– Почему ничего не выходит?!
Сэр Галль яростно врезал по стеклу кулаком, за которым только что стоял вполне человеческий с виду парнишка лет двенадцати. Только что стоял, а теперь то, что от него осталось, ушло в дыру в боковой стенке.
Михал уже не мог смотреть на этот кровавый кошмар. Он не раз и не два в жизни вступал в единоборство с монстрами. Когда-то одна такая тварь сделала его вдовцом, а Стефана сиротой, в клочья, разорвав его первую жену, красавицу Леславу… Но теперь сердце старого охотника сжималось даже тогда, когда сверкающие фрезы превращали в груду бесформенных кусков молоденькую кобылку пауконя. А теперь ещё этот мальчишка!.. Неужели он тоже монстр?
Да, было в нём что-то нечеловеческое. Нечеловеческое совершенство, нечеловеческая красота, будто он был не живым существом, а произведением искусства, вышедшим из-под резца скульптора, какие Михал видел среди находок вездесущих разведчиков Форта Альмери. (Они ведь не только железяки из экспедиций притаскивали.)
Все провода и кабели, которые шли к гигантской машине смерти были обрублены, обкусаны или вырваны с корнем. Но никакого эффекта достигнуто не было. Не погасло свечение ни в одной из кабинок, и процесс непрерывных казней не остановился ни на секунду. За скорпибараном – волкокрыс, за котобогомолом – пауконь, за мантикорой вот этот вот пацан. Михал всё же попытался разрубить стекло топором, но не смог даже поцарапать его. Выстрелы в упор тоже не помогли.
Непонятно было, как жертвы попадают в свои последние апартаменты? К ячеистому строению не примыкало никаких других сооружений. Не было здесь и дверей, ворот или чего-либо подобного. Видно было, что юных монстров кто-то или что-то внутрь вталкивает, но кто или что это ни у кого не получалось разглядеть.
– Мы можем чем-нибудь помочь?
Михал обернулся. Перед очень хмурым Галлем стоял Гадюка – заместитель Гюрзы и нынешний командующий отрядом присланным Ханной из Золас-града.
– Я, кажется, ясно сказал – не ходить за нами?! – прогремел сэр Галль, багровея.
– Прошу прощения, сэр! – не моргнув глазом, ответил парень. – Вас слишком долго не было, а у нас чёткие инструкции наставницы Ханны – вмешиваться в любом подозрительном случае, не дожидаясь специальной команды.
Михал подумал, что Галль сейчас разнесёт мальца за самоуправство, но он вдруг успокоился и спросил:
– Ты здесь один?
– Нет, мы здесь все, – ответил Гадюка.
Он сделал странный жест, и элитный отряд появился из-за окружающих предметов, углов и выступов. Кто-то даже выглянул с самой верхушки палачёвской машины. Михал, хоть и числился давно уже среди старейшин Междустенья, всё ещё гордился своими превосходными качествами охотника – отличным зрением, слухом и особым чутьём, помогающим увидеть зверя, затаившегося за непроницаемой преградой. Но даже он не почувствовал как бойцы элитного отряда подошли к ним так близко.
– Хм… – задумчиво произнёс Галль и тут же перешёл к делу. – Нам необходимо отключить вот эту систему, но мы не знаем, как это сделать.
– Каа, это по твоей части! – обратился Гадюка к кому-то из своих.
Вперёд выступил худощавый подросток самого заурядного вида. Он, как и Галль, сразу заговорил о деле:
– Кабели, которые вы перебили, видимо питали второстепенные агрегаты, не оказывающие влияния на основной процесс…
У Михала во время таких разговоров быстро начинала болеть голова, и он решил ретироваться, однако в спину ему всё ещё неслись обрывки учёного разговора:
– Если вы не смогли обнаружить командный пункт этой системы, значит, его, вообще, нет, по крайней мере, здесь.
– Но система без управления работать не может, – возразил Галль. – К тому же мы так и не поняли, каким образом жертвы туда попадают.
– Это просто, – самоуверенно заявил мальчишка со странным именем. – Раз мы не видим прохода внутрь ни с одной из сторон, а также сверху, то он должен быть снизу, под полом.
«А ведь верно! – подумал Михал. – Они туда попадают снизу. И кабели эти тоже, наверное, внизу где-нибудь».
Он огляделся вокруг, и почти сразу заметил слегка приоткрытую дверь в слепой кубической постройке, нелепо торчавшей в стороне. За дверью нашлась железная лесенка уходящая вниз…
– Не обижайтесь, ребята, но мечи не для вас! – говорил Василь, обращаясь к группе разбойников, в недавнее время бывших, видимо, крестьянами. – Фехтование наука тонкая, деликатная, ваши лапы для этого не годятся. Давайте я вас научу управляться с кистенём. Только не думайте, что кистень это простое оружие. Он для грубых, тяжёлых, но неожиданных ударов. Здесь нужен особый подход, при котором голова работает не меньше, чем руки!
Их становилось всё больше – разбойников, которые желали чему-либо научиться у принцессы и её таинственного толи друга, толи брата.
– Так ты всю банду к себе переманишь! – со смехом сказал Василь как-то вечером.
– Нет, всю не получится, – возразил Глум. – К нам ходят только те, кого в разбойники загнала нужда. В банде хватает природных негодяев и всяких подонков. Они останутся с атаманом, что бы ни случилось.
– Это плохо!
Василь посерьёзнел и задумался.
– О чём ты беспокоишься, друг? – удивился Глум. – Ваш циклоп стоит целой армии!
– Шарль не поднимет руку на людей, каковы бы они ни были, – возразила Леса. – Я тоже не хотела бы кровопролития.
– Понятно, что ты не хотела бы! – вздохнул Глум и поглядел на этих двоих, как на больных детей. – Эх, добрые вы добрые!
– Ты тоже добрый, – сказал Василь.
– Я-то?
В глазах Глума зажглись странные огоньки.
– Да, ты, – снова вмешалась Леса. – И не говори, что погубил много народу, я ведь знаю, какой ты на самом деле.
И она ласково потёрлась головой о его плечо. Глум в ответ обнял её своей лапищей и с нежной осторожностью прижал к себе. Выражение его бородатого лица при этом было такое, какое бывает у сторожевого пса, под боком которого устроился спать котёнок.
– Может, я твоих ребят просто украду, и тогда всё обойдётся без поножовщины? – предложил Василь.
– Не выйдет, – ответил Глум. – Атаман следит за ними, бережёт пуще глаза! Они ведь у него вроде заложников. С их помощью он вот её на привязи держит.
– Я умею быть незаметным, почти невидимым! – не сдавался Василь.
– А его люди умеют видеть то, что невидимо другим, – пробасил Глум. – К тому же скажи, как ты их похитишь? На собственном горбу потащишь, что ли? Парни эти не в себе, и сами не пойдут. Я бы тебе помог, если что, но я не умею быть невидимым.
Действительно, Глума не заметить было сложно. Василь не мог с этим не согласиться, и теперь чесал свою длинноволосую голову, стараясь придумать, хоть какой-то выход.
– Интересно, атаман знает, что мы здесь собираемся и его людей учим? – Спросил Василь.
– Знает, – ответил Глум, – атаман не дурак, а стукач среди наших всегда найдётся.
– И что же?
– Он в ярости, но не подаёт вида. Нам стоит действовать побыстрее. Атаман крайне мстителен и жесток. Если он тебе улыбается – жди беды.
– Значит, восстание? – спросила Леса, всё ещё надеясь услышать отрицательный ответ.
– Да, – ответил Глум. – По-другому, нельзя, а то вы своих погубите. И делать надо всё сейчас, пока многие атаманом недовольны. Он ведь все деньги оставляет себе, а людей поит дешёвым пивом и кормит баснями о вольной и счастливой разбойничьей жизни. А ведь здесь многие мечтали подзаработать, а потом уехать куда-нибудь подальше, чтобы купить кто лавку, кто ферму, а кто кузницу.
– В таком случае, давайте начинать, – сказал Василь, а в ответ на грустный взгляд Лесы добавил:
– Не расколов орех, ядра не съесть. Если у них хватит ума, то сдадутся без боя, и тогда никто не пострадает. А не хватит, так что ж, будем милосердными к врагам нашим, сколько хватит сил.
Глум ушёл «подымать народ», на что требовалось, по его словам, день или два.
– Как у тебя с ним? – спросил Василь, глядя вслед великану.
– Всё по-прежнему! – улыбнулась Леса.
– А с теми двумя?
– У них теперь у каждого своя девушка, – ответила Леса и улыбнулась ещё светлее. – Мы сейчас просто друзья!
Василь внимательно всмотрелся в лицо племяшки, но не увидел в её глазах ни прежней грусти, ни отчаяния.
Лже-Золас размышлял. В такие часы все в ближайших пещерах ходили на цыпочках, так-как знали, что в минуту раздражения он может, не предупреждая, полоснуть ножом по горлу любого кто вызовет его неудовольствие.
Итак, власть ускользала из его рук. Он это чувствовал и не тешил себя иллюзиями. Эта девчонка, которой он думал поиграть немного, как кот мышью, прежде чем придушить и сожрать, вдруг оказалась стремительна и смертоносна, как ласка. Кроме того, заблудшая принцесса была на удивление обаятельна и оказывала потрясающее влияние на его людей. И дело было не в её шашнях с мужиками и смелых пристрастиях. Он не раз ловил себя на том, что сам чувствует к ней что-то вроде восторга, смешанного с… умилением! Умилённый бандит!.. Это крайне опасно, и прежде всего для самого бандита.
Нда, Глума из своих рук он выпустил, как последний дурак! Ну, ладно. Он всегда знал, что у здоровяка под толстой чёрствой коркой скрыто живое ранимое нутро, которое долгое время попирали городские подонки, думая, что пинают бесчувственный мешок с песком. Вот и допинались! Но эта несуразная парочка законченных отморозков – Штырь и Шкворень, вот кто удивил!
Когда лже-Золас узнал, что принцесса завела с ними отношения, (от атамана ничего не утаишь!), причём с двумя сразу, он от души посмеялся и уже предвкушал развлечение, думая, что Глум её прибьёт или выкинет из своей берлоги в пещерах, а потом приползёт к нему с повинной, как блудный сын или провинившаяся собака. Ан-нет!
Глум со своей резвой жёнушкой больше напоминали воркующих голубков, как раз после того случая. Но это ещё что! Штырь и Шкворень начали меняться… Эк зацепила их вчерашняя девственница, проявившая здесь вдруг такую бездну талантов!
Совсем недавно этих двоих, несмотря на их молодость, упорно обходили в выборе мужей все бабёнки попавшие в банду, даже те, которые до этого были откровенными шлюхами. Теперь же у каждого появилась своя пассия, а перед принцесской они, едва ли не «во фрунт» вытягиваются! Однако по-настоящему лже-Золаса добило то, что он увидел недавно, проходя через общую пещеру.
Штырь и Шкворень сидели в углу, уткнувшись в книгу! Атаман сперва утешил себя мыслью, что эти двое рассматривают неприличные картинки, но, подойдя поближе, он понял, что ошибся. Книга пестрела текстом, и новоиспечённые читатели водили по нему пальцами, разбирая слова по складам, Они были так увлечены, что даже не заметили своего атамана и благодетеля!
А теперь, скажите на милость, кого он пошлёт на задание, когда надо будет совершить что-то особенно гнусное, на что никогда не пойдут обычные разбойники? Вот ещё одна потеря для него, как для руководителя. Кроме того, если что, теперь всю самую мерзкую работу придётся делать самому.
Нынче к принцессе бегает ровно полбанды. Лже-Золас даже подумал, не устраивает ли она там коллективные оргии, но подосланный на эти собрания Колода, сообщил, что ничего подобного у них нет, а просто эта дива и ещё какой-то невесть откуда взявшийся парень, учат его бандитов премудростям воинского дела, грамоте и ещё чему-то. А попутно рассказывают им про какого-то Инци, который в их краях толи большая шишка, толи великий герой. Колода этого так и не понял.
(Кстати, хорошо атаман придумал привязать этого мужика к Лучнице. Ей-то он сто лет не нужен, да и боится он её, как огня, но предан теперь девке, как пёс – сразу видно, что у дюжего жлоба душа рабская! И, как побочный эффект, атаман получил в лице этого ничтожества нового шпиона и наушника.)
Но, в общем, всё это никуда не годилось. Правда, он был вынужден признать, что они, наконец, занялись делами, по-настоящему. (С тех пор, как заполучили Лучницу, ограбили ещё четыре каравана, а это четыре сундучка наполненных полновесными золотыми монетами. Не всякий курфюрст может похвастать такой казной!) Он перегрузил всё это в сумки, которые лопались от золота, и если бы в голову стукнуло со всем этим уйти, то он мог бы безбедно… (да, нет, роскошно!), провести остаток дней или купить доходную должность при дворе Императора.
Но лже-Золаса такое не интересовало. Он хотел остаться главарём своей банды, даже если придётся её наполовину вырезать. Хорошо, что у него были два козыря в рукаве – те самые парни, которых он взял в плен, сразу после того, как сцапал принцесску. Эти двое ей были чем-то дороги, а пока они находились в его руках, резвая дива пребывала, как бы, на поводке, какие бы толпы вокруг неё не собирались. А, если что, всегда можно было перерезать им глотки или просто увеличить дозу макового отвара, которую им ежедневно добавляют в еду. (А их бойцовая подружка-то этого не знает, ха-ха!)
Ну, и вывод – власть надо вернуть любой ценой, и даже лучше, если эта цена будет дорогой и кровавой. Тем прочнее он встанет во главе обновлённой банды! А поможет ему в этом деле Лучница.
Они были здесь. Они снова были вокруг него, эти странные безликие пары, прикосновение которых сулило смерть. Но теперь он тянулся к ним, гнался за ними, а они отступали! Он вдруг понял, что они боятся его такого, как он всё это время боялся их. Теперь он смеялся и протягивал к ним обе руки, а они удирали своими неуловимыми невидимыми шагами и не давали себя поймать.
Вдруг чей-то голос позвал его. Рарок обернулся и увидел Лесу. Девушка сидела на земле, поджав под себя ноги и закрыв лицо руками. Он хотел сделать шаг, чтобы подойти к ней, но вдруг понял, что его ноги приросли к полу, и он не может двигаться. Зато безликие силуэты, заметив новую жертву, устремились к ней.
Рарок схватился за меч – отрубить себе ступни и бежать на обрубках… ковылять на четвереньках, когда ноги совсем откажут… ползти на локтях и коленях, но спасти, закрыть собой, заслонить любимую!..
.......................................................................................................
Он проснулся в холодном поту и чуть не выдал себя криком. Довольно долго таращился во тьму, стараясь восстановить дыхание. Наконец, ему это удалось, но тут же живот скрутил острейший голодный спазм.
Еда была на столе, но Рарок лишь едва прикоснётся к ней, лишь настолько, чтобы не умереть. Остальное пойдёт крысам, зато ему в желудок попадёт совершенно мизерная доза наркотика. Хорошо, что они ещё не травят воду! Бандиты справедливо думают, что вкус еды может заглушить оттенок, который даёт маковый отвар, а вот в воде он будет сразу заметен. Только они не учли, что гладиатор не крестьянин, и вкус еды различает, как истинный гурман, а маковый отвар знает потому, что это лучшее обезболивающее средство, которое было в арсенале главного лекаря Большого цирка.
Но, заявлять об этом, открыто, было бы непростительной глупостью. Они хотят увидеть его идиотом пускающим слюни и тупо глядящим в стену? Они это получат. Гладиатор, который не умеет лицедействовать, недорого стоит, а Рарок стоит дорого!
И он играл опившегося наркотиком. Играл днём и ночью, играл убедительно. Пусть он терял в весе, пусть крохотная доза яда, которую он всё же получал, разбудила его старые ночные кошмары, но никто из его тюремщиков не заподозрил неладное. Руки и рот он вымазывал едой специально, чтобы приобрести ещё более идиотский вид, а крысы помогали ему избавиться от остатков еды, которые могли выдать его голодовку. Маковый отвар на них, похоже, не действовал.
Чтобы не потерять форму, опытный атлет поднимал камень с плоским верхом, служивший ему столом. Это была не та тренировка, которую он предпочёл бы, но даже так он сумел сохранять свои мышцы тугими, чувствуя, как тело превращается в сплошной стальной канат. Правда, однажды, это чуть не погубило весь его замысел.
Как-то раз Рарок увлёкся и не заметил, как у его решётки появился разбойник, исполнявший сегодня роль тюремщика. Обычно, такие надзиратели дежурили снаружи галереи, в которой было несколько ниш, превращённых с помощью решёток в казематы. Приближение охранников всегда было хорошо слышно – разбойники не таились и громыхали сапожищами по каменному полу, но этот оказался не такой, как все. Возможно, он когда-то был охотником, а может быть по привычке уличного грабителя ходил тихо, но однажды в самый разгар тренировки Рарок вдруг услышал за спиной:
– Эй, ты чой-то там пыхтишь? Дрочишь, что ли?
Рарок медленно поставил камень на место и мысленно возблагодарил тьму, не позволявшую из галереи увидеть дальний угол его камеры. Впрочем, этот страж мог взять лампу со стены, и это преимущество превратилось бы ни во что. Поэтому Рарок тут же сел на пол, ссутулился, скорчился и постарался придать своему лицу отсутствующее выражение.
– А, ну, дрочи-дрочи! – разрешил бандит. – Чего тебе ещё делать-то? Ха-ха! А подружка твоя, деваха не промах! Ловко легла под нашего Глума, так он теперь у неё вместо собачки.
Рарок мог бы одним прыжком достичь решётки, и, обхватив сквозь неё этого ублюдка, раздавить его о стальные прутья! Но он сдержался. Не время. Если он сейчас сделает такое, то его просто убьют. Когда настанет час расплаты, все получат своё, в том числе и эта гнусь.
Слова разбойника он принял за обычную подначку и не поверил им, но через пару дней узнал, что это правда. Один разбойник пришёл сменить другого, и когда громко, на всю галерею сообщал тому новости, то со смехом упомянул, что принцесса-то совсем Глума охомутала – так в обнимочку и ходят! Потом они некоторое время придавались воспоминаниям, и в частности упомянули лихой поступок «принцесски», которая в качестве доказательства их с Глумом близости швырнула атаману под ноги простыню, отмеченную своей девственной кровью.
Рарок был потрясён. Леса? Не может быть! Нет, он вовсе не осуждал её за это – девушка пыталась выжить, и это было её право действовать так, как она считала нужным. Но как же так? Она была до сих пор невинна? Но ведь он сам видел их тогда с Луцием… Впрочем, что он видел? Безумной красоты девушку и юношу, которые спали в обнимку обнажёнными. Помнится, у него аж дух захватило от этого зрелища, настолько оно было красиво! Правда потом всё заслонила багровая пелена ревности… Но, что он мог при этом подумать? То, что и подумал – что эти двое любовники. Да, ревность… Хорошо ещё, что удалось погасить, пусть и не полностью это мерзкое чувство, ведь на Лесу у него не было никаких прав.
А ведь девушка пыталась сказать ему правду, но он не стал слушать, а вот теперь понял, каким был тогда дураком! Хотя, что это теперь-то меняет? Леса замужем, пусть это и разбойничий брак, но спит она с мужем, по-настоящему. И что с того?
Рарок, размышляя над этим фактом, понял, что не испытывает сейчас ни ревности, ни гнева. Он любил Лесу, но она выбрала не его. Это бывает. Правда, он не верил, что Леса любит своего мужа-разбойника, но ведь это тоже бывает. В конце концов, она вольна выбирать себе мужей или там любовников по своему усмотрению. В этом смысле мнение Рарока о ней не изменилось, но если он узнает, что этот Глум обращается с женой плохо, то она быстро овдовеет, не будь он чемпион арены!
В любом случае, Рарок за Лесу волноваться перестал. (Или почти перестал.) Сейчас его больше беспокоило состояние Луция. Парень сидел в смежной камере, и Рарок видеть его не мог, но слышал хорошо. Увы, но Луций не догадался поступать, как он, и маковый отвар постепенно делал своё дело. До гладиатора то и дело доносились, то бормотание, то пение, а иногда негромкие бессвязные вскрики. Если так пойдёт дальше, то парень окончательно сойдёт с ума. Все попытки Рарока заговорить с ним, предупредить окончились неудачей. Луций, по-прежнему, не понимал его, а теперь, наверное, вообще, не воспринимал, словно не слышал.
Гладиатору оставалось только надеяться, что случай вырваться и вытащить этого мальчишку, представится раньше, чем разум покинет Луция окончательно. Но если это действительно случится, Рарок избавит друга и ученика от позора безумия. А пока, ему оставалось только подражать тем звукам, которые издавал несчастный парень за стенкой, чтобы убедительнее играть опоённого наркотиком узника. И он играл перед тюремщиками и… перед Лесой.
Она приходила к ним несколько раз. Спокойная, чуть насмешливая, когда рядом были разбойники, и плачущая, доведённая почти до отчаяния, когда была одна. В таких случаях она шёпотом просила подождать, уверяла, что постарается что-нибудь придумать, и тогда они станут свободными!
Как-то раз она пришла с мужем. Глума Рарок помнил хорошо. Помнил он и то, как этот гороподобный мясник держал возле горла Лесы нож. А теперь она к нему ластилась, как кошка, а он обнимал её своей лапищей, как можно обнимать только родного человека. Рарок не подавал вида, но краем глаза изучал их.
Или он чего-то не понимал в этой жизни, или эти двое вели себя искренне! Получается, Леса счастлива в браке? С этим элефантом? Рарок знал об изменчивости и непредсказуемости женской натуры, но каждый раз, когда он сталкивался с подобными делами, поведение женщин ставило его в тупик.
В конце концов, он решил, что слишком мало знает, чтобы делать какие-то выводы. Оставалось ждать удобного случая, который должен всё расставить по своим местам. И он ждал.