Илья Свободин
Культ свободы: этика и общество будущего
Каков же будет выход из подобных гипотетических или реальных ситуаций, могущих возникнуть в ближайшее по историческим меркам время? Альтернатив тут немного. Пока нет общего договора, единственным и естественным способом решения будет силовой – горячая или холодная война, которая неизбежно завершится договором – или общим, или среди победителей.
– Моральный профиль
Попробуем изобразить моральные чувства, являющиеся прямым следствием экономизма, в горизонтальном разрезе еще живого государственного коллектива, рис. 1.11. Вместо когда-то четкого размежевания свой-чужой мы наконец имеем более-менее плавный переход – моральные нормы в разных коллективах-странах теперь не столько разделяют, сколько обьединяют и способствуют торговле. Внутри коллектива альтруизм также окончательно переселился в семью и ее окрестности, освободив место той же торговле. Правда, благодаря тому, что и уровни доверия, и привычки оставляют желать лучшего, внутренняя и внешняя торговли, как и отношения верхов с низами, пока находятся в разных местах морального спектра. Чужих – как соотечественников, так и особенно чужестранцев – пока еще можно эксплуатировать и даже грабить (пусть экономически), а торговать с близкими – родными и друзьями – все же еще пока как-то неловко.
Разумеется, график – идеализация, основанная на здоровом оптимизме. Он не учитывает периодически разжигаемых властями страха и ненависти к инородцам, иноверцам и иноземцам, еще не выкорчеванного расизма и шовинизма, еще не изжитого животного стремления к власти и деньгам. График смещен влево, чтобы показать, что мир пока еще чужд и враждебен человеку, что он пока еще не осознал своего единства с остальным населением планеты. "Община, местность" – тоже идеализация, это не обязательно дальние родственники, знакомые или соседи. Иногда это клан или диаспора, иногда другая общность скрепленная некой идеей – религией, традицией, идеологией, вплоть до мелкой народности. Соответственно, и альтруизм не всегда заключается в отказе от "торговли" между своими и бескорыстной жертвенности. Часто – в предпочтении своих чужим в коммерции, в выстраивании групповых взаимовыгодных связей и подобной партикулярной деловой практике. Или же – в моральной солидарности, в культурных преференциях, в информационной поддержке. Но несмотря на все эти изьяны, будем оптимистами и примем график таким какой он есть.
Вертикальный разрез, искаженный насильственным эгоизмом и аморальной иерархией, показан на рис. 1.12. Классовых врагов можно ненавидеть или презирать и использовать принудительно-государственные, принудительно-рыночные или даже принудительно-личные меры для извлечения персональной прибыли. Бедные вызывают сочувствие, а классовая солидарность размывается конкуренцией, опуская в эгоизм бывших морально равных.
Рисунки показывают, что в наше культурное время (а также в нашей культурной части мира среди культурных людей), когда все стали как родные, по настоящему чужих, подлежащих уничтожению, больше нет. Большая часть рисунков выглядит как более-менее плоская область, где главенствуют торговые отношения, регулируемые общепринятой "экономической" моралью. Это – область нынешней "справедливости", где другой воспринимается в общем и целом как такой же член общества, не заслуживающий ни малейшего альтруизма, ни чрезмерного, внеэкономического эгоизма. Это он – какбы-посторонний, более-менее нейтральный экономический партнер. Хотя ничего плохого он может и не заслуживает, но отсутствие этики приводит к понижению морального уровня общества. Эгоизм становится превалирующим моральным фоном, за исключением искусственных всплесков благотворительного альтруизма, инспирируемых или религиозным и идеологическим давлением, или государственными пропагандистскими кампаниями, приурочиваемыми к выборам, олимпийским играм, национальным трагедиям или природным катастрофам.
Между тем моральное падение потихоньку разрушает демократическую конструкцию. Чем ниже график, тем меньше доверия, больше стремление обмануть, воспользоваться ситуацией или нечестным преимуществом. Соответственно, тем меньше эффективность, стабильность и легитимность социальных институтов, какой бы продуманной конституцией они не оформлялись.
– Эквивалентный обмен
Точки пересечения кривой моральных чувств с горизонтальной (нулевой) осью соответствуют абсолютной нейтральности в отношениях, и если живопись нас не обманывает, в случае экономического обмена наблюдается настоящая эквивалентность и, по совместительству, совершенная справедливость типа "даяние/воздаяние". Что это такое? Несмотря на всю расплывчатость термина "эквивалентность", мне кажется он отражает реальную, хоть и идеальную торговую, рыночную и просто человеческую ситуацию – когда обмен в точности взаимовыгодный со всех точек зрения. Как раз такой, какой вероятно требуется частной собственности, очищенной от всевозможных трагедий. Да, я думаю, такое вероятно бывает и в реальности – например, когда сделка происходит по совершенной цене, при совершенной информации, на совершенном рынке – и выгода продавца случайно оказалась равна выгоде покупателя, которые в свою очередь, случайно совпали с общими и общественными. Конечно знать такого нам пока не дано. Но важно верить, что такое может быть. Причем важно не с точки зрения экономики, а с точки зрения морали. Эквивалентный обмен – единственно возможная основа свободного общества. Только в этом случае экономическое принуждение, даже самое неявное, полностью отсутствует.
Конечно, такое заявление вызывает резонный вопрос. Как личные ощущения вообще связаны с основой, да еще всего общества? По-моему, очень просто. Если обе стороны в обмене точно следуют стратегии эквивалентной выгоды и в результате ощущают и понимают, что добились успеха – субьективная выгода действительно, обьективно стала одинаковой. Ну а общество получается, когда все и всегда поступают так же. Обьективность становится обьективной.
Я понимаю, что все это звучит довольно утопично, но представьте себе совершенно обычную, бытовую ситуацию. Каждый из нас сто раз на дню проходит мимо посторонних людей не только не сталкиваясь с ними лбами, но и оставляя в запасе довольно приличное расстояние. Как нам это удается? И при чем тут обмен? Умение обменяться такой мелочью, как право прохода – дело вовсе не маленькое. Оно маленькое для нас, потому что мы к нему привыкли, но когда-то за неумелую попытку обмена этим мелким правом можно было нарваться на острый меч. Ныне уже почти никому не приходит в голову пытаться выгадать себе преимущество. А если и попадаются такие уникумы, они обычно жалобно извиняются, как только оказываются жестоко наказаны. И это – очень важный моральный результат. Уступить ровно столько, сколько получить взамен – чистый эквивалентный обмен с совершенно посторонним человеком, причем практикуемый в масштабах всего общества. Пусть одним и тем же, мелочью и без участия денег. Но если люди научились эквивалентности, дело в принципе решено. Дальше – вопрос лишь количества.
Зачем я уделил внимание этой утопии? Эквивалентность – если под экономикой понимать обмен и информацией, и всем прочим, что может составлять ценность в обществе – практическое свидетельство этической универсальности, ибо только так она может проявиться. Нельзя говорить об универсальности морали, если она не влечет абсолютно нейтральное восприятие других людей. Вот почему так важна точка нуля. Она говорит о том, что среди нас есть множество людей, которых мы не относим к "своим" и "чужим", что мир перестал быть черно-белым, а стал каким-то… цветным что-ли, причем все цвета вполне равноправны. Без этой утопии все разговоры об универсальности остаются голыми идеями, не имеющими отношения к практике, которая всегда конкретна и партикулярна.
– Две моральные сферы
Рассмотрим подробнее идеализированный моральный профиль современного жителя мегаполиса, равнодушного к расизму, патриотизму и токсичным идеологиям. Легко видеть, что точка эквивалентного обмена делит картинку 1.11 на две части с абсолютно разными моральными принципами. Левая охватывает родственников, друзей, коллег и избранных соседей. Это область жертвенной морали – любви, симпатии, предпочтения. Она ограничена – любить всех подряд человек пока не научился. В центре ее – семья. Разные коллективы по-разному переживают распад семьи. Кое-где семейные ценности уже давно не ценности, там пик альтруизма едва заметен и отношения в семье встали на солидные рыночные рельсы. Кое-где еще пока верят в эти патриархальные предрассудки, там семьи крепки, а уровень альтруизма высок как и прежде.
Правая часть охватывает всех прочих. Вместо ненависти к чужакам, культурные современники воспринимают незнакомых как равноправных и равнодушных граждан, по чистой случайности населяющих землю одновременно с ними. За пределами личной сферы обитает публичная этика, тяготеющая к обьективности. Последняя присутствует в качестве той идеальной разумной основы, на которой строятся свободные отношения, полностью лишенные всяких биологических психических механизмов. Обьективность отчуждает субьектов. Они безличны и полностью независимы друг от друга. Отчуждаются не только субьекты, отчуждается прошлое в виде культурных наслоений, формировавших героический моральный фон коллективной идентичности. В отношениях с партнерами подвиг не требуется, память о нем бледнеет, он все больше ассоциируется с далеким и, прямо скажем, диким прошлым. Небольшая пологая область вокруг точки эквивалентности охватывает круг знакомых, как полезных, так и не очень, отношения с которыми уже не жертвенны, но еще и не вполне рыночны. Близкий круг – остаток первобытного коллектива, до сих пор психологически и материально помогающий выжить во враждебной эгоистичной среде.
Обе сферы принципиально различны с точки зрения и рисунка, и здравого смысла. Не думаю, что их можно теоретически впихнуть под одну моральную крышу, как хотелось бы тем из философов, кто занят поисками единой универсальной морали, или рассматривать в качестве случайных нехороших вариаций, подлежащих искусственной корректировке, как хотелось бы гуманистам и моралистам. Иными словами, я бы оставил жертвы семье и лучше занялся излечением эгоизма, мешающего обманутому современному человеку встать на этичную платформу и опереться на подлинную справедливость.
А моральному прогрессу, и нам вместе с ним, идти дальше. Его нынешний, весьма скромный результат – дальнейшее освобождение личности и углубление нормативности коллектива. Человек все больше зависит от коллектива, коллектив – все меньше от человека. Личность, ее знания и опыт, становятся все более субьективными, а коллектив, его культура и этика – все обьективнее. В конце концов, я надеюсь, даже ученые признают его существование.
7 Будущее
– Коллектив и его профиль
Наблюдая тенденции, изображенные на предыдущих рисунках, и проникаясь нашим фирменным оптимизмом, несложно составить правдоподобную картину достаточно отдаленного будущего. Для этого даже не нужны краски и кисти. В вертикальном разрезе коллектив становится плоским. Всеобщий договор торжественно заключен, моральные чувства пропитаны справедливостью, их графическое выражение принимает нормальный вид – горизонтальной прямой, лежащей на нуле. Иерархии, верхов и низов больше нет, отношение ко всем гражданам одинаковое. Те, кто оказались выбраны выполнять некие общественные функции, не пользуются статусом отца родного, а наконец становятся плоть от плоти нормального человека, причем в высшей степени постороннего. Равно и все выдающиеся личности – независимо от количества собранных денег и принесенной пользы, они не становятся предметом культа, обожания и поклонения. Уважение и признание не предполагает ни мысленное родство, ни реальные жертвы.
Как и иерархии, больше нет ничего противостоящего извне единственному человеческому коллективу. В горизонтальном разрезе он достиг своих физических пределов – пока земных. Глобализация благополучно завершена, сделав планету общим домом, создав из человечества единую хозяйственную и коммуникативную сущность. Это породило полное взаимопонимание и гордость причастности к человеческой "нации", окончательно уничтожило "чужих". Возникла общая идентичность, сигналы опознавания потеряли смысл, все культуры счастливо слились в одну. Культура стала нефункциональной, а этика – универсальной. В пределе, каждый человек полностью свободен от каждого другого члена общества, и зависим только от всех сразу. Все люди морально одинаковы.
Но все эти процессы никак не влияют на истинно своих. Близкие и семья остаются с нами навсегда, как и субьективная, жертвенная мораль. И чтобы описанная выше публичная сфера, с ясными, очищенными от морали правилами, стала возможной, все личное окончательно уходит из нее. Обе моральные сферы четко разделяются. Публичная этика достигает обьективного идеала, как и жертвенная мораль, освобожденная от обязанности любить всех подряд.
Этическая кривая, описывающая это благолепие, устаканивается в виде, показанном на рис. 1.13. Здесь "ОНИ" – скорее дань традиции, поскольку как таковых "их" больше нет, все теперь "мы". Отношения в семье без всякого сомнения останутся основаны на беспредельном (в разумных пределах) альтруизме. Отношения с посторонними перейдут на уровень честной торговли, в которой каждый будет преследовать свои интересы, но не забывая о том, что его партнер тоже должен преследовать свои, и все вместе помня о том, что при этом интересы каждого из них в точности отражают интересы всего общества. Между семьей и посторонними останется небольшая переходная область личных отношений, в которой человек будет оказывать услуги другим в пределах мелкого альтруизма, не переходящего незримую, но очевидную этическую границу. Величина этой области не может быть слишком большой, поскольку экономические интересы будущего индивида требуют поистине 
бесконечного рынка. "Личные отношения" играют заведомо неэкономическую роль – это просто знакомые и не более того.
– Асимметрия альтруизма
Первая крамольная мысль приходящая в голову при сравнении рисунка 1.13 с предыдущими (1.2, 1.3, 1.5, 1.6 и т.д.) – он слишком уж вертикально несимметричен. Если раньше альтруизм как бы уравновешивался эгоизмом, то теперь дело выглядит так, словно человек становится абсолютным альтруистом, что нарушает некий фундаментальный баланс, наблюдавшийся всю историю. Не ошибка ли это? Не утопия ли? Не пытался ли художник выдать нам желаемое за действительное?
В чем-то художник пожалуй прав: если война больше похожа на спрямленную Z, то торговля – на сглаженную L. Очевидно, что мирный и честный обмен вовсе не требует эгоизма в отношении к противоположной стороне. Торговля – это не просто обмен, это обьективно взаимовыгодное занятие. С прекращением всякой борьбы, избыточный эгоизм должен так или иначе исчезнуть и симметрия нарушиться. Но исчезнет ли он на самом деле? Преодолеет ли человек свои биологические корни?
Если нет, то возможны два варианта. Первый – человек обязательно должен быть эгоистом, и значит, пока есть семья с ее альтруизмом, "область справедливости" так и останется графической фикцией, не имеющей отношения к реальности. В реальности семейный альтруизм уравновесится эгоизмом, не позволяя никакого эквивалентного обмена. Общество погрязнет в коррупции, непотизме и прочих пороках, наблюдаемых там, где люди сбиваются в кланы и доверяют только своим. Ибо чем лучше "мы" – тем хуже "они". Баланс. Второй вариант не намного лучше. Чем меньше эгоизма и больше справедливости – тем меньше и альтруизма. Тогда можно наблюдать окончательную смерть семьи и детей, как они уже умирают на наших глазах. Могильная гладкость. Тоже баланс. В итоге обоих вариантов, вполне доступных наблюдению ныне, свободно-торгово-индивидуалистичное общество канет туда же, куда канул первый, явно преждевременный эксперимент со свободой – античность.
А вдруг баланс таки нарушается и человек будущего превращается в альтруиста? В конце концов, должен же быть хоть какой-то моральный прогресс?
Для исследования этого вопроса нам поможет еще один художественный график, где представлено изменение моральных чувств человека по мере проживания им своей нелегкой, полной обязанностей жизни (рис. 1.14). Что выражает восходящая линия? Линия эта, взятая уже не из размышлений, а из жизненного опыта, выражает "социализацию" – изменение отношения к окружающим. Как знают все родители, дети в детстве страшно эгоистичны и чтобы привить им мало-мальски приличные социальные качества, требуются неимоверные усилия. Но зато чем они физически более взрослые и социально более зрелые, тем они, теоретически, больше заботятся о других – и о собственных детях, и о женах, и о родителях, а кое-кто даже успевает позаботиться о человечестве в целом. Но если о ребенке заботится два человека – папа с мамой, то самому ему потом приходится заботиться не о папе с мамой, а о массе людей. И значит, что нормальный человек в итоге все же получается больше альтруист, чем эгоист, просто этот альтруизм скрыт где-то в личной, излишне раздутой сфере. И значит картинка 1.13 может быть вполне реалистична, если принять, что она подразумевает человека созревшего, состоявшегося и нагруженного ответственностью за человечество, а не за свой круг. Особенно замечательно это наблюдение тем, что открывает нашему взору то, что и так давно известно – чем прочнее семья, чем ценнее в ней семейные ценности, тем альтруистичнее в конце концов вырастает человек. Т.е. истинный, семейный альтруизм, воспитывающий свободного человека, обладает замечательным свойством смещать график вверх – чем больше альтруизма в семье, тем меньше эгоизма вне ее. Иными словами, альтруизм порождает альтруизм.
Ну а пока что эгоизм плодит эгоизм. Не в этом ли, в конечном итоге, одна из главных проблем со свободой? Не оказывается ли она без избытка альтруизма вечно преждевременной? И не изза того ли античность осталась античностью, что ее свободолюбивые граждане не обратили на этот факт должного внимания, решив, как и многие наши современники, что свобода – это лишь жадность, распущенность и вседозволенность?
– Моральный "капитал"
Серую область в верхней левой части рисунка 1.13 можно назвать научным термином "социальный капитал". Его мера – широта личных связей помноженная на степень готовности к услугам, взятая среднестатистически. Само это понятие, несмотря на соблазнительную близость ко всему хорошему в человеке, на самом деле ничего не говорит нам об этичности общества, о том, насколько честны там люди, насколько оно справедливо и свободно. Все это, по аналогии, можно было бы назвать ненаучным термином "моральный капитал", хотя мне, честно говоря, мораль и капитал кажутся несовместимыми вещами. Но где он на рисунке? Я думаю, этот капитал можно углядеть в том, насколько горизонтальна наша кривулька, т.е. насколько длинна ее горизонтальная часть и насколько близка она к точке нуля – иными словами длина отрезка (АВ). Потому что именно к этому положению она и стремилась всю человеческую историю. А история, как мы знаем, идет в одном направлении – в направлении накопления морального капитала, а вовсе не социального, который несомненно в первобытном коллективе был просто бесконечным, а в нашем нескором будущем, как ни грустно, полностью исчезает. Ну нельзя же всерьез считать отношения в семье капиталом?
Умозрительный рост длины горизонтального участка – от первобытного нуля на рис. 1.2 до будущего охвата всего прогрессивного человечества – визуальное проявление этического прогресса, который все таки есть, несмотря на все очевидные препятствия. Угол наклона участка, т.е. 0, говорит нам о справедливости, которая одинаково наклоняется ко всем членам общества или же, напротив, к одним – больше, а к другим меньше. Расстояние от горизонтальной оси, т.е. совпадение с ней – как много в отношениях эгоизма или альтруизма, которых там нет совсем или же которые проявляются в пренебрежении взаимными интересами, в попытках получить односторонние преимущества или завести личные отношения путем уступок. Длина горизонтального участка (а вернее расстояние от слова "Я" до В) – насколько далеко такие люди могут отстоять друг от друга в обществе, своего рода "радиус доверия".
Но доверие ли это? Доверяет ли мошенник жертве? Конечно, иначе он не смог бы осуществить свою аферу. Доверяют ли друг другу собутыльники в баре, когда выбалтывают секреты своих коллег и работодателей? Конечно. Только что общего все это имеет с этикой? Что же тогда такое – поведение, описываемое линией АВ? Я думаю, это можно назвать просто и без затей "100% этичным поведением". Когда партнер, случайный или постоянный, с моральной точки зрения воспринимается субьектом абсолютно так же, как сам субьект. Когда нет перекоса в трактовке допустимости моральных поблажек – что-то можно себе по отношению к другим, или когда надо напротив, в чем-то уступить ради дружбы, коллектива или долга. 100% этичное, без всякого культурного или морального релятивизма. Конечно, любое этичное поведение требует доверия, но того доверия, которое уже встроено в каждого имеющего от природы мозг и родителей, и в никаком дополнительном культурном, религиозном или социальном капитале не нуждающееся. При условии, конечно, что оно еще не было разрушено аморальным обществом.
– Правдоподобие
В какой степени оправданы все эти прекраснодушные фантазии? С какой стати мы так легко перескочили через огромный период окончательной победы глобальной властной иерархии, ее последующего разгула и дикого гнета, дальнейшего неизбежного гниения и полного упадка, и наконец длительного мучительного поиска выхода из катастрофы и одновременно – из эволюционной парадигмы бесконечного насилия? Увы, пока что история не подсказывает нам никаких реальных путей человечества к идеалу. Все, что мы видим – моральное неприятие иерархии и жажда равенства среди лучшей части населения планеты, что однако не мешает иерархии не только жить и здравствовать, но и процветать. Ибо лучшая часть населения не только в явном меньшинстве, но и практически в полном одиночестве!
На чем же покоится оптимизм? Только на рисунках? Не только. Во-1-х, до сих пор мы наблюдали как бы закон соответствия высоты коллектива его горизонтальному основанию. Но поскольку расширение коллектива неизбежно ограничено, иерархия рано или поздно начнет пожирать сама себя. Наверх хочется всем, и чем ближе к вершине, тем сильнее. Во-2-х, единому коллективу просто не с кем будет воевать, а значит у власти не останется предлогов для постоянной мобилизации населения. Во-3-х, моральное равенство уже неистребимо, а значит верхушке придется искать оправдания своего существования в реальной пользе для всех. Невозможно бесконечно лгать, надо время от времени действительно делать что-то для подданных. В-4-х, таким образом улучшения в жизни населения неизбежны, а всякие улучшения приводят к росту мозгов и сознания. Учитывая, что бесконечный рост населения невозможен, пропорция тупых и ленивых будет неизбежно падать, а лучших – расти. Демографическое насилие в конце концов будет преодолено. В-5-х, бессмысленность бесконечной борьбы за место на троне станет слишком очевидной – люди не могут без великой цели. Стало быть не слишком большим преувеличением будет предположить, что и сама верхушка в конце концов проникнется этикой. Ибо все моральные идеи, какими мы гордимся, были выдвинуты вовсе не снизу, а как раз сверху. Образование и мозги – великая сила! В-6-х, просто повторим – азум не стоит на месте, идеи рождаются и накапливаются, а поскольку разум уже доказал свою способность преодолевать природу, у нас нет никаких оснований предполагать, что он вдруг ослабнет.
Кроме того, можно предположить, что рост сложности общества способствует развитию мозга, а то, что общество будет усложняться, практически гарантировано. Способность искать нормы и следовать им очевидно развивается параллельно умнению масс населения, это видно по нашей истории. Сначала разум преодолевал страх смерти запугивая себя страхом неведомого, сакрального. Затем он научился следовать нормам под куда меньшим страхом – наказания. В наше время многие уже следуют нормам по привычке, потому что так принято. Людей больше не надо пугать!
Интересный показатель прогресса ума и одновременно культуры – изменения в характере юмора. Он явно развивается от примитивного к возвышенному. Истоки юмора – насмешка над другим, радость от его унижения, от собственного превосходства. А поскольку никто не хочет оказаться униженным, юмор начинает сочетаться с неожиданностью, непредсказуемостью. Так, например, если кому-то захочется посмешить других и он станет притворяться, это не вызовет смеха, разве у самых примитивных зрителей. Однако с развитием культуры, компонент унижения в смехе оказывается вторичным по сравнению с непредсказуемостью и двусмысленностью, требующих работы мозга. Смешным становится не унижение, а глубина неожиданной мысли, ситуации. И если уж говорить о унижении, люди начинают все больше смеяться над собой, над своей неспособностью предугадать и предвидеть. Они радуются превосходству рассказчика!
Разве перечисленное не может вызвать оптимизм? Может – борьба разума с животной природой неизбежно приведет к ее поражению. Или к поражению разума, но тогда бессмысленно будет и писать, и читать нашу будущую книгу. Такой вариант мы оптимистично отвергаем!
– Мы
Задержимся мысленным взором на этике будущего еще немного. Моральный прогресс дошел до точки эквивалентного обмена, где посторонний, несмотря на его непричастность к личной жизни субьекта, остается символом единой человеческой идентичности. А значит, несмотря на нейтральность и кажущуюся аморальность, отношение к нему вполне морально, обьективная этика – это вовсе не отсутствие таковой. Ставить свои интересы ни выше, ни ниже интересов другого требует нетривиальных усилий, полностью противоположных как иррациональному альтруизму коллективиста, так и рациональной экономичности индивида. Люди – это "мы". И это "мы" находится на одном уровне с "я", где его теперь смогут легко найти экономисты-индивидуалисты.
В основе такого отношения лежат нормы, найденные путем договора и отказа от малейшего насилия, а моральные традиции и обычаи благополучно отмерли. Нормы стали общим для всех языком этики. Как благодаря врожденным языковым структурам, отражающим обьективное сходство людей, стал возможен перевод с языка на язык, так же стало возможно взаимопонимание между культурами на основе моральных структур. И как сближаются языки, так же сближаются и нормы. Общество вырабатывает моральный эсперанто, но только не греющий души эстетов, а единственно возможный. Что касается экономических законов, которые тоже выглядят весьма обьективно, в будущем они абсолютно точно изменятся, потому что изменится поведение человека. Их обьективность отлична от обьективности этики тем, что к этике люди стремятся, а от экономики – уходят. Этика требует порядочного человека, экономика – рационального. Кто победит? Что окажется обьективней? Экономистам не следует огорчаться. Напротив. Им всегда будет чем заняться – открывать все новые и новые обьективные законы.
Поскольку этика, победившая в планетарном масштабе, сольет все коллективы со всеми, культура перестанет отражать групповую идентичность. Тот факт, что "здесь так принято" сплачивает коллектив, сближает посторонних, помогает понять случайных людей и внушает доверие, но с победой универсальных норм, это все становится излишним. Но чем она станет? Возможно она станет заменой бывшей личной сферы, психологическим суррогатом коллектива-организма? Тогда нормы новой, терапевтической личной сферы оторвутся от морального ядра и станут скорее эстетическими, чем этическими – как необязательностью своего выполнения, так и творческим, т.е. не традиционным, а личным, происхождением. Их цель – сформировать круг общения, неважно о чем, лишь бы об интересном. Поэтому они станут разнообразнее, причудливее и художественнее, отражая личные вкусы, а не продуманные этические концепции. Прототипы таких форм общения – нынешние молодежные субкультуры, переменчивые, локальные и совершенно бессмысленные, или, скажем, клубы болельщиков и поклонников.
Культура, которая изначально появилась как сосуд для хранения всего небиологического в поведении людей, окончательно расслоится на этическое ядро и эстетические наслоения. Универсальная моральная основа – это то, что в конечном итоге делает всех людей похожими, позволяет ненасильственное взаимодействие. Эстетические прикрасы помогут людям выражать своеобразие и создавать любые квази-идентичности. Эстетика обьединит и разьединит людей, но моральная основа не позволит вкусам проникнуть в их поведение, повлиять на возрождение или формирование первобытного отношения обособленности и вражды. Доверие, как фундаментально этическая характеристика отношений, не может покоиться на вкусе. От того, что кто-то предпочитает розовое голубому не следует, что ему нельзя доверить все свои деньги.
А что случится с первоисточником нравственности – героической моралью? Мы как-то забыли о ней, а ведь борьба с насилием без нее невозможна. Роль ее, как ни грустно, уменьшится, поскольку бороться за свободу можно будет не вставая со стула. На нашем последнем на сегодня рисунке – 1.15, я решил свести все главные нравственные явления вместе. Надеюсь он понятен и без лишних пояснений, разве только в качестве небольшого резюме. Сперва человек, точнее его лучшая часть, был охвачен только героической протоморалью, которую он получил от коллектива и пересадил внутрь себя в процессе борьбы с природным эгоизмом. Там внутри, она потом расщепилась на обьективную, хотя и сокрытую в шелухе норм, этику и жертвенную, возведенную на пьедестал, мораль. Ныне этика еще слаба, как и публичная сфера, она занимает небольшую часть души. Жертвенная мораль, включая ее героическую часть, пока сильнее – рисунок показывает, что личная сфера, включающая не только родных и близких, но и сотрудников, и подельников, и соседей, и соотечественников, превалирует. Но по мере прогресса, когда героическая борьба со злом потеряет актуальность и уйдет в прошлое, а личная сфера займет подобающее ей положение, 
человек останется наедине со своими верными друзьями, разрывающими его на две примерно равные части.
– Они
Обрисованная идиллия может вызвать скептицизм, граничащий с унынием. Да и ученые опять не радуют. Эволюционные психологи и социальные биологи, горячо поддерживаемые авторитетными экономистами, говорят нам, например, что честными люди не будут никогда, потому что биология подсказывает им иное – среди этичных людей жулики имеют лучшие шансы. А вот мне кажется, ученые путают этичных людей с наивными дурачками. С чего бы это? Возможно жулики будут всегда, в конце концов биология не гарантирует нам качественных мозгов у каждой особи. Однако наряду с жуликами, будут и родители, и воспитатели. А если это не поможет? Найдутся и желающие наказать. Вплоть до. Важно наверное учитывать, на всякий случай, что обьективная этика вовсе не требует отказа от насилия в принципе – всегда и везде. Она – основа практики, а не клинический случай святости. Впрочем, сама она насилием не занимается. Она всего лишь милостиво самоустраняется, допуская свободного человека принимать по отношению к отрицающим ее те решения, которые ему нравятся.
