Илья Попов
Крах всего святого
– Угу, – ответил Стефан и пошевелил в воздухе всеми десятью пальцами. – Ни кусочка у меня не отхватили. Ты как, малец?
– Хорошо, – ответил Этьен, и хоть ран у него не было, но изнутри до сих пор поколачивало.
– Чудно, – кивнул Стефан и, оглянувшись, чуть понизил голос. – А вот жричка…
Да, Мелэйна действительно выглядела куда хуже, чем все они вместе взятые. Совсем выбившись из сил, она то ли спала, прислонившись спиной к стволу, то ли потеряла сознание. Волосы ее распустились, спутавшись колтунами, и без того бледное лицо стало почти что белым, перечеркнутое засохшими ручейками крови, вытекшими из носа, а грудь поднималась так слабо, что могло показаться, будто она и вовсе не дышит.
– С ней все будет в порядке? – шепотом спросил Этьен.
– Конечно, – бодрым голосом ответил Стефан. – Отдохнет и утром будет как новенькая, вот увидишь. Думаю, нам бы тоже не помешало поспать – не знаю как вы, а я сейчас прямо тут рухну.
Он не соврал. Не успел Стефан расположиться поудобней, накрывшись плащом, как через мгновение раздался громкий храп. Но вот у Этьена не было дремы ни в одном глазу, хоть голова его гудела, а тело ныло от усталости. Он присел, вытянул ноги, вытащил из-за пояса кинжал и начал рассеянно поигрывать лезвием, покрытым подсохшей коркой. Собственно, и вся одежда Этьена тоже была вымазана толстым слоем грязи, слизи и крови – послюнявив палец, Этьен попытался было вытереть особо крупное пятно на коленке, как послышался голос Джейми:
– Забудь про штаны.
В ответ на недоуменный взгляд Этьена, Джейми пояснил:
– Следи не за одеждой, а за оружием. Вовремя не очистишь лезвие от крови и кишок – застрянет в ножнах. Не успеешь вытащить в бою – умрешь. Лучше быть грязным, чем мертвым.
– Но у меня нет ни тряпки, ни масла… – протянул Этьен.
В ответ Джейми лишь пожал плечами, сорвал с ближайшей ветви крупный лист и принялся тщательно тереть меч. Этьен последовал его примеру и еще некоторое время они дружно пыхтели каждый над своим оружием. Протянув руку к лунному свету, Этьен не без удовольствия провел взглядом по почти чистому лезвию, спрятал кинжал и стал наблюдать за Джейми, который еще корпел над своим клинком.
– Куда вы шли до того, как мы встретились?
– Никуда.
Этьен замолчал, и некоторое время они просидели молча, под скрип ветвей, шепот ветра и шуршание листа по стали, как Джейми произнес:
– Нас бросили за решетку. Мы сбежали.
– А что вы сделали?
– Ничего, – Джейми почти уткнул нос в меч, разглядывая его от эфеса до кончика лезвия. – Оказались не в том месте, не в то время.
– Вы и вправду охотитесь на чудовищ? Вроде тех, – Этьен невольно кинул взгляд на край ветви, точно ожидая, что оттуда сейчас полезут черви, – существ…
– Да.
Этьен было открыл рот, но тут же захлопнул обратно, не зная, следует ли задавать вопрос, вертящийся у него на языке; но потом, в конце концов, осторожно произнес:
– А на людей?
Джейми поднял на него глаза, спрятал меч в ножны и положил их себе на колени.
– Нет.
– Жаль, – Этьен шмыгнул носом, хоть и понимал, что ему крупно повезло попасть в компанию охотников на тварей, а не беспринципных наемников; думается, в последнем случае, он бы сейчас до сих пор был в руках Северина. – А ты… когда-нибудь убивал человека?
– Бывало, – спокойно ответил Джейми, словно у него спросили, что он ел на завтрак.
– На войне?
– Да, – ответил Джейми и добавил. – И не только.
– Это… трудно? – сказал Этьен, сам до конца не понимая, что имеет ввиду. – То есть, я не про то, трудно ли поднять меч… то есть наоборот… ну, взять и…
– Ты хочешь убить человека? – вместо ответа спросил Джейми, отложил ножны в сторону и с хрустом потянулся.
Этьен несколько мгновений колебался, тщательно взвешивая все то, что накопилось у него на душе, и твердо произнес:
– Нет. Я хочу убить Северина Броди, – Этьен до боли сжал рукоять кинжала, представляя, как она торчит меж черными пластинами. – Он самое что ни на есть чудовище. Хоть и выглядит, как человек. Понимаешь?
Джейми кивнул, и Этьен почему-то знал, что его действительно поняли, а не сделали вид, чтобы отвязаться. Они еще немного посидели молча, но вот Джейми взял ножны и отправился на боковую, и Этьен тоже лег спать. Открыл глаза он уже ранним утром от холодного ветра, пронизывающего до костей. Неподалеку сопел Стефан, Джейми же спал рядом с Мелэйной, прислонившись спиной к стволу и даже во сне не отпуская ножны. Словно бы почувствовав сквозь дрему движение, он на миг приоткрыл глаза – но, взглянув на Этьена, расслабился и вновь провалился в сон.
Подойдя к краю, Этьен невольно затаил дыхание, восхищаясь видом перед его глазами. Ведьмин Котел, кажущийся на земле зловещим и ужасным местом, с высоты птичьего полета превратился в сказочное царство: удивительные растения, меж которых мелькали мелкие фигурки животных, сменялись ручьями и озерами; некоторые из них были столь же мутны, как и тот водоем, около которого их четверка стала прошлой ночью, но некоторые были вполне чисты и, наверное, даже пригодны для питья. У гигантских деревьев росли не менее исполинские грибы, которые кучковались целыми семействами, а меж некоторыми ветвями была сплетена паутина, настолько толстая, что напоминала рыболовные сети; правда, подумав о том, какого размера должен быть паук, соткавший такое, Этьен вновь подумал о том, что хорошо бы убраться с топей до вечера.
– А неплохой вид, – подошедший Стефан встал рядом, зевнул и потер заспанные глаза. – Если, конечно, забыть обо всех тварях, что мечтают слопать наши задницы.
Почувствовав нужду, Этьен было огляделся в поисках места, где можно уединиться, но вот Стефан попросту стянул штаны и, посвистывая, принялся справлять дела прямо вниз; последовав его примеру, Этьен вдруг подумал, чтобы сказал мастер Фернанд, увидев воспитанника – и прыснул со смеху.
– Че, представил, как своему Северину в забрало попадаешь? – ухмыльнулся Стефан.
После этих слов Этьен уже захохотал в полный голос, чем спугнул несколько птичек, разлетевшихся в разные стороны.
– Судя по веселью, вы в порядке? – раздался слабый голос.
Джейми с Мелэйной тоже проснулись, и хоть на лице ее играла улыбка, но вот мешки под глазами стали еще больше, а лицо осунулось настолько, что щеки, казалось, вот-вот впадут внутрь.
– Мы-то да, а вот ты будто из гроба встала, – прямодушно ответил Стефан, надевая портки.
– Верю на слово, – Мелэйна попыталась вытереть с лица засохшую кровь и задалась в кашле. – Хотя чувствую я себя еще хуже.
– Смотрите, – Джейми подошел к Стефану и Этьену, а потом ткнул пальцем вдаль. – Видите то озеро? Кажется, за ним туман понемногу рассеивается.
И впрямь – вдалеке виднелась вытянутая гладь, после которой воздух будто становился чище.
– На глаз топать до него лиги три-четыре, ну, может пять, не больше, – прикинул Стефан. – Если повезет, то закат встретим на твердой земле.
Перекусив и сосчитав припасы, они решили начать спуск: Джейми достал моток крепкой веревки, на всякий случай связал их всех меж собой за пояса, а после перекинул ноги через край; через мгновение за ним последовали все остальные. Если честно, взбираться на дерево оказалось куда проще, чем лезть вниз – хотя, быть может, все дело было в том, что теперь им не грозило быть разорванными на клочки, а это, признаться, словно бы придавало лишних сил.
Но вот, наконец, Этьен ощутил под собой земную твердь. То тут, то там валялись сморщенные останки червей, которые после смерти будто усохли в два-три раза; некоторые из них были разорваны на части – вероятно, своими же сородичами – и Этьен поспешил отвести взгляд в сторону, тогда как Стефан, напротив, с интересом склонился около особо крупной твари.
– Видали когда-нибудь таких огромных? Походят на вирмов – только те куда мельче и длиннее. Да и лап у них я не припомню.
– Нет, и надеюсь, что больше не увижу, – пробормотала Мелэйна, видимо, полностью разделяя чувства Этьена.
– Интересно, сколько бы за них заплатили, – все не унимался Стефан, когда место ночной битвы осталось далеко за их спинами. – Не меньше десятины серебряника за каждого. Как думаешь, Джейми?
– Вряд ли, – пожал плечами тот. – Сроду столько монет за червей не получали. Разве что луна за всех скопом. И то – в самом лучше случае.
– Но мы-то мелких били, да и их всегда не больше пяти-шести было, – возразил Стефан. – Не ровня этим. А знаете, кого они мне напоминают? Огромные, лоснящиеся, жирные, отрубленные…
– Может, поговорим о более приятных вещах? – не выдержала Мелэйна.
Но Стефан все-таки закончил мысль, чем вызвал у нее шквал негодования и почему-то Этьен подумал, что Стефан сделал это нарочно, чтобы слегка поднять всем настроение. И верно – через мгновение Стефан с Мелэйной уже всласть переругивались, споря о допустимости произношения вслух некоторых слов, и даже с лица Джейми не сходила широкая ухмылка. Слушая очередную шутку Стефана про мужское естество и пугливых монахинь, Этьен едва не расквасил нос, споткнувшись о торчащий из земли камень.
Потирая ушибленное место, он опустил глаза, но вместо валуна увидал весьма занятную вещицу, наполовину закопанную в землю – и через мгновение у него в руках оказалась удивительная фигурка. Размером чуть меньше ладони, вся покрытая грязью, она была целиком вырезана из какого-то гладкого камня или минерала. Исполнение было пускай и грубым, но весьма детальным: статуэтка изображала некое существо, напоминающее одновременно скорпиона, многоножку, быка и рака. Чудовище щерилось во все стороны членистыми лапами и клешнями, а из сплющенной башки торчали сразу несколько рогов. Вещица явно была сделана человеческими руками – но как она очутилась здесь? Быть может, ее обронил какой-нибудь путешественник, осмелившийся перейти топи? Или здесь когда-то жили люди?
– У меня от нее мурашки по коже, – произнесла Мелэйна, обнимая себя за плечи.
– Как думаете, что это такое? – спросил Этьен, оглядывая безделушку. – Какое-то чудовище? Или божество?
– Дай-ка сюда, – Стефан забрал фигурку, как следует размахнулся и запустил ее подальше; а потом удовлетворенно хмыкнул, когда услышал тихий всплеск. – Уж поверь нашему опыту, малец – если видишь какую-то непонятную зловещую херовину, то, скорее всего, это она и есть, и ничего хорошего ты от нее не дождешься. Так что коли встретишь нечто подобное – разворачивайся и вали куда подальше.
На самом деле, Этьен и сам был не против избавиться от неожиданной находки, уж больно гнетущее впечатление она производила; да и по плану непонятных зловещих… штуковин опыта у него было маловато, так что в этом вопросе он полностью доверял Стефану.
По ощущениям, время уже перевалило за полдень, когда они достигли нужного озера. Раскинувшийся едва ли не на лигу водоем по форме напоминал кляксу – с мутноватой водой, покрытой пленкой, и пластами ярко-зеленой тины. Из воды торчали островки земли с мелкой травой, напоминающие волосатые бородавки – от совсем крохотных, до весьма солидных, на которых могла бы уместиться и лошадь.
– Да нам тут лодка понадобится, – присвистнул Стефан, окидывая взглядом озеро.
– Не думаю, – произнес Джейми, подобрал с земли длинную палку и ткнул ею в ближайшую кочку. – Переберемся по прогалинам. Нужно только быть чуть аккуратнее и не спешить.
– Спешить вам и впрямь не следует, – едва Этьен услыхал до боли знакомый голос, как душа его тут же рухнула в пятки. Этьен оглянулся – и увидел Северина, Кола и еще двух мужчин из их отряда, что вынырнули из желтоватой пелены, словно призраки.
Глава 26
Доподле рецепт Визрийского огня – или Дыхания Айша, как его называют сами визрийцы – был и остается одной из величайших тайн нашего века. Похожий и с виду, и по своим свойствам на масло, что издревле используется при защите крепостей, он, тем не менее, куда страшнее и опасней. Сия горючая смесь вспыхивает от малейшей искры – а то и вовсе при соприкосновении с воздухом! – погасить же ее нельзя ни песком, ни водой; даже последняя горит точно сено, коль на нее попадет хоть капля этой жидкости.
Упоминания о Дыхании Айша можно найти еще в историях народов, которые так давно были порабощены визрийцами, что уже и сами стали считать себя частью их культуры, но Дементий IV был первым, кто заставил с содроганием говорить о Дыхании Айша от юга до севера.
Создание сего оружия хранится в строгом секрете – говорят, что никто из алхимиков и ученых, создающих его, до конца не знает всех формул; каждый из них делает только свою часть работы, а уже после немногие приближенные к императоры заканчивают их труды, получая в итоге то, что может заставить пылать весь мир…
Бруно Тош, «Война змеи и солнца»
Матиас получил весть о возвращении Аль-Хайи еще до того, как тот въехал в столицу – незадолго до полудня, едва успев подняться с постели и завершить все утренние процедуры. Матиас с ранней юности – еще задолго до того, как принял сан – имел привычку просыпаться с первыми лучами солнца, но зелье, которое давал ему Аль-Хайи, кончилось, едва он отъехал в Мьезу, а приготовить снадобье про запас он попросту не успел. Так что сон к Матиасу приходил лишь незадолго до рассвета, и большую часть ночи он ворочался в кровати, мучаясь от болей и небывалого раздражения, злясь на любой случайный шорох или скрип, а уж пробуждение было и того гаже некуда.
Да и, признаться, Матиас не ожидал увидеть Аль-Хайи так скоро; господин Рубб вместе со своим отрядом вернулись парой дней ранее без иноземца и сообщили, что Аль-Хайи задержался в Мьезе по каким-то неотложным делам; удивительно, но Рубб старательно опускал какие-либо подробности, так что более Матиас не смог вытянуть и лишнего слова. Когда он в сопровождении слуг и стражей, наконец, спустился в тронный зал, Аль-Хайи уже был там, терпеливо ожидая короля. Свои одеяния Аль-Хайи сменил на местные, причем довольно скромные – шерстяной дублет, невзрачные штаны, высокие сапоги и длинный почти до пят плащ с меховым воротом – так что отличить его от фрида можно было разве что по необычному в этих краях цвету кожи. Позади Аль-Хайи жалась кучка каких-то подозрительных оборванцев, которые, разинув рты, с нескрываемой жадностью оглядывали роскошное убранство, царившее вокруг, пока слуги и стража мерили бродяг брезгливыми взглядами.
Первым желанием Матиаса было приказать погнать чернь прочь, но спустя миг он уже забыл об их существовании, ведь позади Аль-Хайи возвышался какой-то овальный вытянутый предмет, очертаниями напоминающий то ли зеркало, то ли дверь; но с точностью судить, что же это такое, было весьма затруднительно, так как вещь была завешана несколькими одеялами и перетянута веревками, что придавало ей сходство то ли с рулетом, то ли с куколкой огромного насекомого.
Подождав, пока Матиас устроится на троне, один из придворных – невысокий бледный мальчишка, выходец из одной знатной семьи – вышел на середину зала и звонким голосом принялся оповещать о прибытии из Мьезы господина Аль-Хайи, но Матиас взмахом руки отослал юнца прочь. Голова Матиаса гудела от недосыпа, ногу съедала подагра, но, признаться, куда больше его разбирало дикое любопытство – что же такое привез Аль-Хайи? Он что, и впрямь нашел нечто ценное, некую утерянную реликвию древней цивилизации, которая каким-то чудом оказалась во Фридании? Хоть поначалу Матиаса и захватил энтузиазм Аль-Хайи, но уже на следующее утро первый не мог припомнить их ночной разговор без улыбки. А сейчас и подавно – быть может, из-за врожденного скептицизма, а может из-за того, что все его представление об окружающем мире могли в один миг пойти крахом – рассказы Аль-Хайи были для Матиаса пускай и весьма занимательными, но все же фантазиями.
Словно прочитав его мысли, Аль-Хайи, не спеша, направился к возвышению, где находился Матиас и, остановившись в нескольких шагах от ступеней, ведущих к трону, отвесил долгий поклон:
– Рад видеть ваше величество в добром здравии. Надеюсь, рана вас не сильно беспокоит?
– Мои года уже сами по себе тяжелые увечья, – отшутился Матиас и кивнул за спину Аль-Хайи. – Как я погляжу, вы вернулись не с пустыми руками?
– О, да! И скажу вам, что отыскал я даже много больше, чем желал… – загадочно улыбнулся Аль-Хайи, огляделся и чуть сбавил голос. – Если вы позволите, я бы хотел переговорить с вами наедине. Разговор нам предстоит долгий и деликатный. Будет неловко, если он нем прознают не те уши.
После недолгого раздумья Матиас три раза хлопнул в ладоши – от стен эхом отозвался дружный топот, когда слуги вместе со стражниками ручьями принялись утекать из зала, а следом за ними побрели и бродяги, то и дело кидавшие взгляды то на Аль-Хайи, то на его находку. Когда они остались вдвоем, Матиас поднялся с трона, подхватив мантию, и начал осторожный спуск, стараясь не опираться весом на больную ногу; и вот спустя время он уже стоял рядом с Аль-Хайи.
– Поездка прошла без происшествий? – спросил Матиас, с любопытством оглядывая загадочный предмет.
– Подушки в повозе были мягче перины, ваши люди – тактичны и терпеливы, а Мьеза оказалась весьма приятным городом, хоть и лишка сыроватым, – сказал Аль-Хайи, сложив руки за спиной. – Конечно, я немало времени провел, ощущая под ногами не твердую земь, а ходящую ходуном палубу, но до сих пор из всех морей и озер я остался привычен только к песчаным… но не буду изводить вас лишними жалобами.
– Так это то, о чем вы рассказывали? – произнес Матиас и осторожно дотронулся до предмета. Даже сквозь несколько одеял он почувствовал, насколько гладок и холоден материал, точно мрамор, пролежавший несколько дней под снегом. – Что же такого вы отыскали в Мьезе?
– Я нашел его или он нашел меня – не суть разница, – туманно ответил Аль-Хайи и добавил: – К слову, я имел счастье познакомиться с вашим добрым другом – великим магистром Амадиу Тома.
– Другом? – невольно хмыкнул Матиас. – Боюсь, это слишком громко сказано. Хоть мы и знакомы без малого пару десятков лет, но отношения наши натянуты, словно струна у лиры. Думаю, вы и сами заметили, что характер великого магистра, увы, оставляет желать лучшего, а с языка чуть ли не капает яд.
– Что верно, то верно, – усмехнулся Аль-Хайи. – Во время нашей последней встречи он пожелал мне гореть в бездне. Притом в вашей компании.
Матиас цокнул языком и покачал головой. Нет, он нисколько не сомневался в том, какую «любовь» Амадиу питает к персоне короля. Но Амадиу мог хотя бы постесняться выражаться в присутствии иноземца. Что подумает гость Фридании о людях, ее населяющих, услыхав, как один из них – и не какой-нибудь крестьянин, а человек образованный – поливает грязью своего короля?
– Прошу прощения за несдержанность господина Тома. Уверяю, он не мыслил ничего дурного, – попытался чуть сгладить ситуацию Матиас. – Думается, как-нибудь мы встретимся все трое и посмеемся над этим недоразумением за графином вина… если, конечно, Амадиу даст на то согласие.
– Боюсь, вы ошибаетесь. В искренности его слов я не сомневаюсь ни на мгновение. Что же касается нашей общей встречи… При всем уважении, в этой жизни она, увы, маловероятна.
– Великий магистр, конечно, остер на язык, но…
– Великий магистр мертв.
Признаться, эта весть была едва ли не самой последней, что Матиас ожидал услышать; от неожиданности он даже поперхнулся и все, что он хотел сказать далее, костью застряло у него в горле. Он в недоумении взглянул на Аль-Хайи, но тот, казалось, и не думал шутить; да и кто станет веселить подобными вещами?
Матиас тут же потерял интерес к находке Аль-Хайи, начав мерить залу большими шагами, даже позабыв о боли в ноге, пока в голове роем кружили с десяток мыслей. Великого магистра больше нет? Боги, возраст, конечно, берет свое, но Амадиу никогда не жаловался на здоровье. Хотя много кто узнавал о болячках только лежа на смертном одре… Надо не забыть послать соболезнования в Алый Оплот. Кого теперь выберет капитул на место почившего? Хорошо бы кого-нибудь посговорчивей, но если это будет племянник Амадиу… Стоит узнать у Реджиса, кто из магистров наиболее лоялен – или жаден.
Так. Нужно собрать мысли по порядку, а вопросы решать по мере их поступления. Для начала необходимо узнать, что вообще случилось с Амадиу. На миг остановившись, Матиас повернулся к Аль-Хайи, который все это время следил за ним сквозь полуприкрытые веки, прислонившись плечом к колонне.
– Что случилось с Амадиу? Он упал с лошади и сломал шею? На него напала какая-нибудь тварь? Он подхватил хворь? Занес грязь в рану и скончался от гангрены?
– Ни то, ни другое, ни третье, – Аль-Хайи с хрустом потянулся, а потом по лицу его скользнула легкая улыбка. – Великого магистра убил я – а точнее, заставил простаков из Мьезы сжечь Амадиу и его дружков заживо.
Некоторое время Матиас просто смотрел прямо в темные глаза Аль-Хайи, глупо теребя рукав и пытаясь осмыслить то, что услышал. Когда, наконец, слова Аль-Хайи дошли до рассудка Матиас, он одним прыжком – сам не ожидая от себя подобной прыти – оказался подле Аль-Хайи и схватил его за грудки. Тот даже не шелохнулся, абсолютно спокойно глядя на лицо Матиаса, что покрылось испариной.
– Что?! Ты убил Амадиу?! Зачем?!
– Он не оставил мне выбора, – пожал плечами Аль-Хайи, точно рассказывал о том, как раздавил надоевшую муху.
– Как… как ты это сделал?! – срывающимся голосом произнес Матиас. – Если это какая-то шутка, то она зашла слишком…
– Нет, мои слова – чистая правда. Думаю, их могут подтвердить, по крайней мере, с сотню свидетелей. Вы хотите знать, как мне это удалось? Надо сказать, куда легче, чем я думал, – ответил Аль-Хайи спокойным и даже дружелюбным тоном, будто бы разъясняя неразумному дитя, отчего дождь мокрый. – Я просто воспользовался ситуацией и в удачный момент подбросил сухого хвороста в разгорающийся костер людской ненависти – не мне вам рассказывать, что простой люд, мягко говоря, не питает особо теплых чувств к сильным мира сего, особенно к тем, кто может одним словом отправить на плаху любого окружающего. Они их боятся – а где есть страх, там клубится и злоба. И чувству этому зачастую достаточно лишь одной капли, чтобы оно полилось через край, подмяв с головой того, кому не посчастливилось оказаться поблизости. К тому же, невежи готовы поверить в любую чушь, будь она произнесена в нужное время нужным голосом, даже и не зная, что на самом деле творится у них под носом.
– Но… боги… зачем?!
– Старик встал на моем пути, – голос Аль-Хайи приобрел настолько стальной оттенок, что чуть ли не звенел; Матиас невольно выпустил Аль-Хайи и отступил на шаг, ощущая если и не ужас, то что-то близкое к нему, – а значит и на вашем тоже. Насколько я припоминаю, Амадиу давно был для вас занозой в пальце – не вы ли сами много раз говорили мне, что управлять государством было бы куда проще без ордена, и уж тем более без его нахального лидера?
Ничего не ответив, Матиас отступил назад, присел – точнее, почти что упал – на холодные ступени и схватился за голову. Боги, это начало конца. Едва весть об убийстве великого магистра достигнет Алого Оплота – а Матиас не был уверен, что этого еще не произошло – то все Мечи, как один, тотчас выступят против короны на стороне мятежников. Пускай воинов у ордена все еще меньше, чем в былые времена, но даже последний писчий Мечей умеет владеть оружием, а уж сейчас на счету каждый, кто может держать копье. Не стоит забывать и об Арлет – герцогиня никогда в жизни не оставит безнаказанным хотя бы неосторожный взгляд в сторону ее семьи, а уж за смерть деверя станет мстить быстро и жестоко; если орден, Гарсот и мятежники объединятся…
И тут перед Матиасом забрезжил луч надежды. Все это произойдет лишь в том случае, если кто-то узнает о том, что Аль-Хайи был в Мьезе по приказу короны. Нужно уничтожить пергамент с королевской печатью и избавиться от людей, которые сопровождали Аль-Хайи – к примеру, разослать их подальше по глухим гарнизонам, а то и вовсе за море. А что если вывернуть все так, что Аль-Хайи действовал по наущению Черного Принца? К примеру, подделать его почерк или выбить признания из Аль-Хайи под пытками; Матиас был уверен, что Реджису по силам и то, и это…
– Я знаю, какие мысли крутятся у вас в голове, – нарушил тишину Аль-Хайи. Голос его, эхом отдающийся от стен и потолка, звучал глубоко и почти что торжественно. – Вы пытаетесь придумать, как вам выйти сухим из этой ситуации и не потерять под собою трон – к примеру, заточить меня в темницу, отдать палачам, а потом публично казнить. Или же выдать меня на растерзание Мечам, чтобы они вкусили моей крови заместо вашей. Не могу сказать, что осуждаю вас – на вашем месте я бы размышлял точно также. Но дайте мне несколько мгновений, и может быть то, что вы считаете поражением, напротив – станет вашим триумфом.
Произнеся это, Аль-Хайи шагнул к предмету и вытащил из-за пазухи кинжал – через миг разрезанная бечева вместе с одеялами зашуршали и упали на пол. Матиас пропустил мимо ушей почти все, что сказал ему Аль-Хайи и уже открыл рот, чтобы позвать стражу, как невольно взглянул на предмет и замер.
Пред Матиасом стояло зеркало. Но оно ничего не отражало, напротив – воздух вокруг него как будто тускнел и терял краски, словно оно впитывало их в себя. Сделано украшение было из материала, который Матиас не видал ни разу в жизни – темно-зеленого до черноты, гладкого, но испещренного сверкающими прожилками; сверху донизу вещь покрывали выпуклые символы, а сверху ее венчала голова мерзкого чудовища, настолько детально выполненная, что, казалось, тварь вот-вот раскроет пасть, и издаст громкий рев. Матиас с шумом сглотнул и попытался оторвать взгляд от этого существа, но какое бы отвращение Матиас не испытывал, вид твари одновременно и пугал, и завораживал. Наверное, именно так жалкая букашка смотрит на приближающийся с неба сапог, который сомнет ее в пыль и даже не заметит…
– Подойдите ближе, – прошептал Аль-Хайи на ухо Матиасу, который и не заметил. – Подойдите и увидите… он покажет вам.
Вопреки собственной воле Матиас кое-как поднялся на ноги и сделал шаг к зеркалу, за ним второй, и вот он уже мог дотронуться до темной глади, только протяни руку. Матиас вздрогнул – прямо у него на глазах темная поверхность пошла легкой дымкой, словно круги на воде от брошенного камня. Через несколько мгновений рябь превратилась в неясный водоворот, кружившийся все быстрее, быстрее, быстрее и… Матиас затаил дыхание, когда пред ним предстала живая – в буквальном смысле этого слова! – картина.
Он вновь увидел своего короля, которому служил верой и правдой столько долгих лет – Лоренса II Фабио, прозванного Добрым. Верхом на белоснежной лошади, он походил на самого Феба, спустившегося с небес: высокий и широкоплечий, с белокурыми волосами, что волнами спускались на спину; доспехи Лоренса, чуть припорошенные снегом, блестели на зимнем утреннем солнце, делая больно глазам, взгляд был суров, а губы сжаты в тонкую нить.
Лоренс находился на высоком холме в окружении верных, слуг и оруженосцев, обозревая готовящуюся к бою армию – видимо, Матиас видел последние мгновения перед тем злополучным последним боем, который окончательно решил исход войны в пользу империи. Матиас даже мог слышать звуки, но очень тихо, точно они шли через толстую стену – перекрикивания бойцов, ругань командиров и ржание коней. Один из верных подъехал к Лоренсу и начал что-то говорить – поначалу он внимательно слушал верного, но потом вдруг нахмурился и поднял руку, заставив того умолкнуть. К верному присоединился один из магистров – судя по всему, сказанное Мечом тоже пришлось Лоренсу не по душе, так как он даже не взглянул в сторону магистра, все еще смотря вдаль. Мужчины переглянулись, и верный было вновь открыл рот, как вдруг послышался стрекот трещоток, взмыли ввысь сигнальные флаги и среди воинов возникла небывалая суета – приглядевшись, Матиас увидал, как на горизонте показались зеленые знамена.
Лоренс подал знак – оруженосцы поспешили подать ему щит, меч, копье и подвести боевого коня – огромного закованного в панцирь зверя, который нетерпеливо жевал уздцы и греб копытом снег, точно ему самому не терпелось броситься в атаку. Визрийцы подошли уже на два-три полета стрелы, когда фриданская армия, наконец, сумела выстроиться в боевые порядки – левым флангом командовал Дидьен Ру вместе с тремя сыновьями, каждый из которых вел по несколько десятков копий, правый взял на себя Нель, который хоть и не был опытным воином, но сумел собрать вокруг себя неплохих военных советников, центр же – состоящий из самых опытных солдат, тяжелой конницы, арбалетчиков и Святых Мечей – остался на самого Лоренса.
Визрийцы шли стройными рядами, и к удивлению Матиаса, он заприметил, что имперских сил было чуть ли не на треть меньше, чем фриданских, хотя он лично слышал рассказы о несметных полчищах, готовых убивать и умирать за императора. Хм, неужели иноземцы столь могучие воины, что каждый из них стоит десяти мечей? Иначе как еще объяснить такое разгромное поражение, предшествие которому наблюдал Матиас? Но думать об этом было некогда: горнисты задули, знаменосцы подняли штандарты, грянули барабаны, наполняя морозный воздух боевым ритмом – и, получив отмашку от короля, Ру вместе с Нелем повели силы в наступление.
Картина на миг помутнела, закружилась, исчезла – и вот Матиас уже видел яростный бой. Он впервые застал сражение собственными глазами, да еще так близко, будто бы сам присутствовал на поле брани, и, признаться, его невольно начало мутить. Нет, он, конечно же, понимал, что человек умирает красиво лишь в песнях, и слышал многочисленные рассказы бывалых солдат о том, как происходит настоящая битва, но это… Через мгновение после того, как фриды схлестнулись с визрийцами, ряды обеих армий перемешались – солдаты резали, кромсали, били, кусали и сминали друг друга, издавая последний стон, или наоборот, радостно вопя при виде пораженного противника. Дидьен походил на взбешенного медведя, огромной булавой сокрушая следующего врага, покуда предыдущий еще не упал на землю, сыновья его – которые почти догнали мускулатурой отца, хотя старший из них едва ли отметилд второй десяток – не отставали, храбро бросаясь туда, где их воины смели дрогнуть, и даже Нель мужественно сражался несмотря на то, что из плеча его торчало черное оперение, а слуги подводили к нему уже третьего коня.
