Антон Волков
Искатель истины Данила Соколик
– Тут сложно объяснить… В этом музее есть перегородка. За ней находится проектор, который показывал фильм. А мы сидели по ту сторону перегородки и смотрели на экран. Марат Вениаминович был как раз за нами, рассказывая историю дома.
– А когда фильм закончился, вы все пошли во двор?
– Да. И увидели плачущую Артемиду и вас в хватке Тарзана. Дальше вы знаете.
– Вы вернулись тем же путем?
– Да, тем же. Спустились по великолепной лестнице, я еще сделал пару снимков в парадной. Прошли через набережную обратно во двор.
– И с вами ведь все время была еще Илона Василькова, верно?
– Была, была! – подтвердила Радеева, – Только она молчала все время. Думала о своем о чем-то.
Я задумался. Получается, у четверых участников экскурсии было железное алиби. Суслов, Радеева, Баритонов и Василькова – все в момент смерти Сергея находились в музее Толстовского дома и попасть в дворницкую не могли. Когда вернулся Данила, я передал ему показания. К моему недоумению, он воскликнул:
– Прекрасно! Все почти сходится!
– Что сходится? – спросил я, – У четверых из группы алиби. Остальные тоже вроде как непричастны. Убийца, наверно, все-таки не из группы был.
– Мой друг, ты разве забыл, что сам мне сказал? – спросил Данила тоном разочарованного экзаменатора, что принимает зачет у студента, – «Компромат – у одного из экскурсантов» – так гласило сообщение, если я не ошибаюсь?
– Да, но это могла быть ложь! – воскликнул я. На меня вдруг накатило отчаяние. Это убийство теперь выглядело донельзя непонятным и запутанным. Я уже не был так уверен, что Данила раскроет правду. Вдруг он действительно был просто самоуверенным паяцем, как его и описывал Клыгин?
– Нет, – покачал головой мой спутник, – Все указывает на то, что убийца действительно был членом экскурсионной группы. Я удивлен, что ты сам этого еще не понял. И все представленные доказательства указывают всего на одного человека.
– И кого же?
Вместо ответа Данила спросил:
– Скажи мне, зачем уже мертвое тело ударили ножом?
– Чтобы подставить меня, понятно!
– Если так, то ударить его ножом мог только сам убийца. И если убийца не ты… Кто еще знал, где лежит нож?
Бывают такие мысли – а скорее не мысли, а откровения даже – которые буквально шилом пронзают мозг, быстро доносят то, что так долго варилось в недоступных областях нашего серого вещества. После слов Данилы меня пронзило как раз такое откровение. Ну конечно, это мог быть только он!
– Но как?! – тут же воскликнул я.
– Я пока не готов ответить на этот вопрос, – уклонился Данила, – Осталась всего пара штрихов.
Он нетерпеливо взглянул на часы.
– Поспешим в музей, где были Суслов и трое других экскурсантов. Не в твоих интересах терять время.
– А уже время? – фальцетом спросил я.
– Осталось десять минут из отпущенного капитаном часа.
Не дожидаясь моего ответа, он поспешил, как ни странно, к дворницкой. Когда Данила поднимался к двери, за которой лежало тело, я окликнул его:
– Но здесь же нет выхода на этаж!
– Кто тебе сказал? – нахмурился он.
– Суслов. Он сказал, что здесь нет выхода на лестничную площадку. Можно попасть только по черной лестнице на крышу.
– Отнюдь, – покачал головой Данила, – Здесь есть выходы на каждый из этажей.
Мы быстро, чуть не бегом, поднялись на четвертый этаж. Данила буквально летел по ступеням, тогда как я выбился из сил на третьем пролете. Либо у него была прекрасная физическая подготовка, либо мое голодное существование, наконец, стало отражаться на моем бренном теле. Когда, шумно захватывая ртом воздух, я ступил на лестничную площадку, Данила уже стоял у окна. Рама была снята, из голого проема воздух с шумом вырывался во внутренний двор. Справа у стены стояли части рамы – заплесневелые доски с облупленной краской по краям.
– Отсюда упало окно, так грандиозно переполошив моих соседей, – сказал Данила, когда я подошел. – Совет двора намеревался заменить эти окна, но рабочие пока успели только снять рамы с них.
Я выглянул в проем. Действительно, прямо под нами, внизу на асфальте лежали разбитые в щепки части рамы и куски стекла.
– И кто его уронил, как думаешь? – спросил я.
– Уронил? Его сбросили. Ты ведь сам рассказывал про страшный шум во дворе, когда она упала. Если не ошибаюсь, звук падения предварял также безумный крик, верно? Давай-ка проверим…
При последних словах в глазах его появилось озорное выражение, как у ребенка, который придумал интересную шалость и ему не терпелось ее воплотить. Данила сорвал с головы фуражку, высунулся по пояс из окна, так что ступни едва не оторвались от пола, и огласил двор истошным воплем. Я зажал уши – до того громким было это неожиданное напряжение голосовых связок. Только закончился его крик, как раздались звуки распахиваемых окон – совсем как тогда, во время убийства. Кто испуганный, кто раздраженный – люди высматривали источник крика.
– Все в порядке! – прокричал Данила, махая рукой из проема, – Прошу прощения!
– Что ты там творишь, Соколик?!
Последний возглас донесся снизу, где из нахлынувшей на крик толпы людей на нас взирало искаженное недовольством лицо Клыгина.
– Всего лишь эксперимент! – ответил ему Данила и, отойдя от проема, сказал в мою сторону, – Люди меня заметили, как видишь. Однако если бы, вместо того, чтобы остаться у окна, я сразу побежал вниз, в дворницкую, источник шума установить было невозможно.
– И как раз на том этаже, что музей, – заметил я, – Как удобно!
Данила кивнул. Мы вышли с лестничной клетки на этаж, где располагались квартиры жильцов. Музей тоже располагался в одной из квартир в конце коридора с видом на Фонтанку. Дверь была закрыта, но у Данилы оказался ключ.
– Перед тобой – один из основателей этого музея, – объяснил он, приглашая меня внутрь.
Музей состоял из прихожей и двух больших комнат. Первая комната была посвящена прошлому дома. Возле стен стояли старинные предметы утвари, от утюгов до чайников, а стены украшали портреты видных жильцов дома. В одном из углов были выложены кирпичи с выбитыми на них фамилиями и именами. На двух самых верхних было выбито «Эдуард» и «Хиль».
Данила, не задерживаясь, прошел во вторую комнату. Я вошел за ним и некоторое время потерянно озирался, нигде не находя своего спутника. В центре комнаты стоял стол, к которому были приставлены стулья в несколько рядов один за другим. Прямо перед столом, у стены, висела белая простыня, которая играла роль экрана для проектора. Я вспомнил, как Радеева и Баритонов рассказывали, что Суслов показывал им здесь фильм. В комнате царила полутьма – окна с правой стороны были завешены черной драпировкой. С левой стороны черные шторы были отдернуты. За окном открывался прекрасный вид на Фонтанку. Я подошел к окну, из которого открывался вид на канал, обрамленный, с одной стороны, мостом Ломоносова, а с другой – Аничковым.
– Тебя не смущает, что эта часть окна не закрыта? – спросил Данила, явившийся будто из ниоткуда.
– Где ты был? – спросил я.
Данила показал на едва заметную перегородку слева от входа в комнату. Это была небольшая импровизированная шторка, цветом не отличимая от обоев на стене.
– Там стоит проектор, – сказал Данила, – И еще там мусорка, в которой я нашел вот это.
Он разжал ладонь, и я увидел пару смятых одноразовых перчаток. Такие используют горничные для уборки номеров в отелях. В паре мест у пальцев перчатки были надорваны, будто владелец снимал их в спешке.
– Я так полагаю, уборщиц здесь нет.
Данила покачал головой.
– Мусор выносят обычно те, кто проводят здесь экскурсии. Другими словами, основатели музея.
– Получается, Суслов тоже основатель? Это он здесь показывал экскурсантам фильм.
– Нет. Правительство Петербурга попросило нас одолжить им ключ на время экскурсии. Совет Дома одобрил, хотя я был одним из воздержавшихся.
– А что насчет окна? – спросил я.
– Радеева, Баритонов и Василькова смотрели здесь фильм в полной темноте, при полностью завешенной драпировке. Я знаю это наверняка, потому что даже при одном незанавешенном окне количество света в дневном время таково, что различить на экране решительно ничего нельзя.
– Тогда кто его отдернул?
– Мы ответим на этот вопрос, когда зададим себе другой – «Зачем его отдернули»? – ответил Данила, – Вспомни показания Артемиды.
– Она звонила в скорую, стоя на набережной. Что в этом такого?
– Да, – кивнул он, – И что она видела?
– Голубя… – я начал прозревать, – Ты думаешь, он вылетел из этого окна?
– Именно. Только не голубь, а нечто неодушевленное. Например, телефон. Я не знаю, сравнимы ли последние модели «Айфона» сейчас с голубями?
– Вполне.
Вдруг хлопнула входная дверь. Ровный стук ботинок по полу предварял явление оперуполномоченного Клыгина. Как вестник рока, высокий и сумрачный, он стал в проходе, загораживая мне путь к свободе. Вздернув левую руку, он показал на циферблат часов.
– Время, Соколик, – проследовали холодные слова. – Или ты говоришь что-то внятное или я его забираю.
Данила поправил фуражку. На душе у меня было мрачно. Успел ли он понять, как все в точности произошло? Кто и как убил Япончика до удара ножом? У нас больше не было времени на расследование! Данила должен был предложить ясное объснение событий полиции и назвать убийцу. Наверняка, от него потребовали бы доказательств. Да впрочем, даже если бы он не доказал мою невиновность, я был благодарен ему уже за то, что он вступился. Но стоило мне так подумать, как его следующие слова повергли меня в еще большее изумление.
– Соберите всю экскурсионную группу во дворе, включая Суслова. Я назову вам убийцу и расскажу в точности, как произошло убийство.
Клыгин издал короткий смешок. Смерил Данилу снисходительным взглядом.
– Надеюсь, у тебя есть чем подкрепить такие слова, – сказал он, – Если ничего не докажешь, сядешь на сутки за помеху аресту. Мне все равно, что там капитан говорит. Ты меня уже достал, Соколик.
После этих слов Клыгин схватил меня за руку, завел ладонь за спину и нацепил наручники. С силой толкнул меня в проход, словно я уже был арестован. Я бросил быстрый взгляд на Данилу. Лицо его было спокойным, а в глазах читалась решимость.
Клыгин протолкал меня вниз по лестнице к самому выходу из дворницкой. Полиция привела всех экскурсантов и Суслова, и они стали перед нами в ряд. Подошел и капитан Будко. За руку он вел маленькую девочку – я предположил, что это была его дочь. Длинные светлые волосы были сплетены в длинную косичку, спадавшую за спиной, а одета она была в традиционный для школьников костюм. Девочка с любопытством озиралась по сторонам, хотя во взгляде ее читалось некоторое напряжение.
– Капитан, вы уверены, что стоит приводить Полину на… такое? – спросил своего начальника Клыгин.
– На какое? Полька знает, где я работаю, с чем дела имею. Уже не впервой. Да и Данилку увидеть хотела.
И действительно – только он появился из дверей дворницкой, как девочка издала радостный возглас и стрелой метнулась в его сторону.
– Дядя Даня! Дядя Даня! – восклицала она, хватая его за торс так, будто хотела приклеиться.
– И я тебя рад видеть, Полина, – ответил он с доброй усмешкой.
– Я там новую джосеки придумала, давай сегодня посмотрим! – прокричала она.
В ряду экскурсантов кто-то тихо прокашлялся.
– Я прошу прощения, что прерываю эту, без сомнения, трогательную сцену. Но позвольте узнать, зачем нас здесь сейчас собрали?
Говорил Суслов. В его сущности будто что-то изменилось: он больше не выглядел тщедушным государственным сотрудником, как он представлялся мне в начале экскурсии. Речь стала более твердой, а тон – нетерпеливым. Он стоял, скрестив руки, с расправленными вперед плечами, хмуро взирая на полицейских. Посмотрел на часы, дополнил:
– Я уже час назад должен был вернуться в управление. Мне казалось, здесь все ясно, убийца был уже схвачен…
– Подозреваемый, – поправил его Будко. – Да, я прошу прощения, что мы отнимаем у вас время. Но наша работа – находить виновных.
– Ведь уже понятно, кто виновный, – процедил Суслов, сверля меня взглядом.
– Почему понятно?
Спрашивал уже Данила. Он вышел перед нами, все участники экскурсии теперь смотрели на него. Я огляделся по сторонам: в лучах заходящего солнца отражались десятки раскрытых окон, люди с интересом выглядывали наружу, ожидая, что же он скажет. Казалось, что Данила был на импровизированный сцене, готовый исполнять смертельный танец. И это действительно был танец – логики и дедукции. А от его мастерства зависела вся моя жизнь.
Он начал так:
– Это правда, что подозреваемый Иван Федоров очень хорошо подходит на роль преступника. Очевидно, бедный студент, который делал вид, что пытается заработать на жизнь рисунками портретов в ходе этой экскурсии, на самом деле вынашивал план по убийству строительного магната.
Если это и был сарказм, то хорошо замаскированный. Артемида прижала пальцы к губам, сдерживая смешок.
– Факты указывают именно на это, – продолжал Данила, – Он был наедине с жертвой и знал, где лежит нож. Никого, кроме Ивана и Сергея, больше не было в дворницкой в тот момент. Шейдаков и Романцева это подтвердили. Однако именно поэтому Иван наверняка этого не делал. Этот молодой человек не производит впечатление глупца. А только глупец совершил бы это преступление таким образом, чтобы сразу попасться.
Можно сказать, что он просто не успел сбежать и был схвачен с поличным. Но однозначно обвинить Ивана мешают несколько обстоятельств. Во-первых, известно, что он не все время был наедине с жертвой. В какой-то момент, когда они с Япончиком были внутри, во двор с грохотом обрушилась рама с четвертого этажа. Иван выбежал на шум, посмотреть, что случилось. Я верно говорю?
Он обращался уже к жителям дома – тем, что обступили нас, взяв в кольцо, и тем, что смотрели из окон. Сотни голосов слились в унисон, дружно подтверждая его слова. А ведь действительно – все они тогда высунулись на шум, чтобы посмотреть, что случилось! Внезапно этот факт сыграл мне на руку.
– Во-вторых, – продолжал Данила, – Не только Иван знал о том, где лежит нож.
Он обернулся ко мне и задал вопрос:
– Можешь ли напомнить нам, кто попросил тебя спрятать нож в дворницкой?
Я пошевелил губами, но слова не шли. Это был Рубикон, который мой мозг еще не был готов перейти. «Не говори! Не говори!» – отзывалось в голове. Но почему? Я ведь уже понял, что сделать это мог только он. Я боялся последствий? Возможно. Скажи я сейчас его имя, это будет означать фактически обвинение. Но если он действительно это сделал, то у меня не должно быть сомнений! И все-таки что-то меня смущало. Возможно то, что мы оба с Данилой понимали, что удар ножом был лишь прикрытием. Сможет ли Данила открыть потайное дно в этом деле? Мне оставалось только довериться ему, когда я, неожиданным для себя высоким голосом, произнес:
– Наш экскурсовод, Марат Суслов.
И только я это сказал, как на него со всех сторон устремились удивленные взгляды. Люди в окнах и вокруг нас стали шептаться. Остальные экскурсанты неловко переступали с ноги на ногу, бросая опасливые взгляды в сторону Суслова. Конечно, все поняли, что значили мои слова. Понял и Суслов. Он резко рассмеялся и бросил:
– Послушайте, это уже на грани. Я не собираюсь участвовать в этом фарсе, особенно учитывая подобные инсинуации.
– В чем дело? – спросил Данила, – Я всего лишь уточнил две вещи, в результате чего мы установили два факта. Подозреваемый отлучался с места преступления, а кроме него, местоположение ножа знали только вы. Разве не так?
– Капитан… как вас там? – обратился Суслов к капитану Будко, – Почему мы должны слушать домыслы этого доморощенного детектива? Полиция настолько некомпетентна, что поручает расследования преступлений гражданским?
– Отнюдь, – возразил тот, – В компетенции Данилы я не сомневаюсь, хотя в полиции он не состоит, это верно.
В последней фразе мне явно послышалась досада. Тем временем капитан продолжал:
– Мы лишь выслушиваем его точку зрения на происходящее, основанную на фактах и логике. Скажем так, альтернативное мнение – он мог увидеть то, что мы пропустили. Поэтому прошу вас уделить десять минут своего времени. Заранее благодарю.
Несмотря на смягчающие слова, тон капитана был непоколебим. Он не тушевался перед государственным служащим: очевидно, статус Суслова в его глазах ничего не значил. Экскурсовод же молчал. Лицо его стало будто каменным. Если его и терзали сейчас волнения, то он делал все возможное, чтобы этого не показывать. Нехотя, он произнес:
– Ну что ж, давайте послушаем вашу точку зрения.
– Пока это лишь гипотеза, но у нее есть сильные основания, – продолжил Данила, – Действительно, единственным человеком, который мог пронзить сердце Сергея Япончика, были вы – Марат Суслов. После того, как вы оставили Ивана, Тарзана, Артемиду и Сергея, вы с другими экскурсантами пошли в музей через вход со стороны набережной. Там вы включили фильм об истории Толстовского дома. В начале показа вы зашли за перегородку – без этого невозможно включить фильм. Именно это обстоятельство позволило вам отлучиться во время показа. Будучи увлечены фильмом, экскурсанты думали, что вы все это время были с ними. Чтобы эта иллюзия поддерживалась, вы включили запись – возможно на своем телефоне – с заранее записанной речью. Показания Рады Радеевой подтверждают это: запись на телефоне не могла ответить на ее вопрос.
Данила помахал перед собой перчатками, что мы нашли в музее.
– Вы надели перчатки, чтобы не оставить нигде отпечатков пальцев. Затем вышли на черную лестницу и издали громкий крик из окна четвертого этажа, после чего сбросили вниз оконную раму. Вашим намерением было привлечь внимание всех, кто был в тот момент в дворницкой. И это действительно сработало – внизу был только Иван, и он сразу же выбежал на шум. Вы же тем временем сбежали вниз по черной лестнице, достали нож из-под мольбертов – вы знали, что Иван положил его именно туда – и всадили его в грудь несчастного.
Но это не все. У жертвы также был телефон с инкриминирующим вас сообщением. Чтобы полиция не увидела его, вы забрали телефон с места преступления и вернулись так же по черной лестнице обратно в музей. Перчатки вы выбросили в мусорку, где мы их и нашли. Но оставалось еще избавиться от телефона. Когда фильм закончился, вы попросили экскурсантов собраться снаружи. Как только комната опустела, вы отдернули одну из занавесок, открыли окно и выбросили телефон в Фонтанку. Именно летящий телефон Артемида Романцева спутала с голубем – она в тот момент как раз вызывала скорую с набережной. Закончив с избавлением от улик, вы вернулись к группе и спустились вместе к выходу на набережной, а оттуда – к дворницкой. Оставалось только сыграть удивление, когда Артемида и Тарзан сообщили вам об убийстве.
Данила закончил, и по всему двору воцарилась тишина. Люди ожидали реакции Суслова, а он стоял со все тем же каменным лицом. Я нутром чувствовал – что-то было не так. Что это только первый акт представления, в котором еще непонятно, кто главное действующее лицо. И продолжение не заставило себя ждать.
– Это было весьма занимательно, – разогнал тишину Суслов, – А теперь позвольте разнести вдребезги эти ваши полусвязные догадки.
Выбросив руки в воздух, он вышел вперед и огласил двор неожиданно громким и сильным голосом:
– Так называемый детектив без роду без племени пытается обвинить меня в убийстве. Позвольте сразу сказать, что у меня есть алиби.
Он указал на Тихона Баритонова.
– Тихон Владимирович видел, как я показывал экскурсантам фильм в музее на четвертом этаже. Он сидел рядом со мной и помогал настраивать проектор. Должен сказать, в технической части я мало силен. Так что мне нужна была его помощь.
С нарастающим в груди, как пламя, гневом я наблюдал, как Тихон Баритонов кивнул и сказал:
– Да, я был с ним все это время за перегородкой. Могу посвидетельствовать, что Марат Вениаминович никуда не выходил.
– Не может быть! – вскричал даже не я, а вот этот пламенный гнев во мне, – Вы сами мне говорили, что не видели его своими глазами!
– Тогда я неверно вас понял, – хладнокровно сказал Баритонов, – Во время фильма я был за перегородкой вместе с Маратом Вениаминовичем, помогал ему запускать фильм.
– Рада, Илона, вы его видели? – спросил я женщин.
– Я не видела, где Тихон Владимирович сидел, – задумчиво ответила Илона, – Он вроде за спиной у нас был весь фильм.
Глаза Рады метались от Суслова в мою сторону, словно она выбирала, чью точку зрения поддержать. Последний ее взгляд в моем направлении был из-под нахмуренных бровей. И тогда она уверенно объявила:
– Точно не видела. Тихон Владимирович был с Маратом Вениаминовичем. Уж ему-то я верю.
– А мне? – обреченно спросил я.
Мой вопрос потонул в рассерженном возгласе Суслова:
– Я думаю, теперь все очевидно! Уважаемый капитан, вы потратили мое время на выслушивание инфантильных фантазий о том, как я кого-то убил. Я нахожу это весьма оскорбительным. Не думайте, что вам это сойдет с рук.
К моему великому разочарованию, и капитан, и Данила молчали. Последний склонил голову, и я даже не видел его лица. Туз в рукаве у Суслова – хотя и насквозь жульнический – по всей видимости обескуражил обоих. Неужели, неужели ничего нельзя было сделать?! Вот так легко и просто с помощью подставного свидетеля он заслужил себе алиби? А я отправляюсь за решетку на 10 лет?
– Я так и знал, что время зря потратили, – пробормотал за моей спиной Клыгин, – Еще и капитана подставили.
Он потянул было за наручники, но тут гнетущую тишину двора нарушил голос Данилы:
– Если можно, последний вопрос, Марат Вениаминович.
Экскурсовод уже пересекал двор, всем своим видом показывая, что для него допрос уже закончен. Услышав реплику Данилы, он остановился – прямо напротив него.
– Что, еще больше порождений воспаленного детективными романами ума? – с презрительной ухмылкой спросил он.
– Нет, сейчас я бы хотел узнать ваше предположение. Раз подозрение с вас снято благодаря алиби, то, как по-вашему подозреваемый смог справиться с жертвой? Если мы сравним их физическую конституцию, различие налицо. Голодающий студент-художник против практически бойца тяжелого веса. Как ему это удалось?
Суслов пожал плечами:
– Понятия не имею. У этого Япончика большого пальца не было. Слышал, болгаркой отрубило на стройке. Не мог в полную силу драться.
Эти слова имели поразительный эффект на Данилу. До того опущенная голова его взметнулась вверх, и я увидел на его лице едва скрываемую улыбку. Была это не дружелюбная улыбка, нет, она была по-хорошему безумной! Такая улыбка появляется у людей, когда их переполняет энергия от хороших новостей или удачного для них поворота событий. Только я увидел эту улыбку, как понял – что бы ни сказал сейчас Суслов, из хватки Данилы он уже не выберется.
– Как вы сказали, он лишился пальца? – четко, почти по слогам, спросил он.
– Болгаркой отрубило, сказал же, – нахмурился Суслов.
– Откуда вы узнали это? Нам вы сказали, что первый раз видели погибшего, так что знать от него это не могли.
– Да он сам мне сказал… во время экскурсии.
Глаза Суслова заметались из стороны в сторону, поза перестала быть уверенной.
– Правда? И экскурсанты могут это подтвердить?
Данила взглянул в их сторону, ожидая ответа.
– Я не помню такого, – покачала головой Артемида, – Сергей говорил только в начале экскурсии, и то больше грозился кого-то убить. А потом просто молча ходил за всей группой. Ни с кем точно не разговаривал.
– Да, я тоже не помню, чтобы вы с ним о таком говорили, – вторила Илона, – Он вообще про свою рану никому не говорил.
Вслед за ней кивнули и все остальные. У Суслова на лице появилось разъяренное выражение.
– Да какая разница, что там с его пальцем было! Значит я придумал это!
Данила покачал головой и показал в мою сторону.
– Нет, вы совершенно верно назвали причину. Это подтвердит Иван – только ему Сергей рассказал о том, как он лишился пальца.
Я кивнул, пока еще не понимая, к чему он ведет.
– Болгарка или что там – неважно! – вскричал Суслов, – К делу здесь отношения нет.
– Напротив, тот факт, что вы знаете это, меняет все дело. Видите ли, ранее я рассказывал вам не о том, как вы его убили. Я рассказывал вам о том, как вы имитировали убийство. С целью подставить Ивана, вне сомнений. Настоящее убийство произошло гораздо, гораздо раньше.
Толпа издала дружный удивленный возглас. А через него пробился неожиданно высокий, почти пронзительный голос Илоны Васильковой:
– Вы имеете в виду – когда ему было плохо?
– Именно, – кивнул Данила и теперь уже обратился к ней. – Вы врач, видели его симптомы. На что это было похоже?
– Если честно, это было похоже на сердечный приступ.
После этих слов она прижала руки к груди, а взгляд устремила в землю. Язык жестов выдавал в ней чувство вины – наверняка она корила себя за то, что не отнеслась серьезнее к его состоянию.
– Почему вы так подумали? – спросил Данила.
– Я видела, что ему не хватает воздуха. Это верный признак.
– Так теперь ты будешь навешивать на меня его сердечный приступ?! – рявкнул Суслов в сторону Данилы, – То, что у него было не в порядке со здоровьем, ко мне не относится.
Я вдруг услышал, как позади меня кто-то громко извинялся. Я обернулся: сквозь толпу жителей дома протискивалась молодая женщина. Она была в длинном медицинском халате, а в одной руке держала пакет с пробиркой. Когда она приблизилась к нам, я подумал, что она только что пробежала марафон: грудь быстро поднималась и опускалась в аккомпанемент частому дыханию, лицо все раскраснелось, а длинные светлые волосы разметались по измятому халату.
– Лера, ты что тут делаешь? – спросил у девушки Клыгин.
– Да вот, Даня попросил глянуть, что в воде этой было.
Она потрясла пакетиком с пробиркой. Клыгин был вне себя.
– Я тебе сколько раз говорил – ты не его лакей. Ты судмедэксперт по нашим внутренним делам.
– Но он сказал, это относится к делу! – оправдывалась Лера, – Сказал, что надо быстрее, а то осудят невиновного. Даня!
Она помахала рукой из толпы. Данила был в тот момент в самом разгаре словесного поединка с Сусловым, но, увидев девушку, тут же отвлекся и подошел к ней.
– Держи, – сказала она, протянув ему пакет, – Ты был прав, это не просто вода. Намешали хлорид тубокурарина столько, будто слона усыпить хотели. Даже не думала, что когда-нибудь такое увижу в лаборатории. Мы же в Петербурге живем, а не в джунглях.
– Прекрасная работа, Лера, благодарю, – кивнул Данила.
Он опять повернулся к Суслову и показал ему пробирку с водой.
– И что это? – спросил тот. Ненависти в интонации он уже не скрывал.
– Это доказательство, что у жертвы не было сердечного приступа.
– Ну слава Богу, – с облегчением выдохнула Илона.
– В этой пробирке вода с растворенным в ней алкалоидом, – продолжал Данила, – В незначительных количествах он используется для расслабления мышц. В больших – как здесь – он ведет к параличу и смерти. Более известное название этого вещества – кураре.
– Что, как у индейцев? – спросил Тихомиров.
Суслов истерично расхохотался.
– Сейчас ты будешь доказывать, что Сергея убили аборигены из Африки?! – сквозь натужный смех спросил он.
– Нет, – парировал Данила, – Жидкость в этой пробирке попала сюда из бутылки с водой. Вашей бутылки с водой. Помните, как я тогда позаимствовал у вас ее? Мне нужен был образец жидкости для анализа, и я не видел другого способа его забрать.
– Ты совсем ополоумел? – снова помрачнел Суслов. В его голосе появились угрожающие нотки, – Все видели, как я пил из этой бутылки. Будь там это твое кураре, я бы сам отравился!
– В этом нет ничего удивительного. Напротив, тот факт, что вы спокойно пили воду, натолкнул меня на мысль, что в ней может быть кураре. Видите ли, главное отличие этого яда от всех остальных – он попадает в организм жертвы только через внешнюю рану, например, царапину на коже. При употреблении внутрь яд совершенно безвреден. Именно поэтому аборигены из Африки, которых вы упомянули, спокойно ели мясо убитых таким образом животных.
– Интересная теория, – включился в разговор капитан Будко, – Но как эту воду использовали для отравления жертвы?
– У Сергея, как мы уже знаем, была серьезная рана на одной из ладоней – отрублен палец. Поскольку он лишился пальца вчера – и по какой-то причине не ходил зашивать рану к хирургу – из нее еще сочилась кровь. По рассказам свидетелей, он напал на Марата Суслова в начале экскурсии, из-за чего рана начала кровоточить из-под наскоро наложенных бинтов. Илона вызвалась перемотать рану, но для этого ее надо было промыть от крови. Она использовала бутылочку с водой, которую предложил ей Суслов. Я все верно рассказываю?
Он обернулся к Илоне. Женщину было не узнать. На лице ее застыло выражение удивления и одновременно ужаса – без сомнений, после того, как она поняла подноготный смысл данилиных слов. Какое-то время она молчала, а затем устремила взгляд в сторону Суслова. Следующие слова ее были словно иглы, которые она стремилась загнать ему под кожу:
– Как вы могли? Из-за вас я стала убийцей!
– Нет-нет, дорогая Илона, вы не убийца. Вы даже не знали, что Сергей появится на экскурсии в тот день. Однако Марат Вениаминович прекрасно это знал. Это подтверждает его специфическое знание о том, как жертва была ранена. Знание, которое он мог получить либо лично, либо от того, кто наблюдал за жертвой. За день до экскурсии – я предполагаю вечером вчерашнего дня – он отправил Сергею сообщение о компромате. Это сообщение очень разволновало последнего, вынудив прийти на экскурсию с ножом. С самого начала Сергей разыскивал того, кто угрожал ему в сообщении. Самым логичным подозреваемым был как раз экскурсовод, и именно на Марата Суслова он сначала и набросился.
Однако физические усилия привели к кровотечению из раны. Господин Суслов предвидел это, равно как и то, что на экскурсии появится врач. Илона бросилась перематывать повязку, а ему лишь оставалось предложить сполоснуть кровь водой из своей бутылочки. После этого смерть Сергея была вопросом времени. Смею предположить также, что в момент удара ножом он все еще был жив. Дело в том, что смерть от кураре наступает по причине отказы мускулатуры. Мышцы перестают управлять легкими, и человек буквально задыхается. Когда он упал на пол перед Иваном и перестал говорить, он, скорее всего, был еще в сознании.
Таким образом, удар ножом служил двум целям: убедиться, что жертва мертва, а также навести подозрение на единственного человека, который тогда был в дворницкой – Ивана.
Это был финальный coup-de-grace Данилы. Кто-то сзади присвистнул. Я обернулся – капитан Будко снял фуражку и обтер ладонью крупные капли пота со лба.
– Я полагаю, вскрытие покажет, насколько верны твои заключения, Данила. Если причиной смерти окажется кураре, то сомнений уже не останется. К сожалению, вы, Марат Вениаминович, становитесь главным подозреваемым в убийстве. Оперуполномоченный Клыгин, прошу…
