Илья Свободин
Культ свободы: этика и общество будущего
3 Ценность денег
Принуждение государства никак не подходит на цель и надежду всякого душевноздорового. Поэтому пора оторваться от легкомысленных классиков и действительно фундаментально разобраться – откуда же берется ценность денег? И можно ли наконец обойтись без государственного принуждения?
На первый взгляд, действительно, ценность – это и есть ликвидность. Иными словами, тот факт, что деньги везде принимают для обмена на блага, порождает их ценность. Сам же факт того, почему деньги везде принимают, неважен. Если основываться на таком подходе, то той половине классиков, которые предпочитают частные деньги, следует обьяснить той, что предпочитает золото, что обеспечение денег абсолютно не нужно. Оно только мешает. Ценность золота настолько высока, что может оказаться выше ценности денег. История полна историй о инфляции, вызванной неумеренными аппетитами власти. Когда непутевая власть была вынуждена пользоваться монетами, товарная ценность которых превышала фактическую ценность денег. Но разумеется подданные не хотели расставаться с монетами. В такие лихие годины даже золото, несмотря на всю свою "ликвидность" не могло служить деньгами. Не помогало даже принуждение! Но оставим классиков в покое – пусть сами разбираются между собой – и вернемся к власти.
Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что нынешнее принуждение власти к повсеместному приему денег – тоже вторично для понимания их ценности. Зачем в принципе власти нужно это принуждение? В принципе незачем. Оно нужно только в том случае, если у денег есть конкуренты – либо иная обиходная ценность, либо деньги другой власти. Только в этом случае власть вынуждена защищаться от посягательств. Однако если отвлечься от конкуренции, то видно, что деньги не нуждаются в принуждении к обороту. Власти достаточно принимать их в уплату налогов, разрешений и прочего счастья, производимого ею для подданных. Поскольку от власти деваться некуда – все будут вынуждены иметь деньги. Таким образом, ликвидность возникает как следствие ценности денег для каждого подданного, и суть этой ценности – необходимость откупа от власти. И только затем, после откупа от власти, деньги как бы между делом порождают экономику.
Проникнув в суть ценности, мы можем отважно продекларировать: экономика – свобода обмена. Люди полностью зависящие от власти, как бывает в особо тяжких случаях, не нуждаются в экономике. Зато если человек может откупиться, если у него есть деньги – он сам немножко становится властью. Деньги, таким образом, не просто символы власти, они – сама власть. Не просто конфискуя блага, а выдавая подданным в обмен на них расписки-деньги, власть признает хоть и маленький, но реальный суверенитет своих подданных. Она одаривает их свободой. Если опять продекларировать, свобода – вот истинная ценность денег. Таким образом, в порождении денег власть играет двойственную функцию. Вкладывая в деньги принуждение, она одновременно вкладывает и ее противоположность.
Свобода, вложенная властью в деньги, в перспективе позволит обойтись вообще без власти. Причина такого смелого заявления в том, что деньги позволяют наладить справедливый обмен ценностями. А это много. Очень много. Справедливый обмен ценностями как минимум предполагает добровольный договор, а договор делает ненужным насилие, и значит власть. Прогрессивный экономист мог бы вероятно возразить, что бартерный обмен – тоже договор, но что можно ожидать от экономиста? Бартерный обмен принципиально несправедлив, потому что при наличии отсутствия универсального мерила ценности – т.е. денег – сравнение стоимостей невозможно и всегда будет сугубо субьективным, персональным, а значит – обьективно невыгодным. Причем не исключено, обеим сторонам одновременно, ибо в мире без денег взаимоневыгодность так же естественна, как в мире денег – взаимовыгодность.
Поэтому вернемся скорее к деньгам. Как же так хитро получилось, что власть сама одаривает подданных свободой? Зачем ей это? Ей-то как раз незачем. Если не считать необходимость выживания самой власти. История демонстрирует упрямые факты с убедительной ясностью. Власть, основанная на чистом насилии, долговечна только в очень закрытых учреждениях. Среди общественных систем более приспособленными оказываются те, где люди свободнее. Где они могут творить, отдыхать, накапливать ценности и потом уничтожать их. И чем они свободнее, тем власть долговечнее. Хоть и скромнее. А значит власть вынуждена видоизменяться и двигаться от прямого насилия к экономическому принуждению. Выразим это так – культура насилия сменяется культурой договора. А подданные в свою очередь, освоившись с деньгами, начинают, как и положено всякому вольно-отпущенному, оценивать саму власть – мерой своих свобод. И тогда власть становится более или менее легитимной в зависимости от того, насколько полно она удовлетворяет стремление подданных к свободе.
Но если деньги так связаны со свободой, то возникают нехорошие мысли. В частности, откуда берется стремление к свободе? Неужели от обыкновенной жадности? Классики тут смущенно молчат, поэтому я уж сам пофантазирую. В природе любое движение вызывается силами. В мире детерминизма человек тоже подчиняется силам – он двигается туда, куда его толкают. В мире свободы человек обладает волей, он может выбрать – какой силе он будет подчиняться сначала, а какой – потом. Силы как бы трансформируются в ценности. Они больше не толкают, они притягивают. Ценности в свою очередь порождают действия – по их приобретению и удержанию. А уже действия могут быть просчитаны, когда появляются деньги – универсальная ценность и мерило всех прочих ценностей. Деньги как бы дают человеку возможность выбора той ценности, которая наиболее важна – причем не только ему, но и всему обществу. Так рассудок – способность к расчету, дополняет волю – способность к выбору, а обе эти способности сходятся в деньгах как в психическом фокусе, и деньги становятся той навязчивой силой, что движет человеком.
Вот отчего власть, отнимающая слишком много денег – нелегитимна, а подданные, позволяющие ей это – рабы. Этот суровый приговор показывает, что деньги начинают измерять уровень свободы в отношениях между властью и подданными, и следовательно – самого человека, поскольку именно свобода и есть его самая верная мера. С одной стороны, инициирует этот процесс власть – поскольку именно она владеет своими подданными, именно она обладает возможностью оценить, во-1-х, их способность к сопротивлению, а во-2-х, их способность к производству материальных благ. С другой стороны, подданные не позволяют власти узурпировать принуждение, постоянно порождая альтернативы как в прямом насилии – от криминала до революций, так и в видах денег – от драгоценных металлов до бумажных расписок.
Откуда начинается этот круг взаимных оценок? С определения процента. Процент – это та часть, которую власть забирает у подданных. Часть и собственности, и труда, и времени. Забирает просто для себя, не с целью потом раздать бедным или вернуть в качестве услуг, а потребить для собственных надобностей или профукать, и называет это податью, оброком, данью или налогом. Ценность человеческого труда – это количество собственности, которую он способен произвести и накопить. Измерение человека власть начинает с налогового периода – вся его жизнь делится на куски. А потом власть берет произведенное и накопленное человеком за часть этого периода и говорит – отдай. Этим действием она задает меру всех благ, имеющихся у человека, т.е. она как бы принуждает его ставить в соответствие две ценности – нематериальную свободу и материальные блага. Если человек – раб, он отдает все. Если человек сам по себе – он не отдает ничего. Все остальные вынуждены прикидывать, во сколько они оценивают свою жизнь. Так создается основа для меры. А дальше? Люди стремятся к свободе. Откупаясь от власти, они стремятся произвести и накопить как можно больше благ, чтобы и у них осталось их тоже больше. Деньги становятся двигателем производства, а свобода порождает эффективность.
Вторая часть круга свободы, рождающаяся от функции меры – это цена. Помимо сбора налогов, власть вынуждена покупать у подданных все, что ей необходимо. Этот обмен – свобода в чистом, рыночном виде, на которую власти приходится идти, скрепя свое каменное сердце. При обмене цена появляется вследствие договора. Власть не может установить цену и принуждать подданных отдавать блага по определенной цене – это чревато и к тому же излишне, так как проще повысить налог или расплатиться обещаниями в надежде собрать повышенный налог позже. Но поднимая ставку налога, власть неизбежно столкнется и с повышением цены. Каждый продавец стремится продать свой товар подороже. Власть – покупатель благ, продающий взамен свободу. Цена – это результат торговли с властью уже немножко свободных подданных за свое дальнейшее освобождение. Поэтому цены на все блага неизбежно растут, а власть вынуждена производить все больше и больше денег. Таким образом, одарив однажды подданных деньгами, власть породила своего окончательного могильщика. Свободный человек борется за свою свободу не только производством. Он борется как за эффективную цену, так и за эффективный процент налога. Эффективная цена – это то, как много власти приходится платить за купленную или законно изьятую у подданных собственность. Эффективный процент – как много власть может забрать денег при помощи налогов, плат за услуги или разрешения. В исторической перспективе процент постоянно падает, цена постоянно растет. И в этой динамике заключается прогресс общества: от принуждения – к торговле, от рабства – к свободе.
Стоп. Хм… Вот так всегда! Каждый раз, когда я заглядываю в окно чуть дальше чем позволено, вид свободы играет со мной злую шутку. Но куда же ведет нас этот умозрительный и одновременно мечтательный процесс? Что там в конце? Нулевой процент и бесконечная цена. Иными словами – полное отсутствие власти, полная свобода и море дензнаков, оставшихся в наследство от мрачного денежного средневековья. Да, свобода не любит, когда в нее без толку заглядывают. От одного вида ее парадоксов можно двинуться – а мне уже хватит! Так что вернемся лучше к власти.
Как же власть выпутывается из этого порочного круга? Никак. История также постоянно показывает нам – власть неспособна обеспечить устойчивость денег. Гиперинфляции, крахи, финансовые пузыри – это все следствия неумеренных аппетитов, которые неотделимы от власти, будь она хоть авторитарная, хоть демократическая, хоть закулисная. Принуждение изживает себя прямо на наших глазах – конец так и носится в воздухе. Ценность свободы, сокрытая в деньгах, не может вечно покоиться на принуждении. Деньги, а вместе с ними и все алчущие свободы пациенты, требуют чего-то более надежного.
Поэтому дальше помечтаем в этом направлении и заодно проверим наши смелые заявления.
4 Необеспеченные деньги
Спасибо молчаливым классикам (и моему свободному от процедур времени), мы выяснили, что деньги – символы власти и принуждения. Но за этим мрачным фасадом скрывается светлая сущность денег – введенная когда-то как свидетельство уплаченной подати, монета гарантировала, что подать не будет изьята вновь. Однако как извлечь эту светлую сущность и избавить деньги от их гадкого родимого пятна? Да легко. Надо только решить две проблемы, которые восходят к функциям денег:
1) найти другое, а точнее любое вместо насилия, "обеспечение" для денег;
2) разобраться с необеспеченным кредитом, порождающим инфляции, депрессии, рецессии, крахи и неурожай.
Вторая проблема, несмотря на ее угрожающий вид, относительно легка. Но первая проблема – истинная проблема во всем ее неразрешимой красоте. Поэтому начнем с простого.
Инфляция, а изредка и дефляция, не только порождение власти, но и само свойство денег, даже самых стабильных, не зависящих вообще ни от чего. Если рассматривать деньги как будущее состояние собственности, то любой коммерческий кредит – уже немножко необеспеченный. Плата за кредит – это обещание должника, основанное только на его вере в то, что денег у него будет больше чем есть. И одновременно – риск заимодавца, оценивающий эту веру. Если X дает Y 10 рублей с условием, что Y вернет 15, и Y пишет такое обязательство, 5 рублей уже появились. Обязательство Y – уже "деньги". X может ими рассчитаться со всеми, кто верит Y, а кто не верит – купят с дисконтом. А поскольку каждый считает, что в будущем у него будет больше денег, чем сейчас, эта общая вера неизбежно транслируется в деньги посредством кредитов. Причем деньги уже есть, а вот соответствующих товаров еще нет. Вторая причина – субьективность экономических субьектов. Если каждый правильно оценивает свои будущие деньги, то экономика всегда будет развиваться стабильно – товаров и денег будет прибавляться. Но такая правильность, и следовательно, стабильность в обществе всеобщей конкуренции – не больше, чем прекраснодушные мечты. Людям свойственно ошибаться, причем ошибаться как правило в одну сторону. Будущее всегда краше настоящего – иначе незачем жить. И потому неизбежно мысленное опережение количеством денег количества товаров. Периодические кризисы – это поправка, вносимая реальностью в планы людей.
Ну а некоммерческий кредит? Если один продает другому в долг, или ссужает для покупки чего-либо, расписка явно обеспечена тем, что было продано/куплено – ведь его можно вернуть. Так что расписка вполне годится для всеобщего хождения. Но увы, только некоторое время. Любые ценности имеют свойство кончаться, изнашиваться и просто портиться от времени. Только расписки не портятся – и тем опять опережают количество товаров.
Что же мы видим? Что за вычетом обеспечения кредитные расписки, выдаваемые всеми кому не лень, ничем не отличаются от денег. В дурдоме под названием "государство", все они имеют "денежность" пропорционально доверию, питаемому к эмитентам. Однако степень доверия не имеет четких градаций. Какой-нибудь благонадежный банк вполне может рисовать кредиты, по денежности не уступающие настоящим деньгам – т.е. тем, что заверены печатью власти. В то время как сама власть, и соответственно ее облигации, бонды и даже дензнаки, могут быть хлипкими и неустойчивыми. Отсюда следует, что нет никакой возможности запретить "необеспеченные" кредиты и принудительно следить за резервированием банков, а по сути – за надежностью каждого способного обещать, как призывают экономисты. Запреты и принуждения – это тут у нас на каждом этаже, да еще у свободолюбивых экономистов, а там на свободе – откуда? Все, чему нас учит свобода – это тому, что расписки станут деньгами только если каждый доверяет каждому, причем строго одинаково – разные валюты не могут сосуществовать!
Итак, проблема кредита сводится к проблеме обеспечения, ибо доверие и "обеспечение" – это одно и то же. Есть доверие – нет инфляции, нет доверия – не поможет ничто. И как же быть с обеспечением новых денег? Начнем с того, что этичным людям оно не нужно, правильно? Обеспечение – это не только мера, но и гарантия, а этичные люди никогда не обманывают. Торговать с ними можно под честное слово. Правда тут есть некоторое неудобство – честные слова трудно учитывать, но нам важен принцип. А в принципе этика развязывает нам руки и мы можем использовать в качестве обеспечения все что угодно – лишь бы было удобно. Ведь это так или иначе условность!
Более того, особо выбора у нас и нет! Представим смеха ради, что "обеспечение" опять берется на рынке. Тогда суммарное количество обеспечения должно равняться (если для упрощения не рассматривать скорость оборота) всей остальной экономике – поскольку деньги покрывают всю экономическую активность. Т.е. условная половина всей экономической ценности должна быть зарезервирована для обеспечения денег. Но при этом она еще должна пропорционально расти вместе с ростом остальной ценности. Как же сопоставить эти обьемы? Да и как быть с самой этой ценностью? Любая ценность, которая выведена из экономики, которую нельзя получить за свои деньги – обесценивается или становится бесценным по сравнению с самими деньгами. Да и вообще – где взять столько обеспечения? Его надо как-то производить, но учесть трудозатраты уже не получится – они нарушают новый ценовой баланс. Дальше, как вывести это обеспечение с рынка? Как при этом пересмотреть все цены, чтобы они отражали новую товарную реальность? Устроить маленький кризис? А как насчет того, что произойдет полное перераспределение собственности? У кого-то неизбежно окажется более легкий доступ к производству обеспечения, а у кого-то это обеспечение просто веками хранилось в чулане – сплошной бардак и несправедливость!
Более того, известен парадокс бессмысленности обеспечения, когда обеспеченные, например золотом, деньги способны вызвать гиперинфляцию. И это причем когда золота мало! Важно лишь чтоб самих денег было много. Этот фокус достигается выдачей эмиссионных кредитов под любой реальный залог. Тогда залог выводится с рынка, а взамен на рынок попадают новые монетки – и получается инфляция. При этом все деньги теоретически остаются обеспеченными, потому что если возник инфляционный спрос на золото, то всегда можно продать залог, стерилизовать излишнюю денежную массу и подтвердить обеспечение оставшейся.
Все эти мелочи лишь подтверждают – деньги, что в прошлом, что в будущем, могут быть обеспечены только вне рынка. Какой же "товар" лежит вне рынка и при этом нужен всем и одинаково? Пока все, что мы узнали от класси от власти и ее денег – это безопасность, сама возможность спокойно жить и торговать. Или – отсутствие насилия, свобода, наибольшая степень возможного доверия к другим участникам рынка, в отсутствии которого теряет смысл торговля вообще. Теоретически, эта универсальная услуга может быть обеспечена двумя путями – 1) принуждением к порядку и 2) обещанием порядка. Нынешнее демократическое государство как раз застряло где-то посередине. От насилия пока не отказалось, но договором (т.е. выборами) уже прикрывается. Нам же, как мечтателям о лучшем будущем, есть смысл основывать деньги на полноценном договоре – доверии, этике и морали. В конце концов, свобода – это тоже договор, и такое обеспечение не менее реально, чем обеспечение насилием. Но на самом деле – намного реальней, хоть и чисто идеальнее. Да и как можно ценность свободы заменить каким-то "обеспечением"?!
Но как принудить к выполнению договора? – тут же спросит свободолюбивый экономист. В свободном обществе – никак. Как и заставить доверять. Отказ от договора и потеря доверия – уже наказание. В этом смысл добровольности. Что может добровольный коллектив? Единственное ненасильственное принуждение коллектива – исключение. Соответственно, альтернатива – принятие в члены. Цель вступления – желание пользоваться деньгами. Факт принятия – разрешение на это. Но разве нельзя пользоваться деньгами без разрешения? – опять спросит экономист. А вот и нельзя. Ибо кто ж даст настоящие деньги человеку, которому не доверяют? Кто их примет потом назад? Настоящие деньги – это и есть знак доверия, в отличие от нынешних насильственных, которые впихивают кому попало лишь бы за них дали что-то стоящее. Отказ от обмена – суровое наказание, оставляющее пациента один на один со своей болезнью.
Впрочем, для некоторых исключение не наказание. Некоторые всегда могут наказать себя сами – и идти в лес, где рисуют фантики, давятся за золото или облизывают власть. А у нас деньги станут идентичностью, знаком принадлежности к свободным людям. Все же остальные тяжкие идентичности, приводившие к братоубийству – язык, история, традиции и прочая хиромантия – увы. В том далеком будущем, о коем мы ведем повествование, все культуры сольются в одну. Земля слишком мала, чтобы выносить столь тяжкий груз.
Так мы мимоходом выявили экономическую суть свободного коллектива. То, что обьединяет такой коллектив, что делает его единым целым – это доверие к общим деньгам, необходимое для стабильного взаимовыгодного сотрудничества. В основе денег будущего – честность и верность данному слову, в противоположность нынешнему принуждению. Репутация денег – это теперь репутация коллектива и репутация каждого его члена. В этом заключается их ценность, а следовательно и причина ликвидности – деньги это авторитет коллектива, его сила и уверенность в его будущем. А уверенность в будущем, сначала большого коллектива, а потом и своей маленькой семьи, задают временную ось, дальний прицел, без которого невозможна этика. Будущее всех теперь зависит от каждого – совместная экономика транслирует личную выгоду в общую пользу посредством общих денег. Производя что-то полезное, граждане укрепляют деньги, наполняют их содержимым, и тогда каждый, кто пользуется ими, становится богаче, а общее будущее – светлее.
Да и вообще, если вникнуть в психологию, что такое коллектив? Это как раз те, кто добровольно сотрудничают, т.е. создают и обмениваются ценностями. Деньги – это символы универсальной ценности, признанные среди них. Как индивид – это его стоимость, так и коллектив – это его деньги. Стоимость индивида, выраженная в деньгах коллектива означает взаимную принадлежность. Принимая в оплату деньги, индивид выражает доверие коллективу, признает коллектив, его правила. Коллектив, в виде денег гарантирует будущее, стало быть деньги – это на самом деле эквивалент этике и времени!
В итоге всех этих длинный рассуждений, мы пришли к очевидному. Да еще к тому с чего мы начали – доверие не требует обеспечения, доверие – самое лучшее обеспечение.
Но если все у нас пользуются неограниченным доверием, как учитывать кто кому должен? А точнее, кому – коллектив и кто – коллективу, раз уж расписки имеют общее хождение? Тот факт, что некто накопил множество чужих расписок еще ни о чем не говорит – ведь неизвестно, сколько он написал своих! Вторая проблема – соответствие денег и товаров. Каким чудом это соответствие должно появиться? Без решения этих простых вопросов деньги не смогут играть свою главную роль в свободном обществе – служить мерой вклада и вытекающей ценности каждого члена коллектива. Размышление над этими вопросами привело меня к тривиальной мысли о необходимости единого центра (Ц), который должен не только управлять эмиссией, но и привязывать массу денег к обьему благ. Чем разумеется должны руководить честные грамотные специалисты, а не обитатели дурдома – это полезная общая задача, хоть и не несущая пользы никому конкретно. Так что предоставим экономистам самое приятное, а сами вернемся в палату.
