Анна Соболева
Легенды Раэнора
Когда Итис очнулся, то узнал, что его в глубоком беспамятстве нашли на вершине священного камня.
– Такой грозы никто из нас не припомнит, – рассказывал ему дежуривший у его постели старый служитель. – Твой отец, господин, хотел бежать в Святилище. Видимо, передумал и решил тебя забрать. Но жрица запретила. Она сказала, что почти уверена тебе огонь не страшен. Она не ошиблась. Теперь поправляйся.
Итис еле слышно прошептал:
– Где отец? – Слова давались ему с трудом. Все тело ныло, голову обручем сжимала боль.
– Уехал. Жрица отослала его. Сегодня двенадцатый день твоего беспамятства. Что бы он делал в долине все это время?
– Двенадцатый?
– Да, господин мой. И слава богам, ты наконец-то вне опасности. Отдыхай и не тревожься. Мы пошлем твоим родным весть о том, что ты поправляешься.
Так Итис остался в Святилище. Поначалу он смущался до слез, когда, завидя его, все бросали свои дела и низко ему кланялись. Потом начались занятия с суровыми служителями. Они разъясняли ему премудрости астрологии, толковали историю богов и их княжества, загромоздили его покои неподъемными книгами и старинными свитками. Все это было в тягость ребенку. Он потерянно бродил по своему новому роскошному дому, плача от одиночества. Как непохоже было холодное поклонение Хранителю на нежную любовь родителей к единственному чаду! А потом, когда тоска стала нестерпимой и мысли о побеге уже не казались такими кощунственными, в Святилище приехала жрица Единого с четырнадцатью спутниками. Ему пришлось встретить их как хозяину. Она же ни разу не дала ему почувствовать его возраст, обращаясь с неподдельным почтением. Как он волновался перед своей первой службой! Судорожно повторяя про себя слова древнего гимна и последовательность ритуала, он шел по освещенной факелами дороге, держа за руку строгую, гордую деву с повелительным взглядом. Жрица ни жестом, ни словом не подбадривала, не утешала юного Хранителя. Она не оскорбила его недоверием. Со спокойным достоинством, равная с равным, она взошла на каменное плато Святилища. Смущаясь, Итис впервые запел гимн, раскачиваясь и хлопая в ладоши. Сначала он пел для красивых мужчин и женщин, стоявших на постаментах и слушавших его тонкий, чистый голос. Но вскоре действо захватило его. Уже знакомый восторг обжег, разгораясь жарким огнем.
С тех пор это пламя живет в нем, то тихое, как огонек потухающего костерка, то неистовое, как пожар в недрах земли. И с тех пор он видит богов так же ясно, как людей. Жрица неслышно дышала во сне. Итис впервые понял, как она красива, когда уже был взрослым мужчиной. Тогда она приехала в Святилище со своим другом альвом. Жрица любила то время, когда зацветали апельсиновые деревья. Вместе со своим гостем она бродила в садах с утра до поздней ночи. Хранитель нечаянно столкнулся с ней, когда она бежала по спускающейся от озера тропке. Княгиня весело смеялась. Ее лицо сияло задором и счастьем. Остолбенев от изумления, Итис не мог поверить, что эта юная, полная детского веселья дева – неприступная жрица с холодными глазами. Однако он, один из всех, предпочитал видеть ее строгой дочерью Единого. Его сердце было свободно от любви, всецело отданной богам.
Ночь длилась. Тьма не торопилась рассеиваться. Дождь все лил. Но Хранитель чувствовал – утро недалеко. Он проверил огонь в камине, поправил сбившееся одеяло и пошел к себе.
Весь следующий день Элен и Итис провели в сокровищнице Святилища. Они тщательно паковали и аккуратно вносили в список самые ценные книги, украшения, обрядовые одежды. Конечно, служители многое уже увезли. Но то, что осталось, тоже заставило Элен задуматься.
– Не представляю, как мы потащим все это в Хьорланд. – Она растерянно оглядывала громоздящиеся вокруг коробки и ящики.
– Возьми лишь то, что не можешь оставить. Остальное спрячь в тайники. Когда-нибудь ты или твой сын вернетесь за ними, – подсказал Хранитель.
– Ты все говоришь о сыне. А может, у меня будет девочка, маленькая княжна!
– Вряд ли, госпожа. Я видел твоего мужа. Его ребенок будет воином. Так же, как отец.
– Я бы этого не хотела.
После обеда Итис собрался на прогулку. Элен напросилась пойти с ним. Тепло одевшись и закутавшись в плащ, она вышла из натопленного дома на улицу, под нудно моросящий дождь. Фонари тускло горели, не в силах рассеять серую мглу. Медленно шагая по выложенным камнями дорожкам, Элен оглядывалась, не узнавая долину. Петлявшая меж полей речка разлилась. В том месте, где был горбатый мостик, по которому она перебегала, чтобы попасть к озеру, из мутной воды торчали лишь перила. Лавандовые поля превратились в бурые вязкие топи. В апельсиновых садах дождь стучал в маленькие тугие барабанчики, а в оливковой роще шелестел, стекая по мягким бархатистым листьям. Очертания гор в полутьме были размыты, как будто дождь одолел и камень.
– Какое уныние! – шептала Элен. – Как ты здесь будешь один?
– Я же объяснил тебе, госпожа, – терпеливо ответил Хранитель. – Я не могу уехать. К тому же, я здесь не один.
Не скрывая раздражения, Элен в досаде отвернулась от него:
– Когда все в тебе нуждаются, обрекать себя на затворничество и бессмысленную гибель? Твое упрямство преступно.
Итис, глядя на княгиню, миролюбиво улыбался:
– Госпожа моя, к чему нам ссориться? Мы не переубедим друг друга. Каждый уверен, что прав именно он.
– А вот я прикажу своим воинам связать тебя и силой увезу отсюда! – запальчиво выкрикнула Элен.
– Вполне возможно, что я дам себя связать. Не годится причинять вред твоим людям. Но силой увезти Хранителя из Святилища не удастся даже тебе. Вы погибнете вместе со мной. Боги меня не отдадут. Ты же знаешь это.
На следующее утро Элен покидала Святилище. Уже взявшись за повод, чтобы сесть в седло, она обратилась к стоявшему рядом Хранителю:
– Тебе открыто будущее. Скажи, что меня ждет? Я встречусь со своим мужем? Буду снова счастлива?
Итис взглянул ей в лицо и медленно, будто разбирая полустертые письмена в глубине ее глаз, произнес:
– Тебя ждет долгая дорога. Черная, как отчаяние, красная, как кровь, и белая, как снег на вершинах северных гор. Ты снова встретишь любовь, лишь обретя покой. А счастье… Я его не вижу.
– Горькое предзнаменование, – пробормотала княгиня. Атни помогал госпоже со сборами. Он ждал, держа стремя, и невольно слышал предсказание Хранителя. Немного помедлив, он робко обратился к Итису:
– Господин!
Хранитель, только сейчас заметив юношу, воззрился на него с удивлением:
– Не ты ли оруженосец князя? Это ты сопровождал его на испытании?
– Я, господин.
– И ты хочешь мне что-то сказать?
– Я… – Атни покраснел и выпалил: – Господин, предскажи и мне!
– Тебе? – Тонкие брови жреца поднялись в изумлении. Он повелительно взглянул юноше в глаза. – Тебе твою судьбу открыл тот, кто знает об этом гораздо больше, чем я. Верно?
Атни ошарашенно глядел на холодно улыбающегося Хранителя, не понимая, как тот догадался о Деве Озера.
– Верно? – еще раз повторил Хранитель и отвернулся от оруженосца. Он взглянул на княгиню, опустился на колено и почтительно поцеловал ее холодную, влажную руку.
– Прощай, госпожа. Да хранит тебя Единый.
Элен вдруг шагнула к нему, обняла и прижалась щекой к его лбу. Сдерживая рыдания, она прошептала:
– Я все-таки увезу тебя. В своем сердце. Прощай, последний Хранитель танцующих богов Раэнора!
Она резко выпрямилась, села в седло и подала знак к отправлению. Маленький отряд тронулся. Лошади осторожно ступали по скользким плитам. Поднялся ветер. Дождь остервенело хлестал всадников ледяными струями. Элен сама не знала, что было причиной ее слез – то ли ветер, то ли щемящая тоска.
Вернувшись в столицу, княгиня слегла. Тело горело сухим жаром, глаза слезились, пересохшие губы потрескались, горло царапало, как алмазной крошкой. По ночам приходили кошмары, и она со стоном просыпалась, боясь снова закрыть глаза. Дию не на шутку рассердился на нее за поездку. Но, видя, что дела идут хуже и хуже, оставил поучения и угрозы. Он, как заботливая нянька, все свое время проводил у постели Элен.
Когда болезнь отступила, и старый лекарь разрешил княгине короткие прогулки, она, преодолевая слабость, поднялась на Сторожевую башню и осмотрелась. Тьма сгустилась. Холодный северный ветер разметал дождевые тучи, но небо недолго оставалось чистым. Вскоре его снова заволокло, но вместо промозглого дождя на землю обрушились снегопады. Снег шел без остановки, засыпая поля, погребая под собой опустевшие селения. Снег! Белая пустыня. Элен вытянула руку. Ее ладонь вскоре наполнилась невесомыми пушистыми хлопьями. Поднеся ладонь к лицу, княгиня ощутила холод и влажный, свежий запах. Свет играл на гранях снежных кристаллов, вспыхивал искрами.
– Он мне нравится, – прошептала Элен.
– И тебя не пугает холод? – Лекарь, слегка запыхавшись после крутого подъема, стоял рядом с княгиней.
– Немного. Но взгляни, какой необычный вид! Этот снег в Раэноре первый.
– И, надеюсь, последний, – пробормотал старик и покосился на застывшую в задумчивости госпожу. – Бедные деревья! Эта зима их погубит. Да и зверью нелегко придется.
– Дию, а что это за огоньки?
– Где? – Справа от полей Кеменъярлосса.
– Это горят поселки.
– Странно. Такая сырость!
– Через наши земли идут войска, госпожа. Они ничего не оставляют после себя. Только пепелища. Хорошо, что обозы успели уйти. Мы бы не смогли сопротивляться этому нашествию.
Элен презрительно хмыкнула:
– Вот она, цена их обещаниям! Значит, страны больше нет.
– Скоро доберутся и до столицы.
– Мы не так слабы.
– Нам не выдержать осады.
– Должны. Наша задача – продержаться до весны. Потом можно и уходить. Пусть забирают все, если будет кому забирать.
Она поежилась. Дию накинул ей на плечи свой плащ и решительно сказал, взяв за руку:
– Пойдем, моя госпожа. Ты должна себя беречь.
Через несколько дней безжалостный врачеватель наконец-то допустил к Элен посетителей. Первым пришел Румиль, пристально ее оглядел, удостоверился, что глаза его ненаглядной повелительницы снова блестят и на щеки вернулся здоровый румянец, поцеловал ее руки и успокоенный ушел. Потом примчался Ирлинг.
– Я, госпожа, на минуточку! – предупредил он. Но его минуточка растянулась на несколько часов. Пройдоха-секретарь рассказал Элен обо всех дворцовых новостях, а потом еще и книжку почитал. Уже вечером он спохватился: – Ой! Опять ничего не успел! Этот злобный мальчишка Атни меня поедом ест. С чего бы, госпожа? А кстати, как поживает Лола? Что-то я ее давно не видел.
– Лола?! – Элен задохнулась от возмущения. – Опять! Ну, голубчик мой, доберемся мы до северных краев, я твоей женушке глаза открою!
– Да что ты, госпожа! Я же по-дружески!
– Ты это Атни расскажи. И еще удивляешься, чего он на тебя волком смотрит. Оставь Лолу в покое, Ирлинг. Я приказываю! А теперь ступай.
Ветреник пожал плечами, грациозно поклонился и поспешил прочь от княжеского гнева. Через два дня к княгине пришли Атни и Велемир. Элен со страхом смотрела на разведчика. Он похудел, лицо обветрилось, щеки и подбородок заросли щетиной, под ввалившимися глазами четко обозначились черные круги. Княгиня с тревогой воскликнула: – Что с тобой? – Только из похода. Прости, что оскорбляю тебя подобным видом, но Атни говорит, что время не терпит.
– Да, конечно. – Элен с нарастающим волнением смотрела то на одного, то на другого. – Садитесь. Я слушаю.
Велемир с явной радостью опустился в кресло.
– Мы дошли до Реки, как ты и велела. Это катастрофа. Ты не можешь представить, сколько у нашего соседа войск. Он может задушить Арандамар, просто завалив его трупами. Им не выстоять. В таких случаях обычно говорят о чуде, ведь больше надеяться не на что. Но я в чудеса не верю. И наше положение тоже незавидно. Идти на север сейчас – безумие. Мы, маленький отряд, еле прорвались сквозь окружение. Люди Морна везде. Они грабят, жгут, разрушают. Раэнора больше нет, госпожа.
Капитан опустил голову.
– Ты неправ, капитан, – возразила княгиня. – Если бы все было так, как ты говоришь, земля давно бы опустела. Вражьи войска проходят через оставленную нами страну? Пусть! Представь себе, что они – смерч, ураган. Они пройдут, земля останется.
– Останется пепелище!
– О чем мы спорим! Велемир, ты грустишь, когда видишь в лесу сброшенные оленем рога? “Бедный зверь, -кричишь ты, – теперь он погиб!” Дома, рухлядь, тряпки – пусть эти дикари гордятся тем, что добыли брошенные обноски! Раэнор жив, пока живы раэнорцы. Почему я должна повторять тебе такие простые истины?
Разведчик впервые за время их разговора поднял глаза.
– Одно дело – говорить об этом здесь, другое – видеть в руинах то, что еще недавно процветало. Мне больно. – Его голос дрогнул. – Наверное, я потерял надежду.
– Ты просто устал. Взгляни на себя! Чуть живой. Поешь, выспишься как следует, и мир перестанет казаться таким мрачным.
– Тут дело не в усталости, госпожа! – подал голос Атни. – Велемир не сказал главного. Они с каждым днем все ближе к Дол-Раэну.
Княгиня вскинула голову:
– Они не посмеют.
– Посмеют. Будь уверена. Мы готовимся к их штурму. Но нас мало. И наши укрепления слишком слабы.
Элен удивленно взглянула на него:
– С чего ты взял?
– Мне князь говорил. – При воспоминании о господине юноша выпрямился, расправив плечи.
– Князь ошибался.
– Госпожа, я знаю, что в стенах спрятано много хитрых механизмов, как раз на случай осады, – вставил Велемир. – Но мы ничего в них не понимаем. Мастера, которые могли в них разбирались, ушли. Может, остались чертежи? – Не знала, что вы умеете читать чертежи, – с притворным удивлением протянула Элен. Оба смущенно переглянулись.
– Может, Румиль… – нерешительно протянул Атни.
– Или Дию, – хмыкнула княгиня. – Завтра утром ждите меня у Северных ворот. Время пришло.
– Но как же ты… – робко сказал Велемир, кивнув на ее четко обрисовывавшийся под одеждой живот.
– При чем здесь это? – Элен встала. – Я ношу ребенка воина. И не забывайте: этот город мой. Я не буду сидеть в бездействии, когда ему грозит опасность. – А вдруг Дию не разрешит тебе выходить? – вспомнил Атни.
– Тогда я проплачу весь день, – съехидничала Элен. – Ступайте. Завтра с утра будьте наготове. Работы у нас много.
Тьма над Дол-Раэном была бы непроглядной, если бы не снег. Он все валил и валил из серых туч, закрывших небо от края до края. Казалось, настала последняя, вечная ночь. Только огромные песочные часы указывали на наступление утра, отмеряя для столицы время глухими ударами колокола. Жизнь во дворце замерла. Камины топились только в маленьких комнатах прислуги на первом этаже. Там легче было сохранять тепло. В залах и галереях царила стужа. Княгиня, не пожелав переселяться, часто не могла согреться, сидя у жарко натопленного камина и кутаясь в меха. Однако в это утро она преодолела оцепенение и, тепло одевшись, впервые за много дней вышла из дворца. Дию начал было ворчать, напоминая ей об осторожности, но поняв, что настроена она решительно, только махнул рукой. Госпожу сопровождал Румиль. Он нес фонарь и бережно поддерживал ее под руку. Элен то и дело останавливалась. Она не узнавала столицу. Снег завалил дома, скрыл под собой лестницы и двери. Окна первых этажей были наполовину занесены. Деревья превратились в сугробы. Только кое-где сквозь снежную толщу пробивалась темная зелень. Когда они дошли до стены, княгиня порядком утомилась. Румиль, заметив это, провел ее в привратницкую, где она могла немного отдышаться и согреться, а сам пошел за Атни.
– Итак, – начала Элен, когда ее полководец пришел, – начнем готовиться к обороне. Надо разделить войско на четыре отряда, по количеству входов в город.
– Но у нас трое ворот.
– Ты забыл дорогу через дворцовые сады.
– Ну, кто о ней знает?
– Да кто угодно. Все эти бесконечные посольства… В каждом из отрядов выбери по паре десятков смышленых солдат. Их я научу обращаться с механизмами. Остальные пусть готовят камни, котлы, смолу, багры и колья. И еще, Атни. – Княгиня плотнее запахнулась в меховую накидку. – Нам нужны бойцы для отрядов прикрытия. Это на случай отступления.
– Думаешь, госпожа, нам понадобятся такие отряды? Это же смертники!
– Как я надеялась избежать этого, – устало вздохнула Элен, взглянув на растерянного юношу. – Но боги рассудили иначе. Когда ты сможешь все это сделать?
– Сегодня. Мы готовы, за исключением нескольких мелочей. Нужных людей я могу прислать тебе прямо сейчас. – Прекрасно.
– Элен одобрительно улыбнулась. – Созывай своих молодцов. Да пусть прихватят лопаты. Снега под стены намело – не подберешься.
Вскоре княгиня уже объясняла отобранным Атни воинам, как приводить в движение многочисленные осадные машины. Солдаты слушали, разинув рты, (Они и не подозревали, что кроется в хрупких городских стенах), да с любопытством поглядывали на княгиню. Они привыкли видеть ее издалека, мельком, на людных празднествах, окруженную пышной свитой. А теперь она была совсем рядом, хрупкая закутанная в меха женщина с бледным, строгим лицом. Она неторопливо объясняла своим ученикам движение каждого механизма, заставляла пробовать, хмурилась, когда завести машину не получалось, и облегченно вздыхала, улыбаясь, когда все наконец приходило в движение. Однако нападать на столицу не спешили. С высоких стен раэнорцы наблюдали за проходившими по их земле бесчисленными войсками, движущимися на запад. Поток не иссякал ни днем, ни ночью. Кто шел по своей воле, надеясь на поживу, кого подгоняли пинками и плетьми. Хорошо одетые, сытые всадники на крепких мохнатых лошадях подъезжали к полузасыпанному рву и со злой радостью на смуглых лицах что-то кричали на своем тарабарском языке и беспорядочно, будто в шутку, стреляли из маленьких луков. Их сменяли высокие статные воины в меховых одеждах с длинными мечами, неутомимо шагавшие в стройных колоннах. Полные надменной гордости, они не поворачивали головы, чтобы взглянуть на засыпанные стены Дол-Раэна. Элен с тоской осознавала, что борьба Арандамара с нашествием будет неравной. В такие минуты она с ненавистью вспоминала старого правителя. Зачем тому было втягивать в бойню Хаггара? Не обещал ли он, что сын умрет для него, уйдя из страны? К чему было тревожить мертвецов? Но не всем проходившим мимо столицы удавалось делать вид, что они не замечают осажденных. Время от времени до раэнорцев долетали угрозы и проклятия на их родном языке.
– Проклятая ведьма со своими выродками!
– Колдуны! Чтоб вас всех падучая поразила!
– Подохнете с голоду! Затравим вас, как лисиц!
Элен презрительно улыбалась, слыша полные ненависти речи.
– Вот какое мнение о нас у наших соседей, – говорила она стоявшим рядом Румилю и Атни. – Странно. За что они нас ненавидят?
– Я думаю, от зависти, – пожал плечами Атни. – Взгляни, госпожа, те, кто орет, по уши закутаны в украденное ими из опустевших раэнорских домов тряпье.
– Возможно. Но оставим этих несчастных. Меня занимает другое: почему они не штурмуют стены? Ты что-нибудь понимаешь?
– Честно признаться, нет. Судя по обилию барахла, которое они тащат, поживиться эти паршивцы не прочь. И все же они сюда не суются. Не подходят к стенам ближе, чем на полет стрелы. Госпожа, это, конечно, глупо, но мне кажется, что им запретили.
– Запретили? – задумчиво проговорила Элен и переглянулась с телохранителем. Румиль кивком пригласил госпожу внимательно посмотреть вниз. Вглядевшись в темную шевелящуюся толпу, Элен проследила взглядом за рукой телохранителя и изумленно прошептала:
– Морнийцы!
Всадники Морна! Маленькими черными островками возвышались всадники в пешем потоке, подгоняя нерадивых плетью. И они же обрывали проклятья, несущиеся из исходящих пеной ненависти ртов.
– Вот она, стена, отделяющая их от нас. – Элен показала Атни на зловещих всадников. – Осады не будет. Можно уходить со стен. Пока мы в безопасности.
Сама Элен так и сделала. Она вернулась во дворец, утратив интерес к происходящему за стенами столицы. Атни какое-то время упрямился, но потом, измученный бесплодным ожиданием, приказал своим воинам отходить. На опустевшей стене остались лишь дозорные. А снег все падал, то неслышно ложась на землю легкими хлопьями, то, подхваченный ветром, вздымался гигантскими сугробами, то вьюжил, плотной белой пеленой заволакивая мир. Все чаще к вою ветра за окнами и в каминных трубах примешивался другой вой, от которого леденело сердце. И все чаще, сначала шепотом, а потом и в открытую осажденные стали поговаривать о заселявших оставленный город призраках. Поначалу раэнорцы восприняли новость как странную забаву. Как в детстве, возбуждением горели глаза при рассказах о белесых тенях, неверном мерцании света в окнах опустевших домов, о злобном шепоте. Но возбуждение прошло, когда уходившие в город люди начали бесследно исчезать. Дозорные возвращались с бледными, неподвижными лицами и остановившимся от ужаса взглядом, а потом заболевали. И гасли, несмотря на все усилия Дию, не в силах справиться с чарами.
Элен решилась. Она созвала совет. Когда командиры четырех отрядов, Атни и Велемир пришли в ее покои, она встала и, оглядев измученных, полных сомнений и растерянности людей, сказала:
– Пора. Мы спустимся в подземелья. Снимайте со стен дозоры. После минутного молчания, воцарившегося после ее слов, Атни воскликнул:
– Еще не время!
Его поддержали:
– Мы сами себя погубим!
– Вот уж впрямь, замуруют нас заживо, как лис в норах!
– Это безумие!
Элен не прерывала, не останавливала. Наконец Атни взволнованно спросил: – Объясни, почему ты считаешь, что время пришло.
Она пожала плечами:
– У нас нет выбора. Вы можете предложить что-то еще?
Один из командиров чуть слышно пробормотал:
– Как только мы уйдем со стен, они войдут в город.
– Никто из живых больше не войдет в Дол-Раэн. Не людей нам надо бояться. – Тогда тем более не надо лезть под землю, – поддержал командира его сосед. – Для хозяйничающих в столице призраков подвалы – дом родной.
– Ты ошибаешься, – спокойно возразила княгиня. – Как-нибудь я объясню это тебе и остальным. Как только мы спустимся в подземелье, оборотни оставят нас в покое.
– Откуда эта уверенность? – хмуро спросил еще один из пришедших.
– От знания, – устало ответила княгиня. Взглянув на Атни, она сказала: – Ты знаешь мое мнение. Решай. Он, хмуро взглянув на соратников, ответил:
– Хорошо. Но не сейчас. Завтра.
И все же какое-то время после их разговора дозоры еще выставлялись и дворец освещался сотнями светилен. Раэнорцы не спешили спускаться под землю. Княгиня не торопила. Она чувствовала, что ждать осталось недолго. Вскоре к несшимся с опустевших улиц унылым звукам и к смутным белесым теням, сливавшимся с непрерывно падающим снегом, прибавился безотчетный страх и приступы жгучей тоски. Люди слонялись по дворцу, понурые, безразличные ко всему, с пустотой в глазах. Командиры в тревоге сообщали Атни о случаях неподчинения их приказам. Темное, мутное небо, сковывающий холод, несмотря на то что камины во дворце пылали вовсю, и снег, белый, безразличный ко всему снег, сводили с ума. Элен редко выходила из своих покоев. Дию пропадал в подземельях. Оставшихся слуг он заставил работать над благоустройством их будущего жилья. Он посещал княгиню редко, заглядывал на минутку, вглядывался в лицо и уходил.
– Вот, госпожа, теперь ты знаешь, кто больше всех тебе предан, – торжествующе говорил Ирлинг, свысока поглядывая на утомленного старика. – Этот нерадивец, случайно, по недосмотру присвоивший было себе звание Главного лекаря, но потом выведенный на чистую воду возмущенными собратьями по ремеслу, тоже, впрочем, не слишком учеными, пренебрегает возложенным на него почетным долгом – следить, не спуская глаз, за твоим драгоценным здоровьем. Вместо этого пронырливый старикан наверняка бездельничает у себя в логове, отговариваясь тем, что в поте лица трудится в подземельях. Тем же самым, я уверен, занят и твой “верный” телохранитель, наш весельчак Румиль. Где он сейчас?
– Румиль выполняет мои поручения, – невозмутимо ответила Элен.
– Твои поручения, о моя добрая, наивная госпожа?! – Секретарь развел руками. – Да, я понимаю. Он так тебе дорог, что ты поручила ему по десять раз на дню проверять содержимое кастрюль на кухне, а после каждой трапезы отдыхать, чтобы не подорвать здоровье. И только я, твой надежный, единственный из всех преданный до конца слуга, я, Ирлинг, остаюсь рядом. Я разделяю твою скуку и рискую, заразившись приступами изнуряющей тебя хандры, свернуть себе челюсть в непрестанной зевоте.
– Ах ты болтун! – усмехнулся зашедший лекарь. – Нахальный мальчишка! Я вот тебя за уши оттаскаю!
– Меня? За уши? Почтенного отца семейства?! – притворно возмущался секретарь. – Вот, госпожа, как относятся эти нечестивцы к лучшему из твоих подданных, к знатнейшему раэнорцу! И ты молчишь! Ты ни слова не замолвишь в мою защиту?
Элен рассеянно улыбалась, слушая его болтовню. Все эти дни она приводила в порядок свой архив. Разбирала бумаги, грамоты, письма, безжалостно бросая почти все в жаркое пламя камина.
Однажды Дию, зайдя ее проведать, сказал:
– Кажется, упрямец Атни готов отступить. Они не могут больше бороться с призраками. В городе творится что-то страшное. Ведь мы готовились отражать атаки врага из-за стен. А беда – вот она, внутри. Как изменилась столица! Дом, в котором рождались и счастливо жили поколения твоих предков, стал западней. А доводящий до безумия страх, а болезни! Ворондил оставил в Дол-Раэне отряд в триста человек. Теперь не осталось и половины.
– Да. И это при том, что не было ни одного боя. – Элен ссутулилась. – Едва ли десятая часть погибла от стрел дикарей, что идут мимо города. Остальные…
– Остальных унесла зима. Жуткая зима.
– Я чувствую, конец близок. Те сны, помнишь? Сны, от которых я пряталась на высоте Сторожевой башни? Они снова меня преследуют. Меня сжигает огонь. И мне страшно.
Дию с нежностью погладил ее руку.
– Мы переживем все напасти, моя госпожа. Мы должны. Твои сны – только предостережение. Будь осторожной и осмотрительной. А пылающий в тебе огонь, дорогая моя госпожа, – вовсе не порождение преследующих твою память теней прошлого. Просто у твоего ребенка огненное сердце. Да и может ли быть иначе? Ведь ты – избранница Единого, в тебе, как и в Хранителе, часть его светлого пламени.
Крякнув от натуги, Ясперс повернул воротное колесо, и вода плавной струей потекла по каменному желобу акведука. Тонкие ручьи ответвлялись от основного потока и неслись к аллеям, рощицам, цветникам. Ясперс зачерпнул ладонью воды из желоба, глотнул и одобрительно причмокнул. Вода из Красного озера, и впрямь отдающая рыжиной и оставляющая на каменном ложе акведука яркий ржавый след, по его мнению, была превосходной. Ясперса ничуть не смущал легкий кисловатый вкус и запах. Он был твердо убежден в ее пользе. А иначе чем объяснить то, что, живя всю жизнь в подземном городе, здоровье смотритель имел отменное, да и жена с детьми на хвори не жаловались. Что говорить о людях! Даже сады верхнего мира не могли похвастаться такой яркой, сочной зеленью, пышностью цветения и величиной приносимых плодов.
– Не понимаю я их упрямства, – пробормотал смотритель, достал из кармана яблоко, откусил и принялся задумчиво жевать.
– Хозяин, обед готов! – прозвучал совсем рядом негромкий, певучий голос. Смотритель, не оглядываясь, отозвался:
– Иду, иду.
– Ты закончил с поливом, Ясперс? – Высокая, статная женщина в светло-зеленом платье подошла к смотрителю. Тот, хмурясь, мельком взглянул на пришедшую и буркнул: – Почти.
Женщина, откинув за спину толстые каштановые косы, подошла к акведуку и, зачерпнув воды, брызнула Ясперсу в лицо.
– Прекрати ребячиться, Карина! – Смотритель строго взглянул на жену, но не в силах противиться ласковой теплоте ее ясных карих глаз, улыбнулся. Она тоже улыбнулась в ответ и поцеловала его во все еще нахмуренный лоб.
– В чем дело? Что случилось? – Карина взяла мужа за руку. – Ну-ка выкладывай!
– Ай, все никак не приду в себя после разговора с лекарем. Плохи наши дела. – Вот ты о чем! – Карина покачала головой. – И не стыдно тебе? Чем это наши дела плохи? Оглянись-ка, милый друг! Чем тебя не устраивают эти великолепные залы, эти рощи, пруды и фонтаны? Тебе надоела спокойная жизнь? Ясперс, не гневи богов!
– Не то, не то ты говоришь! – Смотритель сокрушенно вздохнул. – Как все это оставить?
Карина притихла. Вот он о чем! Ей-то и думать о переселении было страшно. – Прекрати себя изводить, – наконец произнесла она тихо. – Не рви зря сердце. У нас и так впереди хлопот – не сосчитать. Что Дию сказал?
– Да ничего. Они там, наверху, мнутся, не решаются. Как же, с вольного света – да в подземелье. Даром, что света-то уж и нет давно.
– Что ты все злишься, Ясперс? – Пожала плечами Карина. – Конечно, страшно. Из них-то никто здесь и не был. Я, помню, когда невестой твоей была, тоже боялась. Не шутка – навсегда под землю спуститься! Люди ведь даже и не подозревают, как здесь чудесно. Представляешь, как они удивятся? Вот уж мы позабавимся!
– Позабавимся, позабавимся. – Ясперс взялся за колесо. – Только как бы потом не заплакать.
Помогая ему закрыть заглушку, Карина спросила:
– Ты о чем?
– Вот что, – смотритель искоса взглянул на жену, – поговори с Нионой. Она у нас, хвала небесам, девочка серьезная, не то что ее двоюродные сестрицы. Но все же предупреди, пусть остережется. А то, знаешь, как спустятся сюда молодцы из войска этого выскочки Атни…
– Ох, Ясперс! – Карина оставила колесо и выпрямилась. – Глупости говоришь. Дочь позоришь. Уймись, не болтай попусту вздор. Самому потом стыдно будет. Пойдем-ка лучше обедать. А то Яни, наверное, уж изнемог от голода.
Смотритель поплелся вслед за женой. Но вскоре он догнал ее и, взяв за руку, с виноватой улыбкой пробормотал:
– Прости. Верно, чепуху болтаю.
Они прошли несколько залов. Карина по пути кормила рыбок в маленьких искусственных прудах, доставая корм из висящего на тонком серебряном пояске маленького шелкового мешочка.
– Уж больно лианы разрослись, Ясперс, – обернулась она к мужу, отводя от лица тяжелую плеть, свесившуюся с решетки прямо на дорожку. – Надо бы подрезать. Может, соберетесь вечером с Яни?
– Можно. Заодно в Малиновом зале дорожки поправим. Плитка совсем ветхая, рассыпается.
– Немудрено. Когда ее клали!
– Ма! Па! – По дорожке вприпрыжку бежал мальчишка. – Там господин Дию пришел! Завтра начинается переселение!
Завидев хозяев, лекарь поднялся из-за стола.
– У меня новость. Завтра принимайте гостей.
Смотритель взглянул на жену, потом на лекаря и усмехнулся:
– Что, решились наконец?
– Да. Ты готов?
– Конечно.
– Ну и прекрасно. Румиля не видел?
– Сегодня нет.
– Плохо. Он мне нужен.
– Загляни в библиотеку. Может, там. К нам сюда он редко заходит, некогда. Даже обедает в хранилищах. Ниона ему еду носит. Дельный человек!