Илья Попов
Крах всего святого
Но даю себе слово – еще одна смерть и я собственными руками уничтожу этот предмет.
Клянусь.
Из дневника Мартина Отеса
Амадиу въехал в Мьезу почти к вечеру, и, едва спешившись, сразу же двинулся к городской ратуше, чтобы переговорить с Аваром, а заодно, быть может, и застать кого-нибудь из городского совета. Амадиу пока что и сам с трудом понимал, какое именно зло таится в том замке, но был уверен – сила эта невероятно могущественна, и если она вдруг попадет не в те руки… К неудовольствию Амадиу на воротах его встретили лишь городские стражи и собиратель пошлины, проходя мимо которого Амадиу даже не сбавил шаг – то ли Жерм, Рене и Марселон были заняты, то ли подмога из Алого Оплота попросту запаздывала.
Пробиваясь сквозь торговую площадь, Амадиу вдруг заметил средь толпы алые плащи с вышитыми на них гербами ордена. Двое Мечей – высокий мужчина средних лет и молодой парень с ярким разноцветным плюмажем на шлеме – в компании нескольких юных дев спорили о чем-то с пузатым торговцем около прилавка с медальонами, браслетами, серьгами и прочими украшениями. Амадиу, не мешкая, направился прямо к братьям, активно расчищая путь локтями и не обращая ни малейшего внимания на ругань в спину. Подойдя поближе, он смог уловить конец фразы старшего Меча:
– … ты хоть знаешь, кто мы такие? – сквозь зубы произнес он, меряя торговца презрительным взглядом. – Да ты спасибо должен сказать, что мы вообще на твои побрякушки взгляд уронили. Смотри, как бы тебе твой гонор дороже не обошелся.
– Платите или проходите мимо, – торговец скрестил толстые руки на груди и поджал губы. – А иначе будете с дубинами цеховых разговаривать. Я не для того плачу властям, чтобы мне всякие проходимцы угрожали.
– Ты кого проходимцами назвал? – сплюнул на прилавок второй Меч и кивнул за спину, где, сбившись в стайку, о чем-то шептались барышни в цветастых платьях. – Наши спутницы хотят подарки и они их получат, даже если придется платить сталью.
Произнеся эти слова, он наполовину вытащил кинжал из висящих на поясе ножен; торговец же нахмурился и запустил руку под прилавок. Вокруг тут же образовался небольшой круг и к месту ссоры начали подтягиваться прочие ремесленные, чтобы вступиться за собрата, но, к счастью, Амадиу успел вмешаться до того, как на рынке вспыхнула потасовка, а то и смертоубийство.
– Немедленно объясните, что здесь происходит!
– Не твое дело, – огрызнулся юнец, даже не обернувшись.
– Ты так в этом уверен? – сказал Амадиу и снял с головы капюшон; увидев же, что ни один из братьев не обращает внимания на его слова, Амадиу повысил голос, уже начиная выходить из себя. – Вы не напомните, какое наказание по кодексу ордена грозит за неуважение к старшему по званию? Тридцать палок или семь дней в молитвах на одной воде?
Старший Меч оглянулся через плечо и открыл было рот, чтобы выплюнуть еще одно оскорбление – но едва он увидал перед собой великого магистра, как ухмылка сползла с его лица, от щек отхлынула кровь, а на лбу выступила испарина. Он похлопал по плечу юнца, и через мгновение от их удалой дерзости не осталось и следа – складывалось впечатление, будто перед Амадиу стоят не два взрослых воина, а провинившиеся мальчишки, которые случайно разбили кувшин с маслом.
– Великий магистр? – старший Меч наигранно улыбнулся и отвесил чересчур глубокий поклон, едва не уткнувшись лбом в землю. – Мы думали, вы еще в пути.
– И поэтому вместо того, чтобы следить за воротами, вы пристаете к горожанам? – не скрывая гнева, поинтересовался Амадиу. – Которых вы, между прочим, клялись защищать пред лицами не только братьев – богов. Пока вы носите красные плащи, любым проступком вы пятнаете не только свою честь, но и доброе имя всего ордена.
«Было б что марать», – проворчал чей-то голос из толпы зевак; но, оглянувшись, Амадиу не увидел ничего, кроме потупленных взоров.
– Мы просто отошли промочить горло, – юнец потер шею. – Да вот…
– Я уже успел наглядеться, чем вы тут занимаетесь, – процедил Амадиу и кинул взгляд в сторону девушек, которые мигом растворились в толпе. – Сколько людей прислал Маркел? Почему на воротах никого нет? Где остальные и чем они занимаются?
Под градом вопросов братья то бледнели, то краснели, обмениваясь друг с другом быстрыми взглядами и что-то невразумительно мямля в свое оправдание; торговец же наблюдал за разворачивающейся перед его глазами сценой, не скрывая торжествующего злорадства. Но вот старший Меч откашлялся и пустился в путаные объяснения:
– Всего нас прибыло пятеро: я – мое имя Корин, брат Батист, – он указал на стоящего рядом с ним парня, что быстро-быстро затряс плюмажем, – а также братья Коул, Лазар и Обен. Собственно, мы с братом Корином следили за воротами, но солнце допекло, да и мухи эти клятые достали, вот и отошли хлебнуть по кружке. Ну, брат Коул должен быть сейчас в ратуше. Маркел.... то бишь господин командор сказал… в общем, скоро должна прибыть еще дюжина… то есть две, а может…
«Пять человек на весь город? Боги…», – сокрушенно подумал Амадиу, но что поделать, иногда сражаться приходится и затупленной вилкой. Помнится, были времена, когда один Меч мог успокоить целую толпу одним лишь взглядом, даже не вытащив клинка из ножен, а сейчас двое братьев не столько нагнали страха на заурядного бюргера – хотя сами себя они, разумеется, почти наверняка считали весьма грозными фигурами – сколько чуть не выхватили по ребрам. Думается, явись Амадиу чуть позже – и обоих Мечей избили бы так, что они еще пару месяцев бы не смогли ходить без сторонней помощи.
– За мной, – оборвал бормотание Меча Амадиу, поняв, что вряд ли он услышит что-либо путное, и быстрым шагом направился в сторону ратуши.
Амадиу не любил брюзжать по поводу того, что времена нынче не те, да и люди измельчали, но все же едва сдерживался от того, чтобы не задать трепку братьям прямо на глазах у всех. Сдерживала его отнюдь не жалость – просто он прекрасно понимал, что поддавшись искушению, вызовет еще больше насмешек. Шутка ли – сам великий магистр отчитывает «святых воинов», точно нашкодивших детей. Но эти двое не избегут справедливого наказания – да такого, что больше никогда и не посмеют взглянуть на чью-либо чужую вещь и трижды подумают, прежде чем открыть свой рот.
Амадиу в компании братьев добрался до ратуши, поднялся по каменным ступеням, миновал высокие двери и ступил в огромную залу, служившую вестибюлем, где стоял невообразимый гвалт. То здесь, то там сновали гонцы, писари, казначеи, священнослужители и прочий люд; высокий бледный мужчина в заморских одеждах громко возмущался о небывало высокой пошлине на ввоз ткани, то и дело срываясь на родной язык, пока его пытались успокоить сразу несколько чиновников; рядом же два крепко сбитых горожанина – судя по перемазанной одежде, гончары – пытались договориться с судьей о цене за свободу их собрата по цеху, который, видимо, накануне успел изрядно набедокурить.
Амадиу поймал за рукав молодого парня с чернильными пятнами на пальцах, пробегавшего мимо и чуть ли не в зубах тащившего целую гору свитков – поначалу тот скорчил недовольную физиономию, но уже через миг, увидав, что перед ним стоят не какие-то торговцы или цеховые, любезно разъяснил, как пройти к залу, где заседал магистрат, заодно сообщив, что собрание в самом разгаре.
Амадиу вместе с братьями пришлось изрядно поплутать по запутанным коридорам и галереям – каждый, кто встречался им на пути, конечно, пытался облегчить их заботу, но делал это будто нарочно сумбурно и топорно, то и дело противореча предыдущему советчику – однако спустя время все трое, наконец, вышли к дубовым дверям, которые охраняли несколько вооруженных слуг, которые – хоть и не без сомнения – все ж пропустили незваных гостей.
Пройдя вовнутрь, Амадиу с собратьями очутился в магистратном зале: со сводчатым потолком и резными колоннами, на которых он покоился; полом, застеленным пышными коврами и стенами, расписанными различными рисунками – от изображения судьи, выносящего приговор висельникам, до вооруженных дубинами бюргеров, гонящих пред собой вора, держащего под мышкой украденную курицу.
У дальней стены находился длинный стол, за которым сидели девять мужчин, хоть мест было десять – судя по всему, это были бургомистры, члены городского совета. Трое из них были облачены в длинные одеяния, обитые мехом, украшенные серебряными застежками и золотыми пуговицами; головы их закрывали высокие шапки, а на руках блестели браслеты и кольца. Каждый утопал в бархатном кресле с высокой спинкой и резными подлокотниками; прочие же бюргеры довольствовались простыми стульями, да и наряды у них были куда скромнее. Позади членов совета караулом выстроилась многочисленная свита из слуг, а прямо напротив стоял еще один Меч – по-видимому, брат Коул – высокий мужчина средних лет с копной каштановых волос, который, скрестив руки на груди, как раз выслушивал одного из советников.
– Мы не видим ни одной причины препятствовать воле короля, – проскрипел нескладный согбенный старик, чье левое плечо было изрядно выше другого. На его узловатых пальцах, которые цепко обхватывали увесистый посох, россыпью раскинулись перстни с драгоценными камнями, тонкая шея тяготила массивная золотая цепь; под густыми бровями сидели запавшие темные глаза, а длинный нос свисал чуть ли не до ярко-красных, словно вымазанных клубникой губ, что походили на пиявок, присосавшихся к бледному лицу.
– Вы нарушаете прямой приказ великого магистра… – попытался было возразить Коул, но сидящий по правую руку от старика полный мужчина, чьи бока с трудом скрывали даже широкие одежды, в негодовании затряс всеми подбородками.
– Ваш «великий магистр» здесь никто! Ведь верно? – он оглядел прочих членов совета, которые дружно закивали, точно их головы были на ниточках. – Может быть, когда-то ордену и позволялось совать нос во все щели и вмешиваться в чужие дела, но времена изменились. Так что, господин «как-вас-там», идите отсюда по-хорошему, а указы великого магистра можете использовать в нужнике, где им самое место!
– Интересное предложение, – Амадиу выступил вперед, чем вызвал изрядное замешательство у бургомистров и слуг, средь которых тут же волной пронесся перешепот; Коул же, отдав короткое приветствие, отступил на несколько шагов. – Это официальный ответ магистрата или ваше личное мнение? В первом случае я бы посоветовал использовать чуть более деликатные выражения – право, вы все же представитель власти, а не уличный горлопан, хорохорящийся перед дружками. Ну а во втором, думаю, вам тоже следует слегка придержать язык – времена, конечно, уже не те, но вот споры зачастую решаются по старинке.
Амадиу словно невзначай провел ладонью по ножнам – толстяк изрядно смутился, покраснел и уткнулся глазами в кубок, стоявший перед ним; прочие бюргеры тоже промолчали, обмениваясь косыми взглядами, но вот старик, судя по всему, сломал немало копий на словесных поприщах, так что его сложно было смутить одной язвительной подколкой. Он сплел желтоватые кисти на набалдашнике посоха, положил сверху острый подбородок и чуть выпятил нижнюю губу:
– Великий магистр ордена Святых Мечей Амадиу Тома собственной персоной, я полагаю?
– Именно он, – Амадиу дотронулся рукой до шляпы. – Вы знаете и мое имя, и мой титул, но, увы, не могу сказать то же самое.
– Перед вами, между прочим, сам Сисар Клебер, прямой родственник герцога Эрбера Отеса по линии его тетки, так что советую вам… – пылко заговорил самый молодой член совета, парень не старше двадцати, что для пущей важности намеренно искажал голос, пытаясь сделать его как можно более грубым, но Сисар осадил его взмахом руки.
– Полно, Госс. Язык мой пока еще при мне, и представиться я могу сам, – юнец надулся и заерзал на стуле, не сводя с великого магистра возмущенного взгляда.
– Не вижу среди присутствующих господина Авара, – произнес Амадиу и кинул взгляд на пустующее место. – Разве мэр не должен присутствовать на собрании городского совета?
Невысокий мужчина с козлиной бородкой, сидевший по левую руку от Сисара, взглянул на старика в немом вопросе и поднял тонкие брови, походившие на нарисованные чернилами черточки – в ответ тот еле заметно кивнул, прикрыв глаза.
– На днях господин Авар попросил совет освободить его от должности, – произнес мужчина, пред тем прочистив горло, – в силу пошатнувшегося здоровья. Ныне обязанности главы городского совета до ближайшего голосования взял на себя господин Клебер, как первый помощник и близкий друг Авара.
«Кто из них двоих был в сохе, а кто собирал урожай, догадаться легко, – подумал Амадиу. – Весьма хитро – тащить уголь из очага чужими руками, чтобы не подставляться под удар. Клянусь богами, что на следующем собрании магистрат выберет мэром какого-нибудь нового болвана, который будет послушно выполнять то, что ему нашептывает Сисар – и даже делая это еще усерднее, зная, что случилось с предшественником. Не удивлюсь, если Авар сейчас находится на полпути в какую-нибудь глухомань, а то и вовсе кормит рыб в озере с камнем на шее». Размышления Амадиу прервал толстяк, видимо, вместе с вином набравшись и храбрости.
– А может быть, великий магистр окажется столь любезен – раз уж почтил нас своим присутствием – и расскажет о том, что случилось на ярмарке по случаю Проводов? По городу до сих пор ползут самые разные слухи: кто-то рассказывает об обычной пьяной поножовщине, кто-то – о переодетых под артистов мятежниках, пытавшихся устроить переворот. Но вот один из моих слуг краем уха слышал какие-то совершенно невероятные истории – о неведомых чудовищах со щупальцами, торчащими из пасти, и оживших мертвецах, не падающих даже от удара в сердца. Господин Тома, в ту ночь вы тоже были на площади – я думаю, люди, вершащие судьбу города, имеют право знать правду, разве не так?
Члены совета одобрительно загудели и устремили свои взгляды на Амадиу и даже Мечи вместе со слугами навострили уши. Лишь лицо Сисара, походившее на запеченное яблоко, не выражало ничего, кроме скуки, словно бы все эти разговоры уже успели ему порядком надоесть.
Амадиу на миг замешкался, раздумывая – стоит ли сообщать магистрату о том, что он узнал от Нарсиса? Нет, лучше повременить. Пока что у Амадиу не было ни единого доказательства; думается, рассказ какого-то старика, дожившего свой век в монастыре для умалишенных и покончившего с собой, вряд ли заставит хоть одного из бургомистров принять сторону Амадиу. Скорее всего, его просто высмеют и сочтут лжецом, сумасшедшим или же и вовсе нарекут заговорщиком, стремящимся посеять смуту.
– Пока я не могу с точностью судить о причине тех событий, в которые мне довелось поучаствовать, – аккуратно начал Амадиу, тщательно подбирая каждое слово. – Но могу вас уверить – в Мьезе произошло нечто поистине серьезное. При этом требующее куда большего внимания, чем уличная драка или даже Черный Принц, – при упоминании этого имени некоторые советники заметно скуксились. – Я владею сведениями, что в замке, где пропал герцог Отес, происходили, скажем, так, весьма странные дела…
– Вы о горячечной лихорадке, подкосившей пару-тройку человек несколько десятков лет тому назад? – фыркнул юнец, на несколько мгновений заговорив своим обычным голосом. – Право, великий магистр, не уподобляйтесь кабацким сказочникам, которые до сих пор травят страшилки на потеху зевак. Бедолаги просто переели гнилого зерна, только и всего.
– А мне вот мой отец рассказывал, что дело там было отнюдь не в хлебе, – задумчиво произнес один из советников, пожилой, но крепкий мужчина, до того хранивший молчание. – У замка того дурная слава давно уж тянется – будто сама смерть вокруг него так и вьется. Золотарь один там как-то глаза себе выколол, а после со стены шагнул. Один граф, в замке гостивший, ночью детишек своих удушил собственными руками, а потом горло себе перерезал – вскоре же и сам хозяин пропал без вести. Видят боги, прокляты развалины – папенька мой говорил, что когда в последний туда строители прибыли, не прошло и месяца, как один из них сошел с ума и поубивал ночью всех прочих прямо в постелях. Долото им в головы вколачивал, точно гвозди, и черепа молотом крушил. И души всех тех несчастных до сих пор неприкаянные бродят – иногда по ночам можно даже их плач услышать, особенно когда туман стоит…
– Бросьте. В этот вздор верят лишь дети, которых пичкают байками их мамаши, чтобы чада не лазили, куда не попадя, – на этот раз в роли скептика выступил толстяк, осушивший уже третий бокал и залился неровным наигранным смехом, который, впрочем, не получил поддержки и тут же стих.
– В каждой сказке есть доля истины, – заметил Сисар и обратился к Амадиу. – Как бы то ни было, в записях причиной гибели тех бедолаг значится именно огненная чума. Как я слышал, хворь эта лишает не только здоровья, но и разума, превращая людей в диких зверей. А вы, стало быть, считаете, что очаг болезни до сих пор кроется на самом острове? И то, что произошло на ярмарке, имеет к этому непосредственное отношение?
– Возможно, – после недолгих колебаний ответил Амадиу, по сути, не слишком отходя от истины. – Так что в наших общих интересах не допустить новой эпидемии. Мне нужны люди и лодки, чтобы отправиться на остров и все выяснить – до этого же момента ни одна нога не должна ступить на…
– Вы опоздали, – вмешался в разговор брат Коул. – Сегодня утром в Мьезу прибыл чужак – некий арраканец в сопровождении королевской гвардии. Не прошел и полдень, как они отправились в замок – я пытался их остановить, но…
– Что?! – выкрикнул Амадиу, вцепился руками в стол и навис над Сисаром. – Вы совсем сбрендили?! Или десятка покойников вам оказалось недостаточно?! Я требую выдать мне людей и лодки! Немедленно! Это приказ!
Юнец рявкнул что-то про недопустимость подобного тона, его перебил Коул, которого поддержали Корин и Батист, в помощь же брату по собраниям выступил толстяк, вереща так, словно кто-то прижег ему пятки раскаленной кочергой и вот в зале вспыхнула яростная склока. Мечи уже начали разминать кулаки, а слуги достали дубины, как Сисар три раза опустил посох на каменный пол. Едва эхо от ударов стихло, наступившую тишину разрезал его скрипучий голос:
– Даже наш гость приметил, что мы – городской совет, а не базарные бабы, делящие места на рынке. Прошу об этом помнить, – он стрельнул глазами в бургомистров, которые заметно смутились, а потом перевел взгляд на Амадиу. – Понимаю ваши опасения и ни в коей мере не хочу ставить под сомнения ваши слова, но арраканец прибыл сюда с бумагой, подписанной рукой самого Матиаса Моро, законного правителя всей Фридании. Хочу напомнить, что воля короля все еще имеет куда больший вес, чем чьи-либо подозрения – пускай они и принадлежат столь уважаемому человеку, как вы – и перечить ей, значит нанести прямое оскорбление короне. Никто из нас не сомневается в искренности ваших намерений, но, увы, мы вряд ли сможем пойти вам навстречу.
Хоть тон Сисара был дружелюбен и участлив, но глаза блестели сталью. Слова его походили на шипы, вымазанные медом – в них не было ни тени оскорбления, но при этом каждый в зале понимал, что Сисар не намерен так просто уступить хоть толику власти кому бы то ни было, пускай даже и великому магистру Святых Мечей. Амадиу ненароком припомнил времена, когда один вид алого плаща мог заставить трепетать даже самых властных и строптивых аристократов… и тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Насколько я знаю, – произнес Амадиу и оглядел магистрат, – во времена моего предшественника Одрика Лорра почти все крупные города приняли кое-какую поправку в свои законы. Согласно ей, великий магистр ордена Святых Мечей, может наложить вето на любой приказ, если считает, что на то есть веские причины. В том числе это касается и указов, подписанных рукой короля. Хочу напомнить, что документ этот был заверен государем Лоренсом I и верховной жрицей Беатрис, и до сих пор не отменен, а значит, тот, кто препятствует этому решению, нарушает не только мирские порядки, но и попирает устои, завещанные нам богами. Вам об этом ничего не известно, господин Клебер?
Члены совета, хмуря лбы, недоверчиво глядели друг на друга, точно думая, что их пытаются разыграть; Сисар же устремил взгляд на бургомистра с бровями чайками – видимо, заведовавшего за бумажную волокиту – тот же, не мешкая, послал слуг за сводом законов. Спустя время на столе уже лежала толстенная книга – которую с трудом несли двое дюжих молодых парней – в кожаном переплете, в содержимое которой чиновник тут же уткнулся носом. Найдя нужную страницу, бюргер быстро пробежал по ней глазами, скорчил кислую физию, и кивнул Сисару, точно оправдываясь в собственной оплошности. Тот потребовал фолиант себе и, лично убедившись в правоте слов Амадиу, откинулся на покрытую красным бархатом спинку, а потом сквозь зубы процедил:
– Да, господин Тома, вы правы. Этот закон все еще имеет силу на нашей земле. Но принят он был скорее под гнетом обстоятельств, нежели от необходимости, и даже в то неоднозначное время им никто так ни разу и не воспользовался.
– Значит, я сделаю это первым и воспользуюсь им не медля, – отрезал Амадиу. – Уверяю – я делаю это не от личной прихоти, но для блага всего города и его жителей, в том числе и совета. Надеюсь, вас не затруднит оповестить людей, чтобы последний бродяга знал о том, что власть в Мьезе теперь принадлежит ордену. Никто не должен въезжать или покидать город без моего личного дозволения.
– Как скажете, великий магистр, – ледяным тоном проговорил Сисар. – Отныне ваше слово для нас – закон.
Некоторые из чиновников порывались было что-то сказать, но Сисар оборвал их резким взмахом посоха; и хоть Амадиу выиграл битву, но не войну. Он не сомневался, что с этого мгновения советники днем и ночью будут ломать головы над тем, как вывернуть ситуацию против Мечей или хотя бы понаставлять палок им в колеса, но сейчас главное – перехватить арраканца и забрать у него зеркало, пока он не успел увезти его куда подальше. А после – разузнать, каким вообще образом Матиас оказался замешан в этой истории, если, конечно, чужеземец не соврал. В сопровождении братьев Амадиу направился к выходу, спиной чувствуя, как спину ему колят ненавидящие взгляды.
– Господин Тома… – произнес Сисар, когда Мечи уже стояли на пороге. – Вы не напомните, как закончил свой путь великий магистр Одрик Лорр?
– Он погиб от моей руки, – спокойно ответил Амадиу и вышел прочь.
Пускай чиновники и задерживали его как могли, неукоснительно соблюдая все бюрократически процедуры, которыми, без сомнения, в другой бы раз пренебрегли, но вскоре под началом Амадиу помимо пятерых Мечей оказался отряд местной стражи, и он, не медля, повел их в сторону пристани. Зевак, которые увязались за ними, городовые гнали руганью, зуботычинами, а то и древками копий, но, несмотря на это, к причалу с Амадиу и его сопровождающими пришел хвост из нескольких десятков горожан, чье любопытство оказалось куда сильнее страха попасть в ямы или получить по загривку.
Однако Амадиу едва ли обращал на них внимание – все его мысли были прикованы к острову и тому таинственному предмету, что на нем скрывался. Уже стоя на причале, Амадиу окинул взглядом водную гладь, по которой пеной расстелился молочно-серый туман, такой густой, что он с трудом смог бы увидеть, что происходит и в десяти шагах от берега. Стражники клятвенно заверяли, что хоть одну лодчонку да можно будет найти на месте – но уже через мгновение, когда послышался плеск весел, Амадиу понял, что переправа им не понадобится. Совсем скоро из тумана выступила большая лодка – по бортам сидели с десяток вооруженных воинов, которые дружно работали веслами; на корме же находился молодой мужчина со смуглой кожей, кутающийся в плащ, а вот за ним… за ним возвышалось оно.
Хоть зеркало и было накрыто большим шерстяным одеялом, но Амадиу точно нутром почувствовал, что эта та самая вещь, про которую рассказывал Фабрис. Еле дождавшись, пока лодка ударится о пристань, а люди, сидевшие внутри, начнут выбираться на промокшие доски, Амадиу сделал шаг вперед и обратился к арраканцу:
– Я требую объяснений. Кто вы такой и по какому праву нарушили мой запрет? И что это, – он кивнул на зеркало, что солдаты аккуратно вытащили на причал, – делает в ваших руках? Вы знаете, что это такое?
Воины короля переглянулись, и один из них уже было открыл рот, но иноземец поднял руку, дав понять, что говорить будет сам. Он подошел к Амадиу, отвесил широкий поклон и приложил руку к сердцу.
– Думаю, для начала лучше представиться. Меня зовут Абдумаш Аль-Хайи ибн Зафар. Я – ученый и путешественник, с недавних пор состоящий на службе короля Фридании, его величества Матиаса Моро. А вы, должно быть, Амадиу Тома, великий магистр ордена Святых Мечей? Бесконечно рад возможности познакомиться с вами лично – пусть в этой стране я не так долго, но уже весьма наслышан о вашей персоне.
Аль-Хайи протянул Амадиу тонкую ладонь, покрытую засохшими чернильными пятнами и рубцами от ожогов – но он проигнорировал и нарочито льстивые слова, и приветственный жест.
– Вы ответили лишь на один вопрос.
Ни капли не смутившись, Аль-Хайи сунул руку за пазуху, вытащил свернутый пергамент и отдал его Амадиу. Аккуратный мелкий почерк говорил о том, что обладатель сего документа представляет личную волю короля, и любое препятствие на пути владельца документа может и будет считаться государственной изменой. Не было ни единого сомнения, что бумага была написана рукой самого Матиаса – до этого момента у Амадиу все еще были кое-какие подозрения по поводу слов арраканца – но это никак не проясняло ситуацию, а, напротив, сгущало краски пуще прежнего.
Матиас никогда не отличался особой доверчивостью, но почему он так легко спелся с чужеземцем, которого знал, судя по всему, не так давно? Откуда Матиас вообще вызнал про зеркало? И зачем оно ему? Знает ли он что-то, чего не ведает Амадиу, и ведет какую-то свою игру, или попросту каким-то образом вызнал старую легенду и решил удовлетворить собственное любопытство? Может ли Аль-Хайи каким-либо образом быть связанным с замком и секретом, таившимся в нем?
Чем больше Амадиу зарывался в эту историю, тем больше понимал, что на месте одного решенного вопроса тут же взрастает с десяток новых, но одно было ясно точно – тень, нависшая над Мьезой, оказалась куда больше, чем он предполагал. И как бы ей не накрыть их всех…
– Его величество с большим прискорбием узнал о смерти герцога Отеса и решил вернуть его близким реликвию, которая годами принадлежала семье, – Аль-Хайи кивнул за плечо. – Искусная безделица, не более. Но развалины с годами заросли не только травой, но и слухами, из-за которых люди сторонятся этого места как чумного, так что исполнить желание короля вызвался я. Я ученый и лекарь – странные явления и разного рода заболевания вызывают у меня скорее профессиональный интерес, нежели страх, но самое страшное, что я увидал в замке, были небывало большие пауки. Интересно, чем они питаются, ведь ни одной мухи я так и не увидел – пылью или собственной паутиной?
Аль-Хайи звонко рассмеялся над собственной шуткой, и можно было бы подумать, что он говорит правду; Амадиу бы так и решил, если бы не знал всего того, что услышал в Аркхэмском монастыре. Амадиу пригляделся к Аль-Хайи, точно мысленно снимая с него маску. Веселый смех стал казаться фальшивым, точно стеклянные украшения, тонкая улыбка превратилась в гримасу раздражения, а добродушные глаза оледенели, словно озера в первые крепкие морозы.
– Не хочу обвинять вас во лжи, но пока что ваши слова вызывают большие сомнения. Нам придется изъять ваш груз, – Амадиу оглянулся на Мечей, которые в выжидании застыли у него за спиной. – Заберите эту вещь и отнесите ее… в дом, принадлежащий бывшему мэру. Стража покажет дорогу. Думаю, господин Авар не отказался бы предоставить нам приют.
– При всем уважении, великий магистр, но у нас есть приказ, – подал голос один из воинов, сопровождающих Аль-Хайи. – Король распорядился…
– С этого дня власть ордена в Мьезе беспрекословна и не подлежит сомнению, – отрезал Амадиу и спрятал за пазуху пергамент, не желая отдавать его обратно в руки Аль-Хайи; неизвестно, сколько бед он еще сможет сотворить, имея при себе подобную бумагу. – Пускай даже наши действия противятся интересам короны. Подробности вы можете узнать в ратуше у любого члена городского совета – уверяю, они подтвердят каждое мое слово.
– Не думаю, что его величество обрадуется задержке, – дружелюбная улыбка сползла с лица Аль-Хайи. – Если хотите, мы можем отправиться в столицу вместе, чтобы…
– Этот предмет не покинет город, – прервал его Амадиу. – Мое решение окончательно и не подлежит спорам.
– Господин Рубб? – поднял брови Аль-Хайи, и оглянулся на высокого мужчину, держащему под мышкой шлем.
Амадиу смутно припоминал Рубба – вроде бы он был дальним родственником Сириля Русси, первого королевского советника; Рубб входил в число немногих счастливчиков из тех, что умудрились уцелеть в бойне с визрийцами и даже сохранить все конечности, и по возвращению домой Рубб, простой рубака, тут же получил рыцарский титул. Прочие воины в выжидании смотрели на Рубба, Мечи выстроились за спиной Амадиу, и лишь городская стража незаметно отошла чуть поодаль, видимо, не желая по своей воле вставать меж молотом и наковальней. Даже зеваки встали подальше, чтобы не попасть под случайный удар в случае драки – но с каждым мгновением горожане все прибывали и прибывали, так вскоре пристань окружила целая толпа, ловящая каждое слово.
– Нам было велено доставить господина Аль-Хайи в Мьезу и вернуть обратно… – неуверенно начал Рубб.
– Не смею вам мешатьь, – кивнул Амадиу. – Вы можете отправляться немедленно – я пошлю одного из братьев предупредить воротовых. Но та вещь, которую вы привезли с острова, останется здесь.
Аль-Хайи отвел своих спутников в сторону и некоторое время до Амадиу доносился только его шумный говор, перемежающийся руганью на родном языке; в ответ Рубб лишь кивал, изредка пожимая плечами. В конце концов, Аль-Хайи с досадой сплюнул под ноги, бросил в сторону зеркала быстрый взгляд, отвернулся к воде и скрестил руки на груди.
