Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Не желая спорить, я опустила голову.
– Конечно, ты теперь всегда будешь виноватой… – продолжала она увещевать, – ну ничего! Раз виновата, потерпишь… Что ты морщишься? … Что ты молчишь?
– Мама, как я вернусь к Косте, если я люблю другого мужчину?
– Да где он, другой мужчина? – закричала она. – Чего же ты уехала от этого мужчины?
Чайник запел, я вскочила, выключила газ и вернулась на место.
– Лида, послушай меня, жить одной трудно, я знаю! По-разному с отцом было, а без него совсем плохо. – По щекам её покатились слёзы. – А у тебя ещё и детей нет.
Контрольный выстрел! Я уже привыкла их получать, поэтому плачу потом, когда уползаю в свою нору. А сейчас я упрямо брякнула:
– Меня удочерили.
Она непонимающе смотрела на меня несколько мгновений и махнула рукой:
– Не болтай! Лида, ты…
– Правда! Теперь я наследница большого состояния. Графиня и гражданка Франции.
Я засмеялась, а мама улыбнулась сквозь слёзы и укоризненно покачала головой:
– Шутки у тебя…
– Мама, я не шучу. Правда! – Я потянулась за сумкой, достала французский паспорт и подала ей.
Она повертела в руках бордовую книжицу, взглянула на фотографию.
– Это ты, что ли? Молодая какая… – растеряно посмотрела на меня, потом опять на фото, – Лида, ты что, операцию сделала?
Я покачала головой.
– А почему?.. Ты… тут такая, как будто вчера школу кончила, тогда тоже волосы длинные были, – она поискала глазами вокруг себя, – где-то очки… – надела очки, протянула руку и погладила меня по щеке, – у тебя морщины здесь были, старили тебя… Лекарство, что ли, какое?
– Мама, я не знаю, как объяснить, но и Сергей, и я, мы оба помолодели.
Мама покачала головой, отказываясь верить в очевидное, и сняла очки.
– Ты сказала, удочерили. Зачем тебе это? У тебя родные отец и мать есть!
– А я от родных и не отказываюсь!
– Ну и кто они, твои новые родители?
– Не они. Он. Граф Андрэ Р. Он русский, родился и живёт во Франции.
– Зачем ты ему?
– Он одинок. Сын погиб, жена умерла.
– Да ты-то почему, я спрашиваю?!
Я пожала плечами.
– Лида, почему у тебя всё не как у людей? Удочерение какое-то придумала…
– Мама, у меня всё, как у меня! И моё горе, и моё счастье – это моя жизнь, и я не променяю свою жизнь ни на чью другую!
Тогда мама предпочла закрыть тему, но при знакомстве с графом была холодна до невежливости. А граф сердится всякий раз, когда слышит любимые мамины вопросы в мой адрес: «Да ты-то, откуда знаешь?» или «Да ты-то, разве сможешь?»
Андрэ кружил бережно, не отрывая глаз от моего лица. Он умеет установить партнёршу на некий пьедестал – окружить почитанием и обожанием, не теряя при этом собственного достоинства. Благодаря за танец, граф поцеловал мои пальцы, подал руку и, сопровождаемые восхищенными взглядами, мы пошли к своему столу.
– О чём ты думала? – спросил он. – Мне показалось, ты была далеко-далеко.
Я прижалась щекой к его плечу.
– Я люблю тебя.
Он растрогался.
– И я тебя люблю, детка, и хочу, чтобы ты была счастлива.
С глубочайшей нежностью, на грани слёз, я подумала: «Милый, милый Андрей, как же я благодарна, что ты появился и остался в моей жизни!»
Да, чтобы остаться в моей семье, Его Сиятельству пришлось поступиться некоторыми укоренёнными привычками потомственного дворянина.
Узнав о моей беременности, Андрэ настаивал на проживании во Франции, по крайней мере до того времени, пока я не рожу. После недельных переговоров по телефону о дикости России, о высоком качестве родовспоможения во Франции, о моих неразумности и упрямстве, о безответственном отношении Сергея, я, в конце концов, решилась поставить точку:
– Андрей, мы больше не будем обсуждать эту тему – дети родятся и будут жить на родине предков своего отца! Тем более что их отцу не случилось родиться на этой земле. – И прибавила: – Буду рада, если ты будешь рядом.
Через несколько дней он позвонил и, всё ещё сердясь, известил:
– Самолёт заказал на завтра. Зятёк, надеюсь, обеспокоится встретить!
Объявив о приезде графа, я вызвала немалое смятение чувств у домочадцев. Эльза бросилась драить и без того сверкавшие чистотой апартаменты, предназначаемые для Андрэ. Василич обеспокоился гигиеническим состоянием конюшни, одновременно гордясь выхоленностью её обитателей:
– А что, Маленькая, Пепел-то получше выглядит, чем когда от графа к нам приехал!
А Маша, та совсем растерялась:
– Маленькая, я боюсь, вдруг я не угожу графу? Дашка сказала, у него в Париже повар какой-то очень знаменитый.
Я сервировала стол к обеду и, мельком взглянув на Машу, проворчала:
– Дашу послушать, так в Париже всё самое лучшее и знаменитое.
– Так что, Дашка врёт, что ли? – встрепенулась Маша надеждой. – Про повара-то?
– Маша, повар у графа хороший, а знаменитый он или нет, я не знаю. Я не совсем понимаю, почему ты нервничаешь. Граф уже ел твою стряпню.
– Да я даже не помню тот раз, – отмахнулась она, – тогда такая суматоха с вашей свадьбой была, и гостей полный дом…
Я засмеялась.
– Угу, и граф, и лорд, и даже особа королевского рода! – Я осмотрела стол, проверяя всё ли в порядке. – Помнится, все нахваливали твою кухню. А пироги так и вовсе встречали аплодисментами! – Удовлетворённая увиденным, я подошла к Маше ближе и весомо произнесла: – Маша, ты повар в доме Сергея, и твоя задача, прежде всего, угождать ему – хозяину!
Устремив взор в пространство, Маша замерла, осмысливая мои слова, потом кивнула и, развернувшись, поспешила на кухню.
Сказать правду, я тоже нервничала. Но меня волновало совсем другое. И, как оказалось, не зря…
Вся семья собралась за столом, не было только Серёжи – он ушёл в погребок выбрать вино.
Василич живописал, как буйствовала Красавица при перековке:
– С утра-то она в хорошем настроении была, – наслаждаясь всеобщим вниманием, рассказывал он, – это потом с ней что-то случилось, ржать вздумала, копытами по яслям бить. Может, ей что померещилось, может, кузнец не понравился, не знаю. Вправду сказать, мне-то он тоже не глянулся, хоть и дело своё знает… В общем, без Стефана, Маленькая, мы бы твою капризулю не перековали! Меня-то она, знаешь, не шибко уважает, хотя я её…
– Идёт! – перебил его сдавленный шёпот кого-то из женщин.
Достигнув подножия лестницы, Андрэ замедлил шаг, удивлённо рассматривая сидевших за столом домочадцев. Даша сжалась, стараясь уменьшиться в размерах. Маша, наоборот, расправила плечи и вызывающе задрала подбородок. Эльза растеряно металась взглядом по лицам. Я встала и поспешила навстречу.
– Мы ждём тебя, Андрей! Как тебе твоя спальня?
Андрэ вежливо улыбнулся и, взяв мою руку, поцеловал.
– Всё очень мило, детка.
– Я позволила себе смелость самой выбрать для тебя место за семейным столом. – Я указала на три свободных стула, с одного из них я только что встала. – Но ты можешь сесть во главе стола. – Я указала на свободный стул, позволяющий сидевшему на нём человеку обозревать пространство не только столовой, но и гостиной в целом. – Выбирай, милый. Хотя не скрою, мне будет приятно, если ты будешь сидеть рядом со мной.
Андрэ ещё не пришёл в себя от удивления, но вспомнил о галантности и сделал мне комплемент:
– Детка, ты замечательно выглядишь!
– Благодарю, милый. – Я приникла к его груди и прошептала: – Андрей, я так рада, что ты приехал!
– Ах, детка… – растрогался он. Предложив руку, он повёл меня к трём пустым стульям. – Полагаю, твой муж сидит слева от тебя?
Я засмеялась и кивнула.
– Тогда твой отец сядет справа от тебя. Ааа, – протянул он, увидев Серёжу, – вот и зятёк пожаловал!
Обхватив за горлышки, Серёжа нёс по три бутылки в каждой руке. Подойдя к столу, он поставил бутылки рядом со своими приборами.
Эльза подхватилась и кинулась к комоду, достала полотняные крахмальные салфетки, повесила их на спинку Серёжиного стула, разгладив ладошками с обеих сторон. Я поблагодарила:
– Спасибо, Эльза.
Серёжа открыл первую бутылку, и Андрэ протянул руку.
– Позволь полюбопытствовать, зятёк.
Я подала ему салфетку, он, не глядя, взял и, взявшись салфеткой за пыльную бутылку, одним её концом потер надпись. Брови его поползли вверх. Потом он ознакомился с другой бутылкой и удовлетворённо кивнул; взял следующую и, едва взглянув на неё, разочарованно отставил прочь. Так он пересмотрел все. Из шести бутылок две ему не понравились.
Сергей спросил, из какой бутылки наполнить его бокал, он выбрал первую.
Пока Серёжа разливал вино, я подкатила сервировочный столик ближе к столу, и на этот раз Андрэ выразил удивление вслух:
– Лидия, детка, ты намерена сама всех обслуживать?
Я рассмеялась.
– Да, милый, я намереваюсь каждому налить его тарелку супа.
Постепенно семья освоилась с присутствием графа, шуток и смеха они себе, конечно, не позволяли, но разговоры, хотя и вполголоса, начались.
Серёжа и я разноголосицей нахваливали стряпню Маши, но Маша всё равно оставалась скованной – не улыбалась, не благодарила в ответ, кажется, даже и не ела, а только искоса поглядывала на графа. Граф молчал на протяжении всего обеда, но за десертом удостоил Машу взглядом и несколько свысока похвалил:
– Благодарю. Я приятно удивлён, ваша кулинария на высоком уровне, радует и вкус, и обоняние, и глаз.
Маша расцвела улыбкой, как-то сразу расслабилась и оттого похорошела прямо на глазах. Андрэ улыбнулся её преображению. В лучах его улыбки Маша ещё более осмелела:
– Вы мне о своих предпочтениях скажите, я их буду учитывать, когда буду готовить.
Продолжая улыбаться, Андрэ переспросил:
– О предпочтениях? – И вновь похвалил: – Всё, что я ел за обедом на мой вкус прекрасно, а это значит, что вы готовите так, как я предпочитаю.
Маша покрылась лёгким румянцем, скромно опустила глаза и тут же («Господи, помилуй!») стрельнула глазами на графа.
Позже и Серёжа удостоился похвалы. Андрэ похвалил его винный погребок, но не удержался и от критики:
– Я не люблю испанское. Ну разве что каталонское, из Приората, да и то… себе я такое вино не покупаю, слишком терпкое и плотное на мой вкус.
Серёжа не спорил.
Андрэ – хозяин нескольких виноградников в разных провинциях Франции. В начале семейных отношений он весьма категорично не допускал Сергея к выбору вина, априори считая его дилетантом, обладающим грубым и неразвитым вкусом.
Серёжа абсолютно спокойно позволял поучать себя и продолжал руководствоваться собственным мнением. Андрэ его независимость раздражала.
Всё изменилось с приездом графа в Москву. Ознакомившись с винным погребком зятя, он был неприятно удивлён, обнаружив, что коллекция Серёжи включает в себя шедевры, собрать которые мог только человек, глубоко знающий суть вопроса и обладающий отменным вкусом. Обескураженный открытием, Андрэ вынужден был признать, что его собственная коллекция – любителя и ценителя вина, профессионального винодела, несравнимо беднее коллекции Серёжи.
С тех пор выбор и заказ вина для семейного стола осуществляется в результате совместного обсуждения и, как правило, обоюдного согласия тестя и зятя.
После обеда мы пошли прогуляться, моя рука лежала на предплечье одной руки Андрэ, как всегда, поверх её он положил ладонь другой руки. Я прижалась щекой к его плечу и повторила:
– О, Андрей, как же я рада, что ты приехал!
Я думала, он сразу начнёт говорить о неприятном, но он спросил о маме:
– Детка, а где Анна Петровна?
– В санатории отдыхает. Вернётся через неделю.
– Всё в порядке? – сей час же встревожился он.
– Да. Насколько это возможно в её возрасте.
Мы шли по дорожкам сада мимо голых деревьев. Обнажённая земля чуть-чуть парила под осенним солнцем. Вчера выпал снег, но сегодня от него не осталось и следа.
– Детка… вы с мужем всегда обедаете со слугами за одним столом?
– Да, милый, и обедаем, и ужинаем за одним столом всегда всей семьёй. Завтракаем не вместе, каждый завтракает тогда, когда ему удобнее. Скажем, когда мы возвращаемся с конной прогулки, домочадцы, как правило, уже позавтракали и занялись своими делами. Ты с нами будешь кататься верхом?
Он рассеянно переспросил:
– Верхом? Не знаю, детка. Я пытаюсь понять, зачем принимать пищу за одним столом со слугами? Это неудобно. Слуги будут чувствовать себя свободнее, если будут обедать в своём кругу. А когда к вам приходят гости, ты и гостей рассаживаешь вместе со слугами?
Моё настроение испортилось, испортилось ещё и потому, что я и ждала этого разговора и всё же надеялась, что разговор не состоится. А надеялась потому, что тему эту мы уже обсуждали в Париже. Тогда вопрос возник из-за Стефана.
В день приезда Стефана в доме графа ничего не изменилось – стол к обеду, по-прежнему, был сервирован на трёх человек.
– Мажордом, наверное, ошибся. Стефан, садись, – сказала я, переставляя сервировку со своего места туда, где он собирался сесть.
Наблюдая за мельтешением моих рук, Стефан усмехался, но, к счастью, обиду высказывать не стал. Я вновь села на своё место, дожидаясь мажордома. В Серёжкиных глазах уже вовсю хороводились искорки, губы чуть подрагивали, сдерживая улыбку.
Горничная принесла супницу и растерялась, увидев отсутствие сервировки передо мной. Не зная, как поступить, она беспомощно оглянулась на стоявшего у дверей столовой мажордома.
«Какой несообразительный господин! – сердито подумала я. – Мог бы уже догадаться, что пора исправлять ситуацию! Или он думает, что Стефан сел за стол, чтобы полюбоваться, как мы едим?» Вняв молчаливому призыву горничной, мажордом подошёл ближе. Рассматривая его в упор, я поинтересовалась:
– Вы не умеете считать до четырёх?
Не понимая моей речи, мажордом перевёл взгляд на Андрэ. Граф глядел в свою тарелку и, не поднимая головы, тихим голосом отдал приказ:
– Принесите же, наконец, приборы, и мы начнем обедать. – И громче, уже с явным раздражением, хлёстко приказал: – Couvert!
Мажордом покраснел и бросился исполнять распоряжение. Андрэ взглянул на меня и печально улыбнулся.
– Простите, милая Лидия.
На следующий день, когда мы остались одни в гостиной, Андрэ спросил:
– Лидия, если бы я не позволил Стефану обедать с нами за одним столом, что бы вы сделали?
Я пожала плечами.
– К чему этот вопрос? К счастью, вы исправили ошибку мажордома.
– Вы же понимаете, что не было никакой ошибки.
– Понимаю.
– И всё же, что бы вы сделали?
– Покинула бы ваш дом. Полагаю, навсегда.
– Почему? Стефан не гость, Стефан предоставляет мне услуги, я ему плачу. Почему он должен обедать со мной и моими гостями?
– Потому что он не нуждается в ваших деньгах, а вы нуждаетесь в его услугах. Потому что его услуга больше, чем деньги, он приехал восстановить ваше здоровье, а здоровье, как известно, в деньгах не измеряется. Потому что Стефан откликнулся на просьбу о помощи, и я, в некотором роде, в долгу перед ним за его отзывчивость. И самое главное, потому что я считаю, что все люди равны.
– Вы ошибаетесь, Лидия, – насмешливо улыбнулся граф и покачал головой, – люди никогда не будут равны.
– Вы правы! Люди не равны в талантах, неравны интеллектом. Но что касается социального неравенства, так его придумали мы, люди. Это мы построили классовое общество. Но, милый Андрэ, вы же не будете утверждать, что люди не равны перед Богом или перед смертью? К тому же вы сами с собой лукавите. Скажем, если бы президент Франции посетил ваш дом… думаю, даже незваным, он бы наверняка получил самый радушный приём. А ведь вы ему платите. Да, не напрямую, в форме налогов государству, но ведь платите!
Андрэ усмехнулся.
– С вами трудно спорить. Неужели вы считаете равными Стефана и президента Франции?
Я покачала головой.
– Нет, не считаю. Я считаю, что Стефан лучше справляется с взятыми на себя обязательствами.
Мы оба рассмеялись, и я закончила:
– Но для того, чтобы сидеть за одним столом и преломлять хлеб, запивая его вином, и президент, и Стефан вполне себе равны…
И вот теперь мне предстоял ещё один безрадостный разговор на ту же тему:
– Детка, почему ты молчишь?
– Прости, милый, задумалась.
– Я спросил…
– Я слышала, Андрей. – Я остановилась и повернулась к нему. – Андрей, в моём доме нет слуг. В моём доме есть члены семьи. За моим столом все равны, и гости, и домочадцы.
Он криво усмехнулся.
– В твоей семье царит демократия?
Я поморщилась.
– В моей семье царят патриархальные отношения в полном смысле этого слова, где хозяин дома – заботливый отец всем членам семьи, да-да, не улыбайся, именно заботливый и именно отец. А каждый член семьи несёт ответственность за свой вклад в семью.
– Почему тебе показалась неприятной моя шутка?
– Потому что у меня трудные отношения с термином «демократия». В реальностях современного мира понятие утратило первоначальный смысл, и я считаю его оскорбительным. Теперь «демократия» – это грязная, заляпанная кровью простынка, которой прикрывают свержение неугодных правительств в суверенных государствах и последующий разбойничий отъём ресурсов этих государств в условиях создавшегося хаоса. И эта самая «демократия» столь щедро экспортируется, что того и гляди будет уничтожена цивилизация в целом, и человечество вернётся в архаику.
Андрэ снисходительно улыбнулся.
– Это твой муж вкладывает тебе в головку?
Пренебрежение, прозвучавшее в его тоне, рассердило меня. Я холодно спросила:
– У тебя есть основания подвергать сомнению мою способность думать самостоятельно?
На этот раз и он рассердился. Глядя на него в упор, я некоторое время ждала ответа, но он молчал. Сочтя разговор оконченным, я повернулась к нему спиной и пошла обратно к дому. Он сердито позвал:
– Детка, вернись!
Я остановилась.
– Вернись, – тон его смягчился, – обними меня. Я не хочу ссориться.
Я вернулась и прижалась лбом к его груди.
– Прости, Андрей.
– Я не думал, что ты интересуешься политикой.
– Не интересуюсь. Просто слышу и вижу то, что происходит. Вижу, как уничтожают мою страну, разворовывают ресурсы. Оболгав историю народа, крадут чувство национального достоинства. Вижу, что, в так называемых, развитых странах уничтожаются общечеловеческие ценности, примат большинства превратился в свою противоположность, и порочное меньшинство попирает права здорового большинства. Вижу, как олигократия и плутократия управляют миром. И всё это мракобесие осуществляется под лозунгами развития демократии. Андрей, я не умею это изменить. Всё что я могу, это попытаться вернуть нормальные отношения между людьми, отношения, в которых нет места выгоде, а есть тепло и взаимная забота друг о друге. Кто-то скажет, что моё желание и несовременно, и утопично. Возможно. Но я собираюсь идти именно этим путём. – Я подняла голову и заглянула в его глаза. – И ты мне нужен, Андрей, мне нужен твой авторитет, нужна твоя мудрость и понимание сути вещей.
– Детка, я боюсь, что в попутчики ты выбрала не тех людей, эти люди с тобой не из идейных соображений, Сергей платит им.
– Тех самых я выбрала людей, Андрей! Любой путь нужно начинать с себя, следующая ступень – семья. Собирать с посторонними людьми кружки по интересам бессмысленно – всё начнётся и кончится болтовнёй. Да, члены моей семьи получают плату за свой труд. Но зарплата Маши не увеличится и не уменьшится в зависимости от того, понравится графу Андрэ её стряпня или нет. У Маши есть потребность готовить так, чтобы, как она выражается, «угодить», а правильнее было бы сказать, доставить удовольствие своей кухней. В этом всё – любовь к труду, щедрое служение, гордость мастера.
– Детка, это всего лишь добросовестное отношение к труду.
– Андрей, во-первых, не «всего лишь»! Добросовестное отношение к труду стало редкостью в нашем мире. Человечество захлёбывается в некомпетентности и безответственности. Во-вторых, современным миром правит прейскурант. Вы заплатили за это? получите и распишитесь, угождать мы вам не обещались. Раньше врач врачевал не только тело, но и душу пациента. А сейчас? Вы хотите человеческой участливости, платите, мы и эту услугу вам окажем. Ты хочешь человеческую участливость в форме услуги?
Андрэ грустно покачал головой.
– И правильно! Потому что это уже не участливость. Человеческие отношения – это соприкосновение личностей. А человеческая участливость возможна лишь при соприкосновении душ. И то, и другое вне мира денег. – Я вновь взяла его под руку. – Пойдём?
– Пойдём. – Андрэ легонько похлопал по моей руке. Даже сквозь перчатки я чувствовала тепло его ладони. – Детка, у тебя родятся дети. Твои родители, твои дети и их отец – это твоя семья.
– Я хочу, чтобы мои дети умели жить в социуме, а социализация наиболее эффективно проходит в большой семье.
Андрэ надолго умолк, размышляя и не делясь со мной размышлениями.
Я смотрела на улыбающегося Василича – навстречу нам, но по другой дорожке, он катил тачку с конским навозом. В другой раз, он бы пошутил, крикнул бы что-нибудь, но сейчас поостерёгся обеспокоить графа.
Наконец, Андрэ подвёл черту и под размышлениями, и под разговором:
– Думаю, в чём-то ты права. Не хочу вновь поднимать спор в отношении слуг, но признаюсь: детка, мне понравилось, что ты налила мне тарелку супа и пожелала приятного аппетита!
Я засмеялась, а он ласково усмехнулся.
– Лида, наберись терпения, мне потребуется время, чтобы привыкнуть к непринуждённой беседе со слугами за обеденным столом.
Я мысленно выдохнула: «Уфф!», вслух же ворчливо произнесла:
– И вы, европейцы, учите нас, русских, демократии, не умея сесть за один стол с людьми не вашего социального круга.
Граф живёт с нами около года, не знаю, привык ли он обедать вместе со «слугами», но в семье он выполняет очень важную роль – он патриарх. Ему нет нужды вмешиваться в отношения членов семьи, само его присутствие призывает всех нас к достойному поведению…
Ужин проходил удивительно тепло. Первый тост произнёс Сергей, потом говорил Андрэ. Затем тосты начали произносить со всех сторон. Звучало много пожеланий в успехе дела, были выражены благодарности и всем присутствующим, и личные слова признательности в адрес Сергея, Андрэ, кому-то ещё. Понемногу торжественные тосты трансформировались в приватные, произносимые за отдельными столиками.
А наш столик опустел. Андрэ танцевал с дочерью новообретённого партнёра. Я была рада, что ему представился случай поговорить на родном языке. Мать графа была француженкой, а именно родной язык матери и становится для дитя родным.
Серёжа ушёл за столик, за которым сидел мальчик в инвалидном кресле. А Его Высочество не нуждался в компании – принц весь вечер молчал, одиноко напиваясь.
Я налила себе чаю, и мои действия привлекли внимание Его Высочества – он оторвал мрачный взгляд от бокала и уставился на меня.
– Графиня, прошу прощения за недостойный вид, – нашёл нужным извиниться он. – Мне сегодня остаётся только одно – напиться до бесчувствия.
– Ваше Высочество, я ещё не имела возможности выразить вам признательность за помощь. Ваше своевременное вмешательство предотвратило угрозу публичного скандала. Я благодарю вас.
В его глаза возвращалась осмысленность.
– Лидия, она вас обидела?
– Нет, Ваше Высочество, она меня не обидела.
– Вы знали об её существовании?
– Да. Сергей рассказал о главных женщинах своей жизни.
– Что она вам наговорила?
Я пожала плечами и усмехнулась.
– Правду, Ваше Высочество. Ту же правду, что и вы.
Он выпрямился, глаза неожиданно протрезвели; он отставил недопитый бокал и, понуждая требовательным взглядом, ждал от меня пояснений.
– Она восхитилась моим профессиональным умением обольщать. Сказала, что и она, и я одного поля ягодки.
Усталым движением принц откинулся на спинку стула и долго молчал.
– Лидия, – заговорил он вновь, – выбросьте из вашей головки всё, что я вам наговорил. Я наблюдаю за вами весь вечер. Вы сама Любовь. То, как вы смотрите на моего друга, как улыбаетесь, как подаёте ему руку, всё обнаруживает вашу любовь. Мой друг счастливый человек, внушить такое чувство женщине выпадает редкому мужчине. Соблазняете ли вы? Да! Вы могли бы надеть никаб и всё равно бы не скрыли своего очарования, свет ваших глаз продолжал бы привлекать к вам мужчин. В ком-то вы вызываете вожделение, ну и что из того? Вашей любовью к мужу вы дарите надежду, мечту…
Принц оборвал себя, увидев приближающегося к нашему столику мужчину. Тот подошёл, поклонился и произнёс:
– Графиня, позвольте вас пригласить на танец.
Его Высочество вскочил и, грубо оттесняя мужчину, выпалил:
– Вы должны были спросить разрешения у меня! – Он повернулся ко мне и протянул руку. – Окажите мне честь, графиня! Тур вальса!
Я видела, как подобрался Серёжа, умолкнув на полуслове, как сузились его глаза, ожидающие развития ситуации. Поднимаясь навстречу принцу, я улыбнулась незадачливому претенденту и извинилась:
– Простите, этот танец я обещала Его Высочеству.
Мужчина вновь вежливо поклонился и отошёл.
Во время танца, остерегаясь потерять равновесие, принц тщательно контролировал свои движения. Вёл медленно, часто не попадая в такт музыки. В самом финале вальса он всё же пошатнулся, но натренированное тело отреагировало правильно – потеряв равновесие и качнувшись вперед на меня, он одновременно судорожно прижал меня к себе. Получилось ненарочное объятие с поцелуем в висок. Он тотчас отстранился с виноватым выражением лица.
– Лидия…
– Всё в порядке, Ваше Высочество! Вы не позволили мне упасть.
Мы направились обратно к столику и случилась новая незадача. Приблизительно на полпути наперерез нам кинулся изрядно подвыпивший человек. Принц тотчас выдвинулся вперёд, заступая ему дорогу. Мужчина стушевался и залепетал о желании выразить почтение.
– Ваше Высочество, – мягко остановила я принца, одновременно протягивая руку мужчине.
Тот взял мою руку в обе ладони и, умильно глядя, произнёс:
– Очень, очень рад. Честь для меня. Позвольте… – опасливо взглянув на принца, он наклонился и поднёс мою руку к губам, поцеловал и ещё более умилившись, признался: – Графииня… никогда не видел…
Я рассмеялась. А он спохватился, что не представился:
– Олег, – обеими руками он тряхнул мою руку, – Олег Сергеевич Трюшин.
– Рада знакомству, Олег Сергеевич. Я Лидия.
– Олег, – поправил он. – Зовите меня Олег. Я владелец фармкомпании. Мы из Сибири. – И широким жестом он указал ещё на двух, столь же изрядно подвыпивших, мужчин.
Его земляки уже поднялись из-за стола и, исполненные радушного гостеприимства, и жестами, и мимикой приглашали присоединиться к своему застолью. Я наклонила голову в знак благодарности и хотела уже отклонить предложение, как услышала Серёжу:
– Маленькая. – Его рука легла на мои плечи, губами он прижался к моему виску и глубоко втянул в себя воздух. Только затем Серёжа взглянул на господина Трюшина.
– Сергей Михалыч! А мы супруге вашей ручку поцеловать. Выпейте с нами, Сергей Михалыч… прошу, – господин Трюшин приложил ладонь к груди, – от всей души!
Увлекая меня за собой, Сергей подошёл к столу сибиряков. Один из мужчин уже наполнял бокалы. Олег взял один и подал мне. Серёжа перехватил, поднял бокал, салютуя всем присутствующим:
– За знакомство, мужики! За успех вашего бизнеса! – Выпил вино до дна и поставил бокал на стол. Сказал: – Мужики, без обид. Моя жена устала. – И повёл меня к нашему столику.
– Наступило время, когда девочкам лучше покинуть собрание, – пробормотала я.
– Скоро пойдём, Маленькая. Устала?
– Пора, Серёжа, и дети скоро проснутся.
– Подожди минутку. Я договорюсь на завтра, и пойдём.
Шагающий позади нас, принц предложил:
– Если позволишь, я провожу графиню.
– Спасибо, Али, – согласился Серёжа.
Его Высочество предложил мне руку:
– Графиня.
И мы направились к выходу.
Лифт ждал, приветливо раскрыв двери. Нажав на кнопку нужного этажа, принц оперся руками на стенку кабины над моей головой и, дыша коньячными парами в лицо, прошептал:
– Лидия… вы подарили мне счастье танцевать с вами… – он стал наклоняться к моим губам, – вы так… прекрасны…
– Ваше Высочество, вы сегодня предложили мне дружбу, жаль, что уже сегодня вы хотите забрать предложение обратно.
Он перестал наклоняться, отступил назад и оперся на противоположную стену спиной и затылком.
– Простите, Лидия. Это не повторится, пока вы сами не позовёте.
– Я не позову, Ваше Высочество.
– Я настолько не в вашем вкусе? – усмехнулся он.
– Мой милый друг, – ответила я мягко, – я люблю другого. – Шагнув из лифта, я направилась по коридору к апартаментам, чувствуя на спине его взгляд.
Дверь открыл Стефан и застыл, медленно скользя по мне взглядом.
– Пустишь меня? – спросила я.
Он посторонился, продолжая пялиться на моё платье.
– Подожди минутку, не говори! – проходя мимо, подтрунила я, – я сама догадаюсь. Ты хочешь сказать, что я восхитительно выгляжу сегодня. Ах, ты не оригинален! Эти слова сегодня мне говорят все. Хотя, не буду лукавить, мне приятно, что ты тоже оценил мой туалет. – Я оглянулась от двери в спальню и прежде, чем открыть её, скорчила ему гримаску, а ведь несколько часов назад корила себя, что вырядилась в это платье! «О, Мишель, прости! – покаялась я. – Ты волшебник, твоё платье сделало из меня настоящую королевишну».
Переступив порог спальни, я перенеслась в мир детства. Детки не спали, и Настя самозабвенно с ними сюсюкала:
– Агу… агу… да, мой сляткий… мальтиськи мы… такие сляткие мальтиськи… а девтёнки у нас тозе есть… да? агу, сляатенькая… Катенька папина…
Малыши пускали пузыри, громко вскрикивали, а то и выводили целые рулады, поддерживая беседу. Поглядывая на них, я торопливо сняла изумруд, потом туфли, платье.
После душа, в повязанном вокруг талии полотенце, я забралась на кровать, и только Настя подала мне детей, пришёл Серёжа. Проходя в ванную, он уведомил:
– Покормишь, поедем домой. Паша уже приехал.
– Настёна, слышишь, собирайся!
– Я готова, – отозвалась Настя, – только деток одеть, да ещё Даша велела вещи ваши собрать. Сергей Михайлович, – крикнула она в приоткрытую дверь ванной, – вы так поедете или переодеваться будете?
– Нет, Настя, переодеваться не буду, – ответил он, выходя из ванной, бросил смокинг на кресло у туалетного стола и, глядя на меня в зеркало, растянул узел галстука. Бриллиантовая булавка блеснула в свете настенного бра.
– Даша почти всё увезла, – сообщала Настя, укладывая моё платье в кофр, – вещи графа Андрэ забрала, даже принца поймала, и его вещи увезла. – Она методично осмотрела комнату в поисках забытого и, ничего не найдя, застегнула молнию на кофре и вышла.
Серёжа бросился поперёк кровати и прижался ртом к моей стопе.
– Сладкая… ножки сладкие… – шептал он, целуя и покусывая подушечки стоп и пальцы. Рука его поползла выше к колену и дальше…
– Серёжа…
Он поднял глаза и, увидев деток, опамятовался и усмехнулся.
– С ума схожу… соскучился.
Подперев голову рукой, он стал смотреть на малышей, поглаживая подъем моих ступней. Макс, как всегда, насытился раньше Кати. Серёжа поднялся и, забирая сына, привлёк внимание Кати – приветствуя отца широкой улыбкой, Катя выпустила из ротика сосок.
