Анна Соболева
Легенды Раэнора
– Видно, не отстанешь.
– Да уж. – Хаггар встревоженно смотрел на жену.
– Просто теперь мы с Румилем каждое утро занимаемся. Восстанавливаем былые бойцовские навыки.
При упоминании о Румиле у Хаггара как будто все зубы разом заболели. Сморщившись, он простонал:
– Зачем тебе это? Девочка моя, тебе нечем заняться? Гуляй в садах, болтай с Дию, езди с Ирлингом верхом, обсуждай с девушками наряды, выращивай с Кертисом цветы……
– Я княгиня! – Элен гордо выпрямилась.
– Ты женщина! И моя жена! – Заметив, как она нахмурилась, Хаггар смягчился: – Элен, не сердись. Взгляни на свои руки! Разве они для этого созданы? Твои запястья вместо синяков должны украшать браслеты с изумрудами! А мечи – дурные игрушки.
– Но ты……
– Я? – Хаггар нежно обнял жену и погладил по склоненной голове. – У меня не было выбора. Никогда. Знаешь, что было первым подарком моего отца? Что он положил в колыбель своего первенца? Вот этот клинок, что висит у меня на поясе. Сколько им пролито крови! Я, бессменный полководец Арандамара, убивший первого врага в шестнадцать лет и с тех пор нещадно истреблявший всех, посягавших на границы нашего королевства, не люблю войну. И не хочу, чтобы ты, любимая, узнала, что это такое.
– Война, война! – раздраженно воскликнула Элен. – Последнее время я только и слышу о войне. Не слишком ли часто ее упоминают? Хаггар, это забава! Румиль……
– Элен, это слишком опасно.
– Но он мастер!
– Сумасшедший. Я ему не доверяю. Хотя теперь, похоже, наш спор потерял смысл.
– Что ты имеешь в виду? – испуганно спросила княгиня. Хаггар рассказал ей о столкновении в галерее. – Я знаю, что виноват перед тобой. Ведь это твой слуга. Прости. Но его молчаливая ненависть, Элен, мне надоела.
Княгиня беспомощно глядела на мужа, не в силах вымолвить ни слова. “Дию был прав. Это я виновата”, – подумалось ей. Но как объяснить все вот так сразу?
– Ну, что ты молчишь? – Хаггар с тревогой смотрел на нее. Осторожно высвободившись из его объятий, Элен провела рукой по лицу и твердо сказала:
– Нам необходимо поговорить.
Он с готовностью согласился.
– Слушаю тебя.
– Нет, не теперь. Я не готова. Приходи в Каминный зал, как стемнеет.
– А сейчас что же?
– Отдохни. Мне же, прости, нужно побыть одной.
Она встала, поцеловала мужа, взъерошила его густые волосы и вышла из трапезной. Хаггар последовал совету жены. Он принял горячую ванну и прилег отдохнуть, наказав Атни, тенью следовавшему за своим обожаемым господином, разбудить его в пять часов – осенью смеркалось рано. Оруженосец удобно устроился в глубоком кресле рядом с кроватью князя, придвинул поближе к себе светильник и принялся изучать какой-то свиток.
– Что опять читаешь? – уже в полусне спросил Хаггар.
– Это, господин мой, старинная история о ловцах ветра.
– И как, интересно?
– Очень. Хочешь, прочту?
– Нет, благодарю. – Хаггар на минуту замолк. – Эй, Атни, а ты знаком с телохранителем княгини?
– С Румилем? – оживился оруженосец. – Ну да, я его знаю. А что?
– Что он за человек?
Атни быстро взглянул на князя и ответил:
– Спроси лучше у княгини, господин.
Хаггар хмыкнул:
– Вот как, значит. Ладно. Так разбуди, как договорились. Только сам не засни!
Атни кивнул, уже не в силах оторваться от чтения. Хаггар поворочался, и вскоре дрема одолела его.
Поздним вечером, пройдя по длинному проходу в западной части дворца, князь вошел в Каминный зал. Несколько зажженных светильников на стенах не рассеивали мрак. Черные потолочные балки еле угадывались, и невозможно было разглядеть сюжеты развешанных на стенах гобеленов. Зато освещенное ярким пламенем жерло камина горело, как зев дракона. Сам камин, огромный, на четверть стены, тоже растворялся в темноте, представляясь еще более внушительным. Элен сидела, поджав ноги, на косматой медвежьей шкуре, брошенной на толстый, густой ковер. Оранжевые отсветы плясали на ее задумчивом лице, на светло-голубом платье, казавшемся сейчас жемчужно-серым. Когда княгиня подняла на мужа глаза, Хаггару на миг показалось, что черная, жуткая бездна глянула на него из ее очей. Преодолев неприятное чувство, князь подошел к камину, подкинул в огонь поленьев и сел рядом с женой. Элен тихо произнесла:
– Я хочу рассказать тебе о клейменых альвах Раэнора, любимый. Когда-то очень давно я вот так же сидела в этом зале, а рядом со мной был тот, кого я любила больше всех на свете – мой отец.
– Ты грустна, дочь моя. Этому есть причина? – спросил он, видя, что в моих глазах стоят слезы. И я ответила, слыша, как стонет за окном ветер:
– Отец, скажи, почему столько песен сложено о листьях, что, умирая, облетают по осени? Почему их участь называют горькой? Не стократ ли горше участь дерева, каждую осень прощающегося со своими детьми, становясь свидетелем их смерти? Я – как высокое дерево, отец, одиноко стоящее посреди пустынного поля. Люди вокруг рождаются, живут, умирают, отлетая пожухлой листвой, а я стою, сиротливо раскинув руки, и никого нет рядом. Я одна, отец. Мне больно терять!
– Так ты хочешь смерти?
– Нет. Моя мать не затем отдала мне свое бессмертие, чтобы я так малодушно с ним рассталась. Да и кому я оставлю Раэнор?
– Тогда чего же ты хочешь?
– Друга. Равного себе.
О, как он разгневался! Его серые пронзительные глаза грозно сверкнули.
– Твой безумец – брат тоже хотел их дружбы, дружбы этих вероломных альвов! Тебе ли не знать, чего это всем нам стоило! Он погиб, а твоя мать ушла, оставив тебя сиротой. А теперь и ты хочешь повторить его судьбу?
– Отец, я никогда не обращусь к тем, из-за Реки! Клянусь тебе! Они отреклись от нас, и я от них отрекусь. Но я знаю, что альвы есть в темницах твоего друга Морна. Я могу заплатить выкуп.
Он расхохотался.
– Рабы из подземелья? Одумайся! Ты – княгиня, моя дочь! В твоих жилах течет царственная кровь! Да ты и не знаешь, что он с ними делает, с этими пленными альвами, в своих подвалах. Они становятся хуже скота!
– Вот я и куплю их, как скот.
Много времени прошло после этого разговора. И вот однажды с очередным посольством Морн прислал мне подарок – юную альфару с младенцем. Как я была рада, когда посол передал письмо, в котором говорилось, что отныне Эарин и ее сын Эстрел принадлежат мне! В письме указывалось, что альфара весьма искусна в вышивании и плетении гобеленов, а еще прекрасно поет и танцует. Моя мать была из альвов, Хаггар. Но она умерла, и я ее не помню. Эарин стала первой из их народа, с кем столкнула меня жизнь. Из книг, из преданий я знала, что альвы красивы, веселы и беззаботны. Но судьба в тот раз посмеялась надо мной. Когда Эарин привели ко мне, я не поверила, что она – альв! В грязном, рваном тряпье она выглядела молчаливым, напуганным и злобным заморышем. Я знаю их язык, благородный язык древнего народа. Я пыталась с ней заговорить. Но все было напрасно. Она молчала. Ни слова не сказала, когда я объяснила ей, что отныне она свободна. Молчала, когда еще в пути занемогший ребенок кричал от боли. Я пыталась его лечить, но тщетно. И только когда он умер у нее на руках, Эарин прервала молчание. Она запела над мертвым младенцем. И в своей песне рассказала, как жила в чудесном лесу и была счастлива, как пела и плясала под полной луной, как незаметно текло время. Но однажды огромный отряд морнийцев вторгся в их лес. Многих убили, но многих, так же как ее, угнали в плен. Она пела о том, как свищут бичи над головами надсмотрщиков, а опускаясь на спины рабов, разрывают плоть, оставляя незаживающие раны. Пела, как в муках родился ее ребенок и как она, лишившись надежды, желала ему лишь скорой смерти. И вот теперь он снова в их благословенном краю, а она здесь, в темнице. Ах, любимый, как она была красива! Тонкая и гибкая, как ивовая лоза, светловолосая, с прекрасным, гордым, бледным лицом. А ее глаза я помню до сих пор. Дивные, сияющие очи. Когда она пела, слова оживали, и музыка текла, как ручей. Мне так хотелось вернуть ей радость, услышать ее смех! Но все было напрасно. Я говорила ей, что она может возвращаться в свой чудесный лес, что я дам ей провожатых. Но Эарин лишь печально качала головой. Годы шли, а она все никак не могла избавиться от прошлого. И однажды зимой, когда день, не успев наступить, превращается в ночь и не хочется отходить от горящего камина, она заснула навсегда.
Элен замолчала, глядя, как пляшут в камине языки пламени.
– Почему ты называешь их клеймеными? – спросил Хаггар. Элен ответила, не отрывая взгляда от огня:
– Мою тоску по альвам заглушили последующие события. Войны, мятежи, страшный мор… Жуткие были времена. А потом настали долгие века благополучия, и снова подступило одиночество. О подарках от угрюмого соседа больше нечего было и думать. Но он сам подсказал хитрость, с помощью которой мне удалось добиться своего. Однажды я поехала с посольством к Морну и там, жалуясь на причиненные войной разрушения, сетовала на нехватку мастеров. Мой хитрый сосед сразу разгадал уловку, но упрямиться не стал. Только с насмешкой спросил о причине моей нелепой тяги к бессмертным. Ведь и среди людей встречаются незаурядные умельцы. – Но подумай сам, – возразила я. – Ведь людей ты мне тоже бесплатно не дашь. Они быстро дряхлеют и умирают. А бессмертные – другое дело. Однажды купив такого раба, можно дальше ни о чем не беспокоиться.
Он рассмеялся и сказал, что я всегда ему нравилась, что у меня есть голова на плечах и что я умею блюсти свою выгоду. Конечно, Морн со мной согласился. Им было нужно золото. Много золота для покорения новых земель. Никогда не понимала его жадности! Мы заключили договор. Отныне время от времени я могла приезжать и отбирать для себя пленников, но не больше пяти за один раз. Я тут же этим воспользовалась. Так здесь появились первые клейменые альвы. Тот, из-за гор, выжигал на лбах своих пленников клеймо – магическую руну своего проклятого имени, как тавро на породистых лошадях. Злодей обхитрил меня. Я-то думала, что смогу дарить им свободу. Но когда несколько альвов бежали из страны, вскоре их изрубленные тела привезли на телегах обратно. А прибывшие со страшным обозом морнийцы объяснили, что так будет со всяким, кто решится перейти границу Раэнора. Я была в отчаянии. Но ненависть моя к Морну вспыхнула с новой силой, когда я узнала о другом его коварном замысле. Колдун сам время от времени выпускал пленников, замутив их разум. Они приносили много бед, возвращаясь к сородичам, и те, если не убивали беглецов, то сторонились и бежали от них, как от мора. С тех пор клейменые альвы не пытались покинуть Раэнор. И так в Дол-Раэне появился альфарский квартал. Много друзей было у меня среди них. Немало пользы принесли они моей стране. И я благодарна судьбе за встречу с одним из них – с принцем Талионом. Помню, как его швырнули к моим ногам. Он не мог подняться, да и дышал с трудом. Там, за горами, были уверены, что он умрет, иначе никогда не выпустили бы его из застенков.
– Княгиня, прости за столь строптивого раба! – оправдывался морнийский посол. – Дуралей пытался бежать, за что и получил по заслугам. На твоем месте я заковал бы его в цепи.
– Благодарю за совет, – ответила я послу. А что еще мне было делать? Но он выжил, клейменый принц с благородным сердцем. Спасибо Дию. Он выхаживал его, как сына. Талион стал мне другом.
– Подожди! – воскликнул Хаггар. – Я слышал, что альвы ушли из Раэнора. Как же ты их отпустила? Теперь жди неприятностей с юга!
– Нет. Времена, когда Врагу была так уж важна их участь, прошли. Теперь у Морна другие планы. Что ему я и мои альвы!
– Я сышал от Дию, что ты помогаешь им.
– Всего однажды. Дию встречался с Талионом, когда вы с Велемиром ходили в степь.
– Сунуться за границу одному! Бесстрашный старик!
– Да.
– Элен, а что же Румиль? На альва он не похож!
Она усмехнулась:
– Он из коренных морнийцев. Из тех, кто пришли сюда из-за моря вслед за своим господином. Знатные люди, друг мой. Древняя кровь. Его родичи командуют войсками Морна, а отец был начальником самой грозной тюрьмы Врага. Именно в ее подземелья я спускалась, чтобы отобрать для себя узников. Это было в один из моих последних приездов. Я шла по узким, темным подземным коридорам в сопровождении одного из главных тюремщиков. Они все старались мне угодить. Еще бы, дочь Черного Вестника, друга и помощника их господина! И этот нес передо мной чадящий факел, а я зябко куталась в плащ. Затхлая сырость пробирала до костей. В камерах царила настороженная тишина. Мольбы о пощаде были бессмысленны и встречали лишь жестокие насмешки и побои. Зато мой провожатый болтал без умолку, рассказывая морнийские сплетни. Меня все эти новости не слишком интересовали, но одно его замечание привлекло мое внимание.
– А у нас здесь, вроде, перемены намечаются! – сказал мой спутник.
– Какие же? Еще один этаж выстроят?
Он расхохотался:
– Нет! Нечего дармоедов разводить. – И злорадно выпалил: – Думаю, снимут нашего начальника тюрьмы!
– Это еще почему?
– А ты, госпожа, разве не слышала, что его полоумный сынок вытворил?
– Нет. Я ведь только приехала.
Мой спутник потирал руки от радости, что первым расскажет мне о скандале: – Он всегда чокнутый был, этот его Румиль. С нашей ребятней не водился. Гордый! Еще бы, сын таких родителей! Вот и догордился. Дело темное. Никто не знает, как он тут с нашими постояльцами стакнулся, чем они его прельстили. Короче, сбежали они. А он им помог. Ребята говорят, что среди сбежавших девчонка была, уж больно смазливая. Наш главный как узнал, так сынка своего здесь на нижнем ярусе и запер. И давай дознаваться, что да как. А тот, паршивец, упорный, молчит. Правда, когда наши специалисты за него взялись, запел, как птичка, да все без толку. Орет только, а куда беглецы делись, не говорит. Но папаша у него серьезный, сама знаешь. Упрямый, сынок-то в него. В общем, нашла коса на камень. Позвали колдуна. Я его и приводил к мальчишке. Сам все видел, не вру.
– Что за колдун?
– А, есть тут у нас умелец. В глаза тебе глянет, руками перед лицом поводит, ты ему и выложишь о себе все, как есть. Парень-то его знал. Как увидел, к стене отвернулся и затих. А потом задергался и жутко так застонал. Мы к нему. Перевернули, а уж поздно! Стервец сам себе язык откусил, госпожа, хочешь верь, хочешь нет! Он у него изо рта этаким осклизлым комочком вывалился, кровь хлещет… Тьфу! Мы ему зубы ножом разжали, рану каленым железом прижгли, чтоб кровью не истек. Вот волчонок! Так и не удалось выпытать, куда он пленных-то дел, как из тюрьмы вывел. Поэтому главного и турнут. Давно пора! Совсем зазнался.
– Значит, его сын умер? – Элен с трудом, но удалось вспомнить худенького мальчика, которого она несколько раз мельком видела в доме начальника тюрьмы.
– Нет еще. Но он недолго протянет. День, два… Ему от родного папаши так досталось!
– Он здесь, в тюрьме?
– Конечно, где же еще.
– Покажи мне его!
– Зрелище-то неприглядное. Они у нас все тут не красавцы, а этот – просто беда. Только глазами зыркает, звереныш. Того гляди, укусит! Но, если хочешь, пойдем.
Мы спустились в глубь подземелья. На полу чернели лужи, капель гулко отдавалась под низкими сводами – подземные воды просачивались сквозь известняк. Крысы то и дело шмыгали под ногами. Факел в руке моего спутника еле горел, до того сырой и спертый был воздух. Мы шли долго. Наконец в конце коридора тюремщик остановился, отпер ржавую железную дверь, зажег фонарь над входом и пригласил меня заглянуть внутрь. Я никогда прежде не видела такого, Хаггар. В узкой каморке с низким потолком на каменном полу лежал человек. Он был без одежды, и худое тело вздрагивало от холода. Содранная кожа висела на нем клочьями, а в страшных ранах белели кости. Ногти на руках и ногах были вырваны, черная кровь запеклась, склеив пальцы. Лицо было невозможно разглядеть под чудовищной бурой коростой. Преодолев дурноту, я подошла к нему, опустилась на колени, осторожно прикоснулась пальцами ко лбу и прошептала в самое ухо:
– Потерпи. Помощь близка.
Он вдруг широко открыл глаза и в упор посмотрел на меня. С той минуты я твердо решила освободить пленника. Конечно, я понимала, что сделать это будет очень нелегко. Но этот взгляд, взгляд решившегося на смерть человека, преследовал меня. А ведь мальчику не было и семнадцати! Приготовившись ловчить и исхитряться, я была удивлена тем, как легко пошли мне навстречу. Морнийцы хотели замять скандал. И родственники матери мальчика помогли мне вызволить его из тюрьмы в обмен на обещание, что больше о нем никто никогда не услышит. Через границу его перевезли в моем паланкине. Однако упрямец не хотел жить. Мы с Дию излечили телесные раны, но в его душе была пустота. Я была в отчаянии и однажды поделилась своей бедой с Талионом. Мой друг внимательно выслушал меня и сказал, что попытается помочь.
– Элен, дорогая, позволь мне поговорить с мальчиком.
– Ты, видно, не понял, альв. Он нем! Сказать ему что-то ты можешь, поскольку знаешь его язык, но ответа не дождешься!
– Говорит не язык, а сердце. Надо только уметь слушать, – возразил мой друг. Он навестил нашего пациента. Потом пришел еще и еще, а потом стал появляться в его комнатах чуть ли не каждый день. Мальчик начал оживать. После того как мы с Талионом снова поговорили о нем, мне понадобился телохранитель. Нечего было парнишке томиться без дела. Вскоре я и сама научилась разговору без слов.
– Вот оно что, – в задумчивости прошептал Хаггар.
– Да. Все не так просто, как кажется на первый взгляд. Дию предупреждал меня. И Талион умолял отпустить Румиля с ним. Как будто он мой слуга, и я могу ему что-то приказать! А сегодня… Мы оба были к нему жестоки. Я не должна была предлагать ему уехать.
– Ты? – удивился Хаггар.
– Это была ошибка. Я многим обязана своему верному молчуну, милый. Мою жизнь безоблачной не назовешь. У Румиля всегда было много работы. И я не могу с ним расстаться, он слишком мне дорог. Прости.
– Теперь я понял. Ты права. Что ж, попробую все уладить. – Князь стремительно поднялся. Элен с надеждой взглянула на мужа.
– Думаешь, тебе удастся?
– Не знаю, дорогая. Шансов не так много, учитывая строптивый нрав твоего страдальца, и с каждой минутой, чувствую я, шансы эти уменьшаются. Поэтому прости, встретимся в наших покоях.
Он поцеловал ее руку и вышел.
Румиль сидел за столом, погруженный в горестную задумчивость. Итак, его прежняя жизнь в Дол-Раэне кончена. Он уже собрал вещи, которые решил взять с собой: меч, пару кинжалов, кольчугу, свой дневник, письма Элен и ее маленький портрет. Вдруг в дверь громко, настойчиво постучали. Странно. Он никого не ждал. Стук повторился, и Румиль пошел открывать. Когда дверь распахнулась, телохранитель на миг замер от удивления: на пороге стоял князь. Но, сообразив, что тот пришел проверить, убрался он уже или нет, и поторопить, если что, криво усмехнулся и показал на почти собранную сумку. Однако князь оставил жест без внимания и, не отрывая взгляд от бледного, измученного лица Румиля, спросил:
– Я могу войти? Ъ
Морниец секунду стоял без движения, но миролюбие князя взяло верх. Он посторонился, давая тому пройти. Хаггар устроился в кресле и подождал, пока хозяин тоже сядет. Помолчав немного, он коротко вздохнул и сказал:
– Я говорить не мастер. У нас в семье разговорами отец занимался. Поэтому не взыщи, если что.
Румиль болезненно насторожился. Зачем пришел этот человек? Издеваться над ним? Но его терпение не безгранично! А тот продолжал:
– В общем, вот что. Я тебя обидел. И ты меня прости.
Румиль нервно затеребил пальцами завязки на жилете. Он боялся поднять глаза.
– Я не знал, понимаешь? Мне Элен обо всем только сейчас рассказала. Забудь о моих словах. Оставайся.
Он выжидающе взглянул на телохранителя. Тот долго молчал, а когда, наконец, поднял глаза, Хаггар увидел в них такое смятение, что растерялся, пробормотав:
– Я об этом догадывался. Ты ее любишь.
При этих словах Румиль вздернул голову и с вызовом глянул на князя.
– А если любишь, хочешь, значит, чтобы она была счастлива. А иначе что же это за любовь!
Румиль пристально смотрел на него.
– Останься. У Элен не так много друзей. Я же не только муж ей, но и князь. Я не могу сидеть подле нее целыми днями. И я хочу, чтобы рядом с княгиней всегда был верный, надежный человек.
Морниец опустил глаза. Что ему делать? Зачем князь говорит ему все это? Он больше не нужен госпоже. Он – досадная помеха. И Румиль упрямо покачал головой. Хаггар озадаченно разглядывал его понуро ссутулившуюся фигуру. Кажется, дело улажено. Чего еще хочет этот строптивец? И тут его осенило. Конечно! Неспроста сегодня днем телохранитель был мрачнее тучи!
– Так. Понял, наконец! – Он хлопнул ладонью по столу и встал. Румиль поднял голову. – Она сама предложила тебе уйти! Ведь не из-за моих слов у тебя слезы в глазах! Вот что, Румиль, хватит ребячиться! Разбирай свою котомку и ложись спать. Неужели ты не понимаешь, что госпожа твоя тебя оберегает? Видит, что тяжело тебе к новым порядкам привыкать, что не сошлись мы с тобой. Вот и предложила тебе уйти, а сама плачет. Ну и друзья у моей жены! Чуть вас против шерсти погладишь, вы и бежать. Гордость, видишь ли, оскорблена. Знаешь, Румиль, я бы здорово на твоем месте подумал. Не делай ей больно. Да и мне твоя помощь очень бы пригодилась. Нужно войска обучать. В общем, смотри.
Хаггар ушел. Румиль не знал, что и думать. На следующий день, позавтракав с мужем, Элен провожала его до дворцовых ворот. Хаггар спешил на учения. Северный ветер нагнал со Срединного моря тяжелые тучи, без конца моросил холодный дождь. Поплотнее завернувшись в плащ и накинув на голову капюшон, Элен, не в силах сдерживать дрожь, смотрела, как муж садится на коня, как они с оруженосцем бодро обсуждают предстоящие дела, будто вовсе не ощущая холода. Наконец, отсалютовав княгине, Хаггар и Атни уехали.
Вернувшись во дворец, Элен направилась в Гобеленовый зал. Ирлинг уже ждал ее там. Они вместе просмотрели бумаги, и княгиня объявила о начале приема. Хаггар заразил ее жаждой деятельности. К тому же рядом не было советников, готовых переложить этот груз на свои плечи. На сей раз работу удалось закончить к четырем часам.
– Время обедать, госпожа. – Ирлинг собрал накопившиеся на столе бумаги.
– Да уж. – Элен встала и подошла к окну. Дождь все шел. – Бедняги! – Она вздохнула и поежилась.
– Кто, госпожа?
– Наши воины, мой дорогой. Наши доблестные защитники!
– Ничего они не бедняги! – возразил секретарь. – Навесы у них есть, чтобы от дождя прятаться, с голоду они там тоже не умирают. Все содержатели трактиров из западного квартала на них работают. Сладкое и десерт им из дворца привозят. К тому же, свежий воздух полезен для здоровья.
– Все-то ты знаешь! – съязвила Элен.
– Все не все, а уж это точно. – Ирлинг потянулся, разминая затекшие плечи. – А хочешь, госпожа, съездим туда. Ты сама убедишься в том, что я прав.
– И правда, Ирлинг, давай съездим! Прямо сейчас!
– Нет, сейчас не годится.
– Это почему?
– Они в это время как раз обедают. Когда мы приедем, уже ничего не останется. Даже десерта! Ты хочешь остаться голодной в такой холод, под дождем?
Элен улыбнулась:
– Умник! Иди, распорядись насчет трапезы. Потом зайди за Румилем и бегом ко мне. Я приглашаю вас за свой стол. Поедем за город после обеда.
Вскоре все трое сидели за столом. Элен и Румиль молчали, зато Ирлинг, по обыкновению, болтал, рассказывая дворцовые новости. Сначала княгиня с тревогой поглядывала на своего сумрачного друга, но он был так спокоен, так невозмутимо отвечал на ее взгляды, что у нее отлегло от сердца. Переведя взгляд на секретаря, она в задумчивости подперла рукой подбородок. Красавец Ирлинг, весело скаля белые зубы, соловьем заливался, стараясь развлечь госпожу.
– А знаешь, что, – медленно произнесла она, – надо нам тебя женить.
Ирлинг поперхнулся и закашлялся. Румиль участливо взглянул в его покрасневшее лицо и стукнул пару раз по спине. Отдышавшись, секретарь отер слезы и выдавил:
– Спасибо, старина. Ну и рука у тебя! Ох, как дышать больно! Пару ребер ты мне точно сломал.
Румиль лишь плечами пожал.
– Уф! Чуть не умер. – Ирлинг замолчал, пряча лицо от задумчивого взгляда княгини, а потом пробормотал: – Права ты, госпожа. Сам-то я, видно, не соберусь.
– Почему? Ты разве никого не любишь? А мне другое казалось.
– Правильно тебе казалось, госпожа. Люблю. Даже очень. Но вот решить, которую точно, не могу. А всех в жены взять нельзя.
Румиль хмыкнул.
– И нечего тут! Может, это моя беда! Я девушкам отказать не в силах. Они все такие милые!
– Ты чудовище, Ирлинг! – возмутилась княгиня. – Зачем ты обещаешь жениться?
– Не знаю, госпожа! – Он взглянул на нее с такой искренней растерянностью, что Элен рассмеялась.
– Дурень! Выгнать бы тебя, да отца твоего жалко. Достойный, уважаемый человек. В общем, так. Тебе Мелита нравится?
– Очень! – При воспоминании о красивой девушке глаза Ирлинга наполнились нежностью.
– А ей ты жениться обещал?
– Не помню. Может, и да.
– Вот и выполняй обещание. Мелита – девица с характером. Она тебя приструнит.
Ирлинг, соглашаясь, кивнул.
– Прекрасно. Свадьбу сыграем в начале декабря. А теперь собирайтесь, поедем. Ирлинг, распорядись в конюшне, пусть седлают Ахора.
Сменив платье на теплый охотничий костюм, Элен спустилась во двор. Спутниики уже ждали ее. Они выехали из дворца, свернули на набережную канала, а потом поехали по широкой прямой улице, ведущей к Западным воротам. Когда город остался позади, всадники проскакали пару лиг по скользкой, размытой дождями дороге и спустились в низину у Серебринки, где и был разбит военный лагерь.
Элен давно не видела такого скопища вооруженных людей. Воины были разделены на небольшие отряды. Они бились деревянными мечами, бегали, прыгали, стреляли из луков, метали копья и дротики, боролись. До всадников доносились крики и команды наставников. Элен оглядывалась в совершенной растерянности. Где искать мужа в такой сутолоке? Но Ирлинг окинул низину взглядом и указал на маленький черный флажок, трепещущий на высоком древке в самом центре поля.
– Вот вымпел князя! Поедем туда?
– Конечно! Румиль, не отставай!
Все трое направили лошадей к вымпелу. Люди расступались перед ними и, узнавая княгиню, салютовали ей. Она в ответ весело улыбалась: до чего они были не похожи на тех раэнорцев, которых она привыкла видеть! У флажка заметили их появление. Высокий человек в легкой куртке приветственно помахал рукой. Сердце Элен дрогнуло от радости. Хаггар! Она никак не могла привыкнуть к своему счастью. Князь пошел ей навстречу, вслед за ним тенью кинулся оруженосец.
– Ого! Глазам своим не верю! – воскликнул Атни, подбежав к всадникам и увидев секретаря. – Красавчик Ирлинг! Как это тебя занесло в наши края? Ирлинг свысока взглянул на мокрого, с ног до головы покрытого грязью забияку.
– Госпожа, ты только взгляни, какой неприглядный юноша – оруженосец князя! – Он обернулся к Элен, указывая на Атни рукой, затянутой в серую замшевую перчатку. – Давно ли ты мылся? Боги мои, а какой запах! Даже моя кобыла шарахается! Ты позоришь своего господина.
– Я делом занимаюсь! – возмущенно воскликнул Атни. – Зато я смогу быть полезен князю в походе! А ты только и годен, что бумажки перебирать!
– Я, мой милый, предпочитаю во дворце тренироваться. Там сухо и тепло. Атни зло рассмеялся:
– Ага! Знаем мы твои тренировки, красавчик! Торчишь целыми днями перед зеркалом, придумываешь новые уловки, чтобы девчонок с толку сбивать!
– Несчастный, маленький грязнуля! – снисходительно улыбнулся Ирлинг. – Ты можешь злобствовать сколько угодно. А знаешь, кто мой учитель? Румиль! – И он торжествующе вскинул голову. – Смотри, не лопни от зависти, малыш!
Атни от неожиданности замолк, но через мгновение шагнул вперед.
– Слезай с лошади. Сейчас посмотрим, какой ты умелец.
– Вот еще! Чтобы я сапоги в такой грязи пачкал? – Секретарь поправил выбившиеся из-под капюшона волосы. – Мы с тобой во дворце встретимся, если тебя, конечно, туда пустят.
Элен и Хаггар вполголоса о чем-то разговаривали, не замечая готовой перерасти в драку перепалки. Спор прекратил подошедший Велемир.
– Эй, парень. – Он похлопал оруженосца по плечу. – Ты чего здесь прохлаждаешься? Нир, твой напарник, заждался. Так не годится. Смотри, быстро замену найду.
Атни погрозил Ирлингу кулаком и побежал к бившимся на мечах бойцам. Велемир поклонился княгине и тут увидел Румиля.
– Старина! Давно не виделись!
Телохранитель спрыгнул с коня, и они обнялись.
– Ты как? Что так долго не заходил? – Разведчик внимательно оглядел друга. – И выглядишь хорошо. А то Дию меня напугал: мол, ты захворал. Я хотел зайти, а он сказал, что нельзя. Так что, все в порядке?
Румиль кивнул и с улыбкой похлопал разведчика по плечу.
– Это хорошо! Слушай, дружище, раз уж ты здесь, может, покажешь моим молодцам пару твоих приемов? И я бы поучился. Или тебе тоже не хочется сапоги в грязи пачкать?
Румиль с усмешкой покачал головой и вопросительно взглянул на него.
– Славно! Мы здесь рядышком тренируемся. Пошли. – Разведчик взял морнийца под руку и повлек за собой.
На небольшой поляне, некогда покрытой дерном, теперь превратившимся в густое скользкое месиво, топтались с ног до головы заляпанные грязью борцы.
– А ну, ребята, разойдись, освободи для мастера площадку!
Бойцы радостно загудели. Телохранитель скинул плащ на руки одного из борцов, не обращая внимания на знобкий ветер и дождь, разделся до пояса. Туго перевязал бечевкой короткие, до плеч, волосы и вышел на середину площадки. Тесной стеной обступившие поляну зрители опускали глаза под его вызывающим взглядом.
– Эх, опять ведь опозорюсь, – Велемир шагнул ему навстречу. – Только полегче, дружище. А то в прошлый раз мне Фрэй еле руку на место поставил! Румиль кивнул и начал разминку. Беседуя с князем, Элен краем глаза заметила, как Ирлинг нетерпеливо заерзал в седле. Наконец она спросила:
– Что с тобой?
– Госпожа, там Румиль! Давай посмотрим!
– Что ж ты сразу не сказал? Конечно!
Элен снова села в седло. Хаггар взял Ахора под уздцы и пошел туда, где образовалось плотное кольцо народа. Толпа расступилась, и он увидел двух человек, круживших по пустой площадке. Казалось, они исполняют ритуальный танец. Движения были плавны, каждый жест подчинен замысловатому ритму. Танец, похоже, был жертвенный – один из бойцов то и дело падал в грязь, но тут же проворно вскакивал и продолжал упорное круженье.
– Капитан, держись! – подбадривали разведчики своего командира. Тот и держался, но, видно, из последних сил. После очередного броска Велемир, кряхтя, поднялся и, потирая отбитые бока, заковылял с площадки, бормоча:
– Ну тебя, демон! Знал ведь, что опять проиграю!
Хаггар узнал в победителе Румиля и оглянулся на Элен: