Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Я улыбнулась.
– Что ты видишь? Есть что-то страшное на моём лице? Он плюнул и, кажется, в меня.
Серёжа наклонился и с великой нежностью один за другим поцеловал мои глаза.
– Глазки устали, покраснели.
– Серёжа… благодарю. Если бы не твоя сила… – Отпуская напряжение, я рассмеялась. – Серёжка, мы справились! – Я вновь приклонила голову к его груди и тотчас оттолкнулась от него, спохватившись: «Андрей!»
Граф горбился за столом, опираясь на стол локтями и бессильно упав лбом на сцепленные в замок кисти рук.
– Андрей…
– Детка, – едва слышно отозвался он, – я чувствовал твою борьбу.
– А я чувствовала твою любовь! Спасибо! – Я обвила его рукой, прижалась губами к пульсирующей венке на виске и прошептала: – Без твоей любви я бы не справилась. Андрей… милый…
Он похлопал меня по руке, давая понять, что он в порядке.
«Мне помогал ещё один человек», – подумала я и оглянулась в поисках Павла. Прищурив глаза, он маячил за спиной принца, раскачиваясь с пятки на носок. Я посмотрела на принца и улыбнулась. Не чувствуя угрозы, исходящей из-за спины, Его Высочество так и стоял, расставив руки – на одной ладони лежит коробочка с фигуркой Кали, на другой – коробочка с обезображенным кольцом.
– Ваше Высочество, мне жаль ваше кольцо…
– Ах, оставьте, графиня, – забыв об учтивости, перебил принц, – к чёрту кольцо, к чёрту статуэтку! Объясните, что происходит?
Я шагнула к нему, протянула руку и вынула фигурку из футляра. Прохладный камень опалесцировал зелёным.
– Какая красота… Смотри, Серёжа! – Я погладила фигурку пальцем. – Ваше Высочество, ваш подарок великолепен. Вы не уверены в древности фигурки, думаю, она древняя, по крайней мере, она уже была в те времена, когда богиню Кали ещё не оболгали. – Я оторвала взгляд от фигурки и посмотрела ему в глаза. – Благодарю, мой принц. Я тронута.
Он несмело улыбнулся, глаза вновь блеснули удовольствием.
– Лидия, разрешите моё недоумение, расскажите, что всё это значит?
– После чая, милый принц. Думаю, нам всем не повредит несколько успокоиться за чашкой чаю.
Маша сорвалась с места, спеша на кухню, следом устремилась Катерина, а за ней Женя.
Его Высочество протянул мне меньшую коробочку.
– А с этим что делать?
– Перстень чистый. – Я вынула перстень из футляра. – Ценная вещь. Смотри, Серёжа, это не камея, это какая-то другая техника нанесения изображения… треугольник внутри камня. Интересно… вот так… – я повернула кольцо вершиной треугольника вверх, – это Янь, а перевернул кольцо – Инь, древний знак Богини-Матери. – Я вздохнула и положила кольцо в коробочку. – Жаль, что не уберегла. Не хотите оставить его в память о сегодняшнем вечере, Ваше Высочество?
Принц пожал плечом, взглянул на перстень и захлопнул футляр. Поклонился и отправился на своё место. А я подошла к Павлу.
– Паша, спасибо! Ты помог мне.
– Если бы с тобой что-то случилось, я бы его убил, – сказал Паша. Сказал просто, без угрозы, буднично, как о вполне решённом деле.
– Пашенька, он-то при чём? И в убийстве смысла нет. Ты много больше сделал – ты так отчаянно старался защитить меня, что создал барьер вокруг меня. – Я потянула его за руку вниз, требуя, чтобы он наклонился. – Спасибо, братец, – обняв за шею, поцеловала его в щёку.
– Вот никогда с тобой не знаешь, – спрятал он смущение за ворчанием, – где найдёшь, где потеряешь. Ещё раз поцелуй, – он повернулся ко мне другой щекой, тыча в неё пальцем, – вот сюда.
Как всегда, я безропотно исполнила его просьбу и строго добавила:
– У меня к тебе разговор, Паша.
– Понял. Я же говорю, неожиданно нашёл, а скоро, видать, потеряю.
Я рассмеялась, взъерошила его волосы и, отходя от него, перехватила внимательный взгляд Жени. Я улыбнулась, она торопливо отвела глаза, но тотчас вновь на меня посмотрела и тоже улыбнулась.
Что бы ни происходило – неприятное ли, или непонятное, а торты Маши домочадцы всегда встречают аплодисментами. Только Маша вкатила в гостиную сервировочный столик с тортом, семья сбросила с себя оцепенение и зашумела восторгами. Торт по бокам был украшен затейливой вязью шоколадной глазури, в центре его, на белом поле крема стояла искусно сделанная марципановая корзинка, наполненная марципановыми же фруктами, а вокруг корзинки красовались марципановые букетики ромашек.
– Вот. – Маша остановила столик около меня и указала ладошкой на торт. – Угощайтесь! Я старалась. – И чуть ли не строго предупредила: – Всё, что красное – из горького миндаля. Маленькая любит.
– Маша! – прошипела я, вспыхивая.
Она простодушно пояснила:
– Я правду говорю! Им всё равно, а ты миндаль горький любишь.
Я закатила глаза. Взгляд Серёжки искрился. «Как всегда! Я попадаю в неловкую ситуацию, а ты, милый, насмешничаешь!» Взгляд его искрился, но усталость до сих пор сохранялась на его лице и словно даже лет прибавила.
Я подала ему нож и толкнула Машу в бок:
– Иди к мужу, самое время!
– Я… неет… – испуганно залепетала она, – что я скажу?..
– «Люблю» скажешь! Иди, Маша, плохо твоему Васе! – вновь подтолкнула я её и… увидела маму.
В наскоро накинутом на ночную рубашку халате, с мокрым от слёз лицом, она шла ко мне, торопливо семеня ногами. Я бросилась навстречу.
– Мама!
– Лида!
– Что ты? – Я обняла её. – Что случилось?
– Да не знаю я! Проснулась… ужас такой охватил… то ли снилось что… Не знаю! – рассердилась она, – ничего не помню… с тобой что-то…
– Чччи, всё хорошо! Не плачь, вот я, жива и здорова. Пойдём. Или чаю с нами попьёшь?
– Да что было-то? – не унималась она. – Ведь было же что-то!
– Чччи, пойдём, я расскажу.
Подчиняясь, она повернулась в направлении своей комнаты.
Мама совсем уже успокоилась, когда в дверь постучалась Катерина. Неся перед собой разнос, она уверенно прошла мимо меня к круглому маленькому столику и распорядилась:
– Лидия, вы идите. Мы с Анной Петровной тут сами, по-стариковски чаю с душицей попьём. – Катерина принялась выставлять на стол чайник, тарелки с тортом, чайные пары. – Без хозяйки ужин не ужин, все, как воды в рот набрали. А нам ваши танцы ни к чему, мы тут о своём поговорим. Правда, Анна Петровна?
– Иди-иди, Лида! – поторопила меня и мама: – Успокоилась я. Так, померещилось что-то, а что и сама не знаю! Иди.
Я вернулась в гостиную.
– Что там? – спросил, усаживая меня за стол, Серёжа.
– Что-то во сне почувствовала, испугалась…
– Лида, а дети?! – шёпотом вскрикнул он и привстал.
Я остановила:
– С детками всё в порядке. Они спят, Серёжа.
Фигурка Кали лежала на столе рядом с моей тарелкой. Пока ела торт, я рассматривала её.
– Прекрасная работа! Ты, в самом деле, думаешь, что она древняя? – спросил Серёжа.
– Не знаю, – пожала я плечом, – я дошла до правильного поклонения Кали. Людей я не видела, да если бы и увидела, вряд ли бы сумела определить, в каком времени они живут. Рядом с фигуркой стояли масляные светильники, вот я и решила, что она древняя. А теперь сомневаюсь. В современной Индии до сих пор чествуют Кали, приносят в жертву цветы и фрукты, может, и светильники используют масляные. – Я полюбовалась на зелёный отблеск камня. – Много удивительных совпадений. Кали с санскрита «чёрная», мастер использовал чёрный опал. В теле человека Кали пребывает в анахате – сердечной чакре, во многих школах йоги считается, что анахата окрашена в зелёный цвет, и для статуэтки выбран опал с зелёной опалесценцией.
– Как богиня смерти может пребывать в сердце человека? – спросил принц.
– В буддизме смерть человека – это отделение вечного Я от тленного тела. Анахата находится на границе – и разделяет, и объединяет животную природу человека и его божественную сущность. Потому и Кали, дарующая освобождение от земной жизни, пребывает на границе двух миров – в анахате. Кали – владычица времени и отвечает за пульсацию. Вот убийца и поливал фигурку кровью пульсирующего сердца.
– Кто он? – спросил Серёжа.
– Не знаю. Фанатик какого-нибудь извращенного культа Кали. Внешне он не индус.
– Фигурка не похожа на классическую Кали. Помнишь, мы видели изображение четырёхрукой Кали с головой демона и кровавым мечом в руках?
– Кали, пляшущая на теле Шивы? Помню, Серёжа. Как там было сказано? «Гнев Кали грозит существованию мира». – Я задумалась. – А что если гнев Кали – это термоядерный распад? Расщепление атома способно уничтожить мир. А? – Оставшись без ответа, я вновь погладила фигурку.
– Страх-то, какой! Зачем тебе, Маленькая, такая фигурка в доме? – Маша, по-видимому, получила прощение Василича, и вопрошала, уютно привалившись плечом к груди мужа.
– Кали символизирует вечность жизни, Маша.
– Как это? Жизнь и смерть – это же противоположности.
– Жизнь и смерть – это сменяющие друг друга состояния в вечности бытия. Видите, на статуэтке вроде как юбочка изображена? – Я подняла фигурку вверх. – Фигурка миниатюрная, если не знаешь, не сразу и поймёшь, что юбочка состоит из человеческих рук. Руки символизируют карму, потому что карма складывается из деяний человека. А на груди у статуэтки ожерелье из черепов, что символизирует череду воплощений. – Я встала из-за стола, чтобы отнести фигурку на её место.
Моя коллекция насчитывает восемь фигурок и выставлена в стеклянной витрине, висевшей над одним из диванов тут же в гостиной.
Древняя Венера с небрежно вырезанными чертами лица, с массивными бёдрами, огромными вислыми грудями и большим животом, попала ко мне первой. Мы не определяли её возраст. Возможно, это новодел, специально вырезанный так, что материал – молочно-розовый кварц, местами будто подвергся эрозии, а возможно, и, в самом деле, фигурка насчитывает тысячи лет жизни. Три фигурки – современные Лилит. Моя любимая – фигурка негритянки из чёрного агата Ботсвана, с длинными ногами, стройной шеей, небольшими девичьими грудками, идеальной округлости бёдрами и ягодицами. Мы с Серёжей нашли её в одном из антикварных магазинов Кейптауна. Две другие – крутобёдрые и пышногрудые красавицы из Индии, одна сделана из розового агата, другая из слоновой кости. Ещё две фигурки – демонические Лилит – одна из молочно-белого кахолонга с фигурой подростка – узкобёдрая и малогрудая, с крыльями птицы за спиной и грешным взглядом на ангельском личике; другая вырезана из розовой яшмы, с обольстительным телом и круглыми, как у совы, глазами. Ещё есть хрустальная валькирия с устремлённым вверх мечтательным лицом и каскадом падающих на спину буйных волос. А теперь Кали из опалесцирующего зелёным опала – прекрасная, как Лилит.
Я поставила фигурку среди прочих.
Ещё одна фигурка в коллекции – Танцующая, так назвал фигурку мастер. И это я. Он увидел меня на форуме промышленников Сибири и вырезал из кости моржа. Из той же кости он сделал резной футляр, в котором фигурка прячется от любопытных глаз.
Серёжа подошёл неслышно, протянул руку и взял с полки резной футляр. Вытащил фигурку, задумчиво разглядывая, погладил подушечкой большого пальца по груди. Я прижалась к нему.
– Хочу твой портрет заказать, – произнёс он, – не могу найти художника.
– Зачем тебе мой портрет, если я – вот она во плоти?
Вместо ответа он поцеловал меня и сообщил:
– Резчик ещё одну фигурку сделал, теперь из слоновой кости. Фотографию прислал.
– Покажи.
Серёжа достал телефон, найдя изображение, развернул ко мне экран – контрастируя атласной поверхностью тела с тёмным фоном, на меня смотрела фигурка обнажённой женщины – плечи развёрнуты, грудь устремлена вперёд, руки свободно брошены вдоль тела, одна нога прямая, другая на пальцах ног. Ещё миг – и взмах рук, перенос тяжести тела с одной ноги на другую и… прыжок.
– Статичная динамичность. Мастер талантлив. И обработка поверхности хороша. Купишь?
– Конечно, Девочка, – Серёжа изумлённо, даже обиженно, посмотрел на меня, – неужели, ты думаешь, я откажусь купить твоё изображение?
– Моё?!
Я взяла телефон из его руки и увеличила фотографию. Спокойное лицо, чуточку опущенный подбородок, и глаза, смотревшие прямо. Чашевидные маленькие груди, тонкая талия, ниже пупка едва выраженная, нежная округлость живота, стройные ноги, высокий подъём маленькой ступни…
Я посмотрела на Серёжу и прошептала:
– Она красива.
Сергей несколько секунд смотрел на меня, не понимая, потом расхохотался и прижал к себе.
– Маленькая, она копия! Это ты красива!
– Я позировала мастеру всего час. Танцующую он сделал в одежде…
– Приедет фигурка, рассмотришь себя, как следует, – пресёк он мои невнятные аргументы. Продолжая посмеиваться, повёл обратно к столу и передумал: – Потанцуй со мной.
Я рассеянно кивнула. Запечатлевшийся в памяти образ не давал покоя. Догадываясь, о чём я размышляю, Серёжа насмешливо улыбался, поглядывая на меня, и бережно кружил в вальсе. Придя к решению: «Встану в ту же позу перед зеркалом и сравню!», я тряхнула головой и показала ему язык. Он спросил:
– Согласилась?
– Нет. Дашь мне вечером телефон, я перед зеркалом сравню натуру и изображение.
Он демонстративно закатил глаза, вопия о моём упрямстве.
Потом я танцевала с Андрэ, потом с принцем, потом вновь с Серёжей. Кажется, происшествие с подарком Его Высочества перестало тревожить домочадцев, все вернулись к насущным интересам.
Перед тем, как убежать кормить малышей, я поговорила с Павлом.
– Паша, у меня к тебе два пожелания.
Пашка покаянно склонил голову.
– Руби, Маленькая, руби голову самого преданного своего слуги!
– В следующий раз голову, Паша. А сейчас заруби себе на носу – просьбы Маши о помощи на кухне игнорировать нельзя!
– Таак.
– Посмотри на меня, Паша. – Я сделала паузу, подчёркивая значимость последующего внушения. – Паша, я прошу проявлять уважение к Серёже. Ты меня обижаешь.
У него округлились от удивления глаза.
– Маленькая, я не…
Я выставила перед ним ладошку.
– Подожди! Сергей демократичен и прост в общении, но это не значит, что ты можешь общаться с ним запанибрата. Серёжа – хозяин дома, он благодетель семьи, нравится это определение кому-то или нет, но это так. Он один содержит нас всех и заботится о нас. Я прошу об элементарном уважении и вежливости.
– Я понял, Маленькая.
– Хорошо, Паша.
Поворачиваясь к лестнице, я опять столкнулась с внимательным взглядом Жени, улыбнулась ей и кивнула. Она в ответ не улыбнулась.
Детки не спали, вели беседу с Настей.
– Лидия Ивановна, а мы уже минут тридцать не спим, – оглянулась Настя, – разговоры разговариваем, кулаки грызём!
– Правда? – удивилась я, спешно убегая в ванную. – А грудь ничего, спокойная!
И Макс, и Катя без раздумий сразу стали есть, а я, выбросив заботы дня из головы, погрузилась в вечернюю молитву-благодарность.
Насытившись, детки и не думали засыпать. Серёжа зашёл поцеловать их на ночь и остался.
– Что сынку, не спится? – Он забрал у меня Максима, приладил его к плечу, поддерживая ладонью под спинку. – Ничего, мужичок, сейчас погуляем, поговорим, и заметить не успеем, как уснём.
Потом он взял Катю у Насти. Катя тотчас потянулась к нему и уткнулась лобиком в его щёку, предварительно затолкав в рот кулачок. Серёжа обнял ладонью её головку.
– Девочка моя, соскучилась! Потому и не спим, что по папе соскучились! – заворковал он. – Красавица моя доченька! Катенька моя!
Катя вынула изо рта кулачок, прижалась ртом к его колкой щеке и быстро-быстро повела головкой справа налево и ещё раз – туда-сюда. Сергей испугался и отдёрнулся от неё.
– Лида, она так дёсны повредит!
Я засмеялась и отрицательно покачала головой.
– Зубки беспокоят. Максим спокоен, а Катя и в рот всё подряд тянет, и ротиком тянется.
Оставив Серёжу убаюкивать деток, я отправилась к графу – разговор о случившемся в семье насилии я намеренно оставила на конец вечера. По дороге заглянула к маме. Катерина до сих пор пребывала в её покоях, и своим вторжением я явно помешала им – увидев меня, обе напряжённо смолкли. Задержавшись не более минуты, я вышла.
Граф читал в кабинете какой-то толстый журнал, увидев меня, поднялся и пошёл навстречу.
– Детка, нам надо поговорить. – Он выждал, пока я усядусь, и сел сам. – С твоим мужем я ещё не говорил, но думаю, мы придём к единому решению – семью новеньких надо рассчитать.
Я покачала головой.
– Детка, не упрямься! Другого выхода нет.
– Рассчитав семью, мы выставим на улицу не только виновников случившегося. Марфа только что обрела дом, пошла в школу…
– Ты знаешь, как они лишились дома? – спросил он, и я покачала головой. – Их вынудили уехать женщины того городка, в котором каждый из них родился и прожил всю жизнь. Попросту выгнали. И это при том, что женщины эти исповедуют ислам и достаточно лояльны к похождениям своих мужчин. С тех пор они скачут с места на место, нигде не задерживаясь более чем на год. Думаю, нет нужды объяснять почему?
– Именно поэтому я должна найти другое решение!
– Детка, ты берёшь на себя непосильную задачу, ты не перевоспитаешь эту женщину!
– Андрей, я не собираюсь перевоспитывать Светлану. Как ты не понимаешь? Будь у них дом, я бы, наверное, согласилась с твоим решением. Но у них нет дома! Мы не можем выбросить их на улицу!
Граф опустил глаза и, соединив пальцы обеих рук перед собой, надолго погрузился в размышления.
– Нет. – Наконец, произнёс он и покачал головой. – Я не вижу иного выхода. И мне жаль девочку, но они – семья!
– Андрей, кто рассказал тебе об их прошлом? Катерина?
– Разве это важно?
– И всё же, кто?
– Анна Петровна. Потом она привела Катерину. Катерина принесла извинения и, надо отдать ей должное, ни о чём не просила.
– Светлана спекулирует дочерью?
– Не знаю, – удивился он вопросу.
– Хорошо, Андрей! – Я спустила ноги с дивана и начала обуваться. – Пошла!
– Куда?
– К Светлане. Хотела на завтра оставить разговор, но лучше уж сегодня кончить.
Моему решению не суждено было осуществиться. Выйдя из кабинета, я увидела Катерину и Михаила – они собрались домой. «Ну, теперь уже только завтра поговорю! – подумала я. – Жаль, ночка у них ещё та будет!»
– До свидания, Лидия, – простилась, проходя мимо, Катерина.
Сын её лишь воровато взглянул и кивнул, тотчас укрываясь за телом матери.
– До свидания, – ответила я, пошла и села на диван.
«Похоже, мама посвящена во все тайны их семьи. Минуя меня, пришла за помощью к графу… Ну да! я-то разве справлюсь?..» В поисках решения я раскладывала семейный пасьянс и так, и эдак, результат получался один – тот, который меня не устраивал.
Пришёл Серёжа, сел подле меня, и я молча привалилась к его плечу. Он и Его Высочество обсуждали деловую поездку принца.
«Я почему-то уверена, что Светлана Марфой не спекулирует, сама понимает, что хорошо, что плохо для дочери. А вот в Михаиле я не уверена… и если начистоту… не нравится он мне. – Я завозилась в поисках удобного положения, Серёжа взглянул на меня, но ничего не спросил. – Вначале поговорю со Светланой, потом Катерина и её сын… может, что и…»
– Маленькая! – с диким воплем ворвалась в гостиную Даша и задышливо простонала: – Ооо, Сергей Михалыч! Там… – она указала рукой себе за спину, – там Василич! Он Машу… Марь Васильевну, то есть… кричит она…
Серёжа сорвался с места, я за ним, Даша припустила за нами:
– Стефан к ним… пошёл… ой! Маленькая… подожди!..
Не слушая её, я бежала за Серёжей и догнала только у самого входа в коттедж. Серёжа стоял со Стефаном.
– …нет, говорит, не тронул… – услышала я, подбегая, слова Стефана.
Стефан умолк, вслед за его взглядом, и Серёжа посмотрел на меня.
– Куда?.. – вскричал он. – Раздетая! – Сбросив пиджак, укутал меня и сгрёб в охапку перед собой.
– Стефан, что? Серёжа, что с Машей? – спрашивала я, крутя головой.
– Я у них не был, – продолжал Стефан, – прибежал, Василич мне навстречу из двери выскакивает, а тут и Павел от ворот прибежал. Павел Василича к себе увёл.
– Серёжа, я пойду к Маше, узнаю.
Я вошла в коттедж и постучала в дверь Машиной квартиры, не ожидая ответа, приоткрыла дверь и позвала:
– Маша!
Из глубины донёсся плач. Я вошла и пошла на звук. Маша ползала на четвереньках по полу спальни и собирала в ладошку коралловые бусины. Тонкая ночная рубашка, провалившись в ложбинку меж больших ягодиц, прикрывала срам, высоко открывая, не знавшие солнца, сдобные бёдра Маши.
– …ыыыы … – плакала она, елозя по полу. Косы двумя змеями елозили вслед за ней.
– Маша.
– …ыыы … ох, Мал…кая… Васяааа… порвал… – находя бусину, не меняя позы, она толкала её в кулачок и начинала искать следующую, – сказал… не надо мне… пусть принц… теперь… ыыыы… дарит…
– Маша…
– …осерчал… ыыыы… теперь насовсем… ушёл…
– Маша, остановись… – я присела перед ней, взяла за плечо и тряхнула. – Маша, послушай меня.
Взглянув на меня, она зло выкрикнула:
– Да пропади он… ваш принц… ыыы… – и потянулась за следующей бусиной, – подарки его…
– Посмотри на меня! – Я сильнее тряхнула её за плечо. – Маша! Хватит ползать!
Она всхлипнула и обиженно уставилась на меня.
– Маша, сейчас мы соберём все бусины пылесосом. Где пылесос? Помнишь?
Некоторое время она соображала, потом кивнула.
– Принеси! – велела я.
Опершись на кровать руками, Маша поднялась на ноги, так и не одёрнув замятую ягодицами рубашку, вышла из спальни. Я вышла вслед за ней, в гостиной достала из серванта хрустальную вазу и поставила на стол.
– Ааа, чтоб тебя… – выругалась на что-то Маша, чем-то загремела и вынесла из кладовой пылесос.
– Чистый? – спросила я, указывая на пылесос.
Маша повернула пылесос пылесборником ко мне и неуверенно кивнула:
– Вася в последний раз мыл, больше не пользовались.
Я взялась за ручку пылесоса; со страхом глядя на меня, она придержала его и спросила:
– Маленькая, он… не сожрёт?
– Он сожрёт, Маша. Нам это и надо! Положи бусины в вазу, что ты в них вцепилась? И, Маша, надень что-нибудь на себя!
Маша разлепила кулак над вазой, ссыпала бусины, нескольким пришлось помочь упасть, бусины прилипли к ладошке. Я направилась в спальню, осмотрела кровать, перетрясла подушки и одеяло, тщательно пропылесосила пол в спальне, вышла в гостиную и, на всякий случай, прошлась пылесосом по гостиной. Вынула из пылесоса контейнер для мусора и подала, надевшей на себя халат, Маше.
– Если на шкаф не взлетели, то все здесь.
Маша тупо смотрела на краснеющие сквозь хлопья пыли бусины.
– А теперь рассказывай, что случилось.
– Вася ушёл… – и лицо её опять исказилось.
– Что случилось, Маша? – повторила я вопрос.
– Принц платок привёз, – она указала глазами на нечто цветастое и с бахромой, комком валяющееся на кресле, – подарок… я похвасталась… – она опять всхлипнула, – хороший, дорогой… ты забери от греха. Вася осерчал и рукой за бусики… – Маша метнулась ладошкой к шее, пошарила на всякий случай и, вновь исказив лицо, всхлипнула: – Порвал.
Она повернулась и пошла на кухню, там поставила контейнер на стол, села и обречённо подвела итог:
– Теперь всё. Теперь не простит.
– Завтра возьмёшь платок, изрежешь на кусочки или сожжёшь на глазах у Василича. Скажешь, что из жадности не смогла от хорошей вещи отказаться.
Она безнадёжно махнула рукой.
– Без толку. Я Васе всё рассказала, как ты учила. И про любовь, и в дурости повинилась. Теперь и, что говорить, не осталось.
– А ничего нового говорить и не надо, повторишь, что сегодня сказала. Василичу любовь твоя нужна, а не красивые слова. Всё! Ложись спать, Маша!
Она покорно кивнула и проводила меня до двери. Я уже переступила порог, когда она меня остановила:
– Маленькая!
Я оглянулась.
– Вася меня простит?
– Василич уже простил, а ты этим дурацким платком по его живой ране прошлась.
Она жалко скривилась, приготовляясь снова заплакать. Я предостерегающе покачала головой.
– Хочешь завтра вернуть мужа в супружескую спальню, тебе не плакать надо, а выспаться.
Серёжа ждал на скамейке с моей курткой в руках. Кто-то принёс её, пока я бусы собирала.
– Ты, на ночь глядя, решила у Маши уборку сделать?
Я хохотнула и проворчала:
– Не помешало бы!
Он снял с меня свой пиджак и помог надеть куртку.
– Василич прямо на ней бусы порвал, я собирала их пылесосом.
– А завтра собрать нельзя было?
Я покачала головой.
– Для Маши и Василича эти бусы – символ любви.
Несмотря на поздний час, и граф, и Его Высочество дожидались нас в гостиной.
– О, Андрей, Ваше Высочество, зачем же вы не спите?
– Что там, детка! Всё в порядке? – с тревогой спросил граф.
– Всё в порядке, Андрей! Ваше Высочество! – Я посмотрела на Андрэ, на принца – оба были слишком непроницаемы лицом, и подумала, что они обменялись неприятными для обоих объяснениями. – У Маши порвались её любимые бусы.
– Рад, детка, что всё обошлось! Доброй ночи! – Граф поцеловал меня, кивнул Сергею и Его Высочеству и направился к лестнице.
Минуту спустя принц сделал то же самое – простился со мной и Сергеем и тоже ушёл.
Он ещё не скрылся из виду, когда Серёжа жарко прошептал:
– Дай ротик… – горячо и наскоро поцеловал, развернул от себя и легко хлопнул по попе, – бегом, у тебя пять минут.
Я понеслась в спальню, а он отправился в Аквариум.
