bannerbannerbanner
полная версияКрах всего святого

Илья Попов
Крах всего святого

– Великолепный рассказ, ваше величество. Не хотелось бы вас прерывать, но визит мой на самом деле вызван довольно важным делом. Не думайте, беседы с вами доставляют мне искреннее удовольствие – скромно предположу, вам тоже – однако у меня есть для вас довольно интересное предложение, которое, я надеюсь, вы хотя бы выслушаете.

– Я – все внимание, – благосклонно кивнул Матиас, уже слегка охмелевший. – Не стесняйтесь, друг мой.

           Аль-Хайи зарылся в свою сумку, с которой не расставался ни на миг, достал оттуда плотно завязанный мешочек, ссыпал его содержимое себе на ладонь и протянул ее Матиасу – приглядевшись, тот увидал какой-то черный порошок, напоминающий не то мелкий горох, не то крупную соль.

– И что же это такое? – с любопытством спросил Матиас. – Очередное чудесное лекарство?

– О, нет! Намного, намного лучше. Сейчас вы смотрите на величайшее открытие этого века, – ответил Аль-Хайи и медленно сжал ладонь в кулак. – Не меньше сотни ученых, алхимиков и магов трудились над его созданием – величайшие умы Арракана… нет, даже всего мира! Волею судеб я оказался знаком с одним из тех, кто приложил руку к созданию сего чуда, и подумал, что было бы неплохо добыть хотя бы щепоть для своих опытов. Увы, но рецепт – да что там, каждая песчинка – охранялись как зеница ока, так что я смог вызнать только несколько формул, да и то неполных. И работа над воссозданием эксперимента заняла у меня не один год. Признаюсь, то оказалось куда труднее, чем я думал – у моих сородичей были помощники, материалы и лаборатории, у меня же – только собственный ум и упорство. Но мне свезло встретить вас, а вам – меня. С моим интеллектом и вашими возможностями мы сотворим то, что когда-нибудь сотрясет целый мир – причем в буквальном смысле.

           Несмотря на уверенность Аль-Хайи и его донельзя гордый вид, Матиас не смог сдержать снисходительной улыбки.

– Песок, который покорит мир? Нет, я ни в коей мере не хочу обидеть ни вас, ни ваших коллег, но…

– Я вполне могу понять ваш скепсис, – Аль-Хайи сверкнул глазами и поднялся на ноги. – Что ж, позвольте показать вам небольшой фокус…

           Аль-Хайи сделал шаг к очагу, выбросил руку в сторону пламени и тут же отвернулся, закрыв уши руками. Жаль, что этого не сделал сам Матиас – через мгновение раздался настолько оглушительный хлопок, что у него едва не лопнула голова; камин тряхнуло, вылетевшие из него угли разлетелись по всей комнате, а воздух наполнила резкая вонь.

           Не успел Матиас прийти в себя, как в комнату ворвались не меньше десятка вооруженных стражников и еще столько же толпилось у них за спинами. Стражи в немом вопросе взглянули на Матиаса, однако он приказал им выйти вон.

           Едва за последним воином захлопнулась дверь, как Матиас обвел глазами резной потолок, под которым все еще стояла едкая пелена, и спросил:

– Что… что это было?

– Горючий порошок, или как его называют: «Порох», – с улыбкой ответил Аль-Хайи, поднимая с пола упавший стул. – Первые упоминания о нем были найдены еще пару сотен лет назад в древних летописях на полузабытых языках – некоторые народы владели секретом создания некой смеси, что при малейшей искре воспроизводит химический процесс, выделяющий… Не буду мучать вас излишними подробностями и скажу проще: кинь в горшок с порохом горящую лучину – и все вокруг на несколько десятков футов взлетит на воздух. Если верить найденным письменам, в древности порох порошок использовали как для потехи, так и в качестве смертельного оружия. Того оружия, что может поставить на колени самого грозного врага. Представьте, что будет, если поджечь бочку с этим порошком и запустить его во вражеский строй или крепостную стену?..

– И вы сможете сотворить подобное чудо? – выдохнул Матиас, не веря своим ушам. – Своими руками?

– Да, но… – Аль-Хайи задумчиво почесал нос. – Признаюсь – процесс это затратный и трудоемкий. То, что я показал – лишь жалкое подобие, для нахождения верной формулы понадобится время… и золото. А уж для постоянного производства нужны лаборатории, инструменты, люди, материалы…

– Вы получите все, что нужно, – прервал его Матиас. – И даже сверх того. За одну горсть этого… как вы его назвали? пороха? вы получите две… нет, три, четыре меры золота и драгоценных камней! Боги, да вы станете самым богатым человеком во всем королевстве. Когда вы сможете приступить к работе?

– Хм, дайте подумать… Итак, для начала мне потребуется помещение. Лучше всего какое-нибудь сухое и темное место, желательно такое, куда случайно не заглянет посторонний человек…

           Аль-Хайи устроился поудобнее и начал неторопливо рассуждать вслух, изредка прерываясь на расчеты; Матиас же лишь рассеянно кивал, продолжая, точно очарованный, глядеть на угли и бревна, разлетевшиеся по всей спальне. Но в его глазах то были не куски сожженного дерева – он видел орды визрийцев, что сметет божественный огонь.

           Огонь мести.

Глава 15

      А я пойду на эшафот,

      Пущусь в последний пляс.

      Пускай глядит честной народ,

      Над пляскою смеясь!

      Я не работал в жизни дня,

      Не пахарь, не кузнец.

      Я воровал из кошеля,

      Но мне пришел конец.

      Мой лучший друг теперь – палач,

      Подруга же – петля.

      Эй, бабы, прекращайте плач!

      Ведь это жизнь моя…

Бретен Трубадур, «Баллада идущего на казнь»

           Сидя в затхлой сырой камере – к слову, уже второй раз за последние дни – Стефан долго размышлял, силясь понять – а когда, собственно, вся его жизнь покатилась к херам собачьим? Когда тот типчик с кастрюлей на башке заметил кровь на рубахе? Или когда Стефан, Джейми и Мелэйна согласились отправиться в проклятый замок, соблазнившись кругленькой суммой? А может вообще стоило послать нахер бордель и просто напиться до беспамятства? Глядишь, сейчас бы сидели под теплой крышей, потягивая мед, а не ждали, пока на их шеи накинут льняные воротники… Нет, решил Стефан, если уж начинать изучать всю ту гору дерьма, завалившую его с головой, то первый кусок говна упал ему за шиворот еще при рождении.

           Жизнь Стефана не задалась с самого начала: его папаша – невысокий мужик с вечно помятой мордой и оченна дурным нравом – в собственном доме проводил меньше времени, чем в ближайшей харчевне, а женевской похлебке предпочитал чего покрепче, так что все монеты, которые приходили к нему в карман со случайных заработков или воровства, почти моментально утопали на дне кружки.

           А как-то поздним вечером он и вовсе сгинул с концами – то ли решил рвануть за счастьем куда подальше, то ли словил ребрами нож в какой-нибудь кабацкой драке, но с того дня ни Стефан, ни его мать главу семейства больше не видали. Но не сказать, чтобы кто-то из них сильно расстроился – хоть ростком Ланс и не вышел, но вот буйства в нем хватало на десятерых верзил, а любому слову он предпочитал старый добрый кулак в морду, в чем Стефан успел убедиться на собственном опыте в довольно юном возрасте.

Не успели Стефан с матерью вздохнуть спокойно, как в одну из плутовских ночей – ну, это такая ночь, когда луна невольно становилась подельником каждому вору, прячась за тучами – в корчме на их улице вспыхнула очередная яростная свалка. То ли какой-то хмырь залил глаза и полапал чужую девку, то ли какой-то типчик перепутал и плюнул не в тот стакан, но уже к полуночи прямо из окна в грязь полетел изувеченный бедолага с пробитым черепом.

Но он оказался не простым забулдыгой, а довольно важной шишкой – крупным цеховым, невесть что забывшим в трущобах – и не покойничек еще не остыл, как вокруг него собралась толпа хмурых мужей с дубинами, ножами и факелами. Разговор с завсегдатаями таверны не заладился, так как вскоре квартал наполнили крики, вопли, звон битой посуды и треск дерева, а к утру от корчмы остались лишь черные остовы; и так уж вышло, что огонь заодно прихватил и нескольких хибар поблизости, в том числе и ту, где ютились Стефан с матушкой, которые едва успели унести ноги да сохранить скудные пожитки.

В общем, к ближайшей зиме, чтоб не помереть от холода, им пришлось податься на запад – в деревню к двоюродному дяде матери Стефана. Тот хоть и был весьма зажиточным селюком – в хозяйстве у него были не только свиньи, но и утки, козы, пара коров и несколько ульев с пчелами – но жаден был как сотня святош, следя вместе со своей женушкой – премерзкой косоглазой бабой – как бы их дражайшие родственнички вдруг случайно не съели лишний кусок сыра.

           По весне Стефану тут же всучили в руки вилы и мотыгу – и вот последующие пару лет он только и делал, что полол, сеял, перебирал зерно, кормил птиц, доил коров, убирал навоз… Признаться, он уже было и привык к каждодневной рутине, но, казалось, злой рок идет за ним по пятами – по всей округе прокатилась оспа, забрав чуть ли не половину жителей, в том числе и мать Стефана . К слову – ни двоюродный дядя, ни его жинка даже не чихнули. «Зараза к заразе не прилипает», – думал потом Стефан, а не успел он сам подняться с постели, как вновь оказался в сарае с вилами в руках. Сложно сказать, когда он понял, что сполна сыт деревенской жизнью – но одной глубокой ночью, он выждал, пока вся семейка уснет, выскользнул из дома и уже вскоре вел под уздцы кобылку дяди подальше от его дома.

           Решив, что в ближайшем городке его найдут за милую душу, Стефан двинул сразу на юг, по пути прибившись к небольшому купчему обозу. В городок под названием Солонье Стефан прибыл без приключений, но вот дальше начались проблемы. Деньги, что он украл у дяди и выручил за его кобылу, тут же кончились, и Стефан не имел ни малейшего представления, как заработать хоть простак. Делать он ничего не умел – ну, окромя как чистить дерьмо, но вот доля золотаря его ничуть не прельщала – а в подмастерья его никто, понятное дело, не жаловал. Стефан кое-как приноровился спать на улице вместе с другими бродягами, мыться в ближайшей дождевой бочке, а едой с ним щедро делился местный рынок – первое время ему везло, но как-то раз толстощекий пекарь поймал его за руку и начал голосить на всю округу, призывая стражников.

 

           Однако тут вдруг явился нежданный спаситель в лице какого-то парня без трех пальцев на левой руке – пнув разъяренного мужчину под колено, незнакомец перевернул ему прилавок и потащил Стефана в ближайшую подворотню. Собственно, так Стефан познакомился с Культей, а позже тот представил новому знакомому Пинту, Воробья, Простака и Безносого – всю банду «Веселых Висельников», как они себя с гордостью называли. Имена у них, конечно, были, но звали они друг друга исключительно по кличкам – и по привычке, и дабы случайно не проболтаться, выходя на «заработок». Так что Стефан с острого языка Безносого тут же стал Головастиком – он бы предпочел прозвище погромче, но благоразумно не стал спорить со здоровенным детиной, у которого кулак был размером с молодую тыкву.

           Культя был неплохим «сборщиком» – срезал кошельки у зазевавшихся бюргеров, а потом незаметно передавал добычу Воробью, который всегда крутился рядом. Пинта вместе с Простаком работали «чистюлями» – девушка находила какого-нибудь богатенького франта, затаскивала в постель, а когда тот засыпал, чистила его карманы и скидывала в окно подельнику. Безносый же предпочитал древнее, грубое, но все еще выгодное ремесло разбойника – по ночам он караулил незадачливых прохожих в ближайшем переулке, давал им по голове дубинкой и обирал до нитки.

           В новой компании Стефан прижился довольно быстро и вскоре обнаружил у себя неплохие задатки шулера – особенно когда его научили, как сделать так, чтоб нужная карта выскальзывала в руку из рукава в необходимый момент, или чем лучше утяжелить кости, дабы они упали на нужную грань. А с первой солидной мошной, что Стефан принес в общую берлогу, его торжественно посвятили в члены Висельников и взяли с него торжественную клятву: «Не гнуть спину за ремеслом, а грести монеты с заработка» и Пинта с помощью швейной иглы и сажи сделала Стефану на руке рисунок – кривоватую, но довольно сносную петлю со щербатой улыбкой.

           Последующие пару лет Стефан провел неплохо, особенно после жизни в окружении дражайших родственничков. После «работы» Стефан со всей кодлой кутили по тавернам и борделям, спуская все, что получили с доходяг, одевались не хуже городских модников и иногда грызлись с другими «работничками» за право окучивать особо вкусный квартал. И хоть Стефан не отличался особой силой, зато дрался с яростью загнанной в угол крысы, чем заслужил еще большее уважение.

           Но, увы, в один прекрасный день удача повернулась к Висельникой дырой в заднице. Пинта увела у очередного простофили неплохую добычу – кошель, расшитый золотой нитью и украшенный изумрудами, и отдала Простаку, пообещав ему треть с вырученного, коли тот сумеет продать честно заработанное. Кто ж знал, что простофиля оказался каким-то проезжим святошей, сума́ – подарком от родственницы местной графини, а лавочник, которому Простак предложил мошну, ее кузеном? Пока торговец заговаривал Простаку зубы, помощник торговца сбегал за стражей – и вот Простак уже сидел закованный в цепи и глядел на кочергу, раскаляющуюся на огне, каялся во всех мыслимых и немыслимых грехах и по итогу сдал всю шайку, дабы получить снисхождение.

           В тот же вечер стража устроила облаву, схватила всех «работников» тепленькими и отволокла Культю, Воробья, Пинту и Безносого в ямы – Стефан тогда сорвал немного денег, напился в каком-то богами забытом борделе и пропустил очередное сборище, что и спасло ему шкуру. Культе и Воробью свезло – за свои делишки они всего лишь получили по полсотни палок, воровское клеймо и изгнание из города, а вот посягательство на церковное имущество – к которому приписали кошель – и грабеж превратило трех Висельников из веселых в мертвых.

           Стефан сам видел, как Простак, Пинта и Безносый покачивались в петлях перед городскими воротам на потеху горожанам и в назидание прочим «работникам». Тогда же Стефан решил сняться с города от греха подальше. Стефан понятия не имел, в какую сторону отправились Культя с Воробьем, хотя поначалу и попытался их разыскать, так что попросту двинул куда глаза глядят, и, помаявшись то тут, то там, перебиваясь мелкими кражами, в конце концов, услыхал про крестьянина с упырем в погребе, а далее наткнулся на Джейми.

           Обо всем этом Стефан думал лежа на худом тюфяке, заложив руки за голову. Комнатка, куда их запрятали, скорее всего, не так давно предназначалась под кладовую – тут все еще воняло дрожжами и подгнившим виноградом, а размером она едва ли была больше десяти шагов, что в длину, что в ширину. Окон в ней не было, но у одной из стен отвалился кусок камня, так что Стефан иногда даже мог услышать, что происходит снаружи.

           Спящий Джейми вновь загнулся в приступе кашля, да таком, что, казалось, вот-вот выплюнет собственные потроха – в груди его что-то хлюпало, а лоб и щеки покрывали красные пятна. Стефан кинул взгляд на Джейми и тяжело вздохнул – ему б горячего вина хлебнуть и в постель, а не лежать на сгнившей сырой соломе. Как бы он тут не загнулся… Хотя может оно и к лучшему – Мелэйна, конечно, на время спасла их шкуры, но Стефан подозревал, что это не надолго.

           В этот момент у отверстия в стене послышался какой-то шорох. Поначалу он не обратил на шум внимания – мало ли, может мышь скребется или крыса – но через несколько мгновений звук повторился, а затем раздался шепот Мелэйны:

– Эй! Пссс! Вы там?

           Стефан на четвереньках подполз к дыре и склонил голову:

– А куда мы денемся?

– С вами все в порядке?

– Ну, как сказать, – Стефан оглянулся на Джейми, что снова забился в кашле. – Лучше, чем в могиле, но то вопрос времени. Ты можешь нас отсюда вытащить?

           Мелэйна немного помолчала, а потом задала короткий, но довольно непростой вопрос.

– Как?

           Стефан почесал затылок, силясь придумать хоть что-нибудь, но быстро сдался.

– Я не знаю, – он вздохнул. – Но чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше. Так что вся надежда на тебя, жричка.

– Я постараюсь что-нибудь придумать… ой, кто-то идет, мне пора. Держитесь!

           Послышались тихие шаги, и снова наступила тишина, прерываемая лишь порывами ветра, что свистел в трещинах. Стефан еще раз вздохнул, вновь улегся у стены и закрыл глаза, пытаясь уснуть.

***

           Все те дни, что они провели в крепости, Мелэйна неустанно ломала голову, пытаясь придумать способ освободить друзей. Хоть формально она не была под стражей, но, тем не менее, глаз с нее не спускали – видимо, все еще что-то подозревая. Однако вскоре бдительность солдат чуть спала, и теперь она была вольна перемещаться по всей крепости, пускай и не выходя за пределы стен.

Между тем мысли Мелэйны все еще были привязаны к замку и всему, что в нем произошло. Она не знала, что это было за зеркало, не знала, кого… или точнее, что так настойчиво пытались пробудить те люди, но ясно было одно – это могло оказаться нечто куда более зловещим, чем она могла и представить. Дурное предчувствие не отпускало Мелэйну, едва их лодка пристала к острову, но когда их завели в тот зал… Она нутром чувствовала животный ужас, который, наверное, ощущает скот, пришедший на убой; сковывающий конечности и проникающий под кожу; это походило на запах, витающий вокруг, будто бы осязаемый на ощупь, поднимающий дыбом каждую волосинку. Мелэйна помнила, как не смогла использовать дар ни против упырей, ни чтобы излечить Стефана, ни после, дабы помочь друзьям – словно бы кто-то путал ее мысли, не давая сконцентрироваться, а в голове у нее точно скреблись чьи-то пальцы.

           Мелэйну и без того мучили дурные сны, а уж после той кошмарной ночи она и вовсе не могла заснуть, ворочаясь на неудобной жесткой кровати почти до рассвета; и стоило ей только прикрыть глаза, как она снова оказывалась в том замка, слушая, как под пустым сводом разносится про́клятый хор. Очередным утром, умываясь в бочке с водой, Мелэйна вгляделась в собственное отражение и невольно выдохнула – боги, выглядела она так, словно вернулась с того света… Но не время было размышлять об этом, ведь сейчас у нее есть куда более важная забота – вытащить друзей из плена. Но как это сделать? Мелэйна до последнего надеялась, что решение явится само собой, точно чудо – или же Стефан и Джейми придумывают какой-нибудь хитроумный план; однако все идеи, что приходили ей на ум, были одна глупее другой, а после разговора со Стефаном Мелэйна и вовсе упала духом. Остаток дня она попросту бесцельно слонялась по двору, пытаясь придумать хоть что-нибудь, и, уже совсем отчаявшись, решилась было попробовать лечь спать, как ее окликнул громкий голос:

– Святая сестра!

           Это был господин Арам Готт – командир гарнизона, что наблюдал за ней из раскрытого окна, скрестив руки на груди; высокий худощавый мужчина, лет сорока, с бесцветными глазами, острым подбородком и вечно поджатыми губами. Практически с первого же дня Арам то и дело вызывал к себе Мелэйну: поначалу он дотошно расспрашивал ее о ней самой, а также о Стефане и Джейми – та, конечно же, врала, как могла, стараясь не запутаться в собственных словах. Узнав все, что хотел, Арам начал приглашать Мелэйну просто так, поговорить о разных пустяках; однако она всегда держала ухо востро, так как уже пару раз чуть не попалась, когда прямо в середине беседы Арам вдруг снова задавал какой-нибудь неожиданный вопрос о спутниках Мелэйны, точно пытаясь поймать ее на лжи.

           Еще Арам любил будто бы невзначай упоминать о том, как чудом выжил в бойне с визрийцами; если судить по его словам, он едва не спас жизнь короля, своими руками поубивав почти две дюжины имперцев – притом Арам вворачивал истории о собственной доблести к месту и нет, даже если изначально разговор шел о завтрашней погоде – но судя по усмешкам и шуткам, что бросали ему в спину обычные солдаты, верил во все свои россказни разве что сам Арам. Да и проведя столько времени рядом с Джейми, Мелэйна без труда могла отличить бывалого воина от хвастуна – и Арам явно был не из первых.

           Мелэйна состряпала самую дружелюбную улыбку, на которую была способна, и взмахнула рукой – спустя короткое время она уже сидела за круглым столом в покоях Арам. Надо сказать, что на убранство, как и одежду, он не скупился: вся мебель была обита шелком и обшита золотыми нитями, под ногами стелился изысканный ковер, явно привезенный из-за моря, а пузатый шкаф едва ли не лопался от тончайшего хрусталя; нарядов же у Арама было не меньше, чем у столичного франта, и менял Арам костюмы едва ли не каждый день – сегодня его выбор пал на салатовые шоссы и короткую тунику, поверх которой был накинут тонкий бирюзовый плащ с беличьим воротом.

            Арам достал кувшин вина и большое блюдо с темными шариками, спросив, не сочтет ли Мелэйна за наглость предложение запить печеные каштаны бокалом съелльского – Мелэйна не сочла, хотя в горло ей вряд ли бы полез и кусочек; поначалу Арам как обычно говорил о том, о сем, но вот он умолк, Мелэйне – до того принимавшей участие в беседе лишь кивками и поддакиваниями – тоже нечего было сказать, и какое-то время они сидели молча. Арам внимательно наблюдал за Мелэйной сквозь полуприкрытые веки, изредка пригубливая вино, пока та старательно напускала на себя непринужденный вид, изображая, будто наслаждается трапезой.

– Хороший сорт, – наконец, нарушила молчание Мелэйна, делая маленький глоток. – Что за урожай?

– Завтра утром в крепость приедут Святые Мечи, – пропустив мимо ушей ее вопрос, произнес Арам.

           От неожиданности Мелэйна едва не выронила бокал, к счастью, сумев взять себя в руки; в крепости все трое провели не меньше семи дней, но до Алого Оплота путь предстоял неблизкий, так что она и не думала, что весть может дойти так быстро – если только им настолько не повезло, что поблизости случайно оказались люди ордена.

– Мне кажется, или вы расстроены? – поднял бровь Готт.

– О, нет, что вы! – нарочито бодрым голосом ответила Мелэйна и выдавила улыбку, надеясь, что ее показушная радость не сквозит фальшью. – Хвала богам, что братья отозвались так быстро.

– Воистину, – хмыкнул Арам, поднялся со стула, подошел к окну и заложил руки за спину. – Не могли бы вы повторить свою историю еще раз? Так, на всякий случай, чтобы точно знать, что я ничего не упустил.

           Мелэйна еле слышно вздохнула и вновь принялась за рассказ, судорожно припоминая любую подробность, которую успела выдумать за эти дни. По пути в крепость она успела немного поразмыслить и решила все же утаить правду, так что Арам услышал следующее: Мелэйна по поручению настоятельницы как раз направлялась из Риана в Соронье, когда по пути повстречала двух мужей, что любезно предложили сопроводить жрицу в дороге. Поначалу она даже обрадовалась – времена сейчас неспокойные и опасно хрупкой девушке – пускай и Посвященной – путешествовать в одиночку; но как-то перед тем, как уснуть, она случайно подслушала разговор ее новых спутников, что обсуждали ограбление одной богатой церкви – дескать, оружия у священнослужителей нет, а вот чем поживиться найдется. Мелэйна попыталась было улизнуть, дабы предупредить ни о чем не подозревающих духовников, но бандиты сумели изловить ее и силой заставили идти с ними, обещая вырватье й язык и вырезать пятки, если она пискнет хоть слово или попытается сбежать. Хвала богам, что на пути им попался столь прозорливый и храбрый человек, как тот рыцарь, что с одного взгляда увидел истинную натуру этих подлецов. А так как ограбление священного места – суровое преступление, Арам решил не вершить правосудие сам, а передать пленников в руки Святых Мечей; собственно, эту идею ему подсказала сама Мелэйна, надеясь выиграть хоть немного времени. И не прогадала.

 

           Алам слушал ее не перебивая; лишь изредка он то хмыкал, то кашлял себе в кулак, но Мелэйна с трудом могла понять, издает ли он эти звуки случайно или нарочно, словно насмехаясь над ее рассказом. Когда она закончила, Арам еще некоторое время внимательно смотрел в окно, точно увидев за ним что-то необычайно интересное, а потом произнес:

– Не думал, что два головореза окажутся проблемой для Посвященной.

– Мы не имеем права применять свой дар против обычных людей, – ответила Мелэйна, в этот раз говоря чистейшую правду. – Какие бы ужасные поступки они не замышляли. Делать это можно лишь в исключительных случаях – и каждый из них рассматривает Белый Совет. Если сестры сочтут, что Посвященная могла обойтись без дара или использовала его для злого умысла, ее отрекают от церкви и лишают медальона, а то и много хуже.

– О, эта благородность, – протянул Арам и захлопнул ставни. – Рисковать честью и жизнью, но до конца блюсти священные обеты – достойно уважения. Проясните, пожалуйста, еще один момент – помнится, поначалу вы говорили, что ехали в столицу, но теперь упомянули Соронье.

– Я хотела сделать небольшой крюк, – попытался вывернуться Мелэйна, судорожно соображая, пытаются ли ее подловить или она и впрямь что-то напутала. – От Соронье рукой подать до Соленого Тракта, а по нему самый прямой и безопасный путь в столицу.

– Понимаю.

           Арам отошел от окна, не спеша прошел мимо девушки и двинулся к двери; поначалу она подумала, что он пригласит ее уйти, но щелкнул замок, а спустя несколько мгновений Мелэйна вдруг ощутила, как на плечи ее легли крепкие ладони.

– Господин Готт?.. – в недоумении произнесла она.

– Зовите меня просто Арам, – о протянул руку и плащ Мелэйны упал на пол. – Давайте будем откровенны, «сестра» – вы совершенно не умеете врать.

– Я? Вру? – в деланном возмущении воскликнула Мелэйна, пробуя освободиться от его хватки. – Могу поклясться именами всех…

– Хватит, – голос Арама стал мягок, точно шелк, и он провел ладонью по щеке Мелэйны, от чего она вздрогнула. – Мы оба понимаем, что вся ваша история от начала и до конца – выдумка. Вы прекрасно знаете тех подонков – и, думается, успели приложить руку к монетам, которые явно были украдены. А из этого следует, что никакая вы не Посвященная а обычная проходимка, каким-то образом сумевшая достать амулет, дабы вводить в заблуждение добрых мирян. И уж если это увидел ваш покорный слуга, то люди ордена вытянут из вас всю правду – в том числе и то, где и у кого вы достали амулет. Поверьте, это будет не только быстрее, но и куда болезненней. Если только…

           С каждым его словом Мелэйна точно ощущала, как ее шее точно затягивается тугая петля; ладони взмокли холодным потом, в висках стучало, а сердце ушло куда-то под желудок. Только через несколько мгновений она поняла, что в комнате стоит тишина, точно Арам ожидал от нее ответа.

– Если только… что?

– Скажем, кто-нибудь – например, уважаемый герой войны, который успел зарекомендовать себя как честный и порядочный человек – подтвердит то, что вы мне рассказали, – рука Арама скользнула чуть ниже, туда, где еще не был никто.

           Когда до Мелэйны дотрагивался Стефан, это было точно братское прикосновение; если ладонь Мелэйны случайно соприкасалась с пальцами Джейми, в животе ее тотчас разгорался пожар, но сейчас она ощущала только брезгливость и омерзение. Арам трогал ее словно какую-то вещицу – нагло и по-хозяйски, как мясник мнет кусок говядины, оценивая его на продажу. Мелэйна попыталась отвести руку Арама, но тот лишь пребольно сжал пальцы, холодные и жесткие.

– Не глупите, Мелэйна. Мы оба знаем, что без меня вам конец. Так зачем же вам идти на эшафот вместе с этими отбросами? Соглашайтесь – клянусь, что через месяц… или два, или три, я повелю выдать вам лошадь и отпущу на все четыре стороны. А если вы постараетесь – получите еще немного монет. Выгодная сделка, не находите?

– Если я отвечу «да», вы… – спустя несколько мучительных мгновений раздумий произнесла Мелэйна, понимая, что более упираться не имеет смысла, – вы поклянетесь, что также освободите моих друзей?

– Конечно, – чересчур быстро согласился ГоАраматт. – Даю вам мое слово.

           Мелэйна прекрасно понимала, что он врет, и даже получив желаемое – Мелэйну просто передернуло от картины, что предстала перед ее глазами – Арам все равно выдаст Мечам всех троих, не задумавшись ни на миг; а то и попросту прикажет перерезать им глотки и выкинуть в ближайшую канаву. Наконец, освободившись от цепких объятий, что стали совсем уж непристойными, Мелэйна резко поднялась со стула, подняла плащ и поплотнее закуталась в грубую ткань.

– Боюсь, вряд ли я могу принять ваше предложение. Уж лучше нас осудит орден.

           Услыхав это, Арам тут же переменился в лице; щеки его покраснели – видимо, и от количества выпитого, и от злости – а желваки заходили, точно на ниточках. Арама вдруг схватил Мелэйну за запястье, другой рукой вцепился ей в ворот и прижал к стене, обдавая запахом вина и какого-то масла, которым любил смазывать волосы, что блестели под свечными лампами.

– А я боюсь, что ты и твои дружки «случайно» могут не дожить до завтрашнего утра, – прошипел Арам. – Или, скажем так, дожить не в том виде, в каком прибыли сюда, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Никаких Мечей на самом деле нет. Ведь так? – вдруг поняла Мелэйна, а усмешка Арама укоренила ее подозрения.

– Это уже не имеет никакого значения, – он прижался к Мелэйне почти вплотную, пребольно выворачивая ей руку. – Но уверяю, что мои люди могут быть не менее «любезны», чем братья. Так что ты выберешь – плаха или постель?..

           Последнее слово Арам выдохнул прямо на ухо Мелэйны, обдав его горячим дыханием; она же тщетно пыталась отстранить от себя Арама, судорожно размышляя о том, что ей делать: то ли криком позвать на помощь – но смеют ли солдаты перечить своему командиру? – то ли… Нет, дар она применит лишь тогда, когда у нее не останется другого выбора. Пускай после ее подвергнут пыткам, пускай повесят, но матерь все видит и не отвернется от своей дочери. Богиня, смилуйся… Тут вдруг рука Мелэйны ненароком скользнула по поясу Арама и пальцы ее нащупали холодный металл – ключи! В тот же миг в ее голову пришла безумная мысль – но деваться более некуда; или сейчас, или никогда.

– Я согласна, – прошептала она и кротко улыбнулась, меж тем пытаясь незаметно стянуть неподдающуюся связку. Арам ухмыльнулся и уткнулся носом в шею Мелэйны, после чего она поспешно добавила. – Но…

– Никаких но, душа моя, – прошептал Арам, запуская руку ей в волосы. – О, ты не пожалеешь, клянусь…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34 
Рейтинг@Mail.ru