Екатерина Сергеевна «Лис»
Ты мое Солнце
Алкоголь обжигает разбитые губы, но позволяет остудить мозг. Пузырьки сразу ударяют парня по вискам. Тревога отступает.
– Я не думал, что так задержусь. У меня решались кое-какие дела, – он поглядывает на Айка, который что-то читает в телефоне, а потом показывает парню поднятый большой палец вверх и скрывается в толпе.
– Теперь мы можем уехать, – возвращает своё внимание к Ане.
– Нет, – пищит она, тянется за почти пустой бутылкой в руках Глеба, хочет вернуть свое.
Парень озорно прячет руку за спину, заставляет Аню сделать шаг и врезаться в его широкую грудь. Он одной рукой прижимает хмельное тело. Аня не отстраняется, чувствует тепло разгоряченных мышц. Тепло, вот что сейчас не хватает её покрытой коркой льда душе.
– Я не хочу уезжать домой. Я так долго сидела одна, что могла бы превратиться в камень, – девушка поднимает голову и смотрит с жалостью.
Умоляющий взгляд проникает так глубоко в сердце, что оно больно ёкает.
– А кто тебе сказал, что мы едем домой? Наша ночь ещё только начинается, – улыбается парень, как можно сильнее тянет больные губы, отчего они снова трескаются и выпускают рубиновую бусинку крови, Глеб слизывает этот цвет.
Он берёт Аню за руку, забирает куртку и выходит на улицу. Сейчас он не хочет думать о проблемах, сейчас он хочет забыть запах хвои и дерева, хочет окунуться с головой в свободу и скорость. Парень тянет за собой девушку, к которой ещё не знает, что чувствует, он понимает, что это первый раз, когда желание отдавать гораздо сильнее, чем брать. Аня садится на мотоцикл и прислоняется щекой к гладкой прохладной коже куртки. Потертая ткань щекочет и оставляет свой розовый отпечаток.
– Куда мы едем? – чуть слышно, так просто для информации. Ей всё равно куда, главное, лишь бы ещё одну ночь не быть одной. Пусть дыру в ее сердце может заполнить, излечить только тот, кто находится на другом конце мира, но так хочется прикрыть её хотя бы огромным пластырем или наспех зашить грубыми нитками. Хочется, чтобы было не так больно, хочется, чтобы кто-то помог ей хоть на секундочку почувствовать себя снова живой.
Мотоцикл мчится по обнаженной трассе, разбивает единичные капли приближающегося дождя. Они, подобно гирям, падают с неба и разбиваются о железный корпус стальной мощи, разлетаются мокрыми искрами. Шлем на голове Ани не позволяет ветру играть волосами, бить по щекам и глазам, но он с легкостью пробирается под кожу, оставляет жгучие и щиплющие отметины. Она смотрят по сторонам, прямые ряды чёрных крон деревьев устрашающе стоят по обе стороны дороги. Провожают покачиванием веток. Черное небо опускается ниже и начинает плакать крупными прохладными слезами. Запах пересохшего асфальта въедается в одежду. Место совсем незнакомое, но Ане не страшно. Алкоголь притупляет это чувство, хотя и Глебу она почему-то доверяет сполна. Мотоцикл резко тормозит у самой кромки воды, когда небо разверзается ливнем. Аня снимает шлем и в эту же секунду становится вся мокрая. Тонкая блузка прилипает и делается противной, джинсы тяжёлой тканью тянут вниз, ноги промокают, а волосы безжизненно свисают вдоль плеч. Девушка начинает кричать, перекрикивает раскаты грома. Дождливая рябь пробегает по ровной глади воды и нарушает её одиночество. Трава пригибается от порывов ветра. Ночное небо горит яркими переливами молний и озаряет лишь маленькие участки своим светом. Глеб кидает мотоцикл на землю, хватает Аню за локоть.
– Бежим быстрее, – командует он и тянет девушку вдоль реки. Ночь сглаживает все очертания. Они бегут по берегу, не разбирая дороги. Под ногами уже мерзко хлюпает и неприятно оседает в ботинках.
– Вон там какой-то сарай, – кричит Глеб, берёт Аню на руки и через минуту толкает деревянную дверь ногой, вносит мокрую девушку внутрь.
Всё, прибежали. Он опускает Аню на ноги, стряхивает влагу с волос, как пёс.
– Ты вся мокрая, – Глеб ощупывает руками Анину одежду, немного выжимает подол тонкой блузки.
– Здорово стихия разгулялась, – Аня выжимает свои волосы. – А мы вообще где? – она пытается разглядеть во мраке помещения хоть что-то.
Её глаза постепенно привыкают к темноте. Очертания предметов становятся чётче. Теперь ей видны ящики на полу, уложенные стопками разной высоты. Окно заколочено досками, и небольшая лодка, накрытая плотной тканью.
– Где мы? А вдруг сюда нельзя? – зубы девушки стучат и голос звучит с дрожью, она обхватывает себя руками в попытке унять эту дрожь.
– Я так понимаю, – осматривается Глеб, – мы в каком-то сарае, но это ничего. Переждем дождь и поедем домой. – Давай снимай блузку, а я поищу чем бы укрыться.
–Ты что, смеёшься? Я не буду раздеваться, – категорически утверждает она и ещё сильнее сжимает себя руками.
– Уйми свои фантазии, – смеётся Глеб. – Я не буду на тебя смотреть, а уж тем более приставать. А если тебя не согреть, ты можешь заболеть. А из меня плохая сиделка, – парень отворачивается и ищет в кармане кожанки зажигалку. Один щелчок и маленький клочок сарая освещает яркое пламя.
– А как же ты? – девушка покорно снимает блузку, выжимает ткань и кладёт на ящик. Гладит себя руками, старается растереть замерзшую кожу.
– Я здоровый. Мне холод нипочём, – улыбается Глеб, освещает разные уголки сарая. От огонька по лицу парня бегут причудливые тени, оживают на стенках страшными сказками.
– Вот, иди сюда, – он снимает плотную ткань с лодки, помогает девушке залезть. Глеб снимает с себя куртку, откидывает в сторону, стягивает футболку и отдает ее Анне. – Надевай, она почти сухая. Всё лучше, чем твоя тряпка, – он передаёт одежду подруге.
– Нет не буду. А как же ты? – возмущается она.
– Я же сказал, со мной всё будет хорошо, – он отбирает футболку и с силой натягивает ткань на нее.
Ане сразу становятся теплее, она садится на скамейку. Глеб бережно накрывает её плечи плотной тканью, а сам стоит рядом, играет грудой мышц и радуется, что в темноте не видно его гусиной кожи.
– Всё, грейся, – приказывает он.
Аня кутается в ткань, которая начинает царапать нежную кожу. Шум дождя заглушает почти все звуки. Она еще плотнее вжимается в ткань. Волосы мокрыми прядями лежат по плечам. Девушка наблюдает за Глебом. Парень большими шагами мерит маленькое пространство, хлопает себя руками, чуть подпрыгивает. Во мраке ночи Аня видит лишь его силуэт.
– Не ходи там. Ты замерзнешь еще больше, – девушка замолкает на секунду, решает. – Иди сюда, – она открывает полы ткани, – вместе будет теплее.
Глеб немного ждёт, не решается принять предложение. Ему обидно, что в эту секунду он не может видеть выражение ее глаз. Делает пару шагов.
– Ну же, я опять замерзаю, – угрожает она. Глеб перелезает борт лодки и садится рядом. – Давай ближе, на тебя так ткани не хватит, – командует Аня и сползает на дно лодки, вытягивает ноги. – Тут будет удобнее.
Она чувствует плотно прижимающееся к ней чужое тело. Глеб накидывает ткань себе на плечи и кутается в шершавый клочок, делится своим теплом с девушкой. Капли дождя барабанят по крыше, отбивают красивый ритм, разбиваются и с шелестом сползают по стенам сарая. Ветер подпевает свою песню, пробирается в щели и хозяйничает в полупустом помещении.
– Знаешь, – нарушает тишину Аня. – Мы тут сидим вместе под одной тряпкой, – смеётся она и посматривает на соседа, – а я ведь о тебе ничего не знаю. Может, ты убийца, – она толкает парня в плечо и поднимает губы в улыбке.
– Я бы тоже о тебе ничего не знал, если бы не твоя подружка-болтушка, – парирует Глеб и толкает её в ответ. – Ты тоже не отличаешься дружелюбием.
Свет молний озаряет сарай и огоньки отражаются у него в глазах, как вспышки фейерверков. Жар прижатого так близко тела, яркие раскаты грома опьяняют сознание – идеальная обстановка. Глеб нагибается ближе, совсем не понимает, что делает. Чуть-чуть. Ветер доносит нотки так знакомого запаха кофе. Откуда этот аромат? Аня резко отворачивает голову.
– Расскажи мне о себе, – тихо-тихо, а сама принюхивается, втягивает, боится упустить отрезвляющий запах.
– А что мне рассказывать? – тоже отворачивается Глеб. Он смотрит в темноту, вспоминает прошлое и начинает говорить. – Студент, такой же, как и ты. Занимаюсь спортом, чемпион школы по каратэ, – Глеб сгибает руку и напрягает бицепс, как бы доказывая свою силу. – Ничего особенного.
– Теперь-то мне понятно, почему такая страсть к боям, – Аня начинает ёрзать под тканью, становится жарко.
– Нет, это не страсть. Ты ошибаешься, – он пожимает плечами, морщится, вспоминая о больной губе. – Это всего лишь способ хорошо заработать.
– Бить друг другу морды? Да ты этого парня чуть не убил. И сам пострадал, – она достаёт руку и аккуратно проводит пальцами по распухшей скуле. – Болит?
Глеб опять переводит взгляд на подругу. Ему до жути интересно, сколько всего скрывается в её изумительной голове. Она просто поражает своей наивностью и чистотой поступков. Сколько доброты и внимания она может подарить совершенно незнакомому человеку?
– Это просто шоу, на котором каждый получает своё, – с болью в голосе. – Каждый мой удар, крик, действия на ринге имеет свою цену. Чем ярче спектакль, тем дороже.
Глеб не отводит взгляд от её лица, разглядывает яркие блики на щеках от редких вспышек молнии.
– А если бы ты его убил? Что тогда? – не успокаивается Аня.
– Тогда бы я сел, но прежде разбогател, – смеётся Глеб.
Он смотрит и ощущает её испуг.
– Дурак, – возмущается Аня и опять толкает парня. – Зачем тебе всё это? Рано или поздно, но тебя покалечат.
Глеб чувствует, как в больных мышцах начинает зарождаться приятная слабость. Он совсем еще ребенок, который привык заботиться о себе сам, сейчас получает крохотную крупицу заботы. Она, как змея, заползает в сердце, кусает, оставляет след. Путает правильные чувства. Любовь с дружбой и сочувствием.
– Мне нужны деньги, – честно признается, нет смысла ей врать, – у меня долги. Не смотри на меня так, – Глеб резко отворачивает голову, его щёки начинают пылать. Он представляет её укоризненный взгляд и сжимается, как от удара. – Я очень неразборчив в своих поступках, за которые надо платить, – заканчивает он почти на выдохе. Пусть теперь думает, что хочет.
– Ты вроде бы без крутой тачки. Живешь на съемной квартире, – удивляется Аня. – Ешь одни полуфабрикаты. Так куда, если не секрет, идут деньги? – она осекается, когда чувствует, как друг опять напрягается. – Прости не стоило тебя об этом спрашивать. Это не моё дело.
Глеб молчит, считает раскаты грома. Насколько он может быть с ней честен? Стоит ли ей знать так много? Не отпугнет ли её вся эта правда?
– Во-первых, мой факультет платный, – начинает загибать пальцы Глеб после длительного молчания. – Во-вторых, я помогаю учиться своей младшей сестре. В-третьих, лекарство отца очень дорого стоит, – он медлит. – В-четвертых, я игрок, – выдыхает он тёплую струйку пара.
– Игрок? Ты играешь на деньги? Вот почему ты говорил, что в вашем казино проигрывают много денег, – Аня от изумления даже ткань с себя скидывает.
– Это жуткая карусель, – не смотрит в глаза Глеб, боится обвинений, – если хоть раз прокатишься, то уже не слезешь, – Глеб смотрит в пустоту ждёт реакции, но даже её голос звучит мирно, не осуждает, за что он ей благодарен.
Парень подбирает ткань, ласково опускает ей на плечи, задерживает взгляд на шее. Все его нутро кричит: «Возьми, как всегда брал». Глупое тело не понимает отказа. Он не привык к такому. Глеб с силой щипает себя за ляжку так, чтобы Аня не заметила, морщится от боли, выдыхает, но успокаивает плоть.
– Мне очень жаль, что тебе приходится так зарабатывать, – она берёт его руку в ладони, трёт разбитые костяшки, играет с огнем.
Глеб только не рычит, закрывает глаза. Ночь скрывает его мучения.
– Я больше ничего не умею. Мой природный талант – махать кулаками и ногами, – он из последних сил пытается говорить спокойно.
Прижимает колени к ее ноге. В животе что-то сводит, отдает в колени и заставляет поджимать пальцы ног. У Глеба срывает крышу от уровня тепла и близости к такому наивному созданию. Это незнакомое для него чувство сводит с ума.
– Расскажи мне про семью, про сестрёнку. Сколько ей? А папа? Что с ним? А мама? – сыплет вопросами Аня, жмётся плотнее. Её голос сливается с шелестом листвы за стеной.
– Знаешь, у меня мама тоже болеет. Но Сергей достал ей лекарства. Может, и твоему папе поможет, – она замолкает.
Воспоминания о Сергее опять тревожат сердце. Наспех зашитая рана начинает расползаться. Аня поджимает губы, пытается удержать рвущиеся нитки.
– Он тебе звонил? – цепляется за такое нужное для него имя. Как раз такой удачный момент. Алкоголь язык хорошо развязывает.
– Нет, – с обидой в голосе.
– А ты? Может, стоит позвонить самой? Если ты скучаешь, почему бы не сделать первый шаг, – расспрашивать о другом мужчине совсем неприятно. Слова сразу наполняются металлом. – Ты что, устала от такой легкой жизни рядом с богатым мужчиной? Устала купаться в роскоши? – немного язвит Глеб, не понимает своей обиды.
– Нет. Всё очень сложно, – вдыхает громко с какой-то жалостью. – Я сама попросила время подумать и не трогать меня, – голос Ани дорожит, выдаёт её переживания.
– И он так просто тебя отпустил? – хмыкает Глеб. – Вот я бы не смог. Надя упоминала о женщине, – продолжает давить Глеб. – Он уехал к бабе? – разговор неприятный, но очень нужный.
– Я точно не знаю, – пожимает плечами, отчего непослушная ткань опять начинает спадать. – Всё, что я знаю от него лично, это то, что она его первая любовь и бизнес-партнёр, – при упоминании Анино сердце начинает бунт, оно бьется так, что может с лёгкостью заглушить раскаты грома. Ревность съедает изнутри, как червь.
– Давай не будем об этом.
– Хорошо, а чем он занимается? – ну же, хоть ещё что-то. Что делает в Америке?
– Прости, но я не хочу сейчас о нём говорить. Мне слишком больно, – она прижимает руки к груди.
Рассказать о Сергее – будто поделиться самым сокровенным. Ане очень не хочется его делить ни с кем. Она запирает Сергея в своём сердце, оставляет там и будет вспоминать, наслаждаться сама, одна, без посторонних.
–Ты так и не рассказал о сестре, – переводит разговор Аня. – Так сколько ей?
Глеб поворачивается к девушке, не в силах сдержаться. Он чуть наклоняется, поправляет ткань, задевает участок оголенного тела. Нависает, сталкивается глазами, тянет губы. В миллиметре застывает. Тело орет, требует разрядки.
– Не надо, не порть всё, – нежно говорит Аня, чуть прикасаясь к его губам. – Я только нашла друга, которому можно довериться. Не забирай у меня его, – с мольбой в глазах. Глеб отворачивает голову, как от пощёчины. Громкое слово друг ударяет больнее, чем кулак соперника.
– Прости я немного не…
– Ничего, всё нормально. Я понимаю, – опускает свою голову ему на грудь и мирно зевает. Шум от дождя расслабляет и давит на уставшие веки.
– Мою сестру зовут Оля. Ей 16 лет. Мама бросила нас, когда ей было всего восемь, – начинает рассказ Глеб.
Ночь уносит его голос, и Аня засыпает. Засыпает и сам парень, крепко обняв первого друга.
***
– Эдуард Викторович, она дома, – голос в телефоне еле звучит.
– С ней все нормально?
Эд ходит по кабинету загнанным зверем. Круги под глазами выдают его усталость. Всю ночь он не спал в поисках этой девчонки. Как только Сергей вообще терпит ее безрассудные выходки? Эд потирает онемевшую от долгого сидения шею. Мышцы устали от постоянного напряжения.
– Доложи, что все же случилось? Мне сейчас стоит переживать еще больше? – тревожно намекает, но впрямую не спрашивает.
– Как я уже и докладывал, на подпольных боях с ней все было хорошо, – голос хрипит и проглатывает окончания. – В такой толпе мне не составило труда быть к ней как можно ближе. Девчонка совсем неуклюжая, я ее один раз поймал, а то бы вообще нос разбила, – голос охранника становится тише и спокойнее. – Потом она выпила с каким-то парнем и, скажу вам, немало выпила. По моим наблюдениям это был один из друзей паренька, – мужчина замолкает, собираясь с силами. В трубке слышится лишь пронзительный вздох. – А потом она уехала с этим Глебом. Пока я заводился, они скрылись, – охранник понижает голос и ждет взрывной реакции, чувствует свою вину. – Ну, а дальше, как приказывали. Поднял ваших личных ребят, задействовал камеры видеонаблюдения на дорогах.
Эд слушает затянувшийся доклад. Молчит, не перебивает. Все это он слышит уже не в первый раз. Его бойцы доложили об Ане первыми. Он прислоняется к холодному стеклу. Замораживает нервные окончания и глубоко затягивается. Сигарета шкворчит, шипит и немного потрескивает. Запах табака туманит тяжелую голову. Эд выдыхает облако дыма на окно, оно бьется о прозрачную гладь и растекается во все стороны, оставляя еле заметный след.
– Нашли мы ее через сорок минут в доме рыбака, – продолжает рассказ голос. – Войти не решились, – явно смущается, – так как шума или борьбы не было слышно, – говорит четко, выговаривает каждое слово. – Утром я под видом таксиста привез ее домой. С виду все с ней хорошо, на расспросы отвечала односложно.
Эд тушит очередной окурок в уже переполненной пепельнице. Едкий запах табака окутал весь кабинет и въелся в предметы и одежду.
– А что мальчишка? – наконец-то нервно спрашивает, а сам смотрит на заплаканные улицы города.
– Он переговорил с кем-то по телефону и уехал следом через пару минут. Ребята проконтролировали. Дома так и не появился пока, – протороторил телохранитель.
– Ты понимаешь, что Сергей Александрович нам всем бошки за нее оторвет! – орет в трубку Эд, делая акцент на слове всем. Он наконец-то дает волю своей разгулявшейся нервной системе.
– Простите, босс, впредь я буду бдительней.
– Этот Глеб на мотоцикле, вот и ты смени транспорт, а то пока жопу свою посадишь… Иначе пойдешь у меня школу охранять, – всерьез угрожает Эд.
Он отворачивается от окна, пейзаж надоел за несколько часов и засовывает руки в карманы брюк.
– Как скажете, – с дрожью в голосе. Ведь знает, что, и правда, запихнет в школу и не поморщится. – Будут еще какие-то распоряжения?
– Ребят отпусти и предупреди, чтобы не гу – гу. Возьми одного посмышлёнее и пусти за парнем присматривать, не нравится он мне, – говорит Эдуард и отключает телефон.
***
– Как такое возможно? – орет в трубку Надя. – Я честно не понимаю, почему они на тебя так липнут, прям как мухи, – с завистью возмущается подруга.
– Ты на что намекаешь? – смеется Аня, смотрит на свое отражение в зеркале.
Громкая связь заполняет пространство в ванной и потерянным эхом отскакивает от кафеля. Аня расчесывает мокрые волосы, дует розовые щеки и улыбается своему отражению.
– Ну, что замолчала?
Аня чувствует себя превосходно, несмотря даже на то, что уже две ночи спит в квартире одна и каждый раз вспоминает про ночь в старой лодке под грубой ветошью. Сегодня глаза совсем ожили, а сердце пытается биться. Глеб, и правда, помог выбраться из серой линии повседневности. Его аура поглотила девушку и зарядила чистой энергией.
– А что тут говорить-то? Один за порог, а ты в сарай. У вас точно ничего не было? Или ты мне не договариваешь? – шипит Надя, чувствует в задорном смехе подвох. Как-то очень быстро все поменялось.
– Точно! Ты вообще какого обо мне мнения? – удивляется Аня, берет телефон и идет на кухню. Утро в самом разгаре и кофе уже остыл. – Ты не понимаешь, я волнуюсь, – уже серьезно продолжает она. – Его уже две ночи нет, – откусывает пирожок девушка. Яркие лучи утреннего солнца освещают маленькую кухню.
– Значит, что-то все-таки было, – тревожно произносит подруга, хмыкает в трубку, как разъяренный ежик.
– Да не было ничего, – Аня злится и чуть не давится мягким тестом. – Я утром уехала на такси, а он так и не появился. Может, уже в полицию надо звонить?
– А чо не в морг? – продолжает нагнетать Надя. – Успокойся, наверное, домой поехал к отцу, а зарядка на телефоне села или просто не хочет с тобой пока разговаривать. Не бери в голову. Обиделся на то, что ничего не было, – подтрунивает Надя. – Давай лучше про день рождения поговорим. У нас все в силе?
Аня бездумно ковыряет вилкой начинку пирожка и делает глоток холодного кофе. Не обращает на колкости подруги внимания. Глеб просто не мог так поступить, а зародившееся в душе чувство тревоги начинает все больше разрастаться.
Ее мокрые волосы неприятно свисают и падают на лоб при каждом взмахе головы.
– Да, все в силе. Только, может, не будем тянуть до выходных? Приезжайте с Олегом в среду. Я так по вам соскучилась, – с горечью вздыхает Аня.
– Нет, солнце, не могу. Ты же знаешь, после того случая Олега мотают везде, как собачонку по разным делам. Этот Эд просто зверь неугомонный. Не думала, что это скажу, но уж быстрее бы твой возвращался, что ли.
– Прости меня за ту историю, если бы я знала, что на Олеге это тоже отразится…
– Успокойся, все нормально. Просто он же лучший, – смеется подруга, и ее смех пролетает по пустой кухне. – Так что в выходные в баре. Я устраиваю тебе очень культурную программу.
– Ох, не перестарайся, а то все плохо закончится, впрочем, как и всегда.
– Не утрируй, все будет ОК, – веселится Надя.
– Может, хоть скажешь, что задумала и к чему мне готовиться? – тревожится Аня такому запалу подруги.
– В субботу все узнаешь, – таинственно хихикает Надя. – Какие планы на сегодня?
– Схожу к маме, а то все ее вкусняшки съели, – облизывается Аня и назло подруге громко чавкает.
– Не дразни, я тоже по пирожкам тети Наташи соскучилась, – притворно хнычет Надя. – Все, вредина, я пошла на шопинг, а то не могу же я на твой праздник прийти не нарядная. Все. Целую крепко – твоя репка! – и вешает трубку.
Аня убирает со стола, одевается, сушит волосы. Через час захлопывает за собой дверь и снова слышит короткие гудки в трубке. Глеб не отвечает.
Глава 38.
Большую комнату заливает электрический свет. Он сталкивается с солнечными лучами, борется за право обладать помещением.
Прохладный ветерок пробирается из приоткрытого окна, шлейфом холодит ступни. Аня сидит в кресле напротив родителей и пьёт свежезаваренный чай. Чашка обжигает ладони, а дымок поднимается и нежно щекочет щеки. Папа щёлкает пультом от телевизора, ищет интересующую только его информацию. Мама спокойно перебирает гладкие клубки пряжи, присматривает ту самую нужную. Её глаза бегают от одного клубка к другому и не реагируют на дочь. Идиллия в семье приободряет Анины мысли. Надежда на тёплый уголок в сердце каждого родителя согревает лучше чая. Аня улыбается, представляет, как собирает родителей в охапку, обнимает крепко, целует каждого, не разделяя любовь. Эти нежные чувства рождаются сами собой, пробегают волной и окутывают невидимым покрывалом. Любовь к родителям нечто святое, её не спутаешь ни с чем другим. Аня наклоняет голову и с нежностью разглядывает стариков. Так почему же любовь к другому человеку так отличается? Почему ее нельзя приобрести при рождении? Почему её можно только взрастить и надеяться, что ты сделал всё правильно?
– Что ты так улыбаешься? – смущается отец, когда прослеживает сладкий взгляд дочери. Он откладывает пульт, теряя интерес к новостям. – Ты сегодня какая-то странная.
– Миша, не приставай к дочери. У нее просто хорошее настроение. Ведь скоро День рождения. Ты уже решила, как будешь праздновать? – мама не прекращает увлеченного занятия, но поднимает на дочку вопросительный взгляд.
Аня отставляет уже остывшую чашку на комод, подтягивает ноги и садится по-турецки. Если честно, то она и не думала об этом, за неё всё решила Надя.
– Думаю, посидим вместе, съедим тортик, – девушка смотрит на маму, которая приготовилась внимательно её слушать, – можешь соседку Валю позвать, – Аня кивает на дверь в знак своего решения.
– Постой, постой, – влезает в разговор отец и приподнимает свои очки. Он устраивается поудобнее на диване, ищет ногой потерянный тапок, – а как же ресторан?
– Какой ресторан? – открыто удивляется Аня. – Нет, ты путаешь, – она мило улыбается растерянному отцу, который явно что-то недопонял, и делает еще глоток чая. – В бар я пойду в выходные с Надей.
– Нет же, – возражает Михаил, он перебирает в пальцах полы старой футболки, начинает нервничать. – Я всё прекрасно знаю, – чуть грубовато, начинает злиться, отчего его глаза становятся суровыми. – Тебя пригласили в ресторан и спрашивали нашего разрешения, – он достаётся папиросы и закуривает прямо в комнате, невзирая на запреты мамы. Она видит его суровое лицо и быстро решает не связываться. Пусть успокоится.
– К нам вчера приезжал молодой мужчина, – мама задумывается, больше мужа начинает переживать из-за разногласий с дочкой. Она теребит пряжу в руке и приподнимает одну бровь на мужчину. – Миша, как там его зовут?
– Виктор, вроде, – сердится отец и выпускает плотную струйку дыма, которая погружает комнату в туман.
Аня перестаёт замечать все звуки. Это имя пугает. Громкая реклама телевизора, пение птиц за окном и крики детей – всё уходит на второй план.
– Кто приходил? – она не верит своим ушам.
Такого просто не может быть. Тихо опускает ноги и немного поддаётся вперёд, чтобы лучше слышать. Может, ей показалось, просто чай был очень крепкий. Её сразу кидает в жар, футболка начинает доставлять дистанцию, а яркие рисунки на груди раздражать.
– Да-да, – мама разматывает ярко-фиолетовые нитки, – Виктор. Он представился твоим другом, – она мило улыбается, представляя себе этого мужчину, – привёз мне лекарство и цветы, – она немного смущенно смотрит на мужа и опускает руки на колени, крепко сжимает толстые нити. – Потом попросил разрешения пригласить тебя в ресторан и оставил для тебя подарок, – мама заканчивает рассказ и пристально смотрит на изумлённую дочь. Её химические кудряшки спадают на лоб, и женщина то и дело пытается уложить их назад.
– А что, ты такого не знаешь? – начинает всерьез тревожиться отец, боится, что приютили самозванца.
– Нет, всё нормально, знаю. Просто я не ожидала, что он вот так к вам придёт, – Аня заикается то ли от возмущения, то ли от изумления.
– Так, что ты нам голову морочишь, – с облегчением выдыхает, тушит сигарету. Потом встаёт и открывает форточку ещё шире, поправляя мамин тюль. – Хороший мужчина, ни чета твоему бандиту, – отец смотрит в окно, разглядывает пробегающих мимо ребят. Смотреть в выразительные глаза дочери нет не малейшего желания.
– Миша, – пытается вразумить его жена.
– А что Миша? Я людей сразу вижу, – гордо произносит, – и могу сказать, что он хороший человек. Сам пришёл, попросил разрешения. Вот как надо! – отец проходит в маленькую комнату, так и не решаясь посмотреть в сторону Ани. Он изрядно шаркает ногами, собирает палас и выносит огромную плоскую коробку. Его вытянутые треники начинают спадать от неудобной ноши. Отец кладёт её на стол в углу. – Вот тебе передал, иди смотри, – он отходит в сторону и присаживается с краю рядом с женой.
Аня вскакивает, голые ступни изрядно замёрзли от холодного августовского ветра. Она осторожно подходит к столу, с сомнением разглядывает на вид обычную белую коробку внушительных размеров. Гладит шершавый картон, не решается открыть.
– Ну же, открывай. Нам тоже интересно, – говорит мама и укладывает свои руки на колени к отцу. Нежно поглаживает, сообщая, что рядом.
Аня сдергивает крышку, разворачивает шуршащую бумагу и достаёт платье абрикосового цвета в пол. Абрикосовый атлас юбки переливается в свете. Аня инстинктивно прикладывает его к себе. Немного крутится, расправляя помятый подол.
– Вот это красота, – восхищается мама, вскидывает свои коротенькие руки к груди. – Ты должна в нем пойти.
Аню как холодной водой обдает. В голове крутятся вопросы. Куда пойдет? В ресторан? С Виктором? Что она вообще творит! Девушка кидает платье на рядом стоящий стол, смотрит в коробку и достаёт маленький клочок бумаги с резными краями. На котором черными чернилами:
“Дорогая Анна, прошу поужинать со мной в честь твоего Дня Рождения. Прошу не отказывай мне в этой невинной просьбе.
С уважением, твой Виктор.
P.S. Платье – подарок. Ты будешь выглядеть в нем очаровательно”.
Аня кидает бумажку на платье. Её хорошее настроение улетучивается, как вспышка. Она в ярости стучит по стулу, хрипит от злости и мечет молнии в сторону притихших родителей.
– Нахал! – кричит она и начинает ходить по комнате перед носом ничего не понимающих родителей.
– Ты что, не пойдёшь? – наивно интересуется отец, поджимает пухлую губу. Расстроен.
– Не пойду! Он мерзавец! Я ему уже говорила, что между нами ничего не может быть, а он решил через вас зайти, – старается криком все объяснить.
Аня фурией проносится по комнате, теребит волосы, топает ногой. Злится. Наглость этого мужчины просто зашкаливает. Пробраться в святая святых, да еще и натоптать. Это уже чересчур. Она хватает платье, безжалостно запихивает его обратно в коробку, приминает кулаком, отдает бедной ткани всё злость.
– Выкинь, – она сверкает глазами на отца. Бедная мама совсем притихла, впервые видит ярость дочери.
– Не дури и хватит орать, – отец встаёт, хватает вспыльчивое дитя. – Выслушай пожилого человека. Я много прожил, еще больше повидал и могу сказать с уверенностью, что этот человек от чистого сердца приглашает тебя на ужин, – впервые так ошибается. – Ты должна ценить оказанное тебе внимание, – не унимается он, крепче прижимает к себе дочь, делится с ней теплом. – Тем более твой бандит вообще неизвестно где, – цепляет за живое. – А это интеллигентнейший человек, – отец поднимает вверх палец. – Мы с ним о науке целый час разговаривали.
– А, ну и понятно теперь, – ехидно огрызается Аня, кивает головой с укоризной.
Видит, как пошатывается старенькая люстра от шумного поведения. Она вырывается из крепких рук и припадает к коленям мамы.
– Ну, ты же умная женщина, – девушка смотрит ей в глаза с надеждой на понимание, гладит шершавую кожу на руке. Мама молчит, умоляюще смотрит на мужа, не может выносить такие мучения кровинки.
– Ну, не знаю, – пожимает плечами мама, прячет взгляд от дочки и тихонько поглядывает на пряжу, как на островок непредвзятости. – Мне он тоже понравился. Он так хвалил мои пирожки.
Аня обреченно поднимается на ноги.
– Сговорились? – у неё перехватывает дыхание от возмущения.
– Ну, дочка, сходи, развейся, пообщайся. Он же не в ЗАГС тебя ведёт. Не сидеть же с нами, со стариками. А мы тут выпьем за твоё здоровье, – мама подмигивает отцу.
Тот подходит к дочери сзади:
– Сходи, а потом сама решишь, с кем быть. Нельзя найти самое вкусное яблоко, не выбирая.
Отец гладит дочь по плечу, успокаивает. Берет пачку с сигаретами и выходит в кухню, давая понять, что разговор окончен.
– Хорошо, – обиженно кидает ему вслед.
Как родной отец мог так поступить? Ну, не нравится ему Сергей, но это же не повод…
