Антон Волков
Искатель истины Данила Соколик
Но он не успел закончить – его прервало всего одно слово, сказанное Сусловым:
– Мотив.
– Прошу прощения? – нахмурился Будко.
– Все эти нагромождения домыслов, и я так и не услышал самого главного. Зачем мне было его убивать?
Голос Суслова был уставшим. От того, что он хватался за соломинки? Нет, была это другая усталость. Будто он не хотел, чтобы доходило до этого, будто он знал, что за этим последует что-то скучное и банальное для него. В то же время не чувствовалось, что он боится объявления его подозреваемым. Но почему? От того, что ему ничего не будет? От этой мысли я вздрогнул и затем прокричал:
– Как будто у меня был мотив! Если это важно, Сергей перед смертью сказал, что его собаки достали.
Я кричал наобум. Мне казалось, что в его предсмертных словах не было никакого смысла, что было это просто сленговое обозначение убийцы. Но моя фраза неожиданно возымела действие на Данилу. Он на секунду остолбенел, затем одним прыжком оказался рядом с Сусловым и, не дав тому опомниться, закатал рукав рубашки на его правой руке.
– Бог ты мой… – слетели слова с его губ, – Не может быть.
Кольцо присутствующих сузилось – все пытались рассмотреть, что же такого нашел Данила. В тот момент Клыгин перестал меня держать, и я тоже ринулся к Суслову. На запястье у него, чуть ниже локтевого сгиба, была выбита татуировка чернилами. Она изображала странное существо – на человеческое туловище, одетое в длинное платье до стоп, были посажены две головы. На одной из них тоже было лицо человека, хотя и донельзя хмурого. А вот из затылка у него росла другая голова, невообразимо страшная и вызывающая отторжение. Была это не голова даже, а морда зубастого пса с хищным оскалом и свирепым взглядом.
При взгляде на татуировку меня взяла дрожь. Я не знал, что она означала, но где-то на уровне подсознания я почувствовал примитивный ужас. Суслов быстро вырвал руку из хватки Данилы и спешно закатал рукав рубашки. При этом он озирался будто загнанный зверь, в глазах – страх, смешанный с ненавистью. Что бы ни означала эта татуировка, он был совсем не рад, что она открылась такому количеству взглядов.
– Капитан, вы видели? – спросил Данила, повернувшись к Будко.
Полицейский некоторое время молчал, будто что-то прокручивая в голове. Наконец, он кивнул, а затем бросил Клыгину:
– Отпусти пацана.
После чего обратился к загнанному экскурсоводу.
– Марат Суслов, вы подозреваетесь в убийстве Сергея Япончика. Прошу вас пройти в отделение полиции, где будет проведен допрос.
Вопреки ожиданиям, экскурсовод спокойно протянул руки для наручников. Перед тем как Клыгин защелкнул их, Суслов бросил на Данилу последний взгляд. Ненависти в нем больше не было: скорее, это было даже любопытство. Я же бросился благодарить своего спасителя. Я схватил Данилу за ладонь и в эмоциональном порыве потряс ее так, что, наверно, мог бы вывернуть ему сустав.
– Спасибо огромное, Данила! Благодарю за помощь!
Но он вдруг покачал головой.
– Не спеши радоваться.
– То есть, как? – выпалил я, – Ты ведь доказал, что это он убил!
– Я доказал возможность того, что он убийца, – поправил Данила, – Теперь все зависит от следствия. Смогут ли они подтвердить способ убийства и найти мотив.
Это подтвердил и капитан Будко, когда мы подошли к нему, после того, как увели Суслова.
– Мы все возможное сделаем, – сказал капитан, – По крайней мере, предварительное следствие будет под моим руководством. А пока, Данилка, тебе нужно приглядывать за Иваном. Я мог бы его тоже увести, но боюсь камер у нас не хватит.
– Я все еще подозреваемый? – спросил я.
– Пока не будет точно доказана вина Суслова, да, – подтвердил Будко. – Тебе нельзя покидать Петербург, пока не завершится следствие.
– А сколько оно займет?
– Точно сказать нельзя. Может быть, месяц, но скорее всего, два.
– Два месяца?! Я скорее умру с голоду к тому времени.
И я рассказал им про свою сложную финансовую ситуацию.
– Выходит, моя оценка была не так далека от истины, – сказал Данила, – Бедный художник… Ну что ж, ты можешь пожить у меня, пока идет следствие. Мой последний сосед по квартире недавно съехал, так что одна из комнат свободна.
– Правда? Я бы рад, но мне нечем платить за жилье, – развел я руками.
– Пожалуй, выбора у тебя и нет, – вставил Будко, – Данилка найдет, чем тебя занять, уж не волнуйся.
С этими словами он отвернулся от нас и стал разгонять толпу. Представление действительно уже закончилось, а главным актерам пора было уходить со сцены. Хотя, скорее, кончился лишь первый акт. Меня так и не оправдали. Дамоклов меч все еще висел над головой.
Двор опустел. Ушла полиция, экскурсанты и жители медленно расходились по домам. Кто-то подходил к Даниле и о чем-то эмоционально с ним говорил. Многие панибратски закидывали ему руку на плечо. В тот момент я понял – Данила сделал нечто большее, чем просто спас меня. Он спас в тот момент и весь Толстовский дом. Мне на память пришли слова его, оброненные в момент разговора с капитаном. «Вы же знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом» – сказал он. К чему это было?
Лучи солнца уже не падали во двор, светя отблесками на воде канала из-за ворот. Закончив все разговоры, Данила наконец подошел ко мне.
– Представляю, какой у тебя был день, Иван, – сказал он, поправляя фуражку. – Все так резко переменилось в твоей жизни.
Я смотрел на его мундир, на фуражку, где блестела кокарда с занесенным мечом, и чувствовал, будто передо мной человек из другого времени. Возможно, даже из другого века. Кто же он был такой? И что сейчас только что случилось между ним и Сусловым? Вопросы роились у меня в голове, ложась на язык, и я уже готов был выпустить их на волю, но Данила меня опередил.
– Предполагаю, у тебя сейчас немало вопросов, – сказал он, – Раз уж наши судьбы оказались переплетены вместе, я думаю, тебе стоит кое-что узнать обо мне.
Он кивнул головой в сторону выхода на Фонтанку.
– Пойдем. Здесь недалеко есть кофейня с лучшим в Петербурге кофе. Там и поговорим.
Мы вышли на утопающую в закатных лучах мостовую и пошли в сторону Садовой. Так я познакомился с Данилой Соколиком.
Глава 2. Скандал в доме Романцевых
Одной из странностей Данилы Соколика было чрезмерное употребление кофе. В дни высокого умственного напряжения он мог выпить до 10 кружек!
– Ничто так не заставляет мозг работать, как отлично сваренный кофе, – говорил он.
Впрочем, пил он не всякий кофе. Если мы были в городе, он всегда заходил только в одну кофейню – «Кофе и кава». Она располагалась в тихом оазисе посреди шумной толкучки Сенного рынка. Туда мы и пришли после злосчастного дела Сергея Япончика.
Это было полутемное помещение, находившееся в подвале. Свет попадал внутрь из узких окон на уровне потолка, а также от круглых ламп, развешанных в середине зала. Струившийся от них теплый свет создавал атмосферу уюта над деревянными столами. Рядом с каждым из них стоял большой фикус, благодаря чему воздух в кофейне чувствовался свежим. Растения также были приятным контрастом с красными кирпичными стенами, которые наверняка достались хозяевам этого заведения от оригинальной постройки. Почти половину кофейни занимала огромная высокая стойка, за которой на многочисленных полках, уходивших до потолка, лежали нераскрытые пачки кофе. «Мадагаскар», «Бразилия», «Эфиопия» и другие названия были написано простым мелом на черной стене. Под ними на импровизированной кухне стояли всевозможные агрегаты по приготовлению кофе. Один из них, с завитой стеклянной трубкой, ведущей к колбе над горелкой, напоминал больше древние приспособления алхимиков. Другие выглядели менее внушительно, но не менее загадочно для меня.
– Это что? Разве кофе не готовят просто в турке на плите? Или там заваривают в кофемашине? – спросил я Данилу.
Он посмотрел на меня словно на дикаря.
– Мой друг, кофе – это поэзия, выраженная в химических процессах. Малейшая оплошность в процессе создании напитка, и весь стих кажется насквозь фальшивым. Впрочем, кофемашина здесь тоже имеется.
Пока Данила просвещал меня, из погруженной в полутьму части стойки вышла девушка. Она была одета весьма импозантно: короткие волосы были спрятаны под элегантной маленькой шляпкой, а наряд из белой рубашки и черного жилета венчала аккуратная бабочка.
– Привет, Данила, – сказала она с улыбкой. Причем не была эта улыбка той искусственной, какой встречают тебя в любых подобных заведениях. Это был знак приветствия старого друга.
– Здравствуй, Катенька, – сказал Данила и показал на меня, – Я привел к тебе неофита. Представь себе, он до сих пор не пил твой кофе!
Я представился. Катенька приветственно кивнула, потом спросила Данилу:
– Чего не пришел с утра? Новое расследование?
– Можно и так сказать, – ответил он. – Распутывал дело в нашем доме. И теперь нас с Иваном свела судьба на неопределенное время.
Девушка не стала выспрашивать у Данилы подробности – я отметил, что у нее есть чувство такта. Вместо этого она хлопнула в ладоши и сказала:
– У меня сегодня свежезаваренная Кения. Налью вам по чашечке, что скажете?
Данила энергично закивал, мне оставалось только вторить ему. Мы сели за стойку, Данила снял фуражку и положил ее перед собой. Он посмотрел на меня, ожидая вопросов. Я же не знал, с чего начать и прямо сказал:
– У меня слишком много вопросов!
– Понятно, ты же художник – творческая личность. Всегда сомневаешься. Ничего, подумай, потом спроси. Мы не спешим.
– Нет, дело не в этом. Я скорее пытаюсь сформулировать… Ладно, сначала я спрошу, кто был тот человек, который меня сегодня подставил? Марат Суслов, кто он?
– Он был экскурсовод вроде. Ты ведь и сам это знаешь.
– Но ведь он был не просто экскурсовод? Иначе зачем ему убивать Япончика и подставлять меня?
– А вот этого, мой друг, не знаю даже я. Я представил логичную теорию, как он совершил убийство, но его мотив остался для меня загадкой.
Я пристально посмотрел на Данилу.
– Знаешь, я прежде всего ценю в людях честность, – сказал я, – И у меня ощущение, что ты мне не договариваешь. Если нам с тобой жить вместе бог знает сколько времени, стоит хотя бы раскрыть карты.
– А что я не договариваю? – удивился он.
– Ты увидел его татуировку, эту, с человеком-псом, и сразу весь переменился. Что она значила? Только не говори, что ничего!
Краем глаза я увидел, как после моих слов Катенька быстро посмотрела в нашу сторону. Я повернулся к ней, но успел заметить лишь встревоженное выражение на лице перед тем, как она вернулась к приготовлению кофе. Данила рассмеялся.
– Ты мне нравишься, Иван, – сказал он, – У нас с тобой схожие принципы: я тоже ценю в людях честность. Но помимо этого на мне есть ответственность.
– Ответственность за что?
– За тебя, конечно. И поэтому я не могу сказать тебе, что значила эта татуировка.
– Но почему?! – взвился я. – Меня чуть не посадили на десять лет. Я имею право знать, кто был этот человек!
– Если ты узнаешь это, твоя жизнь станет гораздо более опасной. Ты этого хочешь?
– А разве сейчас я в комфорте и безопасности?
– Справедливо, – признал он. Подумал и добавил, – Давай условимся так: если по истечении срока следствия Суслов будет признан виновным, ты просто вернешься к себе и будешь жить счастливой жизнью, будто всего этого никогда не было.
Я горько усмехнулся. Счастливой жизнью он называл нищее прозябание без каких-либо просветов? Что тогда было альтернативой?
– Но если Суслову удастся выкрутиться, – продолжал Данила, – Тогда тебе придется окунуться в мрачную бездну истории этого города. Ты узнаешь истинное значение символа человека-пса. Договорились?
Он протянул мне ладонь.
– У меня ведь и выбора нет? – спросил я.
– Поверь мне, так будет лучше для нас обоих, – ответил он.
Я пожал руку, совершенно безо всякого желания ее пожимать. Перед нами приземлились два белых блюдца с чашечками кофе на них. Данила сразу нагнулся над своей чашкой, закрыл глаза и с блаженным видом втянул носом кофейный аромат. Я потянулся было к своей чашке, но Данила как раз в тот момент открыл глаза, увидел это и схватил меня за руку.
– Подожди! Если выпьешь сейчас, не почувствуешь ничего, кроме горечи. Дай чашке раскрыть себя.
– Чего? – нахмурился я, но руку убрал, – Ладно, пока мы ждем, я хотел бы задать еще вопрос. Что это за титул такой – искатель истины?
Катенька прыснула в кулачок.
– Видишь! – указывая на нее пальцем, сказал я, – Ей тоже смешно. Так кто ты такой?
– Искатель истины. Что тут непонятного? – ответил Данила.
– Это я так Данилу назвала в шутку, – объяснила бариста, – Он постоянно приходил ко мне, рассказывал про свои расследования. И ты знаешь его главный принцип, да?
Судя по тому, как наморщился мой лоб, она поняла, что не знаю.
– В любом расследовании его интересует только поиск истины. И вот он как-то спрашивает меня: «Катенька, люди не понимают, кто я. Детективом быть не хочу – тоска. Сыщиком противно». Вот я в шутку и сказала ему как-то: «Почему бы тебе не называть себя «искателем истины»? Он как загорелся!
– Это была прекрасная подсказка! – сказал Данила.
– Знаешь, как в аниме или фильмах про супергероев герой перед встречей со злодеем всегда проговаривает свой титул, – сказала Катенька, – Вот так я и посоветовала Даниле делать.
– Серьезно? – спросил я.
– Да, это наша с ней шутка, которая потихоньку стала моим титулом, – подтвердил Данила.
– Так ты супергерой, получается?
– Нет, заблуждений насчет своей значимости у меня нет. Немного самоиронии никому в жизни не помешает. Однако я уверяю тебя, расследования для меня – вовсе не шутка. Я всегда стараюсь помочь людям по мере сил, кем бы они ни были. И главный принцип для меня – стремление в любых обстоятельствах следовать правде. А теперь настало время насладиться чудесным кофе.
Он указал на чашки с остывшим напитком. Я отпил из чашки, пытаясь разобрать, что же такого он находит в этом кофе. А Данила смотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно я был подопытным кроликом в эксперименте. Я только пожал плечами: кофе как кофе. Моя реакция его страшно оскорбила.
– Как! – вскричал он, едва не рушась на пол со стула, – Как можно не чувствовать все богатство вкуса в этой чашке!
– Нет, нет, хороший кофе… – сказал я. Нужно было как минимум не оскорбить хозяйку заведения.
– Ты разве не чувствуешь всего многобразия цветов, красок и оттенков, что есть этот кофе?
И он повернулся к баристе, ожидая ее реакции. Катенька только пожала плечами, смеясь. Ей, похоже, было все равно, понравился мне ее кофе или нет.
Закончив с напитком, мы расплатились и вышли из кофейни. Уже было темно, и Данила предложил вернуться в Толстовский дом.
– Посмотришь свои новые апартаменты, – сказал он.
Мы поднялись теперь уже по парадной лестнице на третий этаж. Дверь в его квартиру – под номером 451 – была обычной деревянной и, в целом, ничем не отличавшейся от остальных на этаже. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть нечто экстравагантное. Данила отпер дверь, и мы вошли в темноту, разгоняемую только светом белой ночи из окна.
Щелкнул выключатель, и я увидел перед собой нечто, от чего захотелось резко развернуться и двинуться в обратную сторону. Прихожей здесь не было, ее роль играла комната, в которой мы с порога и оказались. И посреди нее на паркетном полу стоял человеческий манекен, словно повторявший позу какой-то известной античной статуи. Само по себе это не было так страшно. Пугал тот факт, что в грудь пластиковой модели был глубоко всажен клинок длинной сабли.
– Практикуешь? – спросил я, сам не понимая, к чему относился мой вопрос.
– О! Черт побери, забыл совсем убрать, – сказал Данила.
Он обхватил манекен, и осторожно неся его перед собой, убрал в соседнюю комнату. Я заглянул было туда, но Данила сразу вышел обратно, закрыв за собой дверь. Я успел только заметить шкафы, уставленные до потолка книгами и часть какого-то портрета.
– Там моя комната, – сказал он, – А ты будешь жить здесь.
И он обхватил руками комнату, в которой произошло убийство манекена. Назвать эту комнату аскетичной было бы преувеличением: это были буквально четыре стены, пол и потолок. А в центре этой жилой коробки располагалось окно. Сквозь пыльное стекло блистала огнями Фонтанка. Что ж, хотя бы вид скрашивал уныние антуража.
– А как… – попытался я сформулировать хотя бы базовую потребность в комфорте.
– Спать? Хм, это интересный вопрос. Видишь ли, до тебя здесь снимал комнату немецкий студент по обмену, и, когда он уезжал, то увез с собой все.
– Даже кровать?!
– Что тут сказать – немцы народ педантичный. Но у меня есть решение.
Он снова ушел в свою комнату. Раздался невообразимый грохот, за которым последовали скрипящие звуки. Данила вернулся, тужась и пыхтя. Он тащил за собой огромную раскладушку с торчавшими в разные стороны пружинами.
– Фух, наконец-то ты пригодилась, – сказал он, обрушив ее на пол у моих ног. В ответ на мой взгляд он объяснил, – Держал ее на балконе.
Раскладывать скрипучую старушку пришлось нам обоим – до того проржавели механизмы. Если бы кто-то попросил сравнить, на что это было похоже, то на ум бы пришел изощренный цирковой номер. К счастью, матрас и белье у Данилы тоже нашлись и, к счастью, в неплохом состоянии.
– Спокойной ночи, Иван! – пожелал он, уже дверь прикрывая в свою комнату. Но вдруг спохватился, – Ты обычно встаешь в 7 или в 8?
Я честно сказал, что в 12. Данила что-то прокрутил в уме, кивнул и захлопнул дверь. Когда я выключил свет и упал на матрас, мне было далеко не до сна. В голове крутился ворох мыслей, они толкались и перебивали друг друга. Яркий свет из окна отражался белым квадратом на стене и тоже мешал заснуть. Я смотрел на него и думал: «Кто он такой, Данила Соколик? Можно ли ему доверять?» Он явно не хотел, чтобы я видел его комнату, он почти ничего не рассказал о себе, он занимался странными делами. Но все же он спас меня сегодня по какой-то причине. Хотел он спасти меня или дом, в котором живет? Вот главный вопрос.
Вскоре я понял, что на все эти вопросы у меня нет ответа и я по-просту трачу время. Повернулся на бок и заснул. Утро наступило почти мгновенно: мне ничего не снилось. В квартире было тихо, только из открытого настежь окна доносился смех и разговоры прохожих да гудки проплывавших по каналу теплоходов. На часах было 12:30. Решив, что Данилы нет, я решил пока позавтракать.
Кухня была полной противоположностью комнате, в которой я провел ночь. Такое нагромождение вещей, наверно, бывает только у завзятых клептоманов. Здесь было большое окно, только свет задыхался в нагромождении самых разных штук, для описания которых у меня иногда не хватало слов.
На столе рядом с окном стояла деревянная доска, похожая на шахматную, на которой стояли белые и черные камушки. К стене над ней был кнопкой приколот лист бумаги с надписями: «Данила – 52, Поля – 40». На подоконнике лежал армейский бинокль, рядом с которым соседствовали не то африканские, не то южноамериканские погребальные маски. Рядом с холодильником стоял настоящий комплект из доспехов средневекового рыцаря. Я потянул ручку холодильника: на меня налетел едкий, почти тошнотворный запах от стоявших в ряд на дверце пробирок. Жидкость в них была красного цвета. Помимо этого, в холодильнике на полке стояли пластиковые контейнеры с прилепленным на них бумажным скотчем. На них стояли подписи черным маркером. Я пригляделся к одной: она гласила «Печень, 1 месяц». Дверца с грохотом закрылась.
Единственное, чего здесь не было – и я обнаружил это с большим разочарованием после получаса тщетных поисков – это еды. Часть стола занимали косые башни из коробок пиццы, в которых я нашел только недоеденные корки. Приколотые на стену флаеры с объявлениями о бесплатной доставке и разными промокодами от пиццерий и суши-ресторанов открывали для меня печальную правду: Данила ничего не готовил.
Со стороны моей комнаты донесся щелчок поворачивавшегося замка. Хлопнула дверь, и вскоре на кухне появился Данила. Он быстро дышал, вид у него был запыхавшимся, лицо – красным от прилившей крови. Я спросил его, куда он ходил с утра.
– Пробежка. Ничего так не бодрит и не придает сил, как бег по набережной в такое прекрасное утро. Не хочешь ко мне как-нибудь присоединиться? Только тебе придется изменить свой график и тоже вставать в 8 утра, как я.
– Не то, чтобы у меня был прямо график… – протянул я, – В целом, я не против.
– Отлично! Здоровый образ жизни обязателен для ясного мышления. Я рад, что в этом мы с тобой схожи.
Состояние кухни он никак не прокомментировал и ушел в свою комнату. Я решил, что просить у него еды будет унизительно – в конце концов, мы с ним даже не обсудили, на каких основаниях будет происходить наше совместное проживание. Я решил, что задам ему прямой вопрос, когда он снова появится из своего убежища. В этот момент мне на телефон пришло уведомление. Я пролистал его и тут же огласил на всю квартиру:
– Данила, нам Артемида пишет!
Щелчок – его дверь распахнулась. Заинтересованный взгляд.
– Артемида мне что-то написала, – повторил я, проглядывая уведомление на смартфоне. – Помнишь, девушка с экскурсии?
– Конечно. Ее трудно забыть. У тебя есть смартфон?
– Ну да, а что в этом удивительного? У тебя разве нет смартфона?
– Нет. А зачем он мне?
– Ты чего? Современная жизнь невозможна без приложений, без переписок. Как же «Инстаграм», «ТикТок», «Телеграм»?
Он нырнул обратно за дверь, а потом вернулся и показал мне черную кнопочную «Нокиа», выщербленную по краям за годы использования. Сказал, пожав плечами:
– Мне этого хватает. Я считаю лишним тратиться на смартфон. Но ты лучше скажи, что написала Артемида. Она хочет, чтобы мы помогли ей или это личное дело к тебе? Если последнее, я не буду вмешиваться.
Я быстро проглядел переписку.
– «Здравствуйте, Иван» – я принялся зачитывать вслух, – «Прошу извинить за то, что подозревала вас во вчерашнем убийстве. На меня нашла минутная слабость, вызванная всеобщим смущением. Но, как вы помните, я с самого начала верила в вашу невиновность. Надеюсь, вы на меня не злитесь за этот инцидент. Также я хотела бы вас попросить об одолжении. Точнее не вас, а человека по имени Данила, который раскрыл убийцу вчера. Насколько я понимаю, вы сейчас с ним живете вместе. У меня нет его контакта, поэтому я пишу вам. Так вот, я хотела бы, чтобы вы попросили его помочь мне в одном деле. Его детективные навыки очень впечатлили меня, и я надеюсь, он сможет разрешить мою ситуацию, которая, признаюсь, стала сейчас почти невыносимой. За его – и вашу, если вы придете – помощь я готова вас щедро отблагодарить. Не знаю, какие сейчас расценки у подобного рода услуг, но надеюсь, что сумма в пятьдесят тысяч рублей не будет скромной в отношении того дела, что я прошу. К сожалению, я не могу разгласить подробности – видите ли, оно слишком личное, чтобы доверять его переписке. Если Данила согласится, то я жду сегодня во второй половине дня в своей квартире на Петроградке». И дальше она пишет свой адрес.
Я закончил читать и взглянул на Данилу. На лице его читалось легкое раздражение.
– Сколько раз людям говорить, я не детектив! – взорвался он.
– Да ладно это! – сказал я, – Она хочет, чтобы мы что-то расследовали для нее! И она готова нам заплатить!
– Это определенно удачный поворот событий, – признал Данила, – Мне как раз скоро оплачивать аренду квартиры.
Он опять исчез в своей комнате и вскоре вернулся в мундире и фуражке, в которых я видел его вчера во дворе. Подойдя к входной двери, он обернулся на меня, словно что-то забыл.
– Можешь сказать номер Артемиды? Я позвоню ей, как буду подходить.
– Ты что, один пойдешь? – спросил я. – А как же я?
– Ты хочешь тоже пойти? Но зачем?
Не успел я ответить, как он сделал широкий кивок головой и картинно выставил вперед правую руку с отставленным вверх указательным пальцем.
– Я понял, в чем суть дела, – сказал он, – Ты думаешь, что тебе нужно тоже присутствовать, чтобы отработать аренду этой квартиры со своей стороны. И ты будешь пытаться помочь так, как посчитаешь нужным. Верно я говорю?
– Если ты не против…
– Мой друг, давай сразу проясним, что я не требую от тебя ни участвовать в моих расследованиях, ни как-то помогать финансово в оплате этих апартаментов. Ты волен делать в течение дня все, что тебе заблагорассудится. Я даже дам тебе копию ключей, чтобы ты мог сам приходить и уходить когда хочешь. Единственное – покупать еду и банные принадлежности для себя прошу тебя самого. Как я понимаю, ты уже видел, насколько пустынна в плане еды моя кухня.
– И с чего такая щедрость?
– Ведь мы так условились вчера. Пока идет дело над Сусловым, ты можешь жить у меня в квартире. Я взял на себя эту ответственность. Своего рода, я выполняю обещание, данное капитану Будко.
– Получается, я пленник.
– Можно и так сказать, – задумавшись, сказал Данила.
– Ну раз так, я хочу тебе помогать, а не сидеть тут сиднем, – сказал я, – Разве мои расспросы вчера не помогли нам докопаться до сути дела?
– Не особенно, – покачал головой Данила, – Ты скорее бегал за мной весь вечер, умоляя тебя спасти.
Как ни обидно было это признавать, он был прав. Я был для него практически бесполезен во вчерашнем расследовании. Тем не менее, во мне проснулась странная решимость и отступать я был не намерен.
– Возьми меня с собой, – сказал я, – Я буду стараться лучше. Я хочу помогать людям тоже.
Что-то изменилось в его взгляде после этих последних слов. Если до этого он выжидательно смотрел, когда же я закончу говорить, то теперь глаза его вспыхнули живым интересом.
– Ты хочешь помогать людям, – повторил он мои слова, – Я думал, ты был заинтересован в оплате жилья.
– И это тоже. Слушай, я не знаю твоей работы, но я хочу помогать, вот. Бесполезным не буду!
Уголки его губ слегка приподнялись.
– Хорошо, – сказал он, – Только предупреждаю, эта работа может быть опасной. Ты точно хочешь пойти со мной?
– Да и пусть опасная! Я ко всему готов.
Честно сказать, его слова меня только распалили. Данила открыл дверь, и мы вместе вышли в коридор. Вроде обычный коридор, а для меня это была самая настоящая неизвестность. Я еще сам не знал, на что подписывался, и куда меня заведет этот человек. Но почему-то мне хотелось пройти вместе с ним этот путь. Мы пошли к метро и сели на поезд к «Горьковской».
Девушка жила в двух шагах от Большого проспекта. Как и бывает обычно в домах в центре города, парадная и лестницы были в печальном состоянии, со следами настенной живописи проходимцев самого разного пошиба, однако стоило нам ступить за порог квартиры, мы словно перенеслись в другое место.
Это была классическая коммуналка-«расческа», с комнатами, отходившими в сторону от основного коридора. Ремонт в ней был просто роскошный: идеально выбеленные стены упирались в обрамленный лепниной потолок. В проходах стояли античные статуи, изображавшие известных персонажей греческой мифологии. Артемида радушно нас встретила, предложив еду и напитки. Мы вежливо отказались, однако она все равно принесла нам по стакану воды.
Девушка пригласила нас в одну из комнат, пожалуй, самую просторную в квартире. В углу возвышалась старинная печь, так характерная для доходных домов того времени. Люстра распустившимся цветком из хрусталя занимала большую часть пространства потолка. У просторного окна с деревянными рамами (скорее всего, даже родными!) стоял невысокий стол с ножками-пиками. На столе были гипсовые бюсты в разной стадии готовности. На некоторых проявлялись черты лица, другие были бесформенными заготовками. Рядом с бюстами лежали инструменты. Из учебы в «вышке» я знал некоторые из них – например, стеки и штихели. Остальные выглядели для меня чуждо, но я понимал – передо мной набор настоящего скульптора.
– Это вы сами… – начал было я вопрос, но меня вдруг перебил Данила:
– Нет, ее жених – скульптор.
Он тоже склонился над столом, внимательно рассматривая инструменты.
– Откуда вы знаете? – удивилась Артемида.
– Ваши руки, – пожал плечами Данила, словно описывал какую-то банальность, – Одного взгляда на нежную кожу ваших ладоней достаточно, чтобы понять – вы ни разу даже не касались этих инструментов. Кольца у вас на пальце нет, но вы бы не позволили кому попало расставлять здесь античные бюсты. Из чего можно заключить, что их сделал, скорее всего, ваш жених.
– Действительно, – кивнула Артемида.
Вид ее был чуть ошеломленный, но также заинтересованный. Изящным движением руки она указала на два венских стула, что стояли посередине комнаты.
– Прошу, садитесь, – сказала девушка.
Сама она села напротив нас. Сегодня на ней было розовое платье с изображениями цветков астр. Волосы были убраны в хвостик, скромно лежавший на плече. Она начала было говорить, но ей помешал собачий лай, раздавшийся из входа в комнату.
– Орфик! – воскликнула Артемида, выбрасывая вперед руки, словно встречала только начинавшего идти младенца, – Ну как же, забыли о тебе!
Перебирая короткими лапами, к девушке подбежал маленький пятнистый бигль. Внезапно он остановился в метре от хозяйки, повернул к нам мордочку и громко залаял, сопровождая каждый «ваф-ваф!» протяжным воем. Артемида подхватила собаку на ручки и стала ласкать, приговаривая:
– Ну чего ты? Это друзья – Данила и Иван. Невежливо на них лаять.
Успокоенный поглаживаниями девушки, пес присмирел.
– Извините за это вторжение, – сказала она, – Орф боится оставаться один, но тут он увидел незнакомых людей. Боится чужаков, вот и залаял.
– Ничего страшного. Зато у вас есть защитник, – улыбнулся Данила.
– Это точно, – посмеялась девушка. – Но давайте перейдем к делу. Не хочу отнимать у вас много времени.
Она вдруг замялась, рука ее скользнула к краешку платья, она быстро стала перебирать его пальцами. Это продолжалось практически минуту. Данила за это время и бровью не повел: сидел, сложив руки на коленях, словно школьник на своем любимом предмете.
– Вы верно заметили, Данила, – наконец, сказала она, – У меня есть жених. Его зовут Аполлон. Мы должны были пожениться неделю назад. Но в день свадьбы он… он не пришел.
Край платья сжался в комок, оказавшись в плену ее кулачка.
– В течение дня от него не было никаких вестей. Он не отвечал на телефон, от него не было сообщений. Он словно исчез с лица земли. Я чуть с ума не сошла от безумных мыслей. Я обзвонила его знакомых и родных. Их у него было немного, да и большинство – в других городах. Однако никто ничего не знал о его исчезновении.
Уголок ее одеяния натянулся, грозя вот-вот надорвать изысканную ткань.
– Почему я не обратилась в полицию, а к вам… Несколько дней назад в почтовом ящике в конверте я обнаружила вот это.
Она встала со стула, заставив Орфа спрыгнуть на пол, подошла к нам и показала смятый листок. Данила взял его в руки, разгладил, и перед нашими глазами предстала размашистая надпись от руки:
