Илья Попов
Крах всего святого
В ответ Джейми лишь пожал плечами.
Он успел повидать и тех, кто потерял руку или ногу; людей, чьи лица походили на кривые маски, сшитые из клочков кожи. Несчастных, что собственными руками собирали выпавшие из разрубленного живота кишки или тщетно пытались вытащить стрелу с зазубренным наконечником, въевшуюся в бок. Разрезанные жилы, выбитые глаза, черепа со врезавшимися в них шлемами – некоторых приходилось хоронить прямо в них – раздробленные кости и вывернутые в другую сторону суставы; Джейми навсегда запомнил крики раненых и стоны умирающих, что умоляли друзей об одном быстром ударе, медленно загибаясь от инфекции или гангрены. Все это – поначалу казавшееся ожившим кошмаром – довольно скоро превратилось в обыденность.
Да, на войне можно потерять руку или ногу. А можно потерять что-то еще. И вернуться без дыры в брюхе, но с огромной гниющей раной прямо внутри.
Наверное, именно поэтому Джейми просто пожал плечами.
– Ну, что уж там, будто и поговорить больше не о чем, – откашлялся Эдмонд и быстрым движением смахнул с глаз выступившие слезы. – А какие дела у вас в Монте-Верте, коль не секрет конечно?
Джейми не проронил ни слова, пытаясь на ходу выдумать что-то дельное. Стефан тоже будто проглотил язык, и молчание уже неприлично затянулось, когда ситуацию спасла Мелэйна:
– Мы уже почти третий месяц идем святым ходом, господин.
– О, как! – присвистнул Эдмонд. – Паломники, значится? Уважаю. Правда, я думал, ваш люд по-другому выглядит – более чудно, что ли… Уж не в обиду. Помнится, видал я одного паломника – борода, во! Чуть ли не до земли, я аж позавидовал чутка. И балахон весь истрепанный, в дырах и пятнах, будто не сменял одежу ни разу. А уж пахло от него, боженьки… прошу прощения, коль оскорбил.
– Главное – дух, а не оболочка, – слабо улыбнулась Мелэйна.
– Дело говоришь, девица, – кивнул Эдмонд. – Нутро за богатства не купишь, а одежка – тьфу. Бывает с виду граф, а башка в дыра́х, как говорится. Не хочу в советчики навязываться, но опасно сейчас такими ходами шландать, да еще и без оружия, уж поверьте мне на слово. Времена нынче совсем темные настали – люди дикие, ничего святого. Даже церковь ограбить не побрезгуют, если чего не хуже… Ну, это все ж люди, с ними хоть договориться можно – а вот чудин всяких на каждом шагу хоть пруд пруди, не понятно откель повылезали. Вон у меня сосед недавно чуть в нору вирмовскую не угодил – и это едва отойдя от частокола! Хорошо заметил вовремя – мы ямку маслом кипящим залили, а червяка выползшего топорами порубали. Но то ладно – деревня есть деревня. Сейчас, говорят, чудища и по городам шастать не стесняются. Я вот под Мьезой прошлой ночью остановился – поспать под крышей, да чего горячего похлебать, и такого наслушался… Расскажу вам – не поверите.
Услыхав слова Эдмонда, Джейми невольно переглянулся с друзьями и осторожно спросил:
– И что же случилось?
Эдмонд огляделся, будто боясь, что его случайно могут услышать чьи-то лишние уши, а потом слегка понизил голос:
– Прям под Проводы нелюди какие-то на городскую площадь заявились, где народ праздновал – с десяток тварей, если не дюжина. Огроменные, страшнючие, о двух башках и клыках, что добрый кинжал. Пока то, се, паника и гомон, чудища немало народу поубивали – хорошо, в ту ночь Святые Мечи в городе были и бестиям отпор дали. Город-то закрыт теперь – ни въехать, ни выехать без разрешения ордена. Пришлось мне под стенами всю ночь меж бочек ворочаться – заноз посадил, ай…
– И откуда ж такой нечисти в городе взяться? – вмешался в разговор Стефан. – В Мьезе же и храм есть, и Посвященная. Да и двухголовых среди тех образин я что-то…
Не успел он прикусить язык, как Мелэйна ударила его локтем в бок, а Джейми наградил тяжелым взглядом. Но, к счастью, Эдмонд не обратил внимания на слова Стефана, занятый собственный болтовней.
– А хер его знает, братец. Слухи разные ходят – кто говорит колдун какой проклятие навел, а кто – что боги разгневались и грешников в тварей превратили… А кто-то вообще уверяет, что это сказки все. Перепились какие-то ряженые и свару устроили.
– Скорее всего, – сказал Джейми и бросил еще один взгляд на смущенного Стефана. – Какой праздник без хорошей драки.
– И я также думаю, – усмехнулся Эдмонд. – Любит народ все перевирать. Это как бывает – один что-то увидит, второму расскажет, тот не расслышит и понеслась. Хех, помню вот…
Оставшийся путь они проделали под болтовню Эдмонда, что без устали травил спутникам одну историю за другой. В ответ их троица в основном кивала головами или изредка поддакивала – но Эдмонд, казалось, совсем не возражал такому течению разговора, явно обрадованный свежим ушам. Солнце уже прошло самую высокую точку и уже кренилось к горизонту, когда они натолкнулись на процессию, что невольно перегородила путь. В середине находилась крупная крытая повозка, обитая стальными пластинами, что помимо возничего облюбовали несколько воинов с арбалетами. Сопровождали же воз две дюжины всадников в полных доспехах: латы, кольчуги и закрытые шлемы. На щитах и сюрко – гербы, на поясах – топоры, мечи и цепы.
Эдмонд натянул вожжи, чтобы пропустить встречных – но вместо того, чтобы ехать дальше, всадники обменялись несколькими репликами и направились в сторону повоза. Подъехав поближе, самый ближний из всадников слез на землю, поднял забрало и показал широкое лицо с густыми усами.
– Здравия, путники. Далеко едете?
– Приветствую, господин. Я вот рыбу из Мьезы везу, – ответил Эдмонд и кивнул за плечо. – А со мною праведники – святой ход совершают.
– Вот как? – хмыкнул мужчина и потер подбородок. – И куда же ваш ход идет?
– До Брилля, господин, – ответила Мелэйна. – Прямо к захоронению мученицы Амарэйнт Молчащей.
Незнакомец перевел взгляд на Джейми и встретился с ним глазами; а потом, ничего не сказав, обошел повозку сзади и заглянул вовнутрь, внимательно озирая ее содержимое.
– В бочках точно рыба?
– Эт что ж вы нас, за контрабандистов каких принимаете или разбойников… – с возмущением произнес Эдмонд, но незнакомец только взмахнул рукой.
– Головорезов нынче расплодилось словно мышей – не успеваем одну банду на ветвях развесить, как новая с другого конца ту же деревню грабит. Так, говоришь, рыбу везешь? А это тогда чье, парень? Твое? – он ткнул пальцем куда-то на дно повозки, прямо под ноги Стефана.
Но едва тот наклонился, как незнакомец вдруг резко схватил Стефана за грудки и скинул на землю. Джейми вскочил на ноги, и въевшимся под самую шкуру движением потянул руку у поясу, где обычно висел меч – но арбалеты щелкнули клиньями, заставив усесться обратно. Мелэйна тихо вскрикнула, Эдмонд раскрыл рот и выпучил глаза, а незнакомец, опершись ногой в спину извивающегося Стефана, вывернул ему руку и задернул рукав, показав на свет белый полукруглый шрам.
– Думали нам зубы заговорить, говнюки?! – прорычал незнакомец. – Я слепой что ли – да у вас одежа вся в крови засохшей, а на руке вон клеймо бандитское!
– Мы и впрямь паломники! – пропыхтел Стефан. – Могу могилой папаши поклясться. Мне в детстве горячий уголь на руку уронили, вот шрам и остался.
– И кровью тебя тоже кто-то облил? Так, обыщите их, – отдал приказ незнакомец.
Всадники спешились и через некоторое время Джейми, Мелэйна и Эдмонд тоже оказались на земле; а еще через несколько мгновений солдаты принялись открывать бочки и вываливать оттуда рыбу, под стоны и причитания Эдмонда. Проверив, что тот действительно везет одну рыбу, всех четверых заставили вывернуть карманы. Потом один из мужчин стащил со Стефана сапоги, взвесил их в руке, кинул один из них на землю и достал нож – раздался треск рвущейся кожи, голенище лопнуло, и на свет показался позвякивающий мешочек. И вот перед ними на земле уже лежала горстка серебряных – луны, пятаки и даже пара десяток – почти все, что осталось от уплаченной мэром короны. Судя по выражению лица Стефана, он впервые в жизни пожалел, что не успел спустить все деньги в таверне или борделе; при виде же такого богатства один из мужчин присвистнул, а незнакомец поднял с земли серебряный и завертел его в пальцах.
– Кого вы ограбили?
– Никого, – огрызнулся Стефан. – Мы их заработали.
– Правда? – наигранно удивился незнакомец, сжал монету в кулаке и потряс им у носа Стефана. – Да здесь почти на корону наберется! Заработали целый золотой? Это чем же? Короля в задницу поцеловали? А кровь на твоей рубахе не иначе как от «заработка»? Жак, а ну тащи веревку! Это походу недобитки из банды того ублюдка Бобрового, что на восток успел слинять.
– Девушка и возница не причем, – быстро произнес Джейми. – Они не с нами.
«Нет!», – сказал взгляд Мелэйны;
«Глупо погибать всем вместе», – без слов ответил Джейми, пожав плечами.
– Этот хрыч, – один из воинов пнул дрожащего от ужаса Эдмонда в спину, уронив его в пыль лицом, – только что сказал, что вы трое – паломники. Кончайте заливать.
– Он ничего не знает! – выкрикнула Мелэйна и засунула руку за пазуху. Солдаты напряглись и ухватились за мечи – но едва на свет показался медальон Посвященной, как мужчины нахмурились и переглянулись. Один из них даже осенил себя полукругом, правда, так и не выпустив оружия. – Мы – охотники на…
– Мы двое и впрямь охотники, – громко произнес Джейми, перебив Мелэйну. – Деньги мы выручили за дичь, а кровь принадлежит косуле. Подстрелили ее в лесу вблизи Мьезы, разделали и сдали знакомым мясникам.
– Но ведь вы же говорили… – пробормотал Эдмонд, поднимаясь с земли, но тут же захлопнул рот, словив тяжелый взгляд Джейми.
– Допустим, я тебе поверю. И допустим, ты и впрямь не головорез, а охотник. Но разрешения на охоту от местных властей, как я понимаю, у вас при себе нет? – процедил незнакомец. – Вы то паломниками себя кличете, то охотниками, а потом начнете рассказывать, что просто… Чего тебе?
– Девица-то и впрямь Посвященная, – один из мужчин, который до того безуспешно пытался завладеть вниманием командира, указал на выбившийся из-под одежды Мелэйны медальон. – Вы гляньте. Эт не подделка какая-нибудь. Меня самого один раз сестры спасли, когда я малой себе живот вилами распорол, так что я амулет жреческий от дешевки отличу, клянусь богами.
Незнакомец крепко задумался, пожевывая собственный ус, а потом сплюнул на землю и махнул рукой.
– Ладно, отвезем их в крепость, а господин Готт пускай сам решает, что с ними делать. Повесить их всегда успеем, да может он из них правду вытянет – думается, не одни эти ублюдки от Бобрового отстали, мож кого еще сдадут. Вот только чего с бродягами святая сестра забыла – этого я не совсем понимаю. Правду говорят, времена ныне не те, не те… Вяжите их.
– А с этим что? – один из мужчин кивнул на Эдмонда.
– Пес с ним, походу и впрямь крестьянин, – буркнул незнакомец и повысил голос. – Но чтоб глаза мои тебя больше не видели, понял?!
Связав всех троих по рукам и ногам – а для верности еще и привязав друг к другу – всех троих бросили в телегу и уже через мгновение они поехали прочь, пока Эдмонд, растерянно почесывая затылок, смотрел вслед удаляющейся процессии, стоя у опрокинутых бочек.
– Уголь на руку уронили? – пробормотал Джейми.
– Придумал бы чего поумнее, – буркнул Стефан. – Жричка тоже хороша. Паломники, ебсти их в сраки… мы на паломников похожи, как жаба на корову.
Мелэйна бросила на него быстрый взгляд и надула губы, но промолчала.
– Тихо там! – постучал по крыши повоза один из арбалетчиков, для пущей убедительности щелкнув клином.
– Что делать-то будем? – еле слышно произнес Стефан, убедившись, что солдаты отвлеклись разговором.
В ответ Джейми лишь пожал плечами. Настолько, насколько это позволяли сделать путы.
Глава 13
… конечно же, мой так называемый «коллега» написал несусветную глупость, что не удивительно, учитывая уровень его образованности.
Безусловно – могучая армия являлась одним из решающих факторов гегемонии визрийцев, но утверждать, что заслуга этого лишь в грубой силе – вздор.
Дементий Покоритель, в отличие от многих своих предшественников, не гнушался ничем: в ход шли подкупы правителей или же их окружения, шантаж, интриги, дворцовые перевороты, экономические блокады и даже наемные убийства.
К слову, о последних: мало кто в Визре не слышал о полумифической религиозной организации Шепот Айша, члены которой поставили перед собой цель уничтожить всех врагов Великого Змея; и хоть слухи о ней ходили не один десяток лет, но вот по мнению многих, именно при Дементии Шепот обрел наводящую ужас славу, став из горстки фанатиков-отщепенцев реальной силой.
Нет, коллегии наемных убийц существовали с незапамятных времен – но именно члены Шепота слыли не простыми головорезами, но призраками в плоти, что могли преодолеть самые неприступные укрепления и обойти самую надежную охрану.
Что интересно – почти все их жертвы за последние года, так или иначе были неугодны императору; от чересчур зарвавшегося жреца, что имел смелость перечить слову Дементия, до слишком авторитетного командира, который мог поднять вооруженный мятеж.
И не суть, что члены Шепота убили многим меньше, чем им приписывают; но любой визриец, что имел намерение пойти словом или делом против Дементия, думал дважды. Ведь что может испугать более, чем нож у горла? Беспрестанное чувство опасности от того, что он вот-вот вонзится тебе в спину…
Бруно Тош, «Война змеи и солнца»
Этьена разбудил мастер Фернанд, что ввалился в их общий шатер незадолго до рассвета, запутался в пологе и едва не устроил пожар, перевернув на свою постель горшок с углями. Вдвоем они кое-как сбили возгорающееся пламя, и Этьен уже было придремал, как храпящий Фернанд издал несколько громких звуков и воздух наполнился едкой смесью запахов лука, чеснока и кислого вина. Мужественно вытерпев до рассвета, Этьен все же поднялся, сунул ноги в башмаки, напялил штаны и рубаху, взял в руки ножны, выскользнул наружу и с блаженством вдохнул свежий воздух.
Стояло раннее утро – солнце едва-едва поднялось из-за кромки горизонта, раскрашивая небо розоватой краской, и начинало лениво прогревать землю. На траве россыпью раскинулись капли росы, а с деревьев заливисто тренькали ранние пташки. Наутро после праздника лагерь походил на поле брани: всюду валялись перевернутые столы, глиняные осколки вперемешку с пустой посудой и сломанные скамьи; то тут, то там вповалку лежали спящие люди, не добравшиеся до постелей, и слышались горестные стоны.
Взяв тарелку ячменной каши и пару лепешек из рук зевающего стряпчего, Этьен решил позавтракать снаружи, так как единственный уцелевший стол в шатре был занят компанией Северина Броди – бродячего рыцаря, который вместе со своим отрядом не так давно присоединился к Раймунду. Пока люди Северина азартно перекидывались засаленными картами, ворча и переругиваясь, сам он цедил что-то из бурдюка, лениво наблюдая за тем, как монеты переходят из одних рук в другие. В отличие от многих, Северин не отпускал бороду, напротив – его округлое лицо было гладко выбрито; практически квадратный подбородок выступал чуть вперед, а над плоским носом с широкими ноздрями сидели запавшие темные глаза. Северин смахнул со лба мясистую челку и скользнул по Этьен равнодушным взглядом – он вздрогнул, уткнулся носом в собственные башмаки и поспешил прочь.
Закончив с едой, Этьен задумался, чем бы ему заняться. Обычно после завтрака он помогал Раймунду: чистил оружие, смазывал маслом доспехи, писал под диктовку послания, вместе с конюхами ухаживал за лошадьми – покладистой ездовой кобылкой Стрелой и огромном боевом скакуне Задире – и просто по мере сил старался облегчить заботы своего господина. После обеда и молитвы Этьена ждал либо Жинель – хмурый седой кнехт без трех пальцев на левой руке, либо Госс – щербатый сержант, вечно отпускающий шутки по поводу и без. Оба они обучали Этьена премудростям боя. Непохожие друг на друга и внешне и по нутру, вечно спорящие едва ли не до драки, в одном они были единогласны: если Этьен продолжит поднимать щит так высоко, то один удачный пинок выбьет ему кишки, копье он держит как собственный срам, а мечом машет хуже деревенской бабы. Вечером же, уставший и вымокший, Этьен попадал в руки мастера Фернанда – и наступала пора арифметики, красноречия, языков, геральдики, пыльных исторических книг и религиозных писаний…
Но до всего этого оставалось еще немало времени, а пока Этьен был свободен и – вот уж редкая радость! – полностью предоставлен сам себе. Хм, а может ему вернуться в шатер и дочитать историю про Ржавого Рыцаря? Или поглазеть на тренировку Мечей, которые в это время обычно упражнялись в рукопашном бое? А может…
– Эй! – перебил мысли Этьена звонкий голосок.
Перед ним предстала курносая девочка с каштановыми волосами, заплетенными в две косички; одета она была в простое, но ладно сшитое платье с парой заплат и грубые деревянные башмаки. Макушкой девочка едва ли доставала Этьена до подбородка, но смотрела на него без какой-либо робости, а скорее с любопытством и даже чуть сердито. Позади нее жались несколько чумазых ребятишек – самый старший из них едва ли встретил в этом году четвертое лето – сбившихся в кучку и внимательно слушающих разговор.
– Чего тебе?
– Мы хотели искупаться, но мама ушла по ягоды, а отец всю ночь пил и теперь до обеда дрыхнуть будет. Сходишь с нами до речки?
– Извини, но мой господин не велит мне покидать лагерь без его ведома, – покачал головой Этьен.
– Да мы быстро – туда и обратно, – тряхнула косами девочка. – Там идти-то – по восточной дороге меньше лиги, а потом вниз до пригорка спуститься и уже берег.
Этьен порядком задумался. С одной стороны – вряд ли Раймунд обрадуется, если узнает о самовольной отлучке своего оруженосца. В прошлый раз, когда Этьен отстал от отряда и заплутал, засмотревшись на небывало огромную жабу, он вдобавок к своим основным обязанностям несколько вечеров помогал кухарям: носил воду, драил горшки, ощипывал птицу и перебирал зерно. Но до реки и впрямь было рукой подать – думается, Этьена даже хватиться никто не успеет. Да и искупаться было бы вполне неплохо…
– Мы бы и сами дошли, но маменька запрещает уходить из лагеря без взрослых, – шмыгнула носом девочка и утерла нос рукавом. – После последней взбучки я три дня сидеть не могла. А ты вон, какой большой – у тебя даже меч есть, прямо как у настоящих воинов.
Если у Этьена и оставались какие-то сомнения, то последние слова девочки окончательно склонили чашу на ее сторону. Невольно выпятив грудь и нарочито небрежно положив руку на рукоять клинка, Этьен для вида дал себя еще немного поуговаривать но, в конце концов, будто бы нехотя согласился к бурной радости всей ватаги. Лагерь они покинули без особых приключений – большинство часовых открыто дремали, опершись на древки копий, а оставшиеся даже не взглянули в сторону детей.
Всю дорогу Катрин – так, оказалось, звали новую знакомую Этьена – трещала без умолку, и совсем скоро он узнал, что ей одиннадцать лет, младшим братьям – три и два, мама их прачка, отец латает сапоги, платье сшила тетка в подарок на именины, а когда Катрин вырастет, то станет служанкой у какой-нибудь красивой знатной дамы и выйдет замуж за мясника или даже оруженосца прославленного рыцаря.
– А кто твои родители? – спросила Катрин.
В ответ Этьен издал невнятное мычание и уткнулся взглядом в придорожную грязь, но Катрин все не унималась:
– Ты язык проглотил? Они знатные или с крестьян? Наверняка знатные, раз ты меч носишь будущему королю. Я права? А может…
– Их больше нет, – быть может, слишком резко ответил Этьен.
Нет, не то, чтобы он стеснялся своей семьи, просто… Мать его была красивой и доброй женщиной, помогающей при хозяйстве у деревенской церкви. Днем она следила за скотиной или голубями, а вечера коротала за шитьем, рассказывая сыну истории о храбрых воинах, мудрых королях, далеких землях, волшебниках и сказочных существах, припоминая все сказки, которые услышала за свою жизнь или же придумывая их сама.
Но всего пару лет назад – Этьен помнил ту небывало снежную зиму, когда сугробы доставали чуть ли не до крыши дома – матушка его занемогла. Он и сам не понял, как так получилось – как-то утром мама ушла до реки, а вернулась в насквозь мокрой одежде, что по дороге успела оледенеть коркой. Развешивая платье у очага, она со смехом рассказала, как неуклюже провалилась под треснувший лед, и Этьен хихикал вместе с ней – а вот он уже сам пересказывает матери ее же истории, держа за руку, время от времени меняя на ее лбу мокрую тряпку. А потом еще долго-долго сидит у постели, слушает ее неровное хриплое дыхание, смотрит на раскрасневшиеся от лихорадки щеки и горячо молится богам.
Увы, но в тот месяц боги не услышали его слова, которые то ли не долетели до небес, то ли затерялись где-то среди буранов – не успела зима кончиться, как Этьен с узелком на коленях уже сидел в трясущейся повозке, оставляя позади родную деревню, их скромный домик с курятником, и монастырское кладбище со свежей могилой.
А про отца он и вовсе узнал только от Раймунда, так как мама на всего вопросы рассказывала лишь то, что отец Этьена был высок и прекрасен собой, родился в каком-то городке вблизи Валлона и сгинул на войне. Ни мать, ни Раймунд так и не раскрыли Этьену имени отца, но господин рассказывал, что сражался он умело и храбро, а однажды и вовсе пообещал, наконец, поведать Этьену всю правду, когда придет время – но, увы, похоже, оно пока еще не наступило.
Некоторое время Этьен со своей новой знакомой шли молча, под смех и крики малявок, семенивших следом. Лишь изредка Катрин оборачивалась и криком подгоняла их шевелить ногами, если они вдруг вздумали отставать или затевали возню. Наконец, она повернула голову и дотронулась до ладони Этьена.
– Извини, если я тебя обидела.
– Все в порядке, – вздохнул Этьен. – Просто… Господин говорит, что я должен быть сильным. А вспоминая маму, я становлюсь слабым. Вот и…
– Забудь, – Катрин улыбнулась, в глазах же ее заплясали лукавые огоньки. – Лучше скажи вот что – а вправду, что у Черного Принца под маской волчьи клыки, нос до подбородка и усы как у кота?
– Что… клыки? Усы?! В жизни не слыхивал большей чуши! – от возмущения Этьен едва не поперхнулся. – Слушай больше болтунов всяких. Кто тебе вообще такое рассказал?
– Я вчера подслушала разговор мужиков из отряда Броди, – шмыгнула носом Катрин. – Я иногда им питье разношу, а они едой делятся.
– Северин – ренегат и богохульник, не достойный зваться рыцарем, – небрежно бросил Этьен, в точности повторяя слова мастера Фернанда, когда тот услышал, что Броди присоединился к войску Раймунда. – А его отряд – шантрапа и разбойники. Держись от них подальше.
– Что такое «ренегат»?
– Это… как грабитель или насильник, но в сто крат хуже, – уверенно ответил Этьен, хотя и сам смутно догадывался о значении этого слова. Но из уст мастера оно звучало как самая что ни на есть распоследняя брань.
– А ты тоже станешь рыцарем? – спросила Катрин, окидывая Этьена задумчивым взглядом.
– Да… ну, я надеюсь, – ответил Этьен и подтянул пояс. – Обычно посвящение в рыцари проводят в двадцать один год… но некоторые могут проходить в оруженосцах до самой смерти.
– Хм… А сейчас тебе сколько?
– Пятнадцать, – зачем-то соврал Этьен, прибавив себе почти три года.
– Врешь, – фыркнула Катрин. – У моей тетки среднему сыну четырнадцать, а он поздоровее многих взрослых будет. У него кулачище, что твой ночной горшок.
Зардевшись, Этьен принялся горячо уверять Катрин в правоте своих слов, но чем больше он старался доказать ей, что не врет, тем больше она посмеивалась и дразнилась. За спорами они и не заметили, как дошли до нужного пригорка – река расстилалась прямо под ним, похожая на длинную синюю ленту. Над зеркальной гладью летали разноцветные стрекозы, скользили водомерки и изредка слышался плеск рыбы, ловящей неосторожных мошек, опустившихся на воду.
Не успели они спуститься к берегу, как малыши радостно завопили и бросились в воду прямо в одежде, отпихивая друг друга и толкаясь. Пока Этьен возился с поясом и отстегивал ножны, Катрин выскользнула из платья, сбросила башмаки и уже стояла у самой кромки в одном исподнем.
– Боишься? – хохотнул Этьен, наблюдая за тем, как Катрин опасливо пробует воду большим пальцем ноги.
Вместо ответа она показала ему Этьен и бросилась в воду. Наконец-то справившись с непослушной одеждой, Этьен присоединился к своей новой компании – вода, еще не успевшая как следует прогреться, поначалу сводила конечности и заставляла выбивать дробь зубами, но уже скоро он чувствовал себя в ней, словно рыба. Этьен и Катрин ныряли то с берега то с пригорка, окатывая друг друга мириадами брызг, или соревновались, кто продержится под водой как можно дольше; лежали на спине, движимые лишь течением и подкидывали визжащую от восторга малышню ввысь, сцепив руки в замок.
Наконец, донельзя уставшие, но предельно довольные, Этьен и Катрин выгнали из воды мелочь, вышли на берег сами и без сил рухнули на землю. Улегшись на землю, они глазели на проплывающие в небе пушистые облака и ленились даже разговаривать. «Какой хороший день», – подумал Этьен, вдыхая мокрый воздух, как вдруг услышал несколько встревоженных криков.
Дети прекратили свои игры, сбились в кучку, указывали пальцами на кусты, растущие у воды – приглядевшись, Этьен увидал какую-то продолговатую корягу, облепленную грязью, илом и водорослями. Но не успел он моргнуть, как то, что он поначалу принял за бревно, пошевелилось и издало протяжный хрип.
– Ой! – пискнула Катрин, вскочила на ноги и схватила платье. – Это накер? Или рыболюд? Или…
Этьен замешкался; признаться, первой мыслью его было бежать куда подальше – но он тут же пристыдил сам себя. Какой же он будущий рыцарь, если первым бросится наутек, вот так просто оставив беззащитных людей, что доверились ему, как взрослому воину? Нет, пускай там даже оборотень или цверг – без боя чудище никого не сцапает.
Громко сглотнув, Этьен подобрал с земли ножны, собрался с духом – стараясь унять дрожащие коленки – оглянулся на Катрин, что смотрела на него во все глаза, подошел поближе и… с облегчением выдохнул, увидев, что в воде бултыхалось вовсе не чудище и даже не зверь, а простой человек, что лежал на обломке дерева, обхватив его руками. Незнакомец чуть пошевелился и попытался приподняться – но тут же рухнул прямо в мелководье лицом вниз.
– Помоги его вытащить!
Этьен и Катрин кое-как выволокли мужчину на берег, где Этьен сумел разглядеть утопленника – признаться, выглядел он на редкость паршиво. И так уродливый внешне – нос его был настолько сплюснут, что напоминал пятак, кривые длинные зубы торчали в разные стороны, а широкий плоский лоб почти закрывал глаза – походил он скорее на покойника, чем на живого: кожа его была бледна, словно воск, от одежды остались жалкие лохмотья, несколько ногтей были изломаны или вырваны с мясом – на левой руке, так как правая кисть представляла собой жалкую культю – а по всему телу виднелись рваные раны, походившие на укусы.
– Мамочки… Он мертв? – прошептала Катрин.
Этьен уже хотел бы сказать «Да», как мужчина вдруг закашлялся, повернул голову и излил на землю поток воды. Он сделал это два или три раза, напоследок отхаркнув длинную водоросль, а после приоткрыл глаза, невидящим взором глянул сквозь Этьена и попытался было что-то сказать, но через мгновение вновь потерял сознание.
– Беги в лагерь и приведи кого-нибудь! – произнес Этьен. – Только живей! Я присмотрю за ним.
Катрин несколько раз открыла и закрыла рот, но потом коротко кивнула, собрала в охапку малышей и исчезла на пригорке. Все то время, что отсутствовала Катрин, Этьен то и дело прислушивался к свистящему дыханию несчастного, боясь, как бы он не умер, не дождавшись помощи. Но, к счастью, вскоре на холме показалась Катрин в сопровождении нескольких солдат – едва увидав утопленника, они едва ли не бегом спустились вниз, без лишних разговоров взвалили его на плечи и потащили в лагерь.
Спустя время Этьен уже сидел на бревне около шатра лекарей, где те хлопотали над раненым. Катрин, в спешке попрощавшись, вместе с братьями поспешила вернуться к родителям, а солдаты ушли докладывать о нежданной находке Раймунду. Увидав своего господина, что шел к шатру в сопровождении охраны и магистра Гаспарда, Этьен вскочил на ноги и вытянулся по струнке – но в ответ не заслужил даже кивка, и через мгновение Раймунд с Гаспаром уже скрылись за пологом. «Эх, опять сковородки да кастрюли драить… а то и ночные горшки», – уныло подумал Этьен и уселся обратно, вспоминая стертые до крови пальцы. Солнце уже кренилось к горизонту, когда Раймунд и Гаспар вышли наружу вместе с одним из лекарей.
– Он выживет? – спросил Раймунд.
– Кто ж его знает, – прямодушно ответил лекарь, пожав плечами. – Я не провидец и не гадалка. Бедняга выглядит так, будто его звери терзали – укусы вроде волчьи, но, судя по размерам клыков, зверюги должны быть размером с теленка. Раны мы промыли и зашили, руку прижгли, но если начнет гнить – придется резать. А там уж решать богам.
– Звери, говоришь… Магистр, я боюсь, что подозрения одного из ваших людей могут подтвердиться. Это?..
– Сложно сказать наверняка, – протянул Гаспард и почесал подбородок, – но предосторожность не помешает. На всякий случай, я отправлю весть в орден и попрошу прислать нам еще братьев.
– Хорошо, – кивнул Раймунд и вновь обратился к лекарю. – Благодарю, Норрис, я не сомневаюсь, что вы и ваше коллеги сделаете все, что от вас зависит, чтобы спасти несчастному жизнь.
Лекарь чуть покраснел, кивнул и ушел назад в шатер; Гаспард тоже откланялся, видимо, спеша отправить донесение, и вот Этьен остался наедине с Раймундом – если, конечно, не считать несколько телохранителей, что стояли чуть поодаль. Некоторое время Раймунд еще смотрел вдаль, о чем-то размышляя, а потом повернулся к Этьену и смерил его долгим взглядом.
– Если мне не изменяет память, я запрещал тебе покидать лагерь без моего ведома. Так?
– Да, господин, – Этьен поднялся на ноги и покорно склонил голову, надеясь, что наказание будет не слишком суровым.
– И уж поверь – этот приказ я отдал не для того, чтобы держать тебя при себе точно собачку, что обязана выполнить любую мою прихоть, а ради твоей же безопасности. Времена сейчас неспокойные, и помимо различных тварей, что заполонили земли, у нас полно врагов и среди сторонников Моро – знаешь, что бы они с тобой сделали, попади ты им в руки?
