Евгений Леонидович Саржин
Там, где дует сирокко
– Нас ждёт господин в третьей ложе.
Мужчина только кивнул и показал рукой на полуприкрытую занавеской кабинку слева от них. Даже отсюда Замиль могла видеть ноги сидевшего там мужчины в дорогих туфлях. Это тот, кого они должны встретить? Найек, хотя бы всё прошло быстро – передать ему проклятые наладонники, взять деньги и остальное и сваливать. Насколько ей было неуютно на площади перед мечетью со стоявшими напротив орденскими автомобилями, настолько же не на месте она чувствовала себя тут, в этом очевидном местечке для толстосумов. Они выглядели здесь лишними, все трое, и она даже не сомневалась, что, если бы важный гость не распорядился соответственно, их бы и на порог никто не пустил.
Мужчина, который, как видно, ждал их, скорее всего слышал голоса за занавеской, но даже не пошевелился, Замиль однако видела, как плывёт по его кабинке дымок шиши. Встретивший их управитель сделал им знак следовать за ним, подошёл к кабинке, тронул висящий сбоку шнур, и она услышала его почтительный голос:
– Mon seigneur, женщины, о которых вы говорили, ждут вас.
– Женщины? – услышала она приглушенный голос и узнала знакомый ей манерный выговор – так говорили тунисцы из высших слоёв общества, которым специально ставили считавшееся изысканным произношение, близкое к фусха, чтобы они отличались от всякой черни. – Сколько их?
– Три, mon seigneur,
– Пусть войдут.
Мужчина задёрнул занавеску, повернулся к ним и сдержанно, но вполне почтительно сделал приглашающий жест.
Таонга вошла первой, Замиль и Джайда скользнули под покрывало следом.
Огороженная комната была выдержана в магрибском стиле: два диванчика друг напротив друга, очень низкий столик, на котором стояла шиша, рядом круглый столик на одной витой ножке. Мужчина, державший в руке трубку от шиши, скользнул по ним равнодушным взглядам и, бросив «Салам», указал на диванчик напротив него. Таонга сразу же присела, подобрав своё широкое бело-синее платье, Замиль заколебалась. Им втроём едва хватит места всем вместе, да и мужчина не выглядел как радушный гость. Изучая их из-под густых бровей, он поднёс трубку от шиши к губам, падавший откуда-то сверху рассеянный свет преломился на золотой печатке, охватывавшей его мизинец.
– Мавританец решил послать сразу весь гарем? – с усмешкой произнёс он всё с тем же великосветским выговором.
– Так получилось, сайиди, – Таонга говорила медленно, точно подбирая слова, и конечно, на мушатари – говоре Острова, – Са… мой мужчина ранен, и мы очень обеспокоены. Мы видели сегодня человека, который похож на шпика Орденских братьев.
– Он следовал за вами? – мужчина говорил явно поставленным, лениво-равнодушным голосом, но что-то в его позе заставило Замиль понять – его обеспокоила новость.
– Нет, – Таонга качнула головой, – но рядом с нами ехали другие. Мы думаем, что это орденские братья. Мы очень боялись, что они нас узнают, но они вышли напротив мечети и…
– Какой мечети? – прервал её мужчина.
– На углу, – Замиль заговорила раньше, чем Таонга успела ответить, – я слышала, как её называют мечеть Сиди Саида. Там сейчас их большое собрание, не то проповедь – стоят машины, флаги, громкоговорители.
– Merde, – процедил мужчина, и она увидела, как его пальцы стиснули ободок шиши, – крикливые обезьяны. Только их здесь и не хватало. Ладно, тем больше причин не тянуть. Показывайте, что принесли.
Таонга потянулась к сумочке и вытащила из неё наладонник.
– Это Салаха, – тихо сказала она, – он велел отдать тебе его, сайиди. В обмен на… на всё, что полагается.
Мужчина изучал содержимое наладонника долго, его пальцы танцевали по экрану, золотые перстни поблёскивали, как тлеющие в костре угольки. Он, кажется, совсем забыл про свою шишу, так ни разу и не затянувшись. Наконец он поднял голову, и одновременно где-то за шёлковой перегородкой их «ложи» послышались голоса. Слов было не разобрать, но Замиль показалось, что звучали они встревоженно.
– Беру, – сказал мужчина, его голос изменился, теперь он был уже не вальяжно-презрительным, а сухо-деловым, – по оговорённой цене.
Таонга кивнула, подобравшись.
– Наличными, всю сумму сразу, и документы тоже, – сказала она, и Замиль увидела, как по лицу мужчины пробежала презрительная гримаса.
– Ты будешь учить меня, как ведутся дела? – бросил он, нащупывая одной рукой что-то лежавшее за подушкой.
Нашарив, он вытащил кожаную сумку, из тех, что кладутся на соседнее сидение автомобиля – даже в рассеянном свете Замиль оценила работу. Дорогая сумка для дорогой машины. Мужчина, чьё имя им так и оставалось неизвестным, раскрыл сумку, и в этот миг из-за занавески опять послышались голоса, и теперь уже в них звучала открытая тревога. Качнулась занавеска, и в открывшемся проёме опять появился встретивший их на входе мужчина.
– Mon seigneur, плохие новости, – заговорил он, даже не извинившись за вторжение, и Замиль ясно услышала, как его поставленный, подражавший аристократическому, выговор сменился на обычную речь жителя Суса, – на площади беспорядки, фитна. Там слышны были взрывы, и теперь они направляются к нам, и машины, и люди…
– Кто направляется? – их собеседник моментально подобрался, Замиль увидела, как он закрыл сумку. – Сколько их?
– Не знаю, один наш господин видел их, они кричали оскорбления, а потом прозвучали выстрелы. Боюсь, что они направляются к «Дахле», как будто кто-то направил.
При этом его взгляд невольно скользнул по Замиль и двум другим женщинам, сидящим на диванчике. Она напряглась, чувствуя, что сейчас решается всё.
– Мы здесь ни при чём, – поспешно заговорила сбоку от неё Таонга, но мужчины не обратили внимания.
Их собеседник вскочил, тут же отбросив шишу, наладонник Салаха исчез в кармане его просторной рубахи.
– Мы так не договаривались, вы должны отдать нам… – начала было Таонга, но тут её слова прервал грохот, смешанный со звоном бьющегося стекла, контрапунктом завизжали люди и взвыла сирена сигнализации.
Мужчина, уже стоявший на ногах, рванулся в сторону, но Джайда, так и не присевшая за весь их разговор, вдруг выбросила ногу, и тот, споткнувшись, рухнул вниз.
– Хватай сумку, сумку хватай! – словно некая сила подбросила Замиль с места.
Сквозь распахнутую занавеску на них пахнуло гарью, где-то неотрывно кричал человек, не то от страха, не то от боли, а опрокинутый Джайдой мужчина яростно ругался по-французски. Наклонившись, Джайда схватилась за его сумку:
– Деньги, сайид, нам нужны эти деньги! – выкрикнула она, но привставший наконец мужчина с размаху двинул её кулаком по лицу, и девушка вскрикнула.
Замиль, выскочившая следом, краем глаза видела, как мигает освещение в кальянной, слышала треск, подозрительно напоминавший звуки пламени, но у неё не оставалось времени отвлекаться на это. Увидев, что мужчина приподнялся, снова схватившись за свою сумку, она с размаху двинула его пяткой под колено, и он с воем согнулся. Уроки Тони не прошли даром, мелькнула мысль у неё в голове, когда она резким движением вырвала кожаную сумку из его ослабевшей руки и повернулась к выпрыгнувшей из-за столика Таонге.
– Бежим!
Откуда-то метнулась тень, и она узнала распорядителя «Дахлы».
– Они швыряют камни в окна! – истерично завопил он. – Хотят таранить машиной! Кричат, что здесь…
Остаток его фразы потонул в лязге и звоне – выглядело так, что какая-то машина всё же врезалась в окно.
– Бежим, бежим! – Замиль почувствовала на своём плече руку Таонги, но сама тем временем лихорадочно нашаривала наладонник. Чем он ей сейчас-то может пригодиться? Под руки подвернулся «тычок».
Кто-то схватил её за плечо, и она поняла, что это их неудачливый покупатель успел оправиться от боли.
– К машине! – прохрипел он, непонятно к кому обращаясь, и в следующий миг Замиль услышала такой пронзительный звон, что ей показалось, у неё сейчас лопнут барабанные перепонки.
Визжали сирены, словно в самом аду включилась сигнализация, лопались где-то стекла, кричали люди, потом раздалась автоматная очередь. Как в замедленном кино Замиль увидела лицо Джайды – из её разбитого носа текла кровь, но губы девушки шевелились, и она указывала пальцем куда-то им за спину.
* * *
«Все закончилось, жди», – высветилось сообщение с незнакомого номера, и он лишь беспомощно усмехнулся. Кто бы ни писал это, они оба понимали – не закончилось ничего. Но он сидел как на иголках после того, как, листая новости по Аль Джазире и Магрибу, наткнулся на одну с коротким заголовком: «Сус: Погром в кальянной «Дахла».
Понял ли сразу, что там случилось? Говорят, ты иногда чувствуешь такие вещи – но нет. Лишь, скользя глазами по строкам, подумал, что пламя вырывается из отведённого ему очага, и кто знает, не загорится ли весь дом?
«Место, где, как говорят, собирались мунафики и предавались пороку… разврат из-за моря… прозвучали выстрелы… кальянная разгромлена, на месте найдены шесть тел». Чьи это тела? Есть ли там те, о ком я слышал? Его старый знакомец из тунисского университета, который на тёмной стороне Зеркала был известен как «Амин» – скупщик тахриба и всевозможного компромата на больших людей? И если он, допустим, мёртв, то что будет со мной? С Марсалой, c Островом, со всеми нами?
В тот день он не мог работать и, сославшись на мигрень, ушёл домой, раздав остальным указания, что делать до понедельника. Взял с собой наладонник и обе карточки, в том числе ту, с которой говорил с «Амином» и тем неизвестным, который не представился. С ними ли его арестуют? Или – кто знает, может, и ареста не будет, а просто будет машина, крепкие руки, заталкивающие его внутрь, и короткий допрос – вырванные ногти, сломанные пальцы, ожоги от сигарет. Он так боялся, что просто устал бояться.
И потому, придя домой и тупо сидя в кресле, слушая текущую в ванной воду (там плескалась беспечная жена, не подозревавшая, как близко к краю стоят они оба), едва не пропустил сообщение. Опять с неизвестного номера.
– Салам, рафик. Орденские псы сорвались с поводка – но сейчас это только к лучшему. Всё, что мы хотели получить – получили. Теперь мы утопим шакалов в Мадине, а может, и тех, кто им помогал в Сусе. Жди, о тебе ещё вспомнят.
– Это ты, Амин? – набрал он негнущимися пальцами, ощущая, вместо облегчения и страха только пустоту.
– Неважно, кто это. Они промахнулись, решив действовать открыто. Следи за новостями, рафик. Наши пальцы уже на их горле, осталось только их немного сомкнуть. И ты тоже можешь понадобиться. Спасибо за помощь. Мы с тобой ещё свяжемся.
Собеседник вышел из разговора, а в следующую секунду окошко самоуничтожилось. Он только кисло усмехнулся. Что ж, что бы там ни случилось, похоже его всё ещё не убьют. По крайней мере, не сегодня и не завтра. Тяжесть и страх последний дней вытекали из него расплавленным свинцом. Вода по-прежнему лилась в ванной – жена нежилась, и он вдруг подумал, что стоит однажды рассказать ей всё. О том, как он защищал их маленький мирок от тех, кто способен был раздавить его, как таракана. Он том, как сгорал от страха и сомнений, пока она ласкалась рядом в постели и недовольно надувалась, не получив желаемого. О том, какая узкая грань отделяла тихие улочки их Марсалы от волны ярости и насилия, и о том, как легко эту грань пересечь и в будущем. Когда-нибудь, но… не сейчас.
Он услышал голос – жена начала напевать свою любимую песню. Усмехнулся, встал и двинулся в сторону ванной, на ходу расстёгивая рубаху.
Африка
– Тогда почему мы не можем вернуться? – спросила Джайда у Замиль, и та в ответ только пожала плечами.
– А ты хочешь вернуться? Правда? Снова к Зарият?
Джайда не ответила, всё так же сжимая руками поручень и глубоко вдыхая липкий вечерний воздух. Здесь на закате было особенно душно, и она знала, что так и будет. Это тропики, но ведь и она же африканка. Всё равно лучше, чем в опостылевшем кубрике.
«Грифон» качнуло, cтоявшая рядом с ней Замиль охнула и схватилась рукой за встроенное в борт кольцо.
– Некуда нам с тобой возвращаться, Джайда, – тихо сказала она, – я говорила с Салахом, опять. Он ещё на стоянке в Даккаре связался со своими знакомыми в Мадине. Там всё… нехорошо. Шейхи испугались и отступили, говорят, поменялись люди в мажлис-аль-вилайет, но…
– Это из-за того… того, что было у нас? – прервала её
Джайда, но тут же спохватилась, – извини, я не дала тебе сказать.
– Я сама не знаю, если честно. Говорила об этом со Стефано и с Салахом. Та информация, что я… украла, пошла куда надо. Но там вмешались другие люди, большие, очень большие люди. Не всем, оказывается наши мелкие князьки нравятся даже в Халифате. Им пришлось отступить. Пока.
– Но тогда, – Джайда нахмурилась, вспоминая обрывочные разговоры, что слышала в каюте и на палубе «Грифона» во время всего их утомительного плавания, – тогда… ведь мы все равно не можем вернуться? Потому что они не забыли нас?
– Не забыли, конечно, – Замиль повернулась к ней и по её губам скользнула нехорошая усмешка, – такие люди не прощают, если кто-то наступает им на ногу. А мы не просто наступили, а хорошо потоптались. Искать нас по всему миру они не будут, но… по улицам Мадины я сейчас бы не разгуливала. Да и нечего там делать, бара наик! Они же все еще там, как ты не понимаешь? Отступили, но никуда не исчезли. Ни эти гладкие вонючие кобели наверху, что мечтают о новом Газавате между затяжками кефа, ни орденские шакалы, ни оборванные уличные дервиши. Они презирают и ненавидят всех, кто отличается от них. А уж женщины для них и вовсе полу-люди. И они вылезут опять со своим Газаватом. Через год, через три, через десять. Там снова будет фитна, снова прольется кровь. Может, в следующий раз доведут до войны. Ничего еще не кончилось.
– А когда же оно закончится, Замиль? – с горечью спросила Джайда. – Мир только-только начал успокаиваться. Зачем опять звать кровь и войну? Разве мы плохо жили?
– А разве хорошо?
Искоса бросив взгляд на Замиль, она опять увидела на лице своей подруги ту кривую, жестокую улыбку, которая её так пугала. Словно из-под тёмной воды появлялся лик утопленницы – чуждый, холодный и злой. На что та была способна на самом деле? Могла ли и правда убить человека? Или уже делала это?
«Грифон» разворачивался, и в неясной вечерней дымке призрачно мерцали далёкие огни. Ещё на стоянке в Даккаре Стефано твёрдо решил привести их в Котону в среду до ночи, и вот, похоже, у него получается. И благодарение Аллаху, если так, потому что душный кубрик, постоянная качка, маленький, жутко неудобный туалет и душ ещё того хуже опротивели ей до крайности за те двенадцать дней, что они провели тут после своего бегства из Суса. Джайда, несмотря на качку, часами стояла на палубе, вцепившись в поручни, но море успело опротиветь ей почти так же сильно.
– Сегодня ночью мы уже встанем в Котону, – сказала она с внезапным приливом радости, – а завтра пойдём погуляем по городу, прямо с утра, да?
– Конечно, – голос Замиль прозвучал как-то сдавленно, – мне самой до чёртиков надоело это корыто. И знаешь, что… я давно хотела это сказать тебе, Джайда… прости меня.
«За что?» – хотела спросить та, но вместо этого, посмотрев на Замиль, протянула руку и осторожно приобняла её за плечо.
– Мне не за что прощать тебя, – сказала Джайда, – ты моя подруга, и ты всегда была добра ко мне.
– Я… – Замиль глубоко вдохнула, как будто собираясь с духом, – я часто бывала несправедливой к тебе. Высокомерной дурой. Мы все такими бываем иногда. Но в итоге мы спаслись благодаря тебе.
Джайда хотела сказать, что это не так, но не захотела перебивать Замиль. Та продолжала о чём-то говорить, с трудом, словно выдавливая из себя слова, а она вспомнила тот жуткий день, разгромленную кальянную. Тогда, оказавшись перед толпой после того, как рухнула стена, снесённая ударом автомобиля, она увидела смерть так близко, как никогда в жизни. Какое-то чутье подсказало ей отчаянно закричать: «Они убежали в паркинг, проклятые мунафики, они хотят сбежать на машинах! Нас привели сюда силой!». Тогда она думала, что Замиль и Таонга у неё за спиной, хотя на самом деле оказалось, что они успели заскочить за одну из оставшихся перегородок. Кальянная уже начала гореть с одной стороны, с другой же она слышала крики толпы и металлический голос громкоговорителя. «Туда, они сбежали туда», – она даже показывала людям с замотанными лицами, которые ворвались в помещение со стороны развороченного входа. В панике, не отдавая себе в этом отчет, она перешла на родной язык и обращалась к погромщикам на дарижа.
Это ли их убедило? Или то, что она, со своими малийскими чертами лица и в скромном платье, явно не выглядела как одна из избалованных жен мужчин аль-франкуфин? Теперь уже не узнать. Может, её словам искренне поверили, может, опьяненные насилием, те люди вообще были уже не способны рассуждать здраво. Позже Таонга говорила ей, что из паркинга действительно выезжал тогда автомобиль, в котором бежал один из посетителей, и это их отвлекло. Погромщики кинулись крушить и обыскивать ещё стоявшие там машины, а они впятером – она сама, Замиль, Таонга, их неудачливый, насмерть перепуганный покупатель и ещё один не менее неудачливый посетитель сжались в углу, отчаянно надеясь, что всё же получится сбежать незаметно. И как глас самого Господа с небес, услышали они вой полицейских машин, и…
– Нам повезло, – сказала Джайда, – Аллах был на нашей стороне.
– Милость Аллаха, – фыркнула Замиль, – нам ли в такое верить после всего, что мы видели? Ты помогла нам спастись, иначе бы они нас нашли.
– Но… – попробовала возразить Джайда и вдруг почувствовала, как Замиль обхватила её за плечо и поцеловала в щёку. Ахнув от неожиданности, она попыталась что-то сказать, но не нашла слов.
Крепче взявшись за поручень, она тряхнула головой, отбрасывая упавшие на лоб волосы. Здесь, в море, она уже не носила хиджаб и с удивлением ощущала, как приятен ветер, ласково треплющий волосы, как легче и приятнее дышится. А нужно ли носить хиджабы и в Котону?
Она хотела спросить об этом Замиль, но вслух только произнесла:
– Что мы будем делать там?
Катер уже окончил поворот и шёл по направлению к берегу, мигавшие в темноте огни превратились в целые линии, за которыми смутно чертились силуэты не то огромных кораблей, не то ещё более огромных строений.
– Мы уже говорили об этом, – сказала Замиль.
– И ничего не решили.
– Потому что ничего и не решишь, не приехав и не осмотревшись. Но мы решили, чего мы там не будем делать, по крайней мере. Того, что мы делали в Мадине. И хотя бы ради этого оттуда стоило сбежать.
– Я вдруг подумала, – Джайда теперь держалась за поручень обеими руками, всё так же глядя на линию приближающихся огоньков, – я ведь малийка по крови. Африканка. Вот и увижу настоящую Африку. И начну там новую жизнь.
– Иншалла, – ответила Замиль, и, повернувшись, Джайда увидела на её губах знакомую насмешливую улыбку. – Идём в кубрик. Я сделаю нам всем кофе. Спать, чую, ещё долго не придётся.
