Антон Волков
Искатель истины Данила Соколик
Данила вскрыл упаковку, и на его ладонь в этот раз выпорхнул единственный листок с короткой записью на измятой бумаге. Данила расправил его в руках, и мы все трое вгрызлись в последний текст.
«06.08.20
Я, наконец, понял нашу идею. Идею очищения этого города от помоев. Стоило бороться, стоило страдать ради встречи с нашим лидером. Это, без сомнения, великий человек. Мой «бизнес» уже поставлен на поток, покупки идут через интернет, вся прибыль идет на развитие его проекта. Я горжусь этим, ведь благодаря мне воплощается его идея. При этом мне оставили независимость. Я продолжаю идти своим путем.
Я долго думал, как назвать свой приют, а вот вчера рассматривал маковую головку. Есть своеобразное изящество и простота в этих орудиях смерти. Наверное, так древние арабские воины любовались своими пиками, а самураи Японии – мечами и луками. Наркотики – это лучшее оружие для истребления большой массы людей. Это поняли еще европейцы, когда колонизировали Китай. Зачем воевать с огромной нацией, когда можно просто внедрить среди населения опий? Люди сами сведут себя в могилу, не в силах противостоять телесным желаниям. В этом и состоит гений западной цивилизации, который нам, с нашим архаичным и наивным человеколюбием, еще предстоит перенять. Мы до сих пор еще не усвоили, что не все, кто родился, достойны жить.
Сегодня делал обход. Один, уже в терминальной стадии, сказал мне, что опий его мать. Когда он колется, то будто вновь оказывается в светлой и теплой материнской утробе. Неужели рождение и смерть так сильно связаны? Он был приезжий – ни родственников, ни друзей в Питере не было. Он был никто, но его слова отозвались во мне. Я ведь и задумал этот приют, чтобы дать им покой на пути к смерти. Но у меня не получалось наполнить это место собственным духом. А теперь я знаю: мать! Смерть зовет их обратно в утробу матери.
Люди не могут жить без Бога. Им нужно во что-то верить. И раз у них нет бога, я дам им бога. Один джанаит рассказывал мне о секретном обществе тугов в колониальной Индии. Они путешествовали по Индии и убивали неверных в качестве жертвоприношения богине Кали. Так пусть же эти несчастные найдут прощение в обьятьях Черной матери!
P.S.: Весьма забавно, что мое озарение пришло в день рождения Люды. Боже мой, столько времени прошло, а я все думаю о ней…»
Закончив чтение, мы переглянулись.
– Данила! – воскликнул я, – Ты ведь все уже решил! Какой код?
– Я не знаю, – сказал он, надвигая на глаза козырек, – Я думаю, нам нужно сопоставить все три части записей.
Мы уселись на полуразрушенные бетонные блоки рядом с остовом здания. Данила разложил на асфальте все собранные записи, и мы стали их внимательно разглядывать.
– Даты, – сказал он, – Цифры есть только в датах. Из них и состоит код.
– Я тоже так подумал. Но как их сопоставить?
– Может быть, дата его озарения?
Ведомый порывом, Данила встал с места, прошел к электронному замку и ввел код – дату последней записи. Я подбежал за ним как раз в тот момент, когда на дисплее выскочили буквы ERROR. А затем – 2 TRIES REMAINING.
– Вот это плохо, – сказал Данила, – Тут ограничение на ввод пароля. Еще два раза ошибемся и не сможем войти.
Мы вернулись к записям. Соня сосредоточенно их изучала, сидя на корточках. Она взяла в руки последнюю запись, что-то неслышно зашептала, пробегая глазами по листу.
– Люда, – сказала она.
– Что Люда? – спросил Данила.
– Судя по записям, это самый главный человек для него. Если мы возьмем буквы имени, сопоставим их с порядковым номером в алфавите и введем как код?
Данила прикрыл глаза, сосредоточенно считая в уме. Но Соня его опередила.
– Я уже посчитала, – сказала она. – Будет 13, 32, 5, 1.
– Пароль как раз шестизначный, как дата! – подхватил я, – Может, действительно, не дата, а ее имя?
– Это слишком просто, – нахмурился Данила.
Но Соню было поздно останавливать. Она вскочила с колен, пронеслась к замку и стала набирать последовательность. Мы выжидающе смотрели на нее. Ее бойкая фигура поникла через пару секунд после того, как она закончила вводить комбинацию. А потом она вовсе отскочила от двери.
– Ой, одна попытка осталась! – заголосила она.
– Забыли сказать тебе, – посетовал я.
– Все, я ничего не нажимаю, – сказала Соня, возвращаясь к нам.
Данила встал с камня и стал ходить туда и обратно по земле, сложив руки за спиной. Так длилось минут десять. Потом еще десять. Потом я перестал считать. Рассеченная наполовину границей света и тьмы стена дома напротив нас медленно уступала мраку. Лоскут неба над головой наполнился искорками звезд. Холод пробрался сквозь рубашку, обволакивая руки. Я поежился. Заметил, что Соня тоже сомкнула руки на груди, согнулась по кошачьи, словно хотела свернуться в шар. Я придвинулся чуть поближе к девушке, почти касаясь ее боком.
– Я понял! – воскликнул Данила.
Он метнулся к записям и стал быстро перебирать их, жадно вчитываясь.
– Соня была права, – бормотал он, – И я тоже был прав. А если мы объединить то, что мы поняли…
– Пароль это все-таки «Люда»? – спросила Соня. Они усиленно растирала ладонями бока в попытке согреться.
– Не совсем. Пароль – это день рождения Люды, я уверен! Ты права – из записей очевидно, что это самый важный человек для него. Мы знаем день ее рождения – шестое августа. Но мы не знаем год.
– Так мы его и не узнаем, – нахмурился я, – Там нигде ее возраста нет.
– Это правда, – признал Данила, – Но мы можем предположить, что они одногодки, это следует из первой записи, в которой он говорит, что они учились на одном курсе. Осталось только узнать его возраст. Тут много предположений. Если он учился в магистратуре, что опять же следует из первой записи, то учился он шесть лет. Обычно поступают в университет в 19 лет. То есть, на момент первой записи ему было 25 лет.
– Это если предположить, что он отправился в Питер сразу после университета.
– Здесь ничего не поделаешь, придется угадывать. По содержанию от текста веет наивностью только выходящего в мир человека, так что я думаю, так и было. Итак, отнимаем его возраст от года – получаем 1992. Если так, то пароль 060892.
Мы ринулись к замку. Стоя у клавиатуры, все трое затаили дыхание. Призывно горела зеленая полоска, слабо освещая холодный металл клавиатуры. Девять кнопок по три в ряд. Данила медленно вдавил последовательность, шепча про себя цифры. Поочередно они загорались на экране, скрытые звездочками. Загорелась шестая, а потом экран погас. Прошла секунда – и панель высветила: OPEN. Щелкнул магнитный замок, отпирая дверь. Одновременно с этим все мы протяжно выдохнули. Данила схватился за ручку, распахнул дверь и мы шагнули внутрь заветных ворот приюта.
Взгляд утонул в пелене красного света. Прямо за воротами начинался длинный каменный проход, с потолка которого светили лампы с алым фильтром. Пахло сыростью и сандалом, поток воздуха через открытую дверь вонзил эти запахи прямо в ноздри. В плотной завесе красного, в конце коридора мы вскоре разглядели то, что сначала казалось просто пестро разукрашенным входом. Кожа вздыбилась мурашками, я судорожно вдохнул – прямо на меня смотрела огромная страшная пасть.
Точнее, это был дверной проем, выполненный в форме открытого рта какого-то страшного демона. У демона было лицо женщины синего цвета. Взгляд распахнутых красных глаз в совокупности с черными дугами бровей источал безумие и гнев. На голове, покрывая спадающие волны черных волос, покоилось нечто вроде короны серебряного цвета с вкраплениями красных алмазов. Распахнутый рот был одновременно и входом, вот только располагался он на уровне пояса. Чтобы пройти через него, нужно было встать на четвереньки и проползти внутрь. Над проходом располагался частокол белых острых зубов. Из отверстия красным языком была развернута ковровая дорожка. В некоторых местах у краев дорожка была порвана, а вся она уже была истерта следами тысяч коленей.
– Так вот она, черная мать, – сказала Соня, – Богиня Кали.
– И чтобы попасть внутрь, нам нужно встать на четвереньки и проползти, – сказал Данила, – Иначе говоря, стать вновь младенцами и залезть обратно в утробу. А возможно, быть пожранными.
От его слов сердце у меня будто схватила невидимая рука и сильно сжала, не давая качать кровь. Они так спокойно об этом говорили, словно не видели того же, что и я. Хотя, возможно, это просто я был так впечатлителен. Аура этого места была по-настоящему жуткая. А ведь мы только вошли на порог!
– Я туда не полезу! – закричал я и сделал шаг назад к двери.
– Мне бы тоже не хотелось, – признался Данила, – Наверняка здесь есть черный ход.
Он прошел вдоль коридора, всматриваясь в стену. На середине пути он застыл на месте, присмотрелся к стене и вдруг с силой ударил по ней распахнутой ладонью. Раздался стук, как о металл, и Данила удовлетворенно кивнул. Я подошел к нему. Сквозь красную завесу можно было разглядеть едва заметные стыки на стене, где тайная дверь вплотную примыкала к каменной стене коридора. На ней не было ни ручек, ни других выступов, за которые ее можно было бы открыть. Она была полностью плоской и вовсе неотличимой от стены. Данила с силой приложился к ней ладонью еще раз – лишь гул металла. Затем он стал боком и, чуть отойдя назад, напрыгнул на дверь, вынеся вперед плечо. Безрезультатно. Ответом ему был только глухой раскат металлического звука.
– Наверно, изнутри открывается, – часто дыша, сказал Данила. Он потер бок, которым ударился о дверь.
Без всяких заминок он подошел к проходу, опустился на четвереньки, прижав ладони на красный ковер языка, и стал быстро передвигать ногами и руками. Вскоре он исчез внутри пасти. Я в страхе ждал, что верхняя челюсть богини упадет на друга сверху, как гильотина, но, конечно, этого не случилось. Мы вскоре услышали, как он поднимается на ноги с той стороны.
– Все в порядке, давайте за мной, – раздался приглушенный голос из-за стены.
Соня с готовностью припала на четвереньки и последовала за Данилой. При движении она напряженно смотрела в пол перед собой. У входа она неожиданно остановилась и громко чихнула, так что очки упали на дорожку. Девушка коротко ахнула, подхватила очки и быстро заползла внутрь. Настала моя очередь. Я опустился на колени, взгляд мой тут же устремился на грязный ворс и сплетения чьих-то волос по краям дорожки. Рядом с моим коленом расползлось пятно. Возможно, от крови? Я помотал головой, отгоняя мрачные мысли, и упал ладонями на дорожку, став на четвереньки. Она была твердая и очень гладкая – все шершавости ворса были сглажены движениями множества колен. Сама дорожка превратилась в жесткую половицу, адский язык, втягивающий неофита внутрь ощеренной пасти. Не задумываясь но о чем, я быстро-быстро задвигал ногами и руками. В тот момент я действительно вернулся в состояние младенца, еще не умеющего ходить. Как ребенок делает первые шаги на двух ногах неумело и нескладно, так и я, вернувшись в досознательное состояние, полз, путаясь с движениями, рвано и неуклюже.
Когда ряд белых зубов проплыл над моей головой, перед глазами возникла крепкая ладонь Данилы. Я схватил ее, в захват также попала какая-то грязь и ворсинки с ковра. Поднявшись, я тут же стял отряхивать ладонь. Помещение, в котором мы оказались, было вероятно, приемной. Это был большой зал с двумя полотнами лестниц, уходившими справа и слева от нас на второй этаж. По виду помещения это был старый особняк, который оставили в заброшенном состоянии. Большинство окон было заколочено, свет попадал внутрь только из проемов на высоте потолка. Зал освещала блеклая хрустальная люстра, но ее света было недостаточно, чтобы полностью разогнать сгустившийся мрак. Потолка вовсе не было видно, а контуры помещения только угадывались, словно все вокруг нас было как в тумане.
Из этого тумана к нам выступила фигура. Это был человек в белом платье, по виду мужчина. На голове у него была надета маска волка. Она была донельзя реалистичной, словно на нас действительно смотрел дикий зверь. Никаких гипертрофированных черт, вроде налитых кровью глаз или выпирающих клыков. Острые уши, серая шерсть с белым пятном под горлом, длинная морда, даже глаза были как настоящие, зеленого цвета, хотя и не двигались. Наверно, поэтому страха незнакомец не вызывал, скорее, меня сковало ощущение таинственности этого места. В выступившем из тьмы «волке» я сразу признал нашего проводника по этому странному миру.
– Неофиты, добро пожаловать в приют богини Кали, – сказал волк. Голос был глухой, словно с трудом пробивался через маску.
Данила выступил вперед.
– Нас сюда пригласили, – сказал он, показывая мятые записи, по которым мы разгадали код.
Морда волка медленно повернулась по направлению к его ладони. Потянулось молчание, потом волк сложил ладони на груди и сказал:
– Все верно. Прошу за мной.
И он стал подниматься по лестнице справа от нас.
– Куда мы идем? – спросила Соня.
Волк ничего не ответил, но и хода не замедлил. Ему словно было не важно, будем мы следовать за ним или нет. Тьма вокруг, казалось, сгустилась еще сильнее, воздух был спертый. В тишине, нарушаемой лишь поступью нашего провожатого, слышались приглушенные стоны и крики. Их источника я не мог опознать, словно стонало само здание.
Данила, с того момента, как увидел волка, стал будто наточенный меч. Кулаки были сомкнуты, сосредоточенный взгляд под острием сведенных бровей. В нем чувствовалась напряженность и готовность к действию. Мне было странно, что в такое опасное, по его мнению, место он не взял с собой шашку. А если нам придется сражаться?
Мы медленно поднялись на второй этаж, следуя за волком. Я же оценивал конструкцию этого здания. Это было нечто среднее между особняком и церковью. Парадные лестницы вели на подпираемый колоннами второй этаж с балюстрадами. Следы былой роскоши тоже были изрядно подъедены временем – побелка слетела и стены и пол были будто испещрены язвами, раздирающими тело здания. Обе лестницы вели на второй этаж, сводясь к высоким белым дверям. Мы, очевидно, были в атриуме, а за дверями должен был располагаться второй этаж, откуда открывался вид на неф. Когда мы подошли к нему, стоны и крики усилились, а в воздухе резко запахло чем-то медицинским.
Волк положил ладони на двери и распахнул их в стороны. Нас окатило волной горячего воздуха, вырвавшегося изнутри. Вместе с ним в ноздри ворвались смрадные запахи разложения. Я прижал ладонь к носу, вглядываясь в открытый проем. Перед собой я видел огромные люстры, висевшие в ряд. Свет от них был гораздо ярче, чем от тех, что в атриуме. Волк исчез в проеме, завернув за угол. Мы вошли за ним. Словно пробитые в кирпичной кладке, по стене тянулись арочные широкие окна. Стекло было старым, где-то с трещинами и провалами дыр. Сквозь окна виднелся двор соседнего здания.
Однако с первых мгновений как я вошел, взгляд мой был прикован к тому, что разворачивалось внизу, в пространстве нефа этой заброшенной в лабиринтах Петербурга церкви. Вместо обычных для церкви стульев все пространство было заставлено кроватями – старыми, железными, с огромными, свисавшими с боков, матрасами. На них лежали, сидели и корчились в судорогах люди, одетые все одинаково – на каждом были надеты желтые длинные робы. С кого-то этот странный наряд слез, обнажив хилое немощное тело. На другом роба была рваная и грязная, отодранные куски свисали, будто ошметки его собственной плоти. Между кроватями ходили волкоголовые, вроде нашего провожатого, останавливались и, видимо, о чем-то переговаривались с ними. Рядом с некоторыми кроватями стояли передвижные капельницы и стойки с медицинскими инструментами. Я видел, как один из волков жестко перематывает руку человека в робе, а затем вгоняет в нее иглу, впрыскивая содержимое маленького шприца. Я подошел к нашему проводнику и спросил, что они делают.
– Он желает скорой встречи с богиней. Мы в этом помогаем, – прозвучал глухой ответ.
Сама богиня, а точнее ее изображение занимало все место на алтаре прямо перед этой человеческой кучей. Это уже не была просто голова, как при входе. Нет, черная мать, расписанная на огромной стене, представала здесь во всем ее ужасающем величии. Рисунок был огромным, занимая всю плоскость стены, соединяющей два этажа. У Кали было синее тело женщины, из которого росли четыре руки, закованные в браслеты у запястьев. В правой руке, воздетой к небу, она сжимала наточенный острый меч, вторую правую простирала вниз с раскрытой ладонью. Две левых руки выполняли жуткую функцию. Верхняя держала за пучок черных волос отрубленную мужскую голову с высунутым наполовину языком. Кровь из отсеченной шеи стекала на золотой поднос, лежавший на второй левой руке. На шее Кали висело ожерелье из маленьких человеческих голов, а пояс состоял из направленных вниз отрубленных кистей с ладонями. Она стояла, оперев левую ногу на грудь лежавшего на земле мужчины, а прямо под ней распустила капюшон свернувшаяся кобра. Из-за фигуры божества разгоралась золотая аура, острыми всполохами рвавшаяся к краям стены.
Гомон голосов и беспрестанные стоны, доносившиеся снизу, вдруг прорезал острый истошный крик. Он был наполнен первобытным ужасом, это был крик, вмещавший одновременно отчаяние и гнев. Я глянул вниз, выискивая взглядом источник. Сухонькая фигура женщины в робе склонилась над одной из кроватей и буквально мотала из стороны в сторону лежавшее на ней тело. Мне показалось, что это манекен или тряпичная кукла – настолько лишено оно было сопротивления и всякой воли.
Подошли волки, окружив тело. Она хотела оттолкнуть их, но ей легко заломили руки за спиной и повели к пустой кровати. Она пыталась вырваться, что-то бессвязно кричала, но, оказавшись у своего ложа, неожиданно утихомирилась и залезла на койку. Волк тут же вколол ей что-то в вену, и она окончательно успокоилась, недвижимо застыв в распростертом положении. Труп мужчины положили на носилки и понесли между кроватями в сторону рисунка Кали.
Прямо под изображением богини возвышался каменный подиум прямоугольной формы, собранный из бетонных блоков. Он был накрыт алой тканью. Волки положили тело на ткань и отошли в сторону, скрывшись из виду. Так прошло несколько минут. Люди в робах ходили между кроватями, толкались, о чем-то переговаривались с волками, но никого не волновало, что только что среди них кто-то умер. В толпе желтых одеяниях незаметно появилось черное пятно. Я пригляделся: большая фигура проделывала себе путь через ряды кроватей. Завидев ее, люди отступали с дороги. В отличие от обычных волков, у него была черное одеяние и черная маска на голове. Он шел медленно и степенно, ног его не было видно под стелившейся по полу тканью. По мере того, как этот человек в черном приближался к алтарю, шум стихал. Люди в робах медленно подходили к подиуму, на котором лежало тело.
Человек в черном прошел за возвышение и развернулся к собравшейся толпе. Маска его была гораздо более устрашающей, чем у нашего проводника. Огромные черные уши, навостренные вверх, желтые монеты глаз и распахнутая, усеянная острыми зубами, пасть. Человек простер вперед руки, показав большие крепкие ладони из-под одеяния. По всему залу раскатился его зычный, глубокий голос, нисколько не сдерживаемый барьером маски. Он грохотал, отражаясь через купол и стены, проникал во все уголки этого жертвенника.
– Черная мать требует новой жертвы! – вещал он, – Ваше тело не вечно, оно лишь подношение нашей милостивой богине. Она святой покровитель всех мучеников нашего времени. Покинуть этот мир по своей воле и соединиться с ее величественной красотой в другом мире – нет ничего благороднее такой цели!
Черный волк обернулся на рисунок и воздел к нему руку.
– Пусть этот образ вас не пугает! Ужас – такова цена бессмертия. Мы выбрали перейти из этого порочного, полного страданий, мира в высшую реальность. Реальность, где правит красота. Реальность, в которой вы навсегда останетесь в лоне вашей матери. Несправедливый мир канет в небытие, когда мы вернемся в теплую утробу, откуда пришли.
Я знаю – у многих из вас уже гниет тело. Отказывают органы. Смерть напоминает о себе каждый день. Не бойтесь! Напоминайте себе каждый день, что скоро вас ждет вечная жизнь в объятьях Черной матери. А сегодня мы подносим ей новую жертву!
Он сомкнул ладони в хлопке перед собой, склонил голову и стал громко вещать. Он повторил эту молитву на незнакомом языке так часто, что я запомнил ее наизусть:
ХРИМ ШРИМ КРИМ ПАРАМЕШВАРИ КАЛИКЕ СВАХА!
ХРИМ ШРИМ КРИМ ПАРАМЕШВАРИ КАЛИКЕ СВАХА!
Люди вокруг жертвенника склонили головы, нестройными голосами они повторяли мантру вслед за черным волком. Помещение наполнилось разноголосьем, гул разлетался и звенел в стеклах. Вскоре я почувствовал, что у меня кружится голова. Данила подошел к волку-проводнику и что-то у него спросил. Тот лишь коротко кивнул. Тем временем, раскаты мантры постепенно стихли. Два-три отбившихся голоса еще неловко долетели наверх, но потом все затихло. К лежавшему на возвышении телу снова подошли прислужники-волки с носилками. Они закутали покойника в покрывавшуюся постамент ткань и положили на носилки.
– Что с ним будет? – спросила Соня у волка.
– Он будет вечно жить с черной матерью, – последовал ответ.
– Да нет! – в бессилии воскликнула девушка, – С телом что они делают?
– С телом? – волка искренне озадачил вопрос, – Разве важно, что будет с пустой оболочкой? Ее сожгут как подношение.
Он сошел с места и повел рукой, показывая, чтобы мы следовали за ним.
Мы вернулись в атриум и спустились обратно вниз. Оказавшись на первом этаже, я взглянул в сторону дверей, которые вели в большой зал. Ранее они были скрыты в тени, так что я даже их не заметил. Сейчас вход сторожили два волка, стоявшие по бокам больших створок. Двери были старые и покосившиеся, мне с трудом верилось, что петли еще не отсырели и не отвалились. Как раз в тот момент, как я это подумал, темноту атриума пронзила полоска света из растворившегося проема. Дверь раскрылась, пропуская огромную черную фигуру.
Это был тот самый волк-проповедник, читавший только что мантру над телом. Высокая фигура двигалась в нашем направлении. У меня в горле образовался комок, а ноги внезапно ослабели. Зловещая фигура на миг слилась с мраком, чтобы появиться вновь – воплотиться из морока – прямо перед нашими глазами. Вблизи морда зверя выглядела еще более устрашающе – зеленые глаза, хоть и были простой бутафорией впивались в саму душу. Данила выступил вперед, словно закрывая нас от грядущей опасности. Черный волк остановился перед ним – он оказался на полголовы выше Данилы, возможно, из-за маски. Из под черного платья высвободились крупные жилистые ладони, обхватили маску по бокам и сильно потянули ее вверх и в сторону.
Открывшееся человеческое лицо сразу сняло витавшее в воздухе напряжение, связанное с первобытном страхом от хищника. Напротив, вид человека оказался заурядным – короткая стрижка почти под «ноль», острый нос выступает посреди двух проницательных глаз, плотные губы венчаются плоским подбородком. В маске и наряде он выглядел существом из потустороннего мира, самим посланцем богини смерти. Сейчас это был просто человек в наряде, который вроде в шутку надел на себя волчью маску. Но было в этом лице и что-то знакомое, будто я его уже видел сегодня раньше. Я не мог понять, почему.
– Максим, – сказал он приветливо, вынеся вперед ладонь.
Данила никак не ответил на приветствие.
– Конечно, – улыбнулся Максим, – Было бы странно, если ты пожал мне руку. Ты ведь думаешь, что я враг тебе, Данила Соколик.
– Где Настя? – вырвался крик у Сони, – Нам обещал тот бездомный…
– Я знаю, что я обещал, – прервал ее Максим.
– Ты? Но разве ты был там?!
– Именно так. Я служил сегодня привратником. Мне очень хотелось увидеть в деле тебя, Данила.
Данила и на это ничего не ответил. Максим нахмурился, глаза его устремились на моего товарища. Он сказал:
– А ты немногословен, как и говорили. Все прокручиваешь что-то в голове. Думаешь, это одна из твоих партий в го?
Данила поднял козырек фуражки и спокойно заговорил, глядя ему прямо в глаза:
– Ты очень хотел, чтобы я попал в это место. Но на твоих условиях. Насколько понимаю, записи из дневника – твои личные. В них документируется вся история создания этого приюта, а также называется цель. Ты явно не боишься полиции, раз дал нам в руки эти записи. Есть два варианта, почему ты это сделал. Либо ты часть организации, которая имеет влияние даже на силовиков, отчего они закрывают глаза на эту мерзость. Либо тебе просто все равно, откроют это место или нет. Я склоняюсь ко второму варианту, потому что в тебе есть признаки нарциссизма.
Судя по записям, ты человек чистоплотный, а встречу с неприглядной стороной Петербурга ты воспринял очень болезненно. Ты решил властвовать над судьбами слабых людей, поддавшихся влечению наркотика. Стал их священником и проводником в загробный мир. Но ты захотел показать эту власть другим. Ты каким-то образом услышал обо мне – возможно, через посты в социальных сетях от Ивана – и решил: если кто-то попадет в это место, то только такой человек, как Данила Соколик. Но не просто попадет, он должен доказать, что он со мной на равных. Вот ты и задумал эту загадку с дневником. Ты планировал эту охоту за записями второпях, потому что у последнего человека из списка не было даже конверта. Но тебе очень хотелось, чтобы я вник и понял твою идею. Возможно, ты считаешь, что я проникнусь ей. Так вот, начистоту: то, что здесь происходит – гнусно и отвратительно, а мы с тобой ни в чем не схожи.
Максим сомкнул ладоши в громком хлопке. Потом еще в одном. Он стал смыкать ладоши чаще и уже громко захлопал.
– Все почти так, как ты сказал, – закивал он, – Но не совсем. А вообще, давайте поговорим в более приятном месте. Разговор серьезный – ваши жизни, друзья, уже не будут прежними.
У меня екнуло сердце. Он сказал то, что я ощущал тогда на лестнице, после получения последнего конверта. Но что не будет прежним? А будь я поумнее, то понял бы – то, что мы обнаружили, было кусочком огромного фундамента, на котором покоилось целое здание. Мы врезались в этот кусочек с силой пушечного ядра.
Максим провел нас мимо одной из лестниц к узкому боковому проходу. Он упирался в пожелтевшую от ржавчины железную дверь. Отперев ее ключом, он распахнул дверь настежь, и мы оказались во внутреннем дворике. Здесь было, как ни странно, очень уютно. По контрасту с увиденными внутри ужасами, в садике царило спокойствие. Стояли низенькие деревянные скамейки, а на огражденной каменным барьером земле росли маленькие кустарники. Где-то виднелись ростки клубники и уже увядшие цветы. Со всех сторон дворик был огорожен желтыми стенами соседних зданий. Попасть сюда иначе как из приюта было невозможно. Разве что спуститься с крыши на веревке.
Максим сел на деревянную скамейку, жестом показал нам сесть напротив. Но скамья оказалась узкой и не вместила нас всех троих, кроме как если мы теснились друг к дружке. В итоге мы все втроем остались стоять. Соня в сильном волнении гладила свои запястья, сжимала и разжимала ладони с белыми пальчиками в кулаки. Данила смотрел куда-то в сторону, думая о чем-то своем.
– Неудобно вышло, – усмехнулся Максим, – Я-то думал, Данила придет один. В крайнем случае, с Иваном. А ты еще девку за собой притащил. Ну да ладно. Первым делом, дайте-ка я выполню свое обещание.
Его крупные пальцы вытащили из черных складок одежды маленький кусочек цветного картона. Он протянул его Соне. Девушка несмело подошла вперед, смотря на картонку как на нацеленный в ее сердце нож.
– Да не бойся, – сказал Максим, – Визитка это. Позвони по номеру…
Договорить он не успел. Визитка исчезла из его пальцев, только он сказал это слово. Данила быстро опустил руку за мундир.
– Данила! – воскликнула Соня, – Это ведь мне передавали!
– Выйдем из приюта и рассмотрим все детально, – сказал он, – Время есть.
Максим отклонил голову в сторону, а потом резко махнул ей обратно, словно качнулся маятник.
– Ловкач, – хмыкнул он, – Ясно, впутывать их не хочешь. А вообще, да, если хотите знать, где Настя, то визитка вам все скажет.
Соня теперь не сводила взгляда с Данилы. Но больше она не встревала, не перебивала, а лишь терпеливо ждала разрешения беседы.
– Теперь второе, – сказал Максим, – Насчет того, почему вы здесь. Точнее, я хотел видеть здесь только Данилу. Иван, будем честны, ты довольно бестолковый. Но умеешь описывать похождения своего друга, этого не отнять. Соня здесь тоже, можно сказать, случайно.
– Зачем за ней ходили твои волки? – спросил Данила.
– Затем, что я хотел помочь ей найти подругу. Я знаю тех, кто забрал Настю, потому что мы все работаем на одного человека. Я им говорил, что Соню взять тоже надо. Негоже разлучать лучших друзей. Но мы людей на улицах не похищаем. В нужный момент девушки находят визитки, где написано то, что они хотят услышать. Иначе план не сработает. Соне визитку просто не дали. Я исправляю это недоразумение.
– Какой план?
Максим отмахнулся.
– Не все сразу. Да и мы здесь не для этого. Я хотел видеть, прежде всего, тебя, Данила. И ты уже сам ответил на вопрос, зачем. Ответ банален: мне скучно.
– То есть, ты замыслил всю эту идею с посылками только потому, что тебе стало скучно и одиноко в своей твердыне? – спросил Данила.
– Я, может и нарцисс, но не настолько. Просто о тебе много говорят, Данила. Вопреки твоему мнению, у нас с тобой куда больше общего, чем ты полагаешь.
Данила вместо ответа постучал указательным пальцем по ремню. Максим выставил перед собой руки, вид у него стал сосредоточенный.
– Не спеши, не спеши, – обратился он к Даниле, – Вот скажи мне, в чем самая большая проблема нашего времени?
Это был вопрос, на который ответа не требовалось. Он будто заронял семя мысли в голову собеседника, чтобы затем полить его своими следующими словами.
– Самая большая проблема нашего времени – отсутствие смысла. Миллионам людей просто незачем жить. Я бывший джанаит. Еще у них я познал, что мы живем в эпоху Кали-юга. Это самое мрачное время, хотя вокруг и построена прекрасная иллюзия благополучия и личной свободы. Только вот эта свобода, индивидуальная свобода, и есть ловушка. Разделенные друг от друга люди оказываются во власти своих желаний. Общих целей, идей, смысла больше нет. Смысл имеет только удовлетворение своих страстей. Но этот путь тупик.
Посмотрите на этот город. Сюда зачем люди приезжают, в основном? Покутить, повеселиться, дать волю страстям своим. Сколько денег приносят бары, клубы и сфера услуг и развлечений? В Питере пить, говорите? Теперь это официальный слоган. Но это еще не все. Этот город уже наркоманская столица России. Как можно оставаться ко всему этому равнодушным?
