Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Снаружи дома псы сразу создали тесноту – крутясь вокруг, обнюхали и меня, и Настю; отвлекаясь на запах детей, вдумчиво тянули носы в их сторону. Расталкивая их ногами, я двинулась к детской коляске. Паша поставил её у скамьи, примечательной своей бесполезностью. Установил сюда скамью – прямо против окон кухни, Василич; по-видимому, заботясь о Маше – выйдет любимая женщина между готовкой обеда и ужина и отдохнёт на свежем воздухе. На недоуменный вопрос Серёжи: «Зачем скамья с видом на дом, если в двух шагах терраса с мягкими диванами и видом на сад?», Василич не нашёлся, что ответить, но заупрямился и несмешно пошутил, дескать, с этой скамьи он будет петь серенады Маняше, когда та на него рассердится. Спасая задумку Василича, Серёжа заказал и установил над скамьёй кованую арку, а по краям поставил каменные вазоны. Я высадила вьющиеся розы, Василич старательно помогал розам обвиться вокруг стоек арки, и теперь скамья утопала в их обильном цветении, а в вазонах многоцветьем цвели астры. Воздух в этом прелестном уголке был наполнен густым жужжанием насекомых, которое в это время года не было назойливым, а было приятным, как последний кусочек лета.
Укладывая Катю в коляску, я спросила Настю:
– Погуляешь или здесь посидишь? – И засмотрелась.
Пшеничные волосы Насти нимбом золотились в лучах солнца, глаза, обыкновенно холодно серьёзные, сейчас вдруг наполнились глубиной и лучились. Любуясь цветами, Настя улыбалась мягкой, едва заметной улыбкой.
– Красивая ты, девочка! – восхитилась я.
Она смутилась – пушистые ресницы испуганно взлетели и прикрыли глаза, брови сдвинулись к переносице; не умея принять похвалу, Настя порозовела и вроде даже рассердилась, и запоздало ответила:
– Мы погуляем, а когда детки уснут, я вернусь сюда. – Она отмахнулась от одурелой от тепла мухи, положила Макса в коляску и толкнула коляску вперёд, торопясь оставить меня за спиной.
Собаки мохнатым конвоем по обеим сторонам коляски отправились вместе с ней, а я пошла на кухню.
Маша колдовала над рыбой – три больших, около метра длиной каждая, рыбины не хотели умещаться на противне.
– Маша, я пришла, – уведомила я, беря из шкафчика фартук, скроенный, как халатик, и косынку.
– Да слышу я, оторваться только не могу. Видишь, рыбины не входят никак.
– На другой противень одну положи.
– Не могу на другой. Там у меня овощи запекаться будут, как Сергей Михалыч любит.
Повязывая косынку на голову, я подошла ближе.
– А вторая духовка тоже занята?
– Да, там пирог мясной печь буду, тоже надо, чтобы горячим был к обеду. На десерт-то я уже испекла.
– Маша, отрежь хвосты, их всё равно никто есть не будет. Да и двух рыбин бы хватило.
Маша некоторое время смотрела на меня, соображая. Риторически спросила:
– А и правда, зачем я хвосты-то сюда пялю? Я их потом собакам отварю. Спасибо, Маленькая. А то, что три рыбины-то, так Сергей Михалыч сказал, что гостей привезёт, а сколько их человек будет, не сказал.
– Бог в помощь! – раздалось сзади. Это, остановившись на пороге кухни, пожелал Его Высочество.
– Благодарю, Ваше Высочество, – ответила я.
Искоса взглянув на принца, Маша тоже откликнулась:
– Благодарствуйте.
– Графиня, хочу предложить вам и королеве кухни, – он поклонился Маше, и та вспыхнула от удовольствия, – свои услуги. Ну, не смотрите на меня так, принцы тоже люди, а я люблю готовить и, смею заверить, готовлю недурно. А посему, располагайте мной! – Он развёл перед собой руки, ладонями наружу.
Переглянувшись, мы с Машей уставились на его руки, я соображала, чем он может быть нам полезен. Маша раздумывала, наверное, над тем же. Его Высочество нарушил наше оцепенение:
– А вам, графиня, платочек к лицу, – чёрные глаза его светились лаской.
– Хорошо, мой принц. Для начала снимите ваш пиджак и закатайте рукава рубашки.
Его Высочество поспешно удалился.
– Ох, ещё такого помощничка нам не хватало, – сказала Маша деланно сердито. – Сейчас ещё Эльза заявится, тоже обещалась помогать. – И рассердилась всерьёз: – Как ты на кухню, так тут муравейник!
– Не ворчи, Маша! Эльза счастлива, что ты её обласкала, а ты опять за старое.
– Да я ничего, Маленькая, – дала задний ход Маша, – пусть приходит! Она ж не столько наготовит, сколько посуды перемоет, столы сейчас возьмётся тереть, тоже помощь. – И Маша вернулась к делу: – Я картошку на салат уже отварила, яйца ещё не успела. Сама поставь.
Я чистила свёклу, когда вернулся Его Высочество. Он не просто снял пиджак, он переоделся в свободные холщовые брюки и футболку.
– Руки я уже вымыл, – объявил он и, подняв кисти на уровень плеч, покрутил ими, будто демонстрируя их чистоту со всех сторон.
– Ваше Высочество, откройте самый левый шкафчик… видите, стопочка цветного белья справа, возьмите то, что сверху – это фартук, наденьте его. Выбирайте нож, капусту шинковать умеете?
– По правде сказать, не пробовал.
– А что вы готовите?
– Мясо. Я готовлю замечательную баранину на открытом огне.
– А лук к баранине умеете нарезать?
Он кивнул.
– Ну, значит, и капусту нашинкуете.
Принц осмотрелся, выбрал доску для работы, потом нож – потрогал пальцем лезвие, удовлетворённо кивнул и выбрал себе место за столом. Маша усмешливо-подозрительно следила за его приготовлениями. Очень скоро выяснилось, что усмехалась Маша совершенно напрасно – поварёнок из Его Высочества оказался хоть куда. Работал он быстро, без суеты, резал и шинковал одинаковыми, ровными кусочками. Я только и успевала мыть и чистить под его нож овощи. Даже Маша, впечатлившись его сноровкой, подсунула ему овощи, предназначенные для гарнира. Наконец, она выразила восхищение вслух:
– Ваше Высочество, от такого поварёнка и я бы не отказалась. И красиво нарезано, и быстро, и смотри, Маленькая, как аккуратно, ни на полу, ни по столу не разбросано.
Я сбивала майонез и за звуком блендера не слышала, как отреагировал на похвалу принц, только и услышала игривый смех Маши.
Эльза в присутствии члена королевской семьи на кухне не увидела ничего необычного и, как и предсказывала Маша, тотчас принялась разбирать завалы посуды в раковине и поблизости от неё.
– Это не трогай, – успела выхватить лопатку из её рук Маша.
Использованная лопатка валялась на поверхности стола. Эльза молча подала Маше силиконовый подложник и, как только та взяла его, начала вытирать испачканный лопаткой стол.
Андрэ, напротив, возвращаясь с прогулки, заглянул на кухню и не смог скрыть удивления, увидев принца в фартуке и с ножом в руке.
– Как прогулялся, Андрей? – поспешила я к нему.
– Хорошо, детка. И хорошо прогулялся, и хорошо, что собак не взял. В лесу ребятишки листья опавшие собирают, говорят, для гербария в школу. Собаки бы помешали. – Он поцеловал меня в лоб. – Детки гуляют?
– Да, что-то не вижу давно. С другой стороны дома, наверное.
Андрэ кивнул.
– Пойду найду их, – и, выходя, вновь покосился на Его Высочество.
Я выключила газ под кастрюлей с борщом, посмотрела на часы и удовлетворённо подумала: «Хорошо, часа полтора настоится», поставила перед собой «тазик» с порезанными ровными кубиками ингредиентами салата «Оливье» и налила туда же майонез.
– Маленькая! – с криком влетела на кухню Даша и резко затормозила, увидев принца, нарезающим картошку.
Я хохотнула:
– Ваше Высочество, да у вас сегодня бенефис!
Принц ответил смехом.
Перебрасывая взгляд с меня на принца и обратно, Даша затараторила:
– Маленькая, я могу накрыть на стол. Анюта у Стефана. Граф Андрэ просил передать, они там, на той стороне, на террасе, дети и Настя. И Анна Петровна с ними. Граф тоже там остался, и Стефан там…
– Добрый день, Даша. Я тебя ещё не видела сегодня.
– Ой, что-то я… – стушевалась Даша, но тотчас оправилась: – Здравствуй, Маленькая!
– Лида, я заберу блендер? – тихо спросила Эльза, берясь за насадки. Она уже всё перемыла и теперь подхватывала использованную посуду и инструменты прямо из рук.
– Да, Эльза, спасибо. – Я отставила миску с готовым салатом и накрыла её крышкой. – Идём, Даша. Стол надо раздвинуть.
Столовая группа была моей гордостью. Огромный обеденный стол, увеличивающийся в два раза за счёт специальных, приставляемых к нему, раскладных тумб, двадцать два стула и вместительный комод – всё, что дожило до наших дней из столового гарнитура девятнадцатого века. Стол прошёл реставрацию, так же как и тумбы к нему, два недостающих стула по оригиналу изготовили на мебельной фабрике в Италии, а комоду и реставрация не потребовалась, его просто очистили от вековой грязи и покрыли маслом.
– Гости будут? – спросила Даша. – А кто?
– Мальчик с ДЦП, Николай обещал приехать, может, ещё кто приедет. Стефан, говоришь, на террасе? – Я направилась через гостиную к входной двери и приостановилась. – Ты примирилась с его поездкой?
Даша кивнула и потупилась.
– Я думала о том, что ты сказала. Я люблю Стефана.
– Вот и славно, девочка, – я двинулась дальше, – люби сама и наслаждайся любовью мужа.
Едва открыв дверь, я услышала звонкий смех Анюты. Андрэ держал малышку на коленях и делал ей «козу». Картинка была идиллической – Андрэ с ребёнком, мама и Настя в креслах вокруг круглого стола, солнце, несколько сбоку детская коляска, по обеим сторонам которой дремотно развалились псы. Не вписывался в композицию Стефан – склонив лохматую голову набок, он полулежал в кресле, вытянув огромные ноги.
– Стефан, помоги стол раздвинуть, – попросила я, обходя его.
Разморившийся Граф лениво двинул хвостом, когда, перешагнув через него, я заглянула в коляску. Детки мирно спали. Катюша, как и утром, улыбалась.
Вновь перешагнув через пса, теперь уже обратно, я поцеловала хохочущую Анюту в тёмненькую, такую же лохматую, как у отца, макушку. Девочка оглянулась, чёрные глазки скользнули по моему лицу и тотчас вновь обратились к Андрэ.
– Не мешай, тётя, – выразила мама словами взгляд Анюты, – заняты мы.
«Господи, как же я счастлива! – исполнившись благодарностью до слёз, думала я, возвращаясь в дом. – Как же хорошо, когда в доме звенит детский смех! Какое это счастье, когда у детей есть бабушки и деды, а убелённые сединами зрелые люди не одиноки! Благодарю!»
Шагнув через порог, я дёрнулась обратно, но было уже поздно – я помешала. Обнимающие шею мужа, руки Даши упали, головка в смущении уткнулась ему в грудь. Демонстрируя семейное счастье, Стефан прижался к белокурой макушке жены смольнистой щекой и уставился на меня. Я опустила глаза и устремилась на кухню, но и туда не дошла, услышав игривый смех Маши. «Чем же так смешит Его Высочество нашу неприступную королеву? – досадливо подумала я и свернула в комнату мамы. – Пусть нацелуются. Выйду минут через десять».
История Даши – нехитрая история, рождённого случайно и никому не нужного дитя. Даша пришла в мир, когда её маме едва исполнилось восемнадцать. Кто был Дашин отец, мама дочке не рассказала.
Жили они в маленьком южном городке, депрессивном зимой, слегка оживающем летом на период отпусков. У них была ценность – двухкомнатная квартира, доставшаяся Дашиной маме от родителей. Родители погибли в автокатастрофе как раз в тот день, когда дочке исполнилось семнадцать – накрыв стол для друзей именинницы, они оставили молодёжь веселиться, а сами решили прокатиться по ночному городку и не вернулись.
Летом Дашина мама сдавала одну комнату отдыхающим и, если жильцы соглашались, она ещё и готовила для них, и стирала, тем самым увеличивая их с Дашей небольшой бюджет.
Даше было пять лет, когда один постоялец не уехал, а остался жить с ними. Мужчина оказался пьющим, и вскоре Дашина мама запила вместе с ним. День Дашиных мамы и отчима начинался часов в одиннадцать утра с распития бутылки, продолжался нескончаемыми посещениями «друзей», иногда застольями, и тогда Даше перепадала какая-нибудь еда, а заканчивался ближе к полуночи.
Дашу подкармливали соседи, и иногда брала к себе ночевать тётя Тася, соседка с первого этажа, мыла Дашу, кормила, а потом поила чаем с вареньем.
Так продолжалось три года. Однажды Дашина мать не проснулась утром. Отчима увезли в полицию, подозревая на причастность в убийстве, потом разобрались и отпустили. Даша и отчим стали жить вдвоём. Как ни странно, после смерти матери мужчина стал больше заботиться о девочке, пить стал меньше и реже. В доме перестали появляться собутыльники, отчим устроился на работу. Даше было уже восемь лет, а она всё ещё не ходила в школу. Отчим оформил документы на опеку и отправил Дашу в школу.
Даша тепло вспоминает отчима. Она помнит, как он сажал её к себе на колени, прижимал к груди и пьяно плакал, уткнувшись в её головёнку хлюпающим носом. Плакал он по её матери. Казнил себя в её смерти, обещал Даше, что не оставит её и позаботится о ней.
В школе Даша изучала французский язык. Учительница, старая дева, заочно влюблённая во всё французское, увидев интерес Даши к языку, стала заниматься с нею дополнительно. Дашин отчим мечтал, что девочка поступит в институт и станет переводчиком, но Даша решила иначе. С легкой руки, а точнее, головы, романтически настроенной учительницы, Даша поставила себе цель – прожить свою жизнь в прекрасной Франции. Перед окончанием школы на одном из сайтов вакансий она наткнулась на объявление Андрэ.
У Андрэ умерла престарелая экономка, русская по национальности, прожившая в его доме несколько десятков лет и владеющая исключительно русским языком. По её смерти Андрэ обнаружил, что поговорить на языке его рода ему теперь не с кем, и дал объявление о найме русскоговорящей горничной. На мой вопрос, почему из десятков претенденток он выбрал Дашу из далёкой России, Андрэ лишь развёл руками.
– Не знаю, детка.
Даша написала не резюме, а письмо, содержащее в себе просьбу и согласие одновременно. Думаю, не разум, а отзывчивое сердце Андрэ сделало выбор в пользу Даши. Андрэ оплатил и оформление документов на переезд, и сам переезд Даши. Потом он оплатил курсы парикмахерского искусства, следом курсы стилистов, в общем, не подозревая о моём существовании, подготовил для меня прекрасную горничную.
Провожая Дашу во Францию, отчим несколько дней плакал, заливая печаль расставания спиртным. В прощальном объятии он назвал Дашу дочкой, то ли, расчувствовавшись, назвал падчерицу дочерью, то ли признался в биологическом родстве.
Вернувшись с нами в Россию, Даша съездила в родной городок. Дом, в котором она прожила детство и юность, снесли. Она сходила на могилу матери, могила оказалась заброшенной. Отчима Даша искать не стала.
– Благодарю, – вдруг произнёс Стефан.
– О чём ты?
Стоя ко мне спиной, Стефан делал массаж Максу. Катюша ждала своей очереди, и я прогуливалась с нею на руках по детской.
– За Дашу. Благодарю, что поговорила. Она другая стала.
– Я рада, Стефан.
Кончив массаж Максиму, он надел на него распашонку и подал мне сына. Забирая Катю, буркнул:
– Корми, я не буду смотреть.
Максим был голоден, уткнувшись в мою щёку, он крутил головкой в поисках соска.
– Я ещё не готова, и Насти, чтобы помочь, нет. – Помедлив в нерешительности, я всё же повернулась к Стефану спиной и попросила: – Пуговицы расстегни, пожалуйста.
Стефан начал расстёгивать пуговицы на платье, с первой не заладилось – он с ней долго возился, другие две расстегнул быстро. Я повернулась и смущённо поблагодарила:
– Спасибо. – Вновь положила Макса под его присмотр на массажный стол и бегом кинулась в ванную; вернулась освежённая, в наброшенном на грудь полотенце и взяла сына.
Максим буквально набросился на сосок и, уперев в грудь оба кулачка, жадно зачмокал. Я взяла в руку его кулачок, он тотчас ухватился за мой палец. «Папины пальчики, – засмеялась я, прижав к губам его ручку, – сильные! И глазки у тебя тёплые, как у папы. И уверен ты, и спокоен, как твой папа. Благодарю, родненький, что ты пришёл в нашу жизнь, наполнил жизнь и смыслом, и счастьем. А теперь нам надо сделать так, чтобы детство твоё и твоей сестры было счастливым…»
– Извините, Лидия Ивановна, – открыв дверь, с порога повинилась Настя. – Мама звонила.
– Всё в порядке? – спросила я.
Настя неопределённо пожала плечом и упала в кресло. Я вернулась взглядом к сыну.
«Направляясь в мир, ребёнок знает, что его любят. А потом родители начинают воспитывать чадо в свете своего видения «правильного» в жизни и отказывают малышу в самовыражении. Порицают. Сердятся. Где та грань, за которой воспитание превращается в процесс подавления Личности ребёнка? Как почувствовать её, не перешагнуть? Как предостеречь от ошибок дитя и не лишить его уверенности в самоценности? Как не заложить комплексы?
Ребёнок доверчив. Требуя исполнения своей воли, мама и папа ставят чадо в зависимость от своего отношения к нему. Сколько раз я слышала фразу: «Не делай так, малыш, а то мама тебя любить не будет». Любовь матери – фундамент мироздания. Каким будет мир ребёнка, впоследствии взрослого, без основы, без фундамента? Да и можно ли спекулировать любовью? Любовь не товар. Вот и выходит, вначале родители играют в игру «ты мне, я тебе», а после возмущаются бесчувственностью выросших отпрысков».
Накормив сына, я встала с диванчика и подошла к окну – как раз в это время в ворота усадьбы въезжал пикап Николая.
– Возьми Катю, – сказал негромко Стефан.
Я поспешила к нему.
– Настя! – возвысил он голос.
Настя очнулась и, опережая меня, бросилась на зов. Стефан отдал ей малышку и сразу пошёл к двери.
– Спасибо, Стефан, – поблагодарила я в спину.
Не поворачивая головы, он кивнул. А я вновь присела на диванчик, теперь кормить Катю.
Присмиревшая после рук Стефана, малышка не проявляла интереса к груди и задумчиво водила глазками по сторонам.
– Так много впечатлений, Котёнок, что не до еды? – сделала я попытку привлечь её внимание.
Катя и меня какое-то время рассматривала с той же задумчивостью, потом улыбнулась, вся встрепенулась и залепетала.
– Ах, сколько радости! Конечно, маленькая, конечно, расскажи о своих впечатлениях!
Игриво повернув головку, Катя захватила в ротик сосок и опять бросила. Я рассмеялась.
– Хулиганка ты наша! Маленькая хулиганка. Так и живи, детка, живи, улыбаясь и радуясь жизни. А мы будем любить и лелеять тебя. «Мы вырастим тебя в любви, детка. Я хочу, чтобы ты никогда не усомнилась в своём праве на любовь. Хочу, чтобы ты никогда не заискивала любви, хочу чтобы ты имела смелость любить сама».
– Сергей Михайлович приехал. Паша что-то из багажника выгружает… – Настя с Максом стояла у окна и комментировала происходящее за окном: – Какой-то пижон с ними… ой, это инвалидная коляска… Лидия Ивановна, там мальчик-калека…
– Настя, помоги, я оденусь.
Она подбежала, и я передала ей Катю. Только и успела всунуть руки в проймы платья, как в детскую стремительно вошёл Серёжа.
– Маленькая… – выдохнул он и, захватив ладонью затылок, притянул меня к жадному рту.
Поцеловал, кинул пиджак на диванчик и так же стремительно, как вошёл, ушёл в ванную. Сквозь шум бегущей воды я услышала:
– Я мальчика с ДЦП привёз.
Одного стремительного поцелуя мне было мало, но вернувшийся из ванной Серёжа забрал деток у Насти и заговорил с ними.
– Серёжа, – поднявшись на цыпочки, я обняла его за шею, – я соскучилась.
Я поцеловала его, а он словно и не хотел поцелуя, торопливо ответил и тотчас вновь обратился к малышам.
– Люблю тебя! – шепнула я. – Серёжа…
Мимолетно взглянув, он вновь отвлёкся на издавшую радостный вопль Катю и направился мимо меня к диванчику. «Что происходит? – растеряно подумала я. – Он что, избегает моего взгляда?.. – Постояв неприкаянной несколько секунд, под звуки голосов Серёжи и деток я вышла из комнаты. – Неет, ерунда какая-то… – отмахнулась я от неприятного ощущения, – просто он соскучился по деткам». – И, отбросив пустые размышления, я припустила к лестнице бегом.
Через окна гостиной я увидела прогуливающегося невдалеке от дома графа, а рядом с ним мужчину в ярком терракотовом пиджаке и небесно голубых джинсах. Это и был, наверное, «пижон», по определению Насти. Мужчина катил перед собой инвалидную коляску с мальчиком. Николая с ними не было.
Его я увидела, как только вышла из дома – его на террасе гостеприимно развлекал Стефан.
– Хорошие пёсики, хорошие, – потрепала я за уши псов, уткнувшихся влажными носами в мои ладони. – Защитники. Чужие в доме, вы на страже. – И заранее протягивая руку для приветствия, воскликнула: – Здравствуй, Николай!
Купидон по-прежнему был красив, по-прежнему уголки губ его были приподняты, словно в улыбке, и ямочки в уголках рта тоже наличествовали по-прежнему. Жизненные потрясения на его внешности не отразились, отразилась они на внутреннем состоянии Николая – он словно увял внутри , и в его жестах, в выражении глаз появилось что-то неприятно жалкое.
– Замечательно выглядишь, Лида, кажется, ещё красивее стала! – приветствовал он меня. – Здравствуй!
Я рассмеялась.
– Всего лишь подтверждаю известную истину – любовь и материнство украшают женщину!
Стефан поднялся, молчаливо приглашая меня занять своё кресло, и пошёл в дом. Я села, а псы грозным караулом расположились по бокам от меня.
– Давно не виделись, Николай! Приезжаешь в наше отсутствие, только с Машей и видишься. Как ты? Как бизнес?
– Да рад бы сказать, что дела хороши, да не могу, тяжело всё, медленно. Потерял я свой талисман удачи… – он хотел ещё что-то добавить, но раздумал и махнул своей маленькой ручкой, – не хочу плакаться! А я тебе гостинчик привёз! – Он протянул руку к соседнему креслу и, изображая фокусника, несколько помедлил и быстрым движением выставил на стол пластиковый контейнер с садовой земляникой. – Вот! Чистая, без химикатов! Твоя! Та самая, что ты со своей дачи привезла. На отдельную грядку её высадил, только для тебя, Лида.
– Ты же меня «моей» летом угощал.
– Та, Лида, грунтовая была, а эта из теплицы. Переживал, будешь или нет, говорят, при кормлении нельзя.
– Мне можно, я, и будучи беременной, клубнику ела. Благодарю, Николай.
Он раскрыл контейнер и пододвинул ко мне.
– Поешь, мытая.
Я взяла ягоду – такая крупная бывает в первое плодоношение молодого куста. Закрыв глаза, потянула носом воздух.
– Ароматная! Знаешь, со мной в один год на даче трагедия случилась. – Я хохотнула. – Я новую грядку земляники заложила, весь сезон возилась, рассаду растила. Предвкушала – урожай на следующий год будет небольшой, зато ягода будет крупной. Так и было. Кисти всего по три-пять ягод завязались, но ягоды просто огромные. Только они стали зреть, барсуки на участок напали. Каждое утро я начинала слезами – оплакивала их ночное пиршество. Так, пока вся ягода не вызрела, и таскались. – Я надкусила землянику и посмотрела на прогуливающихся мужчин – Андрэ вёл их к дому. – Барсуков потом Паша всех повывел. Вкусная земляника, спасибо, Николай, порадовал! Продукты, которые нам привозишь, Маша всё время нахваливает. Не знаю, как и благодарить тебя!
– Я от чистого сердца, Лида, – обиделся он, – не думай, что грехи замаливаю. Знаю, Сергей никогда уже в дело не возьмёт. Денег вот немного скопил, хотел спросить у него совета, куда вложить, и не решаюсь. Как думаешь, ответит он мне?
Я пожала плечами и подумала: «Удивительно, что Серёжа тебе руку при встрече подаёт и в доме своём принимает».
– Маша сказала, у тебя дело ко мне. Сейчас решим или после обеда?
– Дело-то невеликое. Ты говорила тебе помощников в дом надо. Я привёз семью. Четыре человека – муж с женой, дочка-школьница, ещё мать мужа. Переселенцы из Средней Азии. Вроде работящие, у меня два месяца отработали. Сейчас девочке в школу надо, а у меня в хозяйстве, сама знаешь, школы нет.
Я осмотрелась по сторонам.
– А где они?
– В машине ждут.
– Как в машине?! – ахнула я. – Ты же давно приехал! Зови их, пожалуйста, Николай. Вначале пообедаем, потом поговорим.
Николай отправился к машине, а я навстречу Андрэ и гостям. Собаки от меня не отходили, и я запустила пальцы в шерсть на их загривках.
Мальчик из коляски смотрел спокойным прямым взглядом – ни стеснения, ни вызова. Улыбнувшись, я протянула руку и, осознав свою оплошность, рассмеялась, склонилась к креслу-коляске и обеими руками пожала лежавшую на коленях руку.
– Здравствуйте. Простите, что не встретила раньше. Я Лидия. Рада видеть вас в нашей усадьбе.
– З-з-здравствуйте, графиня. Я тоже рад познакомиться с вами. Вы очень к-к-красивая и красиво танцуете, я вчера весь день на вас с-с-смотрел. Я знаю о вас больше, чем вы обо мне. Я з-з-знаю, что ваш муж зовёт вас Маленькая; знаю, что сегодня вы сами готовили обед, и нас ждёт какой-то невероятный по вкусу борщ. Ещё я з-з-знаю, что это вы настояли на моём приезде в ваш дом. Меня зовут Илья, графиня.
– Очень приятно, Илья. Собак не боитесь? Позволите им познакомиться с вами?
– Д-д-да, – неуверенно согласился мальчик и расширившимися глазами посмотрел на псов.
– Мальчики, познакомьтесь, – обратилась я к псам, – только вежливо. Это Илья.
Псы вытянули шеи и обнюхали Илью. Лорд аккуратно лизнул Илью в щёку, Граф уткнулся носом в лежавшую на коленях руку. Илья хотел погладить пса, но его рука совершила слишком резкий и слишком далёкий от цели бросок. Он вновь прижал её к коленям, и Граф положил на неё голову.
Пока они знакомились, я прижалась плечом к груди Андрэ и, взглянув на помощника Ильи, представилась:
– Лидия.
Мне паренёк не нравился – пока я шла к ним от террасы, его рыбьи, водянистые и выкаченные из орбит глаза медленно скользили по моему телу, а на губах, влажных и красных, стыла неприятная улыбка. Сейчас он смотрел на мои губы.
– Графиня, мой друг глухонемой. Его з-з-зовут Родион, – представил Илья и вдруг засмеялся. Смех мальчика был некрасив – грубый, отрывистый, слишком низкий для тщедушного тела. – Ваши собаки п-п-прелесть.
Играя, Граф захватил кисть мальчика в пасть, и Илья вновь залился смехом.
– Илья, Родион, прошу в дом, скоро будем обедать, – пригласила я.
Не торопясь, мы все вместе двинулись к дому. Псы зашли с тыла и обнюхали Родиона, тот хотел погладить Графа и уже протянул к нему мозолистую, широкую и короткопалую ладонь, но пёс вежливо уклонился, и оба пса отошли.
– Маленькая, ты справилась без меня? – крикнул подходивший к террасе Павел. Поджидая нас, он остановился у ступенек.
Немного в стороне стоял Николай, а рядом с ним прижавшиеся друг к другу три женщины.
– Конечно, Паша! – Я хохотнула и подразнила его: – У нас с Машей сегодня был замечательный помощник королевских кровей! – И пока Паша помогал Родиону поднять коляску с Ильёй на террасу, вполголоса обратилась к графу: – Андрей, отдай распоряжение о дополнительной сервировке на четырёх человек, я задержусь.
Граф кивнул, рассматривая незнакомок.
– Да знаю уже, – досадливо отмахнулся Паша и похлопал ладони одну о другую. – Маша никак не нахвалится. Надеялся, скажешь, что без меня ты скучала.
– И скажу, Паша! Ты не зря надеялся! – Я опять рассмеялась и направилась к незнакомкам. – Я без тебя скучала, Паша!
Женщины стояли кучкой, мужчины нигде не было, и ребёнка тоже.
Будто отвечая на моё недоумение, одна из женщин повернула голову в мою сторону и обнаружила юную мордашку. «Ах, вот и ребёнок! Ребёнок с телом зрелой женщины».
– Здравствуйте! – поздоровалась я, приближаясь. – Меня зовут Лидия, я хозяйка дома. Простите, что заставила ждать.
Женщины расступились, из-за их спин вышел небольшого роста мужчина. Я протянула руку.
– Михаил, – выдохнул он табачным дымом.
Я поморщилась. Подала руку его матери. На вид женщине было лет пятьдесят, её светлые волосы были коротко, по-мужски острижены, а чёрные глаза, как и у сына, быстры и сметливы. Мать и сын были чрезвычайно похожи.
– Лидия.
– Катерина. Я мама Михаила.
Я кивнула и подала руку статной, «всё при ней», женщине с русой косой, переброшенной через плечо на высокую грудь. Миндалевидные, кажется, зелёные глаза глядели искоса, впотай.
– Светлана, – слегка шевельнула она сочными чувственными губами.
«Красивая. И не просто красивая, а манкая… или, как сейчас говорят, сексапильная». Светлана воровато отвела от меня взор.
Я протянула руку девочке, светловолосой и черноглазой, как бабушка и отец, но статью похожей на мать.
– Для тебя, ребёнок, я Лидия Ивановна.
– Марфа.
Девочка очень смущалась, ладошку сунула, далеко выбросив от себя руку. Взяв её ладошку, я притянула девочку к себе и обняла.
– Михаил, Катерина, Светлана, Марфуша, прошу в дом, сейчас будем обедать. За столом вы составите представление о нашей семье. О деле поговорим после обеда. Николай, прошу. – И обняв Марфу, я пошла вперёд. – Ты в каком классе учишься?
– В восьмом. Восьмой кончила. – Девочка смущалась, но не дичилась, доверчиво прижимаясь к моему боку.
– Ясно. Учебный год начался, а ты ещё не в школе.
Когда мы вошли в гостиную, в гостиной воцарилась тишина. Скользнув взглядом на всех нас, мужчины, как один, прикипали глазами к Светлане. Я усадила гостей, и гостиная вновь ожила, задвигались стулья – домочадцы занимали места за столом. Серёжи в гостиной не было. Я направилась к лестнице, намереваясь сбегать в детскую, и только ступила на первую ступеньку, как Сергей окликнул меня от дверей кабинета.
– Маленькая.
– А я за тобой. Думала, ты с детьми.
Серёжа обнял меня за плечи и повёл к столу. В это время из дверей кухни в сопровождении Его Высочества появилась Маша. Румянясь лицом и поблёскивая глазами, она катила сервировочный столик, уставленный стопками суповых тарелок вокруг большой супницы. К моему стулу мы подошли одновременно, Маша оставила столик и отдала приказ:
– Маленькая, разливай!
Я сняла крышку с супницы, взяла в руки половник и помешала борщ.
– Маленькая, так пахнет, что слюнки бегут, – подал голос Паша.
– Потерпи, Пашенька, ты уже большой мальчик, – рассмеялась я и принялась разливать борщ.
Серёже. Андрэ. Маме.
– Ваше Высочество, вы определились? Отведаете русского борща?
– Право, графиня, из ваших ручек… – неуверенно отозвался тот и, спустя мгновение, решился: – не смею отказаться.
– Прошу, мой принц, приятного аппетита.
Следующую тарелку я взяла бо́льшего размера, она предназначалась Стефану, а Стефан любит борщ. Следом наступил черёд гостей: Николай, Илья, Родион, Михаил, Катерина, Светлана, Марфа. Я опять взяла в руки большую тарелку – Павел и Василич предпочитают первые блюда вторым. Убрала пустую супницу на комод. Сережа переставил с нижней полки столика на верхнюю ещё одну супницу. Маша, Эльза, Даша. Я налила себе и закрыла супницу крышкой. Как только я села, потянулись руки за хлебом, за сметаной, за перцем, застучали ложки и тотчас раздались слова похвалы:
– Маленькая, борщ отменно хорош.
– Детка, замечательный борщ!
– Маленькая, ну вот как у тебя получается? – громче всех возгласила Маша. – Я делаю то же самое, а супы у меня не такие. Колдуешь ты, что ли?
Я улыбалась, наблюдая за принцем. Первую ложку бульона принц проглотил с опаской, зачерпнул ещё раз, теперь погуще, пожевал, проглотил и, утвердительно качнув головой, начал есть. Заметив, что я смотрю на него, принц улыбнулся.
