Антон Волков
Искатель истины Данила Соколик
Увидев это, я в ужасе застыл. Кто мог сюда попасть, когда меня не было? Тарзан? Артемида? Но они не могли! Кто-то другой? Но я не успел никак усмирить поток бешеных мыслей, потому что сзади мне на плечо легла могучая ладонь. Я обернулся – это был Тарзан. Он смотрел на меня со смесью недоверия и презрения. Позади него стояла Артемида. Глаза ее были широко распахнуты, а зрачки прикованы к мертвому телу. Руки она так плотно прижала к губам, что ее пальцы побелели.
– Я не делал этого! – закричал я что было сил.
Но Тарзан уже крепко захватил меня, скрутив руки за спиной. Действительно, какой вывод они могли сделать, вернувшись сюда и застав меня над телом? Я знал, где лежал нож, я остался наедине с Сергеем. Логично было заключить, что виновник этой зловещей картины – я.
– Иван, это ведь не вы? – звенящим, высоким голосом спросила Артемида. – Я не верю, что это вы!
– Я ведь сказал, что не я! – прокричал я, – Я даже не знаю, кто он такой!
И вдруг я вспомнил про телефон.
– У него телефон… у него был телефон! – вскричал я.
Но телефона на полу больше не было. Он загадочным образом исчез. Наверняка его забрал убийца. Больше было некому. Вполне возможно, тот, кто оставил сообщение. В мою голову с неизбежной ясностью пришло понимание – меня подставили. Подставили мастерски и безупречно. И от этого у меня в груди начало зреть другое чувство. Чувство ярости.
– Пустите меня! – вскричал я, – Слушай ты, король обезьян! Я свободный человек, у тебя нет доказательств!
Но Тарзан еще крепче стянул мне руки, сколь бы крепко я ни трепыхался. Он повел меня к выходу из дворницкой. Артемида тем временем позвала всю группу и спешно рассказала им о произошедшем, показывая в мою сторону. Но хуже того – на нас смотрели жители дома, которые припали к окнам после случая с упавшей рамой. Они смотрели и думали – что-то случилось во дворе, и я, стоявший со сведенными за спиной руками, наверняка был в этом виновен.
Подбежал Суслов, заглянул в дворницкую, вышел оттуда белый как мел. Запинающимся голосом сказал мне:
– Как вы… могли?
– Да не я это! Я могу все рассказать как было!
Однако даже выслушав мой сбивчивый рассказ, экскурсовод лишь пожал плечами и сказал:
– Я вызываю полицию. Сами понимаете, Иван, дело серьезное. Человек умер на экскурсии…
У меня сердце ушло в пятки после этих слов. Если придет полиция, то будут ли они вообще что-либо серьезно расследовать? Как ни крути, все улики были против меня. У них будут свидетели – Тарзан и Артемида, которые видели меня у тела в последний момент. Отпечатки на ноже! Там могут быть отпечатки убийцы! Но сразу как только мне пришла эта мысль, я с горечью осознал, что, кто бы ни задумал столь дьявольский план, наверняка позаботился о том, чтобы его отпечатки не остались на ноже. А последним брал его я…
Экскурсанты или не смотрели в мою сторону, или бросали на меня редкие взгляды, полные недоверия и страха. Никто не поверил моей версии событий. Артемида так разволновалась, что упала в обморок: ее приводила в чувство Илона Василькова. Кто-то выразил желание уйти, но Суслов не позволил. «Для проформы должны присутствовать все, кто был на экскурсии», – сказал он.
Полиция появилась быстро. В накрахмаленной бледно-голубой рубашке, с записной книжкой в руке, высокий и статный, передо мной появился сотрудник уголовного розыска. Он сразу вцепился в меня взглядом, затем изучающе осмотрел остальных. Только потом представился:
– Оперуполномоченный Сергей Клыгин.
Суслов показал, где произошло убийство, и Клыгин быстро прошел в дворницкую. После этого он быстро опросил каждого, и, как я и ожидал, пришел к неутешительному для меня выводу. Впрочем, никакого вывода я не услышал. Клыгин просто подошел, отнял меня из захвата Шейдакова и защелкнул наручники за спиной.
– Да вы же ничего не расследовали! – возмутился я.
– Факты очевидны, – холодно сказал он.
– Ничего не очевидно! – упирался я, – Вы меня слушали?! Я же рассказал, как было.
– У нас есть два свидетеля, которые видели вас у тела. Остальные экскурсанты в этом моменты были в другом месте. Только вы знали, где лежал нож. Мне еще что-то добавлять?
Все шло именно так, как я себе представлял – меня собирались бросить в тюрьму без суда и следствия. В последнем отчаянном рывке я быстро развернулся и закричал на весь двор, так, чтобы услышали все, кто сейчас смотрел на нас из окон:
– Я невиновен! Я невиновен!
Не знаю, к кому я взывал – может, к господу Богу. Было наивно полагать, что кто-то вдруг придет мне на помощь, если даже участники экскурсии проявили полную безучастность к моей судьбе. Позади меня раздался низкий глухой голос:
– Прапорщик Клыгин.
Я обернулся. Со стороны выхода к Фонтанке к нам шел еще один полицейский. Сразу чувствовалось, что рангом он повыше Клыгина. Он шел неспешно и даже грузно – в походке его было что-то основательное. По комплекции он был полной противоположностью Клыгина: крупный и приземистый, с круглым лицом и огромным носом. На голове у него красовалась полицейская фуражка, а на плечах сидели погоны с четырьмя звездами.
– Добрый день, капитан Будко! – вскричал Клыгин и вытянулся в струнку, воткнув ладонь в висок.
– Что в позу стал? – нахмурился капитан, подходя к нам вплотную, – А это кто? Чего в наручниках?
– Подозреваемый…
– Подозреваемый, но не преступник, – покачал головой Будко, подкуривая папиросу. Затянулся, закашлялся, выдохнул дым, – Что случилось? Расскажи суть.
Клыгин рассказал. Будко почесал щеку и поправил головной убор.
– Я бы не сказал, что все очевидно, – пробормотал он, – Какой у пацана мотив-то?
– Именно! – вскричал я. Капитан нравился мне все больше и больше.
– Мотив узнаем в участке, – не очень уверенно сказал Клыгин.
– Кто-то хотел его убить! – выпалил я, – Он показывал мне сообщение в телефоне. Кто-то из экскурсантов пригласил его сюда, угрожая компроматом.
– А где этот телефон? – спросил Будко.
– Да пропал!
– Вот видите, – пожал плечами Клыгин, – Пытается выкрутиться.
Будко шумно вздохнул. Он о чем-то сосредоточенно думал. Клыгин, тем временем, вел себя странно. Он осторожно озирался по сторонам, будто ждал неприятной встречи.
– Значит так, – наконец промолвил Будко, – Отвези его в участок, так и быть. Но без меня это дело не расследуй. Не нравится оно мне…
– Это потому что он здесь живет?
«Он»? Клыгин сказал это почти с ненавистью.
– Не только, – покачал головой Будко, – Позже расскажу. Надо выяснить еще, кем был убитый. Запиши данные всех из группы. Они все тоже пока подозреваемые. Я Польку из детского сада заберу и сразу в участок.
Для меня забрезжил луч надежды. Хотя бы этот капитан сомневался в моей вине. Но все равно перспективы были мрачными. Денег на адвоката у меня не было, а сам защищаться в суде я не умел. Сколько там за убийство? Десять лет? Еще месяц назад я выпускался из ВШНИ, полный надежд и мечтаний, а теперь моя жизнь летела откос. Провести молодость в тюрьме! И по чьей вине?! Я даже не знал, кто и почему так жестоко поступил со мной!
Но только Клыгин подтолкнул меня в спину, как в событиях этого дня произошел новый неожиданный поворот. И, пожалуй, самый главный из всех.
Только мы подошли к арке, как сверху на асфальт посыпались мелкие камешки. Что-то коротко зашумело, и не успели мы поднять головы, как прямо перед нами приземлилась чья-то фигура. По инерции он опустился на колено – спрыгивал с балкона, видать, безумец! Затем медленно распрямился, одновременно поднимая правую руку. Коснулся двумя пальцами козырька черной фуражки на голове, бросил на Клыгина стремительный взгляд и выстрелил в его сторону указательным пальцем. Сказал спокойным, но гласным и уверенным голосом:
– Сними наручники.
Мы все застыли, пораженные его эффектным появлением. Да и внешний вид у него был необычный. Как я уже сказал, на голове у него была черная фуражка, только не полицейская, а с укороченной тульей. С околыша смотрела кокарда с изображением занесенного меча. Одет он был в самый настоящий мундир: со стоячим воротником и без всяких украшений и кантов. Мундир не был запахнут – еще бы, в такую жару – и я видел, что он застегивается не на пуговицы, а по-просту на крючки. Мундир выглядел старым и слегка поношенным, но в то же время было заметно, что владелец тщательно за ним следит. Под мундиром виднелась простая белая рубашка.
Несмотря на возраст мундира, владелец его оказался молодым человеком – я бы дал ему столько же лет, сколько и мне, может, чуть старше. Он держался статно и уверенно, и именно это поражало! Я сразу задумался, кто же он такой – вот так эффектно приземлился перед полицией да еще указывает им. Позади себя я услышал, как что-то громко заскрежетало. Это были зубы Клыгина. Я обернулся – лицо его надулось, как красный воздушный шар.
– Соколик! – выплюнул он, будто выпуская пар, – Я так и знал, что без тебя не обойдется!
Наш таинственный персонаж слегка поднял уголки губ и скрестил руки на груди.
– А как иначе, – сказал он, – Убийство? В моем доме? Я это не могу так оставить.
– Прыгай обратно, циркач – огрызнулся Клыгин, – Я уже все сделал. Вот этот парнишка его убил, вопросов нет!
– Парнишка убил, – повторил он слова Клыгина, – Вы тоже так думаете, капитан Будко? Думаете, этот бедолага с испуганным, словно у кролика, выражением на лице мог кого-то убить?
Как у кролика?! Тут уже чуть не взорвался я. Он явно не стеснялся в выражениях. Будко тем временем начал новую сигарету. Попыхивая папиросой, произнес сквозь зубы:
– Есть у меня сомнения…
– Если у вас есть сомнения, мы должны искать правду до конца, – сказал незнакомец.
По какой-то причине, слова его имели вес перед капитаном.
– Я знаю, у тебя тут личный интерес, Данилка, – скребя подбородок, сказал Будко.
– Именно. Вы знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом.
– Знаю. Но и поручить расследование гражданскому мы не можем.
– Вот так! Слышал? – воскликнул Клыгин, – Вот и не мешай на проходе!
– Погоди, – осадил его Будко и снова обратился к парню в мундире, – Данилка, твое мнение будет важно в этой ситуации.
– Что?! – Клыгин прокричал таким тоном, будто его предал самый дорогой человек на свете.
Папироса после щелчка отлетела точно в мусорку, а Будко взглянул на часы на руке.
– Значит так. Я сейчас еду забирать Польку из школы. У тебя есть час времени, чтобы докопаться до правды этого дела. Договорились?
Тот усмехнулся и прикрыл глаза.
– Часа вполне хватит.
Вполне хватит?! Это уже было на грани заносчивости! Даже я, уповавший на его помощь, чуть не воскликнул «Да не успеешь ты!». С другой стороны, выбирать мне не приходилось. Клыгин намеревался упечь меня за решетку. Я готов был ухватиться хотя бы за этого странного Соколика.
– Но у меня есть пара условий, – продолжил он.
– А ты не зазнался, условия диктовать будешь? – заклокотал Клыгин.
– В рамках разумного, Данилка, – сказал Будко.
– Во-первых, подозреваемый – Иван, правильно? – будет со мной.
– Это почему?
– Он обнаружил тело, поэтому его показания имеют большую важность. Кроме того, раз он главный подозреваемый, то и держать его я хотел бы как можно ближе к себе. На случай, если надумает убежать.
– Держать его – моя работа, – парировал Клыгин.
– Нет, мой сумрачный друг, твоя работа – не спускать глаз с экскурсионной группы, а также не допускать посторонних на место преступления.
– Да я их уже отпустил!
– Весьма поспешно. Вероятность того, что кто-то из этой группы и есть настоящий убийца, ненулевая.
– Капитан, я не буду его слушать! – взорвался Клыгин, – Кто он вообще такой!
– Час. Вытерпи Данилку всего час, – пробормотал Будко, – Мне пора, скоро уроки в школе закончатся.
С этими словами он пошел к воротам, давая понять, что разговор окончен.
– Отпусти бедолагу, – сказал парень в мундире.
Даже стоя спиной к Клыгину, я ощутил пламя его ненавистного взгляда, адресованного человеку перед собой. Щелкнули наручники, и я с радостью почувствовал свободу в запястьях.
– Теперь оцепи место преступления. Что мне, говорить как делать твою работу? Я же всего только гражданский.
Клыгин резко развернулся и пошел к дворницкой. Я с нескрываемой радостью обратился к своему спасителю:
– Даже и не знаю, как отблагодарить. Хоть ты мне поверил…
– Ерунда, – отмахнулся он, – По тебе видно, что ты этого не делал. Растрепанная, залитая краской, рубашка, эта безумная прическа – ты студент художественного вуза. Творческая личность, как говорится. Такие люди неспособны на убийство в принципе. Как там говорилось у классика? «Гений и злодейство несовместимы», кажется. Хотя ты, наверно, и не гений, но на злодейство тоже вряд ли способен.
Я не знал теперь, благодарить его или нет, особенно после того, как он усомнился в моих художественных навыках. Хотя, будем честны, гением живописи я правда не был. Тут я спохватился, что еще не представился.
– Иван Федоров, – сказал, открывая навстречу ладонь.
– Хм, и имя у тебя тоже скучное, – пробормотал он.
Каков наглец! Но все-таки он представился в ответ.
– Меня зовут Данила Соколик. Я живу в Толстовском доме.
– Это было трудно не заметить. Эффектное появление.
– А, это… – он махнул рукой, – Да, пришлось смотать веревку из подручной простыни. Совет двора меня, наверно, убьет за то, что ногами упирался в фасад, когда прыгал.
Я взглянул наверх. С балкона четвертого этажа действительно свисала импровизированная веревка из белой простыни. Я не успел оценить высоту, с которой ему пришлось прыгать, потому что на плечо опустилась ладонь:
– Мой друг, архитектура этого двора, без сомнения, прекрасна и достойна пристального внимания. Но сейчас нам нужно отправиться на место убийства. Если ты, конечно, не хочешь снова оказаться на марше у Клыгина.
Я, конечно, не хотел, и вместе с Данилой мы пошли обратно в дворницкую. Когда проходили мимо экскурсионной группы, ко мне подошел Суслов.
– Объясните, что тут происходит, – сказал он раздраженным тоном, – Нас вроде отпустили, а теперь сказали стоять, не двигаться с места. И вас же арестовали?
– Мы проводим расследование, – сказал я как можно более важным тоном.
Он так опешил, что его усы подпрыгнули к щекам.
– Но вы же…
– Я невиновен, – продекларировал я с железной уверенностью, – И Данила Соколик это докажет.
Бог знает, почему я был так уверен в нем, что это сказал. Тем временем, Данила позвал меня из дворницкой.
– Мы к вам выйдем скоро… – уверил я Суслова, – За показаниями.
– За чем, за чем? – Суслов, казалось, аж побелел от моей наглости.
Я в два прыжка оказался наверху лестницы. Внутри дворницкой все оставалось неизменным, только теперь во всем помещении стоял запах запекшейся крови. Данила присел на корточки, ухватил обеими руками лицо погибшего и повернул к себе. Только сделав это, он громко присвистнул.
– Вот так-так. Ты его узнаешь? – спросил он меня.
– Первый раз вижу.
– А ведь это известный человек, – сказал Данила, поднимаясь на ноги, – По крайней мере, в последнее время он был на хорошем слуху. Так, что даже я видел его фотографии в новостях. Это не кто иной, как король Кудрово – Серега Япончик. Или, как его зовут в полиции – король откатов.
– А кто такой этот Сергей Япончик? – спросил я.
– Самый главный застройщик спального района Кудрово, – ответил Данила, – Строил в том числе загородные элитные дома для госслужащих. Долгое время шли слухи, что он получал заказы через откаты, но доказательств не было.
После этих слов у меня в голове словно ярко вспыхнула лампочка.
– Так вот, наверно, что это был за компромат! – воскликнул я.
И я рассказал, как Япончик в последние минуты перед смертью показывал мне сообщение на телефоне.
– Компромат – у одного из экскурсантов… – повторил за мной Данила, – Ты уверен, что сообщение было именно таким?
– Более-менее, да.
Данила вдруг переменил тему. Взгляд его обратился к ножу в груди убитого.
– Кстати, что это за кинжал? – спросил Данила, вглядываясь в рукоять, – Необычная гравировка.
– Это его личный был, – сказал я. – Он нам угрожал сначала этим ножом, но Тарзан его выбил. Потом Суслов, экскурсовод группы, сказал мне поднять его и принести сюда.
– А куда ты его положил?
– Да вот, под свои мольберты, чтоб никто случайно не нашел.
– И Суслов был с тобой?
– Да, он и открыл дворницкую. Но я вот, что хочу сказать важное – он умер еще до того, как в него всадили нож.
Данила нахмурился.
– Если он умер до того, как его ударили ножом, зачем его вообще били ножом? – спросил он.
– Да я вот и сам этого не понимаю! Тут одна загадка на другой.
– И как он умер тогда, Иван? – спросил Данила.
– Я не совсем правильно выразился – он не умер, а умирал на моих глазах.
Я рассказал про все ухудшающееся состояние жертвы во время экскурсии и описал его смерть.
– Когда он упал на пол, у него все еще был пульс, хотя говорить он уже не мог.
– А потом? Его ведь ударили ножом не в твоем присутствии? Почему ты вышел из дворницкой?
Я рассказал об упавшей раме и безумном крике, огласившем двор. Данила некоторое время стоял в задумчивости. Затем кивнул в направлении жертвы.
– А когда ему отрубили палец на ладони? Полагаю, не во время экскурсии?
– Нет. Он его вчера случайно сам отрубил болгаркой.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам мне рассказал. Мы пришли на экскурсию раньше всех.
– А эта рана открывалась во время экскурсии? Бинты выглядят свежими.
– Да. Он напал на Суслова, нашего экскурсовода, и рана закровоточила. Илона Василькова – женщина-врач из группы – меняла ему повязку.
Данила какое-то время обдумывал мои слова, а затем щелкнул пальцами, словно ему пришло что-то на ум, и сказал:
– Есть всего два возможных объяснения его смерти. Одно из них маловероятно. Но мне нужно больше информации. Скорей – нам нужно спешить!
В этот момент я был поражен его взглядом. Вид у него вдруг стал какой-то нечеловеческий: как у хищного животного – ястреба или волка, почуявшего запах крови. Но прошла секунда, и на лице снова было спокойное выражение, хотя и все равно с какой-то манией в глазах. Он быстрым шагом покинул дворницкую. Когда мы спускались, я не вытерпел и спросил:
– Ты сыщик или следователь получается?
Он быстро оглянулся, лицо его выражало огромное презрение.
– Нет ничего более вульгарного, чем слово «сыщик», а от «частного детектива» веет дешевым чтивом. Я лишь искатель истины, не более того.
Не более того?! Как ни крути, а он все-таки умел придать себе значимость. Но в то же время его слова не выглядели просто позерством. Когда он загорался вот так, его энергетика заряжала энтузиазмом окружающих. Уверенность Данилы и его стремление узнать правду передались и мне – через его слова и поступки.
Клыгин обносил вход в дворницкую сигнальной лентой, чтобы за нее не проходили пытливые жильцы, которых набралось уже немалое количество. Участники экскурсии стояли ближе к входу под аркой, и их ограждали от любопытных уже сотрудники полиции. Мы спустились по лестнице и направились к ним, пробираясь через толпу. Полиция пропустила нас за живое ограждение, и мы начали опрашивать экскурсантов. Все – кроме Артемиды – смотрели на меня косо, в глазах читался невысказанный вопрос: «Почему его не арестовали?». Впрочем, они охотно отвечали на вопросы – видно, подумали, что Данила относится к полиции.
Первым он начал опрашивать Илону Василькову:
– Скажите, пожалуйста, это вы меняли повязку умершему?
Она слабо кивнула. Глаза ее были широко раскрыты, а на лице было выражение тревоги.
– Полагаю, перекиси ни у кого не было. Чем в таком случае вы обрабатывали рану?
– Да просто водой.
– А откуда была вода?
– Да я уже не помню… Марат Вениаминович дал свою бутылочку, как мне кажется.
– Бутылочку? С питьевой водой?
– Да. Больше ни у кого ничего не было тогда.
– А вы сами видели, как он пил из этой бутылочки?
– Что за странный вопрос? Конечно, видела. Я и сама из нее пила.
– Благодарю.
Но только Данила собрался отходить от Илоны, как она ухватила его за рукав.
– Ему было очень плохо, – заговорила она вдруг, – Я это видела, но ничего не сделала!
– Вы думаете, он умер не от ножа в сердце?
– Я не знаю, – она покачала головой, – Но я точно видела, что с ним что-то не в порядке. Будто ему не хватало воздуха, и он вот-вот задохнется. Я хорошо знаю эти симптомы, в реанимации работала. Лицо было синее, да и одышка сильная.
Теперь уже Данила взял ее за руку.
– Уважаемая Илона, прошу вас не корить себя. Вы уже очень много делаете, помогая этому расследованию. Ваши показания сейчас были бесценными.
– Я очень надеюсь на это.
Данила отвернулся от нее. В его взгляде было что-то странное. На мгновение я увидел в его глазах страх, потом злость – словно его одна за другой обуревали разные эмоции. Впрочем, это длилось всего мгновение, вскоре он уже с невозмутимым выражением подходил к свидетелям убийства. Точнее, тем, кто застал меня над телом – Тарзану и Артемиде.
– Мне сказали, вы не разговариваете, – обратился Данила к Тарзану.
Тот в ответ скрестил руки-бревна на груди, презрительно посмотрев на нас сверху вниз.
– Похоже, он все еще думает, что это я его убил, – сказал я Даниле.
– Да не убивали вы его, – всплеснула руками Артемида, – Я ему который раз говорила, что вы невиновны.
Она держала в руке пластиковый стаканчик и судорожно пила из него воду в перерывах между фразами.
– А почему вы так думаете? – спросил Данила.
– Так ведь ты тоже так думаешь! – вскричал я, – Что за сомнения?
– Не пойми меня неправильно. Во время расследования мы должны проверить все гипотезы.
– Да потому что это слишком очевидно! – воскликнула Артемида. – Разве неясно? Он остался один с этим Сергеем, тогда как мы убежали – я за помощью, Тарзан – за водой. Сразу было понятно, что если Сергея убьют, это может быть только Иван!
– Возможно, Иван просто не успел спрятаться с места преступления после того, как коварно всадил нож в сердце своего злейшего врага. А на самом деле он хотел подставить вас двоих, – сказал Данила.
– Об этом я не подумала… – задумчиво сказала Артемида, подперев подбородок кулачком, – Вот теперь я уже не так уверена.
Тарзан закивал головой и ударил кулаком одной руки о ладонь другой. Идея Данилы, очевидно, понравилась и ему.
– Да что ты говоришь! Я думал, ты на моей стороне, – протянул я.
– Мой друг, если я и на чьей стороне, то только на стороне правды, – ответил Данила, – А правду не так легко запятнать наспех собранными догадками.
– А вот теперь переубедите меня, что это не он! – воскликнула Артемида. – Я уже ему не верю.
– Нож, – сказал Данила. – Кто-нибудь из вас знал, где лежал нож, которым ударили Сергея?
– Я не знала, – покачала головой Артемида.
Тарзан покачал вслед за ней.
– Причина, по которой подозрение так выгодно падает на несчастного Ивана, кроется именно в том, что он знал, где лежит орудие преступления. Поскольку сам его положил под мольберты. И, как вы сами только что сказали, это делает его слишком очевидным подозреваемым. Можно сказать, подсадной уткой.
Артемида захлопала в ладоши и аж засветилась от радости.
– Точно, точно! Иван, вы снова невиновны!
– Но мы немного ушли в сторону, – сказал Данила, – Я подошел к вам не рассказывать о своих выводах, а послушать вас. Вы, уважаемая Артемида, ходили звать скорую, а вы, Тарзан – за водой. Насколько успешны были ваши предприятия?
Тарзан поднял полупустую пластиковую бутылку с водой.
– Воду я уже почти всю сама выпила, – сказала Артемида, потрясая уже пустым стаканчиком, – А скорую я вызвала, но без толку. Когда они приехали, уже нужно было вызывать полицию, что мы и сделали.
– А почему вы выходили вызывать скорую на набережную Фонтанки?
– Потому что связи не было в дворницкой. Да и во дворе тоже плохо ловило.
– Есть свидетели, которые видели вас там, где вы говорите?
– Вы думаете, я вру?! – воскликнула Артемида, – Да спросите хоть охранника в будке у ворот. Он меня видел! Да еще люди по набережной ходили, видели меня, только их искать надо. Тарзана видели в «Дикси», где он воду покупал.
– Нет, конечно, я не думаю, что вы врете, – улыбнулся Данила, – А за время, что вы там были, никто не выходил из ворот?
– Наверняка много людей выходило. Это ведь жилой дом, я, если честно не следила, – покачала головой Артемида.
Она вдруг нахмурила взгляд и подняла палец вверх, будто вспомнила что-то важное.
– Из окна дома вылетела птица! – воскликнула она.
– Птица? – переспросил я.
Данила промолчал, но сощурил взгляд.
– А может и не птица, – тут же сдала назад девушка, – В общем, я думаю, что-то выпорхнуло из окна одной из квартир Толстовского дома. Я подумала, что кто-то голубей разводит.
– Проясните, – попросил Данила, – Вы совершенно четко видели голубя, который вылетал из окна квартиры?
– Скорее, нет. Я заметила краем глаза, как что-то пролетело из дома в сторону Фонтанки.
– И вы решили, что это был голубь?
– А почему бы и нет? – тон Артемиды был почти вызывающим, – Это прекрасные птицы, и я уверена, что их здесь кто-то разводит. Это вполне мог быть голубь.
– Спасибо, Артемида. Это были очень важные показания, – сказал Данила, – А теперь, если позволите, могу попросить ваш стаканчик?
– Стаканчик? А зачем? Я из него пила уже, он грязный.
– Я не привередливый.
Озадаченная Артемида отдала ему стаканчик.
– И правда, зачем тебе стаканчик? – спросил я Данилу, когда мы отошли от девушки и великана.
– Долго объяснять. Скажем так, хочу проверить одну теорию.
Сказав так, он подошел к Суслову. Экскурсовод как раз в этот момент достал свою бутылочку с водой и хотел к ней приложиться.
– Позвольте, – сказал вдруг Данила и резким жестом вырвал бутылочку у него из руки.
– Что вы себе позволяете?! – вскричал Суслов, онемевший от такой наглости. Он нахмурился, но вместе с тем я заметил, как на лбу его сразу выступили капельки пота. Хотя вечер был уже далеко не таким жарким.
Данила сделал небольшой глоток, запрокинул голову и стал громко полоскать горло. Вскоре булькающие звуки закончились, и он с шумом опорожнил содержимое глотки в стаканчик, позаимствованный у Артемиды.
– Правила этикета, – с улыбкой объяснил он свое поведение, – Не хочется плевать на асфальт этого прекрасного двора.
Суслов быстро протянул руку и вырвал бутылку назад. Потянулся он было и к стаканчику, но Данила отвел руку.
– Благодарю, но я сам вылью эту воду, – сказал он.
– Да я ничего… – стал было оправдываться тот. Казалось, будто его застали за каким-то общественно порицаемым действием.
– Как вас зовут? – спросил Данила как ни в чем ни бывало.
– Марат Вениаминович Суслов, – ответил экскурсовод. Он жадно приложился к бутылке и выпил то, что оставалось на самом донышке. Однако бутылку не выкинул, а бросил себе в сумку.
– И давно вы занимаетесь экскурсиями? Признаться, я никогда не видел вас на экскурсиях по этому дому.
– Недавно. Я работаю в управлении культуры нашего города. «Петербург для народа» – отличный проект, вот я и вызвался стать экскурсоводом-волонтером.
– Я встречался со всеми вашими предшественниками. И все они писали на меня доносы в управление.
– До меня доходили слухи о неком молодом человеке, который пытался мешать экскурсиям… Так это были вы?
– Мешать экскурсиям?! – вскричал Данила, – Эти экскурсоводы даже не знали общеизвестных фактов об этом доме. Но даже не это главное. Все они пытались лезть в жизнь честных жильцов. Рассказывали, как ужасно, что государство здесь ничего не контролирует.
– Так вы здесь живете? В таком случае, я не обязан отчитываться перед гражданским. У меня было впечатление, что вы из полиции. Как вас вообще допустили к расследованию?
В последней фразе слышались раздраженные нотки.
– Всего один вопрос, прежде чем вы от меня закроетесь, – прервал его Данила, – Вы знали погибшего?
– Нет. Первый раз видел его.
На этом Суслов замолчал. Демонстративно повернулся к нам вполоборота, скрестив руки на груди.
– Но дайте нам хотя бы показания! – вскричал я.
– Бесполезно, – покачал головой Данила и потянул меня в сторону. – Займемся лучше другим. Я тебе сейчас дам задание, а сам отлучусь ненадолго.
– Какое задание?
– Опроси оставшихся двух свидетелей. Надо понять, что они делали вместе с Сусловым во время убийства. А мне надо вот от этого избавиться.
И он помахал у меня перед носом стаканчиком с водой, которой полоскал горло.
– Как это может быть важнее показаний свидетелей?! – выпалил я, – Да вылей просто!
Но Данила уже растворился в толпе, окружавшей экскурсионную группу. Ничего не оставалось, как подойти к Баритонову и Радеевой.
– Ужас, ужас! – причитала она, – Да когда нас уже отпустят, когда отпустят?
– Не нервничайте, – старался приободрить ее мужчина, – Постоим еще чуть-чуть, и отпустят.
Увидев меня, Радеева бесцеремонно выставила вперед указательный палец.
– Вы! Вас же взяли! Это ведь вы его убили! А теперь…
– Никого я не убивал, – стараясь спрятать раздражение в голосе, сказал я. – Расскажите мне, куда вас повел Суслов, когда мы с Артемидой и Тарзаном остались с Сергеем.
– Можно ему говорить, как думаете? – с опаской спросила Рада Тихона.
– Я был бы осторожен, – ответил Тихон, – Хотя раз вас отпустили, то может вы и невиновны.
– Пока не отпустили, – покачал я головой, – Поэтому мы с Данилой Соколиком ищем доказательства моей невиновности!
– С каким-каким соколом? – переспросила Рада, – Что вы мелете-то?
– Неважно! Так где вы были, расскажите, пожалуйста?
– Тут тайны никакой нет, – сказал Баритонов, – Мы были в музее истории Толстовского дома. Уважаемый Марат Вениаминович повел нас через прекрасную парадную со стороны набережной. Мы поднялись на четвертый этаж, где находится музей. Оттуда прекрасный вид на набережную, к слову сказать.
– Именно! – воскликнула Радеева, – Я оторваться от этого вида не могла. Но Суслов нас чего-то поторапливал места занять.
– Да, он выключил свет и включил нам фильм. Сам в это время стал рассказывать историю дома на фоне.
– Рассказывал он сам? – с сомнением спросила Рада.
– А кто ж еще? Кроме нас троих там ведь никого не было.
– Мне казалось, там запись шла.
– Почему это вам так казалось? – чуть не сердито спросил ее Баритонов.
– Ну я ему вопрос задала, помните, а он не ответил. Все бубонил и бубонил: «А тут жил такой, а тут жил сякой». А я спрашиваю: «Ну а Ольга Николаевна тут жила?». А он бубонит и бубонит…
– Да он из вежливости не ответил. Ясно ведь, что не жила.
– Да я не имела в виду героиню! Может, актриса сама жила, кто его знает.
– Не жила!
– Ну да Бог с ней. Не ответил он мне.
– А вы сами видели его во время фильма? – спросил я.
– Видеть-то не видели, но голос его слышали, – сказал Баритонов. – Зачем на него смотреть, если он нам фильм показывает.
– То есть, вы были к нему спиной?
– Не только спиной. Он был за перегородкой.
– Какой перегородкой?
