имеет право на уважение ничуть не меньше, чем, например, твоя стыдливость или моя.
Настя опустила голову и прошептала:
– Лида, я уже поняла, что обидела Максима.
Я отвела от неё глаза, не в силах её поправить: «Ты его унизила, Настя! Громко, в пренебрежительном тоне рассуждая о его гениталиях!»
– Я помню твои уроки, Лида. Человек обладает правом жить свою жизнь сам. Но ведь ребёнок не может жить сам, он может легко навредить себе.
– Да. На то и нужен рядом с ребёнком взрослый с его знаниями и опытом. Дети, когда их что-либо заинтересовало, вначале задают вопросы и только потом действуют. Взрослым же недосуг разбираться с вопросами ребёнка, взрослые почему-то уверенны, что вопросы детей глупые и неважные и потому не стоят их времени. Взрослым проще наложить запрет на действия ребёнка. Но ребёнок всё равно будет действовать, только тайком, ну и, уж простите, так, как у него получится. И теперь у взрослого появляется право проявить власть – наказать ребёнка за проступок, хотя наказывать нужно бы его самого – именно взрослый проявил безответственность, не найдя в себе мотивации поделиться с чадом своим опытом. Взрослый, Настя, не в силах запретить ребёнку исследовать мир, но зато у него есть силы сделать исследование мира безопасным.
– Мне кажется, взрослые не отвечают на вопросы ребёнка потому, что сами не знают ответов.
– И это тоже имеет место, хотя вопросы детей редко носят узко-специфический характер, чаще их вопросы относятся к категории житейского познания. Но даже от сложного вопроса зрелый человек не отмахнётся, а будет искать ответ вместе с ребёнком.
Мы с Серёжей предполагали, что дети покинут общую детскую и переедут в свои отдельные спальни в пять лет. Не сговариваясь с нами, этот же рубеж определила для себя и Настя – именно в день пятилетия деток она решила снять с себя обязательства няни. Решение Насти абсолютно не устраивало мужа Насти – Андрея. Молчаливо обижающийся вначале, Андрей стал выражать недовольство вслух:
– Лида, я не понимаю, у меня есть жена, или я женился фиктивно?
Он приехал повидаться с женой, кажется, уже в четвёртый раз после их свадьбы, состоявшейся три с половиной месяца назад. В каждый свой приезд он надеялся вернуться в Чехию вместе с Настей.
– Настя опять отказалась ехать! Я больше не намерен ждать, если она не переедет ко мне в этом году. Лида, я подам на развод! – с упрямой решимостью заявил он и уехал.
На дворе стоял конец ноября.
Чтобы спасти их брак, мы с Серёжей решили ускорить переезд Макса и Кати из общей детской, справедливо полагая, что оставаться одной в опустевшей детской Насте вряд ли захочется.
– Успеем? – спросила я Серёжу. – Я пригласила Андрея праздновать Новый Год у нас.
– Успеем, – пожал плечом Серёжа, – комнаты ждут деток. Мебель готовую купим.
Но вначале я должна была поговорить с детьми. Случай шёл мне навстречу – оба моих ребёнка были один подле другого, оба в гостиной. Макс читал, лёжа на диване, а Катя старательно обучала верховой езде Лорда. Громадный пёс терпеливо позволял забираться к себе на спину, но категорически не желал двигаться с Катей на спине. Катя сползала с него, чтобы ещё раз объяснить псу его задачу, пёс с радостью двигался, но, как только Катя вновь забиралась на него, вновь замирал.
– Катя! Иди сюда, детка, нам нужно серьёзно поговорить.
– Мама, почему Лорд не слушается?
– Он боится навредить тебе.
– Я же крепко держусь за него, смотри. – Она показала на свой кулачок, утонувший в густой шерсти пса. – Он что, не чувствует?
– Катюша, Лорд – собака, нельзя от собаки требовать, чтобы она стала лошадью. Катя, ни от кого, ни от животных, ни от людей, нельзя требовать того, что они не могут сделать.
– Мама, а как узнать могут люди сделать или нет? – спросил Максим.
– Это трудно, сынок. Надо учиться быть чутким к людям.
Максим лежал на диване, согнув ноги в коленях. На колени опиралась книга, бо́льшая размерами, чем сама подставка.
«Интересно, что на этот раз?» – подумала я.
Три дня назад я имела разговор с Андрэ.
Дед застал внука в библиотеке за чтением одного из томов Атласа анатомии человека и поспешил предупредить меня:
– Детка, Максиму всего четыре года, он может наткнуться на неприличные вещи.
– Андрей, ты знаешь в теле человека неприличные вещи?
Андрэ рассердился.
– Не передёргивай, ты прекрасно поняла, о чём я.
– Андрей, я не буду указывать сыну, что читать должно, а что не подходит его возрасту. В его возрасте ещё и читать-то рано. – Я рассмеялась. – И потом, что тебя напугало? Максу и Кате самое время задаться вопросом «Откуда берутся дети?»
– Катя, Максим, вы переедете в свои комнаты к Новому Году. Мы с папой предлагаем вам самостоятельно выбрать интерьер в свою комнату.
– Как, мама? – влезая на кресло, спросила Катя. Хвост её слегка съехал на бок, щёчки горели румянцем.
– Как? Мы вместе будем ездить в магазины, ты и Макс будете смотреть разные вещи и выбирать из них те, что будут окружать вас в ближайшие несколько лет.
Катя понимающе кивнула.
– Но прежде, чем приступить к выбору, нужно знать, какие предметы мебели вам необходимы, чтобы было удобно работать, учиться, отдыхать. За порядком в своей комнате вы будете следить сами, поэтому необходимо продумать, где и как вы будете хранить вещи.
– Для хранения же гардеробная комната есть.
– Верно, Котёнок. И папа очень хорошо продумал гардеробные комнаты. Там есть шкафы для одежды, шкафы для обуви, комоды для белья, есть даже отдельные ящики для аксессуаров.
– Папа это всё сам придумал?
– Нет, маленькая. Гардеробные комнаты люди придумали давно. Папа продумал наши гардеробные комнаты. Он придумал, где и что будет храниться, какой глубины нужны ящики, сколько их нужно и так далее. Но в гардеробной комнате не хранят книги, краски, ручки, ноты. Вам нужно будет продумать, где вы будете хранить именно эти ваши вещи.
Максим закрыл книгу, сел, свесив с дивана ножки, и объявил:
– Мама, я понял. – Перевернулся на живот и сполз с дивана.
Я взглянула на обложку книги – «Жизнь животных» Альфреда Брема.
– Можно, я загляну в вашу с папой спальню и осмотрю там всё?
Я протянула к нему руку, он с готовностью приник ко мне.
– Конечно! – Прижавшись губами к его макушке, я вдохнула его аромат. – Люблю тебя, милый.
– Я ещё у Стефана мастерскую осмотрю. Потом конюшню.
– Ну про мастерскую понятно. А конюшню зачем?
– Интересно. Я никогда не обращал внимания, где в конюшне вещи хранятся.
Максим высвободился из моих рук, забрал книгу с дивана и отправился исполнять задуманное.
Всё это время Катя сидела в глубокой задумчивости, подперев щёчку рукой. Я не стала отвлекать её вопросами и терпеливо ждала. Наконец, она отняла от щеки руку, сползая с кресла тем же манером, что и Максим, и сообщила:
– Я к тебе на коленки. – Забралась и привалилась к груди.
Стараясь не помешать, я тихонько целовала её головку. Детки мои всё время чем-то заняты, и я редко имею возможность наслаждаться физической близостью с ними.
Катя выпрямилась и заглянула мне в лицо.
– Придумала! Мамочка, я нарисую отдельно каждую стенку комнаты. Потом папе покажу. – И тотчас заторопилась с колен.
– Погоди, Катя, – придержала я её, – хвост твой поправлю.
Пока я занималась её волосами, она нетерпеливо приплясывала около меня.
– Куда ты так торопишься?
– Я же сказала – рисовать!
Исследования Макса произвели довольно серьёзный переполох среди домочадцев. Первой обратилась Маша:
– Маленькая, зачем ребёнок по шкафам лазает? Заявил, что у меня мелочи неправильно хранятся. Как попало, мол. Сказал, чтобы я пошла к Стефану в мастерскую и поучилась – у Стефана мелочи ещё мельче и их больше, а хранятся они все удобно, аккуратно, и сразу можно найти. Ты же знаешь, хоть ящики и разделены на секции, но для каждой насадки или там каждого ножа отдельную секцию не сделаешь. Иногда складываю второпях, может, и не в ту секцию брошу, так и что?
– Маша, милая, Макс ищет лучший вариант хранения вещей, только и всего. Как у тебя хранятся насадки и ножи твоё дело, лишь бы тебе было удобно!
Следующим был Андрэ.
– Детка, что за задание ты дала Максиму? Он спросил разрешения осмотреть мою комнату. На вопрос «Зачем?», сказал, что ему нужно узнать, как я храню свои мужские вещи. – Андрэ развёл руками. – Детка, для чего ему это? И что такое, эти «мужские вещи»?
Я рассмеялась.
– Видимо, Макс обследовал нашу с Серёжей спальню и увидел, что там великое множество женских вещей и мало мужских. Вот и решил, что осмотр спальни мужчины ему поможет больше. Андрей, дети, каждый своим путём, продумывают интерьер своих комнат. А Максим, мне кажется, попутно изучает мир вещей.
Андрэ несколько секунд размышлял над моими словами.
– Знаешь, детка, Максим заявил, что вещи мальчика разнообразнее по своему назначению, чем вещи взрослого мужчины.
Я усмехнулась.
– Интересно, какой вывод он по этому поводу сделает?
Максим заглянул в прачечную и порылся на полках с моющими средствами, чем удивил Дашу:
– Я у него спрашиваю: «Макс, ты чего ищешь?» А он мне: «Я не ищу, я хочу понять». Чего можно хотеть понять в коробках и бутылках? – с усмешкой пожала плечами Даша.
Катюша, напротив, исчезла из поля зрения домочадцев. Я её тоже потеряла, заглянув в кабинет и не найдя, вторглась в игровую комнату. Катя расположилась прямо на полу, обложившись листами бумаги со всех сторон.
– Мама, заходи! Убери мне волосы, они размазывают краски.
Катя сидела, поджав под себя ножки, и когда наклонялась над рисунком, её хвост свешивался набок, и концы волос ложились на рисунок.
Я присела на детский стульчик. Катя выпрямилась, осмотрела свою работу, положила кисть, на коленках подползла ко мне и привалилась спиной к ногам.
– Голову мыть придётся. Как картина твоя выглядит, если концы волос в краске?
– Да это я самую первую испортила, потом следить стала. Папа ещё не пришёл?
– Нет, Котёнок. Соскучилась?
– Да. – Она горестно вздохнула. – Я всегда скучаю.
Я забрала её волосы в большую загогулину и затянула резинкой.
– Не туго?
Она потрясла головой.
– Нет. – Развернувшись, порывисто обняла за шею и мокро чмокнула в щёку. – Благодарю, мамочка! – И вновь устремилась к своему занятию.
Мы с Машей заканчивали с приготовлением ужина, когда из гостиной донёсся радостный визг Кати, уведомляющий о том, что в гостиную вошёл Серёжа. Я тоже заторопилась встретить мужа и, убегая, сообщила:
– Маша, соус готов.
Сидя на руке отца, Катя целовала его – вначале крепко прижималась к щеке губами, потом чмокала и приговаривала:
– Папочка мой… папочка мой пришёл…
– Катенька, – таял в умилении Серёжа, – доченька, соскучилась!
Любуясь их встречей, я ждала своей очереди. Сергей отнял одну руку от Кати и распахнул её, как крыло, приглашая меня в объятия. Я шагнула, уткнулась лицом в его грудь и вдохнула родное тепло. В самое ухо, почти без звука он прошептал:
– Соскучился, Маленькая.
Катя заёрзала.
– Что ты, Котёнок? – спросил Серёжа и опустил её на пол.
Сложив ручки на груди, Катя демонстративно повернулась к нам спиной и из-за плеча проговорила:
– Целуйтесь. Я подожду.
Мы быстро поцеловались. Переводя дыхание, Серёжа шепнул:
– Поднимись в спальню. – А сам присел на корточки перед сыном, терпеливо дожидавшимся, пока намилуются девочки. – Здравствуй, сынок.
– Здравствуй, папа.
Они обнялись. Подхватив обоих детей на руки, Сергей опустился на диван, посмотрел на одного, на другого, дети вдохнули полные грудки воздуха, и Сергей задал свои традиционные вопросы:
– Как день прошёл? Что случилось в нашем поместье – королевстве?
Первый вопрос дети хором произнесли вместе с отцом, на второй их не хватило – оба закатились в приступе смеха, закинув головёнки назад.
– Докладывай вначале ты, мой сын.
Чтобы не оставлять Маше лишнюю работу, я вернулась на кухню вымыть и убрать блендер. В мойке нашлось, что ещё помыть, поэтому, когда, запыхавшись, я влетела в спальню, Сергей уже ждал. С порога поймал в нетерпеливые объятия.
– Где ты ходишь? – Не ожидая ответа, зажал мой рот поцелуем, устремляясь рукой под юбку…
С началом конвульсий к нему вернулась нежность:
– Девочка моя… успела… – и губы, ещё не остывшие от желания, покрыли моё лицо поцелуями.
– Серёжа, что-то случилось? – спросила я, когда после душа мы одевались к ужину.
Он поморщился, помолчал и ответил:
– Ничего и всё сразу! Ричард опять сопли распустил. В Испании затыка вторую неделю. В Сибири счета одной из фирм арестовали… надо лететь, на месте разбираться.
– Помоги. – Я повернулась к нему спиной, прося застегнуть молнию на платье.
Выполнив просьбу, он прижался лицом к моему затылку, втянул в себя воздух и, возвращаясь к своему туалету, отмахнулся:
– Ерунда всё. – Вновь помолчал и нехотя процедил: – С китайцами сегодня встречался. Опять полуулыбки, сверлящие взгляды и вежливые поклоны. Впрямую не отказываются, всё бочком, реверансами, но и договор не подписывают. – Серёжа вновь умолк и, протянув руку в шкаф за пиджаком, замер на несколько секунд, обдумывая какую-то свою мысль. – Нет, не могу понять, что их останавливает, – вновь начав двигаться, произнёс он. – В который раз усилия и время впустую. К чёрту! Устал.
Он надел пиджак и взглянул на себя в зеркало. Я подошла, обвила руками его торс и, глядя на его отражение, мягко спросила:
– Зачем они тебе?
– Предлагаешь отказаться от движения? Маленькая, ставка на ренту – это медленная и неизбежная смерть.
– Ты говорил…
– Я говорил, что мы обеспечены рентой на сотни лет. Говорил, что даже если мир рухнет, нам будет на что жить! Ставка на ренту – это моя смерть! Моя смерть, как бизнесмена!
– Тогда смени парадигму. Ни тебе китайцы нужны, а ты им нужен.
Глаза Серёжи сузились, некоторое время он молчал, потом лицо его разгладилось, он улыбнулся, повернулся ко мне и потребовал:
– Дай ротик…
За десертом Максим подошёл ко мне.
– Хочешь поговорить? – спросила я и раскрыла объятия. – Забирайся на колени.
Макс заколебался, потом решительно помотал головой.
– Нет.
Я подвинулась, освобождая ему место на стуле. Максим ухватился на мою руку и запрыгнул на стул.
– Мама, я буду рассказывать, что я узнал. Когда я рассказываю, я лучше думаю.
– Хорошо, милый. Так что ты узнал?
– Мама, вещи могут много рассказать о человеке. И то, как человек хранит вещи, тоже.
– Верно, сынок.
– Например, Маша торопливая, у неё всё в одну кучу навалено, а Стефан, наоборот, медленный и выдумщик. Василич любит вещи, бережёт их, и ещё он к ним относится, как к живым. Он говорит, что твоё седло любит Красавицу, никогда ей спину не натрёт, его вилы знают его руку, папины сапоги уважают папу, потому папа в них ходит совсем неслышно.
– Бесшумно.
– Да, бесшумно. Василич так и раньше говорил про вещи, только я не замечал.
– Стефан не медленный, он основательный, – поправила я. Сын кивнул. – Почему ты назвал его выдумщиком?
– Он выдумывает, как можно использовать старые вещи, те, которые другие выбрасывают, например, разные баночки. В его мастерской очень интересно всё придумано. Я не как следует рассмотрел. Я к Стефану к первому пошёл и ещё не знал, как надо смотреть, потом только понял, когда в других местах посмотрел. К Стефану схожу ещё.
– А про меня с папой ты можешь что-нибудь сказать?
– У вас все вещи на своих местах, но не так, как у Стефана. Например, плед на диван как попало брошен, один конец свисает почти до пола. Везде аккуратно, а плед валяется. Я его сложил и положил на диван. И мне не понравилось. Потом книжка твоя раскрытая на тумбочке криво лежит. Я поправил и закрыл её. – Он спохватился и заглянул мне в лицо. – Мама, ты не беспокойся, я вначале страницу запомнил, потом книжку закрыл. А кто это, Стругацкие? Там про какого-то Малыша написано.
– Писатели, которые задавались вопросом: можно ли вмешиваться в жизнь другого человека или в жизнь цивилизации с целью изменить её к лучшему? Они жили в прошлом веке.
Максим задумался, потом отказался от своих мыслей и изрёк:
– Мама, я вначале почитаю твою книжку, потом спрошу. Когда я книжку на тумбочке поправил, мне опять меньше понравилось. Получается, когда всё аккуратно и правильно, тогда некрасиво?
– Я бы сказала – безжизненно, а потому неуютно. Уют – это комфортное для жизни пространство, где нужные вещи расположены в удобном порядке. Когда ты видишь брошенный плед, ты понимаешь, что пледом пользовались, он согревал чьи-то плечи. За вещью ты видишь не только действия человека, но и кусочек его жизни.
Максим, вновь ухватившись за мою руку, слез со стула.
– Мама, мне надо одному подумать. Спасибо.
А Катя оккупировала колени отца, как только он перешёл из-за стола на диван. Делилась тем, что придумала, иллюстрируя придуманное рисунками. Анюте тоже стало интересно, покинув мать, она подошла ближе. Серёжа пересадил Катю на одно колено, на другое пригласил Анюту. Пока та собиралась, Катя молча ждала, но, видя нерешительность Анюты, подала ей ручку.
– Чего копаешься? Давай помогу.
Сергей подхватил Анюту под попу, та взлетела, с визгом приземляясь на его колено. Слушая Катю, Серёжа время от времени прикасался губами то к головке дочери, то к головке Анюты. Иногда он обращался взглядом ко мне, едва заметно и беззвучно чмокал воздух перед собой. Я едва заметно кивала, принимая воздушный поцелуй, целовала в ответ.
– Папа, ты меня не слушаешь! – упрекнула Катя.
– Извини, Котёнок, я отвлёкся на маму. Продолжай.
Катя продолжительно-строго посмотрела на меня. Я изобразила гримасу сожаления. Укоризненно покачав головой, она принялась рассказывать дальше.
– Маленькая, ты и впрямь думаешь, что из твоей затеи что-нибудь выйдет? – отвлекла меня Даша, тяжело осев на диван рядом со мной. Даша опять набрала вес и уже третий вечер подряд вместо ужина грызла яблоки.
– Что ты имеешь в виду?
Она хрустнула яблоком и скривилась ярко накрашенным ртом.
– Ну, что дети сами выберут себе мебель.
Я кивнула и, чтобы не затевать бессмысленный разговор, отвернулась.
– Папа, ты опять не слушаешь меня? Я же сказала, стена мне нужна для картин. У меня на ней картины висеть будут.
– Катя, ты хочешь устроить галерею у себя в спальне? Галерею своих работ?
– Папа, у меня же нет своих работ. Я хочу, чтобы у меня в комнате висели картины художников.
– Зачем, детка? У нас же есть галерея.
