Илья Попов
Крах всего святого
Магистр ордена Святых Мечей Камиль Фье
Конь лениво перебирал копытами по пыльной дороге, отмахиваясь хвостом от мух и изредка кидая косые взгляды на своего хозяина. С лагеря Амадиу и его спутники снялись после полудня и с тех пор ехали без отдыха – если, конечно, не считать пары остановок «по нужде» – хотя солнце уже на три четверти скрылось за горизонтом. Амадиу облегченно вздохнул, когда увидел столб с прибитой к нему доской – криво высеченные буквы говорили о том, что через несколько лиг путников ждут городские стены. Как нельзя кстати. Вторая ночь под открытым небом грозила стать для Амадиу последней: проснувшись, он едва смог подняться на ноги – в спину будто бы вбили раскаленный прут, а колени сгибались с неприятным звуком, напоминающим скрип плохо смазанных петель. «Глупо удивляться этому, прожив полвека, – подумал Амадиу. – Ничто не вечно под луной».
Ехавшие чуть поодаль новобранцы, до того еле слышно переговаривающиеся друг с другом, умолкли и один из них – широкоплечий юноша по имени Жерм, приходящийся то ли внучатым племянником, то ли кузеном главному королевскому советнику Сирилю Русси – поддал бока лошади каблуками и нагнал Амадиу. Теперь их кони шли ноздря в ноздрю – невысокий темно-пегий мерин и маститая вороная кобыла, стоившая целое состояние.
– Великий магистр… – неуверенно начал Жерм.
– Что-то не так?
– Не совсем, просто… Помните в той деревушке – ну, в которой мы останавливались позапрошлым вечером – крестьяне рассказали про чудовище, расхаживающее по округе. С рогами, копытами…
– … перепончатыми крыльями, как у летучей мыши, членом до земли и дымом, валящим из пятака, – закончил Амадиу и проглотил улыбку. Он уже понимал, к чему клонит Жерм, но не подал вида. – Припоминаю.
– Так почему мы просто уехали? – после того, как Жерм произнес эту фразу, лошадь под ним фыркнула и тряхнула ушами, словно дивясь наглости хозяина.
– И что же мы должны были сделать?
– Ну, мы же… должны бороться с тварями и… ведь мы же…
Жерм оглянулся на друзей, будто ожидая поддержки, но никто из них не произнес ни слова. «Эх, если бы за каждый такой разговор мне давали простак…», – подумал Амадиу и откашлялся.
– Я расскажу тебе одну историю. Много лет назад, только-только приняв клятву и получив плащ, я был полон решимости искоренить все зло, творящееся в мире – казалось, явись передо мной один из Падших, я бы, не мешкая, ринулся на него с мечом наперевес. И вот в один прекрасный день путь мой лежал мимо одной деревни. Ее жители встретили меня как героя, и не успел я слезть с лошади, как меня чуть ли не на руках провели в дом, где весь вечер кормили как на убой – наверное, как раз после того дня я стал довольно равнодушен к гастрономическим изыскам.
Амадиу усмехнулся, но Жерм оставался предельное серьезен, ловя каждое слово великого магистра и меряя его внимательным взглядом.
– На следующее утро, – сказал Амадиу, – я решил заняться делом и поинтересовался у селян, не беспокоит ли их какая-нибудь нечистая сила. О, беспокоила, да еще как! Так что задержался в деревне я надолго. Битые дни я охотился на фейри, портящих молоко, караулил баргестов на местном кладбище и пытался найти норы цвергов. И, в конце концов… – Амадиу сделал нарочито длинную паузу. – Не нашел ничего. Ни следа хоть какого-нибудь чудища, хотя селяне наперебой уверяли меня, что их деревня – просто рассадник чудовищ и колдовства. Раздосадованный, я поехал дальше – и в следующей деревне меня ждало то же само: беготня за призраками да ловля фантомов. Но вот в третьем селении…
Подождав, пока двое других Мечей подъедут чуть поближе, Амадиу продолжил:
– В нем мне рассказали об одной старухе, живущей на отшибе неподалеку от леса. Говорили, что она умеет превращаться в дым, а с помощью порчи уже загнала в могилу несколько жителей. Наученный горьким опытом, я решил, что это очередные домыслы, но все-таки решил проследить за старухой – так, для успокоения души. Следующей ночью я расположился на высоком дереве – позевывая, я вполглаза наблюдал за домом предполагаемой колдуньи. И вот скрипнула дверь – старуха выскользнула в ночь и крадучись принялась пробираться к деревне. Сон как рукой сняло – едва не упав с ветви, я мигом слез на землю и проследовал за старухой. И что же я увидел? Остановившись около одного из домов, она начала что-то бормотать себе под нос и перекидывать через забор куриные кости. Спустя несколько мгновений она прошла к следующему двору, а за ним к другому, пока не обошла всю деревню. Закончив, она вернулась домой, а я…
– Выбили дверь и убили ведьму на месте? – выдохнул худой паренек по имени Марселон, тараща на Амадиу огромные глаза.
– Терпение, мой юный друг. Зная, что колдовство имеет наибольшую силу лишь ночью, я еле дождался рассвета, изнывая от праведного гнева. Едва первые лучи солнца упали на землю, как я ворвался в дом той женщины, чтобы обвинить ее в чернокнижии и представить перед судом ордена. Увидев меня, старуха открыла рот, и…
– Попыталась вас околдовать? – вновь перебил Амадиу Марселон,
– Попыталась заткнуть тебе рот, – пробурчал Рене; невысокий мрачный парень, проронивший за поездку едва ли с десяток слов. Смутившись, Марселон поплотнее закутался в плащ и больше не произнес ни звука.
– Ох, если бы, – покачал головой Амадиу. – Старуха растянула беззубый рот в улыбке и бросилась мне на шею с криками «Сынок!», а потом попыталась накормить какой-то бурдой из котелка, что прятала под кроватью. Судя по запаху, использовала она его как ночной горшок… Еле вырвавшись из ее объятий – все еще думая, что она лишь притворяется, чтобы избежать справедливого наказания – я перевернул с ног на голову весь дом, но не нашел ничего, что могло бы хоть как-то связать его хозяйку с колдовством.
– То есть она… – протянул Жерм.
– Оказалась не ведьмой, а простой сумасшедшей, – пожал плечами Амадиу. – Но для успокоения крестьян я зачитал старухе приговор и заставил публично отречься от черной магии – что она с радостью и сделала, думается, даже не понимая, что говорит. А чудовища, в существовании которого позавчера свято клялся охотник, просто-напросто не существует. Пускай он и верит в выдуманное им самим создание, как в настоящее. Это мой первый урок – вам не хватит и десяти жизней, если вы будете гоняться за каждым слухом.
Некоторое время все четверо ехали молча, но, в конце концов, Марселон все же не выдержал:
– Великий магистр, но как тогда отличить ложь от правды, выдумку от настоящей твари, а суеверие от колдовства?
– Хороший вопрос, – Амадиу поправил шляпу. – Но, увы, понимание этого приходит лишь с опытом. Брукса или вирм не станут пугать детей, путать хвосты кобылам или заниматься другой подобной ерундой. Это твари – опасные звери, и движет ими лишь голод. А колдовство… колдовство – не звериные кости, самодельные амулеты и травы, растущие в полночь за кладбищем. Поверь – увидев настоящее колдовство хоть раз, ты без труда отличишь его от шарлатанских фокусов.
«А еще ни один селянин в здравом уме не укажет на настоящую ведьму или ворожея. Потому что Мечи уйдут, но соседи останутся, и вряд ли будут «благодарны» за исчезновение единственной на всю округу повитухи», – подумал Амадиу, но не стал произносить это вслух. Он и так дал всем троим немало пищи для размышления.
– У меня дядю раз чуть баргест не сожрал, – шмыгнул носом Марселон. – До самой околицы вел, пока тот на сарай не залез. Зверюга его до самого утра караулила…
– Это не тот ли дядька, что корзину вместо шляпы носит? – хмыкнул Жерм. – Ты сам рассказывал, что он ума лишился от пьянства.
– Так он после того случая пить и начал, – с легкой обидой протянул Марселон.
– Видал я твоего дядю, – фыркнул Рене. – За два года так не сопьешься. Судя по харе, бутылку ему еще в люльку сунули.
– Эй!..
За разговором никто и не заметил, как вдалеке показались высокие стены Мьезы. Подъехав поближе, все четверо запрокинули головы – и уже почти сорвали глотки, когда откуда-то сверху их обложили крепкой бранью:
– Вы чего горланите посредь ночи, сучьи дети?! До рассвета въезда нет! Особенно для бродяг и попрошаек!
– Мы никакие не бродяги, – отозвался Амадиу. – Меня зовут…
– Да пускай ты хоть сам Странник Коломб, едрить тебя в сраку! – не унимался незнакомец. – До утра ждите или валите подальше, пока я болт не пустил!
– Ты хоть знаешь, кому угрожаешь, гнилая ты башка?! – рявкнул Жерм, да так, что конь под ним чуть не взвился на дыбы. – Открывай ворота или пустим тебя через город сквозь плети!
Мужчина, явно не ожидавший ответных угроз, замолчал. Через некоторое время кованая железная дверь подле ворот раскрылась, и наружу вышли несколько стражников со свечными фонарями да арбалетами; и едва увидав перед собой алые плащи, тут же поклонились и отошли в сторону – и вот, Амадиу вместе с новобранцами въехали в город.
Встретил нежданных гостей хромающий привратник с заискивающей улыбочкой и резким запахом кислого вина. Отвешивая поклоны, он проговорил слегка заплетающимся языком, между делом подгоняя суетящихся вокруг лошадей конюхов:
– Звиняйте, господины, что ждать заставили… Ты мамашу свою так за сиськи дергай, дурень!.. Не знали, что сами Мечи к нам в город пожалуют, да еще в такой поздний час, иначе б встретили как полагается, вы не думайте. Проводы сегодня отмечаем, вот и замешка вышла… а ты чего глаза лупишь? Никогда плаща красного не видел?! Марш за сеном, остолопина! Уж не сочтите за неуважение, господины.
– Как я понимаю, мэра мы найдем на празднестве? – спросил Амадиу и потрепл своего коня за гриву, перед тем как его увели на конюшни.
– Вы совершенно правы, господин Авар сейчас на главной площади. Это вам во-о-он той улице, потом налево мимо булочных, а дальше сквозь переулок и вниз до конца. Позволите сопроводить?
– Не стоит.
Амадиу вместе с новобранцами направился по вымощенной улице. Признаться, он давненько не бывал в Мьезе – пять лет? десять? – но нельзя сказать, что город сильно изменился. Разве что все больше стремился ввысь, да разрастался вбок – строеньица теснились друг около другу, будто замерзающие пташки на ветке холодной зимой, а верхние этажи нередко чуть не сталкивались балконами, угрожающе нависая над проходящими внизу людьми. Изредка по пути Мечам попадались пошатывающие охмелевшие бюргеры, распевающие песни: некоторые из них не обращали ни малейшего внимания на алые плащи чужаков, но другие – видимо, чуть более трезвые – отводили глаза и спешили сойти с дороги.
Наконец, все четверо вышли на площадь, уставленную лабиринтами шатров, столов, подмостков, повозок и телег. Праздник был в самом разгаре: вот несколько ряженых в шкуры людей, подвывая и звеня колокольчиками, бегали за девицами под их нарочито испуганные крики и звонкий смех; вот не меньше четырех десятков горожан отплясывали у высокого столба, взявшись за руки и образуя несколько живых колец; вот музыканты запевали скабрезные песни, тут же подхватываемые прочим людом, а вторили им трубачи и трещоточники.
Прямо в центре площади, на высоком помосте, несколько артистов изображали сценку: пожилой мужчина с выбритой головой в длинной мантии на голо тело с дубинкой наперевес носился за вторым, носившим черную маску и откидывающимся от него крашеными в желтую краску желудями. Приглядевшись, Амадиу понял, что вместо двух мужей на подмостках находилось четверо – то были карлики, усевшиеся на плечи друг другу. Наконец, запутавшись в балахоне, первые два полурослика рухнули на подмостки, а следом за ними упали и другие. Пытаясь встать, каждый лишь мешал трем другим – барахтаясь в тряпках, цепляясь за волосы и нарочно ставя подножки – все падая и падая под восторженный рев и хохот зрителей. Да уж, смелая сценка – однако в праздник дозволялось и не такое.
Подойдя к компании стражников, глазеющих на представление, Амадиу потрепал одного из них по плечу. Недовольный тем, что его отвлекли, тот что-то рявкнул – но едва он повернул голову и увидел перед собой четыре алых плаща, как тут же покраснел, вытянулся по струнке и пробормотал себе под нос что-то, похожее на извинения. Жерм уже пустился было распекать грубияна, но Амадиу остановил пыл брата взмахом руки.
– Мы ищем господина Авара.
– Вскоре он должен выступить с речью вместе со святым братом Птолом, господин магистр, – пробормотал один из стражников.
– Великий магистр, идиот, – буркнул Жерм.
– Все же я бы предпочел поговорить с ним не медля, – сказал Амадиу и наградил рекрута красноречивым взглядом. Только-только приехать в город – в котором им придется задержаться неизвестно сколько – и тотчас затевать ссору с местными властями, было далеко не лучшей идеей.
– Он должен быть где-то здесь – поищите человека в маске волка.
Амадиу огляделся и тяжело вздохнул – сказать было куда проще, чем сделать. Едва ли не добрая половина празднующих скрывали лица за масками: вокруг бродили, пели и плясали дикие звери, чудовища, демоны, боги, шуты и уродцы. Пораскинув мыслями, Амадиу решил, что встретиться с мэром можно и после его речи, а пока – насладиться праздником, тем более, что Амадиу представился редкий случай отдохнуть. Однако не успел он потянуться к ближайшей бочке, около которой стоял раздетый по пояс толстяк с раскрашенным торсом, щедро разливавший глубокими ковшом всем желающим эль в подставляемые кружки, ведра, лохани и даже прямиком в раскрытый рот, как Рене похлопал великого магистра по плечу и указал куда-то в сторону.
Оглянувшись, Амадиу увидел довольно чудную компанию, движущуюся к площади – не меньше полтора десятка фигур, растянувшихся цепью по широкой улице. Двигались они слегка неестественно, то и дело подергивая головами, точно деревянные игрушки, что незримая рука вела на ниточках. И вот ближайший незнакомец вышел из тени на свет фонарей и костров, горящих вокруг – одет он был в длинные рваные лохмотья, тянущиеся за ним шлейфом, и замысловатую маску, которая к тому же… маску ли?..
Приглядевшись, Амадиу почувствовал, как по спине его пробежал холод, а разум отказывался верить в то, что видят глаза; то была не маска, нет: уродливая голова незнакомца – неестественно раздувшаяся, словно переполненный бурдюк, который грозил вот-вот лопнуть – была рассечена поперек и вместо носа и верхней челюсти зияла черная рана, из которой сочился бело-зеленый гной вперемешку с густой кровью. Поймав взгляд Амадиу – черными глазами, пустыми и глубокими точно два колодца, залитых смолой – незнакомец широко распахнул рот, уронил нижняя челюсть едва ли не на грудь и выпустил длинный язык, походивший на извивающуюся змею.
Его приятели, что шли следом, выглядели не лучше – все сверху донизу покрытые грязью и тиной, испещренные ранами и походившие скорее на мертвецов, чем на живых людей. Какая-то женщина в длинной цветастой юбке, дурачась, подбежала к сем людям, бросилась к одному из них на грудь и обвила его шею руками. Через мгновение она закричала и попыталась высвободиться из объятий, но… Думается, следующая сцена еще не раз привидится Амадиу в кошмарах – та тварь, что он поначалу принял за бюргера, вцепилась зубами прямо в горло женщины, повалила ее на землю и уже через мгновение крик несчастной перешел в свистящий хрип.
Несколько других бродяг тут же упали рядом – они рвали плоть зубами и пальцами, чавкали как звери, отпихивая друг друга, точно голодные щенки около суки. Жерм, стоявший по левую руку от Амадиу, не сдержал крика; через мгновение прочие празднующие тоже увидели ужасное зрелище, и если поначалу они принимали пришлецов за очередных артистов или простых блаженных, то теперь средь толпы началась настоящая паника. Последние ряды напирали на передние, желая узнать, что происходит, те же пытались пробиться назад, один из столбов рухнул на землю, подмяв под себя несколько человек, а смех и песни сменил треск ломающихся столов, плачи и вопли. Амадиу самого едва не затоптали в вспыхнувшей давке, но, к счастью, он отделался лишь сбитой шляпой да парой синяков.
– Ве… великий магистр, что нам… – пролепетал Марселон.
– То, что должно! – выкрикнул Амадиу, наконец, стряхнув с себя оцепенение, и выхватил клинок.
Прекрасно понимая, что несчастной теперь помогут только боги, Амадиу кинулся на ближайших тварей, прущих прямо на бесновавшуюся толпу. Первым ему попалась высокая фигура с накинутым на голову глубоким капюшоном, в котором беспрестанно шевелилось что-то, походившее на клубок червей – взмах меча, и на землю упала отрубленная кисть, а через мгновение второй удар пронзил сердце незнакомца. Но тот и не думал падать – будто не чувствуя ран, он рванул прямо на Амадиу, сбил того с ног и прижал к земле. Капюшон спал – и в этот момент он увидел, что горло парня перерезано надвое, а на месте рта и подбородка извивалось четыре щупальца, облепленные мелкими шипами, образуя собой кошмарный лепесток.
«Боги, что это еще за…», – только и успел подумать Амадиу, когда непрестанно шевелившиеся отростки потянулись прямо к его лицу. Амадиу ударил тварь в висок – раз, другой, третий, чувствуя, как под костяшками хрустнула кость, но все было тщетно; Амадиу словно бы молотил по деревянной кукле. Амадиу уже успел попрощаться с жизнью, когда топор Жерма обрушился на голову чудовища и расколол ее надвое – следующий удар снес башку твари с плеч, а Жерм, не мешкая, одним рывком поставил Амадиу на ноги. Тот с трудом оторвал взгляд от все еще подрагивающих останков мерзкого создания, кое-как отыскал на земле свой меч и бросился на помощь братьям, что вместе с несколькими стражниками пытались сдержать натиск прочих чудовищ.
Топор Жерма срубал нечисть точно сухие деревья – пока другие успевали справиться с одним мертвецом, он отправлял обратно на вечный покой не меньше двух. Рене, не проронивший ни звука, прикрывал ему спину, рубя тварей мечом и длинным кинжалом, а Марселон, неловко размахивая клинком, попытался было пробиться к лежащей на земле женщине, но едва сам не угодил в лапы мертвяков – от смертельных объятий его спасла лишь реакция Амадиу, что подрубил колено твари, уже тянущей к Рене свои когтистые лапы. Та резко повернула голову к Амадиу и зашипела – он же вонзил лезвие меча ей в глаз почти по рукоять.
Один из стражей пал, держась за вырванное горло, второй, бросившийся на помощь приятелю, тоже через миг рухнул на землю без половины черепа. Увидав смерть сотоварищей, другие бюргеры, было, дрогнули, но услыхав клич ордена, что во всю грудь заорал Амадиу – признаться, не столько для того, чтобы подбодрить других, но чтобы самому не забыться и не потерять дух – покрепче перехватили оружие и бросились на помощь Мечам. Крики, вопли, рев тварей, свист стали и чавкающие звуки ударов слились в единую какофонию – и вот, наконец, схватка была закончена, а на земле, пропитавшейся кровью, остались лишь изрубленные на куски останки созданий и павшие горожане; из Мечей, милостью богов, никто не пострадал. Амадиу утер пот, заливавший лицо солеными ручьями, дрожащими руками убрал меч в ножны, позабыв даже вытереть лезвие от кишок и крови, и прислонился к ближайшему столбу, надеясь лишь не рухнуть наземь.
– Кто… что это такие? – пролепетал один из стражников, глядя на то, как его приятель опасливо тычет обезглавленный труп копьем. – Вы же видели? – стражник завертел башкой, будто пытаясь удостовериться, что не сошел с ума. – Я ж его всего мечом утыкал, а он все шел и шел…
Амадиу огляделся. Площадь, не так давно полная смехом и веселием, теперь напоминала бойню – тут и там валялись осколки посуды и перевернутые столы, упавшие на бок бочки, напоившие землю элем, и сломанные подмостки; стонали и корчились несчастные, коих в суматохе едва не стоптали в лепешку. Ликующая толпа, что радостно отмечала светлый праздник, практически растаяла – на площади едва ли остались с десяток людей, сбившихся в кучку и наблюдавших за стражей с Мечами с безопасного расстояния. Однако увидев, что схватка закончилась, все больше любопытствующих опасливо выглядывали из улочек и переулков, вылазили из разных закоулков, куда забились, когда началась суматоха, и вывешивались из окон, во все глаза разглядывая останки чудищ и осеняя себя полукругом.
Думается, совсем скоро зевак здесь будет столько, что они с трудом смогут на ней поместиться; и хоть Амадиу и понятия не имел, что это за твари, но чем меньше лишних глаз увидят то, что от них осталось, тем меньше завтрашним утром будет ходить слухов. Не хватало еще, чтобы город охватила паника. Поэтому Амадиу быстро взял себя в руки и принялся раздавать приказы.
– Ты, – не зная, кто здесь главный, Амадиу ткнул пальцем в ближайшего стражника, который, робко приблизился, на ходу пытаясь стереть со штанов кровавое пятно, – возьми несколько человек, и соберите все, что осталось от этих… – у Амадиу язык не повернулся назвать павших людьми, хотя, без сомнения, когда-то они были оными, – созданий и сожгите. Желательно в таком месте, куда за вами не увяжется хвост из сотни зевак. И заодно найди кого-нибудь, кто позаботится о мертвых и раненых. Ты, – Амадиу кивнул другому воину, коренастому мужчине с пышными усами, – собери столько людей, сколько сможешь, и не подпускай сюда никого, кроме меня и братьев. Если нужно, примените силу, – стражник коротко кивнул, перехватил копье и направился к нескольким бюргерам, что в любопытстве склонились над одним из мертвецов. – А ты, – Амадиу обратился к молодому стражу, который вздрогнул и завертел башкой, точно надеясь, что великий магистр имеет ввиду кого-то другого, – веди нас к дому мэра. Рене – останешься за главного.
Он лишь кивнул, Амадиу же в сопровождении оставшихся Жерма, Марселона и стражника нырнул в ближайший проулок. Появление в городе стрыг и оживших мертвецов за столь короткое время было слишком подозрительным, чтобы походить на роковую случайность – а если мэр умышленно утаил о первых, то, быть может, сможет пролить свет и на то, что произошло на площади.
Амадиу не стал тратить времяна любезности – едва дверь приоткрылась, как он пинком растворил ее настежь и зашел внутрь. Под причитания и крики старика-слуги Амадиу вместе с братьями сразу же направился прямиком на второй этаж, оставив стражника следить за входом. Амадиу ворвался в просторный кабинет и увидел скрючившегося над сундуком лысеющего толстяка, набивающего небольшой кошель монетами. При виде нежданных гостей, Авар – а это, без сомнения, мог быть только он – коротко взвизгнул, швырнул в Амадиу горсть серебра и ринулся к окну с невиданной для своего брюха прытью – но все же Амадиу был выученным воином, а не рыхлым бюргером.
Через мгновение Авар уже сидел на стуле, зажимая руками кровь, текущую из разбитого носа, и еле слышно лепетал что-то в свое оправдание, переводя испуганные глазки с Амадиу на Жерма и Марселона, за его спиной великого магистра.
– Клянусь богами, я ничего не знаю, я…
– На твоем месте я бы поостерегся с клятвами, – оборвал Авара Амадиу. – Уже одно сокрытие появления стрыги от ордена и церкви может стоить тебе свободы и имущества. А уж практика черной магии, да еще подобного рода…
Амадиу прекрасно понимал, что дрожащий на стуле толстяк при всем желании не мог оживить и подчинить своей воле дюжину мертвецов, превратив их в смертоносных чудовищ. Если бы даже он владел подобным чародейством, то, скорее всего, все трое Мечей уже были мертвы. Но Авару есть что скрывать, раз он пытался улизнуть, так что необходимо выпытать у него все, что он знает. Признаться, Амадиу половину сознательной жизни пытался исправить подпорченную репутацию ордена – увы, зачастую небезосновательно – но иногда она работала на пользу дела.
– Нет! – вскрикнул Авар. – Я не…
– Тогда почему ты бежал? – продолжал давить Амадиу, нависая над съежившимся Аваром. – Кем были все те люди? Как они очутились в городе? Жерм, – Амадиу оглянулся и подмигнул братьям, – ступай за инструментами, а ты, Марселон, разожги очаг и найди толкового цирюльника. Господин Авар нужен нам живым хотя бы на пару дней.
– Но господин великий магистр, вы же не собираетесь… – пролепетал было Марселон, но, к счастью, Жерм оказался куда сообразительней; он ткнул приятеля в бок локтем и что-то прошипел ему на ухо; через мгновение Марселон с пониманием кивнул и состряпал самое суровое выражение лица, на которое был способен.
– Я… я… – Авар судорожно пыхтел, еле-еле переводя дыхание и тряся щеками. – Отес… Он уплыл на остров, а потом я нанял тех двоих, а после…
Видя, что Авар едва не теряет сознание от ужаса, Амадиу чуть расслабился – теперь Авар полностью в руках Мечей и можно было чуть ослабить хватку. Отправив Марселона за водой, Амадиу подождал, пока рекрут не вернется с графином, и вкрадчиво произнес:
– Послушайте, Авар. Умом я понимаю, что вы ни в чем не виноваты, – глаза его блеснули слабой надеждой. – Вы походите скорее на купца, чем на чернокнижника, который в состоянии превратить людей в столь мерзостных созданий и подчинить своей воле. Однако, – Авар затаил дыхание, а от лица его отлила последняя кровь, – пускай вам верю я, но поверят ли остальные? Капитул ордена и церковь обязательно захотят разобраться в том, отчего по улицам Мьезы полчищами разгуливают твари. Да и городской совет вместе с местными бюргерами скоро тоже воспылают праведным гневом, желая найти виновного в смерти их друзей и близких, что погибли от лап чудовищ. Проснуться завтра в собственной постели или в цепях – ваша судьба в ваших руках. Расскажите мне все, что знаете, и, быть может, я сумею вам помочь.
Двумя глотками осушив графин, Авар начал сбивчивый рассказ. Он не упустил ничего, ни одной детали, то и дело повторяя уже сказанное: начал он с таинственных исчезновений местных жителей, что тянулись с начала лета, после поведал об отплытии в замок герцога Эрбера Отеса, который так и не вернулся, далее рассказал о появлении в борделе стрыг, одну из которых прикончили заезжие охотниками за чудовищами, и закончил тем, как нанял и отправил на остров тех самых незнакомцев вместе с отрядом наемников, дабы они отыскали и вернули Отеса.
– … клянусь – я понятия не имею, что там произошло, но,едва те… существа показались на площади, я сразу же узнал одного из воинов, которых я нанял, – Авара невольно передернуло. – Точнее, ту тварь, в которую он обратился…
Амадиу откинулся на спинку стула, и устало потер глаза. За столь короткое время в городе произошло столько чудных и ужасных событий, что даже у самого ярого скептика вряд ли бы повернулся язык назвать их случайностями – а уж великий магистр, что воочию наблюдал за ожившими мертвецами, пожирающими ту несчастную, и рубил плоть кадавров, глядя в их пустые черные глаза, просто нутром чуял, что в Мьезе таится нечто зловещее; и боялся он лишь одного – что это может быть только начало.
Итак, что если мертвецов подняла уцелевшая стрыга, которая вполне могла быть повинна в смерти Отеса и наемников, ушедших на его поиски? Допустимо – в сказах эти твари слыли умелыми колдуньями, и чем дольше они жили – а вероятно, срок их жизни мог исчисляться веками – тем более могущественными они становились. Однако Амадиу лично знавал людей – чьи слова он даже мысленно не мог подставить под неверие – что в одиночку выслеживали и уничтожали этих созданий и никогда до этого братья не рассказывали даже близкое что-то подобному.
В любом случае, необходимо проверить остров, но… с тремя бойцами или даже с подкреплением в виде местной стражи, этот поход мог стать самоубийственным. Неизвестно, кто… или даже что скрывается в том замке, раз хорошо вооруженный отряд, знающий какой-никакой толк в охоте за нечистью, погиб целиком, едва ступив в замок.
Амадиу поднялся со стула, Авар же съежился, будто ожидая удара, но Амадиу просто уселся за стол и пододвинул к себе свечу. Он даже не успел спросить перо и бумагу – Авар моментально предложил Амадиу все, что было нужно; и остаток ночи Амадиу провел под скрип пера, то и дело сминая таявший воск печаткой.
Первое послание вскоре отправится в Алый Оплот с просьбой прислать в Мьезу столько воинов, сколько можно и оповестить капитул о том, что великому магистру придется задержаться в городе. Причину Амадиу не назвал – лишь упомянул, что дело это первостепенной важности и не требует отлагательств. Второе письмо предназначалось лично Маркелу – в нем Амадиу изложил все чуть более подробно, но все же кратко. А вот над последним пергаментом великий магистр призадумался – стоит ли оповещать о случившемся короля? Без сомнения, если Амадиу напишет правду, Матиас может посчитать, что великий магистр сбрендил или решил пошутить. Но Эрбер – один из ближайших ставленников Матиаса, щедро снабжающий корону золотом и сталью, и кто-то уж точно сообщит Моро о смерти герцога…
Что ж, Амадиу разберется с этим чуть позже. Отодвинув пустой пергамент, великий магистр спрятал письма за пазухой и приказал Марселону с Жермом ждать на улице. Когда за ними хлопнула дверь, Амадиу повернулся к Авару:
– А теперь, если хочешь сохранить жизнь и свободу, слушай меня очень, очень внимательно. Все, что случилось этой ночью, не должно покинуть городские стены, —после каждого слова Авар быстро-быстро кивал головой, точно игрушечный болванчик. – Завтра в полдень созови людей на площадь – успокой горожан и объяви тех… людей заезжими чужаками, что перебрали медовухи и устроили поножовщину с местными, труппой сошедшей с ума артистов, да хоть переодетыми медведями – а всем свидетелям закрой рты. Мне плевать, как ты это сделаешь: лижи сапоги, взывай к совести, угрожай расправой или завали зевак золотом – но если слухи о живых мертвецах покинут город, ты покинешь свой пост. И тебе очень повезет, если твоя голова останется на плечах.
Не успел Амадиу закончить, как Авар сжал ладонь великого магистра пухлыми ладошкам, благодаря и вознося хвальбы его милосердие со слезами на глазах. Думается, если бы Амадиу приказал Авару отрубить себе кисть, тот только и спросил бы: «Левую или правую?».
Амадиу вышел на улицу и только сейчас понял, как сильно устал. Глаза слипались, руки, успевшие отвыкнуть от боя, ныли, а ноги будто налились свинцом. Маячившие неподалеку стражники препроводили Мечей в ближайшую таверну, в которой, уверяли местные, не стыдятся останавливаться даже графы – но великий магистр, никогда не тяготивший к роскоши и излишнему удобству, сейчас и вовсе согласился бы на мешок с гнилой соломой. Наказав братьям как следует отдохнуть и раздав им указания на следующий день, Амадиу поднялся наверх и зашел в первую попавшуюся комнату, к счастью, оказавшуюся пустой. Амадиу снял плащ, повесил его на спинку стула, скинул сапоги, положил на стол ножны и растянулся на жесткой кровати.
