Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
– Куда уж больше? – проворчал он. – Вы столь поглощены друг другом, что не замечаете никого вокруг.
– Может быть. Но с главным человеком моей жизни я провожу много меньше времени, чем с любым из домочадцев. Убегая из дома, мы получаем возможность побыть вдвоём. Общаться с детьми без посторонних. Отдохнуть от множества лиц. И нам не нужны подглядывающие за нами глаза охраны, потому Серёжа и отказывается…
В этот самый миг дверь в кабинет распахнулась.
– Серёжа… – я вскочила на ноги, и его руки обвились вокруг меня.
– Андрей, я похищаю свою жену, – заявил Серёжа, увлекая меня за собой к двери и шепча на ухо: – Соскучился… ммм… сладкая… – одна его рука прижимала меня к груди, а другая уже искала моего тела…
Торопясь к ужину, мы бежали (я бежала!) по коридору второго этажа. Поспевая за Серёжей, я решила вернуться к конфликту в парке и спросила:
– Ты не сердишься?
– Нет. Я понял, что в критических ситуациях ты полагаешься только на себя, и это происходит вне твоего сознания. – Он искоса взглянул и спросил: – Возможно, когда-то это был единственный способ выжить?
– Ооо, невозможно! – простонала я. – Подожди!
Он остановился. Взмахнув руками, я обняла его за шею.
– Ты… ты самый лучший, Серёжка, самый-самый лучший! Как же я люблю тебя!
– Доверься мне, Лида! – прошептал он, взяв меня за подбородок. – Мне важно твоё доверие.
Сбегая по ступенькам лестницы, я дала ему слово, мысленно, про себя: «Я обещаю! Я научусь, Серёжа! Я научусь полагаться на тебя, научусь доверяться тебе! Доминировать в отношениях естественно для мужчины; так же, как защищать любимых – естественная задача мужчины. Знаю я и то, как важна для тебя моя вера в твою способность разрешить любой возникающий на жизненном пути вопрос. Я научусь доверяться, Серёжа, я обещаю!»
За столом Сергей рассказал, почему задержался в отделении полиции.
– Отец прыщавого парнишки приехал. Выяснилось, что мы партнёры – участвуем в одном сибирском проекте. Жаловался, что жена рано умерла, и он сам воспитывает мальчика. В общем, не стал я в показаниях о парне упоминать. Завтра оба приедут прощение просить. Примешь?
– Конечно, Сережа…
Я поймала взгляд мужа в зеркале и улыбнулась.
– Прости, милый, задумалась.
– Через пару километров сворачиваем на бездорожье, – сообщил он.
Я кивнула, и мысли вновь вернулись в недалёкое прошлое.
У прыщавого есть имя, его зовут Игорь.
Паша, узнав о предстоявшем визите, отказался сопровождать Серёжу, зачем-то напомнив, что давно выбрал служить мне, а не Сергею. Серёжа на заявление никак не отреагировал, граф же был рад решению взять под контроль встречу, но был возмущён формой, в которой Павел озвучил это решение. Предотвращая неприятный разговор перед самым отъездом из дома, я отвлекла графа прощальным поцелуем, Серёжа сел за руль, и он и Андрэ уехали в офис.
Стефан тоже был сегодня дома, поэтому мы занялись выездкой. После длительного перерыва на беременность и роды, я восстанавливала навыки танца на спине Пепла. Я как раз завершила второй круг в довольно сложной позиции – стоя на одной ноге и вытянув перед собой другую ногу, я старалась удержать равновесие без помощи рук, балансируя исключительно верхней частью туловища.
– Стефан, – скатившись с коня, я бросилась к нему, – Стефан, ты видишь? Уже… – не реагируя на мою радость, Стефан смотрел в сторону дома, я посмотрела туда же, механически договаривая: – …получается.
Павел привёл гостей. Лицо прыщавого выражало изумление, сегодня его волосы были вымыты и пушились вокруг головы. Лик его упитанного папеньки горел более сложным коктейлем эмоций, состоящим из восхищения и… вожделения(?). Псы держались в авангарде группы и деланно равнодушно рассматривали окрестности.
– Стефан, перерыв. Извини. – Я направилась к гостям. – Здравствуйте, – протянула я руку отцу, – Лидия.
– Пётр Игоревич Петрищев. Очень рад! Восхищён! Как вы с коня… и на коне тоже… – он потряхивал мою руку, качая головой и цокая языком, – как в цирке!
Я поморщилась и отняла руку.
– Виноват. Лучше! Лучше, чем в цирке! И вы так… – он руками нарисовал в воздухе силуэт женской фигуры, – на коне. Очень эффектно!
Я перевела взгляд на его сына. Паренёк улыбался тепло и искренне, в глазах интерес. «Мальчик-то не совсем пропащий! – подумала было я и тут же вспомнила его мерзкий смех в парке. – Что-то не складывается». Я протянула руку, он растерялся. Несколько секунд недоверчиво смотрел на меня, потом бережно взял мою руку в ладонь. «И ладонь, парень, у тебя хорошая – теплая, сухая».
– Лидия.
– Игорь.
Я сделала приглашающий жест, указуя за их спины, в сторону дома.
– Прошу. Полагаю, на террасе будет удобно. – Прошла вперёд и первой села в кресло.
Граф занял позицию между мной и Петром Игоревичем и на всякий случай легонько показал гостю клыки. Я успокаивающе погладила пса по шее.
– Серьёзная у вас свита, графиня! – произнёс Пётр Игоревич с нервной усмешкой. Он боялся пса.
По другую сторону от меня лёг на брюхо Лорд, заняв собой всё пространство от моего кресла до кресла Игоря. Игорь, в отличие от отца, на пса смотрел с восторгом.
Я молчала, ждала, посматривая то на сына, то на отца. Пётр Игоревич прочистил горло и радостно сообщил:
– А мы с вашим супругом один проект инвестируем! И представляете, лично познакомились только вчера! – Он хохотнул. – Теперь и дальше знакомство водить будем! – И увял, торопливо добавив: – Надеюсь.
Повисла пауза.
– Мы, Лидия… – начал опять Пётр Игоревич, – графиня… мы собственно… я привёз своего шалопая, собственно, чтобы извиниться. Он приносит вам извинения… связался, понимаешь, с компанией отморозков… – в усилиях объясниться Пётр Игоревич покраснел и даже вспотел.
Опустив глаза на Лорда, «шалопай» его усмехнулся. Пётр Игоревич заметил и рассердился:
– Ты чего, гадёныш, усмехаешься? Я тебя зачем сюда привёз? Чтобы ты усмехался? Или, может, ты хочешь в тюрьму пойти?
Лицо парня окаменело. «И хорошо, мальчик, – подумала я, – лучше не показывай, что там, в твоих глазах!» Я посмотрела в сторону конюшни. Стефан чистил Грома. У арки, раскачиваясь с пятки на носок, высился Паша; жевал травинку и демонстративно, не отрывая прищуренных глаз, смотрел на нас.
– Ты извиняться сюда приехал, вот и извиняйся! – продолжал гневаться родитель. – Смотри на меня, когда я с тобой говорю, гадёныш! Заморыш паршивый!
– Пётр Игоревич… – сделала я попытку остановить гостя, но гость не обратил на меня внимания. Я погладила Графа по вздыбившемуся загривку, пёс не только скалил клыки, он тихонько рычал.
Томительно долго и отвратительно щедро Пётр Игоревич осыпал оскорблениями своего сына, но, в конце концов, истощился и изволил взглянуть на меня.
– Пётр Игоревич, не хотите ознакомиться с нашей конюшней и полюбоваться садом? Розы, например, я сама развожу. Пока вы приятно проведёте время, я, если позволите, поговорю с вашим сыном.
– Да, Лидия… графиня… с радостью! Мальчик, он без матери… понимаете, не всегда время было… деньги тоже кто-то должен зарабатывать. – Вставая, он покаянно развёл руками и направился прочь.
Граф повернулся ко мне и, приблизив морду, влажно задышал в лицо.
– Молодец, мальчик, умница. Благодарю тебя.
Пёс аккуратно лизнул мою щёку. Лорд, поднявшись, ждал своей порции признательности.
– И ты молодец, и тебя благодарю. – Любивший объятия, пёс сделал попытку закинуть лапу мне на плечо. Прикрыв грудь руками, я строго окоротила: – Нельзя!
Вдобавок и Граф рявкнул на брата. Лорд лапу убрал, лизнув меня в другую щёку, развернулся и, звучно выдохнув, упал на бок. Игорь поспешно отдёрнул ноги и взглянул на меня смеющимися глазами.
– Ага, – покивала я. – Я тоже едва-едва успеваю ноги убрать, когда тот или другой валится на пол.
– Можно я его поглажу?
Получив разрешение, он наклонился и робко провёл ладонью между ушами Лорда.
– Любишь собак? – поинтересовалась я.
Он пожал костлявым плечом.
– Не знаю. Всегда хотел. Просил в детстве какую-нибудь, хоть самую маленькую, – продолжая поглаживать Лорда, не поднимая головы, он кивнул в сторону ушедшего отца, – не разрешил. Сказал, антисанитарию не позволит в доме разводить. Даже рыбок не разрешил. Знаешь, чем объяснил? Сказал, настоящий мужчина убивает животных, чтобы зажарить и съесть, а разводят животных слабаки. Ещё и заржал!
– Ты где настоящий, сейчас или вчера в парке?
Он поднял на меня глаза, убрал руку с Лорда и выпрямился. Злобно ощерившись, спросил:
– А тебе какая печаль?
Оба пса посмотрели на Игоря. Я кивнула на Лорда, приподнявшего голову от пола:
– Смотри, даже собаки удивляются смене твоего настроения. Только что был человек, стал зверёныш. Я-то тебе, что плохого сделала? Могу понять обидки маленького мальчика на властного отца. – Как и он прежде, я кивнула в сторону конюшни.
Там его папа крутился возле Стефана и Грома, не зная, чем себя занять. Стефан его игнорировал.
– Или ты заодно и весь мир ненавидишь? Или только женщин?
– Да что ты знаешь обо мне, чтобы судить?
– Не знаю, – парировала я спокойно, – потому и задала вопрос. Вчера я видела четверых друзей – двух любителей силовых тренажёров, начинающего насильника с ограниченным интеллектом и его подхалима. Сегодня вижу парня, любящего животных, искреннего, с хорошей улыбкой. Ты кто?
Он покраснел и опустил глаза.
– У меня нет друзей. Этот, – он опять, не глядя, кивнул в сторону отца, – всех повывел. «Дружить надо с нужными людьми, нищих ублюдков рядом с тобой, чтобы не видел!», – довольно похоже процитировал Игорь отца. – А с нужными скучно, у них шмотки, девки, бухло, кто, где отдыхал, теперь вот тачки, гонки. А с этими из парка, я назло ему.
– Животных любишь. Кого-нибудь ещё любишь?
Он покачал головой и резко, со звуком, словно всхлипнув, втянул в себя воздух.
– Маму любил. Его не за себя, за неё ненавижу, – ничего не пояснив, он умолк.
Пётр Игоревич устал слоняться вокруг Стефана и направился к нам. Я посмотрела на Пашу и покачала головой. Паша понял – перехватил Петра Игоревича и повёл в обход дома, на другую его сторону. С интересом наблюдая за манёвром Павла, Игорь усмехнулся.
– Грамотная инактивация.
– Что не сделаешь ради хорошего человека?
– Хороший – это я?
– Ага. Собаки так считают. А я собакам доверяю. Рассказывай.
Игорь улыбнулся.
– Ты самоуверенная. И вчера тоже. Ты же была уверена, что Болт поведётся на тебя!
– Думаешь, зря?
– Нет. – Он опустил глаза ниже моего лица. – Ты зачётная! Любой поведется! Сегодня на лошади, вообще, обалдеть! И рядом с псами своими классно смотришься! Сама маленькая, а они огромные. Фигурка у тебя что надо!
– Благодарю. – Я помолчала и засмеялась. – А знаешь, мне приятно!
Глаза парня стали по-мужски ласковыми.
Под моим выжидающим взглядом, он стёр улыбку и стал рассказывать:
– Она болела. Тяжело болела. Онкология у неё была. Он девок домой стал таскать ещё, когда она жива была. Сказал, что он здоровый в отличие от неё, и ему нужен секс. Я сам за ней ухаживал. Всё сам. Только самое интимное она мне не позволяла, терпела, когда сиделка придёт. Он сиделку нанял только на четыре часа в день. Сказал, пусть мама в остальное время спит. Потом решил её в больницу сдать, чтобы не дома умерла, а меня в Англию хотел отправить. Я кухонным ножом руки себе стал резать. Сказал, убью себя, если он нас разлучит. Игорь вывернул левую руку, демонстрируя шрамы на подушечке большого пальца и на запястье. Рассказ ему давался трудно – он произносил фразу, потом умолкал, потом говорил следующую, опять молчал. Лорд поднялся, положил голову парню на колени и тихонько поскуливал. Игорь гладил пса по голове.
– Мама на моих руках умерла. Тихо умерла, улыбаясь. Она, когда улыбалась, у неё глаза лучились. Как у тебя. Когда заболела, перестали лучиться. А умирала, опять лучились.
Я не видела, плакал он или нет, я смотрела в сторону конюшни. Явилась Маша с мокрым лицом, поставила разнос на стол, молча налила в чашки чай, одну мне, одну Игорю, подала ему на тарелке кусок пирога.
– Поешь. Малиновый, вкусный. – Посмотрела на меня. – Этого, – мотнула в сторону головой, – угощать не буду, хоть режь меня! – Угрожающе выставив подбородок, Маша гордо удалилась.
– Благодарю, Маша. Как её зовут?
Игорь непонимающе уставился. Понял и, отвечая, выделил слово «зовут»:
– Маму зовут Людмила.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать два.
– Мужчина уже. – Я помолчала. – То, что я сейчас скажу, Игорь, тебе вряд ли понравится, поэтому, можешь сразу уйти. Будем считать, что твои извинения приняты.
Он остался в кресле и, ожидая продолжения, исподлобья, в упор смотрел на меня.
– Я мать и знаю, счастье матери в счастье её дитя. Я бы не хотела, чтобы мой ребёнок выбрал ту жизнь, которую выбрал для себя ты. Твоей маме было больно оставлять тебя, но она улыбалась, веря в доброе будущее своего мальчика, потому что она хорошо воспитала его. Он вырос заботливым, любящим, верным. Значит, и она прожила свою короткую жизнь не зря.
Игорь низко опустил голову, рука застыла на голове Лорда, пёс продолжал тихонько скулить.
– Сейчас ей очень больно, больнее, чем, когда она умирала. Ты забыл, чему тебя учили её лучистые глаза. Ты разрушаешь свою жизнь, думая, что мстишь отцу. Ты ненавидишь отца – он был жесток с твоей мамой. Зато ты способен на жестокость к другим женщинам, возможно, и к детям тоже. У тебя, парень, нет морального права осуждать отца. Пётр Игоревич не любит животных и живёт только для себя. Ты любишь животных, ненавидишь людей и не способен жить даже для себя.
Не отвечая, Игорь долго молчал, рука его то гладила голову Лорда, то замирала. Наконец, он поднял голову и спросил:
– Ты думаешь, мама знает обо мне?
– Да. Я знаю о законе сохранения энергии – опыт человека, его чувства и знания, это тоже энергия, а энергия не может исчезнуть просто так. И ещё, мама твоя, до тех пор твоя мама, пока она остаётся мамой для тебя, пока ты сохраняешь о ней память.
Он вновь надолго умолк. Я не мешала ему. К чаю ни он, ни я не притронулись.
– Я не был жесток с женщинами, – наконец, прервал он молчание, – и с детьми тоже. Я был с ребятами один только раз до… встречи с вами. Мужика пьяного обчистили, даже не били.
– Скажи, что было бы со мной, если бы Серёжа не был умелым противником?
Игорь не ответил.
– Игорь, мои дети проснулись, мне кормить их пора. Я предлагаю тебе остаться у нас на пару дней, если ты, конечно, хочешь. С отцом я твоим договорюсь.
Он поднял взгляд. В глазах появилось что-то новое. Решение? Осознание себя?
– Я сам с ним договорюсь, – спокойно сказал он.
– Тогда, Игорь, я побежала. Встретимся за обедом.
Парень оказался компьютерным гением. Серёжа с радостью взял его на работу. Почти каждые выходные Игорь проводит у нас – возится с собаками, ухаживает за лошадьми, не чурается и «фермы» Василича, в саду тоже помогает. Паша загоняет его до пота тренировками, Маша откармливает, Даша вылечила его кожу.
Его отцу от дома отказано…
– Ели какие могучие, прямо лес настоящий! – восхитилась я.
– Да, Маленькая, настоящий еловый бор, а на участке сосны в основном. Нам ещё минут тридцать ехать.
Наконец, машина повернула с дороги прямо в ельник, и метров через десять глазу открылось залитое солнцем пространство с редкими соснами и высокой, в пояс Серёже, сухой травой.
– Приехали, Девочка! – сказал Серёжа и заглушил мотор.
Я вышла из машины и отправилась бродить по участку, ступая там, где трава была пониже.
– Серёжа, а где дом будет?
– Сейчас, Маленькая, – издалека отозвался он, – нарежу травы, потом всё тебе расскажу и покажу.
Три молодых сосенки росли близко друг к другу, травы под ними не было, только хвоя покрывала землю. Я опустилась на коленки, разгребла хвою, положила ладошки на землю и закрыла глаза. Земля была сухая и… тёплая. Уже ноябрь, несмотря на солнце днём, ночи холодные, и земля теплой никак не могла быть, особенно под деревьями, куда и солнца мало попадает. «Матушка-земля, дашь ты нам здесь счастливый приют?» – шёпотом спросила я, стараясь наладить контакт, почувствовать энергию места. Земля отвечала теплом. Стоявшая вокруг тишина дарила покой. «Не показалось, – поверила я и вздрогнула – прямо над моей головой раздалась птичья трель, да такая звонкая, радостная!
– Вот и ответ! – засмеялась я и поискала глазами в кронах сосенок певунью. Никого не увидела, но поблагодарила: – Спасибо.
Вернувшись к машине, я заглянула в салон – малыши спали. Серёжа принёс охапку сухой травы, настелил поперёк первой, настеленной ещё до моего прихода.
– О, Серёжа, это ложе, я бы даже сказала, царское ложе.
Я достала из багажника сумку, из сумки плед ручного плетения – толстый, прочный, из овечьей шерсти плед надежно защищал даже на сырой земле. Достала ещё один – тоньше и пушистее. Серёжа покрыл толстым пледом настил из травы, а другой бросил комком в изголовье и пригласил:
– Садись, Девочка.
Я сняла куртку, упала на ложе спиной и закинула руки за голову. На осеннем, утратившем краску до блёклости, небе по краю неподвижно висели облака. В воздухе редко кружились мелкие мошки. Птица запела опять.
– Кто это, Серёжа?
– Птичка? Зяблик это, Девочка. Странно, что сейчас поёт. Да и улетают они ещё в октябре. – Он озадаченно посмотрел в сторону сосенок.
– А этот остался, чтобы нас встретить и пением приветить. Серёжа, я спросила: хорошо ли нам здесь будет? Земля теплом ответила.
Сергей растянулся рядом на животе. Сверкая искорками в глазах, взглянул на меня, собираясь что-то сказать и… передумал – глаза враз потемнели.
– Серёжа…
Нетерпеливые губы не дали продолжить. Наши руки, как всегда, путались между собой, помогая и мешая друг другу раздеваться. Сбросив последнее, Сергей накрыл меня своим телом, хрипло выдохнув в лицо:
– Замёрзнешь?
Я замотала головой, подчиняясь ритмичным движениям его бёдер. Зяблик пел песню, воспевая наш первый секс на этой земле, которую мой муж выбрал для нашего дома.
Позже, оплетя его руками и ногами, я слушала его рассуждения о будущем доме. Мы лежали на краю ложа, накинув на себя, оставшуюся свободной, часть пледа.
– Гостиная будет большая, я хочу так же, как у нас сейчас, разделить её на несколько функциональных пространств. Конечно, зона столовой должна быть больше, чтобы стол не сдвигать-раздвигать, как мы это делаем сейчас. Я уже сделал заказ антиквару на поиск витрин для посуды, буфетов, комодов в том же стиле, что и наша мебель. Или, может, современную мебель купим?
– Неет. Серёжа, я вообще не хочу менять мебель, мне наша нравится.
– Посмотрим, – он помолчал, размышляя, – я думал, заказать новую, но в винтажном стиле. Диванную зону нужно расположить так, чтобы диваны можно было двигать в любом направлении, устраивая, например, зрительный зал. Обязательно нужен музыкальный «салон». Должны же мои гитары обрести, наконец, своё полноправное место! Надо предусмотреть место для фортепьяно – деток обязательно будем учить музыке. Хочу, чтобы размеры гостиной позволяли вальсировать. И не одной паре, как у нас сейчас. Надеюсь, детки в маму уродились, и будут танцевать. А ещё я хочу галерею. Ты как относишься к картинам в доме?
– Серёжа, я не знаю, как я отношусь к картинам в доме. Я об этом никогда не помышляла.
Я вспомнила разговор с Андреем в картинной галерее Карловых Вар о современном искусстве, хохотнула и выдала тот же вердикт:
– Пусть будут! Но не ради моды или престижа, а только те, что откликаются и будят чувства.
Сергей не ответил. Удивлённая его молчанием, я подняла к нему лицо.
– Ты говорила, я изменился в сексе. – Без всякого перехода переменил он тему.
– Изменился, – подтвердила я и опять опустила голову ему на грудь. – С того времени, как мы узнали о беременности.
А точнее, с того дня, как Стефан узнал о моей беременности. Будучи нашим семейным врачом, Стефан порекомендовал Серёже быть осторожнее и сократить половые контакты, или лучше совсем от них отказаться – возраст де у беременной не юный, мало ли что. Узнав об этом, я вскипела и так горячо отстаивала своё право на секс, что разругалась со Стефаном. Право я отстояла, но Серёжиной осторожности не предотвратила.
– Ты осторожен. Я уже не больна беременностью, и даже родами уже не больна, а ты по-прежнему осторожен. Мне нравится твоя нежность, и я люблю нежный секс, но мне не хватает твоей силы, твои руки чуть не звенят от напряжения, так ты сдерживаешь себя! Я скучаю… ох, Серёжка, как же я скучаю по неистовству твоей страсти! Ты научил меня быть свободной в сексе, а свой контроль только увеличил. Как ты не поймёшь? Твой контроль вызывает мои комплексы обратно из небытия! Я переживаю, что я уже не так хороша, и ты меня не хочешь так, как прежде!
Я опять подняла голову и поискала понимания в его глазах, и не нашла. Завозилась, сползая с ложа через него, и, стараясь, не стащить с него плед.
– Куда ты? – спросил он, не удерживая, а поддерживая меня.
– Детки проснулись. Молоко прибывает.
Вначале я покормила малышей «взрослой» пищей. Приготовленные Машей, запечённые в духовке и натертые яблочко и морковь, смешанные с капелькой меда, очень нравились Максу. Катя долго крутила пюре во рту, потом всё же начала есть. Завершало их обед грудное молоко.
Накормив деток, мы расположились на ложе вокруг них. Макс и Катя разбирались с игрушками. Катя хотела каждой игрушкой поделиться с отцом. Максим же, насупившись, развлекался сам – деловито перекладывал игрушку из ручки в ручку, пробовал на вкус, отбрасывал, брал следующую. Иногда что-то громко рассказывал, обращаясь к игрушке.
– Я приглашаю тебя на свидание, – не глядя на меня, внезапно вымолвил Серёжа.
Я смотрела, как, подставляя ладонь под игрушку, подаваемую Катей, Серёжа удерживает ручку дочери, наклоняется и целует маленькие пальчики, заглядывая Кате в лицо. А Катя радостно хохочет, показывая два растущих зубика.
– Меня? – тупо спросила я. Серёжа усмехнулся. – Когда, Серёжа?
– Сегодня.
– Сегодня? – Я растерялась ещё больше – сегодня возвращается Его Высочество – негоже при возвращении гостя в дом, отсутствовать и хозяину, и хозяйке дома. – А куда?
– Девочка, я приглашаю тебя на свидание сегодня, после того, как ты уложишь деток на ночь. В Аквариум.
– О, Серёжка, – рассмеялась я, – я согласна!
«О, как же я люблю тебя! Твои руки, такие нежные сейчас с Катей, твою улыбку, твой смех! Всё!»
– Что ты, Девочка? – заметив мой взгляд, спросил он.
– Люблю тебя. Ты обращаешься с Катей, как с маленькой леди. Девочка, любимая отцом, вырастет в счастливую женщину!
Максу тоже захотелось общения. Он потянулся к Кате и коснулся резиновой лисички в её ручке. Катя удивлённо посмотрела на брата и отдала игрушку. Максим, не сумев взять, лисичку выронил. Катя захватила лисичку за нос и вновь подала Максу. Макс опять не удержал игрушку. Катя звуком выразила недовольство и отвернулась к отцу. Я подала Максиму зайца ушами вперёд и не выпускала из руки до тех пор, пока он не захватил игрушку как надо. Справившись, Макс привлёк внимание Кати звуком и подал зайца. Теперь уже Катя выронила игрушку, посмотрела на свою ладошку, потом на Макса и вновь недовольно закричала.
– Они такие разные, – вслух подумала я. – Макс спокоен и настойчив, а Катя нетерпелива и своенравна. Катя часто сердится, а глаза Макса уже сейчас теплом лучатся. Знаешь, мне иногда кажется, что он всё про всех понимает.
Детки вскоре утомились, каждый уснул там, где находился. Я положила их ближе друг к другу, укрыла мягким пледом, и Серёжа повёл меня смотреть участок.
– Земли много, устроим настоящую усадьбу. По периметру сделаем беговую дорожку, тогда и ты, и детки сможете без сопровождения на лошадках кататься. Вот там манеж тёплый построим, чтобы и зимой ты могла танцевать на своём Пепле. Рядом поставим конюшню. Там же оранжерею выстроим. Василич просит оранжерею побольше, – Серёжа коротко хохотнул, – чтобы ананасы выращивать. Въезд в усадьбу будет с этой стороны. Дом получится далеко от въезда… но это и хорошо. Иди сюда… дом, примерно, вот здесь будет – от той одинокой сосенки и до тех елей.
– Ёлку надо оставить одну. Будем на Новый Год наряжать.
– Ёлку? – Серёжа умолк, видимо, мысленно вымеряя пространство. – Тогда дом сместить придётся.
Мы прошли несколько метров и оказались у трёх сосенок.
– Тогда дом здесь поставим. Это будет примерная точка центра дома.
Я засмеялась.
– Да! Серёжа, смотри, здесь мне земля теплом ответила, видишь, это я хвою разгребла. Славно, что и дом ты будешь ставить здесь! – Я прижалась к нему. – Сосны жалко. Много вырубить придётся?
– Молодняк пересажу зимой. Что-то придётся вырубить, конечно. Нравится тебе?
Я кивнула.
– Ну, значит, решено. Оформим бумаги, обнесу забором участок, а стройку дома начнём весной. – Он взял моё лицо в ладони и прошептал: – Сокровище моё! – Губы его были горячими и нежными. Увлекая обратно к ложу, к спящим деткам, потребовал: – Лидка, я с ума схожу, не смей сомневаться в моём желании!
Маша положила еды на целый взвод. Всё аккуратно по мисочкам, под крышечками, нарезано аккуратными ломтиками. «Когда успела?!» – восхитилась я, выставляя всё это изобилие между собой и Серёжей.
– Маша тебе даже рататуй положила. Будешь? – Я сняла крышку, подала судок мужу и заявила: – Серёжа, я откажу принцу от дома. – Взяв огурчик, я с хрустом надкусила его.
– Почему?
– Потому что у него отношения с Машей. Я думала, только флирт, а вчера поняла…
– Маша – взрослая женщина. Принц тоже совершеннолетний. В чём ты видишь проблему?
– А ты не видишь? Его Высочество развлекается, а Маша, невесть что, нафантазировала себе. Василич переживает. И всё это под крышей нашего дома!
Я замолчала, ожидая ответа. Но он жевал кусок пирога и рассматривал горизонт.
– Почему ты молчишь?
– Я, Девочка, всё сказал. Взрослые люди сами решают, где и с кем они спят, и крыша дома тут ни при чём.
«Взрослые люди решают сами! – сердито согласилась я про себя и легла на спину. – И Светлана, и Стефан в том числе! Где граница невмешательства? Каждый из нас проходит свою школу жизни, и наш выбор обуславливает наши уроки. Я когда-то перечеркнула свою жизнь ради любви к Серёже и жизнь Кости заодно! И нашла счастье! И Маша ищет свежих чувств. А Светлана?.. Она тоже что-то ищет? – Я бросила в траву попку огурчика и вздохнула. – В одном Серёжа прав – Маша взрослая женщина и сама решает, как ей жить. А я, получается, в карауле засела, на страже её семьи службу несу? Где и кто уполномочил меня решать судьбы людей? Судить об их действиях, выставляя оценки что хорошо, что дурно?»
– Иными словами говоря, я лезу не в своё дело?
– Именно!
– Ты давно знаешь?
– С самого начала. – Серёжа пожал плечами. – Маша не умеет скрывать своих чувств.
Я вновь рассердилась.
– А я что, слепая? И где они только встречались? У нас в доме и мест-то потайных нет, везде кто-нибудь ходит!
– На конюшне.
– На конюшне?! – От удивления я привстала и вытаращила глаза на Серёжу. – Там же Василич!
Серёжа усмехнулся. Вновь падая на спину, я проворчала:
– Не конюшня, а прямо дом свиданий какой-то! Пора деньги за аренду помещения с любовников брать!
Сергей расхохотался.
«Маша не любит принца. А если она с ним, значит, и Василича не любит. Или любит? Нет, не любит. Наскучившись любовью мужа, Маша ищет новой любви к себе. Без любви жизнь теряет смысл. Боясь пустоты, отсутствие смыслов человек компенсирует накопительством… неважно чего – человеческих тел в своей постели, сумм денег в банках или объёма полномочий… А я?! – Стыд ожёг огнём так, что я покрылась испариной. – Я месяц назад отдалась поцелуям Стефана… а потом звала его, обещая уступить! А сейчас сужу Машу…» – Я поёжилась и села.
Подул ветер, где-то сбоку закаркала ворона, предвещая непогоду.
– Замёрзла? – спросил Серёжа, вставая с ложа.
Отбросив плед, он бережно поднял крепко спавших малышей и перенёс их в машину. Вернулся, набросив на мои плечи тот же плед, сел за спиной, крепко обхватив обеими руками.
– Покормишь, потом поедем. О чём думаешь?
Отказываясь делиться своими мыслями, я покачала головой.
– Помолчим?
Я кивнула.
По дороге домой мы заехали в агентство «Чистый дом». Сергей остался с детками в машине, а я зашла внутрь убогого серого пятиэтажного здания постройки времён Хрущёва.
Хозяйка агентства – сухонькая женщина с седой дулькой на макушке маленькой головы, с накрашенными розовым перламутром губами и острым, как лезвие, взглядом, встретила без улыбки и тихим голосом поинтересовалась:
– Чем могу служить?
– Здравствуйте! – поздоровалась я.
Дама не удостоила меня ни ответным приветствием, ни предложением присесть. Я усмехнулась: «Тогда сразу к делу».
– Мне срочно и на постоянной основе требуется помощник по уборке дома. Я решила обратиться к вам, потому что моя домработница именно через ваше агентство приглашала временных помощников.
Пока я говорила, глаза женщины изрезали меня вдоль и поперёк.
– Как звали вашу домработницу? – спросила она. – Её тоже моё агентство вам рекомендовало?
– Мою домработницу не звали, её зовут Эльза. Эльза приехала из Германии.
При имени «Эльза» на холодных розовых губах женщины появилось некое подобие улыбки, а члены тщедушного тельца вдруг обрели живость – она вынырнула она из-за своего стола и бросилась ко мне.
– Ну что же вы? Что же вы мне сразу не сказали? – Подхватив под локоть, она повела меня к низенькому дивану у окна. – Прошу. Присаживайтесь. Я сейчас вас чаем напою. Или вы кофе предпочитаете?
– Нет-нет, благодарю, ничего не нужно. Я не представилась. Меня зовут Лидия.
Я протянула руку. Она взяла её обеими руками, положила ладошкой на одну свою ладонь, другой слегка похлопывая и поглаживая, проговорила:
– Зовите меня Элеонорой. А вас я знаю… заочно, конечно, – и дама рассмеялась.
Смеялась Элеонора, по-видимому, редко, так редко, что аппарат мышц и связок, участвующих в таком человеческом выражении радости, как смех, попросту заржавел и оттого звучал скрипуче. Зато взгляд дамы был отточен, как следует, холодный и острый он продолжал резать моё лицо, несмотря на смех дамы.
Я присела на диван. Она опустилась рядом.
– Очень о вас наслышана, графиня Лидия. – Она опять заскрипела смехом. – Да-да, не удивляйтесь, я знаю и ваш титул тоже. Работники, которые убирали в вашем доме, просто в восторге от вас и вашего отношения к ним. Вы их балуете! – Элеонора погрозила мне согнутым пальчиком и спросила с напускной сердечностью: – А что случилось с нашей милой Эльзой?
– К счастью, с Эльзой ничего не случилось. Заболела её родственница, и она уехала помогать в уходе за больной.
– Ай-я-яй! Ну что ж, пусть родственница скорее поправляется, а наша Эльза возвращается! – выразила пожелание Элеонора и опять засмеялась. Её имя ей удивительно не подходило.
– Так что же, Элеонора, можете вы помочь в моей нужде? – вернулась я к делу.
