Антон Волков
Искатель истины Данила Соколик
– Почему же?
Вместо ответа мужчина просто показал в сторону ворот. Сутулая железная ограда полностью закрывала проход. Данила подошел и потянул дверь на себя. Конечно, она была закрыта. На двери висел замок с электронной клавиатурой. Экран призывно горел продольной зеленой полосой.
– Подскажите пароль, – обратился он у бездомному.
– Если бы вы были к матери, вы бы знали пароль, – отозвался тот, – Теперь я понял – вы чужаки. Но если вы уж очень хотите, я могу вам его сказать.
– Тогда скажите.
– Так не пойдет. Ничто черная мать не дает бесплатно. Но не волнуйтеся – можно начать с курьеров.
Бездомный пихнул руку в карман парки, пошерудил там и достал три посылки. Они были небольшой квадратной формы, в белой обертке, с боков заклеены скотчем. На каждой посылке сверху была приклеена этикетка с адресом и именем. Никаких других обозначений не было.
– Что в посылках? – спросил Данила.
– Дар от черной матери.
– Так не пойдет. Мы не будем у вас мальчиками на побегушках.
– Ну хорошо, – равнодушно сказал бездомный, засовывая пакеты обратно в карман, – Тогда я вам не скажу, куда пропала Настя.
Соня громко ахнула. Встрепенулась, сжав маленькие кулачки, и бросилась на мужчину:
– Где она? Она там, у этой черной матери? Я так и знала, что она здесь пропала!
– Да какая разница? – пожал плечами бездомный, – Без кода вы внутрь не попадете.
– Да ладно, – сказал я, – У этого здания наверняка есть другой вход. В крайнем случае можно где-нибудь перелезть.
– Ищите, смотрите. Не думаю, что найдете.
Бездомный махнул рукой, словно его дернул за нитку невидимый кукловод – вышло рвано и судорожно. Он уселся обратно на асфальт, сложив руки на груди. Тело его почти мгновенно слилось с серым разбитым покрытием, словно он стал частью двора. Соня повернулась к нам и призывно подняла руки.
– Ну же, действуйте! – воскликнула она. Вся ее застенчивость ушла – сейчас это был настоящий комок энергии, которая пыталась найти себе применение.
– Я не вижу других проходов в этот двор, – нахмурился Данила, – Я знаю расположение улиц здесь. С обратной стороны тупик. Вход только здесь.
– А что насчет полиции?
– А что полиция? Я думаю, здесь все схвачено. Кто бы ни организовал такой приют, наверняка позаботился о легенде.
– Так а что вообще в этом приюте? – спросила Соня.
– Понятия не имею. Но вряд ли это обычный приют. Я о нем никогда раньше не слышал.
– Тогда что будем делать? Нам надо вызнать, где Настя. Может, она там, за этой дверью!
Козырек фуражки опустился и поднялся вслед за головой Данилы.
– Нам ничего не остается, кроме как принять предложение о доставке посылок, – сказал он, – Но делая так, мы становимся участниками игры.
– Какой игры?
– Пока неясно. Но этот бездомный знал, что мы сегодня придем. Значит, он имеет отношение к тем двум «волкам», что говорили с тобой вчера. Более того, он хочет, чтобы мы – или скорее, я – попали внутрь. Но на его условиях. Да, совершенно верно – это ловушка.
– Тогда зачем нам играть в эту игру? – спросил я.
– Пару минут. Дайте мне пару минут подумать.
И он устремил взгляд в землю, обхватив ладонью подбородок. Простоял так в молчании несколько минут, потом вдруг достал телефон из внутреннего кармана мундира и ушел с ним в другую часть двора. Со своего места мы видели, как он набрал кому-то, а потом несколько минут разговаривал. Содержания разговора мы не слышали – с такого расстояния слова долетали еле различимым сумбуром. Соня в тревоге спросила:
– Все нормально?
– Да. Данила с причудами, но человек хороший. Если ему надо поговорить с кем-то наедине, чтобы мы не слышали, значит, так надо.
– Да я знаю, что он хороший. Мне просто…
Но дальше она ничего не сказала. Лицо ее вновь стало цвета спелой вишни, а глаза устремились куда-то в сторону от меня. Вскоре вернулся Данила. Он прошел мимо нас, кивая в сторону бездомного. Встал над этой человеческой глыбой и четко сказал:
– Мы согласны взять посылки.
Бездомный медленно поднялся. Бесцветные, с трещинками, губы растянулись в улыбку на неестественно бледном, как у покойника, лице.
– Вот так бы сразу, – сказал он.
Вручил Даниле три посылки и сказал:
– Вручить все надо сегодня. После каждого вручения вам дадут конверт. В нем хранится часть кода. После трех доставок вы узнаете полностью весь код. Обратно приходите тоже сегодня. Если доставите хоть одну посылку завтра или придете сюда завтра после вручения, ничего не выйдет. Ограниченная акция, как говорится.
– Договорились. Еще какие-то ограничения есть? – спросил Данила.
– Ясно, посылки сами не вскрывайте. Я этого не увижу, но покупатели поймут. Если они не получат то, что заказывали, это нарушение.
– Это само собой.
– Ну вот и все. Я кланяюсь матери ночи, великой богине Кали, чтобы ваше дело завершилось успехом!
Как только мы вышли обратно на улицу, я попросил у Данилы одну из посылок. Поболтал ее в руке, прислушался. На вес коробка была очень легкой, внутри ничего не перекатывалось. Это не было оружие или бомба. Что бы мы ни доставляли, веса оно практически не имело. Коробки были совсем маленькие – примерно десять сантиметров в длину, пять в высоту.
– А кто такая эта Кали? Вы знаете? – спросила вдруг Соня.
– Индийская богиня, – ответил Данила, – Одно из главных божеств в индуизме. С одной стороны, она мать всего сущего, всех людей и всех животных. С другой – она воплощает смерть. Черная мать – одно из ее прозвищ. Оно хорошо отражает ее двойственную натуру. Образ Кали воплощает весь путь человека от рождения до смерти.
– Звучит невесело. Зачем так называть приют?
Я тоже подумал, что название для приюта было странное. Мне невольно вспомнилось дело Марины в «Бургерах от Шивы». Но связать ее с этим приютом едва получалось. В конце концов, в Петербурге увлечение индийской мифологией и культурой было у многих. Я не раз проходил мимо магазинчиков, откуда по всей улице разносился аромат благовоний, а из входа играла витиеватая мелодия на восточный лад.
– Я думаю, это просто символизм, – сказал Данила Соне, – Но более конкретно мы узнаем, когда закончим с доставками.
Он повертел в руках посылки. Они были пронумерованы, на каждой стоял порядковый номер и было указано примерное время доставки. На первой значилось время 14:00 и адрес – «Дом Перцова» – с номером квартиры. Я взглянул на часы. У нас оставалось полчаса, чтобы успеть к этому времени.
– Это где, дом Перцова? – спросил я.
– Я знаю! – воскликнула Соня, – Это рядом с галереей, такое здание в стиле модерн.
– Здесь как раз недалеко. Пешком успеем, – сказал Данила.
Мы прошли прямо по Боровой, свернули на улицу Константина Заслонова, диагональю пересекавшую квартал, и вышли на шумный Лиговский проспект. Главная артерия города, как обычно, пульсировала многолюдной толпой. Протолкнувшись через шумящий поток, мы вошли в парадную со двора. Поднялись на второй этаж, но возле двери Данила нас остановил.
– Подождите чуть в стороне, хорошо? – попросил он.
Было в этой просьбе что-то странное. Он волновался о нашей безопасности? Вряд ли. Только мы отошли, Данила осмотрелся, словно боялся, будто за ним наблюдают. Но темный коридор с обрывками штукатурки оставался безмолвным. Он постучал в дверь, ему открыли. Данила передал посылку и дверь перед его носом сразу же захлопнулась. Фуражка чуть не слетела со лба от потока ветра. Он с силой постучал снова. Из прохода раздался недовольный голос:
– Ну что еще?!
– Мне сказали, взамен я получу конверт, – ответил Данила.
– А, этот. Совсем забыл, – пробасил голос.
Вскоре из проема высунулась волосатая рука и передала Даниле запечатанный картонный пакет. Он подошел к нам, держа его в руке перед собой. В бледном свете, тянувшемся по стенам от окна, можно было различить надпись черным фломастером «Для Данилы Соколика». Мой друг оторвал склейку картона с верхней части, разогнул конверт и вытащил оттуда несколько вырванных тетрадных страниц. Они были потрепаны, уголки чуть смяты. С каждой стороны листы были исписаны мелким почерком.
– Так что, код от двери здесь? – спросил я, глядя на записи.
Данила разложил листы на подоконнике. Записи были датированы, так что мы имели дело с чьим-то дневником. Разложив листки в хронологическом порядке, мы начали читать:
«02.09.16
Здесь чудесно. Город такой, каким я его всегда представлял. Прекрасное, светлое и чистое место. Хочется гулять, дышать и мечтать. Деньги есть, хотя немного. Думаю, быстро найду здесь работу. Я уже оставил рекламу в интернете и в газетах. Буду заниматься частным репетиторством. Математика, физика. Кое-что уже подсчитал. Два или три занятия в день по семьсот рублей за занятие – выходит около тридцати тысяч в месяц. Учеников можно будет приводить к себе на квартиру. Я присмотрел дешевую. Минус еда и коммуналка – на себя остается восемь или девять тысяч. Буду копить эти деньги. Потом сюда переедет Люда, мы снимем что-нибудь вместе. Учились на одном курсе все-таки, хорошо общались. В магистратуре я с ней за одним столом сидел. Красивая, добрая девушка!
Не хочу много писать. Пойду гулять по набережной, дышать бризом и любоваться ночными огнями.
11.11.16
Живу в коммуналке за «Галереей». Дом Перцова. Грязное, вонючее место. Некогда большая просторная квартира теперь разделена на сплюснутые комнатки. В моей бегают мыши, а в матрасе, слежавшемся, влажном от плесени, давно обосновались клопы. Черная, вся в слизи, ванна, имеет одну лейку, из которой течет тоненькая струйка воды. В окна здесь не пробиваются лучи солнца – двор окружен, словно стеной, другими кирпичными домами. Здесь вечно тускло, вечно блекло.
Кроме меня, здесь живет еще 9 человек. Хозяйка – очень милая интеллигентная бабушка. Она получила квартиру сразу после окончания войны, бывшая блокадница. Остальные – квартиранты-мужики, и все страшные алкоголики. Я прихожу в квартиру, и мне нужно попасть в самый дальний от входной двери конец коммуналки. Я стараюсь избежать столкновений с шатающимися пьяными телами, но мне изредка удается прошмыгнуть незамеченным. Обычно я сталкиваюсь с одним из алкашей в грязном коридоре. Проход всегда заставлен пустыми бутылками, и в нем воняет кошачьей мочой. Если алкаш замечает меня, то крепко хватает за плечо ладонью и долго-долго со мной разговаривает. Конечно, все его задушевные рассказы сводятся к тому, чтобя я занял ему 100 рублей или сколько там не хватает на очередную бутылку. А у самого глаза разъезжаются, и пена течет изо рта.
К бабушке-блокаднице они стучатся постоянно. У нее очень большая, по меркам России, пенсия – 25000 рублей. Однажды я увидел, как старый дед, который не мог ходить без трости – впрочем, такой же алкаш, как и остальные – сидит перед дверью в одних трусах и барабанит в закрытую дверь. Весь вечер так сидел, и настолько сильно владело им желание выпить, утолить свою жажду наркотика, что он и внимания не обращал на то, что старушки нет и денег ему никто не даст. Я тогда как раз зашел в квартиру с учениками и увидел это грязное, обрюзгшее тело, развалившееся на полу. И они увидели. Но хуже того: от него исходил запах фекалий и пота – смесь, вызывавшая сильный рвотный рефлекс. Ученикам неприятно было там находиться, и они ушли через десять минут.
У старушки есть кот, я покупал ему корм. За это она давала мне деньги, хотя я не просил. Боялся, что как квартиранты увидят, что она мне денег дала, то смекнут: бабуля-то при деньгах. Вот кот не появляется уже десятый день. Я волнуюсь: что с ним произошло?
04.04.17
Был в хостеле, виделся с Людой. Она только приехала в Питер. С мужиком каким-то. Сразу видно – быдляк. А она к нему ластится. Да что женщины видят в таких бугаях! Ну да пустое. Вспомнилась мне дурацкая история. Я тогда работал администратором в хостеле. В Питере вообще много хостелов – грязь в виде наркоманов и алкашей стекается сюда со всей России. Не знаю уж зачем. Пересечение Садовой и Сенной – место порока и разврата. Какие-то барыги, хачи и просто бессмысленно движущиеся тела. Так вот был там хостел. Приехал к нам на заселение один парень. На вид лет 30 ему было, с густой бородой, невысокий. Я бы не сказал, что можно ожидать от него проблем. В первый вечер он играл на укелеле на кухне, исполнял песни. Даже что-то приготовил на всех. В общем, был радостный и спокойный.
Наутро я начал обходить комнаты. Захожу в его дорм19 – никого, только он один стоит посреди комнаты, в помятой расстегнутой рубашке и трусах. Из под верхней губы ползет слюна, глаз дергается. Спрашиваю: «Что с тобой». Он молчит, только смотрит – не на меня даже, а на что-то за моей спиной. Зрачков я не различу. Я дергаю его за плечо, трясу, хочу привести в чувство. И тут, как он повалился на меня! Здоровенная туша, как глыба, грохнулась на грудь. Ноги у меня подкосились, я чуть отступил, чтобы найти опору. Держу его, а он весь обмяк, руки трясутся. В этот момент зашли его сожители. Втроем мы заволокли его на верхнюю полку, оставили там лежать. После этого он немного пришел в себя, начал с нами общаться. Я спросил, есть ли у него проблемы со здоровьем. Он так заулыбался – «Все в порядке, шеф» говорит. Я думал о том, чтобы вызвать скорую, но все-таки решил подождать. Через час он проходит мимо стойки, бодрый и веселый. На кухне делает чай, идет обратно. Насвистывает что-то. «Фух, все обошлось», – подумал я тогда. А через пару минут ко мне в панике прибегает жилец, который с ним был в одной комнате. «Быстрее, ему опять плохо!», – кричит.
Я побежал в номер. Смотрю – он распластанный, барахтается на полу. Кружка разбита, осколки разбросаны по полу, огромная лужа горячего чая растеклась под кроватью. Его страшно трясет, спина выгибается в конвульсиях, руки беспорядочно дергаются, а из губ опять слюна летит. Я быстро смел осколки, чтобы он случайно не порезался. Попросил всех выйти из комнаты, вызвал скорую. Сам пытаюсь его как-то сдержать, но он очень сильный, и у меня не получается. Я рыскаю в его одежде: среди мятых упаковок сигарет, каких-то билетов и документов я нашел пакетик с белым порошком. Это был кокаин. Я тогда наркотиков не знал. Только марихуану пробовал. Но каким-то шестым чувством, не знаю, может, фильмов насмотрелся про это, но я понял, что это был именно кокаин. Быстро высыпал содержимое в унитаз, тщательно смыл. Когда приехали медики, стали допытываться, что с ним не так: «Были какие-то симптомы, есть ли у него история припадков?» А мне почем было знать? Я решил не говорить им правды – что скорее всего он сильно обдолбался, и припадок вызван этим. Они его спеленали, достали капельницу. Попросили меня держать. Вогнали ему здоровенную иглу под ладонь. Я держу и смотрю, как кровь медленно идет по трубке. И вдруг он сильно дергается, ладонь в сторону, игла вылетает из под кожи. Кровь хлещет мощной струей, словно пробили шланг под высоким напряжением. Темная, пахучая, заляпала халаты врачей, попала мне на лицо. Медики кинулись зажимать, а она хлещет и хлещет. В конце концов, конвульсии прекратились. Его спеленали, дали какой-то укол и на носилках увезли в машину. Через пару часов мне позвонили и сказали, что целые сутки он проведет там. «Сильная передозировка токсичным веществом, возможно, наркотиком», – сообщил по телефону врач.
Именно тогда я в первый раз подумал, что мне не нужно было вызывать врачей. Этот парень сам навлек на себя беду. Он хотел смерти, а я его спас. Разве прекратит он поиски?»
Закончив читать, я почувствовал, будто мне кто-то вогнал под кожу холодные иглы. От записей веяло безнадегой и неприязнью к миру. Глаза Сони еще бегали по листам, на ее лице читалось неприкрытое отвращение. Она перевела на меня взгляд и спросила:
– Ты уже прочитал, какой там код?
– Там нет кода, – сказал Данила.
– Я тоже не нашел, – покачал я головой.
– Но какой тогда смысл? – спросила Соня, – И вообще, я не очень хочу это дочитывать. Начиналось все очень хорошо, он писал про любимую девушку. А в конце…
– Это только первая часть записей, – сказал Данила, – Я думаю, код будет в остальных.
– А что ты думаешь вообще? Зачем нам показали этот дневник? И кто его автор?
– В одной из записей говорится о доме Перцова. Об этом доме. Автор жил здесь. Может, поэтому он выбрал это место для первой доставки.
– Ностальгия?
Данила обернулся на дверь.
– Возможно, он жил – или живет – именно в этой квартире. По крайней мере, то, что я успел увидеть через дверь, очень схоже с описаниями из дневника.
– Возможно, мы больше поймем после следующей доставки, – сказала Соня.
Данила достал посылку с цифрой 2 на боку. В качестве адреса значился дом на Мончегорской, в районе Петроградки. На доставку оставалось около часа. В этот раз пришлось ехать на метро, пешком было слишком далеко. Во дворе по указанному адресу была только одна дверь, и она вела в центр культуры «Очаг», как мы прочитали на вывеске.
– Передать Саше Золото, – прочитал Данила на наклейке.
Мы позвонили в дверь, и нам открыла милая женщина средних лет. Лицо ее было простое и доброе, на наш вопрос – «Здесь есть Саша Золото?» – она радостно кивнула и провела через приемную в один из кабинетов. Он предназначался для звукозаписи – стены были покрыты специальным шумопоглощающим материалом. На большом продольном столе возвышались черные башни колонок, между ними все место занимал длинный пульт-микшер, усеянный ползунками. На мониторе над колонками виднелись окошки программы для записи звука. На полу и на стульях лежали музыкальные инструменты – от гитары до трубы.
– Саша, к тебе пришли, – сказала женщина, улыбнулась нам и вышла обратно за дверь.
Из-за стола поднялась, словно выросла из него, высокая коренастая фигура. Парень был высоченным – выше меня на пару голов. Он был одет в белый пиджак, из под которого выглядывала черная футболка с лицом Курта Кобейна. Простые синие джинсы поддерживал стильный черный ремень с бляшкой в форме головки гитарного грифа. Обут он был в поношенные синие кеды. Парень выглядел стильно, но вместе с тем нескладно – чистая выглаженная одежда сочеталась в его образе с неряшливостью. Я знал, что все творческие люди выглядят примерно так, потому что сам был таким. Что-то в нашей душе бунтовало против искусственной, строгой выверенности – в нашем поведении, внешности или одежде всегда должна была быть частичка хаоса.
Соня, к моему удивлению, при виде его зашлась в экстазе: в ее глазах чуть звезды не светились.
– Так это вы Саша Золото?! – выпалила она.
Парень запустил огромную руку за макушку. В его движениях сквозила неловкость, словно он не понимал, зачем мы пришли. Соня быстро шепнула мне на ухо:
– Это известный музыкант. Пишет песни из миксов популярных мелодий.
Я кивнул. Мне даже показалось, что я слышал одну из его песен.
– Ха-ха. Да, я Саша Золото, – хлопнув в ладоши, сказал парень, – А вы, ребят, за автографом? Или как?
Данила предпочел перейти сразу к делу.
– У нас для тебя посылка, – сказал он, – Если не против, мы могли бы передать ее снаружи?
– Посылка? – он удивился. Но потом лицо его сосредоточилось, былая мягкость вдруг исчезла, – А, понял. Да, конечно. Вообще, я уже собирался уходить.
Он вдруг как-то поспешно стал выключать компьютер и аппаратуру. Погасил свет, торопливо запер кабинет на ключ. Уходя, помахал рукой женщине за стойкой: «Светлана Васильевна, до завтра!». «До завтра, Сашенька!» улыбнулась она.
– Пойдемте, у меня машина, – сказал он, когда мы вышли обратно во двор.
На улице была припаркован черный «Форд Фокус». Музыкант остановился возле машины, стал нервно потирать руки и вдруг зашмыгал носом.
– Может внутри машины передадите? – спросил он.
– Почему? Давай здесь, – сказал Данила.
Он вытащил из-за пазухи коробочку и на вытянутой руке передал ее музыканту. Саша спешно выхватил посылку. Дерганым движением он сунул коробку во внутренний карман пиджака и глянул куда-то в сторону. Я услышал, как позади нас захлопнулось окно. Обернулся – наверху за стеклом здания промелькнул чей-то силуэт. Вдруг стало зябко.
– Ну ладно, спасибо за передачу, – сказал Саша, открывая дверь машины.
Он очень спешил уехать. Возможно его напугал этот звук. Но Данила положил сверху на дверь ладонь и силой удержал ее.
– Что в пакетике? – спросил он.
У Саши подкосились ноги. Он тряхнул головой, сбрасывая волосы с глаз и непонимающим тоном сказал:
– Вы же и так прекрасно знаете. Если только вы не из…
Он поколебался.
– Не из полиции? – продолжил за него Данила, – Нет, мы не из полиции. В пакетике кокаин, не так ли?
Эти спокойные слова стали для нас оглушительным громом. Мы стояли, выпучив глаза, три взгляда скрестились на невозмутимом Даниле. Он же продолжал:
– Бледная кожа, зрачки расширены. Эта привычка шмыгать носом. Не говоря про дрожь в руках. Все указывает на давнее пристрастие к кокаину.
– Да боже ты мой, не здесь же! – прошипел музыкант, – Если вы не копы, садитесь быстрее.
Без лишних слов мы все трое запрыгнули в «Форд». Данила сел впереди, рядом с Сашей, мы с Соней заняли задние места. Только Саша сел за руль, как сразу завел газ и сорвался с места.
– За нами сл… следили, – глотая слова, сказал он, – Надо уехать быстрее.
– Значит, я был прав, – сказал Данила, – Мы только что передали тебе кокаин.
– А вы не знали?! – взвился музыкант, – Черт побери, никогда проблем не было с курьерами, нет же, подсунули вас. За вами не следили, уверены?
Он постоянно озирался назад, являя мне воспаленные глаза и разинутый в страхе рот, будто зеркала заднего вида не существовало. Меня беспокоило, что из-за этого он почти не смотрел на дорогу впереди.
– Следили не следили, какая разница? – спросил Данила, – Столько людей думают, что за наркотики им ничего не будет. Посмотрели бы статистику в интернете – в России больше трети заключенных сидят по той самой 228-ой: «Сбыт, хранение, распространение». Уверен, ты тоже на карандаше.
– Да кто вы такие! Вы же мне эту дурь сбыли! Что за нравоучения! – закричал Саша.
– Мы не знали, что нам дали! – прокричала с заднего сидения Соня, – Данила, выбрасывай третий пакет немедленно. Толкать наркотики – это отвратительно. Я не наркодилер какой-нибудь! Это ужасно!
Атмосфера в машине накалялась. Я постарался разрядить обстановку:
– Стойте-стойте. Саша, нам всего лишь дали задание отнести тебе этот пакет, мы, как и сказала Соня, не знали, что в нем. Нам нужен картонный конверт взамен, там наверно написано «Для Данилы Соколика». Есть у тебя такой?
Колотящиеся в судорогах руки плотнее сжали руль, дрожь на время прекратилась. Подумав, Саша распахнул бардачок и стал копаться в нем.
– Этот, что ли? – спросил он, извлекая картонный конверт. Он выглядел точь-в-точь как в доме Перцова.
– Да-да!
– Но тогда уговор. Сейчас, припаркуюсь.
Он остановил машину на одной из пустынных улиц ближе к северу Петроградки. Справа от нас возвышался серый монолит советской постройки с безжизненными темными окнами. Тротуар от здания отделял неухоженный газон с сорняками. Саша вытянул длинную шею, заглядывая за мою спину, потом скрестил брови и взглянул на Данилу.
– Значит, уговор такой, – сказал он. От волнения он стал сильнее шмыгать носом, – Я вам даю этот долбаный конверт, вы никому ничего не рассказываете про нашу встречу. Особенно, в полицию!
Данила посмотрел на него снисходительно, будто разговаривал с ребенком.
– И если я скажу «да», ты мне поверишь, вот так отдашь конверт?
– Ну вы же благоразумные люди. Да еще курьеры, как никак! Вам разве невыгоден этот бизнес?
– Бизнес? Мы ведь уже сказали, что понятия не имели, что доставляем.
Саша вцепился пальцами в лицо, словно хотел содрать с него кожу. Отчаянно прокричал куда-то себе под ноги:
– Поверить не могу, что ввязался во все это!
– Как происходит оплата? – осведомился Данила.
– Я без понятия. Я через друзей плачу, они договариваются. Как-то через интернет.
Ответ был размытый, но мне показалось, что сказал он честно. Скорее всего, Саша не хотел вникать в схему распространения, отдав ее на откуп другим. Губы его сомкнулись, побелели – больше ничего он говорить не хотел на эту тему.
– Интересно, какие объемы у вас, – продолжал с вопросами Данила, – Твои друзья богатые?
– Я тебе не собираюсь говорить о своих друзьях, – почти с вызовом сказал Саша, – Бери свой конверт и выметайся!
Скрипнуло сидение рядом – это Соня неожиданно взвилась, просунула голову через подголовники кресел и стала увещевать:
– Саша, тебе это не нужно! Я знаю, ты для музыки! И ведь правда: некоторые говорят, что великие люди тоже употребляли наркотики. Но кто – рок-музыканты и актеры? Они стали популярными, потому что их раскрутили. Но люди ведь творили и без них. Писали великую музыку и великие книги. Шедевры живописи были рождены задолго до наркотиков. Разве Моцарт употреблял?!
Это был не иначе, как крик души, надрывный и идущий от самого сердца. Слова были донельзя наивные и в другой ситуации я бы только посмеялся над их простотой. Но в тот момент я чувствовал силу, идущую из пронзительного тона девушки. Она искренне верила, что человек за рулем творил зло над самим собой и хотела его спасти, любым способом. Я посмотрел на Сашу. Он отвернулся и смотрел в окно.
– Говорят, в этом приюте у них, там люди умирают. Те, что на последней стадии, – сказал он.
В повисшей напряженной тишине мы ждали его следующих слов. Нос щекотал сильный запах освежителя-елочки, мерно покачивающейся на зеркале заднего вида.
– Приют богини Кали, так вроде называется. Так вот, я слышал, что все там будут. Все, кто у них покупает, в конце концов подсаживаются настолько, что приходят туда за последней дозой, когда все органы уже отказывают.
Он взял нашу посылку и мерно, с какой-то равнодушной жестокостью, стал разрывать пакет, скрывавший содержимое. На свету блеснул бок целлофанового пакетика, вскоре он полностью предстал перед нами. Внутри он был наполнен плотным белым порошком.
– Я кое-что знаю про кокаин, – сказал Саша, – На рынке мало чистого порошка. В основном мешают его с добавками разными – глюкозой или лактозой. Самого кокаина там треть от силы. Но вот это… Вот это стопроцентный, без примесей, самый чистый кокаин, который можно найти в городе. Поверьте мне, ради этого, ради этого прихода, – он жадно сглотнул, – Ради него и умереть не жалко.
Он завороженно смотрел на маленький пакетик, лежавший на его ладони. По его взгляду, в котором смешивались алчность и восхищение, я понял – он не шутит и не преувеличивает. Он действительно был готов отдать свою жизнь за горстку белого порошка. За то удовольствие, тот поток чувств, что он вызывал. Саша вдруг захихикал, потом обжег нас безумным, возбужденным взглядом.
– Люди думают, что им нужны виллы, машины, отдых на курортах для счастья. Или женщина красивая под боком, – сказал он, захлебываясь, – Нет! Вот это, это в тысячу раз лучше!
Смотреть на него было жутко. В этом взгляде уже не было человека – это была чистая одержимость. Данила надвинул фуражку на лоб и холодно спросил:
– А ты сам имел виллу когда-нибудь? Машину или женщину под боком, как ты говоришь?
– Что? – непонимающе спросил Саша, переведя на него взгляд.
Этим и воспользовалась Соня. Ее маленькая ручка дернулась вперед – вжууух! – и пакетик исчез из ладони. Саша инстинктивно сжал руку в кулак, но схватил воздух. Соня распахнула дверь, вылетела из машины и понеслась вдоль по улице в сторону к видневшемуся вдали парку.
– Стооооой! – заревел Саша. Он рванулся было за девушкой, но перегнувшись половиной туловища на заднее сидение, передумал, подался назад к рулу и завел газ.
Данила схватил его за руку.
– Отпусти, – зарычал Саша.
Последовала короткая драка, которую можно описать скорее как возню. Вскоре музыкант уже сидел скрюченный на переднем сидении, лицо его распласталось по боковому стеклу, а руки сплетены за спиной в стальном захвате Данилы.
– Сговорились, значит! – кричал он, – Девка забрала себе все, а вы меня кончить собираетесь тут!
– Не говори чушь, – сказал Данила, – Если б мы хотели, мы бы сразу забрали этот пакетик, не несли его тебе.
– Так вам нужен был этот чертов конверт! Получили его, да еще порошок! Хорошенькое дельце!
– Кстати, конверт. Иван, возьми.
Я потянулся и схватил из бардачка конверт.
– Слушай так, Саша, – сказал Данила корчившемуся в попытках освободиться музыканту, – Ты сейчас поедешь к себе домой. Или на студию обратно, тут как хочешь. Насчет наркотиков – никогда больше не заказывай ничего. Лучше обратись к врачу, как с этой заразы слезть.
Саша расхохотался. Из-за положения тела смех вышел низким и булькающим. Отвернув лицо от стекла, он бросил нам:
– Не знаю, кто вы и откуда взялись, но вы ни черта не понимаете. Вы знаете, какая большая у них организация?
Он замолчал, наверно, чтобы мы задумались над его словами.
– Вы тут свое правосудие чините, да, а вам уже конец. Из того, что я слышал, они не терпят предателей или тех, кто их сдает. Тут весь Питер повязан!
– Я надеюсь, ты меня услышал, – сказал Данила.
Когда мы вышли из машины, «Форд» сорвался с места и на большой скорости исчез вдалеке. Чуть спустя мы услышали визг колес, но лишь на мгновение. Я хлопнул Данилу по плечу:
– Пойдем, надо Соню найти.
Признаться, это единственное, что было у меня на уме. Таинственные угрозы, цель наших доставок, сам этот приют – все это было где-то на фоне, игрушечное и нереальное, будто из гангстерского фильма. Что случилось с Соней – вот это волновало меня больше всего. Куда она убежала с этой гадостью?
Данила же стоял в задумчивости, которую я видел у него не раз. Так он выглядел во время матчей в го с Полей. Он будто продумывал следующий ход в тактической игре, размышлял, куда поставить камень, чтобы отвоевать у соперника больше территории. Мой хлопок его никак не потревожил, с тем же успехом я мог толкнуть какую-нибудь статую у парадной. Только через несколько секунд ум его вернулся к текущей ситуации, он развернулся ко мне, коротко кивнул, и мы, не сговариваясь, побежали в сторону парка.
Соня убежала в Лопухинский сад. Мы пробежали его взад и вперед несколько раз в поисках девушки. Прохожие на нас не обращали внимания, думая, что мы занимаемся особого вида бегом. Наконец, Данила схватил меня за плечо и показал в сторону реки. Я заметил знакомую фигурку с сумкой на плече и в черном пиджачке. Мы подбежали к девушке.
– Ты куда… – я замолчал, подбирая слово, – Ну, это самое, куда дела?
Она неотрывно смотрела на воду. Ладони ее были сомкнуты в замок на животе.
– В реку, что ль? – спросил я.
Соня быстро закивала.
– А рыбам ничего не будет? – неуверенно спросил я, всматриваясь в темную воду.
– Вот и я думаю! – воскликнула девушка, – Вдруг отравила я там всех! Хотелось быстрей избавиться. Я как разорвала пакет и все в воду бухнула!
