Екатерина Сергеевна «Лис»
Ты мое Солнце
Но Глеб все слышит, читает по губам. Страх за любимых начинает разрастаться с новой силой. Мысли идут на попятную, уже не признают правильность принятого решения. Парень сдувается, как шарик, лопается, как мыльный пузырь, растеряв всю свою былую прыть. От решимости и следа не остается, стоит только черным безднам взглянуть на него.
Арем неторопливо наливает виски в стакан, кидает кубики льда. Они звонко бьются о стекло и погружаются в золотистую жидкость, позволяют себе ее ласкать. Терпкий запах забивается в нос, выигрывает у дешевых сигарет и кислятины пенного. Главный спокойно ждет ответа, протягивает второй стакан Глебу, а у самого зубы скрипят и желваки ходуном ходят. Парень делает один глубокий глоток, позволят жидкости зажечь пожар в горле и теплом расползтись по венам. Ставит пустой стакан на стол. Охрана и бровью не ведет, смотрит пустыми безжизненными глазницами вдаль, как зомби. На лицах суровая безмятежность. Глебу от таких лиц не по себе, он собирается, с духом ведет плечом, чтобы кожанка лучше села, и убирает руки в карман джинсов.
– У меня нет информации для тебя.
Не успевает Глеб договорить, как острая боль накрывает его скулу. Он делает один шаг назад. На инстинктах тянет руку к еще не зажившей губе, вытирает каплю выступившей крови. Арем разминает кулак правой руки, в левой же держит стакан, из которого и капли мимо не упало.
– Глупец, – брызжет слюной, делает знак охране, чтоб не вмешивались. – Неужели сучка Сергея важнее семьи? Малыш, у тебя неправильные приоритеты.
Арем делает глоток виски, задерживает жидкость во рту, мажет ее по щекам, кадык дергается, а глаза наливаются кровью. Глеб пятится и отшатывается от красных огней, но сразу наталкивается на грудь стоящего позади охранника. Тот хватает парня за плечи, упирается пальцами в лопатки, заставляя выгнуться. Глеб морщится, но попыток пошевелиться больше не делает. Его футболка выбивается из-за пояса, и холодный ветерок сразу слизывает жар его тела. Арем подходит ближе, разглядывает приятные черты лица парнишки. Не хочет портить такую природную красоту и стирать язвительную ухмылку, скользящую по припухшим губам Грута. Он со всей силы бьет его в солнечное сплетение и склоняется над вмиг осевшим на пол телом. Чувствует, как весь воздух покинул легкие парня, который никак не сделает первый болезненный вздох.
– Жаль, очень жаль, – шипит Арем ему на ухо. Выпрямляется, поправляет рукава и перевернувшуюся печатку на указательном пальце. Делает шаг назад, чтобы лучше созерцать опустившегося на колени Глеба. Один жест и охрана помогает парню подняться.
– Ты, как всегда, не прав, – смеется Арем. Он скрещивает руки на груди и нервно стучит указательным пальцем по ткани пиджака. – Ты должен мне кучу денег, а расплачиваться придется твоей сестренке, как несправедливо, – его взгляд несет опасность, а приглушенный голос отравляет.
– Аня вернулась к Сергею. У меня нет больше возможности с ней общаться, – тихо, тихо. – А деньги я все отдам, – уже холодно с вызовом усмехается Глеб, не показывает и доли того, что сейчас творится у него на душе. Он никогда не был трусливым мальчишкой, и лишь это помогало выжить и не пропасть на узких переулках этого города.
– Вернулась, значит? Что ж, посмотрим, что из этого получится, – мужчина задумывается. – Хорошо, – он переводит внимание к парню. – И как же ты собираешься это сделать? – откровенно удивляется Арем. – Натурой я не беру, а твои отбитые в хлам почки вряд ли что-то стоят. Хотя… – он наигранно присматривается к пояснице парня. Арем срывается с места, в два шага сокращает свое расстояние до Грута. Смотрит в озлобленные глаза и оглаживает его щетинистые скулы тыльной стороной ладони. – Ты милый…
Глеб дергается, как от еще одного удара, с презрением сплевывает под ноги обидчику. Тот громко смеется, забивает звуки толпы и отходит на безопасное расстояние.
– И что же ты мне предлагаешь? – Арем наливает в стакан виски, быстро делает глоток, чтобы не упустить ничего важного из разговора, поднимает бокал на уровень глаз. Блики плавают по дну стакана, бронза ласкает прозрачное стекло и небольшим водоворотом стекает по стенкам. Арем прищуривается от восхищения и ставит его на стол, но не оборачивается. Слушает.
– Бои, – быстро выпаливает Глеб, пока мозг затормозил и не успел испугаться такому предложению, – много боев, чтобы покрыть весь долг целиком.
Парень выпрямляется, хотя и чувствует тупую боль в основании груди.
– Ты знаешь, на что я способен, – продолжает он, когда видит замешательство на лице Главного. – Ты заработал на мне кучу денег и сейчас получишь сверху, – копает себе яму и ждет реакции.
Арем с минуту размышляет, прикидывает, на что он может рассчитывать с этим молодым бунтарем.
– Ты сдохнешь, не успев мне оплатить все до последней копейки. Нет, – отрицательно качает головой Арем.
И дело совсем не в трупе на его территории и не в деньгах, которые, он не сомневается, парень успеет отработать. Просто из этого мальчишки может получиться верный боец и телохранитель. Его не хочется терять так бездумно. Элитные бойцы – гордость Арема.
– Не раньше, чем оплачу долги, – уже нервно смеется Глеб, когда мозг подкидывает картинки с его холодным телом в грязи за ангаром.
На лице Арема замешательство. Его разрывают сомнения, голова работает на полную, выбирает более выгодные варианты.
– Хорошо, – решается Главный, делает жест Айку, который тут же подбегает к хозяину. Через плечо поглядывает на «друга», пытается прощупать обстановку.
– Но у меня другие условия!
Глеб и не сомневался, что просто так мужчина не согласится, и последнее слово всегда будет за ним. Арем начинает ходить из стороны в сторону, обдумывая каждое сказанное слово.
– Во-первых, бой как всегда 100 тысяч плюс 3% сверху. Остаток переведут на счет твоего отца.
– Мало, – злится Глеб, понимает, что Арем специально занижает ставки.
Мужчина резко останавливается, забирается взглядом под кожу, и кровь сразу стынет, просто перестает течь.
– Во-вторых, – продолжает свое движение и не обращает внимание на возмущение парня. – Если ты выживешь, то добровольно встанешь в ряды моих ребят, – ставит точку Главный, довольный собой. Глеб теперь все понимает и осознает, как опять ошибся.
– А я, – через секунду продолжает он, – помогу твоей сестренке жить спокойной и сытой жизнью, когда братишке придется уехать далеко-далеко. Телохранители Арема разрывают все связи с семьями и с прошлой жизнью. Они куклы и принадлежат только одному хозяину до самой смерти, другого не дано. – Это тебе будет бонус, так сказать.
Мужчина останавливается перед парнем. Ждет ответа. Замечает, как сомнения начинают мутить разум молодого бойца. Его глаза бегают, пытаются урвать остатки самообладания. Душа Глеба уходит в пятки от таких слов. Арем давно предлагал ему работу, но Глеб держался, зная, чем жертвуют эти черные тучи, похожие на безликие тотемы. А вот теперь… он и не мог предположить такой поворот событий. Парень стоит молча, взвешивает все за и против, понимает, что ему уже нечего терять и так загнан в угол.
– А если я сдохну? Что будет с сестрой? – задает резонный вопрос он, надеется на такой исход.
Арем довольно прищуривается, облизывает виски с губ и радуется, что парень не стал сразу отвергать его предложение.
– Думаю, что ничего. Без тебя она мне не нужна. Я же не зверь, – честно признается Главный и видит огонек надежды в глазах парня. – Но учти, я не позволю тебе просто так сдохнуть, – обрывает желание умереть.
Глеб еще секунду думает, мысли одной бесформенной кашей наваливаются все разом.
– Хорошо, – чуть слышно, но Арем все понял.
– Готовь ринг, Айк, – обращается к парню, – и собирай народ. Ставки высокие, через час тут будет очень жарко.
***
Ветер треплет непослушные пряди каштановых волос. Играет мурашками под белоснежной футболкой. Ласкает черные узоры его татуировки. Глеб сидит на холодной и немного влажной скамейке, ёжится от пронизывающего вечернего холода и крутит телефон в руках. Экран мигает в сумраке вечера, отбрасывает свет на мотоциклы, стоящие у ангара. Причудливые тени разбегаются в разные стороны, оседают на железных баках и пугают своим уродством. Глеб бросает взгляд то на дверь ангара в подсветке фонарей, то на телефон, тёплый от постоянного включения. Парень обдумывает свой поступок, понимает, что ввиду последних событий так важно сделать этот звонок. Как долго Вселенная позволит ему дышать этим пропитанным бензином воздухом? Даст ли судьба возможность ещё раз услышать их голоса? Всё, на что согласился Глеб, скорее всего убьёт его, но освободит мир от еще одной заразы, которая мешает жить светлым душам. Темнота потихоньку опускается на его укрытие в тени непонятных кустов. Отпущенное ему так великодушно время ещё не вышло, и остаётся совсем немного, чтобы решиться. Телефон отмеряет минуты, ускоряет вынужденное принятие решения. Как давно они не общались? Память подбрасывает картинки прошлого, отдаёт холодом стальных решеток и рисует образ отца. Его скорбное выражение лица так и кричит о потере сына за стенами полицейского участка.
– Позор на мою голову, – кричит отец, заставляет плечи сына еще больше содрогаться.
В тот день он и перестаёт быть позором семьи, он теперь только личный позор. Глеб ухмыляется воспоминаниям, так трудно теперь сделать первый шаг. Ему сложно даже на кнопку вызова нажать, не говоря уж о первых неловких словах. Общение с сестрой покрывает весь его интерес по отношению к отцу. Глеб даже, навещая родной дом, постоянно дёргается и старается уйти до того момента, как их взгляды смогут пересечься в дверном проеме. Парень пролистывает имена в телефоне. Ищет одно нужно. Имя отца светится ярче остальных, а зелёный огонёк манит нажать. Глеб кидает взгляд на часы, хмурится своей нерешительности и всё-таки жмет кнопку вызова. Пару минут ничего не происходит, лишь громкие гудки разрезают тишину. Парень выдыхает, в душе радуется, что вызов не проходит. Значит, не судьба, пожимает плечами он и тянется к отключению.
– Глеб? – голос вырывается из динамика и чувствуется, что человек очень спешил. – Глеб, сынок, это ты? – голос дрожит и хватает воздух.
Глеб дышит глубоко, а слова застревают где-то здесь на языке и никак не могут сорваться. Он сжимает телефон сильнее до побелевших костяшек, хватается за края скамейки в надежде унять ноющее чувство вины.
– Да, папа, это я, – тихо, со скрипом в голосе, раздирая сухое горло.
Молчание только прерывное дыхание.
– Как у тебя дела? – продолжают Глеб, уже боится, что на том конце появятся гудки.
– Хорошо, как сам? – откликается родной голос. Становится чуть спокойней.
– Думаю, что норм, – сам себе улыбается Глеб, представляет уставшие глаза отца. – Как Верочка, пришла из школы?
– Хочешь с ней поговорить? – растерянно узнаёт отец, понимая, что этот звонок вынужденный.
– Нет, я с ней говорил пару часов назад, – опять неловкое молчание.
– Мне надо кое-что тебе сказать, – пауза долгая, а время совсем поджимает.
– У тебя опять неприятности? – напрягается голос отца и как-то выдыхает с отчаянием.
Его разочарование понятно, и другой реакции Глеб и не ожидал. Он столько раз приносил семье проблемы, что глупо было надеяться, что отец начнет верить сыну.
– Нет, – врёт Глеб, но сейчас совсем не время опять разочаровывать отца. – Хочу сказать, – он подбирает правильные слова. – Я уезжаю надолго в Сибирь, – говорит первое, что пришло в голову. – Мне предложили работу, да и учиться я смогу там.
Опять тишина, долгая, оглушающая. Глеб видит Айка, который выходит из ангара, ищет глазами «друга» и прикуривает. Дарит такие драгоценные минуты. Глеб ждёт реакции отца, молит про себя, чтобы тот хотя бы раз сделал вид, что поверил ему.
– Надолго? – прерывает молчание голос.
– Не знаю, может, и навсегда, – уже, правда, твёрдая и непреложная.
– Тебе опять что-то угрожает? – голос начинает дрожать, переживания просачиваются сквозь трубку и забираются под кожу сына.
– Нет, что ты, – громче, чем хотел. – Я просто хочу изменить свою жизнь, – тоже правда. – Слушай меня внимательно, – начинает тараторить Глеб, когда видит, как Айк машет ему рукой. – Вере на карту завтра перечислят деньги. Их немного, но на первое время хватит. Не забывай про лекарства, купите сразу с запасом, – Глеб жалеет, что так долго откладывал звонок. – Когда ещё пришлю деньги, не знаю. Ты всё понял?
– Да, – безэмоционально.
– Всё, мне надо бежать, – пауза, сердце сковывает от разрывающих его чувств. – Прости меня, отец. Я тебя люблю, – вот он и смог. Пересилил свою гордость и сказала то, что так долго таилась в душе, ждало своего часа, и так жаль, что этот час последний.
– Я тоже тебя люблю, сын. Береги себя, – голос согревает душу, пускает желание всё преодолеть и выжить только ради того, чтобы услышать это еще раз.
– Спасибо, мне пора, – улыбается Глеб и знает, что отец чувствует его улыбку. Гудки завершают разговор.
– Пойдём, тебя уже ждут, – кричит Айк от самых дверей ангара, бросает сигарету в урну и заходит в помещение.
Глеб встает со скамейки, оставляет свое любимое место, идет по направлению к двери. Старается надышаться ночным сырым воздухом. Молодой месяц провожает парня до дверей, освещает серебром темноту в его душе. Глеб вспоминает ласковое «люблю» и верит, что теперь способен на всё.
Глава 48.
– Дамы и господа, – театрально гремит Айк, подражает известному ведущему в мире бокса.
Он проходит по рингу, мерит его большими шагами, срывает голос в желании перекричать беснующуюся толпу. Айк поднимает вверх руки, кивает, заряжает адреналином. Улыбка исчезает с лица, когда он видит Глеба. Тот потерянно рассматривает людей, как будто видит впервые, и от этого становится страшно. Его испуганный взгляд скользит по невменяемой толпе, а у Айка сердце пропускает удары. Глеб разминает одеревеневшие от холодного ветра плечи и переминается в коротких прыжках у самого края ринга. Айк запинается, осознает, что, вероятно, видит «друга» в последний раз. Такое количество боев мало кому посчастливилось отработать. В груди больно сжимается, гонит алкоголь с адреналином по венам. Хотя ребята и не стали лучшими друзьями, но Айк по-своему его уважает и с трудом принимает такое безумство.
– Делайте ваши ставки, – прочищает пересохшее горло парень, уводит печальный взгляд и опять натягивает улыбку клоуна. Знает, Главный стоит, смотрит, и сочувствие тут не приветствуется. Только шоу.
– В правом углу, как всегда, звезда нашего бойцовского клуба, – смеется он. – Неповторимый Грут.
Айк разворачивается в сторону парня и предлагает подняться, следит за его уверенной походкой и мысленно желает удачи. Лелеет надежду на огромный выигрыш.
– В левом углу смельчаки, которые дерзнули бросить вызов нашей легенде, – Айк, совсем не смущаясь, восхваляет «друга», зажигает и без того возбужденную толпу.
Глеб стоит в углу ринга, переминается с ноги на ногу, подпрыгивает и похлопывает себя по покрывшемуся тонким слоем льда телу. Согреться не получается, страх сковывает движение, а остатки здравого смысла хоронят его заживо. Он стягивает с себя футболку, играет черной россыпью вензелей, от которых у девчонок крышу сносит. Они визжат сильнее, в надежде привлечь его внимание. Парень скидывает с ног кроссовки и остается босиком, отчего холод по телу становится крепче. Глеб прикрывает глаза, дым от сигарет смешивается с тяжелым воздухом. Все звуки отходят на второй план. Его мир сужается до краев этого ринга. Нет никого. Только он и толстые канаты, обтягивающие его мир. Парень напоследок вспоминает милые лица, прощается с каждым по отдельности и со всеми разом, вспоминает последние слова отца и шагает в центр.
Время – враг. Оно смеется над глупым мальчишкой, плывет вокруг его мира, специально замедляя жизнь. Минуты размазались часами, сдавили сознание и больше не позволяют отличать реальность от бреда.
Глеб висит на тугом канате, мечтая хоть немного перевести дыхание. Тело болит от многочисленных ударов и уже давно не слушается своего хозяина. Он висит бесформенной куклой, чувствует, как трещат сломанные ребра и благословенно принимает эту боль. Иначе никак. Глаза застилает кровавое месиво, отчего очертания расплываются и превращаются в одно сплошное пятно, что мешает следить за соперником. Рот переполняет кровь, а привкус железа мешает сосредоточится. Глеб вздыхает через раз, пульсирующая боль отдает острыми ножами в уставшие конечности. Все вокруг ходит ходуном, мутит пустой желудок, а опоясывающая резь стягивает в узел все внутренности. Так хочется их сейчас просто выплюнуть, оставить лежать это кровавое месиво перед ногами. Левая рука уже почти не шевелится и безжизненной плетью висит вдоль тела. Глеб стискивает зубы, пытается оторваться от каната, чувствует очередной приступ боли. Как будто все тело прокрутили через адскую мясорубку. Этот противник умен, старается бить по ногам, заставляет то и дело отступать, переводить сбивчивое дыхание и считать минуты своей затянувшейся жизни.
Какой это бой по счету, Глеб уже не знает. Он сбился на шестом и уже действует только на природных инстинктах. Парень находит в себе силы, отталкивается от спасительной поддержки, заносит здоровую руку в ударе и бьет со всей своей яростью, обрушивает удар за ударом. Ответное сопротивление настигает его сразу. Противник – жирный бугай, бьет по коленной чашечке, заставляет упасть перед собой на колени. Ликует в унисон с толпой. Глеб воет то ли от непереносимой боли, то ли от унизительной позы. Крик пролетает по рингу, оглушает соперника, но отчаянно тонет в реве толпы. Парень глотает собственную кровь, запах которой мутит сознание и приводит мысли в полный хаос. Он мечтает уже отключиться, лишь бы не чувствовать этих сжигающих дотла мучений. Лишь бы не пить свою кровь и не вдыхать ее ядовитый аромат. Он слышит смех и крик толпы, мотает головой, собирает крупицы чего-то и снова идет в бой. Хватает отвлекшегося на толпу бойца за ноги, валит на пол ринга и вбивает все свои страхи в него. Плюет кровью в лицо, когда понимает, что тело не шевелится и слышит удар гонга.
– Бой номер девять! – кричит Айк.
Глеб поднимает на «друга» глаза, молит о пощаде, говорит, что больше не выдержит, но видит лишь жалость и тьму тьмущую в глубине его души. Айк бросает на ринг несмелые взгляды. Губы бойца покрыты рваными ранами с краев и чуть шевелятся. Он что-то бормочет себе под нос, умоляет или молится, Айк не понимает. Решается помочь, пока никто не видит. Он подходит к сидящему на полу парню, видит фиолетово-алые синяки и гематомы, которые покрывают, как одежда, все его тело. Удивляется, как этот юнец вообще в состоянии сидеть. Восхищается. Потом загораживает собой и аккуратно протягивает спасительную воду. Дает сделать глоток и выливает остатки на растрепавшиеся волосы, знает, что за жалость будет наказан, но по-другому не может, прикипел он к этому смельчаку. «Еще немного, потерпи», – шепчет одними губами. Потом отходит, улыбается толпе, давит в себе появившуюся неприязнь ко всему происходящему и громко объявляет очередной бой.
Арем стоит у своего стола в окружении охраны, пьет алкоголь и ждет. Время тянется безумно долго, заставляет самого застыть в ожидании. Он разглядывает изуродованного парня на ринге, смотрит ему прямо в глаза и видит на дне его зрачков смелость, которая, как ему кажется, граничит уже с безумием. Арем в душе молит, чтобы парень сдался, решает простить ему все до копейки, лишь бы выжил, ведь непозволительно терять такую силу духа и желание победить. Вселенная не простит, если Арем позволит такой силе умереть. Но мальчишка, как тигр, вступает в бой, хотя уже и не видит соперника из-за опухших глаз. Юный глупец, не ценящий свою жизнь и свои способности. Главный в порыве жалости хочет прервать бой. Забрать парня, сказать, что все кончено и долг отработан, но гордость и гребаный статус давят это желание на корню. Он делает глоток обжигающей жидкости, совсем не чувствует разгоряченной лавы и с одобрением кивает Айку. Тот громко и послушно объявляет очередной бой. Арем отворачивается от ринга, не в силах смотреть на дело рук своих, в первый раз переживает, молит, чтобы парень остался жив.
Время остановилось, ему надоело смеяться над милым, глупым мальчишкой. Теперь оно скорбит…
Глеб лежит в луже собственной крови, которая смешивается с чужой. Бой окончен. Холод проходит по окоченевшему телу. Проникает вовнутрь, гуляет по безжизненным сознанию. Парень уплывает в темноту, как будто душа выбилась из тела, и он расплылся никчемным пятном по рингу, не в силах вернуть ее обратно. Душа сжалась, не желая подчиняться призыву, и темная пелена заволакивает глаза, время на миг останавливается. Наконец-то Глеб радуется небытию, боль уходит, чувства отключаются, остается лишь холодная пустота, которая тянет его вверх от реального мира. А он и не сопротивляется, поддается ее власти, летит вперед и боится, что кто-то прервет этот полет.
А где-то далеко небольшой хрустальный брелок льва запечатывает душу и дает огромную трещину в память о человеке.
Толпа в восторге расходится уже через двадцать минут, после окончания боя. Никому не интересна судьба парня, который смог подарить им столько удовольствия и денег. Они ликуют, опьяненные азартом и ставками, где самой большой стала жизнь.
Арем подходит к телу на ринге, протягивает к нему трясущуюся руку. В нежном порыве гладит по каштановым волосам, прислоняет к вене на шее и мило улыбается чему-то своему.
– Забирайте его, – кричит Арем ребятам. – Он теперь мой мальчик.
Глава 49.
Аня идет по пустому серому больничному коридору, ощущает весь его холод и боль, которую оставили тут люди. Она покрывает кожу влажными мурашками, они разбегаются по спине и оседают на пояснице, как невидимые взгляды. Аня ступает аккуратно, боится нарушить эту мертвую тишину и потревожить чужие страхи. Запах отчаяния и лекарств сопровождают ее от самого поста медсестры, указывая дорогу к заветной двери. Этот запах въедается в кожу, оседает на стенках легких и гонит на свежий воздух. Аня задерживает дыхание, не торопится, ступает медленно, дает своему мозгу обдумать все происходящее. Ведь пару месяцев назад она еще не чувствовала, как необходим ей Сергей, но разлука дала ей возможность понять, что для нее теперь важнее всего. Она понимает, что любила его все это время, но подсознание играло в свою какую-то нелепую игру. Шутило так жестоко и больно.
Аня останавливается у двери, как солдат по стойке смирно, выдыхает больничный аромат, освобождает легкие от смрада. Глаза сами собой закрываются, а сердце бьется, как пташка за костяной решеткой. Противоречивые чувства накрывают ее с головой. Любовь гонит Аню, кричит от возмущения, что хозяйка медлит, что так долго позволяет себе стоять. Страх же сковывает тело, покрывает ладони мелкой дрожью и заставляет не шевелиться. Девушка сдирает в кровь заусенцы, открывает глаза и поддается главному чувству. Толкает дверь. Та скрипит и пускает в палату, всю залитую светом. Она перепрыгивает взглядом с предметов на кровать и замирает. Аня смотрит на любимое спящее лицо, покрытое мертвенно белым цветом с россыпью синяков, ссадин, и перестает дышать. Она делает осторожные шаги, мысленно благодарит Вселенную за то, что Сергей спит. Останавливается в паре шагов от кровати. Аппаратура начинает нервно пищать, яркие огни мигают на железных сторожах, оповещают о присутствии чужака. Свет из окна ложится тонкой линией на кровать, согревает своего подопечного. Солнце размазывает яркие красные пятна по спящему лицу, целует синие круги под глазами и останется там до появления сумрака. Аня подходит вплотную к краю, упирается коленками в ограничитель. Она не обращает внимания на мерзкий шум жужжащих мониторов, лишь только блуждает тревожным взглядом по любимому телу. Старается совсем не дышать, чтобы не спугнуть намек на безмятежный сон. От того Сергея, которого она оставила тогда в комнате, ничего не осталось. Он сильно похудел, волосы стали длиннее и потеряли свой блеск, а губы синего цвета чуть шевелятся, ловя что-то во сне. Аня прижимает одну руку к ноющему сердцу, а другой тянется к большой ладони, которая накрывает поднимающуюся грудь, хочет обвести каждый узор выпирающих вен, вспомнить прикосновение.
Сергей морщится ведет носом, как зверь, учуявший знакомый запах. Лицо мужчины меняется, брови с болью опускаются к переносице. Он громко вздыхает, заполняет легкие ее ароматом и открывает глаза, вырывая себя из тьмы. Он щурится от яркого света, очертания сливаются, а контуры расплываются перед глазами. Пару минут он приходит в себя, сбрасывает искусственный сон, похожий на смерть, такой же липкий и тяжелый. Сергей видит Аню, думает, что во сне, улыбается, не хочет теперь уходить. Он часто хлопает ресницами, смаргивает наваждение, смотрит пристально в янтарные глаза, которые наливаются слезами. Нервно облизывает сухие, потрескавшиеся губы и опять закрывает глаза, хочет погрузиться в ту смерть до боли, теперь теплую, с ее ароматом.
– Сергей, – слышит он где-то близко.
Он качает головой, отрицает, что это возможно, думает, что галлюцинации из-за уколов и обезболивающих. Ее голос звучит в его голове так ласково и нежно, что все внутренние барьеры рушатся от одного ее придыхания. Он так любит ее голос. Сергей резко просыпается, окончательно, как будто что-то понимает. Начинает суетится, ерзать на такой неудобной кровати и пытаться сесть, причиняя себе боль.
– Аня? – хриплым голосом, так не похожим на его родной. – Ты? – глупый вопрос, потому что не верит.
Аня склоняется в попытке помочь, хочет поправить подушку, а сама невозмутимость, хотя губы трясутся и глаза большие мокрые. Сергей меняет выражение лица, глаза покрываются коркой льда, он вытягивает вперед руку, призывает Аню стоять на месте, как будто если она приблизится хотя бы на миллиметр, произойдет непоправимое. Он в сердцах клянет Эда за отсутствие, а грудь сразу же пробивает острая боль от резко поднятой руки.
– Ты зачем пришла? – тихо спрашивает, берет себя в руки, старается не выдать, что все же рад ее видеть. Но замутненное сознание мужчины откровенно сейчас не понимает, зачем она тут стоит и смотрит с такой жалостью. Девушка будто прозрачная, присмотреться и можно увидеть душу, кровоточащую и израненную. Кажется, дотронься неосторожно, и она растворится в воздухе. Сергею очень хочется дотронуться, протянуть к ней руку, проверить, почувствовать гладкость кожи, ощутить тепло, но горечь обиды сейчас рождается в его голове и пытается отравить сердце.
– Я узнала, что в тебя… – голос дрожит и звучит как оправдание. – Я думала… Нам надо поговорить, – губы трясутся, руки теребят подол растянутой футболки, в которой она выглядит так сейчас нелепо. Глаза неотрывно следят за грустью на лице Сергея. Ей сразу становится холодно от внезапно понизившейся температуры в помещении.
– Боже, Сергей, я так за тебя испугалась, – огромные капли слез вырываются из глаз, прорывают дамбу. Аня преодолевает расстояние в один шаг и припадает к влажной руке, которую мужчина так и не отдергивает. Слезы текут единым бесшумным потоком, мочат белый цвет пододеяльника. Она льнет к ладони, пытается урвать хоть долю его тепла. Сергей дышит громко, борется с такими знакомыми ощущениями. Сам разрывается между разумом и чувствами. В горле комок от ее слез, а сердце прыгает от радости, что видит перед собой настоящее его солнце. Раны затягиваются, а боль уходит. Он аккуратно приподнимает большой палец, боится своих действий и гладит по щеке ревущую девушку, вкладывая всю нежность. Только сейчас, задыхаясь от ее присутствия, он понимает всю свою боль, ощущает ее до кончиков волос, как же он тосковал.
Аппаратура начинает истошно пищать, заглушает общее дыхание, а они смотрят друг другу в глаза, пытаются найти ответы на интересующие их вопросы. Сергей натыкается на тепло вперемешку с отчаянием и примесью страха, купается в янтаре. Давится своим упрямством и ее предательством. Аня видит стужу, холод и черноту двух сверкающих бездн. Захлебывается его обидой и ревностью.
– Что тут, черт возьми, происходит?
В палату влетает взъерошенный Эд следом за Даниилом, который начинает ругаться, как сапожник. На лице Эда отпечатались сонные разводы, а в глазах полно испуга за здоровье друга. Сергей резко отдергивает руку, отворачивается к окну. Солнце скользит по его лицу, старается успокоить душу. Даниил видит неловкую сцену, убирает руки в карманы своего измученного халата и отходит к стене, дает возможность всем успокоиться и объясниться. Громкий звук приборов потихоньку успокаивается, оставляет лишь неприятный шум. Минуту все молчат. Эд стоит у дверей, не в силах подойти ближе, сжимает ободранные ладони в кулаки, злится на увиденное. Доктор смотрит изучающим взглядом, впитывает в себя эмоции присутствующих рядом людей. Останавливается на Эде, немного разочарованно качает головой и замечает, как парень злится и, скорее всего, обижается на стечение обстоятельств. Потом отрывается от стены, подходит к парню и укладывает свою ладонь ему на шею, немного надавливает, гладит, успокаивает. Эд расслабляет мышцы, делает свободный вдох, отдающий болью в грудине и изумляется своей реакции на заботливые прикосновения врача. Тишина висит в воздухе, плывет по сторонам, заставляет еще больше нервничать. Молчание затягивается, и его нарушает Даниил. Он отходит от Эда и мягкой походкой приближается к изножью кровати, привлекая к себе внимание.
– Ну, и как тут мой пациент? – доктор надевает на себя улыбку, старательно делает вид, что все хорошо и ничего не происходит. Он рассматривает показатели приборов, хмурится, меняется в лице. – Ох, ну я же говорил, Сергей, что вам нельзя нервничать, – он укоризненно смотрит на девушку. Узкие глаза превращаются в щель.
– Простите, доктор, это я во всем виновата, – дрожащим голосом, Аня вытирает тыльной стороной ладони слезы, хмыкает распухшим носом и уже не может поднять блестящие глаза на врача.
– Даниил Станиславович, – выходит из оцепенения Эд. Он тоже подходит ближе к кровати Сергея, который явно делает вид, что их не замечает, – это Анна Михайловна, – указывает на девушку. – Она… – Эдик не договаривает, смотрит на вмиг повернувшегося Сергея, который начинает гневно буравить его взглядом. В глазах сталь, а лицо, как у покойника.
– Друг, – договаривает за него Сергей. Простое слово друг сразу воздвигает огромную стену с колючей проволокой, чтобы было побольнее и без права на объяснения. Аня распадается на миллиарды маленьких частиц. Они разлетаются по воздуху, кружатся, а потом падают на грязный пол. В палате два мертвеца, убитые чувствами друг к другу. Янтарь тухнет, и глаза теперь блестят пустотой белых бездн. Девушка собирает свою пыль в кучку, не выдерживает и взлетает снова, и повторяет попытку заново. Она принимает решение Сергея, ведь знала, что так и будет. Надежда на объяснения сгорела в огне боли, и теперь у нее нет больше права говорить. Сергей оборвал последнюю ниточку одним лишь словом. Оправдания застревают у нее в горле так и не озвученными. Она во всем виновата сама, и точка. Нет смысла будоражить его чувства, заставлять слушать. Аня упустила свой шанс разобралась в своих чувствах, но, увы, теперь они уже никому не нужны. Сергей поставил точку, и она должна принять это. Хотя бы ради него. Сердце сжимается от давящей боли, а разум кричит во всеуслышание, что Сергей выбрал не ее. От одной только этой мысли Аню пробирает дрожь, она обхватывает себя непослушными руками и держит подобие улыбки на устах, подтверждая перед доктором слова Сергея.
