Анна Соболева
Легенды Раэнора
– Дию ничего не передал мне?
Телохранитель достал из-за пазухи сложенный в несколько раз маленький листок бумаги и протянул Элен. Она поспешно развернула послание и прочла: “Они уходят. Поспеши”. И все. Никаких объяснений. Но княгиня знала, о чем записка. Ища поддержки, Элен взглянула на Румиля, но он только холодно посмотрел на нее и пожал плечами. Он тоже знал, в чем дело. Княгиня очнулась от тяжелых дум, услышав обеспокоенный голос Велемира:
– Что-то наша гостья загрустила! Негоже это. Давайте-ка, друзья, развеселим ее песней! Эй, Нир, – окликнул он болтавшего с двергами парня, – запевай нашу!
Нир, обернувшись к Элен, с готовностью кивнул и запел, а остальные дружно подхватили:
О Запад, земля благородных вождей,
Что мудрость несли из-за дальних морей!
Там горы, одетые в вечные льды,
Ущелья бездонны и тропы круты.
Меж двух исполинов быстры, глубоки,
Там катятся воды Великой Реки.
Твердыни той древней, могучей страны
Для войн, не для радости, возведены.
О Запад, тебя повидать был я рад!
Но больше я рад, что вернулся назад.
Восток, ты – край выжженных солнцем степей!
Там стрелы встречают нежданных гостей.
Там к редким озерам закрыты пути,
К ним трудно заветные тропы найти.
Там гладкие камни широких дорог
Стонали под тяжестью тысяч сапог.
В безмолвьи, собой закрывая восход,
Там грозная Черная крепость встает.
Восток, как тебя повидать был я рад!
Но больше я рад, что вернулся назад.
О Север, ты – царство дождей и ветров,
Свирепых метелей, глубоких снегов.
Там верят, что в небе сиянье цветов
Играет на спинах у белых волков.
Безжизненный край тот и дик, и суров.
Не встретить людских и звериных следов.
Лишь стены покинутых замков встают,
Что с тайной надеждой владык своих ждут.
О Север, тебя повидать был я рад!
Но больше я рад, что вернулся назад.
О Юг, ты – богатая солнцем страна!
Тебя омывает морская волна.
Заря золотит кораблей паруса,
И чаек печальных звучат голоса.
Там гавани сжаты высокой стеной,
В них тысячи лет ударяет прибой.
Там воинов Черных земля погребла,
Их тайную силу сынам отдала.
О Юг, как тебя повидать был я рад!
Но больше я рад, что вернулся назад.
Песня кончилась. Над столом воцарилось молчание. Разведчики знали, что скоро им будет некуда возвращаться.
– Госпожа, неужели нам нет места нигде, кроме диких северных земель? – прервал молчание Ирлинг. Элен почувствовала, как насторожились ее воины. Видно, все хотели задать тот же вопрос, да не решались.
– Кому, как не вам, надлежит знать, почему выбор мой пал не на солнечный Юг, не на привольные восточные степи, а на снежный, неприветливый Север. Кто из вас был в тех краях?
– Я был, – отозвался Эгир, – с Рути и Хадором. В прошлом году.
– Много было у вас попутчиков по дороге туда?
– Попутчиков? – хмыкнул Рути. – Да по этим дорогам, госпожа, ни одна живая душа, почитай, лет сто не хаживала.
– Не сто лет, Рути, гораздо больше. Страна та пуста. Жители покинули ее очень давно, во времена Великих войн прошлого. С тех пор никто не пробовал там селиться. Скажите, разве не лучше для нас прийти на пустые земли, чем воевать с исконными хозяевами, а потом жить либо захватчиками, которых ненавидят, либо пленниками, рабами, которых презирают?
– Ты права, госпожа, – согласился с ней Эгир. – Но как быть с призраками? Поговаривают, что многие жители той земли не захотели оставлять свой край, да так и сгинули, а их души бродят в горах призраками, охраняют дороги от непрошенных гостей. Я сам слышал, как они плачут и стонут: “Наш владыка покинул нас. Он забыл о своих вассалах”.
– Так, значит, правдивы легенды, – чуть слышно пробормотала Элен. И уже громко добавила: – Это хорошо, Эгир. Пусть духи охраняют свой край до нашего прихода. Мне они покорятся. – Улыбнувшись, княгиня оглядела притихших разведчиков. – Я понимаю вашу печаль, друзья. Трудно смириться с предстоящей утратой. Но ведь родину потерять невозможно. Она – в наших сердцах! Когда-то давно той суровой страной владели мои предки. Хьорланд примет нас, не сомневайтесь. Мы придем туда с нашей любовью и болью, с нашими великими знаниями и трудолюбием, и мрачный край станет садом! Мы придумаем новые праздники, сложим новые песни… И с нами останется наша память. Представьте только, как лет этак через пятьдесят старина Ирлинг будет сидеть у камина и, кряхтя, рассказывать многочисленным правнукам о далеком крае, где он некогда жил.
– А я? – улыбнулся Велемир.
– А ты будешь строгим капитаном! Но когда надоест тебе скитаться, а вернее, когда твоя женушка топнет ногой и скажет: “Все, хватит, с этого дня ты сидишь дома!”, остепенишься, пошлешь служить вместо себя внуков, а сам, сидя на крылечке и щурясь на весеннее солнышко, тоже будешь вздыхать: “Эх, были времена!”. Наш язвительный Дорвель станет охотником и будет шататься по лесам, потому что из дома его будут выгонять за длинный язык. Ворчун Эгир займется разведением почтовых голубей, выведет новую породу и прославит свою семью. Нир будет сажать деревья и складывать песни!
– А я? А я? – слышались со всех сторон голоса жаждущих узнать свое будущее. И Элен вместе с ними грезила об уютных домах, зеленых садах, преданных женах и любящих детях, о радостных трудах и безмятежных минутах отдыха… Они веселились без оглядки, хотя каждый из них в глубине души знал, что впереди много горя и зла, и что боль утрат порой будет невыносимой. Ужин затянулся. Спать легли поздно, но уже на рассвете, как только стали различимы очертания домов в поселке, княгиня и ее отряд покинули Овражки.
Ехали быстро, зябко поеживаясь под моросящим дождем, то крупной рысью, то пуская коней в галоп. Дол-Раэн они увидели издалека. Ночи в ноябре ранние, темнеет быстро, но даже сквозь влажную темень пробивались яркие огни столицы. Долраэнцы любили свет. Тысячи фонарей, светилен, факелов горели, освещая город от вечерней зари до утренней. Даже ветви деревьев в садах были увиты мерцающими гирляндами крошечных фонариков. Дол-Раэн светился, переливаясь всеми оттенками желтого, голубого, красного пламени, точно искусно ограненный алмаз-великан, истинное сердце Пепельных гор.
До городских ворот оставалось не больше лиги*, когда дорогу всадникам преградили несколько темных, с ног до головы закутанных в плащи фигур. Велемир выхватил из ножен меч, его примеру последовали остальные. Но княгиня властным жестом остановила их.
– Подождите! Ты ли это, Талион? – обратилась она к тому, кто стоял ближе всех.
– Это я, госпожа. Мы ждем тебя с утра и уже, признаться, собирались уходить.
Откинув капюшон, Талион подошел вплотную к разведчикам. Они недоуменно уставились на альва. Насколько они знали, альвам и из столицы-то выходить было запрещено, а тут ночью, на дороге, не таясь! Элен спрыгнула с коня. Румиль спешился вслед за ней, и оба подошли к молчаливо стоящим путникам.
– Значит, уходите. Может, кто-нибудь все же останется? – спросила она с мольбой в голосе.
– Госпожа, ведь все решено уже давно. Ты сама это знаешь, – ответил ей стоявший рядом с Талионом Линдир.
– А раненые излечились?
– Да. Мы не зря проводили время, дожидаясь твоего возвращения из-за Реки.
– Но я вижу, что вас всего шестеро. Где остальные?
– Они ушли раньше, два дня назад. Мы условились встретиться на границе, – ответил ей Талион.
– Ну что ж, – Элен обвела альвов взглядом, – значит, расстаемся. Я хочу поблагодарить вас, дивный народ, и просить вашего прощения за те муки, что вы претерпели, и за ту скудную помощь, что смогла вам оказать. Прости меня, Талион, за то, что не смогла вернуть тебе радость. И ты, Линдир, за навсегда потерянного брата прости. Простите за то, что нет на мне клейма, выжегшего ваши души! Мне, Элен Раэниэль, нечего больше дать вам. Разделить судьбу моих народов вы отказались. Я предлагала вам золото, лошадей, оружие, но вы не взяли и этого. Истинно, у бессмертных свой путь. Прощайте.
Один за другим проходили мимо нее альвы, и когда они поднимали головы, их глаза встречались с полными слез глазами княгини. Вскоре на дороге остался лишь Талион.
– Ни один корабль Запада не возьмет вас с собой, – прошептала Элен, сквозь слезы вглядываясь в его лицо. – Знаешь ли ты это, клейменый альв?
– Знаю, госпожа. Но мы построим свой корабль и примем тебя на борт, как желанную гостью, если решишься.
– Тьма не отпустит меня, Талион. Вы погибнете вместе со мной.
– Не все наши пути нам открыты. И чудеса еще случаются в готовом, кажется, погибнуть мире. Да тебе ли этого не знать! – И альв ласково обнял Элен. – Прощай. А ты, упрямец, не решился уйти со мной? – обратился он к Румилю. Тот, глядя ему в лицо, лишь головой мотнул. – Что ж, тогда прощай и ты. Странная штука жизнь. Ты морниец, подданный Врага, а стал мне дороже брата. – Румиль и Талион крепко обнялись. Альв прошептал: – Береги себя и ее.
Махнув рукой застывшим в молчании разведчикам, только сейчас понявшим, в чем дело, Талион быстро зашагал прочь, так ни разу и не оглянувшись. Сердце Элен сжалось от тоски. Она чувствовала, как в эту промозглую ноябрьскую ночь легкими альфарскими шагами уходит в никуда ее мечта, ее сказка. Ей вспомнилась другая ночь, когда вот так же стояла она на дороге, дрожа, как бесприютный бродяга, ослепшая от слез, и стук копыт уносящегося прочь коня отзывался в ее сердце нестерпимой болью. Княгиня застыла, будто окаменев. Румиль подошел к ней и осторожно, нежно обнял за плечи. Элен повернулась к нему, застонала, спрятав лицо у него на груди, и разрыдалась. Телохранитель гладил ее по мокрым волосам, а сам, до крови закусив губу, провожал взглядом темные фигуры, быстро растворившиеся во влажной темноте. Румиль в смятении смотрел на госпожу. Он служил ей давно, знал ее в веселье и в гневе, но никогда не доводилось ему видеть слезы на ее лице. Душа княгини представлялась ему заснеженной вершиной горы – прекрасной, гордо-неприступной, сверкающе-холодной. Где же солнце, растопившее вековечные льды? Подождав, пока утихнут рыдания, бережно взяв княгиню под руку, Румиль подвел ее к лошади и помог сесть в седло. Настроение госпожи передалось ее спутникам. Велемир время от времени взглядывал на ее понурую фигуру и понимающе вздыхал. Невеселое получилось возвращение.
Весь следующий день Элен провела у себя в покоях. Она никого не хотела видеть. У дверей стоял мрачный Румиль и отрицательно мотал головой на все просьбы желающих увидеть княгиню, а таковых было немало: за время ее отсутствия дел накопилось предостаточно. Но телохранитель лишь руками разводил в ответ на сетования да пожимал плечами, выслушивая угрозы раздраженных его невозмутимостью придворных. Даже перед Дию он встал, как изваяние, загораживая проход. Старик глянул на него с изумлением, но настаивать не стал, ушел, задумавшись. Только Анита, быстроглазая служанка, время от времени вбегала в затихшие покои с подносами, уставленными серебряными тарелочками с соблазнительно разложенными яствами. Но почти тут же она возвращалась, унося кушанья нетронутыми, а на вопросы встревоженных придворных важно отвечала:
– Княгине нездоровится. Не знаю, отчего. Сидит у окна печальная, ни словечка не скажет. После каждого неудачного захода Анита обращалась к Румилю:
– Ну хоть ты-то поешь! Вольно ей, птичке певчей, горевать, а ты ведь – здоровяк! Уважь поваров, Румиль, они так старались!
Но телохранитель спроваживал ее, легонько подталкивая в спину. Анита возмущалась:
– Мрачный тип! Вот кто на госпожу тоску наводит!
Элен сидела в спальне у окна, и не радовали ее взгляд ни яркие осенние цветы, которыми садовники убрали покои к ее возвращению, ни веселое пение птиц, перепархивающих с жердочки на жердочку в просторных позолоченных клетках и приветствовавших хозяйку почти весенним гомоном. По витражному стеклу ползли, меняя цвет, дождевые капли. И слезы нет-нет да катились по лицу княгини. Она и не подозревала, что разлука с альвами будет для нее так тяжела. Элен вспоминала тот день, когда в ее судьбе появился Талион. Морнийцы швырнули его, чуть живого, ей под ноги. Как упорно не хотел он возвращаться к жизни! Скольких трудов стоило ей, Элен, излечить его тело! Какие усилия они с Дию прилагали, чтобы исцелить его душу! О Талион, мятежный принц, гордый воин, неистовый мечтатель, клейменый альв! Где ты теперь? Элен встала, распахнула окно и вдохнула холодный воздух, пахнущий дождем и мокрой землей. В вечереющем небе тяжко ворочались плотные серые тучи. Ветер, не в силах ускорить их лениво-медлительный бег, в раздражении накидывался на деревья и сердито рвал листву со стонущих под его напором веток.
– Пресветлая звездная богиня! – прошептала Элен. – Прошу, озари путеводным светом дорогу твоих сыновей!
Словно отвечая мольбе, ветер пронзительно взвыл, упругой струей дождя полоснув по ее лицу, тучи расступились, и в крошечном просвете сверкнула одинокая звезда. Далеко у пограничных застав неутомимые путники тоже увидели ее и поняли, что покинутый друг думает о них.
На следующее утро княгиня призвала секретаря и приказала:
– Найди Мэллора и передай, что Совет состоится сегодня в полдень.
Княгиня вошла в зал Совета, когда часы на сторожевой башне только начали бить, возвещая о середине дня. Она зябко поежилась. Хоть слуги затопили камин еще с утра, и сейчас огонь ярко горел, отбрасывая на серые плиты пола оранжевые блики и играя тенями на сводах потолка, в воздухе чувствовалась зимняя сырость. Советники были, как всегда, в сборе и ждали лишь прихода княгини. Мэллор, увидев ее первым, вскочил:
– Ну наконец-то! Госпожа вернулась к нам!
Он встал, подавая пример остальным. Советники шумно приветствовали княгиню, поднимаясь со своих мест. Не торопясь, она прошла к возвышению, минуя ряды скамей, взошла по ступеням и села в кресло. Кутаясь в подбитый мехом плащ, Элен несколько мгновений молчала, внимательно оглядывая лица советников. Интересно, произошли в них какие-нибудь перемены? Но нет, они-то все те же. Ванатур с Ородрефом опять уединились в уголке, наверное, обсуждают какие-то денежные махинации. Диор косится на Ворондила. Не иначе как грубиян наступил на какую-нибудь больную мозоль горноразработчика. Мэллор снова увещевал недовольного Балтара. Амтар, в нетерпении ожидая вестей о переселении, так и впился в нее глазами. Для них ее отъезд был первой возможностью проверить себя, свои силы перед серьезными испытаниями. Довольны ли они собой? Элен подождала, пока все снова рассядутся по своим местам. В наступившем молчании она заговорила:
– Я рада вас видеть, советники. Уверена, что за три месяца моего отсутствия вы совершили много полезных для Раэнора дел.
– Срок невелик, княгиня, – подал голос Мэллор. – Однако и за столь малое время мы успели кое-что сделать. Начинай, Ванатур.
– А что, я согласен с Мэллором. Урожай с полей собран неплохой. Приезжали с Юга, из-за гор. Кое-что продали им. Они сейчас, видно, в провизии нуждаются. Арафант разговаривал с их закупщиками. Те хотят наше оружие приобрести. Особенно гримьей работы. Платят щедро.
– Зря хотят, – проворчал Арафант. – Как же, согласятся гримы на такое!
– А кто тебя заставляет разъяснять им, кому и для чего заказ? – удивился Ворондил. – Ишь ты, какие привереды!
– Их право знать, Ворондил, – урезонила его Элен.
– Ладно, с гримами Арафант пусть сам разбирается, – продолжил Ванатур. – Заказов у нас много. Таргон со степняками договор заключил. Они обещали восточные пустоши от бродяг очистить и обозы охранять взамен наших доспехов. Тур и Аманор уехали в их кочевья, чтоб на месте разобраться что к чему. Казна, кажется, пополняется.
– И очень вовремя пополняется, – поддержал его Ородреф. – К весне первый обоз снаряжать будем. Прав я, Амтар?
– Прав. Если госпожа даст добро.
Элен улыбнулась:
– Дам, Амтар. Не зря я съездила. Но об этом после.
– Хвала богам! А я уж места себе не находил! – Видно было, что он и вправду рад.
– Однако не все так хорошо, госпожа. Беда у нас была, – заговорил вдруг Балтар.
– Какая? – встревожилась княгиня.
– В сентябре, как стало холодать, на людей странная хворь напала. Начиналось с того, что человеку становилось грустно, он переставал есть, потом нехорошо кашлял, а потом умирал. Хвала небесам, до столицы не докатилось. Тут уж заслуга нашего лекаря Фрэя. Даром, что пришлый. Он сутками с коня не слезал. Всю страну объездил. Сам лечил и другим врачевателям помогал.
– Понимаешь теперь, почему все так всполошились вчера, госпожа? Мы уж думали, и ты заболела, – тихо сказал Мэллор.
– Да, плохая новость. – Элен расстроило это известие. – Верно говорят, беда одна не ходит. Вот и альвы ушли.
– Разве это беда, княгиня? – удивился Ванатур. – Ушли и ушли. Одним соблазном меньше.
– Что? – Элен ушам своим не верила.
– Он верно говорит, – поддержал его Арафант. – Никто из нас не мог понять твоего пристрастия к альвам. Зачем они, для какой пользы? Жили отшельниками, держались отчужденно. Знают они много, это правда. Но какая польза нам от их знаний? Мы для них как букашки. Что им, бессмертным, до наших бед! Ни к чему нам их альфарские чародейства, княгиня! Не для нас они. Мы – люди. Нам на земле крепко стоять надо, а не в небеса глядеть. Сказки не ко времени.
– Вот-вот. Да и казна целей будет, – подытожил Ондогер. Элен растерялась. Похоже, уход альвов обернулся печалью только для нее.
– Они давно уйти собирались. И ушли бы, если бы не Дию. Вот ведь пронырливый старик! Везде свой нос сует. Как он уговаривал их остаться! – с неприязнью вспомнил Диор.
– Да, госпожа, – подтвердил Мэллор. – Его поведение кажется нам странным. Будучи в таком почтенном возрасте, пора о покое думать. Видно, все не может привыкнуть, что он уже не Главный лекарь.
– Да, верно. Он больше не Главный лекарь Раэнора, – прервала его Элен. Нанесенная ей уходом Талиона рана была свежа, и обида за Дию добавила боли. – Он мой наставник и друг, Мэллор. А напомнить ли вам, кто я, советники? Я княгиня Раэнора, ваша госпожа и повелительница. Быстро вы начали забывать об этом!
Мэллор быстро взглянул на нее и склонил голову.
– За дела ваши благодарю. Однако слушать о том, что выше вашего разумения, не желаю. Совет на сегодня закончен. Тебя, Амтар, и тебя, Мэллор, жду сегодня у себя в покоях в шесть вечера. Поговорим о Хьорланде.
Не глядя на помрачневшие лица советников, она стремительно вышла из зала. Ирлинг и Румиль ждали ее в коридоре. Видя, что княгиня разгневана, Ирлинг молча на нее поглядывал, но не успели они дойти до Восточной галереи, как он, не сдержавшись, выпалил:
– Я подслушивал, госпожа! Виноват! Эх, советники! Дальше своего носа не видят. Все бы им выгоду, пользу блюсти! По земле ходят. А зачем? Для чего жить, если мечтать не о чем? Чтобы казну набивать? Золото они для альвов пожалели! Мудрецы!
– Замолчишь ли ты, несносный мальчишка? Вместо того чтобы сидеть на Совете рядом со мной и прилежно вести записи, ты шатаешься неизвестно где, а потом подслушиваешь под дверями. – Она высвободила из-под плаща руку и легонько стукнула болтуна по затылку. – Поди-ка лучше разыщи Дию. Он, наверное, у себя в каморке. Вот по кому я действительно соскучилась! Ирлинг помчался исполнять поручение. Дойдя до своих покоев, Элен отпустила и Румиля. Служанкам она велела приготовить фрукты и вино. Сбросив унылый черный плащ, княгиня осталась в темно-синем шерстяном платье, расшитом шелковой нитью. Она рассеянно оглядела себя в большом, оплетенном плющом зеркале, поправила локоны высокой прически и улыбнулась своему отражению. Пусть Дию не догадывается о ее печали. Элен не хотелось расстраивать старика. Приказав придвинуть кресла и маленький столик ближе к камину, княгиня отослала слуг, налила в бокал темно-красное густое вино и сквозь душистое марево взглянула на пляшущий в камине огонь. Ей не пришлось долго ждать. Дверь отворилась, и послышались мягкие неспешные шаги. Элен поставила бокал на столик и сделала несколько шагов навстречу лекарю.
– Здравствуй, мой милый друг, мой добрый Дию! Если бы ты знал, как я рада тебя видеть!
– Угу! – буркнул старик, казалось, вовсе эту радость не разделяя. Даже не взглянув на Элен, он прошел мимо нее и уселся в кресло. – Теперь я действительно это знаю. Ты просветила меня на этот счет вчера, а твой ужасный Румиль только что пинка мне не дал вдогонку! Неблагодарный мальчишка! Весь в свою хозяйку!
– Ах, Дию, прости! – Элен улыбнулась. Она подошла к креслу, в котором сидел старик, налила в бокал вина и подала его лекарю. – Хватит дуться. – Она обняла Дию за плечи и поцеловала в щеку. – Нам с тобой есть за что выпить, дружище! По крайней мере, сражение с Арандамаром я выиграла!
– Значит, ты видела Номанатура? – Дию оживился. Его напускная обида бесследно исчезла, и теперь он с любопытством смотрел на княгиню.
– Да. И его сыновей.
Мэллор и Амтар вошли в покои Элен в сопровождении Ирлинга. Никогда прежде княгиня не приглашала советников к себе, и они с плохо скрываемым любопытством рассматривали ее кабинет. Довольно большая комната с высоким потолком, со стенами, обшитыми мореным дубом, с тяжелыми глухими занавесями на окнах настраивала на торжественный, немного мрачный лад. Даже пламя в камине было не желто-оранжевым, а багровым. Не было в помине ни зелени, ни птиц, ни фонтанчиков, ни светильников – всех этих милых безделушек, которыми любила окружать себя княгиня. Забреди сюда случайный человек, сначала по занявшим целую стену шкафам, полным книг в старинных переплетах, он решил бы, что это убежище историка, летописца, мудреца. Но затем, осмотревшись и обнаружив висящие на стенах карты с множеством пометок, свидетельствующих о том, что над ними долго и тщательно работали, пришелец решил бы, что хозяин – бывалый путешественник, исходивший вдоль и поперек полмира. Взглянув в отгороженный ширмой дальний угол комнаты и увидев стоящие на толстой каменной плите странного вида наполненные разноцветными жидкими и сыпучими веществами пузырьки, окинув взглядом полки с ретортами, колбами, щипчиками, ступками, жаровнями и заприметив ворохи бумаг, испещренных странными знаками и буквами таких древних азбук, что теперь никто точно не мог сказать, были ли они на самом деле, убежал бы, радуясь, что дешево отделался, попав в логово к колдуну. Комнату освещали толстые свечи в массивных бронзовых подсвечниках. Около стола стояли четыре тяжелых буковых кресла. Элен ждала советников. Усадив их в кресла, она вопросительно взглянула на оставшегося стоять Ирлинга.
– А я сейчас, госпожа! – Он выскользнул из кабинета в другую комнату. Однако тут же вернулся, держа в руках ворох разноцветных диванных подушек. Уронив их на ковер у камина, Ирлинг улегся тут же, раскрыл внушительных размеров тетрадь, открыл маленькую коробочку-чернильницу, достал из-за уха перо и в ожидании воззрился на княгиню. Поведение секретаря удивило советников, но оба, помня отповедь госпожи, сочли за благо смолчать. Элен же только усмехнулась выходке избалованного мальчишки. Княгиня извлекла из вороха посторонних записей кипу перевязанных лентой больших листов с надписью “Хьорланд”. Развязав ленту, она стала один за другим раскладывать листы перед ошеломленными советниками. На толстой лощеной бумаге были нанесены карты отдельных местностей с дорогами, реками, озерами. Даже горные тропы были отмечены прерывистыми линиями. Чертежи замков, крепостных валов, расчеты для строительства мостов, описания погоды! Были сделаны пометки, что разрушено полностью, что можно было восстановить.
– Откуда?! – только и смог выдохнуть Амтар.
– Я же обещала! – Элен была явно польщена.
– Неужели все это есть у них, за Рекой? – задумчиво произнес Мэллор.
– Конечно, нет. А то плохи были бы наши дела. Это плод наших многолетних совместных усилий. Немало помогли разведчики Велемира. Кое-что подсказали гримы. Да и среди альвов были такие, кто знал о Хьорланде не понаслышке. Поездка же в Вальбард помогла осмыслить и обобщить все собранные нами знания.
– А почему княгиня показывает это только нам двоим? – Опять спросил Мэллор.
– Таскать эти бумаги через весь дворец? Переселением пока серьезно занимается только Амтар. К тому же я уверена – остальным и так все будет известно.
– Это точно, – улыбнулся Амтар. – Ну, теперь можно отправлять первый обоз. – Не рано ли? – усомнился Мэллор.
– Нет, не рано, – поддержала Амтара Элен. – Я прикажу вышить все карты и планы на шелке. Так их легче хранить в дороге. Бумага может истрепаться, отсыреть… Всего будет двенадцать больших отрядов. Каждый поведет один из советников. Думаю, Амтар, первый отряд нужно возглавить тебе.
– Это ошибка, госпожа, – оживился Мэллор. – Амтар должен снаряжать отряды здесь, готовить их к трудной дороге. Он знает о переселении гораздо больше любого из нас. Вначале на север должен пойти другой. Тот, кто сможет преодолеть первые тяготы, потом – принимать и расселять другие отряды, а главное, быть твоим надежным и верным наместником, княгиня, до того, как ты прибудешь в свои новые владения.
Элен беспечно отмахнулась: – Ладно, потом решим. Амтар, в первом отряде должны быть гримы.
– Понимаю, – Амтар вздохнул. – Только ведь их не заставишь силой. Непростой они народец, несговорчивый, упрямый. Ты же знаешь, многие не хотят с нами идти. Те, у кого есть родичи в Западных горах, думают к ним податься. Остальные тоже впереди всех оказаться не спешат.
– Да что ты, в самом деле! – раздраженно выговорил Мэллор. – Народ непростой! Ты еще так о двергах скажи! Пообещай им что-нибудь! Посули золото, много золота и драгоценных камней. Вот увидишь, у них от жадности глаза загорятся! Отбою не будет от желающих первыми богатства к рукам прибрать!
Элен в недоумении взглянула на Мэллора. Изменился советник. Откуда у него такие мысли? Гримы, дверги, люди – в Раэноре меж ними никогда особых различий не было. Альвы не в счет, о них разговор особый. Каждый народ был в своем праве. Других никто не задевал. Почему тогда такая злость и презрение, явственно слышимое в голосе советника?
– Непонятные и чужие твои слова, Мэллор, – строго сказала она. Обиженно насупившемуся Амтару речь товарища тоже не пришлась по душе. Да и сам Мэллор, казалось, понял, что сглупил. Тягостное молчание нависло над столом. И тут Ирлинг, как ни в чем не бывало, сонным голосом протянул:
– Так что решили-то, госпожа? Когда первых переселенцев отправлять будем? Я что-то пропустил. Задремал, наверное.
Элен прыснула. Хорошо, что рядом есть такой неунывающий балбес!
– Пиши: решили отправить первый отряд будущей весной, как только подсохнут дороги. Согласен, Амтар?
– Да. Думаю, самое время.
– Капитаном отряда назначить Мэллора.
Тот заметно обрадовался. А Элен продолжила:
– Наместников никаких не будет. А будет Совет, как в Раэноре. Передайте о моем решении остальным.
В знак того, что разговор закончен, Элен встала. Вслед за ней поднялись Амтар и Мэллор, а за ними вскочил, едва не опрокинув чернильницу, Ирлинг. По знаку княгини он проводил гостей до выхода из ее покоев. А после этого, резонно отметив, что посвятил отчизне и так слишком много времени, отправился в сад, где его уже ждали.
С этого дня спокойствие не только в столице, но и во всем княжестве было нарушено. Из дворца слали гонцов по всему Раэнору, скликая готовых отправиться в опасное путешествие добровольцев.
Хэльмир был не на шутку встревожен. С его старшим братом творилось что-то неладное. Все началось с того злосчастного вечера, когда юноша передал ему шкатулку Хадинга. Брата было трудно узнать. Куда делись в одну ночь открытый нрав Хаггара, его неугомонность? Ясный взгляд серых глаз потух. Понурая угрюмость сменялась болезненной рассеянностью. Теперь Капитана редко видели на крепостных стенах Вальбарда. Он почти не выходил из своих покоев. Ни уговоры, ни угрозы отца, ни старания лекарей, ни посещения друзей – ничто на него не действовало. Все свое время Хаггар проводил, созерцая чудный медальон, сжимая в холодных руках такой же холодный, равнодушный металл или стоя у распахнутого окна, завороженно устремив взгляд в небо, за дальний горизонт, прячущий за своей призрачной завесой восточные степи. Время шло. Номанатур, поначалу навещавший сына кажый день, оставил свои попытки вывести его из странного оцепенения. Он всякий раз приходил в бешенство, видя равнодушную бездеятельность наследника. Хэльмир тоже не добился успеха. Хаггар будто и не видел его. Поняв, что усилия будут бесполезны до тех пор, пока не найдется повергшая Хаггара в тоску причина, тот тоже прекратил посещения. Он долго думал, сопоставлял, и вот теперь нужно было подтвердить или опровергнуть свою догадку.
Хэльмир решился. Дождавшись позднего вечера, юноша подошел к покоям Капитана. Его сердце взволнованно билось. Постояв в нерешительности перед плотно закрытыми массивными дверями, он взялся за бронзовую ручку. Дверь бесшумно открылась. В покоях Хаггара было темно. Хэльмир прошел сквозь пустые комнаты, освещенные лишь тусклым светом едва родившейся луны, к кабинету, под дверями которого мерцали бледные блики каминного пламени. Юноша несмело постучался. Ответа не было, но незапертая дверь чуть приоткрылась, словно приглашая войти. Хэльмир последовал этому немому приглашению. Кабинет скудно освещался тлеющими углями в камине да парой оплывших свечей в высоком подсвечнике, стоявшем на письменном столе. Хаггар, ссутулившись, сидел в кресле у камина. Услышав шаги, он поднял голову и невидящими глазами уставился на Хэльмира. Первые мгновения он не узнавал брата, но потом его взгляд прояснился. Он сделал попытку улыбнуться и тихо сказал: “Садись”, указав на кресло напротив. Хэльмир сел и выжидающе взглянул ему в лицо. Однако, на секунду вырвавшись из пут тяжелых мыслей, Хаггар снова задумался. Напрасно было ждать от него приглашения к беседе. Хэльмир внимательно оглядел брата. Тот сидел, вновь устремив взгляд на угасающее пламя, наблюдая, как сине-желтые змейки вьются вокруг черных блестящих головешек, как, потрескивая, взрываются и, напоследок ярко вспыхивая, рассыпаются угольки, становясь серым пеплом. Его волосы спутанными прядями висели вдоль ввалившихся бледных щек. Тонкие морщинки прорезались у переносицы. Губы то сжимались, то беззвучно шевелились. В раскрытом вороте его рубахи блеснула витая цепь. Хэльмир признал ее – от медальона, оставленного Хадингом. Хаггар бессознательно теребил ее рукой, перебирая серебряные звенья. Острая жалость пронзила сердце Хэльмира. К своему удивлению, он почувствовал себя гораздо старше брата. Только бы удалось ему помочь! Негромко, но отчетливо Хэльмир произнес:
– Я знаю, отчего ты болен.
Хаггар не пошевельнулся, но пальцы прекратили лихорадочное движение – он прислушался. И Хэльмир мягко, но уверенно заговорил, сам изумляясь своим словам.