Анна Соболева
Легенды Раэнора
Глава 1
ЛЕГЕНДА О ДЕВЕ ОЗЕРА
Весна снова пришла в Раэнор. Она начала свой путь с самых вершин Пепельных гор, превращая тихо журчащие речки с ледяной, прозрачной водой в широкие, мутные потоки, с ревом и грохотом проносящиеся меж скал и тесных ущелий и врывающиеся в долины, даруя жаждущим полям живительную влагу. Горы сбросили снежные одеяла. Их оголенные склоны подернулись нежно-зеленым пухом. В низинах островки деревьев покрывались первой листвой. Робка, несмела весна в горах. Но зато внизу, в долинах, набирает она силу и буйствует, пьяная от хмельных ароматов цветения.
В мае весь Раэнор, от северных границ в Бурых землях до южных в самых труднодоступных отрогах Пепельных гор, утопает в бело-розовой пене цветущих садов. Легкий ветерок колышет безбрежные моря молодых трав. В кипени садов утопают города, и только колокольные башни горделиво тянутся в ярко-голубое, ясное небо. Вдоль узорно выложенных цветными плитами дорог, обсаженных могучими платанами с густой листвой, заботливо укрывающей путешественников от полуденного зноя, тянутся поля с молодой пшеницей, гречихой, рожью. Дома улыбаются прозрачной чистотой оконных стекол.
Главным чудом страны по праву считается ее столица Дол-Раэн. Строился он не для войн и сражений, не как мрачные, неприступные крепости Запада. Город был подарком влюбленного властелина своей госпоже. Тонкие, узорные белые башни словно вступали в спор с горными вершинами. Они говорили: “Мы созданы из того же грубого камня, что и вы, гордящиеся своей высотой и мощью. Но в вас нет гармонии и легкости. Вы принадлежите земле, из нее выбиваетесь, растете, как зубы чудовищ. А мы устремлены в небо, к жаркому солнцу, к бледной луне, готовые улететь в прозрачную голубую бездну вместе с мечтами тех, кто нас создал”. Горы молчали, словно вся мудрость их матери-земли передалась им. И открылось горам, что красота хрупка и век ее короток. Исполненные печального знания, они бережно укрывали беспечный город от знойных, сухих, разрушающих ветров, дующих с юга. Текли века, годы мелькали, словно капли летнего дождя, принося обновление. Так было…
Прекрасна весенняя зелень садов
У подножия Пепельных гор… –
тихо пела княгиня Элен Раэниэль, стоя на смотровой площадке Сторожевой башни княжеского дворца. По-летнему теплый ветер играл прядями ее распущенных волос, вплетая в них принесенные снизу, из садов и цветников Дол-Раэна, розоватые лепестки яблонь и белые цветки вишни. Положив руку на увитые плющом перила, она смотрела на раскинувшийся у ее ног город.
– О чем задумалась госпожа? – раздался за ее спиной тихий голос.
Элен даже не обернулась: здесь тревожить ее смел лишь лекарь Дию, ее старый друг.
– Я снова видела, как рушатся знаменитые белые башни Раэнора…
– Что за грустные мысли, госпожа! И когда же? Накануне праздника! – Дию подошел к Элен и укоризненно покачал головой. – Княгиня должна быть бодра и весела, дабы не вселять уныние и сомнения в сердца своих подданных.
– Ты прав, но сердцу не прикажешь, Дию. Как говорят наши придворные дамы, весной томленья сердца больней и безнадежней. И праздник, кажется, совсем не вовремя!
– Праздник как раз вовремя. Судя по летописям, вот уже лет четыреста он не отменялся и не переносился. Не вовремя дурное настроение. К тому ж известно – надежде тоже свойственно тревожить сердце.
– Но Дию, как только представлю все эти давно надоевшие хлопоты, предстоящий Совет, нескончаемые доклады и нелепые жалобы, отчаяние овладевает мною!
– Ну, не может быть, чтобы все было так уж плохо!
– Нет, конечно. – Элен наконец-то взглянула лекарю в лицо. – Я жду посольство и надеюсь, что на этот раз нам удастся избежать потерь. Я должна, наконец, принять решение, Дию.
– Разве ты его не приняла? – спросил лекарь. Она не успела ответить. На лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Элен и Дию переглянулись – вход в башню был под запретом для всех, кроме княгини и ее лекаря.
– Госпожа моя, это я! – Раздался взволнованный возглас и перед ними предстал Ирлинг, новый секретарь Элен. Запыхавшись после долгого подъема, он выдохнул, явно смущаясь и ожидая неприятностей за вольность:
– Прошу меня простить, госпожа! Я никогда бы не позволил себе побеспокоить тебя здесь! Но ты сама просила сообщить, как только мне станет что-то известно. – Он замолк, переводя взгляд с Элен на Дию, не решаясь больше сказать ни слова.
– Что же ты молчишь? – нетерпеливо воскликнула княгиня.– Велемир вернулся. Он говорит, что посольство Морна вышло из ворот Мрака шесть дней назад и через день-два будет здесь.
– Отлично! – Глаза Элен зажглись азартом. Дию всегда поражался таким переменам в ее настроении и опасался их. – Они узнали, кто на этот раз?
Ирлинг потупился и в смущении развел руками.
– Они старались, госпожа, но, видимо, тебе готовят сюрприз: на этот раз послы необычайно осторожны. Однако разведчики вернулись не одни.
Элен, прикусив губу, отвернулась, не заинтересовавшись этим сообщением. Границы Раэнора вечно осаждали беглецы из других земель, жаждущие наконец-то обрести уверенность в завтрашнем дне. Ирлинг все же добавил:
– С молодым воином-иноземцем. Разведчики говорят, что он сумасшедший.
– Отчего они так решили? – спросил Дию.
– Посуди сам, господин. В первый раз его обнаружили у западной границы, но ему удалось уйти. Уж и не знаю, как он пересек кордоны Дарка. Там ведь не зевают. А настигли его уже недалеко от столицы. Несмотря на то, что он был один против целого отряда Велемира, этот безумец решил сопротивляться, и ребята погорячились, вправляя ему мозги. Но даже тогда он не унялся, всю дорогу норовил сбежать, требовал, чтобы его немедленно привели к госпоже!
Элен с изумлением обернулась:
– Ко мне? Что ему надо? Ирлинг, они не узнали?
– Нет, он говорит, что объяснит все только княгине.
– Вот как. Каков он с виду?
– Из людей и, кажется, пришел из-за Реки.
Княгиня с насмешкой протянула:
– Прелестное описание! И где же теперь этот «безумец»?
– Его привезли в город и заперли в свободной комнате казармы гарнизона.
– Ты сказал, что ему досталось в бою. Как он себя чувствует? – снова поинтересовался Дию.
– Судя потому, что лекарей не звали, с ним все в порядке.
Элен задумчиво пробормотала:
– Дерзок, да, но сумасшедший? Да и время выбрал удачное, легче проскользнуть в предпраздничной суматохе. Похоже, мне следует увидеть его.
– Когда же, госпожа? – Ирлинг был удивлен внезапным проявлением любопытства.
– Сегодня после Малого приема Велемир должен явиться ко мне, чтобы доложить о походе. Пусть с ним пошлют пленника.
– Прости мою дерзость, госпожа, но боюсь, что у тебя сегодня будут другие, более неотложные дела. Мэллор настаивает на скорейшем проведении Совета, и его поддерживают остальные.
Услышав эти слова, Элен изумленно подняла брови. Ирлинг понял, что совершил ошибку.
– Прошу, не горячись, – мягко, но настойчиво вмешался Дию.
– Ах, перестань, пожалуйста! Ирлинг, иди и передай Совету, что я сама назначу время, а пока пусть они ждут и готовятся.
– Как прикажешь, госпожа. – Секретарь глубоко поклонился, переглянулся со стариком и проворно скрылся. Шум его торопливых шагов слышался какое-то время, а потом и он смолк. Княгиня и лекарь остались одни. Элен примирительно протянула Дию руку:
– Прости, дорогой друг. Я-то надеялась, что здесь, на немыслимой высоте, спасена от суетных забот, но, увы, ошиблась. Дела зовут, и нужно спешить.
– Наконец-то я слышу княгиню, а не капризную девчонку! – проворчал довольный переменой Дию, и рука об руку они покинули площадку, спускаясь по крутой витой лестнице, на белоснежные ступени которой сквозь высокие узкие окна косыми лучами падал солнечный свет.
– Не кажется ли тебе, госпожа, что ты немного небрежна по отношению к новому Совету? Это не делает тебе чести! К тому же нынешние советники еще очень молоды. А молодость обычно горда и честолюбива. – Вздохнул Дию.
– Возможно, я немного строга к ним, но думаю, что это пойдет советникам на пользу. – Небрежно отмахнулась княгиня. – Не забывай, я возлагаю на них большие надежды. Да ты и сам знаешь, как многое будет зависеть от этого Совета. Пока же они больше огорчают меня своими вечными спорами и препирательствами. Каждый думает, что умнее и талантливее других. Несомненно, советники – люди незаурядные, заслуживающие уважения, но только по отдельности. Вместе же они несносны. Но довольно о Совете. Расскажи-ка мне лучше, кто из врачевателей на этот раз получит золотую цепь.
Дию метнул на княгиню лукавый взгляд из-под седых бровей:
– Ах, госпожа, госпожа! Неужели ты думаешь, что я раскрою такую тайну? Нет, не скажу, но поверь, мое решение будет для тебя большой неожиданностью.
– Старый лис! – Она усмехнулась и ласково пожала его руку.
Когда кончился спуск, Элен и Дию по крытому проходу попали на второй ярус основного здания дворца. Сквозь анфиладу комнат, где толпились придворные, почтительно склонявшие головы при приближении княгини, они дошли до Гобеленового зала. У массивных, покрытых позолотой дверей застыли, взяв на караул, стражники.
– Здесь я покину тебя, госпожа, – сказал Дию.
– Не забудь, ты должен быть вечером у меня. Нам будет что обсудить.
Стражи распахнули перед ней двери. Стены зала украшали гобелены со сценами охоты, битв и празднеств – сотворенное руками вышивальщиц Раэнора чудо. Огромный беломраморный камин в ненастные зимние вечера прогонял сырость и холод. На небольшом возвышении под балдахином стояло обитое темно-зеленым бархатом кресло княгини. Пушистый ковер покрывал пол. Высокие окна украшали витражи, повторявшие рисунок гобеленов.
Как только Элен переступила порог зала, все ее надежды на скорое окончание приема рухнули. Толпа нетерпеливо ожидавших ее подданных замерла в поклонах, пока она медленно шествовала мимо них, а сзади шел уже невесть откуда взявшийся Ирлинг. Он поднялся вслед за княгиней на возвышение. Как только она села в кресло, секретарь положил подушечку ей под ноги и весьма довольный своей ловкостью, что ясно читалось на его физиономии, застыл, стоя рядом с маленьким столиком для документов чуть поодаль от своей обожаемой госпожи и чутко следя за любым ее движением, чтобы тут же откликнуться на него.
Оглядев собравшихся, княгиня остановила свой взгляд на стоящем в первом ряду Фреагоре, ее церемонимейстере и главном герольде, ужасе дворцовой челяди. Еще совсем молодой, он уже теперь брюзжал и ворчал, словно старик, постоянно ко всему придирался якобы из любви к порядку и был так дотошен в соблюдении даже самых незначительных правил придворного этикета, что вызывал лишь неприязнь подданных княгини за вечные укоры и наставления. Но она ценила церемонимейстера за преданность и знание дела и не давала в обиду. Вот и сейчас княгиня милостиво ему улыбнулась и чуть приметно кивнула, но и этого было достаточно. С кучей свитков в руках, покрасневший от удовольствия, что именно ему оказана честь быть выслушанным первым, Фреагор торопливо подошел к возвышению.
– Ну, милый Фреагор, чем ты меня порадуешь? – спросила Элен.
– Госпожа, я был бы бесконечно счастлив сообщить хорошие новости, но не виноват, что их нет. Я знаю, что очень многие недовольны той добросовестностью, которую я проявляю, исполняя твои поручения, почитая ее, и весьма справедливо, укором своей нерадивости, – начал Фреагор, бросая победный взгляд назад, в толпу, и саркастически улыбаясь. – но я на них не в обиде. Что значат чувства бедного Фреагора, когда обсуждаются дела государства! Но к делу! – неожиданно прервал он свои излияния. – Госпожа, вот проекты торжественной речи. Выбери наиболее тебе понравившийся. Вот списки приглашенных гостей согласно их родовитости и сану.
Он продолжал говорить, а Элен скучающим взглядом обводила такие же отсутствующие лица придворных. Она наперед знала, что скажет Фреагор в следующую минуту, ведь все это повторялось для нее сотни раз. Те же гости, те же речи, те же хлопоты, и все ради соблюдения древних традиций и удивления многочисленных иноземцев, ежегодно валом валивших на знаменитый праздник.
– Довольно, Фреагор, я вижу, ты, как всегда, отменно потрудился… – Элен попыталась прервать затянувшуюся речь церемонимейстера, но не тут-то было! Если уж ему удавалось начать говорить, то заставить его замолчать было делом нелегким.
– А еще, госпожа, я хочу выразить свое возмущение тем, как некоторые стремятся испортить праздник! Тебе известно, что помосты не готовы, а новый мост не испытан? Да о чем говорить, если повара еще не составили списка блюд, что будут поданы на торжественном обеде! Позор! Гости не сегодня-завтра начнут собираться, а покои для них не приготовлены! Мне начинает казаться, что все это не иначе, как злой умысел! Но это мелочи. Ведь я еще не поставлен в известность об официальных посольствах! Нет, это невозможно, я ничего не успею, и бедного Фреагора обвинят в измене, приписав мне все прегрешения других. Аэрэлин придется отменить!
– Ну, господин церемонимейстер, не стоит так горячиться! Сегодня, я думаю, мы все выясним, и насчет моста, и насчет гостей… – начала было по привычке успокаивать своего не в меру мнительного подданного Элен, но он бесцеремонно прервал ее, ибо за собой несоблюдений этикета не замечал:
– А посольства…
– А посольства – не твое дело, милейший Фреагор! – теперь уже раздраженная княгиня перебила его. – Список посольств и последовательность их представления будут у тебя через день. Ты свободен. Эльвира, подойди, что у тебя?
Фреагор, не ожидавший такого поворота дел, сдал в руки Ирлинга грамоты и, обиженно насупившись, пошел от возвышения, сопровождаемый ухмылками и тихими смешками. Его место заняла Эльвира, живая, подвижная женщина уже не первой молодости. Она крепко держала в своих проворных руках челядь, кладовые, кухни, заведовала всем дворцовым хозяйством. И сейчас, привычным жестом убрав под накидку непослушную прядь волос и проверив, в порядке ли складки на широких рукавах яркого цветастого платья, Эльвира принялась обстоятельно, не торопясь, перечислять все, за чем и пришла на прием.
– Ты, госпожа, уж не очень-то верь всему, что тут тебе этот книжник наговорил. Он вечно чем-нибудь недоволен, таков уж уродился. А у меня все готово. Провизия закуплена самая наилучшая, повара получили нагоняй на всякий случай. Покрывала для помостов, новые платья, костюмы стражей – все сшито и лишь дожидается торжеств. Список праздничных даров, утвержденный Советом, приготовлен. В прошлом году метельщики были не особо проворны, так теперь они предупреждены заранее, и их беда, если все повторится снова.
Она перевела дух, секунду прикидывая в уме, все ли сказала. Видимо, решив, что все, поклонилась и отпущенная ласковой улыбкой госпожи, унеслась из зала, гремя ключами.
Один за другим подходили к трону княгини ее подданные. Гора списков, прошений, указов, громоздящихся на столике рядом с троном, росла и росла. Элен с ужасом думала о том, что сегодняшний день целиком потерян, что давно уже надоевшие и бессмысленные дела настигли ее и теперь придется заняться ими всерьез. Наконец зал почти опустел. Кроме Элен и ее секретаря, остались еще двое – странная парочка, в последнее время доставлявшая княгине немалые хлопоты. Первый – невысокий, широкоплечий грим с могучими жилистыми руками, сплошь покрытыми шрамами от ожогов, один из лучших строителей Раэнора. Ему не было равных в возведении крепостных стен и укреплений, таящих для неприятеля немало смертоносных сюрпризов. А какие он выковывал каминные и оконные решетки, на которых диковинные цветы красотой и изяществом спорили с цветами живыми! Но вот характер у мастера был прескверный. Гримы Раэнора известны своей строптивостью, высокомерием, тщеславием, но Гройн, казалось, перещеголял всех. Его дерзко торчащая темно-рыжая борода, независимый вид, гордо поднятая голова и единственный глаз, часто загорающийся гневом, – все словно предупреждало: “Не задевай меня, приятель, а то пожалеешь!”. Своего левого глаза он лишился еще в молодости, когда по приказу княгини был отправлен на север учиться мастерству. Он утверждал, что получил увечье в жестоком бою с дикарями, но вскоре стало известно, что причиной была драка, по разрушительной силе едва ли уступающая настоящей битве. Гройн учинил ее, доказывая преимущества своего метода кладки. И теперь грим был явно не в духе. Грозно сдвинув брови, Гройн тяжело дышал, сдерживая негодование.
Альв Талион, высокий, статный, всегда спокойно-печальный, с видом мученика взирал на грима.
– Подойдите, друзья мои! – Княгиня решила быть невозмутимой, что бы ни произошло. Оба приблизились: грим, решительно топая коваными сапогами, бросая грозные взгляды на Талиона, желая этим предупредить, что сдерживаться не намерен, и альв, почтительно-вежливый, словно извиняющийся перед княгиней за грубость спутника.
– Что за забота омрачает чело славного Гройна? – участливо спросила Элен, быстро переглянувшись с альвом. Грим, будто дождавшись условного знака, глубоко вздохнул и дал волю негодованию.
– Конечно, я понимаю, мне здесь не доверяют, видимо, думая, что на старости лет я из ума выжил. Но тогда и скажите мне это прямо в лицо! Нечего перед родичами посмешищем выставлять! – загрохотал его мощный бас.
– Но о чем ты, благородный Гройн? – Элен в изумлении воззрилась на него.
– Как о чем, княгиня? Зачем ко мне приставили этого? – он небрежно кивнул в сторону молчащего альва.
– Мы хотим помочь тебе, Гройн. Я подумала, что такое трудное дело не по силам одному, будь он хоть трижды искусным гримом! – примирительно сказала Элен, надеясь, что гнев Гройна утихнет. Но он продолжал бушевать:
– А меня спросили, нужна ли мне помощь, да еще от него? Так и знай, госпожа, ворота к празднику готовы не будут, если только… – Тут он умолк, и его единственный глаз хитро прищурился.
– Что “если только”, Гройн? Договаривай! Каково твое условие?
– Пусть он оставит меня в покое! Этот умник всю душу мне извел своими вечными придирками! Хорошо, согласен, что его чертежи и задумки прекрасны, решения великолепны, но теперь-то моя очередь творить, и пусть он в это не вмешивается! Я знаю, он не хочет делить со мной славу!
Элен внимательно слушала строптивца, участливо кивая головой, а при его последних словах даже вздохнула, явно расстроеная таким безобразием.
– Если я прикажу Талиону больше не досаждать тебе, ворота будут готовы к празднику?
– Да!
– И все будет благополучно, без неожиданностей, как пять лет назад, когда незакрепленная оконная решетка упала во двор как раз во время церемонии награждения, чуть не проломив головы зрителям? Помнишь тот скандал с Фором и его тещей?
– Тогда были виноваты мастеровые, а вовсе не я! Клянусь своей бородой, госпожа, все будет как надо.
– Такой клятве я верю, ибо без бороды, почтенный Гройн, я тебя не представляю и боюсь, что родичи твои тебя не поймут. Можешь идти, и удачи тебе! А с тобой, Талион, я должна серьезно поговорить. Отчего ты изводишь придирками столь почтенного мастера?
Альв виновато пожал плечами. Казалось, он был очень расстроен, и Гройн, уходя, пожалел его, подумав: “А не слишком ли я к нему строг? Он ведь всего-навсего альв!” Кинув на Талиона уже почти сочувственный взгляд, он вышел из зала и не спеша направился в мастерские.
Едва дверь за гримом затворилась и шаги его затихли в глубине коридоров, Элен и Талион, встретившись взглядами, улыбнулись.
– Подойди и садись, мой друг. Давно тебя не видела. – Элен все еще улыбалась, указав на обитую черной кожей скамью, стоящую на ступени ниже трона. Талион поклонился и сел, внимательно глядя на княгиню. Он ждал вопросов, и княгиня не замедлила их задать.
– Неужели все так серьезно с гримом?
– Нет, госпожа, он почти справился. Если бы не его заносчивость и непомерное упрямство, Гройн мог бы, пожалуй, обойтись и своими силами.
– Но мы сможем воспользоваться мостом и воротами во время праздника? Или гостям придется через ров вплавь переправляться?
– Княгиня, отбрось сомненья. Я знаю, где в конструкции ошибка.
– Прекрасно, Талион. Прости Гройна за несдержанность. Он вовсе не так плохо к тебе относится, как старается это показать.
– Я знаю, княгиня, иначе я бы не стал с ним работать. Но согласись, иногда он становится просто несносен.
– К сожалению, это правда. Поверь, я очень ценю твою выдержку. Однако оставим Гройна. Что действительно меня тревожит, так это твоя грусть. Или ветер весенний не в силах развеять печали туман? Или юного солнца лучи не изгонят зиму из сердца? Отчего ты печален? Неужели Аэрэлин тому виной? Так ли сильны воспоминания? Неужели еще недостаточно времени прошло, чтобы забыть боль?
На секунду гримаса страдания исказила прекрасное лицо альва, словно к незажившей еще ране притронулась неосторожная рука.
– Ах, госпожа… – Он горько улыбнулся. – Вот что напоминает мне о прошлом!
Резким движением Талион сорвал со лба повязку из тонкой узорной ткани. Блестящие черные волосы рассыпались по плечам. Его лоб был обезображен посветлевшим от времени клеймом: магической руной Морна.
– Не стереть! Клеймо не только здесь, – его ладонь с длинными пальцами коснулась лба, – но и там, внутри. – Рука легла на грудь. – Свобода потеряна навсегда, а с ней и мечта о счастье. Мы – клейменые альвы, изгои, всюду подозреваемые в предательстве и сговоре с Врагом. Нам нельзя вернуться в мир, чтобы не быть причиной горя и бед для своего народа.
– Но, Талион, здесь, в Раэноре, ты свободен! – Элен, взволнованная, встала, подошла к альву и положила руку на его прижатую к груди ладонь. Альв смутился, но, взглянув в ее полные участия и сострадания глаза, улыбнулся в ответ.
– Что ты говоришь, княгиня! Прекрасный Раэнор для меня – та же тюрьма. Ведь я не могу сделать выбор. А без возможности выбора нет свободы. Мне жаль огорчать тебя, но и лгать тоже не могу.
– Я понимаю, Талион. Ведь княгиня Раэнора Элен Раэниэль – тоже пленница своей судьбы. Но скажи, так думают все твои сородичи?
– Почти все. Прости. – Он встал, но ладони Элен из своих рук не выпускал.
– За что? Ты сказал правду. Значит, как я ни старалась, не смогла сделать эту страну вашим домом. Неужели здесь так плохо?
– Нет, отчего же! Дол-Раэн прекрасен, словно древний город Грэндоома, но знаешь, что нас всех держит здесь? Ты, только ты. Если бы не было тебя, княгиня, здесь не было бы и нас. Ты – единственная в этой стране, кто может нас понять.
– Может быть, друг мой. – Теперь уже Элен грустно улыбалась альву.
– Я пойду, госпожа. Не беспокойся, к празднику все будет готово. – Он бережно поднес ее руку к губам и поцеловал, а затем поклонился и вышел.
– Госпожа, он забыл надеть повязку, – тихо произнес Ирлинг, во время беседы Элен и Талиона стоявший, затаив дыхание, боясь малейшим шорохом напомнить им о себе. Он восхищался госпожой с самого детства, когда, будучи совсем еще ребенком, вертелся во дворце, целыми днями бегая с поручениями на кухни, в конюшни, к истопникам, частенько появляясь у швей, горничных, служанок, где был любимцем и молодых хохотушек-кружевниц, и острых на язык кумушек-прачек с мощными ручищами и обильными телесами. Когда ему удавалось проникнуть в покои придворных, он восторженно следил за проходящими мимо него, высоко подняв головы и не замечая прячущегося в тени тяжелых портьер мальчишки, кавалерами в роскошных костюмах. Как грозны были воины, бряцающие длинными тяжелыми мечами, в сверкающих кольчугах, в шлемах с разноцветными трепещущими шарфами, бросающие проницательные, настороженные взгляды из-под нахмуренных бровей! И совсем редко, если уж очень повезет, Ирлинг видел княгиню. Она была загадкой для всех, такая разная и в то же время совсем не зависевшая от бега времени. Когда она была весела, а чаще всего она и была такой, ее звонкий, мелодичный голос слышался повсюду: в галереях, переходах, садах у фонтанов. То здесь, то там появлялась она, шутя и посмеиваясь. Если же ей становилось грустно, она любила уединяться в Сторожевой башне и подолгу оставаться там. В такие минуты беспокоить ее не разрешалось.
“Ах, княгиня!” – вздохнул про себя Ирлинг. Иногда лукавая, капризная, смешливая, как обычная городская девчонка, иногда грозная, жестокая – настоящая правительница, она всегда была одинока.
– Да ты спишь, что ли, Ирлинг? – Нетерпеливый возглас вывел его из задумчивости.
– Нет, госпожа, прости. – Он слегка покраснел.
– Ирлинг! – Голос Элен стал жалобно-молящим, томный взгляд из-под длинных пушистых ресниц ввел бы в соблазн любого. – Если ты сейчас же не придумаешь что-нибудь, твоя госпожа умрет от усталости и голода! – И последовал тяжелый, скорбный вздох, как бы невзначай вырвавшийся из ее груди.
– Только и всего? Княгиня, я как преданный слуга спасу тебя! – Он торжественно извлек из резного сундука, укрытого от любопытных глаз тканью балдахина, золотой чеканный кувшин с длинным узким горлом, блюда с румяными яблоками, темным виноградом и сладостями.
– Да ты волшебник! А ну-ка, смахни со стола все эти бумаги, и мы с тобой попируем. Но сначала предупреди стражу, чтобы никого, кроме Велемира, не впускали. Как только он появится, пусть сразу же введут его сюда.
– Сейчас! – Он сгреб со столика свитки, отчего стала видна цветная мозаика – розовые прозрачно-перламутровые цветы на гибких изумрудных стеблях с резными листьями, придвинул его к креслу княгини, поставил кувшин, блюда и золотой кубок той же работы. А когда все было готово, метнулся к дверям и исчез, но через минуту вернулся. Почтительно остановившись около столика, он поднял кувшин за тонкую витую ручку, и благоухающая влага с мелодичным звоном полилась в кубок, пенясь и рубиновыми брызгами оседая на его стенках. Элен, взяв кубок и отпив глоток, вдруг поставила его обратно.
– Послушай, дружок, ты что же, думаешь, что большое удовольствие давиться едой, будучи сжигаемой твоим голодным взглядом?
Ирлинг в смятении потупился и еле слышно пробормотал:
– Прости, госпожа, я не хотел. Я выйду.
Она секунду удивленно смотрела на него, словно не понимая, а потом рассмеялась:
– Я не о том! Где второй кубок? Придвинь ближе скамью, садись. Сегодня ты обедаешь со мной. Да не стой ты как истукан! Шевелись!
Секретарь растерянно потоптался на месте, не решаясь последовать приглашению княгини, но потом махнул рукой, отважно уселся рядом с госпожой и налил себе вина в кубок попроще. Несколько минут они весело хрустели яблоками, запивали вином нежные пирожные, горстями сыпали в рот орехи, но, по мере того как голод отступал, наступало смущение. Стараясь скрыть его, Ирлинг спросил:
– Госпожа, я давно удивляюсь, как ты можешь так ловко управляться с нашим шумным народом! Взять хотя бы этого скандалиста Гройна! Нет, правда, удивительно.
– Оставь лесть, дружок. Просто я очень не люблю ссоры и избегаю их любыми способами. Ты вот лучше скажи, откуда это вино?
– Нравится? – Ирлинг притворно удивился.
– Нектар!
– То-то, госпожа! Это вино – надежда Альвиса на победу в состязании виноделов.
– Сдается мне, он надеется не зря.
Они еще немного поболтали о предстоящем празднике, а потом княгиня, как-то сразу став серьезной, скомандовала:
– Ну, хватит, теперь за дела. Читай, а я буду диктовать ответы!
День прошел незаметно. Элен и Ирлинг разбирали бумаги. Оба устали. В голосе княгини все явственнее слышалось раздражение. Секретарь бросал на свою госпожу встревоженные взгляды, но не смел предложить отдохнуть. Указ следовал за указом, прошения подписывались, почти не глядя, – вечная праздничная суета. Время от времени Элен с тоской поглядывала в окно – солнце садилось, сумерки надвигались на город, пора было зажигать огни.
– Постой-ка, прервемся! – Ирлинг читал указ о расчистке рва вокруг дворца, но на полуслове запнулся и с удивлением уставился на госпожу.
– Ты разве не заметил, что стемнело? Я же ничего не вижу! Как я могу что-то подписывать в кромешной тьме? – Она возмущенно отбросила перо и свиток бумаги.
Секунду Ирлинг оторопело моргал глазами, но лишь секунду. Он живо понял намек и кинулся исполнять повеление княгини. Подбежав к двери, он высунул голову наружу и зычно крикнул:
– Эй, где фонарщик? Заснул? Что стоите, лоботрясы, найти его, живо!
Видимо, ему возразили, но он возмутился:
– Что значит – не время? Княгиня из-за вас, растяп, работать не может! Да побыстрее!
Закрыв дверь, Ирлинг метнул взгляд назад, на княгиню, сидящую в кресле и со скучающим видом глядящую в окна, где небо только еще начинало блекнуть, а последние косые лучи солнца золотили шпили башен, слепили глаза, отражаясь в оконных стеклах. Удрученно покачав головой, секретарь вернулся на свое место.
– Сейчас, госпожа, только не волнуйся!
Княгиня в ответ тихонько вздохнула. Ирлинг не понял, довольна она или все еще сердится. Не зная, что делать дальше, бедняга молча стоял и ждал, что еще придет в ветреную голову его госпожи, что она прикажет ему. Но тут его пытка кончилась, потому что дверь тихо отворилась. Княгиня, думая, что пришел фонарщик, даже не повернула головы. Однако она ошиблась. Громкий, хриплый голос стражника разнесся по залу:
– Капитан Велемир просит позволения войти.
Элен, встрепенувшись, живо произнесла:
– Впустите скорее.
Наконец-то! Не оглядываясь на секретаря, она спросила:
– Ирлинг, что у нас там осталось?
– Самая малость, госпожа. Закон о пошлинах на будущий год, список подарков к празднику, жалоба…
– Все потом. – Она встала, прервав его на полуслове, и застыла в ожидании. Двери распахнулись. В зал вошел капитан разведчиков Велемир со своим отрядом. Капитан был невысокого роста, стройный, гибкий, как юноша. Мягкие высокие сапоги словно и не касались плит пола – так легка была его поступь. Но решительно сжатый рот и черные насупленные брови капитана выдавали страстный нрав. Его воины, привыкшие во всем подражать своему командиру, готовые идти следом за ним хоть на край земли, и внешне старались походить на него. Среди них не было гигантов вроде стражников, охраняющих дворец, что проводили дни, стоя у дверей и зевая во весь рот. Однако хрупкость этих храбрецов была обманчива. В ловкости, искусстве владения оружием и находчивости разведчикам Велемира не было равных. Элен невольно залюбовалась ими. Темная зелень одежды оттеняла тусклый серебряный блеск кольчуг, тяжелые черные бархатные плащи украшали золотые застежки, легкие шлемы укрывали чело. При каждом их шаге длинные мечи бились о бедра. Отряд подошел к возвышению. Шедшие попарно воины разделились и двумя шеренгами выстроились вдоль гобеленовых стен зала, а в образовавшемся коридоре остался стоять один человек. Это был пленник, высокий, с широкими плечами, в залитой кровью, изорванной одежде. Все молчали: княгиня, с любопытством разглядывающая юношу, Велемир, ждущий знака от госпожи, молчал и пленник, уронив голову, держась за левое плечо и покачиваясь от слабости. Густые черные волосы закрывали его лицо, но когда он поднял, наконец, голову, Элен, вздрогнув, сразу его узнала, а он, смертельно бледный, но победно улыбающийся, еще смог сделать несколько тяжелых, неверных шагов к возвышению, опуститься на одно колено и произнести слабым, чуть слышным голосом, не сводя восхищенных глаз с ее лица: